Я утверждаю: если забыть о фатальной немилости, которая висит над скромными тружениками всеобщей безопасности, о бессмысленной неприязни, которую питают во Франции к тем, кто охраняет нашу жизнь и позволяет нам спать спокойно, то вы будете вынуждены признать их героями.
   Я сказал во Франции, так как, наверняка, есть страны, где не презирают защитников законности.
   Французы – интеллектуалы, умницы, изысканный, очаровательный, неповторимый народ, – как ни странно, питают слабость к ворам.
   Как только во французских романах, в драмах, в комических операх появляется вор, он вызывает неизменный интерес. Автор знает, где искать успех, он не торопится вырисовывать характер, главное – вызвать симпатию.
   Вор нравится, убийца не вызывает неприязни.
   Их наделяют живостью ума, благородством и блеском манер, обувью из мягкой кожи, изысканной одеждой, поэтичностью, красотой и шляпами с широкими полями и пером.
   Их делают тенорами, в крайнем случае, баритонами; бас, который не нравится дамам, достается судьям; и, конечно, их делают порочными соблазнителями.
   Что же касается жандармов… Какой ужас!
   Даже не произносите имени городского жандарма, если не хотите скандала.
   Пойти против этого всеобщего мнения означало бы сломать характер нации: мы жадны до преступлений и обожаем плутов.
   Но я удивляюсь и не понимаю, откуда берутся отдельные гордецы, которые плюют на общественное мнение, помогая вершиться правосудию, несмотря на всеобщую любовь к преступникам.
   Кто они эти самоотверженные люди? И сколько платят им за их преданность делу, достойную высших похвал?
   Лейтенант избрал свой путь. В три прыжка он достиг западного входа на Новый мост, который выходит к Институту.
   Он положил свой сверток на парапет, развернул плечи и выпятил свой могучий торс: он приготовился к защите.
   – Подходите! – позвал Куатье. – Я хочу скушать с полдюжины ваших дружков, прежде чем захлебнусь собственной кровью. Вы же знаете, я живым не дамся, паршивые собаки! Подходите! Ну! Подходите!

XVI
ПОДВИГИ ПИСТОЛЕТА

   В этот момент, словно желая осветить битву, туча ушла и появился яркий диск полной луны. Обе группы полицейских вышли из тени; теперь, когда бандит остановился и занял боевую позицию, нападавшие шли открыто. Все молчали. Полицейских оказалось двенадцать против одного Лейтенанта, и это было в порядке вещей: полицейских всегда бывает больше, правда, не в такой пропорции.
   Но, я повторяю, есть один факт, который, к сожалению, уравнивает шансы: преступник старается убить, представитель власти пытается взять живым.
   Милые читательницы, простите меня, я умолкаю, добавив лишь, что несчастные блюстители порядка бескорыстно гибнут в этих битвах, оставляя после себя вдов и сирот. Ладно, пусть существуют милые вашему сердцу бандиты, но только, скажем, в Италии. Как там у Скриба?[5]
 
Словно выточен из скал,
Он стоит – суров, надменен.
На боку висит кинжал,
Друг, который не изменит.
 
   Мне не в чем вас упрекнуть, вы воспитывались на этих благородных виршах.
   Но вам покажется одним из прекрасных бессмертных богов тот простой жандарм, который появится на пороге вашего дома в тот момент, когда пол вашей спальни содрогнется под ногами монстра-убийцы!
   Прямой и неподвижный, как античная статуя, крепко встав на обе ноги, Лейтенант прислонился к парапету, на который он положил ребенка; при лунном свете хорошо было видно его могучее, как у Геркулеса, тело.
   В правой руке он сжимал нож. Освободившись от своей ноши, он чувствовал себя увереннее и теперь, согнув ноги в коленях, готовился к прыжку.
   Обе группы жандармов, закончив перестроение, объединились и теперь наступали на него полукругом.
