— Помним, — сказал Колька, насупившись. — Хоть на меня и было наложено то, чего нет, но помним. Время — это расстояние между событиями. Вот.
Магистр хмыкнул.
— Ну-с, а что еще мы помним?
— Помним, что магии не существует, — отозвался Колька. — Вот только каким образом…
— Не бегите впереди паровоза, молодой человек! — свирепо сказал Магистр. — Как раз сегодня мы будем обсуждать это вопрос. Садитесь, молодой человек. Итак, дети, что я говорил на прошлом уроке? А говорил я, дети, о том, что магии не существует. Однако концовка урока якобы опровергает мои слова. Но это только кажется, дети, только кажется. Что, собственно говоря, вы видели? Трех Магистров, только и всего. Только и всего! Один из этих Магистров, дети, стоящий в данный момент перед вами, живет в одном с вами временном отрезке, а два других, позвольте заметить, в двух других отрезках. Хе-хе. Впрочем, это тоже бред. Все не так. Магистр всего один — это я. Я живу в трех временных отрезках одновременно. Точнее, почти одновременно. Кстати, о птичках. Тот фокус с графином наглядно демонстрирует… Впрочем, нет, — перебил он сам себя. — Это будет, пожалуй, слишком сложно для вас. Пока сложно. Итак, дети, мы с вами знаем, что такое время. И что же нам дает это знание? О, это знание дает так много, что можно просто офонареть. Так, кажется, выражается современное поколение? Можно, конечно, показать вам еще несколько магических фокусов. Так, например, очень эффектно смотрится фокус с луком и стрелами. Вопрос только в том, найдется ли среди вас человек, способный выстрелить в меня из лука? — Он пристально посмотрел на Кольку и хмыкнул. — Но это неважно.
— Нет, ну почему же? — подал голос неугомонный Колька. — Мы очень хотим посмотреть эффектный фокус с луком и стрелами.
Магистр возмущенно пожевал губами, раздумывая, что бы такое сказать наглому мальчишке, которого он почему-то называл не иначе как «молодой человек» и на «вы», не нашел достойного ответа и снова хмыкнул, сверля наглеца взглядом.
— Ладно-ладно, — сказал он наконец. — Значит, вы-то и будете исполнять в этом фокусе одну из главных ролей.
Вращая глазами, Магистр лихо выхватил из воздуха резной лук и кожаный колчан со стрелами. Грозно глядя на Кольку, он вручил ему оружие и сказал:
— Встаньте в дальнем углу, вложите стрелу и цельтесь сюда, — он указал себе на грудь.
Ухмыляясь, Колька принял лук, отошел в указанное место и принялся прилаживать стрелу. Магистр встал у доски, скрестил руки на груди. Колька приладил стрелу, натянул тетиву и прицелился. Мы затаили дыхание.
— Ну-с, молодой человек, — сказал Магистр. — Стреляйте!
Колька шмыгнул носом, жалко улыбнулся и стал целиться. Лидочка тихо ойкнула, увидев зазубренный наконечник боевой стрелы.
— Гм, — сказал Колька. — Неудобная штука…
— Быть может, вы предпочли бы арбалет? — издевательски улыбаясь, сказал Магистр.
— Да нет, что вы, что вы, я и из лука могу.
Колька принялся целиться в третий раз. Лидочка снова ойкнула и прикрыла рот рукой. Колька целился мучительно долго, и Магистр начал терять терпение.
— Ну-с, молодой человек?
— Да что я, убийца, что ли? — сказал Колька, опуская лук. Лидочка громко выдохнула.
— Мда… — сказал Магистр. — Придется самому. — С этими словами он раздвоился, второй Магистр взял у обалделого Кольки лук и стрелы, бесцеремонно отодвинул его, прицелился и выстрелил. Стрела коротко просвистела. Лидочка вскрикнула. Второй магистр исчез, а первый стоял, приколотый стрелой к классной доске и победно улыбался.
— Ну что, — сказал он ядовитым голосом. — Я же говорил, что это эффектный фокус! Он постоял еще минуту, наслаждаясь нашим удивлением, потом отошел от доски. Стрела свободно проходила сквозь его тело. Оставив стрелу торчать в доске, Магистр снова победно оглядел нас и обратился к Кольке:
— Вам, молодой человек, вовсе не стоило бояться стрелять. Это абсолютно безопасно. Более того, это абсолютно безопасно даже с огнестрельным оружием, правда, не так впечатляет.
— И после этого он утверждает, что магии не существует, — пробормотал Колька себе под нос. Но Магистр услышал. Он триумфально улыбнулся и сказал:
— Да-с, молодой человек. Я готов повторить это тысячу раз!
— Ну зачем же тысячу, — сказал Колька. — Одного раза будет вполне достаточно.
Магистр попыхтел, попыхтел, но потом решил, что на этот раз связываться с задирой-Колькой не стоит, и продолжил:
— Так вот, дети, я прав. Никакой магии в обычном понимании слова.
— А в необычном? — снова встрял Колька.
— И в необычном тоже. Невежественным людям обыкновенные законы физики кажутся магическими, — Магистр пожевал губами и заорал:
— Но вы-то не обычные люди! — Он успокоился и сказал нормальным голосом:
— Я просил вас подумать на досуге над первым постулатом. Кто-нибудь дал себе труд подумать? А? — Он оглядел нас сверкающим взором. — Что молчите? А вы, молодой человек? — он повернулся к Кольке.
— А я что? Я ничего, — сказал Колька, пожимая плечами. — Чуть что, сразу я.
— Ага! — обрадовался Магистр. — Значит, никто не пошевелил своими извилинами? Ну что ж, я попытаюсь растолковать вам первый постулат. Время — это четвертая координата пространства. То есть вдоль линии времени можно точно так же ходить, как вдоль линии ширины. Или длины.
Магистр сделал эффектную паузу, в которую тут же влез Колька:
— А вдоль высоты?
— И вдоль высоты, молодой человек, — миролюбиво согласился Магистр. Сегодня он был удивительно покладист. — Идите сюда, барышня, — неожиданно он поманил к себе Лидочку.
Лидочка испуганно встала и обреченно побрела к доске. Магистр наклонился к ней и с минуту что-то шептал ей на ухо. Лидочка кивнула и задорно посмотрела на нас.
— А сейчас мы продемонстрируем так называемый фокус с исчезновением. Исчезни! — приказал он Лидочке, и та исчезла.
Мы раскрыли рты, а Магистр сказал:
— Вы что же, думали, что я разжую вам все от начала до конца? Думайте! Шевелите мозгами! — Он скорчил свирепую физиономию и заорал:
— Если они у вас есть!
С этими словами он тоже исчез и тут же прозвенел звонок. Мы вышли во двор и увидели Лидочку, сидящую на скамейке. Она радостно улыбалась. Мы окружили ее и молча ждали.
— Что? — спросила Лидочка, и улыбка медленно растворилась у нее на лице. — Что?
— Рассказывай, — сурово сказал Колька.
— Да чего рассказывать? — засуетилась Лидочка. — Когда он сказал «Исчезни», вы вдруг застыли как каменные, а я просто вышла из класса, и все.
— И все? — так же сурово спросил Колька.
— И все, — Лидочка совсем растерялась.
— Да ладно тебе, — миролюбиво сказал Джонни. — Не обращай на Кольку внимания.
— Как это не обращай? — возмутился Колька. Он подхватил Лидочку под руку и увел ее. Урмас выдохнул дым и сказал:
— Ну что? Будем думать?
