Вот такую удачу вроде бы однажды и схватил за хвост один мой приятель, с которым у меня поддерживались спорадические, но тесные контакты, обильно сдобренные национальным напитком и скепсисом. Вдруг приятеля, назовем его условно С., отправляют по контракту в какую-то дружественную крохотную страну, какое-то там восточное Комодо, бывшая французская колония. С., конечно же, немедленно отставил в сторону скепсис и выпивку и, словно одержимый, натаскивался в Киеве по-французски с целым общежитием подобных счастливцев. Там я однажды его и обнаружил, когда, гонимый очередными злоключениями, блуждал по древнему граду бесприютно, пока не наткнулся в записной книжке на его телефон. Должно быть, среди этих маньяков успеха я выглядел особенно невезучим, а потому и вызывал всеобщую опеку. С. в ту встречу показался мне как бы затуманенным, подернутым перспективой этой дальней страны, откуда он, без сомнения, должен был явиться совершенно в новом качестве.
Об С. долгое время не было ничего слышно, кроме того, что он поставлен во главе какой-то присланной в дар грязелечебницы (хотя, мне помнится, защищался он по трубопроводам; надо думать, в грязелечебнице тоже есть трубопроводы).
И вот, спустя два с лишним года, С. мне позвонил, и я со вздохом стал готовиться к встрече. Я прекрасно знаю свое место в жизни, но не люблю, когда мне показывают дистанцию, тем более бывшие однокорытники. Надо сказать, даже ресторан и варьете, что он предложил как подходящее место, меня пугали - я там ни разу не был, а что, если там в ходу какие-то светские вывихи, скажем, стриптизерка обнимает тебя, или же певица пригласит на вальс, а ты сидишь пень пнем в своем заурядном свитерке и неловко тычешь вилкой в салат из крабов (да еще и не той вилкой!), а твой приятель, заморский джентльмен, деликатно прячет улыбку сожаления... Словом, свои комплексы. Поэтому я несказанно удивился, обнаружив, что и С. чувствует себя не совсем по-свойски среди накладной роскоши этого злачного места. Он нервно бренчал вилкой по столу, дергался некстати, заискивал с официантом, словом, никакого лоску в нем не появилось, даже костюм был какой-то убогий, как выяснилось потом - отечественный. Тут я впервые по-настоящему обрадовался его возвращению и приналег на еду и напитки. С., между тем, я это видел, все никак не мог расслабиться и войти в прежний тонус - то его испугал ударник, внезапно грянувший в свои кастрюли, то он заметил на стене декоративный рельеф в виде огромного голого зада и зачарованно на него уставился, - в общем, далек был от образа бывалого космополита.
- Жопы не видал? - спросил я у него. - Там, на островах, такого добра, небось, навалом?
С. спохватился и выпил. Постепенно, рюмка за рюмкой, он разговорился, так что, когда на сцену выскочили полуголые девочки и пронзительно запели, мы с ним уже вполне постигли, что все это - наша обычная туфта, деньговыжималка, мешающая нормальному разговору. И мы покинули этот вертеп в разгар веселья, когда на площадке уже вовсю отплясывали лезгинку воры и таксисты. Тогда-то, блуждая по пустым темным улицам, С. и поведал мне основные пункты философии Комодо.
- С первого взгляда, - рассказывал С., - жители Комодо выглядят, как обычные туземцы, разве что без побрякушек в ушах и ноздрях. Одеты они (ежели вообще одеты) куда хуже, чем жители нашей глубинки, но не так, как они, озабочены этим фактом. И так во всем...
Поначалу С. предположил, что туземцы просто глубоко неразвиты. Он беседовал с ними, насколько позволял его скверный французский, и убедился - да, таки-так, жители Комодо чудовищно невежественны, они знают лишь Комодо, лесистую полоску в океане, да и то не всю - обычно знание ограничено деревней. Более того, они считают, что весь мир, в принципе, такой - незачем ездить и смотреть. С. рассказывал, как он был удивлен и уязвлен. Переубедить туземцев было невозможно. Особенно тяжко ему приходилось с жителями лесной глуши - мори-мори, - которые не знали французского даже на его уровне.
Представь, - говорил он мне в свете уличных фонарей, - наша агитмашина где-нибудь в джунглях, в селе. Показывают слайды про нашу жизнь. Не ахти что, но более-менее приличное, например, кухня новосела, счастливая хозяйка, и так далее... Сперва надо растолковать им, что это такое, почему такое гладкое и блестящее, зачем, скажем, краны или горелка. Удивляются вежливо, без восторга, показывают на свой костер, на ручеек рядом, на долбленые тыквы для воды - а, вот, мол, о чем речь! Или вот автомобили, во всем мире по автомобилям с ума сходят, они тоже видели автомобили, не любят их: автомобиль - значит, надо далеко ехать. Им лучше, когда все рядом.
"Не им одним", - подумал я, но промолчал, чтобы не сбить повествование. С. между тем перешел на взаимоотношения полов у этих лесных жителей. Вопреки нашим обычным представлениям, поведал он, у комодян не видно было следов особой озабоченности этим предметом.
- Что, не увлекаются? - удивился я.
- Когда как. Но главное, понимаешь, у них нет понятия "мужчина-женщина". У них "мори-мори" значит - человек, и это относится ко всем, а скажем, мори-мори-хани - значит человек, способный родить, и это у них не такое уж радикальное отличие.
С. поискал различие.
- Ну вот, у тебя глаза голубые, у меня карие. Различие на таком уровне, примерно. Считается, что груди у женщин - это всего лишь млечные железы, которые имеют многие мори-мори, а ноги вообще служат лишь для ходьбы любому человеку. Потому я так уставился на задницу в том кабаке. Здесь ведь это - культ... Отвык совсем за два года.
Заинтересованный этим странным лесным народцем, С. вконец забросил свою грязелечебницу в столице (ею, кстати, никто так и не пользовался, все топи в лесах Комодо полны были той самой грязи) и стал вплотную изучать культуру и язык. Оказалось, что фундаментальным принципом мори-мори является безусловное совершенство мира!
Тут даже я не выдержал:
- Но как же?!
- В том-то и дело. Я и сам им толковал, как мог: какое ж совершенство, вон, буйвол забодал младенца, а президент Комодо получает в миллион раз больше, чем все село, а они мне что-то вроде - вот и прекрасно, это же равновесие полярных интересов (они так, конечно, не изъясняются, это я так интерпретирую). А когда президента повесили, это также было воспринято как гармония в своем развитии. Само собой, - еще раз уточнил С., - у них нет понятий таких - гармония, диалектика, у них вообще нет многих понятий. К примеру, у них нет понятия, ну, скажем, "благосостояние".