   – Вот мы и встретились, Куатье, мой мальчик, – сказал месье Бадуа тихим и твердым голосом.
   – Ну вот, видишь, от нас невозможно убежать, – вкрадчиво-успокаивающим тоном проговорил Клампен по прозвищу Пистолет.
   – Разве что в воду прыгнуть, – добавил месье Мегень, словно хотел подсказать Лейтенанту единственный выход.
   Месье Мегень слыл не таким уж храбрым, как, например, шевалье Байар.
   – Ну, подходите, выродки! – крикнул Лейтенант, скрежеща в ярости зубами. – Подходите за угощением, кто первый?
   Мартино и два других полицейских стояли ближе всех.
   Резко повернувшись, опершись руками о парапет, Куатье ударил двумя ногами сразу.
   Двое полицейских упали; одному из них подкованный железом каблук бандита проломил череп.
   Мартино прыгнул на Куатье, но тот оказался проворнее и нанес страшный удар ножом прямо в грудь сыщика. С первой же атаки Лейтенанту повезло – он прорвал оцепление.
   Он бы убежал, если бы Шопану не удалось ударить его по голове своей дубинкой со свинчаткой. Бандит пошатнулся и издал жуткий вопль не то боли, не то отчаяния.
   Подчиняясь звериному инстинкту мести, он наклонился и, словно баран, нанес Шопану удар головой в живот. Тот, задохнувшись, упал.
   – Ха! Ну и тяжелая же у тебя жизнь, воробышек, – воскликнул Лейтенант, заметив Пистолета, пытавшегося схватить его за ноги. – Получай по заслугам и больше не хвались ими.
   Он собрался вцепиться Пистолету в волосы, но охотник на кошек, извиваясь как ящерица, ловко увернулся, оставив клок своих светлых волос в руке Куатье. Сам же Лейтенант, окруженный со всех сторон, напрасно пытался уследить за ним.
   Послушай, Куатье, – предостерег бандита Бадуа, – мы все вооружены. Мы имеем право воспользоваться оружием, как только прольется кровь.
   Так покажите мне это ваше оружие! – ответил Лейтенант, опьянев от крови двух убитых им полицейских. – Мы прольем потоки, реки, моря крови! Достаточно, чтобы поднять Сену до уровня Королевского моста!
   Он умолк, чтобы немного отдышаться.
   – У! Проклятые ищейки! – снова закричал Куатье, ощущая новый прилив ярости. – Будь вас не двенадцать, а двадцать четыре, сорок восемь или даже девяносто шесть, вы все равно ничего не сможете сделать со мной! Эй! Бадуа, старый буржуа, ты воевал когда-нибудь в Африке? А ты, Мегень, несчастный увалень! Да я разрежу тебя пополам, не веришь?..
   Внезапно он получил удар шпагой от Мегеня. Своим тяжелым и острым как бритва ножом Лейтенант нанес ответный удар такой силы, что им можно было бы вспороть живот быку.
   Но Мегень неплохо фехтовал. Он отбил удар и повторил выпад, ранив при этом Куатье.
   В то же время Бадуа, до этого не вступавший в бой, бросился на бандита и взял в захват, действуя классическим борцовским приемом.
   – Держите его, месье Бадуа, – крикнул пришедший в себя Шопан. – Он наконец у нас в руках!
   Куатье хорошо знал их всех.
   – Ну что ж, придется вами заняться серьезно, – глухим голосом произнес Лейтенант и резким броском через бедро внезапно поднял Бадуа, ноги которого, взметнувшись вверх, ударили кого-то по лицу. Воспользовавшись сумятицей, Куатье вновь занял оборонительную позицию у парапета.
   Ему удалось отделаться от пяти из двенадцати нападавших. Он был уверен в своей победе.
