Эмма кусала губу. От каждого его прикосновения к соскам живот сводило судорогой. Она почувствовала, как увлажнилась нежная кожа меж ее бедер. Кровь бурлила в жилах, а кожа пошла мурашками, словно ее пронзили тысячи иголочек наслаждения.
   Мужчина начал сзади поднимать ее юбку — очень медленно, осторожно, аккуратно сворачивая складки материи, так что Эмма чувствовала прикосновение влажного воздуха сначала к бедрам, потом к ягодицам. Он прижал свернутую юбку к ее пояснице и свободной рукой поглаживал округлость зада.
   Он, бывало, говаривал с ленивой улыбкой, что это ее место — платонический идеал женской красоты. А она всегда смеялась, будто бы в шутку, но на самом деле ужасно довольная. И сейчас под этой лаской она оставалась недвижимой. От нее не требовалось ничего — только всецело отдаваться чувственному путешествию в этом сказочном благоухающем саду.
   Но вот ласки сделались настойчивее. Руки проникли меж бедер, пальцы поднялись по влажной бороздке, в которой, ей казалось, теперь сосредоточено все ее существо. Ноги разошлись помимо ее воли, и Эмма застонала. Негромкий звук, но в тишине оранжереи он прозвучал как раскат грома.
   Ладони снова оказались на бедрах Эммы, затем распластались по животу и прижали ее к мужчине. В его движении был приказ, и Эмма наклонилась вперед. Перед ней на уровне пояса располагался каменный подоконник, и она оперлась о него руками, изогнувшись в талии. Ее захлестнула горячая волна настойчивого желания.
   Придерживая Эмму за бедра, мужчина одним движением погрузился в ее раскрывшуюся плоть. А она, рванувшись ему навстречу, вжалась ягодицами в его живот и уперлась лбом в увитое виноградом окно.
   Он снова вошел в нее, и она почувствовала на шее его дыхание и трепет его плоти глубоко внутри. Потом забылась в вихре наслаждения.
   Откуда-то издалека доносились музыкальные аккорды, шум голосов и шарканье ног. Но эти привычные звуки сейчас ничего не значили. Эмма едва ли заметила момент, когда он покинул ее тело. Юбки упали и прикрыли ее наготу. Но она продолжала чувствовать только холодок стекла подо лбом и камень подоконника под ладонями.
   И вдруг поняла, что осталась одна. Аласдэр ушел. Эмма медленно выпрямилась. Голова прояснилась. Музыка зазвучала громче и проникла в замкнутый мир страсти.
   Эмма опустила глаза. Ее домино валялось у ног. Потребовалось несколько секунд, чтобы его подобрать и завязать ленты. Несколько движений, чтобы разгладить юбки, и все оказалось скрыто. Только она ощущала последствия любви — запах, слабый пульс, роса их общего наслаждения.
   Она вышла из оранжереи и приказала подать карету. И вела себя так, как если бы ничего не случилось. Потом зашла в дамскую комнату.
   Мария по-прежнему лежала раскинувшись на диване и с явным нетерпением ожидала возвращения Эммы, которая отсутствовала дольше, чем она рассчитывала. Она решила, что Аласдэру потребовалось переговорить наедине с господином Дени. И естественно было предположить, что разговор шел именно об Эмме. Аласдэру не больше, чем Марии, нравилось наблюдать, как эмигрант прибирал к рукам девушку.
   Не в силах скрыть любопытство, она тут же спросила:
   — Господин Дени не обиделся, что ты покинула его так внезапно?
   — Нет, — ответила Эмма. — Нисколько.
   Мария испытала разочарование. Мужчина, которого только что серьезно предупредили, должен был как-то себя проявить. Но с Эммой явно происходило что-то странное. Она казалась рассеянной и слишком погруженной в собственные мысли.
   — Все в порядке, дорогая?
   Девушка быстро улыбнулась.
   — Конечно. Просто немного устала. Карету подадут через несколько минут. Ты способна идти?
