Фильчаков Владимир. Зеркало взрыва

   - А потом наделать из свежего человека человечины? - грозно крикнул Стасик.
   Незнакомец испугался, спрятал руки за спину, и лицо у него стало как у нашкодившего детсадовца.
   - Что вы, что вы! - забормотал он. - И не думал вовсе. Какая человечина, побойтесь бога!
   - А такая! - продолжал вдохновенно напирать Стас. - Какую у вас Дениска лопает.
   - Дениска? - совсем растерялся незнакомец. - Это тот, который на площади? Но, помилуйте, кто вам сказал, что он человечину лопает?
   - Он и сказал, - строго выговорил Стас. - Да я и сам пробовал. Сладкая она, человечина-то.
   Они оставили незнакомца стоять и хлопать глазами в неописуемой растерянности. Когда он пропал из виду, Ирина спросила:
   - Ты это серьезно, про человечину?
   Стас поежился, посмотрел испуганно:
   - Черт его знает, по всему выходит, что серьезно. Видала, как он испугался, будто мы его с поличным поймали.
   - А что, мясо, которое ты ел из Денискиного котелка, было сладким?
   - А я теперь уж и не знаю, - Стасик шмыгнул носом. - Теперь мне кажется, что да.
   - Ерунда! - уверенно заявила Ирина, видя, что парня вот-вот начнет тошнить. - На постном масле.
   - Конечно! - обрадовался Стасик. - Иначе и быть не может. Откуда здесь взяться людоедам?
   И они зашагали дальше. Здание, к которому они стремились, было теперь всего в двух кварталах.
   - А ведь мы этого типа знаем, - через минуту сказала Ирина. - Он учителем был, одно время в нашей школе работал. В пятом, кажется, классе. Не помнишь, что ли?
   Стасик даже остановился, наморщил лоб, силясь вспомнить.
   - Точно! - сказал он. - Виталий... Виталий...
   - Анисимович, - подсказала Ирина. - Отчество редкое, как ты только не запомнил. Уж не склероз ли у тебя, любезный?
   - Ну да! Вспомнил. Ну и зануда же был! Все гундел, гундел, воспитывал. Тошнило от него.
   - Да ну, тошнило, - Ирина снисходительно взглянула на друга. - Ничего себе было, вполне интересно. Помнится, он все про Африку рассказывал, кажется, бывал там, что ли.
   Стасик смутился. Он не привык спорить с Ириной, та внушала ему безоговорочное уважение. Он поежился и промолчал, тем более, что про Африку учитель действительно рассказывал интересно. Некоторое время Стасик размышлял о том, почему он решил, что учитель был занудой и постоянно "гундел" и воспитывал, ничего конкретно не припомнил, и решил, что такое впечатление сложилось у него не в детстве, а сейчас, уж очень неприятным показался учитель здесь, в Руинах.
   Дети свернули, чтобы выйти напрямую к зданию, и остановились. На улице горел еще один костер, освещавший полузасыпанный и искореженный грузовик с тупой мордой, и небольшую группу подростков, сидящих у огня к ним спиной.
   - А вот это, пожалуй, самое неприятное, - прошептала Ирина и потянула Стасика за рукав. - Давай сматываться, пока не засекли.
   Они повернулись, но тут же услышали оклик:
   - Эй, вы! Идите-ка сюда.
   - Бежим? - выдохнул Стасик, в надежде, что Ирина согласится, и они драпанут без оглядки.
   - Куда? Они тут каждую щель знают, вмиг догонят. Вот тогда точно не оберешься.
   Они подошли к костру, остановились в пяти шагах. Подростков было пятеро, среди них две девочки. Одеты на удивление опрятно, но как-то старомодно. Вот такие штаны с ремешками и множеством карманов, как на одном парне, сейчас уже не носят, и прически, как на головах у девчонок, тоже не современны. Двое мальчишек обуты в ковбойские сапоги - такая мода была среди подростков когда-то, Ирина смутно помнила, что ее старший брат щеголял в таких, когда она, кажется, еще под стол пешком ходила.
   Костер на этот раз был нормальный, из дров, которые уютно потрескивали.
   - Что это вы тут делаете? - спросил один из парней, тот, что повыше и постарше.