   – Один настоящий солдат, провоевавший в Африке, – громко сказал Куатье, – стоит десяти бедуинов; вас – двенадцать, но каждый бедуин стоит четырех таких, как вы! Я говорю вам: вас шестеро и каналья Пистолет в придачу! Так я вас закопаю.
   Вдруг воздух с тихим свистом разрезали тонкие лезвия шпаг, разя Лейтенанта. Он зашатался и медленно осел, словно на него упал сверху страшный груз; при этом локтем он нечаянно задел и столкнул сверток с парапета. Раздался слабый крик.
   – Ребенок! – воскликнул пораженный Бадуа. – Это был ребенок!
   – Да! Который все время мешал мне! – крикнул в ответ Лейтенант, вырывая шпагу из рук Мегеня. – Я поцеловал ее, вот что! Но где вам, таксам, мелким ищейкам, понять такие вещи… А я, тем не менее, десятерых пощекотал, считай, почти всех!
   Он оглушил ударом рукоятки Мегеня, резанул другого ножом в живот и, опершись спиной о парапет, стал яростно отбиваться от нападавших руками и ногами.
   – В конце концов, – прорычал он, нанося страшный удар ногой, сваливший еще одного сыщика, – вы прикончите меня своими клинками. Но я вас всех задел! А вообще-то я хотел бы знать, кем станет моя малышка, так что – доброй ночи, господа! Прощайте! Бешеные собаки не любят воды! Счастливо оставаться! Вперед, Куатье!
   С этими словами он вдруг одним прыжком оказался на парапете и, вытянув вперед руки, бросился в реку.
   Пока пораженные полицейские недоуменно переглядывались, раздался звонкий юный голос:
   – Поборемся в воде! Это будет настоящая битва! Месье Бадуа и все остальные, спускайтесь вниз, идите вдоль берега по обеим сторонам реки. Я плаваю не хуже, чем он. Вас ждет незабываемое зрелище… Он обозвал меня поганцем, тем хуже для него!
   И второй мужчина, вовсе не атлетического сложения, поднялся на парапет. Это был Клампен по прозвищу Пистолет.
   – Я ничего не боюсь! За пятьдесят сантимов я все лето проплавал, пересекая канал, на потеху зевак и англичан, надеявшихся, что я утону на их глазах. Но им не повезло, – радостно сообщил охотник на кошек. – Спускайтесь на набережную и следите за берегом, а я уж найду здесь потерянную вещь и уступлю ее вам.
   Он тоже прыгнул, вытянув руки, но совсем не так, как Лейтенант, плюхнувшийся в воду, как тяжелая гиря. Повернувшись спиной к реке, резким движением выбросив вверх руки, Пистолет прыгнул назад, сделав в воздухе сальто-мортале не хуже настоящего акробата.
   Те, кому посчастливилось не сильно пострадать в схватке с бандитом, разделились на две группы, оставив месье Мегеня присматривать за ранеными.
   Бадуа со своей группой стал следить за прибрежной полосой со стороны Сен-Жерменского предместья, а Шопан с товарищами – за правым берегом.
   Между двух берегов проступала небольшая коса, на которую опирался мост и на которой находились купальни Генриха IV.
   Вот на этой косе и произошло одно событие, о котором мы скоро расскажем. Однако всему свое время.
   А пока вернемся к Лейтенанту.
   Рискуя быть зачисленными в поклонники преступников, мы скажем правду. Первой заботой Куатье, уверенного, что по крайней мере в воде его преследовать не станут, было найти маленькую мадемуазель. В его понимании между ним и ребенком возник, я и не знаю, как назвать: союз, договор, – словом возникла некая связь – он ведь поцеловал ее.
   Ему было известно, что он – сильный пловец, и он надеялся найти девочку.
   Куатье поднял голову и огляделся, перебирая в воде ногами и стараясь изучить течение Сены. В нескольких метрах от себя он увидел на воде белый предмет.
   – Это шелковое одеяло, – сказал он себе. – Вода не сразу потопит его, я успею ее вытащить.