   — Я чувствую себя намного лучше. — Изящным движением Мария поднялась с дивана и подобрала веер и шарф. — Но я тоже хотела бы побыстрее добраться до постели. Эти балы так утомительны! Я всегда готова тебя сопровождать, дорогая, но иногда мне кажется, что я предпочла бы остаться в домашней тишине, — добавила она, явно покривив душой.
   Эмма сдержала улыбку, взяла Марию за руку и повела ее на улицу.
 
***
 
   Поль Дени пришел в себя в темной и пустой оранжерее, когда звуки веселья стихли и последний гость уже покинул дом. Он сел и осторожно ощупал затылок. Кожа, похоже, была не повреждена, но на затылке вздулась и болела огромная шишка. Голову немилосердно ломило.
   Кто? И зачем?
   Ни на тот, ни на другой вопрос он не находил ответа. Потом заметил, что его домино и маска валяются рядом на полу. Их с него сняли. Но для чего? Кому они понадобились?
   И этого он не знал. Тем более не мог решить в теперешнем опьяненном состоянии. Только чувствовал, как закипает в нем ярость: и на напавшего, и на себя самого за то, что позволил такому случиться. Не важно, что он не догадывался об опасности. Его дело быть настороже даже в самых обычных обстоятельствах.
   Эмма, вероятно, вернулась и нашла его без сознания. Теперь она гадает, что произошло. Поэтому следовало придумать какое-то правдоподобное объяснение.
   Поль встал на колени, с трудом сдержав стон, — так сильна была пронзившая голову боль. Прижал домино и маску к груди, медленно поднялся на ноги и стоял, покачиваясь и собираясь с силами.
   За стенами оранжереи в доме тишина еще не наступила. Слуги расставляют вещи по местам после бала, догадался Поль. Они будут поражены, если увидят, как из оранжереи появляется бледный и растрепанный забытый гость. Имея такую профессию, Поль прожил столь долго, потому что научился не привлекать к себе внимания даже простой прислуги.
   Он прикинул, что из оранжереи должен быть выход в сад, нетвердой походкой пошел вдоль стены и был вознагражден небольшой дверцей в задней части оранжереи. Отпер замок и оказался на обжигающем холодке раннего утра. Морозный воздух вернул Поля к жизни и прочистил мозги. Железные ворота в стене сада выходили на улицу. Они оказались запертыми, но за оградой никого не было, и француз незамеченным спокойно перелез через створку.
   По пустынным улицам он добрался до Халф-Мун-стрит. Даже фонарщики уже давно отправились спать, а уличные торговцы еще не выносили свой товар. Путешествие не заняло много времени, и через полчаса Поль добрался до места.
 
***
 
   Луис почувствовал, как грубая рука трясет его за плечо, и, очнувшись ото сна, слепо заморгал.
   — Паоло, что ты делаешь здесь в такую рань… — И, присмотревшись к нежданному гостю, добавил: — Ты выглядишь больным, как бездомный пес. Что произошло?
   Паоло рассказал, что с ним случилось.
   — Ты считаешь, что тебя кто-то выследил? — Луис озадаченно покачал головой.
   — Сам не понимаю, — отозвался Паоло. — Но если так, почему со мной не покончили? А только на время отключили? Чего они добивались?
   — Может быть, хотели предупредить? — предположил Луис.
   Паоло презрительно фыркнул.
   — Только непрофессионалы могут вести такую игру.
   — А если англичане и есть непрофессионалы?
   — Или именно этот агент. Но я все равно не понимаю, откуда они узнали. Я не сделал ни одной ошибки. Ни единой.
   — Возможно, ошибку совершил кто-нибудь другой? — Голос Луиса дрогнул. Он понимал, что говорит чепуху.
   — Ты имеешь в виду губернатора? — Паоло покачал головой и поморщился от вновь нахлынувшей боли.
   — Может быть, в наших рядах завелся шпион?