   Спросил без угрозы, скорее доброжелательно.
   - Гуляем, - Ирина неопределенно махнула рукой.
   - Ночью?
   - А что? Вы же сидите тут. Ночью.
   - С какой целью гуляете? - спросил другой, конопатый и рыжий.
   Девчонки при этих словах хихикнули.
   - С целью вентиляции органов дыхания и насыщения кровотока кислородом, - Ирина ткнула себя пальцем в грудь.
   Девчонки снова хихикнули.
   - Мы из города, - встрял Стасик.
   Ирина подняла глаза к небу. Не следовало Стасику это говорить, по ее мнению, ох не следовало. Однако это не произвело никакого впечатления. Напротив, рыжий хохотнул:
   - А мы что, из деревни, по-вашему? Ладно, садитесь.
   Он подвинулся, и оказалось, что он сидит на грубо сколоченной низенькой скамье. Стас и Ирина молча сели.
   - Не с целью вентиляции вы тут прохаживаетесь, - наставительно сказал рыжий. - Это даже Кольке понятно.
   Девчонки откровенно заржали, а один из мальчиков, самый маленький и миловидный, как херувимчик, густо покраснел.
   - Ты бы это, - сказал он. - Ты бы вот...
   - Ой, Колька, молчал бы ты лучше, - рыжий похлопал пацана по плечу, отчего тот покраснел еще сильнее. - А вы явно в здание идете?
   - Ну, идем, - нехотя согласилась Ирина. - А что?
   - Да ничего. Туда все идут. Правда, Димка?
   - Угу, - согласился тот, что заговорил первым. - Туда все идут. Что их туда тянет, они и сами не знают, а идут.
   Он ковырял прутиком песок, чертил что-то. Ирина посмотрела, и вдруг сильно сжала руку Стасика, который чуть не вскрикнул от неожиданности. На песке не оставалось следов.
   - Пашка, гляди! - тихо сказала одна из девчонок, указывая в ту сторону, откуда пришли Ирина и Ставик. - Следы.
   - Ух ты! - вскрикнул Пашка.
   Вдруг Ирине и Стасу в лицо дунул ветер, припорошил глаза пылью. А когда порыв стих, и они открыли глаза, у костра, кроме них, никого не было.
   - Ё пэ рэ сэ тэ! - сказал Стасик, затравленно озираясь. - Испарились.
   - Пошли, - решительно сказала Ирина и поднялась на ноги. - Недалеко уж.
   Здание возвышалось над ними темной громадиной. Разглядеть его в подробностях было уже нельзя - луна зашла, и сделалось совсем темно.
   - И зачем мы пошли ночью? - спросил Стасик, светя под ноги фонариком.
   Ирина остановилась, посмотрела на него. Мальчишка упер луч фонаря ей в живот и увидел округленные глаза.
   - Точно! - сказала Ирина. - Только не "зачем", а "почему". Чья это была идея - пойти ночью?
   - Ну, чья, чья, - проворчал Стасик. - Ясен пень - твоя.
   - Моя идея была пойти. Просто пойти. А про ночь я ничего не говорила.
   - Ну, днем же мы в школе.
   - Подумаешь, в школе. Смылись бы, и все дела.
   - Да какая теперь разница, чья идея, - поморщился Стасик. - Пошли да пошли. Вон, пришли уже.
   - Слушай, тебе не страшно?
   - Нет, с чего бы, - соврал Стасик.
   - А мне страшно, - призналась Ирина. - Все эти люди без следов, призраки какие-то, а не люди.
   - Ну, призраков я отучился бояться еще в детстве, - Стасик приосанился, даже взглянул на подругу снисходительно. - Если они бестелесные, значит, ничего тебе сделать не могут, только напугать. Но мы же взрослые люди, мы же не станем бояться?
   - Не станем, - неуверенно отозвалась Ирина. - Смотри, какое крыльцо.