   Но в тот самый момент, когда он направился к белому предмету, уносимому течением в сторону острова Ситэ, позади раздался всплеск воды.
   Лейтенант оглянулся, но никого не увидел; о мощные опоры моста с оглушительным шумом разбивалась река.
   – Не может быть! – пробормотал он. – Неужели у ищеек появились водолазы? Нет, я не ошибаюсь! Кто-то нырнул! И здорово же он нырнул! Никаких брызг! Придется с ним повозиться, это точно. В любом случае у меня еще есть время, чтобы переправить девочку на остров.
   Он развернулся, но белого предмета больше не было видно на поверхности реки. Сердце его сжалось:
   – Пусть зубоскалы скажут что угодно, но этот ребенок был мой последний шанс в этой жизни!
   Вдруг Куатье напряг слух: со стороны лестницы, ведущей к берегу в районе Монетного двора, послышались шаги.
   – Чтоб им пусто было! – проворчал он. – Они решили охотиться за мной до самого Сен-Клу, они пойдут за мной до того места, где рыбаки ставят сети, и, когда наступит день, если до этого я не перехитрю их, мышеловка захлопнется.
   Он замер, прислушиваясь. Ничего, только монотонный шум реки.
   – Что ж, перехитрим их, – заключил он. – Для этого надо отплыть подальше.
   Он нырнул в воду и поплыл под поверхностью в сторону кораблей, пришвартованных к правому берегу рядом с построенными на набережной машинами для погрузки и разгрузки судов.
   Здесь, между Монетным двором и островом Ситэ, течения Сены ничто не перекрывало – ни шлюзы, ни мосты. Здесь был порт, и тянулся он до самой улицы Генего.
   Когда Лейтенант, проплыв под водой, высунул голову, чтобы набрать в легкие воздуха, он находился уже возле крайнего корабля, который сильно осел под тяжестью тесаного строительного камня. Это было одно из тех безобразных грузовых речных судов, огромных и неповоротливых, к которым питают ненависть все матросы. Однако суда эти – настоящие труженики, как же без них справились бы с перевозом все возрастающих объемов всевозможных грузов.
   Борт едва выступал над поверхностью реки, а над бортом шла непрерывная белая полоса из сложенных один к одному огромных кубов тесаного камня.
   Лейтенант осторожно вынырнул и вдохнул воздуха. Оглядевшись, он убедился, что на реке никого нет, а по берегу бегут трое.
   – А, месье Бадуа! – догадался Куатье. – Он по крайней мере три раза предупреждал меня, прежде чем началась заваруха. Иногда и у него варит котелок. Но здесь каждый за себя, не правда ли? Если они будут и дальше так бежать, оставаясь на берегу, они никогда меня не сцапают.
   Он снова нырнул.
   Спустя мгновение, в том самом месте, где после исчезновения головы Куатье пошли круги, над водой появилась другая голова: совсем маленькая, а мокрые, прилипшие к черепу светлые волосы до неузнаваемости изменили физиономию всегда растрепанного и чумазого нашего друга Клампена – беспощадного убийцу кошек.
   Он тихонько свистнул; полицейские остановились на этот звук.
   – Месье Бадуа, – тихо позвал Пистолет, – если можно, пройдите на баржу с углем, оттуда вы хорошо увидите все это комическое представление…
   – Молчок! – он прервал сам себя. – Застыть на месте! Кит, кажется, сейчас всплывет!
   Действительно, вода заволновалась, и на поверхности показалась голова Лейтенанта. В тот же миг Пистолет исчез под водой. Куатье осмотрелся и прислушался: все казалось спокойным.
   – Не нравится мне все это! – прошипел он сквозь зубы, – здесь какой-то подвох.
   И он снова нырнул. Тут же показался Клампен. Высморкавшись, как это делают все купальщики, он сказал полушепотом:
   – Проходите, месье Бадуа, вот он – наш долгожданный момент. Представление начинается!