   — Не исключено. — Молодой человек стоял у окна и смотрел, как в небе над громоздящимися в беспорядке крышами занимался рассвет. Внизу по мостовой прогромыхала в сторону рынка подвода с товаром. Город просыпался. — Пора сматываться, — сказал он больше себе, чем Луису. — Если моя легенда лопнула, нельзя терять ни минуты. Прихвачу женщину и заставлю ее говорить. — Его губы безобразно скривились. — Грубый метод, никакой тонкости, но я не вижу другого выхода.
   — Можно сначала попытаться обыскать ее комнаты, — предложил Луис.
   — Окна выходят на улицу. Нет ни малейшей возможности проникнуть туда незамеченным.
   — Это так. Но в сад ведет стеклянная дверь. Она на отшибе. К ней легко перелезть через стену. Я сам это проделывал.
   — Так и поступим, — согласился Паоло. — А когда окажемся в доме, легко найдем ее спальню.
   — Обыщем, а если документы не найдутся, ты заберешь женщину. Заранее приготовим веревки и кляп. Привезем ее сюда и делай с ней, что хочешь: здесь никто ничего не услышит. — Луис пожал плечами, давая понять, что дело не стоит и выеденного яйца.
   Паоло нахмурился, рука машинально потянулась к шишке на затылке, злобная улыбка стала еще заметнее. Его не одолеть. Противник себя показал и тем самым совершил ошибку. Он повернулся к товарищу и в знак согласия коротко кивнул.

Глава 8

   Эмма закрыла за собой дверь спальни и облегченно вздохнула. Слава Богу, она отправила Тильду спать. Огонь все еще горел за каминной решеткой, а на туалетном столике стоял поднос с молоком и блюдом миндального печенья. Служанка не забыла и о маленькой масляной лампе, на которой Эмма, если бы захотела, могла подогреть себе молоко.
   Эмма представила себе чашку с горячим молоком, и это ее успокоило. Она почувствовала себя в домашней обстановке, как когда-то давно в детской.
   Она стащила с себя одежду и бросила в кресло у окна. Потом налила воды в кувшин. Вода была еще горячей, и Эмма поняла, что служанка только недавно отправилась спать. Девушка тщательно вымылась, при этом ощущая, как у нее саднит внизу живота: Эмма очень давно не занималась любовью с мужчиной, и тело, отвыкнув от физической близости, стало снова почти девственным.
   Заметил ли это Аласдэр?
   Эмма натянула через голову ночную рубашку и зажгла масляную лампу. Поставила на нее кастрюльку с молоком и сонно смотрела на нее, пока не появились первые пузырьки. Перелила молоко в чашку, положила печенье на блюдце и забралась в кровать. По телу разлилась приятная истома, когда вокруг нее сомкнулась мягкая перьевая перина. Эмма привалилась спиной к подушкам и, держа молоко у груди, в первый раз позволила себе задуматься о том, что случилось.
   Но все предположения не имели ни малейшего смысла. Ее поджидал Аласдэр. Он занял место Поля и оделся в его домино. Он не сказал ни единого слова, ни разу прямо не взглянул на нее, но вряд ли мог предполагать, что она его не узнала. Не мог рассчитывать ее обмануть. Наверное, думал, что она намерена сдержать обещание завести себе любовника и решил подставить себя.
   Или замыслил какую-то месть? Хотел доказать, что ей не удастся ничего предпринять без его согласия?
   Но Эмма понимала, что в замыслы Аласдэра месть не входила. Он занимался с ней любовью, а не творил возмездие и не причинял зло. А она позволила этому случиться и при этом испытала громадное наслаждение.
   Девушка обмакнула печенье в молоко и осторожно отправила в рот. Потом долго смаковала молочно-миндальный вкус. Все ее чувства как будто бы обострились: теплая мягкость постели, прикосновение простыней к коже, медовый привкус во рту.