   Крыльцом она назвала огромную широкую лестницу, со всех сторон, насколько хватало луча фонарика, поднимающуюся к зданию. Она была в превосходном состоянии, и блестела под лучами света, словно ее только что отмыли от пыли. Парадный вход некогда представлял величественное зрелище - высокие, метра четыре, дубовые створки дверей, которые сейчас были сломаны, и валялись тут же, порубленные топором, но не поддавшиеся, словно были сделаны из железного дерева. Дети посветили фонариками в проход, и, что удивительно, лучи не наткнулись ни на какое препятствие.
   - Ну? - сказал Стасик, чувствуя, что поджилки опять затряслись, и идти в эту пугающую темную пустоту ему совсем не хочется. - Может, не пойдем?
   Эти слова он произнес с явной надеждой, и Ирина вдруг усомнилась в своем предприятии, на нее нахлынул обыкновенный страх.
   - Может, и не пойдем, - сказала она, пытаясь хоть что-то осветить в парадном. - Только как мы себя потом чувствовать будем?
   - Вот что, - сказал Стасик, стараясь говорить веско и решительно. - Я предлагаю так. Сегодня возвращаемся. Темно же, ни зги не видать. Сегодня у нас пятница? Ну вот, придем в воскресенье, с утра. Встанем пораньше и придем. К чему искать на свою задницу напрасных приключений?
   - Пожалуй, ты прав, - согласилась Ирина. - Так и сделаем.
   Однако, едва они начали поворачивать назад, к неописуемой радости Стасика, как случилось непонятное - зияющая дыра парадного неожиданно наехала на них, как поезд на киноэкране, и поглотила.
   - Вот ни фига себе! - выдохнул Стасик, вертя фонарем из стороны в сторону. - Видала?
   Ирина не ответила. Стасик похолодел, чувствуя, что на всем теле зашевелились волоски.
   - Ирка! - крикнул он.
   Ирины не было, она исчезла.
   - Вот черт! - сдавленно сказал Стасик, озираясь. - Вот угораздило же...
   И тут он услыхал на пределе слышимости, как будто за тридевять земель, слабый крик Ирины:
   - Стасик!
   Он тут же заорал в ответ, орал долго, пока не охрип. Перестал кричать, долго прислушивался, но больше уже ничего е слышал. Он не мог определить, с какой стороны шел звук. В довершение всех бед свет в фонарике стал тускнеть. Стасик потряс фонарик, и лампочка загорелась в полую силу. И тут он услышал за спиной шаги.
   - Ирка! - он повернулся на каблуках и отпрянул, столкнувшись лицом к лицу с Виталием Анисимовичем. Ему показалось, что его облили ледяной водой. Ноги вдруг сделались слабыми, а во рту мгновенно высохла слюна, как было однажды в детстве, когда он засунул в рот пригоршню силикагеля. Он попытался заговорить, и это удалось ему с великим трудом. - Что...вы... А, это вы! Очень хорошо. Ирка где-то потерялась... Выведите меня отсюда.
   Виталий Анисимович молча смотрел на него, и в голове у Стасика сделалось плохо - он вдруг вспомнил и разговоры о человечине, и испуг Виталия Анисимовича от этого разговора, а мясо, которое Стасик ел из котелка Дениса, сейчас уже казалось ему определенно сладким.
   - Следуйте за мной, - веско сказал учитель, повернулся, и пошел в темноту, как показалось Стасику, совсем не к выходу, а вглубь здания. Он хотел было поправить учителя, указать верную дорогу, но спохватился, ведь он только что сам просил вывести его отсюда.
   Учитель освещал дорогу старомодным фонарем, в котором теплилась свеча. Света такой фонарь давал очень мало, но Стасик выключил свой, тем более, что он опять замигал, стал светить тускло. Они шли в какой-то махровой темноте, абсолютно ничего не было видно вокруг, однако учитель несколько раз поворачивал, все время направо. Вот он повернул в очередной раз и скрылся за каким-то темным углом. Стасик поспешил следом, но учителя не было видно. Мальчик остановился, нерешительно окликнул Виталия Анисимовича, но ответа не получил. И тут на него накатила волна панического страха, он только сейчас осознал, что стоит в полной темноте и неизвестности, один, с неисправным фонариком в кармане, что бывший учитель завел его туда, откуда он уже никогда не сможет выбраться, и это слово "никогда" было последней каплей. Страх парализовал его способность соображать, и в панике мальчишка побежал. Он задыхался от страха и от бега, абсолютно ничего не видел перед собой, но ему мерещилось, что он несется по какому-то коридору, все время сворачивающему направо, и он поворачивал, поворачивал, поворачивал. Наконец силы оставили его, он упал навзничь, ощущая под собой шершавую холодную поверхность. Нащупал в кармане фонарик, включил. По-прежнему ничего не было видно, и мальчик опять спрятал фонарик. Им овладело безразличие. Ну и пусть. Он вот так и будет лежать в этом чертовом угольном подвале, где кругом одна только пустота, и так и умрет здесь. И поделом. Зачем было слушаться Ирку, которая завела его в эту тьмутаракань и бросила? И такая ненависть вдруг вспыхнула у него в мозгу, что появись в эту минуту Ирина, он набросился бы на нее и поколотил.
