Фейст Раймонд. Долина тьмы

   Джимми ничего не видел и не мог толком замахнуться, поэтому его удары в большинстве своем не достигали цели. Зверь метался, перекидывая мальчишку из стороны на сторону, ударяя его о стены и царапая о камни. Парень испугался: зверь все больше свирепел, и Джимми казалось, что его рука сейчас вырвется из плеча.
   - Мартин! - выкрикнул он, задыхаясь. Где же он? Джимми понял, что везение оставило его. Впервые он чувствовал себя совершенно беспомощным - ему не выбраться отсюда! Он ощутил дурноту, тело онемело, его сковал страх. Вместо привычного возбуждения от опасности, когда он убегал от погони по дороге воров, им овладело ужасающее отупение - ему захотелось свернуться клубочком и уснуть, и чтобы все скорее кончилось.
   Зверь неистово забился - и вдруг замер. Джимми продолжал молотить по нему кулаком пока кто-то не сказал:
   - Он сдох.
   Голова еще кружилась, но Джимми открыл глаза и увидел, что над ним склонился Мартин, а за его спиной стояли Бару и Роальд - в руке у наемника горел факел. Рядом распростерлось существо семи футов в длину, похожее на игуану, но с крокодильими челюстями; в основании его черепа торчал охотничий нож Мартина.
   Герцог опустился возле Джимми на колени:
   - Ты как? В порядке?
   Все еще напуганный, Джимми отполз от ящера. Когда, наконец, в его затуманенное страхом сознание проникла мысль, что он невредим, парнишка отчаянно замотал головой:
   - Нет. - Он вытер слезы на щеках и повторил:
   - Проклятье, нет же. - И слезы потекли снова:
   -Я думал...
   В расщелину протиснулся Арута и подошел к Джимми. Тот всхлипывал, прислонившись к каменной стене.
   - Все кончилось, все прошло, - сказал принц, нежно положив руку ему на плечо.
   - Я думал, оно меня поймало. Проклятье, я еще никогда так испугался! - Голос Джимми дрожал от страха и гнева.
   - Джимми, - сказал Мартин, - если выбирать, чего пугаться, так эта зверюга достойна страха. Взгляни, какие у нее челюсти.
   Джимми вздрогнул.
   - Мы все испугались, Джимми, - сказал Арута. - Наконец-то ты отыскал нечто действительно страшное.
   - Надеюсь, у него нет старшего брата где-нибудь поблизости.
   - Ты не ранен?
   Джимми ощупал себя.
   - Просто синяки. - Он поморщился. - Куча синяков.
   - Горный змей, - констатировал Бару. - И не маленький. Ты ловко убил его ножом, милорд Мартин.
   При свете змей выглядел впечатляюще, но все же не таким жутким, как чудилось Джимми в темноте.
   - Это и есть "плохое существо"?
   - Скорее всего, - ответил Мартин. - Представь, каким чудищем должен показаться этот змей гвали, в которых всегото три фута росту. - Он поднял факел повыше:
   - Давайте посмотрим, что это за место.
   Они стояли в узкой, но высокой пещере, судя по всему, образовавшейся в толще известняка.
   Джимми все еще было не по себе, но он, взяв у Мартина факел, первым пошел в глубину пещеры по наклонно поднимавшемуся полу.
   - Все же я больше других привык проникать туда, где меня не ждут.
   Они быстро шли по цепочке пещер - каждая последующая была немного больше и располагалась выше предыдущей. Вид соединяющихся друг с другом пещер вселял в людей какое-то непонятное беспокойство. Плато располагалось высоко, и они шли, не зная, насколько им удалось подняться, пока Джимми не заявил:
   - Мы идем по спирали. Клянусь, сейчас мы как раз над тем местом, где Мартин убил змея.
   Прошло еще некоторое время, и путники уткнулись в тупик.
   Оглядевшись, Джимми показал вверх. В трех футах над их головами в потолке пещеры виднелось отверстие.