- Нищие, - поддакнул я, как оказалось, невпопад.
- В том-то и дело, что понятия "нищий, неимущий" тоже нет.
Ежели по их, то и Форд какой-нибудь, и последний придурок в пальмовой лачуге имущественно равны, то есть, имеют то лишь, что у них в данный момент в руках, скажем, банан. Все остальное - фикция, считают те самые мори-мори.
Я никак не мог взять в толк, смеется ли С. над жителями Комодо, или что другое, одно было ясно - до Форда ему и теперь было еще куда как далеко.
- Нет понятия смерти...
Я махнул рукой - суеверные людоеды. Но снова дал промашку. Допустим, мори-мори заболел холерой. Это значит, что холерные вибрионы просто перехватывают у него эстафету жизни и несут ее дальше, скажем, трупным червям, те - землеройкам, землеройки - свиньям, свинью поедает какой-нибудь мори-мори-хани с зародышем - и вот тебе готовый круговорот жизни в жизни. Мори-мори поэтому чувствует себя в родстве со всем живым, по крайней мере в округе, а также вечным. Отсюда эта неприхотливость.
- Бедные, да счастливые, - снова угодил я пальцем в небо. Ибо, выяснилось, народность мори-мори не испытывала никакой радости, или там просветления от этакой потрясающей аскезы, самоотказа, наоборот - туземцы явно завидовали заморским жителям, подымающим такой ажиотаж вокруг жизненных благ. Но зависть была, объяснял мне С., не насчет благ, а относительно той счастливой иллюзии белого человека, называемой "количество собственности". И сожаление отравленных, так сказать, принципами мори-мори людей, что такая стадия людского наивного счастья им уже недоступна - как, скажем, разуверившийся скептик Вольтер при всем желании не смог бы проникнуться верой во Благой дух. Ко всему, мировоззрение мори-мори переходчиво и неотвязно, как любое тропическое поветрие...
Тут я начал уяснять, сквозь хмель, что с моим другом С. вовсе худо: из республики Комодо его забрали, потому что грязелечебница была запущена вконец, дома он теперь вряд ли прижился бы с таким заскоком, а разбогатеть ему явно не удалось - имеет лишь то, что сейчас в руках, потертый дипломат с барахлом.
Мы встретились еще раз, спустя полгода. С. превратился в оборванного спокойного бомжа, он собирался на товарняке - знакомый деповец устраивал куда-то за Усть-Илим, где, по слухам, влачило существование в таежной глуши какое-то племя, духовно вполне подобное мори-мори. У меня он взял спутниковую карту этой местности (есть у меня доступ к такому добру, эх, мне бы перескочить через два-три поста, и...), дедовы валенки с галошами и компас.
А вообще-то зря. Мори-мори, если разобраться, живут повсюду.
ПРОТОГЕН
Людей, которым впрыснули протоген, мало осталось. В пору нынешней бесконтрольности не то что отдельных людей - целые народы будто корова языком слизывала, хотя в случае с протогеном, как говорится, имеются темные места даже на фоне тех безобразий. Темные места! Это в самую точку.
Откуда взялся протоген - первая тяжелая загадка. Наркоманы, рыцари шприца, короли подвалов. Зашкалит его - впрыснет азотную кислоту. Возможно, кто-то из этих уродов. Либо медик-шарлатан, или ученый-маньяк, окостеневший в какой-то своей лжетеории, - все может быть. Лжетеория, если в нее как следует уверовать, становится материальной силой.
И еще - звучание. Двойной, тройной смысл. Протоген. Тут и автоген что-то сияюще-режущее, и продагент с кобурой, в кожанке, герой-каратель, и протоген в прямом смысле, т.е. предшественник гена, нечто первичное в жизненном коде. Опять тайна неизреченная. Словом, те, кто его всосал впервые в цилиндрики шприцев с тем, чтоб через секунду погрязнуть в нирване, некоторым образом получили жаждуемое.
Первые - ночные шкалики. Так назвали спеленутых мужчин ростом со средний тополь, они мирно летели цугом (за ветром, как потом установили), в окрестностях одного дачного местечка, названия которого не хочется упоминать, чтобы не бросить тень на непричастных жителей. Явление наблюдалось глубокой ночью из электрички работниками третьей смены. Шкалики проплыли, слегка флюоресцируя, возле моста через речку Мжа: они, как показалось большинству, были одеты в плотные макинтоши, не дававшие им возможности двигать руками-ногами, зато (другие показывают) эти невесомые существа переговаривались низкими негромкими голосами. Содержание разговоров в изложении свидетелей не стоит приводить, настолько это лишено смысла и логической связи, хотя отмечены и отдельные малопонятные фразы, вроде: сучий кот этот Скибин, перегадил весь кворум. Тут думайте, что хотите.
Плюс ко всему, возле подстанции один шкалик задел провода высокого напряжения, вспыхнул и сгорел, распадаясь на части, словно цеппелин. Интересно, что его спутники не обратили внимания на инцидент и вскоре скрылись из виду, увлекаемые южным ветром (это показания уже других свидетелей).
Теперь вот, недавно - явление женщины-вамп. Женщина-вамп, примерно такой же надувной конструкции, что и шкалики, однако самоуправляемая, замечена была возле озера Солитер, в разгар пикниковского заезда автомобилистов. Великанша розовой полупрозрачной консистенции внезапно взмыла из-за прибрежного сосняка и тут же принялась хватать обомлевших мужчин. При этом она вовсе не охотилась за простертыми на солнцепеке отцами семейств, нет - надувная бестия облюбовала бронзовых спортсменов-волейболистов, что прыгали, красуясь, вокруг мяча. Пойманных она совала себе за бюстгальтер и в трусы, что, само собой, определило ее уровень в глазах отдыхающих, хотя совершенно безосновательно - у нее просто не было другого места для хранения мужчин, ибо руками она все время совершала резкие гребки, как при плавании брассом. Остается только гадать, как намеревалась использовать плененных волейболистов женщина-вамп (напоминаю: рост - приблизительно 40 метров, объем груди и бедер соответственно), потому что обходивший свой участок лесник Б. послал вдогонку ей заряд дроби - чисто символически, чтобы выразить свое к этому отношение, не надеясь на успех, - однако женщина-вамп упала в камыши со страшным шипеньем, и, когда сбежались любопытные и спасатели к вылезающим из трясины спортсменам, от нее осталась на тростниковых метелках лишь тончайшая розовая пленочка. Ее сейчас исследуют, находят, что это неизвестным образом препарированная органосинтетика на биооснове - но тут всем ясно, что без протогена не обошлось. Спасенные были немногословны, как подобает спортсменам, лишь у одного вырвалось: "Ох, это было волшебно!"