   На третью баржу, стоящую у причала, погрузили уголь из Ионна. Уголь насыпали в виде огромной пирамиды с внутренними проходами и сводами. Внутри можно было неплохо спрятаться.
   Месье Бадуа и еще двум полицейским осталось только пройти по сходням.
   – Молчок! – снова прошептал Пистолет, когда сыщики собрались подняться на баржу.
   И опять произошел тот же фокус: одна голова вынырнула, другая – скрылась под водой.
   Когда Куатье вынырнул в четвертый раз, чтобы набрать воздуха, он находился как раз у третьей баржи, той с углем, и трое полицейских наблюдали за ним, облокотившись на планшир.
   Лейтенант увидел их и рассмеялся.
   – Вот так-то, месье Бадуа и вы остальные! Это вы ловко придумали. Эта баржа – как раз для вас. Поплывете под парусом или на веслах, когда погонитесь за мной?
   – Первый акт! – произнес голос рядом с его ухом. – Внимание, месье Бадуа!
   Куатье повернулся с громовым «дьявол», но не успел договорить, как его голова резко ушла под воду. Поверхность реки вдруг забурлила и долго не успокаивалась, то и дело на ней появлялись глубокие водовороты, четко отмечая место подводной схватки.
   Первым показался Пистолет. Взявшись за поручни, он сказал:
   – Краткое содержание первого акта: Лейтенант утащен за правую ногу под воду; он старается поймать меня за горло, но… тщетно; он проглотил не меньше трех литров этой грязной речной воды.
   – Поразительно! – воскликнул Бадуа.
   – Все в порядке! Не стоит беспокоиться. У нас состоялись соревнования наподобие водного праздника на пруду Виль-Дэрве, и я выиграл!.. Добрый вечер, месье Куатье! У меня все в порядке, а вы как? А что же было в вашем свертке?
   Куатье безжалостно и стремительно надвигался на него; Лейтенант в самом деле был прекрасный пловец.
   – Так, так! – Пистолет увернулся от него, подняв вокруг себя фонтан брызг. – У вас нож в зубах. Лейтенант? Это, должно быть, мешает вам дышать? А у меня ничего нет… Второй акт! Внимание! – крикнул он. – Месье Бадуа, смотрите внимательно!
   Куатье нырнул.
   – Внимание! – еще раз предупредил Пистолет зрителей и скрылся под водой.
   Второй акт длился долго. Появился Куатье, отдуваясь и ругаясь сквозь зубы.
   – Краткое содержание второго действия, – произнес вынырнувший следом Клампен, чье дыхание было ровным и чистым. – Лейтенант схвачен за левую руку. Он разозлен не на шутку и хочет зарезать меня под водой, но, внимание, разжав зубы, теряет свой нож, который я успеваю подхватить прежде, чем это орудие убийства уходит на дно. Вы готовы к третьему и заключительному действию, месье Куатье?
   – Я тебя на куски разорву! – взревел бандит, который только что появился чуть в стороне от Пистолета.
   – Попробуй! Внимание, месье Бадуа! – прокричал в ответ Клампен.
   Мощными рывками, выбрасывая тело из воды, Куатье буквально летел к своему преследователю. В одну секунду он достиг Пистолета и обрушил на его голову страшный удар.
   Трое полицейских не смогли сдержать крик ужаса.
   Клампен и Лейтенант вместе ушли под воду. На этот раз их отсутствие затянулось настолько, что месье Бадуа решил вмешаться.
   – Он сожрал его, я совершенно уверен, – проговорил он, расстегивая пуговицы.
   Конечно, несмотря на две победы Пистолета, месье Бадуа беспокоился вовсе не о Лейтенанте.
   Когда он уже собрался нырнуть, появился Клампен, на этот раз – один. Он убрал со лба мокрые волосы, чтобы вода не заливала глаза, и, немного задыхаясь, начал говорить:
   – Краткое содержание третьего акта: а, черт, нужно немного отдышаться.