— Вот еще, — ответил Джонни. — Думай не думай…
— А сто рублей — не деньги, — закончил я. Мы улыбнулись друг другу и разошлись. Однако через минуту меня окликнул Джонни.
— Слышь, а ведь есть еще, по крайней мере, один постулат, — сказал он, заговорщически подмигивая. — Или еще несколько. Каково, а?
«Да уж, — подумал я. — Действительно, каково?» Нет, все-таки интересное это место — наша школа.
Профессиональный друг
Дюк заглянул мне через плечо и с неудовольствием сказал:
— Опять в чате сидишь.
— Сижу, — отозвался я, — а что?
— Да ничего. Зря проводишь время.
— Почему зря? Общаюсь с людьми.
— Меня тебе мало? — Дюк насупился и отвернулся.
— Да ты ревнуешь?! — ахнул я.
— Ревнуешь, ревнуешь, — проворчал Дюк. — Мо-орнам не свойственно чувство ревности.
— Как же не свойственно, когда ты ревнуешь? Причем напропалую! — Я повернулся к нему всем телом, с интересом всмотрелся в его лицо. Дюк насупился еще больше и сказал:
— А может быть, ты сдашь меня назад? Зачем я тебе? Чатиться будешь себе, и все дела.
— Ну Дючок, ну не ревнуй, ну пожалуйста, — я протянул руку, чтобы погладить его, но он увернулся. Он всегда уворачивался, даже когда был повернут ко мне затылком. Я подозревал, что он видит всей поверхностью тела, а глаза — это так, для людей, нарисованные. Говорят, еще никому из людей не удавалось ударить моорна, как некоторые ни старались — они всегда успевали увернуться. Более того, их никто не мог просто потрогать, поэтому и ходили дурацкие слухи о том, что температура тела у моорнов — многие сотни тысяч градусов.
— Да я не ревную, — вздохнул Дюк, подплывая поближе. — Ты вот лучше вспомни, какая сегодня дата.
— Дата? — я принялся старательно вспоминать. — Дата, дата… А какая сегодня дата?
— Два года назад ты взял меня к себе.
— Ба! — я хлопнул себя по лбу. — Действительно, двадцать девятое августа. Извини, друг, забыл.
— Забывчивы вы очень, молодой человек, — ворчливо сказал Дюк.
— Так у нас сегодня праздник? Давай выпьем водочки?
— Моорны не пьют, ты же знаешь, — укоризненно вздохнул Дюк.
— Зато люди пьют, — сказал я и пошел на кухню. В холодильнике стояла значительно початая бутылка водки. Я взял огурец, из шкафа достал две рюмки, вернулся в комнату, налил себе полную, а Дюку плеснул чуть-чуть. — Это так, чисто символически. Русские не пьют в одиночку. Ну, за годовщину!
— Алкоголик, — проворчал Дюк. — Лучше бы ты сегодня не пил. Точнее, сейчас не пил, выпил бы позже.
— Ммм… нет. Никакой я не алкоголик, и ты это прекрасно знаешь. Хорошая штука огурец, не хочешь попробовать?
Дюк отвернулся.
— Да, я знаю, кроме того, что моорны не пьют, они еще и не едят. Питаются святым духом.
— Не святым духом, а солнечным светом, воздухом и твоим настроением, — поправил Дюк.
— Моим настроением?! — притворно ахнул я, — Так вы энергетические вампиры?!
— Сам ты вампир! — гордо сказал Дюк. — У нас и ротового отверстия-то нет.
— Везет же вам, — вздохнул я. — Солнечным светом они питаются, видите ли. А мы вот добывай себе пищу, в поте лица своего. Так, значит, два года уже прошло? Слушай, срок приличный, а мы с тобой ни разу еще не поссорились по-настоящему.
— Для тебя нет никакой необходимости ссориться, — ответил Дюк. — Вот я знаю одного моорна, он живет у джентльмена преклонного возраста…
— Нет, чтобы проще сказать, — перебил я, — у старика. Любишь ты витиевато выражаться.
— Так вот, — продолжал Дюк, — они ссорятся пять раз на день. И старик чувствует себя великолепно. А тебе это не пойдет на пользу.
— Много ты понимаешь, — проворчал я, — что мне пойдет, а что мне не пойдет.
— Если бы у меня были плечи, — сказал Дюк, — я бы пожал ими в ответ.
— Хорошо, что у тебя нет плеч, — радостно парировал я, — а то ты ими только и пожимал бы целыми днями.
Дюк улыбнулся, выплыл на кухню, я услышал звук открываемой хлебницы.
— У тебя хлеба нет, — сообщил он, возвращаясь. — Сходить бы надо.
— Вот и сходи, — буркнул я.
— Кому нужен хлеб? Мне?! — ахнул Дюк.
— Мне, — сказал я. — А ты бы сходил, не развалился.
— У меня нету рук держать авоську, — светски улыбнулся Дюк. — И потом, куда я положу деньги? А без денег мне не дадут.
— Как авоську держать, у него рук нету, а как в хлебнице шариться, у него руки есть. Как ты открыл хлебницу?
Дюк не удостоил меня ответом. И правильно сделал — он все равно не смог бы объяснить, как он открыл хлебницу, а я не смог бы понять. Когда-то он пытался объяснить. Больше не пытается. Наверное, ему просто лень.
— Давай, давай, сходи за хлебом, — настойчиво повторил Дюк.
— Вот пристал! — огорчился я. — Ладно, будет тебе хлеб.
Я встал, взял деньги и пошел к двери.
— Стой! — сказал Дюк. — Ты что, в таком виде и пойдешь?
— А что? — я оглядел себя: спортивные штаны, футболка, тапочки. — Что тебе не нравится?
— Переоденься! — приказал Дюк. Именно приказал!
— Ты что это, родной? — опешил я. — Выйти за хлебом — и переодеваться?! До магазина два шага! Вид как вид, вполне приличный.
— Не хочешь, не надо, — неожиданно согласился Дюк. — Только потом чур на меня не пенять.
— Какой-то ты сегодня не такой, — озабоченно сказал я, протягивая руку, якобы для того, чтобы потрогать Дюков лоб. Дюк привычно увернулся. — Вроде не очень жарко, а перегрелся.
— Пошли, пошли, — Дюк был уже у двери, нетерпеливо покачивался на уровне моей головы.
— Ну, пошли, — я снял авоську с вешалки, открыл дверь.
Дюк выплыл первым. Я пожал плечами и последовал за ним. Что это он так торопится?
До магазина было действительно два шага — он помещался на углу моего дома. Как говорил Дюк — с крыльца упал и уже там, даже не интересно. В магазине было пусто — только продавец скучал за прилавком. Я купил булку хлеба, причем Дюк сопроводил покупку загадочным замечанием: «Впервые тот факт, что ты ешь так много хлеба, пойдет тебе на пользу!», и собрался выходить, когда в дверях столкнулся с девушкой небесной красоты. Светлые коротко остриженные волосы, серо-голубые глаза… У ее плеча висел добродушный моорн. Я вышел из магазина какой-то обалдевший и уставился на девушку сквозь стеклянную дверь. Стройная, худенькая блондинка…
— Что, понравилась? — прошептал Дюк. — Давай, познакомься с ней!
— В таком-то виде? — сказал я.
— А что вид? — спросил Дюк. — Вид как вид, вполне приличный, — передразнил он меня.
Девушка вышла из магазина, наши взгляды встретились, она едва заметно улыбнулась и скрылась за углом. Моорн, выплывший следом, скосил на меня глаза и улетел.