Надо сказать, что в тот сезон посещение Солитера удвоилось. Такая вот нестандартная реакция населения.
Или же случай, всполошивший городок Термоядрево, что возник недавно в напрочь обезлюдевшей области. Городок обступают разрастающиеся леса и плавни, сообщение с миром исключительно по вконец разбитой шоссейке, потому возникшая под вечер быстро надвигающаяся туча встревожила горожан распутица, отрыв от центра, от снабжения. Но туча-то опять же состояла из этих эфирных персонажей, что последнее время возникают там и тут, словно грибы. Туча - она же толпа - рокоча прошла над Термоядревом, и люди с улиц и балконов могли видеть, что состоит она из великого множества этих созданий, как мужчин, так и женщин, поглощенных какой-то своей всеобъемлющей сварой. Снизу, конечно же, трудно было уловить все перипетии этой свалки гигантов, однако, время от времени наблюдалось, как отдельные неудачники выдавливались общей массой под "днище" тучи, а другие, наоборот, вероятно, выскакивали наверх, словом, вся эта сражающаяся армада прошла над городом минут за двадцать, не оказав ему никаких знаков внимания, разве что младенец, размером с кита, зацепился, позабытый, за громоотвод телевышки, да так и висел всю ночь, оглушительно ревя, а наутро его уже не было - то ли отцепила спохватившаяся мать, то ли унесло ветром, то ли лопнул от собственного вопля, кто знает...
Протоген! Протоген, бич наших дней. Впрыснувшие его проходят быстрый метаморфоз от плотных белковых образований, каковыми мы и есть, до газообразной ранней зачаточной субстанции протожизни. А что такое протожизнь? Не читайте схоласта Опарина, не верьте примитивному вздору насчет белковых колб природы возле гейзерных спринклеров, все это сталинистское волхвование у подсохшего древа материализма. Протожизнь это газовые амебоподобные существа, живущие непосредственно за счет энергии Солнца, их не коснулась эволюция, им нет необходимости жрать друг друга, чтобы как-то перебиться, им также не грозит состариться и умереть. Как у поэта - "Тучки небесные, вечные странники..."
Вот именно - вечные странники, вот кто эти легковесные ездоки, easy-riders, по-простому. Представляете контраст: наш типовой современник и это эфирное создание (пусть в тысячу раз больше, это же вследствие разуплотнения тканей, перехода в газовое состояние, в подлинную невесомость)! И интеллект, вроде, сохраняется. И некоторые одежды, если их предварительно обработать, тоже обеспечивают чудовищную растяжимость - это для особо стыдливых, что не хотят витать голышом. И - наконец - никаких забот! Вечность (ежели только об пик Тенериф не заденет, или молния не шваркнет), людские козни я не беру во внимание, люди, по всему видать, народ на земле временный и вечному существу мешать долго не будут), гарантированная вечность! Небожитель, воистину...
И вот, представляете, вбегает наш загнанный недотепа в ближайший подвал, извлекает, задыхаясь, эту коробочку, какую-то минуту медлит образы детства, лицо любимой, товарищи-друзья, то-се, - но, преодолев себя, дрожа, извлекает заветную ампулу, набирает полный шприц, делает глубокий вдох, тычет себя неумело в локтевой сгиб, наконец, после долгих мук, впрыскивает (тут специфика - немедленно после этого нужно выбежать из помещения, протоген действует очень быстро, и через минуту-две уже не выбраться ни в двери, ни в окно), вводит себе весь объем и - и неизвестность... Ведь как приобретают снадобье - с рук, у всякого жулья, оно и понятно - пусти такое в открытую продажу, полстраны, буквально, взлетело бы на воздух, в общем, разумная мера - но последствия! Ведь в ампуле, как правило, сильнейший наркотик, - и выскочившему на улицу кажется тут же, что он, так сказать, приятно раздувается, растет, лопаются на нем опостылевшие всевозможные плащи и штаны, он становится бочкообразным, тугие, словно мяч, конечности оттопыриваются в стороны, и главное, заветный миг - он подскакивает на бегу все выше, выше, взлетает веселый такой Моби Дик над спящей унылой окраиной...
А на самом деле он подыхает, бедолага, среди мусорных баков, под аркой трущобного дома, распростертый в подмерзающей луже, и здоровенные бурые крысы, снующие по двору, уже начинают алчно посматривать в его сторону.
ЗЛОКЛЮЧЕНИЕ
Делопроизводитель Чеботарь, идя куда-то по службе, попал однажды в незнакомый район города, причем как-то постепенно заблудился, следуя в густом потоке пешеходов без особой цели, как бы гуляя, хотя имел вполне определенное поручение. Чеботарь сперва просто приглядывался к незнакомым остовам обшарпанных зданий, затенявших извилистую улочку, затем уже, несколько встревоженный, стал высматривать в просветах между домами какие-либо ориентиры - телевышку, старый собор - но ничего такого не мелькнуло, а спросить, как на грех, было не у кого - толпа, окружавшая его, будто целиком состояла из иностранцев, скорее всего это были студенты-азиаты, в долгополых бурнусах, девушки-негритянки, почему-то скованные попарно, и какие-то ряженые-кирасиры с мушкетами через плечо. "Угораздило, - сообразил наконец Чеботарь, - это же какой-то костюмированный праздник, как теперь отсюда выбраться?" Участник карнавала в доспехах легонько подтолкнул его пикой, чтобы держался ближе к середине процессии; Чеботарь с натугой улыбнулся, дабы не нарушать мир и добрососедство, и тут же с облегчением вздохнул - так ведь вон она, телебашня! Он сделал ручкой карнавалу и попытался юркнуть в открывшийся переулок - не тут-то было! Конный стражник вымахнул из подворотни и напер на Чеботаря своим страшным жеребцом, а субъект в латах, ощерясь, несколько раз вытянул его плетью. Чеботарь завопил от боли и недоумения. Вокруг захохотали, с верхнего этажа плеснули в него чем-то, лишь скованные попарно девушки даже не подняли глаз. Чеботарь как-то сразу все понял и немедленно и навечно смирился. И дальше, по мере того, как процессия приближалась к просторному форуму с дощатым помостом, он постигал, он проникался тем неизбежным, что ему сейчас выпадет - то ли рабство, то ли каторга - ведь в глубине своего существа Чеботарь всегда ожидал чего-то подобного, то ли заточенья по навету, то ли расстрела из-за угла (что было в порядке вещей не так уж давно), - словом, он уже не пытался выбраться из густой колонны обреченных, больше того - он будто всегда брел в толпе каторжан, под кнутами конвоя.