   - Как дымоход, - сказал Джимми. - Можно забраться, если упереться ногами в одну стену, а спиной - в другую.
   - А что если он кверху расширяется? - спросил Лори.
   - Тогда ты сползешь вниз. Скорость подъема - на ваше усмотрение. Я предлагаю двигаться медленно.
   - Если гвали смогли здесь пробраться, пройдем и мы, - решил Мартин.
   - Прошу прощения у вашего сиятельства, - сказал Роальд, - но, может, вы и по деревьям можете так скакать, как они?
   Не ответив на это замечание, Мартин обратился к парнишке:
   - Джимми?
   - Да, я пойду первым. Не хочу кончить свои дни раздавленным, если кто-нибудь из вас сорвется и упадет на меня.
   Оставайтесь на месте, пока я не подам голос.
   С помощью Мартина Джимми легко забрался в "дымоход".
   Оказалось, что взбираться по нему нетрудно. Остальным, особенно Мартину и Бару, он будет тесноват, но ничего, и они протиснутся. Джимми быстро добрался до выхода в тридцати футах выше нижней пещеры и наверху обнаружил еще одну пещеру. В темноте он не мог определить, какой она величины, но по слабому эхо, отвечавшему на его дыхание, Джимми решил, что пещера не маленькая.
   К тому времени, как из "дымохода" показалась первая голова - это был Роальд - Джимми уже зажег факел. Верхняя пещера оказалась большой - все двести футов в ширину, а потолок над головой поднимался футов на двадцать пять. С пола вздымались сталактиты, кое-где соединявшиеся со сталагмитами, образуя причудливые колонны. Пещера выглядела как каменный лес. В конце ее виднелись другие пещеры и проходы.
   Мартин огляделся.
   - Джимми, как ты думаешь, мы высоко поднялись?
   - Не выше, чем футов на семьдесят. Едва ли на половину высоты.
   - А теперь куда? - спросил Арута.
   - Придется пробовать все по очереди, - ответил Джимми.
   Выбрав один из многочисленных проходов, он шагнул в него.
   Несколько часов они блуждали по пещерам, и наконец Джимми повернулся к Лори:
   - Выход.
   Арута протиснулся мимо певца. Над головой Джимми виднелся узкий проход - скорее просто трещина, сквозь которую проникал дневной свет. После мрака пещер он показался Аруте ослепительным. Джимми кивнул и полез вверх.
   - Трещина расположена среди россыпи камней, - вернувшись, доложил он. - Мы в сотне ярдов от той стороны дома, что обращена к мосту. Домище большой - в два этажа.
   - Стража есть?
   - Я не видел.
   - Подождем темноты, - решил Арута. - Джимми, ты можешь выползти поближе к поверхности и послушать?
   - Там есть выступ, - ответил мальчишка и опять полез в трещину.
   Арута и его спутники сели. До наступления темноты можно было отдохнуть.
   Джимми напрягал и снова расслаблял мускулы, чтобы тело не затекло.
   На вершине плато царила мертвая тишина, которую нарушал только шелест ветра. Джимми слышал в основном шаги и случайные слова, долетавшие к нему от моста. Однажды ему показалось, что в доме раздался странный низкий звук, но он не был в этом уверен. Солнце уже зашло за горизонт, но небо еще было светлым.
   Прошло никак не меньше двух часов со времени ужина, но они были далеко на севере, да еще в середине лета, а здесь солнце заходило гораздо позднее, чем в Крондоре. Джимми напомнил своему желудку, что ему и раньше приходилось из-за работы пренебрегать обедом, но тот по-прежнему настойчиво требовал внимания.
   Наконец достаточно стемнело. Джимми был рад, да и остальные, похоже, разделяли его чувства. Это место действовало на всех угнетающе. Даже Мартин, сидя в ожидании темноты, несколько раз бормотал ругательства. Было здесь нечто чуждое, что не давало покоя. Джимми знал, что он не почувствует себя в безопасности, пока не окажется подальше, и будет только изредка вспоминать о нем.
