Филенко Евгений. Шествие динозавров

   - Ни с кем из названных лиц не имел чести...
   - Странно. Упомянутые личности - существенная часть вашей культуры. На стыке двух субкультур - спорта и видео.
   - Ни в малейшем соприкосновении с данными субкультурами отроду не состоял.
   - Бог вам судья. Кроме того, обещаем массу приключений, а также, что для вас особенно важно - исторических впечатлений. Тут и рабовладельчество, и культы какие захотите.
   - На кой мне это ляд, если при возвращении вы все впечатления сотрете?
   - Пойдете на сотрудничество - не сотрем. К чему плевать в колодец пригодится воды напиться. Подготовленный специалист на дороге не валяется.
   Я залпом выплескиваю в себя содержимое бокала, предупредительно наполненного одной из красоток. Провожаю ее взглядом. Это не остается незамеченным.
   - Нравится? - спрашивает Ратмир, щурясь. - Можете потрепать ее по попке. Разрешаю. Навык пригодится... по легенде.
   - Кто они вам?
   - Прислуга, - небрежно бросает Ратмир. - Итак?
   - Согласен.
   - Вы сказали не подумав.
   - Подумав, подумав. Я вообще быстро соображаю. Все едино сами откажетесь от моих услуг.
   - На это не уповайте. На вашу подготовку не пожалеем ничего. Игра стоит свеч. Историк, склад ума, внешность - все одно к одному.
   - Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец... Только дозвольте, барин, с родными проститься.
   - Не дозволяю. - Видимо, я меняюсь в лице, поэтому Ратмир поспешно объясняет: - Доставка ваша в оригинальной упаковке обошлась нам недешево. Да, недешево: в мире все имеет свою стоимость, и мы еще не отказались от всеобщего эквивалента, хотя обеспечен он не золотом. На прощальные визиты мы ресурсов не имеем. Если вы сейчас вернетесь в свое время - то окончательно. А мы, кажется, пришли к предварительному согласию. С нашей стороны вам гарантируется здоровье и жизнь. И, по завершении миссии, возврат в тот момент времени, откуда вы были нами изъяты.
   - И впечатления! - ревниво напоминаю я. - И впечатления.
   - Сколько же я должен здесь проторчать?
   - На подготовку уйдет примерно полгода. И год - на самое работу.
   - Полтора года?!
   Геологическая эпоха. Вечность. Без Маришки и Васьки, без мамы и папы, без тещи и тестя, с которыми я неплохо лажу. Без милых моему сердцу архивов. Без папки из фальшивого крокодила, с потайной вытягивающейся застежкой, где главный труд моей жизни: "В.Сорохтин. Механика социальных провокаций. Исследования культов личности". Безо всего на свете.
   - Один шанс из пяти миллиардов, - доносится до меня размеренный голос этого беса-искусителя. - Вы единственный историк вашей эпохи, который отправится с особой миссией в собственное прошлое. Взвесьте и прикиньте. Еще можно отказаться. Но нельзя будет ничего поправить. Да - и вы не только не теряете, но и приумножаете сокровища своего опыта. Нет - и все остается как предначертано. Навсегда. И потом - так ли уж вы рветесь назад, в ваше смутное время? В ваш затхлый, запакощенный осенний город? Вы ощущаете себя чужим в том времени и в том городе. Вы не любите их. Круг ваших привязанностей невелик. Жена, сын, ближайшие родственники. - Похоже, он читает мои мысли. - Человечество живет по своим, не слишком праведным законам. А вы всегда старались отойти в сторонку. Чтобы, Боже упаси, не задели вас, не забрызгали грязью...
   - Но я туда вернусь, - бормочу я.
   - Да, но это будет другой человек. Мы переделаем вас. Вы станете сильнее. Во всех смыслах. Вы научитесь сражаться за место под солнцем и побеждать. Вот вы исследовали теорию интриг и провокаций. Но у вас нет ни сил ни способностей применить ее на практике. Мы дадим вам и силы и способности. Это ценный капитал. И это - наша плата за услугу.