В просветах меж островерхих крыш сверкнула, опять выказалась телевышка, но делопроизводитель уже был поглощен другим: если галеры, то многое зависит от напарника по веслу, а если этап вглубь страны, то нужно позаботиться насчет обуви - в этих сандалиях далеко не уйдешь...
РЕКЛАМА ЖВАЧКИ "МАЛЕНЬКИЙ ДЕЯТЕЛЬ"
В отличие от Демосфена современные дети-ораторы упражняются не с галькой во рту, а используют для этой цели специальную разновидность нашей продукции из серии "Лелик", в состав которой уже введены так называемые речевые стимуляторы и заложен экстракт из десятка хрестоматийных текстов, в частности, классическое "Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением", отрывки из фултонской речи премьера Черчилля, а также наиболее труднопроизносимые пассажи в исполнении неповторимого Л.И.Брежнева. Маленький оратор, пройдя все эти сложности в порядке, так сказать, приятного с полезным, выдувая пузыри вперемежку с бессмертными цитатами, научается с раннего возраста естественному пребыванию в атмосфере активной политической дискуссии.
ДИКТАТОР
В этой подборке много случаев с исчезновением. Для каждого из нас исчезновение - событие уникальное, так сказать, был - и нет, а разобраться - что может быть банальнее? Значит, один лектор, немолодой уже, изрядно тертый пьющий мужчина, проснувшись однажды с похмелья, обнаружил (в какой-то момент бритья) небывалое свое, даже пугающее сходство с покойным фюрером. То ли мокрая челка так упала на лоб, то ли усы, которые он решил подкоротить с целью внешнего омоложения - но налицо было ужасное подобие, прямо-таки живой слепок. Можно представить себе, что это за ощущение, когда из привычного облупленного зеркала, как бы мгновенно наложившись на столь же привычную, потертую, свою физиономию, вдруг, словно тарантул, выскочил сам Шикльгрубер и уставился плоскими (с перепою) гляделками прямо в глаза марксистского лектора! Тот сначала просто оцепенел и лишь тупо следил, как в зеркале на морщинистой шее Адольфа возникает, расплывается, а затем вяло ползет книзу алая капелька (он, таки, сильно вздрогнул от внезапного потрясения и порезался). И в эти мгновения в душе лектора произошло некое преломление, толчок, который можно было расценить как намек судьбы.
Кто не знает этих лекторов, этих самовоспламеняющихся краснобаев, вскормленных в неволе орлов пожилых, этих петухов, намертво оседлавших идеологическую кучу? Была выращена целая порода лекторов, изворотливых, словно ужи, материалистических шаманов - и вот, нынче все они куда-то рассосались, расползлись, переквалифицировались, а жаль - хоть парочку не помешало бы оставить на расплод, для любопытных потомков, а может (кто знает, как оно обернется) и для прямой надобности в будущем. Хотя, следует сказать, этот лектор вовсе не был ни фанатиком, ни перерожденцем, на занятие свое взирал с легким отвращением, как, впрочем, большинство из нас относится к своей работе, словом, по этой части все как бы в норме. Но сходство с диктатором - уловленное сходство! - как оказалось, ни для кого бесследно не проходит.
Нашего человека, разуверившегося во всем, как ни странно, легко убедить в чем попало прочем, а тем паче лектора, положившего годы и годы на воспевание картонных миражей. Он-то ведь тоже человек и, стало быть, нуждается в кумире. И есть ли неотразимей кумир, чем воплотившийся в собственной личности?
Можно представить, как пошел развиваться этот феномен: лектор, сперва с опаской, с предубеждением, а затем, когда внутренние затворы упали, с увлечением углубился в материалы, имеющиеся у нас по великому вражине, залез в архивы (благо имел доступ), обзавелся ксерокопией "Моей борьбы", стал изучать немецкий с помощью очаровательной наставницы, носившей, по смешной случайности, фамилию Браун, словом - зациклился. Неясно даже, чем руководствовался лектор. Вероятно, где-то вдали вырисовывались смутные возможности пустить в ход этот политический капитал - (ведь сам же годами вкручивал насчет реваншистов, недобитых гитлеровцев) а если уж на то, обретаясь постоянно в горниле фанатизма, он-то уж знал его притягательную силу и, вполне резонно, рассчитывал там на известный спрос. Но, вживаясь в хрестоматийный образ, он все более утрачивал бдительность, к примеру, посреди лекций о трех источниках, трех составных частях вдруг непроизвольно переходил на немецкий с характерными истерическими интонациями, или же, гуляя вечерами одетым под фюрера (имели слабость великие душегубы к полувоенному одеянию), любил внезапно возникнуть перед группкой мирных пенсионеров-сталинистов, вызывая у них шок, переходящий в инфаркты... Разумеется, природнее, да и насколько удобней обернулось бы сходство с другим усатым, с нашим отечественным пугалом, и внутренне, пожалуй, не понадобилось бы никакой ломки, перестройки. Если уж на то, одетый под генералиссимуса, лектор имел бы не меньший успех (в смысле оцепенений и инфарктов) во время упомянутых прогулок. Но - об этом уже говорилось - в бесцветной, типично нечерноземной внешности его не просматривалось ни крупицы от нашего восточного махараджи. А возможно, все бы пошло по-иному. Кто знает, как реагировала бы верховная власть на появление фантома в легендарном белом кителе и пресловутых сапожках? Но, будучи материалистом, применяешься к обстоятельствам.
Уже начал он потихоньку, с помощью все той же Браун, собирать свидетельства насчет своей этнической немецкости (настолько убедительные, что дня через два и сам в них поверил), уже присматривал тару для скрытной провозки реликвий, что насобирал за последнее время - каска, железный крест, кортик со свастикой и тому подобный военный хлам, до сих пор нередкий в стране - и тут внезапно исчез. Нельзя сказать, что это прошло незамеченным, к тому времени лектор стал в районе приметной фигурой, и на его выступления сходилась тысячами бритоголовая молодежь, однако по времени пропажа его совпала с мыльным кризисом, на него устремился весь интерес общества, а уголовный розыск тогда же приступил к расследованию куда более мрачной тайны: во дворе исполкомовской канцелярии были обнаружены два полусожженных тела - мужчины и женщины, - опознать которые до сих пор не удалось. Следствие предполагает, что это - обычное сведение счетов между работниками торговли; слабую ниточку дает извлеченная у мужчины золотая пломба с крохотным клеймом латинскими буквами.