   Джимми первым выбрался наружу и стоял на страже, ожидая, пока вылезет Мартин. За ним появились и остальные. Они разделились на три группы: Бару и Лори, Роальд и Мартин, Джимми и Арута. Они обыщут берег озера в поисках терна серебристого, и тот, кто найдет его, вернется к трещине и будет внизу поджидать остальных.
   Аруте и Джимми выпало идти в сторону черного дома, и они решили начать поиски с его тыльной стороны. Прежде чем бродить в окрестностях древнего оплота валкеру, нелишне было убедиться, что поблизости нет дозора моррелов. Невозможно было узнать, что думают моррелы по поводу черного дома. Может быть, они, как и эльфы, относились к нему с благоговением и не отваживались входить туда, может, посещали его, как храм, только во время каких-нибудь церемоний, а может быть, обитали в нем.
   Осторожно пробравшись к дому, Джимми прижался к стене.
   Камни оказались неожиданно гладкими на ощупь. Джимми провел по ним рукой и обнаружил, что их поверхность напоминает мрамор.
   Арута ждал с оружием наизготовку, пока Джимми быстро обошел вокруг здания.
   - Нет никого, - сказал он шепотом, - только те, кто у моста.
   - А внутри? - спросил Арута.
   - Не знаю, - ответил Джимми. - Дом большой, а дверь одна.
   Хочешь посмотреть? - Он надеялся, что принц откажется.
   - Да.
   Джимми повел Аруту вдоль стены за угол. Над крепкой дверью располагалось полукруглое окно, из которого струился слабый свет. Джимми показал Аруте, чтобы тот подсадил его, и ловко уцепился за карниз над дверью. Подтянувшись на руках, он заглянул в окно.
   За дверью, прямо под ним, было помещение типа прихожей, пол в которой был вымощен камнем. В дальней стене распахнутые двойные двери вели куда-то в темноту.
   Джимми спрыгнул на землю.
   - Из окна ничего не видно.
   - Ничего?
   - Там проход куда-то в темноту, и больше ничего. Стражи не видно.
   - Давай начнем искать на берегу озера, но с дома глаз не спускай.
   Джимми согласился. Они направились к озеру. У Джимми опять возникло знакомое ощущение, будто "что-то не так", и на сей раз это касалось дома. Но он, отмахнувшись от беспокойства, занялся поисками.
   Они провели несколько часов, обшаривая берег. У озера они обнаружили совсем немного растений, да и вообще растительность на плато была скудной. Временами издалека раздавалось шуршание - Арута решил, что это ходят их товарищи.
   Небо приобрело серый оттенок, и Джимми напомнил принцу о приближающемся рассвете. Арута с неудовольствием вернулся вслед за юным сквайром обратно к трещине. Мартин и Бару уже были там, а через несколько минут к ним присоединились и Лори с Роальдом.
   Никто не нашел терна серебристого.
   Арута не произнес ни слова. Он отвернулся и стиснул кулаки, как человек, которому нанесли сокрушительный удар. Все смотрели на него, а он глядел в темноту. В неярком свете его профиль выделялся на фоне каменистой поверхности стены, слезы текли по его щекам. Он вдруг резко повернулся к товарищам и хрипло прошептал:
   - Он должен быть здесь.
   Он переводил взгляд с одного лица на другое, и друзья увидели в его глазах такое страдание, что не могли не разделить с ним его боль. Они видели, как угасает в нем надежда. Если терн не будет найден, Анита погибнет...
   Мартин в этот момент вспомнил отца - таким, каким по молодости лет его не мог помнить Арута. Герцог Боуррик очень тяжело переживал потерю жены леди Кэтрин. Охотник, воспитанный эльфами, почувствовал, как его грудь сжимается: он представил одинокие ночи брата, как тот сидит перед очагом, а кресло рядом с ним пустует, и единственный его собеседник - портрет на стене. Из трех братьев только Мартин помнил, какой горечью была наполнена жизнь их отца. Если Анита умрет, радость и веселье Аруты умрут вместе с ней. Не желая убивать надежду, Мартин прошептал:
   - Он где-то здесь.