   - Кажется, вы все же предлагаете мне расписаться на договоре кровью.
   - Отчасти - да. Потому что изменится ваша личность, изменится и то, что принято называть душой. В каком-то смысле вы расстанетесь с нею прежней. Но обретете новую. Не думаю, что вы прогадаете. К тому же... - он приобнимает чернокудрую пери, наклонившую над его бокалом амфору с вином. - Я не дьявол. Я даже не бог. Это вы станете богом - там, куда мы вас отправим. Поверьте: с тем капиталом, что вы здесь наживете, богом быть легко. Проще простого. Карай да милуй, у тебя сила, тебе и вся власть. Такой соблазн! Как удержаться?..
   Властным, грубым движением он распахивает прозрачные одеяния на груди красавицы. Та замирает, грациозно изогнув стан, не завершив движения. И я тоже... Ратмир сдвигает шторку, упрятанную между белоснежных персей, извлекает оттуда продолговатую коробочку с циферблатом и экраном. Небрежно тычет пальцем в сенсоры.
   - Отбой темпорального дежурства, - говорит он, поднеся коробку к лицу. - Сорохтин согласен...
   7
   Мерзость. Невероятная, немыслимая, первобытная мерзость. Огромный, жирный, белесый, сочащийся слизью червяк. Нет, скорее мокрица - кольчатое туловище трепетало на десятках коротких сильных лап. Выпуклые слепые бельма, над которыми предвкушающе подрагивали розовые, как у консервированного краба с рекламы антисоветского журнала, суставчатые клешни.
   А у меня - ничего. Кроме голых изодранных рук и голых же ног. И всего, что досталось мне от матушки-природы, тоже голого.
   Плоская сомовья башка - не меньше метра от глаза до глаза - чутко развернулась ко мне. Видно, унюхала свежую кровь. На жвалах болтались не то слюни, не то сопли... "Яд, - отозвался мой незнаемый гид по этому фантастическому миру. - Клешней тоже следует остерегаться - трупная отрава". Напрочь теряя голову, я метнул обломок в гадину. Клешни вскинулись и хрустко клацнули. Горбыль распался на две неравные половинки. Я попятился. Тварь, цокая кривыми, как турецкие ятаганчики, коготками на лапах, прытко засеменила следом.
   Нагнувшись, я сгреб пригоршню щебня и швырнул ей в харю. Дробно застучало, как по жестяному листу. "Топчусь, топчусь по гаревой дорожке..." - в беспамятстве бормотал я, рыская взглядом в поисках чего-либо подходящего для обороны и ничего, ну ничегошеньки не находя. Мы обогнули руины алтаря, двинули на второй круг. "А гвинеец Сэм Брук..." Я споткнулся. Не хватало еще полететь кубарем, трахнуться башкой и отключиться. А может быть, это - избавление? Обеспамятеть и не чувствовать, как эта сволочь нежно куснет за мягкое, ничем не защищенное, впрыснет сколько нужно яду и начнет, смакуя, отщипывать по кусочку...
   Что-то звякнуло о камень позади меня. "Обернуться? Но как раз в этот миг сволочь может прыгнуть - если она умеет прыгать. Вроде бы не умеет, но не могу за то поручиться. Вдруг умеет? И только ждет, чтобы я отвлекся. Да ведь она же не видит, отвлекся я или нет, она же слепая... вроде бы. Но надо же как-то узнать, что творится за моей спиной!" Я обернулся. Ничего там не творилось.
   В десятке шагов от меня валялся кем-то невзначай оброненный меч. Из великолепно обработанного металла, отливающего голубизной. Похожий на полутораметровую, с фигурной рукоятью под две ладони, опасную бритву. И такой же острый.