   Он поплыл к барже с углем, от которой его отделяло около двадцати саженей, рассказывая по дороге:
   – Я неоднократно видел, как рыбаки ловят щуку весом не менее двенадцати фунтов на пустой крючок. Это долгое занятие, но рано или поздно рыба клюет. Рыбаки называют это «заговаривать рыбе зубы», так вот я заговорил рыбе зубы и тащу ее связанную, а точнее, всю опутанную бечевкой.
   Он одной рукой схватился за борт и добавил:
   – Возьмите у меня конец веревки, месье Бадуа.
   Бадуа наклонился, помогая Пистолету взобраться на палубу и принимая с его рук конец толстой веревки. Остальные сыщики совместными усилиями уже тащили на борт неподвижного Куатье. Огромное тело Лейтенанта с ног до головы опутывали веревки, на шее затянулась петля.
   – Теперь, – сказал Пистолет, – если нет возражений, я с удовольствием перекушу у папаши Нике, его заведение обычно открыто до утра.
   Лейтенанта втащили на палубу. Какое-то время он лежал неподвижно на черных от угольной пыли досках, потом зашевелился, неожиданно громко чихнул и спросил:
   – Где этот поганец?
   – В любом случае, – проговорил убийца кошек, – месье Куатье сильнее меня, имейте это в виду.
   Месье Бадуа поспешил проверить путы на теле бандита.
   – Иди сюда, – позвал Лейтенант, даже не пытаясь сопротивляться, – я не злопамятен, мне не повезло, ну что тут поделаешь, с каждым может случиться. Тебе что-нибудь известно о моем свертке, пострел?
   – А что в нем было, месье Куатье? – спросил Клампен с явным любопытством.
   – Девочка… Дьявол! Сам не понимаю, почему это так беспокоит меня. Если ты ее найдешь, парень, то когда я в следующий раз убегу, я в долгу не останусь, обещаю.
   Пистолет молча нырнул и поплыл по течению. Он двигался ловко и очень быстро. Через несколько секунд он скрылся из виду.

XVII
ПРОШЛОЕ ПОЛЯ

   Антуан Лабр, барон д'Арси родом из Пуату, отец Жана и Поля, был дворянином с мизерным состоянием. После разгрома Вандеи и Бретани, в защите которых он принимал действенное участие, ему пришлось покинуть родину, длительное время жить в Англии, а затем перебраться на Антильские острова.
   Он был красив, добр и благороден, отличался прекрасными манерами, к тому же слыл великолепным танцором.
   Антуан Лабр из Пуату был тогда последним представителем старинного, правда, изрядно обедневшего рода Лавров д'Арси.
   В период процветания Империи, когда возникали и рушились иногда огромные состояния, когда молодые люди делали в Париже головокружительные карьеры, Антуан оказался вдали от родины, на Антильских островах.
   Им увлеклась одна юная креолка из хорошего дома, очень красивая, очень богатая, беззаботная, добрая и на удивление несведущая в таких вещах, которым все наши сестры и дочери учатся очень легко.
   Оказывается, бывают еще такие женщины.
   Другие же, наоборот, очень усердны в учебе, особенно в познании жизни.
   Эти – просто очаровашки.
   Антуан Лабр женился на прекрасной креолке, и его супружеская жизнь была счастливой до тех пор, пока он вальсировал со своей женой и пока был жив его тесть – плантатор, здравомыслящий и умный человек, умеющий вести дела.
   Когда тесть внезапно умер, несчастье поселилось в их доме под видом адвокатов, стряпчих, судебных исполнителей и нотариусов. Плантатор оставил трех дочерей, а значит, трех зятей. В колониях смерть не приходит без законников.
   Вы знаете, как быстро зреет зерно под благодатным тропическим солнцем. Но ни одно зерно не растет так быстро, как семена судебного процесса.