   - Теперь нужно идти все время налево и назад, - сказал Стасик сам себе через несколько минут, когда ненависть пропала, будто ее кто-то выключил.
   Он засмеялся. Никуда он не пойдет. Потому что тут нет ни лево, ни право, ни вперед, ни назад, ни верха, ни низа, ничего нет, только его воспаленное сознание и страх.
   И тут из-за какого-то угла выплыла луна. Выплыла величественно, но достаточно быстро. Стасик обрадовался было, но тут же душу кольнул страх - луна была какая-то не такая. Вся белая, только сбоку виднелось небольшое пятнышко. Это одноглазое чудище холодно смотрело на несчастного Стасика сверху. Ну вот, - подумал мальчик. - Луна чужая, инопланетная. Черт возьми, его забросило на другую планету? Только этого не хватало. Но погоди, погоди, что-то знакомое все-таки в луне есть. Где-то он ее видел. Ну да, в детской энциклопедии, выпущенной, кажется, еще до Взрыва. Это же обратная сторона! Конечно! Там совсем нет морей, кроме одного, как же оно называется, он забыл...
   Страх отступил немного. Луна была своя, только повернутая не так, ну да это же не беда, главное, что знакомая такая луна... И, вдобавок, кажется, она начала хоть что-то освещать? Ну да, вон дверь, а под ней полоска света. Стасик подбежал к двери, дрожащей рукой нащупал ручку, подергал, дверь подалась, и он ввалился в довольно большую комнату, похожую на больничную палату. Что произошло дальше, мальчик не понял. В глазах сверкнуло, и на душе стало так покойно, так мирно...
   Он проснулся от позвякивания, как ему показалось, ложечки в стакане. Звук был такой добрый, домашний, что Стасик улыбнулся и открыл глаза. Нет, он не дома. В больнице, что ли? Просторная комната, чистая, светлая, освещенная солнцем через большое окно. Он лежал на металлической койке с тонким матрацем, сквозь который в ребра впивалась панцирная сетка, в изголовье кровати стояла тумбочка, на которой лежала какая-то книжка, а в углу стояла медсестра, склонившаяся над медицинским столиком на колесиках. Это она и позвякивала чем-то. Тут же Стасик и увидел - чем. В руках у девушки был шприц с желтой жидкостью.
   - Проснулся? - медсестра улыбнулась и хихикнула, и Стасик тут же ее узнал - она была одной из девчонок, которые сидели возле костра. Молода больно, для медицинской-то сестры.
   - Ну, - неприветливо отозвался мальчик. - Хотелось бы знать, куда это вы так быстро исчезли, оставив нас одних?
   - Сейчас поставим укол, - сестра опять улыбнулась.
   А она ничего, симпатичная. Тогда, во мраке, он ее не разглядел как следует.
   - Укол? - Стасик болезненно поморщился. - А я разве болен чем?
   - Доктор прописал. Да ты не бойся, это простое успокоительное. У тебя нервы расшатаны.
   - А я и не боюсь, еще чего.
   - Ну, вот и молодец. Придется оголить... сам знаешь что, - девчонка опять хихикнула.
   Стасик вздохнул, и нехотя подчинился. Укол был сделан мастерски, он почти ничего не почувствовал.
   - Что значит, нервы расшатаны? - спросил мальчик. - Я вообще где?