— Ну что стоишь как пень? — сварливо сказал Дюк. — Пошли домой.
— Слушай, — ахнул я, — ты знал?! Скажи, ты знал?!
— Как интересно, — задумчиво отозвался Дюк. — ее моорна тоже зовут Дюк. Советую обратить на этот факт пристальное внимание. Слушай, ты почему назвал меня Дюком?
— По кочану! — буркнул я и пошел домой. Однако Дюк не собирался сдаваться и дома опять пристал ко мне с вопросом о своем имени.
— Почему, почему, — сказал я. — У Грина есть такой рассказ «Капитан Дюк». Мне он очень нравится. И капитан там как живой, этакий просоленный морской волк. Вот и назвал. Хотя ты, конечно, далеко не капитан. И не волк.
— Да-а-а, — протянул Дюк. — Бывает же!
— Что бывает?
— Медведь с горы летает! — огрызнулся Дюк и уплыл в дальний конец комнаты.
— Ты бы лучше сказал, как девушку зовут. Какое мне дело до ее моорна?
— Я тебе что, сваха? Сам узнавай.
— Какой же ты, — сказал я обиженно, — Друг называется.
Дюк ничего не ответил. А я подумал, что мне все-таки есть дело до ее моорна. Вообще-то девушке было не больше двадцати лет, а в таком возрасте девушки редко заводят моорнов. В таком возрасте девушки заводят собак и мягких пушистых кошек. Ну, еще бывает — каких-нибудь хомячков. Ее моорна тоже зовут Дюк, и мой Дюк советует обратить на этот факт пристальное внимание. Интересно — почему?
— На часы посмотри, — неожиданно сказал Дюк, и я вздрогнул.
— Ну, посмотрел.
— Который час?
— Половина восьмого. А что?
— А ничего, — ответил Дюк, — запомни время.
— Зачем?
— Зачем, зачем, — проворчал Дюк. — Запомни и все. Пригодится.
Выспрашивать дальше не имело смысла — все равно не скажет. Ладно, запомним, не сломаемся. Я посмотрел на экран компьютера — там мелькали строчки сообщений, на жаргоне — «мессаги», люди чатились вовсю. Надо бы выключить модем, деньги капают… Мне вдруг стало грустно. Девушка ушла, и я могу ее больше не увидеть. И почему Дюк не настоял на том, чтобы я переоделся, если знал? Знакомиться с девушкой, будучи одетым в спортивные штаны и стоптанные тапочки… Моветон… Хотя, возможно, что я слишком старомоден. Проще надо быть, проще, безнадежно сказал я себе, понимая, что проще-то как раз я быть и не могу.
— Слушай, Дюк, — сказал я задумчиво. — А если я тебя сдам и возьму другого моорна, ты будешь по мне скучать?
— Паша, — проникновенно ответил Дюк, — я же тебе объяснял…
Да, он объяснял. Что моорны общаются между собой мысленно, что-то вроде телепатии, что они вообще составляют единый организм, и если даже Дюк вернется на Моорн, он может видеть, слышать и осязать меня точно так же, как если бы находился рядом, а пришедший ему на смену моорн будет точно таким же, как Дюк, и я даже не замечу подмены. Профессиональный друг. И, как справедливо замечено Дюком, в этом словосочетании нет ничего оскорбительного. Быть другом — его профессия, и это единственное, что он умеет делать хорошо.
— Дюк, а что вы делали до того, как мы вас открыли?
— Ну, во-первых, не вы нас открыли, а мы.
— Это как же? — опешил я.
— Открыли бы вы нас, если бы мы этого не захотели!
— Ну хорошо, а во-вторых?
— А во-вторых, мы ничего не делали.
— Совсем ничего?
— Ну как тебе объяснить? Вот что ты сейчас делаешь?
— Как что?! С тобой разговариваю.
— Я имею в виду — физиологически.
— Физиологически? — я задумался. — Живу.
— Вот и мы до вас — жили. И сейчас живем.
— Понятно. А скажи мне… Вот будущее вы можете провидеть?
Дюк покосился на меня, поморщился, ничего не ответил. Я покивал — если Дюк не отвечает на вопрос сразу, то и не ответит, как ни проси.
А на другой день вечером я вернулся с работы, первым делом высмотрел в квартире Дюка. Он улыбнулся, подплыл ко мне. Погладить бы его, так ведь не дается же! Жалко, что на работу моорнов брать не разрешают, вот Дюк и сидит весь день дома. Но ему не скучно, моорны не скучают.
— Есть хочу, — сказал я. — Черт, забыл за хлебом заскочить.
— Рано еще.
— Это почему?
— Рано говорю, — отрезал Дюк. — Посиди. Расслабься. Прими душ. Поешь. Потом сходишь.
Я насторожился. Дюк явно что-то знал. Даром, что ли, вчера он советовал мне запомнить время? Я выполнил программу Дюка буквально по пунктам: посидел, расслабился, принял душ, поел. Снова посидел. Посмотрел на часы. Половина седьмого.
— Ну, — сказал я. — Еще целый час.
— Какой час?
— Ну какой же ты недалекий, Дюк! — я не отказал себе в удовольствии так сказать — Дюк постоянно меня так называет. — До половины восьмого еще целый час. Так что давай, развлекай меня.
— Развлекать? А не ты ли говорил, что развлекать нужно недалеких людей, а нормальные люди развлекаются сами? — Дюк вернул мне мою шпильку и победно улыбнулся.
— Ладно, ладно, — я сделал вид, что обиделся. — А я тебе анекдот не расскажу, вот.
— Расскажи! Расскажи, — взмолился Дюк. Он обожает человеческие анекдоты. Дюк сделал такое уморительное умоляющее лицо, что я сжалился и рассказал ему анекдот про то, как Василий Иванович писал стихи про статую.
— Смешно, — задумчиво сказал Дюк. Он никогда не смеялся над анекдотами, и зачем они ему нужны, непонятно. Судя по всему, сейчас весь Моорн «хохотал» над анекдотом о Чапаеве.
Времени было еще много, и я включил компьютер. Тяжело быть компьютерщиком. На работе пялишься в экран, так мало того, приходишь домой — и снова пялишься в экран. А толку? Никакого. Я заметил, что волнуюсь. Вот тебе и так! Кажется, скоро я увижу ту девушку и мне придется знакомиться. А что сказать? Да, что сказать-то? Какую-нибудь банальность? Вроде… Вроде… Что там говорят в таких случаях?
Я так ничего и не придумал. Спросил Дюка, но тот заявил, что он мне не нянька и учить меня знакомиться с девушками не намерен, гад такой.
В общем, к половине восьмого я вырядился как на свидание (да так оно и было на самом деле!) и спустился вниз. Дюк остался дома и, несмотря на мои увещевания, наотрез отказался сопровождать меня. Я вышел из подъезда. Что же делать? Рядом с домом, вдоль тротуара, сидели бабульки с цветами. Завтра дети идут в школу! — вспомнил я, подошел и, по какому-то наитию, купил букетик чудесных махровых астр. Потом минут пять простоял у дверей магазина, держа букет у груди и холодея при мысли о том, что девушка не придет, и придется возвращаться, и укоризненно смотреть на Дюка, хотя он, конечно же, ни в чем не виноват…
Но девушка пришла, я шагнул ей навстречу и сказал, протягивая букет:
— Вот. Это вам.
— Спасибо, — голос у нее был просто волшебный! А глаза, распахнутые от удивления, совсем сказочные…
— Ты чего так быстро? — спросил Дюк, когда я вернулся домой, напевая какую-то песенку.