Об С. долгое время не было ничего слышно, кроме того, что он поставлен во главе какой-то присланной в дар грязелечебницы (хотя, мне помнится, защищался он по трубопроводам; надо думать, в грязелечебнице тоже есть трубопроводы).
И вот, спустя два с лишним года, С. мне позвонил, и я со вздохом стал готовиться к встрече. Я прекрасно знаю свое место в жизни, но не люблю, когда мне показывают дистанцию, тем более бывшие однокорытники. Надо сказать, даже ресторан и варьете, что он предложил как подходящее место, меня пугали - я там ни разу не был, а что, если там в ходу какие-то светские вывихи, скажем, стриптизерка обнимает тебя, или же певица пригласит на вальс, а ты сидишь пень пнем в своем заурядном свитерке и неловко тычешь вилкой в салат из крабов (да еще и не той вилкой!), а твой приятель, заморский джентльмен, деликатно прячет улыбку сожаления... Словом, свои комплексы. Поэтому я несказанно удивился, обнаружив, что и С. чувствует себя не совсем по-свойски среди накладной роскоши этого злачного места. Он нервно бренчал вилкой по столу, дергался некстати, заискивал с официантом, словом, никакого лоску в нем не появилось, даже костюм был какой-то убогий, как выяснилось потом - отечественный. Тут я впервые по-настоящему обрадовался его возвращению и приналег на еду и напитки. С., между тем, я это видел, все никак не мог расслабиться и войти в прежний тонус - то его испугал ударник, внезапно грянувший в свои кастрюли, то он заметил на стене декоративный рельеф в виде огромного голого зада и зачарованно на него уставился, - в общем, далек был от образа бывалого космополита.
- Жопы не видал? - спросил я у него. - Там, на островах, такого добра, небось, навалом?
С. спохватился и выпил. Постепенно, рюмка за рюмкой, он разговорился, так что, когда на сцену выскочили полуголые девочки и пронзительно запели, мы с ним уже вполне постигли, что все это - наша обычная туфта, деньговыжималка, мешающая нормальному разговору. И мы покинули этот вертеп в разгар веселья, когда на площадке уже вовсю отплясывали лезгинку воры и таксисты. Тогда-то, блуждая по пустым темным улицам, С. и поведал мне основные пункты философии Комодо.
- С первого взгляда, - рассказывал С., - жители Комодо выглядят, как обычные туземцы, разве что без побрякушек в ушах и ноздрях. Одеты они (ежели вообще одеты) куда хуже, чем жители нашей глубинки, но не так, как они, озабочены этим фактом. И так во всем...
Поначалу С. предположил, что туземцы просто глубоко неразвиты. Он беседовал с ними, насколько позволял его скверный французский, и убедился - да, таки-так, жители Комодо чудовищно невежественны, они знают лишь Комодо, лесистую полоску в океане, да и то не всю - обычно знание ограничено деревней. Более того, они считают, что весь мир, в принципе, такой - незачем ездить и смотреть. С. рассказывал, как он был удивлен и уязвлен. Переубедить туземцев было невозможно. Особенно тяжко ему приходилось с жителями лесной глуши - мори-мори, - которые не знали французского даже на его уровне.
Представь, - говорил он мне в свете уличных фонарей, - наша агитмашина где-нибудь в джунглях, в селе. Показывают слайды про нашу жизнь. Не ахти что, но более-менее приличное, например, кухня новосела, счастливая хозяйка, и так далее... Сперва надо растолковать им, что это такое, почему такое гладкое и блестящее, зачем, скажем, краны или горелка. Удивляются вежливо, без восторга, показывают на свой костер, на ручеек рядом, на долбленые тыквы для воды - а, вот, мол, о чем речь! Или вот автомобили, во всем мире по автомобилям с ума сходят, они тоже видели автомобили, не любят их: автомобиль - значит, надо далеко ехать. Им лучше, когда все рядом.
"Не им одним", - подумал я, но промолчал, чтобы не сбить повествование. С. между тем перешел на взаимоотношения полов у этих лесных жителей. Вопреки нашим обычным представлениям, поведал он, у комодян не видно было следов особой озабоченности этим предметом.
- Что, не увлекаются? - удивился я.
- Когда как. Но главное, понимаешь, у них нет понятия "мужчина-женщина". У них "мори-мори" значит - человек, и это относится ко всем, а скажем, мори-мори-хани - значит человек, способный родить, и это у них не такое уж радикальное отличие.
С. поискал различие.
- Ну вот, у тебя глаза голубые, у меня карие. Различие на таком уровне, примерно. Считается, что груди у женщин - это всего лишь млечные железы, которые имеют многие мори-мори, а ноги вообще служат лишь для ходьбы любому человеку. Потому я так уставился на задницу в том кабаке. Здесь ведь это - культ... Отвык совсем за два года.
Заинтересованный этим странным лесным народцем, С. вконец забросил свою грязелечебницу в столице (ею, кстати, никто так и не пользовался, все топи в лесах Комодо полны были той самой грязи) и стал вплотную изучать культуру и язык. Оказалось, что фундаментальным принципом мори-мори является безусловное совершенство мира!
Тут даже я не выдержал:
- Но как же?!
- В том-то и дело. Я и сам им толковал, как мог: какое ж совершенство, вон, буйвол забодал младенца, а президент Комодо получает в миллион раз больше, чем все село, а они мне что-то вроде - вот и прекрасно, это же равновесие полярных интересов (они так, конечно, не изъясняются, это я так интерпретирую). А когда президента повесили, это также было воспринято как гармония в своем развитии. Само собой, - еще раз уточнил С., - у них нет понятий таких - гармония, диалектика, у них вообще нет многих понятий. К примеру, у них нет понятия, ну, скажем, "благосостояние".
- Нищие, - поддакнул я, как оказалось, невпопад.
- В том-то и дело, что понятия "нищий, неимущий" тоже нет.
Ежели по их, то и Форд какой-нибудь, и последний придурок в пальмовой лачуге имущественно равны, то есть, имеют то лишь, что у них в данный момент в руках, скажем, банан. Все остальное - фикция, считают те самые мори-мори.