   Что сталось с Полем Дени? Неужели по требованию Аласдэра он отдал ему свою маску и домино? Смешно представить! Зачем ему это нужно? Девушка понимала, что казалась ему добычей. И подумала об этом без всякого тщеславия. Он жаждал ее денег, а если находил при этом ее привлекательной, что ж, тем лучше — таков его приз. На этот счет Эмма не питала никаких иллюзий. Но Поль не ушел бы с дороги по просьбе другого мужчины. Кто угодно, только не он. Такой сильный, такой напористый, такой самоуверенный — он ни за что бы не сдался.
   Так что же Аласдэр сделал с Полем Дени?
   Как ни интересовал ее этот вопрос, он не шел ни в какое сравнение с другим: каким образом будут складываться их отношения с Аласдэром, признается ли он в этой вспышке страсти? А если нет, сможет ли признаться она?
   И снова Эмма задумалась: какого дьявола ему нужно? Хотел показать, что между ними сохранилась неразрывная связь? Что ж, в этом он преуспел.
   Отрицать это не имело никакого смысла. Но Эмме ее настроение совершенно не нравилось. Неужели она должна принимать все покорно? Что в конце концов изменилось?
   Все.
   Эмма откинулась назад и посмотрела в потолок — на колышущиеся тени от свечи на столике возле кровати. Она поклялась завести себе любовника до Дня святого Валентина. И Аласдэр сделал все, чтобы она не оказалась клятвопреступницей.
   Но его выходка нарушала ее планы. Вместо того чтобы освободиться от Аласдэра, Эмма гордиевым узлом оказалась еще крепче привязанной к нему. Она поставила на столик пустую чашку и потянулась, чтобы задуть свечу. Потом легла на спину и с открытыми глазами слушала шипение и потрескивание дров и радовалась золотистым отсветам огня.
   Надо подождать и посмотреть, что предпримет Аласдэр. А она поймет его намек.
   Возмутительный, чертовски непредсказуемый, расчетливый человек! Он замыслил ситуацию так, словно считал Эмму полностью в своей власти. Будто она должна плясать под его дудку. Непереносимо!..
   Ее глаза закрылись от непреодолимого желания спать.
 
***
 
   На следующее утро в час визитов Аласдэр ехал на Маунт-стрит. После вчерашнего вечера любви с Эммой он все, еще находился в приподнятом настроении и не мог дождаться, чтобы снова увидеть ее. Узнать, как она себя ощущает. Эмма, конечно, его узнала. Игра в незнакомого любовника не имела целью ее обмануть, но заводилась для того, чтобы придать большую остроту их ощущениям. Аласдэр слишком хорошо знал Эмму и понимал, что риск быть обнаруженными, необычная обстановка, аура таинственности и безмолвность свидания разожгут ее страсть и доставят удовольствие, о котором она так сильно мечтала. И пока у Аласдэра не было намерения прекращать игру.
   Он спешился и отдал поводья Джемми, который ехал на купленной для Эммы породистой чалой кобыле. Без спешки поднялся по ступеням к парадному и вежливо поздоровался с вышедшим ему навстречу дворецким:
   — Добрый вечер, Харрис. Дамы у себя?
   — Леди Эмма и миссис Уидерспун в салоне, сэр. Сегодня они принимают посетителей. — Дворецкий принял у Аласдэра шляпу и кнут.
   — Кто у них? — спросил молодой человек, стягивая перчатки.
   — Герцог Кларенс, миссис Гордон, леди Далримпл, лорд Эверард и мистер Дарси, сэр. — Харрис с явным удовольствием смаковал имена светской элиты.
   Аласдэр кивнул. Его устраивало встретиться с Эммой в кругу ее гостей. Меньше соблазна бросить притворяться. И потом, после первого свидания будет легче сохранить лицо.
   — Я сам объявлю о себе, Харрис. — И он направился вверх по лестнице.