— Быстро?
— Ну да. Девушка приходила?
— Приходила.
— Одна?
— Что значит одна? Ах, ну да, моорна с нею не было.
— И что?
— Что?
— Почему ты здесь?
— А где мне еще быть? Это мой дом, между прочим.
— А девушка?
— Что девушка?
— Нет, вы посмотрите на него! — возмутился Дюк, летая из стороны в сторону, что означало у него крайнюю степень неудовольствия. — Корчит из себя этакого дурачка! Девушка где?
— Ну где, где? — я пожал плечами. — Дома, наверное.
— Та-ак… — сказал Дюк. — Ну и болван же ты!
— А ты — колобок! — огрызнулся я, сладко улыбаясь. — Я назначил ей свидание!
— Ну?! — Дюк даже не обратил внимания на колобка, хотя раньше всегда обижался. Или делал вид, что обижается.
— Вот тебе и ну! Завтра мы пойдем с ней в театр.
— Это хорошо, — Дюк перестал мотаться, улыбнулся нарисованным ртом, — А как ее зовут?
— Как? Да, как же ее зовут? Знаешь, не спросил… Вот дурень, а? Не спросил. Ну ничего, еще спрошу. Как ты думаешь?
Дюк покрутил головой, хотя чем ему еще крутить, если у него ничего, кроме головы, нету.
— Ну ладно, Дюк, ну чего ты? Ну спрошу завтра, какие мои годы. И не старайся, ты мне настроения не испортишь, оно у меня знаешь какое замечательное. Тебе и не снилось. Хотя тебе никогда ничего не снится. Бедный, бедный Дюк. Он не спит. Он не видит снов. Дюк, а вот возьму и женюсь на ней, а?
— Какой прыткий! — сказал Дюк, улыбаясь. — Имени еще не знает, а уже жениться собрался. Не говори «гоп»…
— Да я не говорю. Да, кстати! Или совсем не кстати? Хлеба-то я так и не купил! Дюк, а ты будешь на нашей свадьбе?
— Сглазишь, чудило!
— Тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо, и по дереву постучим, вот так. Нет, не сглажу. Чувствую. Просто чувствую.
Когда я собирался в театр и наводил последний лоск, я предложил Дюку пойти со мной, заранее зная, что он не пойдет. Однако он, к моему безмерному удивлению, согласился. Я повернулся к нему и уставился в его ненастоящие глаза.
— Ты пойдешь со мной?!
— Пойду. А почему бы не пойти?
— Ну… Я… Эээ… Буду не один.
— Я знаю, — кивнул Дюк, то есть не кивнул, а качнул лицом вниз-вверх.
— И, тем не менее, пойдешь?
— Да. Кто, как не я, должен за тобой присматривать?
— Та-ак… А тот Дюк… Он тоже пойдет?
— Да.
— Ну, дела… — протянул я и принялся завязывать галстук.
— Чего ты удивляешься? — Дюк поджал губы. — Ты же не на интимное свидание идешь, а в театр. А моорнов в театр пускают. Пока еще.
— Вот именно: пока, — сказал я, справившись с галстуком.
— Обидеть хочешь? — Дюк шмыгнул носом. — А зря. Да не переживай ты, мы будем висеть где-нибудь под потолком, в компании других моорнов. Могу я посмотреть спектакль, в конце концов?
Действительно, почему бы и нет? Пусть посмотрит спектакль, что он, изгой какой-нибудь?
Мы встретились возле того самого магазина — девушка жила в соседнем доме. И почему я ее раньше не видел? Ее моорн тоже пришел. Оба Дюка отлетели в сторону, висели за нашими спинами и имели парадный вид. Нет, я чувствовал себя идиотом и очень смущался под их взглядами.
— Вас как зовут? — в первую очередь спросил я, вручая девушке букетик махровых астр.
— Спасибо. Какие чудесные цветы. Меня зовут Даша. А вас?
— А меня — Паша. В рифму.
— Да, в рифму, — согласилась она. — А вы не знаете, почему моорны за нами увязались?
— Понятия не имею, — я пожал плечами. — Мой сказал, что хочет посмотреть спектакль.
— Мой тоже. Вот театралы! — она улыбнулась, и я подумал, что чудеснее улыбки просто не может быть.
Подъехало такси, которое я заказал заранее по телефону, мы сели на заднее сиденье, моорны пристроились на крыше, и машина покатила к театру. На перекрестке двух транспортных потоков водитель притормозил перед светофором, потом тронулся, начал разгоняться. И тут нам поперек вылетела легковушка — на красный свет! — наш водитель резко крутанул руль и такси начало переворачиваться. Но не перевернулось. Какая-то сила приподняла машину, повернула и мягко поставила на дорогу. Даша схватила меня за руку, я сжал ее руку в ответ. Водитель шумно выдохнул. Такси медленно покатилось по дороге и остановилось, миновав перекресток.
— Видали? — водитель повернулся к нам, глаза у него были большие и круглые. — Видали? Это ваши моорны! Они спасли нам жизнь. Видали?
Он еще что-то говорил про моорнов, про то, что раньше относился к ним с предубеждением, считал их никчемными, а людей, которые берут их и живут рядом с ними — еще более никчемными, но теперь он переменил свое мнение, более того, он сам обязательно заведет себе моорна, после такого случая-то. А мы с Дашей все сидели и держались за руки. Наконец водитель несколько успокоился, завел машину, заглохшую во время происшествия, и довез нас до театра. Я расплатился, и мы вышли. Моорны покачивались рядом и улыбались.
— Спасибо вам, — сказали мы втроем почти хором. Водитель вылез из машины и с восхищением смотрел на моорнов.
— Пожалуйста, — важно ответили оба Дюка.
Такси уехало, а мы все стояли у входа в театр и молчали. Моорны подлетели поближе, и мой Дюк сказал:
— Ну вот, мы вам больше не нужны. Сегодня, по крайней мере. До встречи.
И они улетели с быстротой молнии.
Оба Дюка присутствовали на нашей свадьбе. Они висели под потолком обособленно от других моорнов, и совсем недолго — пока гости не начали пьянеть. Потом они подлетели к нам и сказали, что лучше пойдут прогуляются. При этом вид у них был такой, будто гулять они будут вечно. Мы заподозрили неладное и вышли из кафе на улицу. Дюки висели рядышком, почти касаясь друг друга.
— Ну что, Дюк, — сказал я, и голос мой дрогнул. — Это навсегда?
— Ну почему же навсегда? — пробормотал Дюк. Он прятал глаза и смущался.
— Навсегда… — прошептала Даша. — Дюк?
— Ну что вы заладили — навсегда, навсегда? — смущенно сказал Дашин Дюк. — Навсегда ничего не бывает. У вас будет медовый месяц, что нам, на кухне сидеть все время, или, не дай бог — в туалете? Вернемся потом, когда будет можно.
— А когда будет можно? — спросила Даша и шмыгнула носом.
— Ну настанет же когда-нибудь такое время, — ответил мой Дюк и грустно улыбнулся. — Поверьте, ребята, нам тоже нелегко прощаться. Но ведь, в конце концов, вы всегда можете взять нас снова. Как только у вас возникнет в этом потребность. Ведь мы же друзья. А друзья никогда не расстаются навсегда.
И они улетели в темноту. А мы пошли в кафе догуливать собственную свадьбу.
Автор о себе
Родился в 1957 году в Томске; образование высшее; закончил Томский политехнический институт; работаю программистом; живу в г. Улан-Удэ; ранее не публиковался.