   "Оброненный! Тоже придумал! Кто его тебе здесь обронит?.. Подброшенный - так будет правильно. Все ясно, как божий день. Из меня делают гладиатора. Это - арена. Гладиаторы не всегда пластались друг с другом. Иногда на них спускали диких зверей. На меня, за неимением приличного льва или, там, крокодила, науськали гигантскую пещерную мокрицу. Насытились зрелищем моего страха, а теперь из сострадания швырнули мне меч. Хотят поглядеть, каков я в работе. За оружие спасибо, но зрелища обещать не могу. Устал..."
   Я в прыжке дотянулся до меча, подхватил его - рукоять так и прильнула к ладоням, словно век того дожидалась! - упал на колено. Ползучая пакость уже набегала на меня, атакующе вскидывая головогрудь и потому делаясь похожей на разозленную кобру. И в то же время становясь особенно удобной мишенью для удара "муадалбейм" - из саги о Кухулине... Не было у меня времени поразмыслить над тем, откуда я знаю, что именно удобнее всего для поражения мокрицы, а что нет, как выполняется этот самый "муадалбейм" и почему с мечом я ощущаю себя гораздо увереннее, нежели без меча. Хотя ни разу в жизни - насколько мне известно - не имел дела ни с каким видом оружия... Тело уже раскручивалось, как высвободившаяся часовая пружина, лезвие меча-бритвы со змеиным шипом резало воздух, не встречая преграды входило в самую середку головогруди с правой стороны и так же без задержки выходило с левой, а ядовитые клешни бестолково стригли пустоту и вместе с отмахнутой напрочь башкой рушились наземь...
   Теперь было самое время срывать аплодисменты. Я стоял над корчащимися обрубками, опустив заляпанный белесой дрянью меч, в максимально горделивой для голого мужика позе, и ждал.
   В темном проходе полыхнуло факельное пламя.
   И кликуши в балахонах, и латники, на сей раз числом не менее десятка - все были тут. Молча взирали на меня светящимися глазами. Близко не подступались - ожидали, что, обзаведясь оружием, начну сводить счеты. И за стрелу, выхватившую меня из трамвая прямо на Воплощение. И за само Воплощение с колотьем раскаленными гвоздями. Но я не двигался с места.
   Выждав подобающую паузу, вперед выступил император Луолруйгюнр Первый, Солнцеликий.
   Я узнал, что он - император и как звучат его имя и титул, едва только этот человек откинул капюшон и обратил ко мне мертвенно-бледное вытянутое лицо с тонкими синеватыми губами, клювастым носом и запавшими сияющими глазищами, в обрамлении спутанных бесцветных прядей. Солнцеликий был альбиносом. Требовалось немало фантазии, чтобы угадать: этой мумии не тысяча лет, как думалось на первый взгляд, а три десятка с половиной. То есть мы с ним были ровесники.
   Губы императора беззвучно шевельнулись, обтянутая полупрозрачной кожей длань слабо трепыхнулась в моем направлении.
   - Ты, кто восстал из мертвых! - услышал я. Голос шел из толпы жрецов. - Воистину ты великий воин. Но перед тобой - император...
   Разумеется, было сказано: "Перед тобой - Йуйрзеогр". Что означало примерно следующее: "властно попирающий твердь". В свою очередь, под "твердью" подразумевалось вовсе не то, на чем крепятся звезды, как в нашем
   Священном писании, а собственно материк и все административно-территориальные единицы, на нем расположенные. Впрочем, внешние колонии тоже входили в это понятие. Так что термин "император" годился вполне - и по созвучию и по смыслу.
   И снова я знал, как поступить. От меня требовалась простая вещь: повергнуть свой меч к босым ступням властелина. Конечно, еще проще, да и естественнее с позиций диалектического материализма, было отослать всю эту брагу к чертям собачьим. Но неведомыми силами мне была предписана вполне определенная роль в этом балагане. И, чтобы сохранить надежду до конца разобраться в происходящем, а потом и, Бог даст, выкарабкаться отсюда в мое родное время и место - замызганный трамвай на исходе двадцатого века нашей эры - я должен был сыграть ее с блеском.
   Меч со звоном полетел к ногам императора.