Я никак не мог взять в толк, смеется ли С. над жителями Комодо, или что другое, одно было ясно - до Форда ему и теперь было еще куда как далеко.
- Нет понятия смерти...
Я махнул рукой - суеверные людоеды. Но снова дал промашку. Допустим, мори-мори заболел холерой. Это значит, что холерные вибрионы просто перехватывают у него эстафету жизни и несут ее дальше, скажем, трупным червям, те - землеройкам, землеройки - свиньям, свинью поедает какой-нибудь мори-мори-хани с зародышем - и вот тебе готовый круговорот жизни в жизни. Мори-мори поэтому чувствует себя в родстве со всем живым, по крайней мере в округе, а также вечным. Отсюда эта неприхотливость.
- Бедные, да счастливые, - снова угодил я пальцем в небо. Ибо, выяснилось, народность мори-мори не испытывала никакой радости, или там просветления от этакой потрясающей аскезы, самоотказа, наоборот - туземцы явно завидовали заморским жителям, подымающим такой ажиотаж вокруг жизненных благ. Но зависть была, объяснял мне С., не насчет благ, а относительно той счастливой иллюзии белого человека, называемой "количество собственности". И сожаление отравленных, так сказать, принципами мори-мори людей, что такая стадия людского наивного счастья им уже недоступна - как, скажем, разуверившийся скептик Вольтер при всем желании не смог бы проникнуться верой во Благой дух. Ко всему, мировоззрение мори-мори переходчиво и неотвязно, как любое тропическое поветрие...
Тут я начал уяснять, сквозь хмель, что с моим другом С. вовсе худо: из республики Комодо его забрали, потому что грязелечебница была запущена вконец, дома он теперь вряд ли прижился бы с таким заскоком, а разбогатеть ему явно не удалось - имеет лишь то, что сейчас в руках, потертый дипломат с барахлом.
Мы встретились еще раз, спустя полгода. С. превратился в оборванного спокойного бомжа, он собирался на товарняке - знакомый деповец устраивал куда-то за Усть-Илим, где, по слухам, влачило существование в таежной глуши какое-то племя, духовно вполне подобное мори-мори. У меня он взял спутниковую карту этой местности (есть у меня доступ к такому добру, эх, мне бы перескочить через два-три поста, и...), дедовы валенки с галошами и компас.
А вообще-то зря. Мори-мори, если разобраться, живут повсюду.
ПРОТОГЕН
Людей, которым впрыснули протоген, мало осталось. В пору нынешней бесконтрольности не то что отдельных людей - целые народы будто корова языком слизывала, хотя в случае с протогеном, как говорится, имеются темные места даже на фоне тех безобразий. Темные места! Это в самую точку.
Откуда взялся протоген - первая тяжелая загадка. Наркоманы, рыцари шприца, короли подвалов. Зашкалит его - впрыснет азотную кислоту. Возможно, кто-то из этих уродов. Либо медик-шарлатан, или ученый-маньяк, окостеневший в какой-то своей лжетеории, - все может быть. Лжетеория, если в нее как следует уверовать, становится материальной силой.
И еще - звучание. Двойной, тройной смысл. Протоген. Тут и автоген что-то сияюще-режущее, и продагент с кобурой, в кожанке, герой-каратель, и протоген в прямом смысле, т.е. предшественник гена, нечто первичное в жизненном коде. Опять тайна неизреченная. Словом, те, кто его всосал впервые в цилиндрики шприцев с тем, чтоб через секунду погрязнуть в нирване, некоторым образом получили жаждуемое.
Первые - ночные шкалики. Так назвали спеленутых мужчин ростом со средний тополь, они мирно летели цугом (за ветром, как потом установили), в окрестностях одного дачного местечка, названия которого не хочется упоминать, чтобы не бросить тень на непричастных жителей. Явление наблюдалось глубокой ночью из электрички работниками третьей смены. Шкалики проплыли, слегка флюоресцируя, возле моста через речку Мжа: они, как показалось большинству, были одеты в плотные макинтоши, не дававшие им возможности двигать руками-ногами, зато (другие показывают) эти невесомые существа переговаривались низкими негромкими голосами. Содержание разговоров в изложении свидетелей не стоит приводить, настолько это лишено смысла и логической связи, хотя отмечены и отдельные малопонятные фразы, вроде: сучий кот этот Скибин, перегадил весь кворум. Тут думайте, что хотите.
Плюс ко всему, возле подстанции один шкалик задел провода высокого напряжения, вспыхнул и сгорел, распадаясь на части, словно цеппелин. Интересно, что его спутники не обратили внимания на инцидент и вскоре скрылись из виду, увлекаемые южным ветром (это показания уже других свидетелей).
Теперь вот, недавно - явление женщины-вамп. Женщина-вамп, примерно такой же надувной конструкции, что и шкалики, однако самоуправляемая, замечена была возле озера Солитер, в разгар пикниковского заезда автомобилистов. Великанша розовой полупрозрачной консистенции внезапно взмыла из-за прибрежного сосняка и тут же принялась хватать обомлевших мужчин. При этом она вовсе не охотилась за простертыми на солнцепеке отцами семейств, нет - надувная бестия облюбовала бронзовых спортсменов-волейболистов, что прыгали, красуясь, вокруг мяча. Пойманных она совала себе за бюстгальтер и в трусы, что, само собой, определило ее уровень в глазах отдыхающих, хотя совершенно безосновательно - у нее просто не было другого места для хранения мужчин, ибо руками она все время совершала резкие гребки, как при плавании брассом. Остается только гадать, как намеревалась использовать плененных волейболистов женщина-вамп (напоминаю: рост - приблизительно 40 метров, объем груди и бедер соответственно), потому что обходивший свой участок лесник Б. послал вдогонку ей заряд дроби - чисто символически, чтобы выразить свое к этому отношение, не надеясь на успех, - однако женщина-вамп упала в камыши со страшным шипеньем, и, когда сбежались любопытные и спасатели к вылезающим из трясины спортсменам, от нее осталась на тростниковых метелках лишь тончайшая розовая пленочка. Ее сейчас исследуют, находят, что это неизвестным образом препарированная органосинтетика на биооснове - но тут всем ясно, что без протогена не обошлось. Спасенные были немногословны, как подобает спортсменам, лишь у одного вырвалось: "Ох, это было волшебно!"