В. Фильчаков
Магистр хмыкнул.
— Ну-с, а что еще мы помним?
— Помним, что магии не существует, — отозвался Колька. — Вот только каким образом…
— Не бегите впереди паровоза, молодой человек! — свирепо сказал Магистр. — Как раз сегодня мы будем обсуждать это вопрос. Садитесь, молодой человек. Итак, дети, что я говорил на прошлом уроке? А говорил я, дети, о том, что магии не существует. Однако концовка урока якобы опровергает мои слова. Но это только кажется, дети, только кажется. Что, собственно говоря, вы видели? Трех Магистров, только и всего. Только и всего! Один из этих Магистров, дети, стоящий в данный момент перед вами, живет в одном с вами временном отрезке, а два других, позвольте заметить, в двух других отрезках. Хе-хе. Впрочем, это тоже бред. Все не так. Магистр всего один — это я. Я живу в трех временных отрезках одновременно. Точнее, почти одновременно. Кстати, о птичках. Тот фокус с графином наглядно демонстрирует… Впрочем, нет, — перебил он сам себя. — Это будет, пожалуй, слишком сложно для вас. Пока сложно. Итак, дети, мы с вами знаем, что такое время. И что же нам дает это знание? О, это знание дает так много, что можно просто офонареть. Так, кажется, выражается современное поколение? Можно, конечно, показать вам еще несколько магических фокусов. Так, например, очень эффектно смотрится фокус с луком и стрелами. Вопрос только в том, найдется ли среди вас человек, способный выстрелить в меня из лука? — Он пристально посмотрел на Кольку и хмыкнул. — Но это неважно.
— Нет, ну почему же? — подал голос неугомонный Колька. — Мы очень хотим посмотреть эффектный фокус с луком и стрелами.
Магистр возмущенно пожевал губами, раздумывая, что бы такое сказать наглому мальчишке, которого он почему-то называл не иначе как «молодой человек» и на «вы», не нашел достойного ответа и снова хмыкнул, сверля наглеца взглядом.
— Ладно-ладно, — сказал он наконец. — Значит, вы-то и будете исполнять в этом фокусе одну из главных ролей.
Вращая глазами, Магистр лихо выхватил из воздуха резной лук и кожаный колчан со стрелами. Грозно глядя на Кольку, он вручил ему оружие и сказал:
— Встаньте в дальнем углу, вложите стрелу и цельтесь сюда, — он указал себе на грудь.
Ухмыляясь, Колька принял лук, отошел в указанное место и принялся прилаживать стрелу. Магистр встал у доски, скрестил руки на груди. Колька приладил стрелу, натянул тетиву и прицелился. Мы затаили дыхание.
— Ну-с, молодой человек, — сказал Магистр. — Стреляйте!
Колька шмыгнул носом, жалко улыбнулся и стал целиться. Лидочка тихо ойкнула, увидев зазубренный наконечник боевой стрелы.
— Гм, — сказал Колька. — Неудобная штука…
— Быть может, вы предпочли бы арбалет? — издевательски улыбаясь, сказал Магистр.
— Да нет, что вы, что вы, я и из лука могу.
Колька принялся целиться в третий раз. Лидочка снова ойкнула и прикрыла рот рукой. Колька целился мучительно долго, и Магистр начал терять терпение.
— Ну-с, молодой человек?
— Да что я, убийца, что ли? — сказал Колька, опуская лук. Лидочка громко выдохнула.
— Мда… — сказал Магистр. — Придется самому. — С этими словами он раздвоился, второй Магистр взял у обалделого Кольки лук и стрелы, бесцеремонно отодвинул его, прицелился и выстрелил. Стрела коротко просвистела. Лидочка вскрикнула. Второй магистр исчез, а первый стоял, приколотый стрелой к классной доске и победно улыбался.
— Ну что, — сказал он ядовитым голосом. — Я же говорил, что это эффектный фокус! Он постоял еще минуту, наслаждаясь нашим удивлением, потом отошел от доски. Стрела свободно проходила сквозь его тело. Оставив стрелу торчать в доске, Магистр снова победно оглядел нас и обратился к Кольке:
— Вам, молодой человек, вовсе не стоило бояться стрелять. Это абсолютно безопасно. Более того, это абсолютно безопасно даже с огнестрельным оружием, правда, не так впечатляет.
— И после этого он утверждает, что магии не существует, — пробормотал Колька себе под нос. Но Магистр услышал. Он триумфально улыбнулся и сказал:
— Да-с, молодой человек. Я готов повторить это тысячу раз!
— Ну зачем же тысячу, — сказал Колька. — Одного раза будет вполне достаточно.
Магистр попыхтел, попыхтел, но потом решил, что на этот раз связываться с задирой-Колькой не стоит, и продолжил:
— Так вот, дети, я прав. Никакой магии в обычном понимании слова.
— А в необычном? — снова встрял Колька.
— И в необычном тоже. Невежественным людям обыкновенные законы физики кажутся магическими, — Магистр пожевал губами и заорал:
— Но вы-то не обычные люди! — Он успокоился и сказал нормальным голосом:
— Я просил вас подумать на досуге над первым постулатом. Кто-нибудь дал себе труд подумать? А? — Он оглядел нас сверкающим взором. — Что молчите? А вы, молодой человек? — он повернулся к Кольке.
— А я что? Я ничего, — сказал Колька, пожимая плечами. — Чуть что, сразу я.
— Ага! — обрадовался Магистр. — Значит, никто не пошевелил своими извилинами? Ну что ж, я попытаюсь растолковать вам первый постулат. Время — это четвертая координата пространства. То есть вдоль линии времени можно точно так же ходить, как вдоль линии ширины. Или длины.
Магистр сделал эффектную паузу, в которую тут же влез Колька:
— А вдоль высоты?
— И вдоль высоты, молодой человек, — миролюбиво согласился Магистр. Сегодня он был удивительно покладист. — Идите сюда, барышня, — неожиданно он поманил к себе Лидочку.
Лидочка испуганно встала и обреченно побрела к доске. Магистр наклонился к ней и с минуту что-то шептал ей на ухо. Лидочка кивнула и задорно посмотрела на нас.
— А сейчас мы продемонстрируем так называемый фокус с исчезновением. Исчезни! — приказал он Лидочке, и та исчезла.
Мы раскрыли рты, а Магистр сказал:
— Вы что же, думали, что я разжую вам все от начала до конца? Думайте! Шевелите мозгами! — Он скорчил свирепую физиономию и заорал:
— Если они у вас есть!
С этими словами он тоже исчез и тут же прозвенел звонок. Мы вышли во двор и увидели Лидочку, сидящую на скамейке. Она радостно улыбалась. Мы окружили ее и молча ждали.
— Что? — спросила Лидочка, и улыбка медленно растворилась у нее на лице. — Что?
— Рассказывай, — сурово сказал Колька.
— Да чего рассказывать? — засуетилась Лидочка. — Когда он сказал «Исчезни», вы вдруг застыли как каменные, а я просто вышла из класса, и все.
— И все? — так же сурово спросил Колька.
— И все, — Лидочка совсем растерялась.
— Да ладно тебе, — миролюбиво сказал Джонни. — Не обращай на Кольку внимания.
— Как это не обращай? — возмутился Колька. Он подхватил Лидочку под руку и увел ее. Урмас выдохнул дым и сказал:
— Ну что? Будем думать?