   - Шлялся ночью по Руинам, насмотрелся всякого, вот нервишки и сдали. Не всякому взрослому по силам. А насчет "где" - в больнице. Отдыхай, набирайся сил...
   - Погоди, - Стасик приподнялся, сел, чувствуя в голове легкое кружение. - Я бывал в больнице, там совсем не так, я знаю.
   - Как "не так"? - сестра собралась уходить и уже начала открывать дверь, чтобы выкатить столик.
   - Погоди, не уходи... Тебя как зовут-то?
   - Света.
   - Света, погоди. Я же говорю, бывал в больнице. Там все расшатанное, и краска на стенах не такая, и кровать... Хотя кровать, может и такая, матрац-то уж точно больничный.
   - Ну, и чего же тебе надо? - Светлана выкатила столик в коридор.
   - Погоди! - крикнул Стасик. Ему вдруг показалось? что как только девушка уйдет, опять наступит махровая чернота и выплывет страшная луна с одним глазом. - Скажи, а Ирина здесь, у вас?
   - Какая Ирина?
   - Ну, та девчонка, с которой мы у вас были.
   - Милый мальчик, - с легкой улыбкой пропела Светлана. - Я тебя впервые вижу, а уж кто такая Ирина, и не знаю совсем.
   И она вышла, оставив Стаса сидеть на кровати. Он оглядел себя. На нем была полосатая больничная пижама. Опять все не так. В той больнице, где ему довелось лежать два года назад, никаких пижам не выдавали, и все больные ходили в своем, домашнем. Неужто за два года все так переменилось? И девчонка зачем-то врет. То есть что же получается? Его подобрали где-то в Руинах, и перевезли в больницу? Вряд ли в Руинах может быть такая клиника. Но вот же окно. Надо подойти и посмотреть. Стасик встал, и на непослушных (от укола, наверное) ногах подошел к окну. Он выглянул наружу и застонал - ему открылся вид на Руины с высоты, как бывает на пятом этаже. Значит, он в том самом здании... Мальчик побрел к двери, распахнул ее и отпрянул - за дверью была пугающая махровая чернота. Он быстро захлопнул дверь и побежал к постели. Впрочем, "побежал" - не то слово, скорее заковылял. Голова кружилась, в ней плавал ядовитый страх. "Мама!" - хотел крикнуть Стас, и не смог. Он повалился на постель и потерял сознание.
 
   - Ну-ну, просыпайся! - голос доносился из-за тридевять земель.
   Хотелось открыть глаза, чтобы посмотреть, кто это зовет, но сил не было.
   - Да что ж такое! - голос стал рассерженным. - Светлана, ты ему какую дозу вкатила?
   - Ту и вкатила, которую ты прописал, - послышался голос Светланы.
   Звуки приближались. Стасик начал осознавать, что он проснулся, лежит на кровати, и совсем рядом Светлана разговаривает с каким-то мужчиной. Стас открыл глаза.
   - Ага, - обрадовался мужчина, в котором Стас с трудом узнал Дениса - сейчас он был в белом халате, докторской шапочке, и имел куцую бородку, как показалось мальчику, плохо приклеенную. У него по-прежнему недоставало двух передних зубов. Он сидел на табурете, а Светлана стояла у него за спиной. - Гм, гм. Как себя чувствуете, больной?
   - Это ты больной, - с трудом ворочая непослушным языком, проговорил Стас. - А я здоровый, и не понимаю, за что меня здесь держат.
   - Что значит "за что"? - Денис переглянулся со Светланой. - Держат не "за что", а "потому что". Ты же не в тюрьме.
   - Ах, я не в тюрьме? Вот и отлично. Прошу вернуть мне одежду.
   - Постойте... Постой, и куда же ты собрался?
   - Это не твое дело.
   - Вот как? - Денис поджал губы и скрестил руки на груди. - Бунтовать вздумали? А не кажется ли вам, что я могу и санитаров позвать?
   Стас застыл, напрягся.
   - Нет, конечно, мы можем решить вопрос полюбовно, - смягчился Денис. - Вы не выпендриваетесь, и мы вас выписываем.
   - Согласен, - ту же встрял Стас, и Денис, который приготовился произносить речь дальше, споткнулся, замолчал и весьма глупо захлопал глазами.