Надо сказать, что в тот сезон посещение Солитера удвоилось. Такая вот нестандартная реакция населения.
Или же случай, всполошивший городок Термоядрево, что возник недавно в напрочь обезлюдевшей области. Городок обступают разрастающиеся леса и плавни, сообщение с миром исключительно по вконец разбитой шоссейке, потому возникшая под вечер быстро надвигающаяся туча встревожила горожан распутица, отрыв от центра, от снабжения. Но туча-то опять же состояла из этих эфирных персонажей, что последнее время возникают там и тут, словно грибы. Туча - она же толпа - рокоча прошла над Термоядревом, и люди с улиц и балконов могли видеть, что состоит она из великого множества этих созданий, как мужчин, так и женщин, поглощенных какой-то своей всеобъемлющей сварой. Снизу, конечно же, трудно было уловить все перипетии этой свалки гигантов, однако, время от времени наблюдалось, как отдельные неудачники выдавливались общей массой под "днище" тучи, а другие, наоборот, вероятно, выскакивали наверх, словом, вся эта сражающаяся армада прошла над городом минут за двадцать, не оказав ему никаких знаков внимания, разве что младенец, размером с кита, зацепился, позабытый, за громоотвод телевышки, да так и висел всю ночь, оглушительно ревя, а наутро его уже не было - то ли отцепила спохватившаяся мать, то ли унесло ветром, то ли лопнул от собственного вопля, кто знает...
Протоген! Протоген, бич наших дней. Впрыснувшие его проходят быстрый метаморфоз от плотных белковых образований, каковыми мы и есть, до газообразной ранней зачаточной субстанции протожизни. А что такое протожизнь? Не читайте схоласта Опарина, не верьте примитивному вздору насчет белковых колб природы возле гейзерных спринклеров, все это сталинистское волхвование у подсохшего древа материализма. Протожизнь это газовые амебоподобные существа, живущие непосредственно за счет энергии Солнца, их не коснулась эволюция, им нет необходимости жрать друг друга, чтобы как-то перебиться, им также не грозит состариться и умереть. Как у поэта - "Тучки небесные, вечные странники..."
Вот именно - вечные странники, вот кто эти легковесные ездоки, easy-riders, по-простому. Представляете контраст: наш типовой современник и это эфирное создание (пусть в тысячу раз больше, это же вследствие разуплотнения тканей, перехода в газовое состояние, в подлинную невесомость)! И интеллект, вроде, сохраняется. И некоторые одежды, если их предварительно обработать, тоже обеспечивают чудовищную растяжимость - это для особо стыдливых, что не хотят витать голышом. И - наконец - никаких забот! Вечность (ежели только об пик Тенериф не заденет, или молния не шваркнет), людские козни я не беру во внимание, люди, по всему видать, народ на земле временный и вечному существу мешать долго не будут), гарантированная вечность! Небожитель, воистину...
И вот, представляете, вбегает наш загнанный недотепа в ближайший подвал, извлекает, задыхаясь, эту коробочку, какую-то минуту медлит образы детства, лицо любимой, товарищи-друзья, то-се, - но, преодолев себя, дрожа, извлекает заветную ампулу, набирает полный шприц, делает глубокий вдох, тычет себя неумело в локтевой сгиб, наконец, после долгих мук, впрыскивает (тут специфика - немедленно после этого нужно выбежать из помещения, протоген действует очень быстро, и через минуту-две уже не выбраться ни в двери, ни в окно), вводит себе весь объем и - и неизвестность... Ведь как приобретают снадобье - с рук, у всякого жулья, оно и понятно - пусти такое в открытую продажу, полстраны, буквально, взлетело бы на воздух, в общем, разумная мера - но последствия! Ведь в ампуле, как правило, сильнейший наркотик, - и выскочившему на улицу кажется тут же, что он, так сказать, приятно раздувается, растет, лопаются на нем опостылевшие всевозможные плащи и штаны, он становится бочкообразным, тугие, словно мяч, конечности оттопыриваются в стороны, и главное, заветный миг - он подскакивает на бегу все выше, выше, взлетает веселый такой Моби Дик над спящей унылой окраиной...
А на самом деле он подыхает, бедолага, среди мусорных баков, под аркой трущобного дома, распростертый в подмерзающей луже, и здоровенные бурые крысы, снующие по двору, уже начинают алчно посматривать в его сторону.
ЗЛОКЛЮЧЕНИЕ
Делопроизводитель Чеботарь, идя куда-то по службе, попал однажды в незнакомый район города, причем как-то постепенно заблудился, следуя в густом потоке пешеходов без особой цели, как бы гуляя, хотя имел вполне определенное поручение. Чеботарь сперва просто приглядывался к незнакомым остовам обшарпанных зданий, затенявших извилистую улочку, затем уже, несколько встревоженный, стал высматривать в просветах между домами какие-либо ориентиры - телевышку, старый собор - но ничего такого не мелькнуло, а спросить, как на грех, было не у кого - толпа, окружавшая его, будто целиком состояла из иностранцев, скорее всего это были студенты-азиаты, в долгополых бурнусах, девушки-негритянки, почему-то скованные попарно, и какие-то ряженые-кирасиры с мушкетами через плечо. "Угораздило, - сообразил наконец Чеботарь, - это же какой-то костюмированный праздник, как теперь отсюда выбраться?" Участник карнавала в доспехах легонько подтолкнул его пикой, чтобы держался ближе к середине процессии; Чеботарь с натугой улыбнулся, дабы не нарушать мир и добрососедство, и тут же с облегчением вздохнул - так ведь вон она, телебашня! Он сделал ручкой карнавалу и попытался юркнуть в открывшийся переулок - не тут-то было! Конный стражник вымахнул из подворотни и напер на Чеботаря своим страшным жеребцом, а субъект в латах, ощерясь, несколько раз вытянул его плетью. Чеботарь завопил от боли и недоумения. Вокруг захохотали, с верхнего этажа плеснули в него чем-то, лишь скованные попарно девушки даже не подняли глаз. Чеботарь как-то сразу все понял и немедленно и навечно смирился. И дальше, по мере того, как процессия приближалась к просторному форуму с дощатым помостом, он постигал, он проникался тем неизбежным, что ему сейчас выпадет - то ли рабство, то ли каторга - ведь в глубине своего существа Чеботарь всегда ожидал чего-то подобного, то ли заточенья по навету, то ли расстрела из-за угла (что было в порядке вещей не так уж давно), - словом, он уже не пытался выбраться из густой колонны обреченных, больше того - он будто всегда брел в толпе каторжан, под кнутами конвоя.