— Вот еще, — ответил Джонни. — Думай не думай…
— А сто рублей — не деньги, — закончил я. Мы улыбнулись друг другу и разошлись. Однако через минуту меня окликнул Джонни.
— Слышь, а ведь есть еще, по крайней мере, один постулат, — сказал он, заговорщически подмигивая. — Или еще несколько. Каково, а?
«Да уж, — подумал я. — Действительно, каково?» Нет, все-таки интересное это место — наша школа.
Профессиональный друг
Дюк заглянул мне через плечо и с неудовольствием сказал:
— Опять в чате сидишь.
— Сижу, — отозвался я, — а что?
— Да ничего. Зря проводишь время.
— Почему зря? Общаюсь с людьми.
— Меня тебе мало? — Дюк насупился и отвернулся.
— Да ты ревнуешь?! — ахнул я.
— Ревнуешь, ревнуешь, — проворчал Дюк. — Мо-орнам не свойственно чувство ревности.
— Как же не свойственно, когда ты ревнуешь? Причем напропалую! — Я повернулся к нему всем телом, с интересом всмотрелся в его лицо. Дюк насупился еще больше и сказал:
— А может быть, ты сдашь меня назад? Зачем я тебе? Чатиться будешь себе, и все дела.
— Ну Дючок, ну не ревнуй, ну пожалуйста, — я протянул руку, чтобы погладить его, но он увернулся. Он всегда уворачивался, даже когда был повернут ко мне затылком. Я подозревал, что он видит всей поверхностью тела, а глаза — это так, для людей, нарисованные. Говорят, еще никому из людей не удавалось ударить моорна, как некоторые ни старались — они всегда успевали увернуться. Более того, их никто не мог просто потрогать, поэтому и ходили дурацкие слухи о том, что температура тела у моорнов — многие сотни тысяч градусов.
— Да я не ревную, — вздохнул Дюк, подплывая поближе. — Ты вот лучше вспомни, какая сегодня дата.
— Дата? — я принялся старательно вспоминать. — Дата, дата… А какая сегодня дата?
— Два года назад ты взял меня к себе.
— Ба! — я хлопнул себя по лбу. — Действительно, двадцать девятое августа. Извини, друг, забыл.
— Забывчивы вы очень, молодой человек, — ворчливо сказал Дюк.
— Так у нас сегодня праздник? Давай выпьем водочки?
— Моорны не пьют, ты же знаешь, — укоризненно вздохнул Дюк.
— Зато люди пьют, — сказал я и пошел на кухню. В холодильнике стояла значительно початая бутылка водки. Я взял огурец, из шкафа достал две рюмки, вернулся в комнату, налил себе полную, а Дюку плеснул чуть-чуть. — Это так, чисто символически. Русские не пьют в одиночку. Ну, за годовщину!
— Алкоголик, — проворчал Дюк. — Лучше бы ты сегодня не пил. Точнее, сейчас не пил, выпил бы позже.
— Ммм… нет. Никакой я не алкоголик, и ты это прекрасно знаешь. Хорошая штука огурец, не хочешь попробовать?
Дюк отвернулся.
— Да, я знаю, кроме того, что моорны не пьют, они еще и не едят. Питаются святым духом.
— Не святым духом, а солнечным светом, воздухом и твоим настроением, — поправил Дюк.
— Моим настроением?! — притворно ахнул я, — Так вы энергетические вампиры?!
— Сам ты вампир! — гордо сказал Дюк. — У нас и ротового отверстия-то нет.
— Везет же вам, — вздохнул я. — Солнечным светом они питаются, видите ли. А мы вот добывай себе пищу, в поте лица своего. Так, значит, два года уже прошло? Слушай, срок приличный, а мы с тобой ни разу еще не поссорились по-настоящему.
— Для тебя нет никакой необходимости ссориться, — ответил Дюк. — Вот я знаю одного моорна, он живет у джентльмена преклонного возраста…
— Нет, чтобы проще сказать, — перебил я, — у старика. Любишь ты витиевато выражаться.
— Так вот, — продолжал Дюк, — они ссорятся пять раз на день. И старик чувствует себя великолепно. А тебе это не пойдет на пользу.
— Много ты понимаешь, — проворчал я, — что мне пойдет, а что мне не пойдет.
— Если бы у меня были плечи, — сказал Дюк, — я бы пожал ими в ответ.
— Хорошо, что у тебя нет плеч, — радостно парировал я, — а то ты ими только и пожимал бы целыми днями.
Дюк улыбнулся, выплыл на кухню, я услышал звук открываемой хлебницы.
— У тебя хлеба нет, — сообщил он, возвращаясь. — Сходить бы надо.
— Вот и сходи, — буркнул я.
— Кому нужен хлеб? Мне?! — ахнул Дюк.
— Мне, — сказал я. — А ты бы сходил, не развалился.
— У меня нету рук держать авоську, — светски улыбнулся Дюк. — И потом, куда я положу деньги? А без денег мне не дадут.
— Как авоську держать, у него рук нету, а как в хлебнице шариться, у него руки есть. Как ты открыл хлебницу?
Дюк не удостоил меня ответом. И правильно сделал — он все равно не смог бы объяснить, как он открыл хлебницу, а я не смог бы понять. Когда-то он пытался объяснить. Больше не пытается. Наверное, ему просто лень.
— Давай, давай, сходи за хлебом, — настойчиво повторил Дюк.
— Вот пристал! — огорчился я. — Ладно, будет тебе хлеб.
Я встал, взял деньги и пошел к двери.
— Стой! — сказал Дюк. — Ты что, в таком виде и пойдешь?
— А что? — я оглядел себя: спортивные штаны, футболка, тапочки. — Что тебе не нравится?
— Переоденься! — приказал Дюк. Именно приказал!
— Ты что это, родной? — опешил я. — Выйти за хлебом — и переодеваться?! До магазина два шага! Вид как вид, вполне приличный.
— Не хочешь, не надо, — неожиданно согласился Дюк. — Только потом чур на меня не пенять.
— Какой-то ты сегодня не такой, — озабоченно сказал я, протягивая руку, якобы для того, чтобы потрогать Дюков лоб. Дюк привычно увернулся. — Вроде не очень жарко, а перегрелся.
— Пошли, пошли, — Дюк был уже у двери, нетерпеливо покачивался на уровне моей головы.
— Ну, пошли, — я снял авоську с вешалки, открыл дверь.
Дюк выплыл первым. Я пожал плечами и последовал за ним. Что это он так торопится?
До магазина было действительно два шага — он помещался на углу моего дома. Как говорил Дюк — с крыльца упал и уже там, даже не интересно. В магазине было пусто — только продавец скучал за прилавком. Я купил булку хлеба, причем Дюк сопроводил покупку загадочным замечанием: «Впервые тот факт, что ты ешь так много хлеба, пойдет тебе на пользу!», и собрался выходить, когда в дверях столкнулся с девушкой небесной красоты. Светлые коротко остриженные волосы, серо-голубые глаза… У ее плеча висел добродушный моорн. Я вышел из магазина какой-то обалдевший и уставился на девушку сквозь стеклянную дверь. Стройная, худенькая блондинка…
— Что, понравилась? — прошептал Дюк. — Давай, познакомься с ней!
— В таком-то виде? — сказал я.
— А что вид? — спросил Дюк. — Вид как вид, вполне приличный, — передразнил он меня.
Девушка вышла из магазина, наши взгляды встретились, она едва заметно улыбнулась и скрылась за углом. Моорн, выплывший следом, скосил на меня глаза и улетел.
— Ну что стоишь как пень? — сварливо сказал Дюк. — Пошли домой.