   - Гм, гм, - пробормотал он. - Ну ладно. Нервы у вас, видите ли... Ну, в общем... Словом, препятствий мы чинить не станем, идите, куда хотите. Единственная формальность... Ну, вы сами увидите. И мой вам совет - покиньте это место как можно скорее.
   - Да я бы рад! - вскричал Стасик, приложив руки к груди для убедительности. - Я покину. Вот только Ирку найду, и покину. Сразу же.
   - Ирка - это кто?
   Стас замолчал. Уж очень натурально разыграл неведение Денис. Они что, и впрямь Ирку не знают?
   - Девчонка одна, подружка моя, - нехотя сказал он. - Мы вместе с ней пришли в Руины.
   - Ну, ищите, - согласился Денис, а Светлана кивнула несколько раз. - Но чем быстрее, тем, вы сами понимаете, лучше. А сейчас...
   Он встал, посмотрел на Светлану, у которой вдруг сделалось постное лицо, и вышел. Светлана последовала за ним. Стас с ужасом проследил, как они исчезают в черном проеме двери, сел, взъерошил волосы. Однако долго побыть одному ему не дали. В палату вошел человек - Стасу показалось, что в отворившуюся дверь влился кусок черноты с бледным лицом. Вошедший был в черном костюме и рубашке, даже галстук у него был черный. На Стаса он произвел самое гнетущее впечатление. Лицо было застывшим, словно вылепленным из гипса, глаза водянистые, и как будто отсутствующие, которые, впрочем, вспыхивали иногда и кололи почти физически ощутимо. Человек улыбнулся губами, и Стасик почувствовал, как по спине протекла холодная струйка. Гость сел на табурет, развернул на коленях черную папку, и долго изучал какие-то мелко исписанные листы. Все это время Стас чувствовал невероятное напряжение, словно его заставляли сидеть неподвижно под страхом удара электрическим током. Наконец, когда мальчику показалось, что сейчас он не выдержит и закричит, гость вдруг проговорил бесплотным голосом:
   - С какой целью вы пришли в Руины?
   Стас сглотнул комок, внезапно застрявший в горле, и с трудом проговорил:
   - С целью любопытства.
   - Вы пришли один?
   Стас уже было хотел закричать, что не один он был, а с Ириной, которую все тут видели, но не признаются в этом, но вдруг осекся. Вспомнились слова Дениса о том, что он может и санитаров позвать, значит клиника эта совсем не простая, больше похожа на психушку, и скорее всего так оно и есть, и скажи он про Ирину, они еще, чего доброго, убедятся в том, что выписывать его никак нельзя. Поэтому он долго молчал, обдумывая ответ, а гость равнодушно ждал.
   - Я пришел один, - раздельно проговорил Стас, испытывая при этом жгучий стыд. Не оттого, что солгал, а оттого, что ему показалось, будто он бессовестно предал Ирину, отрекся от нее.
   Гость кивнул, порылся в бумагах и сказал:
   - А вот тут написано, что вы не раз поминали какую-то Ирину, будто вы пришли с ней, но потеряли ее. Как вы это объясните?
   И он кольнул Стаса глазами. Но еще больше мальчика кольнуло слово "поминали", которое в его воображении было связано только с поминками по усопшей, и Стаса передернуло. От гостя не укрылось это, он внимательно наблюдал, как ведет себя допрашиваемый. Стас опять испугался. Нужно было срочно выкручиваться, придумывать что-то и он бухнул какие-то совсем не свои слова:
   - Ирина - плод моего воображения.
   - Ммм, - удовлетворенно произнес посетитель. - Ну что ж, значит дело не так уж плохо, как мне тут представляли.