   Эмма разговаривала с герцогом Кларенсом в дальнем конце гостиной. И хотя стояла к дверям спиной, при появлении нового гостя почувствовала, как зашевелились у нее на шее нежные волоски и разряд возбуждения заставил кожу на руках покрыться мурашками. Она бросила взгляд в висящее над камином зеркало и встретилась глазами с Аласдэром. Но тот сразу отвел взгляд, словно не понял, что замечен, и пошел здороваться с Марией.
   Значит, в такую игру он хочет играть, мрачно подумала Эмма. Очень ново. Но она сумеет ему подыграть. Девушка все внимание сосредоточила на герцоге, и тот, почувствовав на себе золотистый взгляд, настолько разнервничался, что потерял нить беседы и только тяжело сопел в своем слегка поскрипывавшем корсете.
   — Так, значит, Ньюмаркет, герцог? — вежливо подсказала она.
   — Ах да, ну конечно… Моя лошадь Нидлпойнт… Вы лошадница, мэм, и вам доставит удовольствие увидеть, как она победит. Летает точно на крыльях. Словно тот… тот… греческий конь… — Кларенс нахмурился. — Не помню, как он назывался.
   — Пегас, — пришла к нему на помощь Эмма.
   — Именно, — восхитился герцог. — Никогда бы не подумал, что вы такая ученая. — Произнеся этот комплимент, он согнул пополам свою грузную фигуру, изображая сельский поклон. На этот раз его корсет скрипнул гораздо явственнее.
   — Эмма — ученая женщина?! — воскликнул за его спиной Аласдэр. — Уверяю вас, она никогда особенно не увлекалась книгами. — Он поклонился особе королевской крови и только после этого улыбнулся своей подопечной. — Ты согласна, Эмма?
   — Возможно, — холодно ответила она и тоже улыбнулась.
   — Ну вот, Чейз, все-то вам известно, счастливчик вы этакий, — прогудел герцог. — Знаете леди с детства, а теперь, как я понимаю, стали ее опекуном? Настоящий счастливчик.
   — Роль опекуна дает мне некоторые привилегии, сэр, — вкрадчиво объяснил Аласдэр и покосился на Эмму. В его глазах сверкнул озорной огонек, уголки губ слегка дрогнули. — Ведь правда, мэм?
   — Поскольку я не знаю, какие привилегии могут присваиваться опекуну, то не могу ответить на ваш вопрос. — Девушка снова повернулась к герцогу. — Извините меня, сэр. Прибыла миссис Доусон. Мне надо с ней поздороваться.
   — Да-да, конечно… играйте роль хозяйки. Заботьтесь о гостях… Не обращайте на меня внимания… не надо церемоний.
   Эмма с улыбкой наклонила голову и удалилась. У нее сложилось впечатление, что герцог вскоре предложит ей брак, как делал каждый раз, когда на светской сцене появлялась новая наследница. Ей пришло в голову, что когда она сравнивала интрижку Аласдэра с его оперной танцовщицей с положением Кларенса и госпожи Джордан, то кривила душой. Но раздражение было слишком велико, и неудивительно, что она хотела обидеть.
   В голове возник образ леди Мелроуз. Наведался он к ней или нет в тот вечер, когда они ездили в Таттерсоллз? Безумие так себя мучить. То, что произошло между ними вчера, было только сном… путаным сном. Она забудет о нем и станет действовать, как задумала. Аласдэр Чейз не тот любовник, которого Эмма собиралась завести ко Дню святого Валентина.
   Словно услышав ее мысли, Харрис объявил о приходе Поля Дени. Девушка похолодела. Как же теперь? Накануне вечером что-то произошло между французом и Аласдэром. Она быстро скосила глаза на опекуна — тот все еще разговаривал с герцогом и, казалось, не заметил появления Поля.
   Эмма тут же пошла поздороваться с новым гостем и почувствовала, как на нее накатило вдохновение. Прошлым вечером ровным счетом ничего не произошло. Ни один из участников действия не желал признаваться в своей роли. Значит, и Полю не придется объяснять свою — ту, которую он играл в хитроумном замысле Аласдэра.