   - Есть место, где мы еще не смотрели, - добавил Джимми.
   - В доме, - сказал Арута.
   - Значит, нам остается одно, - сказал Мартин.
   Джимми, ненавидя сам себя, сказал:
   - Один из нас должен пойти в дом и посмотреть.

Глава 17
ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

   Пахло сырой соломой. Паг дернулся и обнаружил, что его руки прикованы к стене цепями из кожи нидра: шкура могучего шестиногого вьючного животного была выделана цурани до твердости железа и намертво прикреплена к стене. Голова все еще болела после встречи с непонятным волшебным шаром. Поборов головокружение, Паг посмотрел на оковы. Когда он начал произносить заклинание, которое должно было превратить их в пар, произошла какая-то не правильность. Он так и подумал: не правильность. Заклинание не сработало. Паг прислонился к стене, догадываясь, что на камеру было наложено заклятие, не допускающее никаких магических действий. Еще бы, подумал он, иначе как удержишь чародея в тюрьме?
   Паг огляделся. Камера была темной - немного света проникало через круглое окошко в двери. Глядя на сырые стены, Паг решил, что камера расположена под землей. Он не знал, долго ли они здесь пробыли, да и где вообще находятся - они могли оказаться где угодно в огромной Империи.
   К стене напротив Пага были прикованы Мичем, Доминик и Хочокена. Паг понял, что участь Хочокены может служить знаком, насколько далеко зашел Стратег. Схватить преступника, объявленного вне закона, - это одно, а вот посадить в темницу Всемогущего - совсем другое. По традиции члены Ассамблеи не подчинялись Имперскому Стратегу, и только они да император, могли бросить вызов его могуществу. Камацу был прав. Стратег вступил в опасную фазу Большой Игры - арест Хочокены показывал его презрение к любой оппозиции.
   Мичем застонал и поднял голову. Обнаружив, что он в цепях, воин подергался, чтобы проверить их прочность.
   - Ну, - сказал он, глядя на Пага. - А теперь что?
   - Подождем.
   Они ждали долго - три или четыре часа. Потом дверь внезапно распахнулась, и вошел чародей в черных Одеяниях, а за ним солдат в белом. Хочокена с презрением сказал:
   - Эргоран! Ты с ума сошел? Выпусти меня немедленно!
   Чародей махнул рукой солдату, чтобы он освободил Пага.
   - Я служу Империи, - сказал он. - А ты, толстяк, связался с врагами. Когда мы казним этого фальшивого чародея, я расскажу Ассамблее о твоем двуличии.
   Пага быстро вывели.
   - Миламбер, твое появление на Имперских Играх год назад снискало тебе некоторое уважение, - сказал ему Эргоран. Два солдата надели на запястья Пагу дорогие металлические браслеты прекрасной работы. - Кандалы в темнице препятствуют действию заклинаний. А за пределами темницы тебя будут держать эти браслеты. - Он махнул стражникам рукой, и один из них толкнул Пага в спину.
   Паг не стал тратить время на Эргорана. Из тех чародеев, которых прикармливал Стратег, он считался самым рьяным, и, как немногие его единомышленники, считал, что Ассамблея должна стать орудием правительства Империи - Высшего Совета. Те, кто знал его лучше, говорили, что главной целью Эргорана было поставить Ассамблею на место Высшего Совета. Ходили слухи, что пока горячий Альмеко председательствовал в Совете, Эргоран за его спиной осуществлял политику партии Войны.
   Длинный лестничный пролет вывел Пага на солнце. После темноты камеры он на мгновение ослеп. Но пока его вели по двору какого-то необъятного здания, глаза привыкли к яркому свету.