   Раздел имущества и солидные судебные издержки стоили половины состояния. Вы можете не поверить, но от адвокатов, стряпчих, нотариусов плантации тают, как тает сахар в воде.
   У Антуана Лабра подрастал сын; опасаясь грядущего разорения, барон стал подумывать о возвращении во Францию, где к власти вернулись Бурбоны. Жена, беременная вторым ребенком, не препятствовала его планам. Она действительно была очаровательной и доброй женщиной. Ничто не удерживало ее здесь, даже те несколько приятельниц, которых она всегда любила и в обществе которых приятно проводила время.
   Муж настоятельно посоветовал ей не сидеть целыми ночами с подругами за одной местной игрой. Выигрывали в нее совсем немного, зато изрядно проигрывали. И тогда прекрасная баронесса разозлилась и расплакалась сильнее, чем после смерти плантатора, своего отца.
   Я бы хотел уметь играть в эту островную игру, чтобы обучать наших милых дам, просиживающих за баккара. Это разнообразило бы их развлечения.
   Креольская игра стала одной из причин того, что Антуан Лабр заторопился покинуть Мартинику.
   Эта игра прибавила работы многим представителям закона.
   Словом, у Антуана Лабра были все основания уехать. Но нельзя же слишком спешить.
   В колониях нельзя ничего оставлять «на потом», таково правило. Перед отъездом необходимо уладить все дела. Не потому, что люди в колониях нечестны, Боже упаси, просто море слишком широко.
   Стоит кому-нибудь оставить некое имущество на попечение поверенных, власть последних становится подозрительно неограниченной; всем же нужно на что-то жить.
   Боже мой, я не хочу очернить колониальных юристов! Среди них, наверняка, попадаются святые, но сколько я себя помню, я всегда слышал о темных делах, чаще всего это были истории о жителях колоний, разоренных собственными поверенными.
   На Сент-Доминике больше белых убили стряпчие, чем негры.
   Антуан Лабр собрался с такой поспешностью, что, взяв с собой в дорогу лишь двести тысяч франков, отдал необходимые распоряжения относительно имущества ловкому и пронырливому юристу, а сам вместе с семьей погрузился на корабль и отбыл во Францию.
   Поль родился на море.
   Рождение Поля пробудило в жене Антуана истинные материнские чувства.
   Она по-своему любила Жана, красивого десятилетнего мальчишку, похожего на нее, но на Поле она совсем помешалась.
   Ее муж был удивлен и обрадован одновременно, надеясь, что у него, в конце концов, появилась настоящая жена, а не очаровательное и редкое растение, цветущее исключительно в домашних условиях.
   Они приехали в Париж во время второй Реставрации. У Антуана Лабра был поистине благородный характер. Он посчитал своим долгом отказаться от почестей при Дворе в пользу более достойных и не принял участия в дележе лакомого пирога королевских наград, весомость которых всеми так преувеличивается. Его единственным желанием было поступить на военную службу, где он впоследствии получил достойный чин.
   Действительно, жизнь во Франции складывалась поначалу очень хорошо.
   Дети росли. Маленький Поль становился все красивее, любовь к нему матери – все сильнее. Очаровательная баронесса была теперь очень далека от своих бывших подруг, с которыми она так любила играть в ту островную игру, название которой я не помню. У нее вошло в привычку никуда не ходить и целыми днями сидеть у колыбели своего второго сына.
   Вскоре Антуан Лабр получил от своего поверенного в колонии две тысячи луидоров с просьбой не забывать об уплате прошлых долгов. Однако это случилось всего лишь один раз.
   Всем известны подобные истории; каждый встречал на своем веку бывшего колониста, переоценившего заслуги своего поверенного. Все знают, что такой колонист находит во Франции нового достойного юриста, который берет в свои руки все его дела. Ведь у колониальных служб нет монополии на благодетель.