   Прежде чем француз успел открыть рот, она прошептала:
   — Ах, мистер Дени, вы меня простите за мои дурные манеры? Извините, что вчера я не вернулась в оранжерею, но бедняжка Мария так сильно страдала. Я просто не могла ее оставить. — Эмма одарила гостя сияющей улыбкой. — Ну скажите, что вы меня простили.
   Поль склонился над ее рукой.
   — Мадам, вы не можете быть виноватой. Конечно, вам следовало оставаться со своей компаньонкой. Мои притязания не имеют значения.
   — Надеюсь, вы ждали меня не долго? — Эмме не терпелось выслушать ответ. Понимал ли француз, что произошло на самом деле? Верил ли в то, что она не вернулась после того, как его самого заставили или убедили уйти?
   Поль верил. Но больше не доверял удаче. Хорошо хоть теперь не придется объяснять свой собственный поспешный уход.
   — Вечность, мадам, — игриво проговорил он. — Каждая минута без вас для меня целая вечность.
   — Вы снова говорите абсурдные вещи, — пожурила его Эмма. — Ох, кажется, герцог уходит! Я должна пойти с ним попрощаться.
   — Мистер Дени, мы с вами не встречались дня два, — с улыбкой поприветствовал соседа Аласдэр. — С тех пор как ездили в Таттерсоллз. Надеюсь, вы выбрали себе лошадь по вкусу?
   Тем временем Эмма, провожая герцога до порога гостиной, изо всех сил напрягала слух, стараясь расслышать, о чем говорят молодые люди. Оба вели себя абсолютно естественно. Болтали как старые приятели, которые некоторое время друг друга не видели. И между ними не чувствовалось никакой напряженности. Но в прошлый вечер они должны были столкнуться. Разве такая встреча могла быть приятной? Эмма почувствовала, что от неразрешимой загадки у нее начинает болеть голова. Вероятно, эти оба — великолепные актеры и ведут свои роли без единой ошибки. Но зачем? Неужели находятся в сговоре? И предмет их сговора — она сама?
   От отчаяния Эмме хотелось завопить. Но вместо этого она заговорила с леди Далримпл и выслушала подробный отчет о ее недавнем недомогании и прогрессивном методе лечения ее нового врача.
   — Только подумай, Эмма, — вторила даме Мария, — еще два дня назад леди Далримпл была прикована к постели — не могла поднять головы. А сегодня посмотри, как чудесно выглядит. И все благодаря овечьей крови и уксусу. Невероятно!
   — В самом деле невероятно, — слабым голосом согласилась девушка.
   — Надеюсь, Мария, вы пришли в себя? — дружелюбно поинтересовался Аласдэр из-за плеча Эммы.
   — О да, спасибо. Вчера болела голова, но недолго. — Мария выглядела немного смущенной.
   Гость перебросился несколькими фразами с леди Далримпл и повернулся к Эмме.
   — Слышал, ты купила дорожную коляску?
   — Откуда ты знаешь? — озадаченно спросила она.
   — Получил счет, — сухо объяснил Аласдэр. — Ты не теряешь времени даром.
   — Таково мое намерение. — Эмма подстроилась под его холодный тон.
   — Сегодня приведут твоих лошадей. Джемми договорился, что они будут стоять в конюшне на Парк-стрит. Хочешь посмотреть на кобылу? У меня такое ощущение, что в Таттерсоллзе ты ее вовсе не видела.
   — Она здесь? — Эмма сразу сбросила маску холодности.
   — На улице, с Джемми. — В ответ на ее отзывчивость глаза Аласдэра засветились теплотой. Три года назад, до того рокового дня, Эмма всегда была порывиста. И теперь он с радостью заметил, что настороженность, как будто ставшая чертой Эммы в последнее время, так и не смогла взять над девушкой верх.
   — Хочешь выйти и познакомиться с ней?
   — Немедленно! — Еще не закончив говорить, Эмма направилась к двери.