   Поднимаясь по широкой лестнице, Паг оглянулся через плечо. Он увидел достаточно, чтобы понять, где он. Он узнал реку Гагаджин, которая бежала с гор, называемых Высокая Стена, к городу Джамару. Река была главной дорогой, соединяющей север с южными и центральными провинциями Империи. Значит, их доставили в Священный Город Кентосани, столицу Империи Цурануани. Десятки стражников в белых доспехах могли охранять только дворец Имперского Стратега.
   Подталкивая, Пага провели через длинный холл и центральный зал. Тяжелая расписная деревянная дверь в каменной стене откатилась в сторону. Стратег решил допросить пленника в своем кабинете.
   В центре комнаты стоял чародей, дожидаясь, пока человек, что-то читавший за столом, обратит на него внимание. Этого чародея Паг знал только по имени. Он понял, что здесь не дождется помощи даже для Хочокены: Элгахар был братом Эргорана; в их семье многие обладали даром магов. Элгахар, похоже, полностью подчинился брату.
   На подушках сидел человек среднего возраста в белой тунике, отделанной тонкой золотой каймой по вороту и рукавам. Вспомнив Альмеко, Паг не мог не подумать о том, как разительно отличается нынешний Стратег от своего предшественника.
   Аксантукар внешне являл полную противоположность дяде: Альмеко был плотным мужчиной с крепкой шеей - настоящим воином, а Аксантукар скорее напоминал ученого или писателя: тощее тело аскета, почти мягкие черты лица. Но, когда он поднял глаза от свитка, который читал, Паг нашел и сходство: у этого человека, как и у его дяди, в глазах горела та же безумная жажда власти.
   Отложив свиток. Стратег сказал:
   - Миламбер, вернувшись сюда, ты продемонстрировал если не благоразумие, то мужество. Конечно, тебя казнят, но прежде чем мы тебя повесим, хотелось бы узнать - зачем ты явился?
   - В моем родном мире растет сила - черное и злобное чудовище, которое хочет добиться своей цели, и цель эта - уничтожение.
   Стратег заинтересовался и сделал знак Пагу, чтобы тот продолжал. Паг рассказал все, что знал - без преуменьшений и преувеличений.
   - При помощи магии я обнаружил, что эта сила пришла с Келевана, и теперь судьбы двух миров снова переплелись.
   - Интересные сказки ты нам рассказываешь, - сказал Стратег, когда Паг замолчал. Эргоран, по-видимому, тоже не поверил Пагу, но Элгахар встревожился не на шутку. Аксантукар продолжал, улыбаясь:
   - Миламбер, жаль, что ты предал нас. Если бы ты остался с нами, ты бы неплохо преуспел на поприще сказочника.
   Могучая сила тьмы, исходящая из неведомого источника в нашей Империи. Чудесная сказка. - Улыбка пропала, и, подавшись вперед, Стратег уперся локтями в колени. - Ну а теперь к делу.
   Кошмар, о котором ты нам поведал, - лишь слабая попытка отвлечь меня от истинных причин твоего возвращения. Партия Синего Колеса и ее приспешники в Высшем Совете скоро падут. Вот поэтому ты и вернулся - те, кто считал тебя своим, теперь в отчаянии. Они знают: власть на самом деле принадлежит партии Войны. Ты и этот толстый опять в сговоре с теми, кто предал военный союз во время вторжения в твой родной мир. Вы боитесь нового порядка, который мы олицетворяем. Через несколько дней я объявлю о роспуске Высшего Совета, а ты явился, чтобы предотвратить это. Не знаю, что у тебя на уме, но мы выбьем из тебя правду, если не сейчас, то скоро. Ты назовешь наших противников. И мы узнаем, как ты сюда вернулся. Когда я буду править Империей, мы снова явимся в твой мир и сделаем то, что должен был сделать мой дядя.