— Слушай, — ахнул я, — ты знал?! Скажи, ты знал?!
— Как интересно, — задумчиво отозвался Дюк. — ее моорна тоже зовут Дюк. Советую обратить на этот факт пристальное внимание. Слушай, ты почему назвал меня Дюком?
— По кочану! — буркнул я и пошел домой. Однако Дюк не собирался сдаваться и дома опять пристал ко мне с вопросом о своем имени.
— Почему, почему, — сказал я. — У Грина есть такой рассказ «Капитан Дюк». Мне он очень нравится. И капитан там как живой, этакий просоленный морской волк. Вот и назвал. Хотя ты, конечно, далеко не капитан. И не волк.
— Да-а-а, — протянул Дюк. — Бывает же!
— Что бывает?
— Медведь с горы летает! — огрызнулся Дюк и уплыл в дальний конец комнаты.
— Ты бы лучше сказал, как девушку зовут. Какое мне дело до ее моорна?
— Я тебе что, сваха? Сам узнавай.
— Какой же ты, — сказал я обиженно, — Друг называется.
Дюк ничего не ответил. А я подумал, что мне все-таки есть дело до ее моорна. Вообще-то девушке было не больше двадцати лет, а в таком возрасте девушки редко заводят моорнов. В таком возрасте девушки заводят собак и мягких пушистых кошек. Ну, еще бывает — каких-нибудь хомячков. Ее моорна тоже зовут Дюк, и мой Дюк советует обратить на этот факт пристальное внимание. Интересно — почему?
— На часы посмотри, — неожиданно сказал Дюк, и я вздрогнул.
— Ну, посмотрел.
— Который час?
— Половина восьмого. А что?
— А ничего, — ответил Дюк, — запомни время.
— Зачем?
— Зачем, зачем, — проворчал Дюк. — Запомни и все. Пригодится.
Выспрашивать дальше не имело смысла — все равно не скажет. Ладно, запомним, не сломаемся. Я посмотрел на экран компьютера — там мелькали строчки сообщений, на жаргоне — «мессаги», люди чатились вовсю. Надо бы выключить модем, деньги капают… Мне вдруг стало грустно. Девушка ушла, и я могу ее больше не увидеть. И почему Дюк не настоял на том, чтобы я переоделся, если знал? Знакомиться с девушкой, будучи одетым в спортивные штаны и стоптанные тапочки… Моветон… Хотя, возможно, что я слишком старомоден. Проще надо быть, проще, безнадежно сказал я себе, понимая, что проще-то как раз я быть и не могу.
— Слушай, Дюк, — сказал я задумчиво. — А если я тебя сдам и возьму другого моорна, ты будешь по мне скучать?
— Паша, — проникновенно ответил Дюк, — я же тебе объяснял…
Да, он объяснял. Что моорны общаются между собой мысленно, что-то вроде телепатии, что они вообще составляют единый организм, и если даже Дюк вернется на Моорн, он может видеть, слышать и осязать меня точно так же, как если бы находился рядом, а пришедший ему на смену моорн будет точно таким же, как Дюк, и я даже не замечу подмены. Профессиональный друг. И, как справедливо замечено Дюком, в этом словосочетании нет ничего оскорбительного. Быть другом — его профессия, и это единственное, что он умеет делать хорошо.
— Дюк, а что вы делали до того, как мы вас открыли?
— Ну, во-первых, не вы нас открыли, а мы.
— Это как же? — опешил я.
— Открыли бы вы нас, если бы мы этого не захотели!
— Ну хорошо, а во-вторых?
— А во-вторых, мы ничего не делали.
— Совсем ничего?
— Ну как тебе объяснить? Вот что ты сейчас делаешь?
— Как что?! С тобой разговариваю.
— Я имею в виду — физиологически.
— Физиологически? — я задумался. — Живу.
— Вот и мы до вас — жили. И сейчас живем.
— Понятно. А скажи мне… Вот будущее вы можете провидеть?
Дюк покосился на меня, поморщился, ничего не ответил. Я покивал — если Дюк не отвечает на вопрос сразу, то и не ответит, как ни проси.
А на другой день вечером я вернулся с работы, первым делом высмотрел в квартире Дюка. Он улыбнулся, подплыл ко мне. Погладить бы его, так ведь не дается же! Жалко, что на работу моорнов брать не разрешают, вот Дюк и сидит весь день дома. Но ему не скучно, моорны не скучают.
— Есть хочу, — сказал я. — Черт, забыл за хлебом заскочить.
— Рано еще.
— Это почему?
— Рано говорю, — отрезал Дюк. — Посиди. Расслабься. Прими душ. Поешь. Потом сходишь.
Я насторожился. Дюк явно что-то знал. Даром, что ли, вчера он советовал мне запомнить время? Я выполнил программу Дюка буквально по пунктам: посидел, расслабился, принял душ, поел. Снова посидел. Посмотрел на часы. Половина седьмого.
— Ну, — сказал я. — Еще целый час.
— Какой час?
— Ну какой же ты недалекий, Дюк! — я не отказал себе в удовольствии так сказать — Дюк постоянно меня так называет. — До половины восьмого еще целый час. Так что давай, развлекай меня.
— Развлекать? А не ты ли говорил, что развлекать нужно недалеких людей, а нормальные люди развлекаются сами? — Дюк вернул мне мою шпильку и победно улыбнулся.
— Ладно, ладно, — я сделал вид, что обиделся. — А я тебе анекдот не расскажу, вот.
— Расскажи! Расскажи, — взмолился Дюк. Он обожает человеческие анекдоты. Дюк сделал такое уморительное умоляющее лицо, что я сжалился и рассказал ему анекдот про то, как Василий Иванович писал стихи про статую.
— Смешно, — задумчиво сказал Дюк. Он никогда не смеялся над анекдотами, и зачем они ему нужны, непонятно. Судя по всему, сейчас весь Моорн «хохотал» над анекдотом о Чапаеве.
Времени было еще много, и я включил компьютер. Тяжело быть компьютерщиком. На работе пялишься в экран, так мало того, приходишь домой — и снова пялишься в экран. А толку? Никакого. Я заметил, что волнуюсь. Вот тебе и так! Кажется, скоро я увижу ту девушку и мне придется знакомиться. А что сказать? Да, что сказать-то? Какую-нибудь банальность? Вроде… Вроде… Что там говорят в таких случаях?
Я так ничего и не придумал. Спросил Дюка, но тот заявил, что он мне не нянька и учить меня знакомиться с девушками не намерен, гад такой.
В общем, к половине восьмого я вырядился как на свидание (да так оно и было на самом деле!) и спустился вниз. Дюк остался дома и, несмотря на мои увещевания, наотрез отказался сопровождать меня. Я вышел из подъезда. Что же делать? Рядом с домом, вдоль тротуара, сидели бабульки с цветами. Завтра дети идут в школу! — вспомнил я, подошел и, по какому-то наитию, купил букетик чудесных махровых астр. Потом минут пять простоял у дверей магазина, держа букет у груди и холодея при мысли о том, что девушка не придет, и придется возвращаться, и укоризненно смотреть на Дюка, хотя он, конечно же, ни в чем не виноват…
Но девушка пришла, я шагнул ей навстречу и сказал, протягивая букет:
— Вот. Это вам.
— Спасибо, — голос у нее был просто волшебный! А глаза, распахнутые от удивления, совсем сказочные…
— Ты чего так быстро? — спросил Дюк, когда я вернулся домой, напевая какую-то песенку.
— Быстро?