   Аласдэр последовал за ней — загадочная улыбка по-прежнему лучилась в его глазах. Девушка так спешила, что, подобрав развевавшуюся муслиновую юбку, буквально перепрыгнула последнюю ступеньку. Пробежала через вестибюль. Озадаченный такой неизящной спешкой, лакей бросился распахивать дверь.
   — Доброе утро, Джемми! Как она хороша! — Эмма взяла лошадиную морду в ладони, погладила бархатистый нос. Потом обошла вокруг кобылы. — Превосходные линии!
   — Да, леди Эмма, посмотрите, какие крутые плечи! — Джемми говорил с такой гордостью, словно кобыла была его собственной. — И готов поспорить — редкостной быстроты.
   — M-м. — Девушка провела рукой по лошадиному крупу. — Очень красива!
   — Думаешь, я купил бы тебе какую-нибудь дрянь? — подтрунивая над подопечной, запротестовал Аласдэр.
   Эмма посмотрела на него. Опекун улыбался — как и должно, открыто, с теплотой. Но сколько себя ни обманывай, сколько ни настраивай, в выражении его лица не удавалось заметить ничего особенного. Она так же тепло улыбнулась в ответ.
   Внезапный порыв северо-восточного ветра долетел с угла Одли-стрит. Эмма поежилась.
   — До смерти простудишься в этом тонком муслине, — заволновался Аласдэр. — Если хочешь опробовать кобылу, иди переоденься, и поедем в Ричмонд.
   Его ладонь легла ей на шею. Прикосновение показалось нежным, но твердым и вызвало целую бурю воспоминаний. Его любимый жест — так Аласдэр дотрагивался до нее с первых дней их знакомства. Иногда, чтобы подтолкнуть, куда нужно. Иногда, потому что она слишком близко стояла и рука с казавшейся такой естественной фамильярностью сама находила дорогу.
   У Эммы сразу пересохло во рту. В груди екнуло, бедра невольно напряглись. Мгновение она сопротивлялась его ладони. И тогда Аласдэр положил другую руку ей на талию.
   — В дом, Эмма! Твое платье хоть и писк моды, но защищает от холода не лучше, чем ночная рубашка.
   По-прежнему держа ладони у нее на шее и талии, он заставил Эмму войти в парадное. Ничего особенно чувственного в его прикосновении не было, но знакомая хозяйская фамильярность возбуждала.
   Собственная реакция разозлила Эмму. Ей показалось, что ничего подобного Аласдэр не ощущал. Просто хотел поскорее увести с холода в дом.
   Тряхнув головой, она сбросила с шеи его ладонь и ускорила шаг, чтобы избавиться от теплого прикосновения к талии. Аласдэр не сделал попытки ее догнать.
   — Так ты хочешь ее попробовать?
   Эмма медлила. Сказать, что поедет в Гайд-парк в обычный час променада? Или согласиться на Ричмонд, где можно дать кобыле полную волю и проверить, на что она способна? Но в Ричмонд нельзя ехать без эскорта.
   — Мне нужен грум, — заявила она, уклоняясь от прямого ответа. — У Джемми есть друзья?
   — У тебя уже есть грум, — сообщил Аласдэр. — Один из многочисленных знакомых Джемми. Сомнительного происхождения, но Джемми за него ручается. Я с ним разговаривал утром, и у меня сложилось впечатление, что он подходит. Не очень отесан, но уверен, ты не будешь возражать. Зато с лошадьми управляется отлично. Джемми уверяет: он мастер на все руки. И с пистолетом справится, если возникнет нужда. Ты будешь с ним в безопасности.
   — О! — Эмму тронула его забота, хотя она и понимала, что должна была это ожидать. — Где он будет жить?
   — В конюшне. Можешь посылать за ним лакея всякий раз, когда захочешь куда-нибудь выехать. — Опекун изогнул бровь, явно ожидая дальнейших вопросов, на которые с готовностью собирался ответить.
   — Ты, кажется, обо всем подумал, — наконец проговорила девушка.