   Паг, переводя взгляд с одного лица на другое, прозревал истину. Ему доводилось встречаться и беседовать с Родриком, безумным королем. Стратег не был так безумен, как Родрик, но, без сомнения, о его душевном здоровье говорить не приходилось.
   За его спиной стоял тот, кто не проявлял никаких эмоций, но Паг понял - настоящей силой, внушавшей страх, здесь был Эргоран.
   Именно он был истинным правителем, дергающим за веревочки партию Войны. Именно он и будет править в Цурануани, может быть, когда-нибудь даже в открытую.
   Вошел паж и, склонившись перед Стратегом, вручил ему свиток. Аксантукар быстро прочел его.
   - Мне надо в Совет. Дайте знать инквизитору, что в четвертом часу ночи мне потребуются его услуги. Верните его в подвал. - Стражник дернул Пага за цепь, а Стратег сказал:
   - Подумай над этим, Миламбер. Ты можешь умереть быстро или медленно, но умрешь ты в любом случае. Тебе выбирать. Так или иначе, мы все равно узнаем у тебя правду.
   Паг смотрел на Доминика, который погрузился в транс.
   Чародей рассказал товарищам о беседе со Стратегом. Хочокена побушевал некоторое время и замолчал. Как и все остальные Всемогущие, он не мог даже вообразить, что малейший его каприз не будет выполнен, и не находил слов, чтобы выразить свое негодование по поводу заключения в темницу. Мичем хранил молчаливое спокойствие, да и монах не взволновался.
   Разговаривали мало и неохотно. Даже в тюремной камере, не имея никакой надежды на спасение, они не собирались паниковать, теряя рассудок.
   Паг вспомнил детство, проведенное в Крайди, - тяжелые уроки с Кулганом и Тулли, когда он пытался овладеть магическим искусством, которое, как оказалось годы спустя, он не мог использовать. Жаль, подумал он. В Звездной Пристани он наблюдал многие вещи, которые убедили его в том, что магия Малой Тропы, которую практиковали в Мидкемии, развилась там гораздо сильнее, чем на Келеване. Наверное потому, что иной магии в Мидкемии и не знали.
   Паг для развлечения попытался припомнить один из тех трюков, которым его учили в детстве и которым ему так и не удалось овладеть до конца. Он стал рассматривать ту внутреннюю препону, которая мешала действовать заклинаниям, и даже увлекся. В детстве он боялся этого - ему казалось, что так у него вообще ничего не получится. Теперь он знал, что все дело в душевных силах, приспособленных для Великой Тропы и не воспринимавших приемы Малой Тропы. Теперь же, скованный воздействием противомагических заклятий, он решил вплотную заняться этой проблемой. Он закрыл глаза, представляя то, что пытался представить уже бессчетное количество раз и что ему никогда не удавалось. Весь порядок его внутреннего устройства восставал против требований этой разновидности магии, но, когда он решил переключиться на то, что было ему привычнее, что-то такое промелькнуло в мыслях и... Паг выпрямился, широко раскрыв глаза. Он почти нашел ответ! Он почти понял. Поборов волнение, он опять закрыл глаза, опустил голову и сосредоточился. Если бы только ему удалось вернуть этот миг, этот сияющий миг, когда на него снизошло озарение.... миг, который так быстро мелькнул и пропал! В темной сырой камере он оказался на пороге открытия, которое могло бы стать решающим в цуранской магии. Если бы только ему удалось вернуть этот миг...
   Дверь камеры отворилась. Узники подняли головы. Доминик все еще был в трансе. Вошел Элгахар и махнул рукой стражнику, чтобы тот закрыл за ним дверь. Паг поднялся, разминая ноги, которые затекли на холодном полу, пока он сидел, вспоминая детство.
   - Твой рассказ встревожил меня, - сказал вошедший.
   - И должен был, ведь это правда. - Может быть, и нет, или, может быть, только тебе это кажется правдой. Я бы хотел услышать подробности.