— Ну да. Девушка приходила?
— Приходила.
— Одна?
— Что значит одна? Ах, ну да, моорна с нею не было.
— И что?
— Что?
— Почему ты здесь?
— А где мне еще быть? Это мой дом, между прочим.
— А девушка?
— Что девушка?
— Нет, вы посмотрите на него! — возмутился Дюк, летая из стороны в сторону, что означало у него крайнюю степень неудовольствия. — Корчит из себя этакого дурачка! Девушка где?
— Ну где, где? — я пожал плечами. — Дома, наверное.
— Та-ак… — сказал Дюк. — Ну и болван же ты!
— А ты — колобок! — огрызнулся я, сладко улыбаясь. — Я назначил ей свидание!
— Ну?! — Дюк даже не обратил внимания на колобка, хотя раньше всегда обижался. Или делал вид, что обижается.
— Вот тебе и ну! Завтра мы пойдем с ней в театр.
— Это хорошо, — Дюк перестал мотаться, улыбнулся нарисованным ртом, — А как ее зовут?
— Как? Да, как же ее зовут? Знаешь, не спросил… Вот дурень, а? Не спросил. Ну ничего, еще спрошу. Как ты думаешь?
Дюк покрутил головой, хотя чем ему еще крутить, если у него ничего, кроме головы, нету.
— Ну ладно, Дюк, ну чего ты? Ну спрошу завтра, какие мои годы. И не старайся, ты мне настроения не испортишь, оно у меня знаешь какое замечательное. Тебе и не снилось. Хотя тебе никогда ничего не снится. Бедный, бедный Дюк. Он не спит. Он не видит снов. Дюк, а вот возьму и женюсь на ней, а?
— Какой прыткий! — сказал Дюк, улыбаясь. — Имени еще не знает, а уже жениться собрался. Не говори «гоп»…
— Да я не говорю. Да, кстати! Или совсем не кстати? Хлеба-то я так и не купил! Дюк, а ты будешь на нашей свадьбе?
— Сглазишь, чудило!
— Тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо, и по дереву постучим, вот так. Нет, не сглажу. Чувствую. Просто чувствую.
Когда я собирался в театр и наводил последний лоск, я предложил Дюку пойти со мной, заранее зная, что он не пойдет. Однако он, к моему безмерному удивлению, согласился. Я повернулся к нему и уставился в его ненастоящие глаза.
— Ты пойдешь со мной?!
— Пойду. А почему бы не пойти?
— Ну… Я… Эээ… Буду не один.
— Я знаю, — кивнул Дюк, то есть не кивнул, а качнул лицом вниз-вверх.
— И, тем не менее, пойдешь?
— Да. Кто, как не я, должен за тобой присматривать?
— Та-ак… А тот Дюк… Он тоже пойдет?
— Да.
— Ну, дела… — протянул я и принялся завязывать галстук.
— Чего ты удивляешься? — Дюк поджал губы. — Ты же не на интимное свидание идешь, а в театр. А моорнов в театр пускают. Пока еще.
— Вот именно: пока, — сказал я, справившись с галстуком.
— Обидеть хочешь? — Дюк шмыгнул носом. — А зря. Да не переживай ты, мы будем висеть где-нибудь под потолком, в компании других моорнов. Могу я посмотреть спектакль, в конце концов?
Действительно, почему бы и нет? Пусть посмотрит спектакль, что он, изгой какой-нибудь?
Мы встретились возле того самого магазина — девушка жила в соседнем доме. И почему я ее раньше не видел? Ее моорн тоже пришел. Оба Дюка отлетели в сторону, висели за нашими спинами и имели парадный вид. Нет, я чувствовал себя идиотом и очень смущался под их взглядами.
— Вас как зовут? — в первую очередь спросил я, вручая девушке букетик махровых астр.
— Спасибо. Какие чудесные цветы. Меня зовут Даша. А вас?
— А меня — Паша. В рифму.
— Да, в рифму, — согласилась она. — А вы не знаете, почему моорны за нами увязались?
— Понятия не имею, — я пожал плечами. — Мой сказал, что хочет посмотреть спектакль.
— Мой тоже. Вот театралы! — она улыбнулась, и я подумал, что чудеснее улыбки просто не может быть.
Подъехало такси, которое я заказал заранее по телефону, мы сели на заднее сиденье, моорны пристроились на крыше, и машина покатила к театру. На перекрестке двух транспортных потоков водитель притормозил перед светофором, потом тронулся, начал разгоняться. И тут нам поперек вылетела легковушка — на красный свет! — наш водитель резко крутанул руль и такси начало переворачиваться. Но не перевернулось. Какая-то сила приподняла машину, повернула и мягко поставила на дорогу. Даша схватила меня за руку, я сжал ее руку в ответ. Водитель шумно выдохнул. Такси медленно покатилось по дороге и остановилось, миновав перекресток.
— Видали? — водитель повернулся к нам, глаза у него были большие и круглые. — Видали? Это ваши моорны! Они спасли нам жизнь. Видали?
Он еще что-то говорил про моорнов, про то, что раньше относился к ним с предубеждением, считал их никчемными, а людей, которые берут их и живут рядом с ними — еще более никчемными, но теперь он переменил свое мнение, более того, он сам обязательно заведет себе моорна, после такого случая-то. А мы с Дашей все сидели и держались за руки. Наконец водитель несколько успокоился, завел машину, заглохшую во время происшествия, и довез нас до театра. Я расплатился, и мы вышли. Моорны покачивались рядом и улыбались.
— Спасибо вам, — сказали мы втроем почти хором. Водитель вылез из машины и с восхищением смотрел на моорнов.
— Пожалуйста, — важно ответили оба Дюка.
Такси уехало, а мы все стояли у входа в театр и молчали. Моорны подлетели поближе, и мой Дюк сказал:
— Ну вот, мы вам больше не нужны. Сегодня, по крайней мере. До встречи.
И они улетели с быстротой молнии.
Оба Дюка присутствовали на нашей свадьбе. Они висели под потолком обособленно от других моорнов, и совсем недолго — пока гости не начали пьянеть. Потом они подлетели к нам и сказали, что лучше пойдут прогуляются. При этом вид у них был такой, будто гулять они будут вечно. Мы заподозрили неладное и вышли из кафе на улицу. Дюки висели рядышком, почти касаясь друг друга.
— Ну что, Дюк, — сказал я, и голос мой дрогнул. — Это навсегда?
— Ну почему же навсегда? — пробормотал Дюк. Он прятал глаза и смущался.
— Навсегда… — прошептала Даша. — Дюк?
— Ну что вы заладили — навсегда, навсегда? — смущенно сказал Дашин Дюк. — Навсегда ничего не бывает. У вас будет медовый месяц, что нам, на кухне сидеть все время, или, не дай бог — в туалете? Вернемся потом, когда будет можно.
— А когда будет можно? — спросила Даша и шмыгнула носом.
— Ну настанет же когда-нибудь такое время, — ответил мой Дюк и грустно улыбнулся. — Поверьте, ребята, нам тоже нелегко прощаться. Но ведь, в конце концов, вы всегда можете взять нас снова. Как только у вас возникнет в этом потребность. Ведь мы же друзья. А друзья никогда не расстаются навсегда.
И они улетели в темноту. А мы пошли в кафе догуливать собственную свадьбу.
Автор о себе
Родился в 1957 году в Томске; образование высшее; закончил Томский политехнический институт; работаю программистом; живу в г. Улан-Удэ; ранее не публиковался.
В. Фильчаков