В просветах меж островерхих крыш сверкнула, опять выказалась телевышка, но делопроизводитель уже был поглощен другим: если галеры, то многое зависит от напарника по веслу, а если этап вглубь страны, то нужно позаботиться насчет обуви - в этих сандалиях далеко не уйдешь...
РЕКЛАМА ЖВАЧКИ "МАЛЕНЬКИЙ ДЕЯТЕЛЬ"
В отличие от Демосфена современные дети-ораторы упражняются не с галькой во рту, а используют для этой цели специальную разновидность нашей продукции из серии "Лелик", в состав которой уже введены так называемые речевые стимуляторы и заложен экстракт из десятка хрестоматийных текстов, в частности, классическое "Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением", отрывки из фултонской речи премьера Черчилля, а также наиболее труднопроизносимые пассажи в исполнении неповторимого Л.И.Брежнева. Маленький оратор, пройдя все эти сложности в порядке, так сказать, приятного с полезным, выдувая пузыри вперемежку с бессмертными цитатами, научается с раннего возраста естественному пребыванию в атмосфере активной политической дискуссии.
ДИКТАТОР
В этой подборке много случаев с исчезновением. Для каждого из нас исчезновение - событие уникальное, так сказать, был - и нет, а разобраться - что может быть банальнее? Значит, один лектор, немолодой уже, изрядно тертый пьющий мужчина, проснувшись однажды с похмелья, обнаружил (в какой-то момент бритья) небывалое свое, даже пугающее сходство с покойным фюрером. То ли мокрая челка так упала на лоб, то ли усы, которые он решил подкоротить с целью внешнего омоложения - но налицо было ужасное подобие, прямо-таки живой слепок. Можно представить себе, что это за ощущение, когда из привычного облупленного зеркала, как бы мгновенно наложившись на столь же привычную, потертую, свою физиономию, вдруг, словно тарантул, выскочил сам Шикльгрубер и уставился плоскими (с перепою) гляделками прямо в глаза марксистского лектора! Тот сначала просто оцепенел и лишь тупо следил, как в зеркале на морщинистой шее Адольфа возникает, расплывается, а затем вяло ползет книзу алая капелька (он, таки, сильно вздрогнул от внезапного потрясения и порезался). И в эти мгновения в душе лектора произошло некое преломление, толчок, который можно было расценить как намек судьбы.
Кто не знает этих лекторов, этих самовоспламеняющихся краснобаев, вскормленных в неволе орлов пожилых, этих петухов, намертво оседлавших идеологическую кучу? Была выращена целая порода лекторов, изворотливых, словно ужи, материалистических шаманов - и вот, нынче все они куда-то рассосались, расползлись, переквалифицировались, а жаль - хоть парочку не помешало бы оставить на расплод, для любопытных потомков, а может (кто знает, как оно обернется) и для прямой надобности в будущем. Хотя, следует сказать, этот лектор вовсе не был ни фанатиком, ни перерожденцем, на занятие свое взирал с легким отвращением, как, впрочем, большинство из нас относится к своей работе, словом, по этой части все как бы в норме. Но сходство с диктатором - уловленное сходство! - как оказалось, ни для кого бесследно не проходит.
Нашего человека, разуверившегося во всем, как ни странно, легко убедить в чем попало прочем, а тем паче лектора, положившего годы и годы на воспевание картонных миражей. Он-то ведь тоже человек и, стало быть, нуждается в кумире. И есть ли неотразимей кумир, чем воплотившийся в собственной личности?
Можно представить, как пошел развиваться этот феномен: лектор, сперва с опаской, с предубеждением, а затем, когда внутренние затворы упали, с увлечением углубился в материалы, имеющиеся у нас по великому вражине, залез в архивы (благо имел доступ), обзавелся ксерокопией "Моей борьбы", стал изучать немецкий с помощью очаровательной наставницы, носившей, по смешной случайности, фамилию Браун, словом - зациклился. Неясно даже, чем руководствовался лектор. Вероятно, где-то вдали вырисовывались смутные возможности пустить в ход этот политический капитал - (ведь сам же годами вкручивал насчет реваншистов, недобитых гитлеровцев) а если уж на то, обретаясь постоянно в горниле фанатизма, он-то уж знал его притягательную силу и, вполне резонно, рассчитывал там на известный спрос. Но, вживаясь в хрестоматийный образ, он все более утрачивал бдительность, к примеру, посреди лекций о трех источниках, трех составных частях вдруг непроизвольно переходил на немецкий с характерными истерическими интонациями, или же, гуляя вечерами одетым под фюрера (имели слабость великие душегубы к полувоенному одеянию), любил внезапно возникнуть перед группкой мирных пенсионеров-сталинистов, вызывая у них шок, переходящий в инфаркты... Разумеется, природнее, да и насколько удобней обернулось бы сходство с другим усатым, с нашим отечественным пугалом, и внутренне, пожалуй, не понадобилось бы никакой ломки, перестройки. Если уж на то, одетый под генералиссимуса, лектор имел бы не меньший успех (в смысле оцепенений и инфарктов) во время упомянутых прогулок. Но - об этом уже говорилось - в бесцветной, типично нечерноземной внешности его не просматривалось ни крупицы от нашего восточного махараджи. А возможно, все бы пошло по-иному. Кто знает, как реагировала бы верховная власть на появление фантома в легендарном белом кителе и пресловутых сапожках? Но, будучи материалистом, применяешься к обстоятельствам.
Уже начал он потихоньку, с помощью все той же Браун, собирать свидетельства насчет своей этнической немецкости (настолько убедительные, что дня через два и сам в них поверил), уже присматривал тару для скрытной провозки реликвий, что насобирал за последнее время - каска, железный крест, кортик со свастикой и тому подобный военный хлам, до сих пор нередкий в стране - и тут внезапно исчез. Нельзя сказать, что это прошло незамеченным, к тому времени лектор стал в районе приметной фигурой, и на его выступления сходилась тысячами бритоголовая молодежь, однако по времени пропажа его совпала с мыльным кризисом, на него устремился весь интерес общества, а уголовный розыск тогда же приступил к расследованию куда более мрачной тайны: во дворе исполкомовской канцелярии были обнаружены два полусожженных тела - мужчины и женщины, - опознать которые до сих пор не удалось. Следствие предполагает, что это - обычное сведение счетов между работниками торговли; слабую ниточку дает извлеченная у мужчины золотая пломба с крохотным клеймом латинскими буквами.