   Паг жестом пригласил чародея сесть, но тот, качнув головой, отказался. Пожав плечами, Паг вернулся на свое место на полу и начал повествование. Когда он добрался до видения Роугена, Элгахар пришел в волнение и, прервав Пага, стал задавать вопросы. Когда Паг закончил, Элгахар покачал головой:
   - Скажи мне, Миламбер, многие ли в твоем родном мире поняли то, что было сказано этому пророку в его видении?
   - Нет. Только я да еще двое. И только цурани из Ламута сказал, что это древний язык храмов.
   - Если так, то это страшно. Мне надо знать, думал ли ты об этом.
   - О чем?
   Элгахар наклонился поближе к Пагу и прошептал ему в ухо одно слово. Краска сошла со щек Пага, и он закрыл глаза. Еще на Мидкемии он начал размышлять над тем же, пользуясь немногими сведениями, которыми обладал. Подсознательно он давно уже знал ответ. Вздохнув, он ответил:
   - Думал. Я, как мог, старался найти другой ответ, но тем не менее находил только этот.
   - О чем это вы? - спросил Хочокена.
   - Нет, дружище, - покачал головой Паг. - Не сейчас. Я хотел бы, чтобы Элгахар сделал выводы сам, не зная, к какому решению пришли ты или я. Может быть, это заставит его пересмотреть некоторые взгляды.
   - Все может быть. Но даже если так и случится, это может никак не отразиться на вашем теперешнем положении.
   Хочокена взорвался:
   - Как ты можешь так говорить? Что может сравниться с преступлениями Имперского Стратега? Или вы дошли уже до той точки, когда вся ваша свободная воля подавлена твоим братом?
   - Хочокена, ты среди других, носящих черные одежды, мог бы понять меня: ведь именно ты вместе с Фумитой годами участвовал в Большой Игре на стороне партии Синего Колеса. - Элгахар напомнил о том, что эти два чародея помогли императору добиться мира в войне с Мидкемией. - Впервые в истории император получил такую власть и полностью потерял авторитет. Он утратил влияние.
   Свершилось предательство, и погибли пятеро военачальников самых могущественных кланов; именно эти пятеро и были самыми вероятными претендентами на место Имперского Стратега. После их смерти многие семьи потеряли былое влияние в Высшем Совете.
   Если император попытается диктовать кланам свою волю, он может встретить отпор.
   - Ты говоришь о перевороте, о смене существующего режима, - сказал Паг.
   - Это и раньше случалось, Миламбер. Но сейчас это означает гражданскую войну, потому что нет наследника. Свет Небес еще молод и вполне может стать отцом сыновей. Пока же у него лишь три дочери. Стратег желает только укрепления Империи, но не падения династии, которой уже больше двух тысяч лет. Я не испытываю к Аксантукару ни любви, ни ненависти. Но император должен понять, что его удел в мировом устройстве - только царствовать, оставив правление Стратегу. Тогда Цурануани вступит в эру вечного процветания.
   Хочокена горько рассмеялся.
   - Если ты поверил этому бреду, значит, вас в Ассамблее недостаточно крепко запирают.
   Не обращая внимания на оскорбление, Элгахар продолжал:
   - Как только внутри Империи будет наведен порядок, мы сможем встретиться с любой внешней угрозой, о которой ты возвещаешь. Даже если то, о чем ты говоришь, - правда, и мои догадки верны, пройдет не один год, прежде чем мы столкнемся с нападением на Келеван - времени приготовиться у нас хватит. Ты не должен забывать, что мы в Ассамблее достигли высот силы, немыслимой при наших предшественниках. То, что повергало их в ужас, для нас - пустяк.
   - Самонадеянность тебя сгубит, Элгахар. Да и всех вас. Мы с Хочо давно об этом говорили. Вы еще не превзошли могущества предков, вы даже еще не достигли его. Среди книг Макроса Черного я нашел такие, что повествуют о силах, о которых ничего не слышно было за века, что существует Ассамблея.