   Он указал длинным корявым пальцем на стопку листов. Стас покосился туда, и тут же отвернулся. Чувствовал он себя отвратительно. Надо же такое сказать! Плод воображения. Он вторично отрекся от Ирины, и вспомнил вдруг дискуссию на уроке внеклассного чтения, где они читали отрывок из Нового завета, как раз о том, где Петр трижды отрекся от Христа, и обсуждали потом поведение Петра. Кто-то высказался в том духе, что Петр поступил правильно, глупо было бы попасть в руки стражников и кончить жизнь на кресте, он сохранил жизнь, чтобы продолжить дело Учителя, и тому подобное. А Ирка встала и сказала, что все это ерунда, что Петр попросту наложил в штаны, что стражников интересовал Иисус, но никак не его последователи, и никто Петра не арестовал бы. Вот и пришлось апостолу потом всю жизнь замаливать этот грех, и принять мученическую смерть. Спор тогда получился знатный, учительница сидела в сторонке и гордилась собой, что сумела так завести учеников, которые кричали, брызгали слюной, размахивали руками и даже топали ногами.
   Нет, но здесь же совсем другой случай! Ирка не Христос, а он не Петр. "Отрекся", "отрекся"... А что, сознаться в том, что Ирка существует, и застрять в этой чертой психушке на неизвестно какое время, может быть даже навсегда? От слова "навсегда" повеяло нестерпимой холодной тоской, Стас поежился и укрепился в мысли, что поступает правильно. Его отвлек голос посетителя:
   - Какой образ жизни собираетесь вести после выхода из клиники?
   - Что значит, какой образ жизни? Обычный. Ходить в школу, делать уроки, гулять, смотреть телевизор...
   Лицо посетителя еще больше поскучнело, хотя это казалось невозможным.
   - Гм, - сказал он разочарованно. - А я думал, у вас все нормально...
   - Да я пошутил! - спохватился Стас, инстинктивно чувствуя, что сказал что-то не то, хотя никак не мог понять, что именно. - Ну, какой образ жизни я могу вести? Такой же, как все.
   Гость испытующе колол Стаса взглядом, проверяя, не лжет ли он. Видимо, вид мальчишки показался ему убедительным, он погасил взор, скучно пошелестел бумагами, и объявил:
   - Ну что ж, я буду ходатайствовать перед доктором о вашей выписке под наблюдение врача.
   Стас незаметно вздохнул и выдохнул через левое плечо. Кажется, пронесло.
   Черный человек замолчал, только смотрел на Стаса остановившимся взглядом, от которого у мальчика внутри все ходило ходуном. Ему показалось, что сейчас он задохнется, но отводить глаза было нельзя, нужно было выдержать этот нечеловеческий взгляд, иначе черный человек мог передумать, и не ходатайствовать о его, Стаса, выписке. Наконец гость отвел взгляд, и Стас тут же упал бы, если бы все мускулы не свело бесконечной судорогой.
   - Очень хорошо, - удовлетворенно сказал посетитель, и встал. Стас тоже хотел подняться, но не смог. - Я думаю, вы вполне адекватны и можете быть выписаны.
   Единственное движение, которое удалось Стасу, это улыбка, которая, впрочем, скорее напоминала болезненную гримасу. Черный человек вышел, точнее, слился с чернотой за дверью. Стаса вдруг пробила крупная дрожь. Его никогда еще так не трясло. Стучали зубы, дрожали руки, ходили ходуном ноги. Тут отворилась дверь, и в палату вошла девушка, та, вторая, которая сидела вместе со Светланой у костра. Сейчас она была в коротком белом халатике, шапочке и тапочках с огромными помпонами. Она толкала перед собой медицинскую тележку, на которой стоял поднос с тарелками и стаканом компота.
   - Привет, - сказала девушка, лучезарно улыбаясь. - А я тебе обед принесла.
   "Обед", - подумал Стас. - "Ну да, уже полдень следующего дня. Мать, наверное, с ума сходит. Обзванивает больницы, морги".
   Мальчик тяжело вздохнул.
   - Что вздыхаешь? - спросила девушка. - Не вздыхай, тебя же выписывают.
   Она села на краешек кровати и смотрела, как Стас, дрожь которого так же внезапно прошла, как и началась, придвигает столик к себе, разглядывает тарелки. В одной был красный борщ, с куском вареного мяса ("человечина" - равнодушно подумал Стас и усмехнулся про себя), в другой - котлета с картофельным пюре. На третьей тарелке лежало три кусочка хлеба. Стас взял ложку, и принялся есть борщ. И опять его поразил вкус бульона, сваренного на натуральном мясе.