Флер не говорила Белинде, но ей наскучило работать моделью. Однако это была слишком незначительная плата за то, чтобы стать частью Нью-Йорка. Весь город казался ей калейдоскопом красок, ощущений, словно созданных специально для нее. Она вонзала зубы в Большое Яблоко - символ города - и жадно поедала его большими кусками. Заправив пряди светлых волос, ставших ее торговой маркой, под шапочку с козырьком, Флер вместе с туристами топала на вершину статуи Свободы. Она съедала дюжины хот-догов и каждое новое сленговое выражение делала своим собственным. Нью-Йорк. Вот это город! Она пела песни в ритме рока и танцевала до упаду. Флер была влюблена, и город, казалось, отвечал ей взаимностью.
***
- Чуть назад и вправо, дорогая.
Флер вскинула голову и улыбнулась в камеру. Шея ныла, живот болел от месячных, но, как Золушка на балу, она не жаловалась, что ей жмут хрустальные туфельки.
- Прекрасно. Это было отлично, золотце.
Девушка сидела на стуле перед маленьким столиком с зеркалом, установленным как мольберт. Шелковая блузка цвета шампанского была расстегнута на шее, а на нежной коже блестело чудесное изумрудное ожерелье. Ниже талии, куда не добирался глаз камеры, были потрепанные джинсы с заплаткой спереди и пара розовых шлепанцев для душа.
Фотограф откинулся назад.
- Ей надо поправить брови.
К Флер подскочил мужчина, отвечавший за это, и подал крошечную расческу; потом маленькой чистой губкой похлопал по носу Флер. Она подалась вперед, глядя на свое отражение, и привела в порядок брови, пройдясь по ним расчесочкой. Раньше Флер считала, что смешно причесывать брови, но с некоторых пор она не задавала лишних вопросов.
- Нэнси, платье прибыло?
Краем глаза Флер заметила, как художник-постановщик повесил трубку и обернулся к стилисту.
Девушка покачала головой:
- Пока еще нет.
Флер сочувственно улыбнулась ей. Задержки с платьем волновали Нэнси все утро. Как стилист она отвечала за одежду и аксессуары, следила, чтобы их вовремя доставляли и чтобы они были в полном порядке во время съемок. Если подол оказывался длинным, она бежала с тесьмой в руке подшивать, если брюки сидели мешковато, убирала лишнее на бедрах, закалывая булавками. Листая модные журналы с красивыми картинками, Флер воспринимала их теперь как фальшивый фасад здания на съемочной площадке.
Нэнси засунула руку за воротник блузки Флер и проверила, не отлепился ли кусочек скотча от шеи. С его помощью изумрудное ожерелье приподнималось выше и выглядело эффектнее.
- Мне правда жаль, но платье обещали привезти к десяти.
Художник-постановщик громко стукнул по столу, опустив небьющуюся чашку, которую только что подносил к губам.
- Дерьмо! У них был целый час! Позвони снова этим идиотам и скажи, чтобы они поспешили оторвать свои задницы от стула.
Флер перевела взгляд на Белинду, углубившуюся в журнал.
Мать хмурилась. Она ненавидела, когда рядом с Флер кто-то произносил ругательства.
- Я уже две катушки истратил на эти изумруды, - заявил фотограф. Если мы все равно простаиваем, может, сделаем перерыв?
Художник-постановщик кивнул:
- Да, а потом будем делать сапфиры в Галанос. Нэнси, как закончишь с Флер, покажи, что ты припасла на случай, если с платьем выйдет прокол.
Расстегивая нижние пуговицы на блузке. Флер встала и протопала по голому паркету студии, обходя гладильную доску Нэнси, в маленький закуток, чтобы переодеться в свою собственную кисейную рубаху с открытой шеей. Потом, отдав Нэнси блузку и изумруды, налила чашку кофе и подошла к Белинде, изучавшей рекламу в журнале.
Каждый раз, отмечая, как сильно изменилась Белинда, Флер радовалась. Никаких нервных жестов, спокойная, уверенная, похорошевшая. Такой Флер никогда не видела мать. Загар от уикэндов, проведенных в домике на побережье их огненных островов, придал ей небывало здоровый вид. Сегодня Белинда была одета в белую блузку от Гэтсби, юбку и темно-красные лайковые босоножки. Украшениями служили обручальное кольцо и тоненький золотой браслет на лодыжке.
- Посмотри, какая у нее кожа, Флер, - Белинда постучала ногтем по странице, - никаких пор. Боже мой, я чувствую себя совсем древней. Когда я вижу такие фото, то просто физически ощущаю, как мои сорок дышат в затылок. - Она вздохнула. - Я думаю, в следующем месяце мне надо недели две провести в "Золотой двери".
Флер наклонилась и повнимательнее посмотрела на фотографию, Реклама одной из самых дорогих косметических линий. Крупным планом снята экзотическая большеглазая брюнетка, задрапированная в красный атлас.
- Белинда, ты ее не знаешь?
- Нет, а разве должна?
- Это Ани Хольман.
- Имя ни о чем мне не говорит.
- Ты не помнишь? Месяца два назад мы с ней вместе работали.
Белинда по-прежнему не могла вспомнить.
- Мам, да Ани Хольман тринадцать лет.
Белинда тихо засмеялась.
- Неудивительно, что в этой стране любая женщина за тридцать чувствует себя не в своей тарелке. Мы соревнуемся с детьми.
Флер улыбнулась. Но потом подумала: интересно, а какие чувства испытывают женщины, глядя на ее фотографии? Неужели она зарабатывает свои восемьсот долларов в час, доставляя огорчения другим?
- Флер, телефон! Париж! - позвала Нэнси.
Флер, сразу забыв о рекламном журнале, кинулась к телефону:
- Алло, папа! - И повернулась спиной к Белинде.
- Ну как поживает моя Блестящая Девочка?
Она сморщила нос.
- Прекрасно. Не издевайся надо мной. Ты знаешь, как я ненавижу это прозвище.
- Извини, - сказал Алексей. - Не мог удержаться. Над тобой так приятно подтрунивать.
- Как ты меня нашел?
- Гретхен дала телефон. Я звоню, чтобы предупредить, дорогая. Дома тебя ждет сюрприз. Сегодня, когда вернешься, найдешь подарок на день рождения. Это маленькая гравюра. Девочка на ней напоминает мне тебя.
Флер нахмурилась.
- Ты же сам обещал вручить мне подарок. Ты не приедешь в Нью-Йорк?
- Да, я знаю. Я говорил. Но... Боюсь, у меня плохие новости.
Она понимала, о чем он. Почему же она была так уверена, что на этот раз ничего не произойдет?
- Значит, не приедешь?
- Извини, дорогая. Нечто непредвиденное... Может быть, в следующем месяце. Если бы ты смогла приехать в Париж - другое дело. Уж если так...
Флер перебирала пальцами телефонный шнур и пыталась говорить обычным тоном.
- Может, я и смогла бы. Я не работаю в понедельник, Может быть, я смогу прилететь на выходные.
- Но ты же знаешь, это невозможно. Я не хочу, чтобы ты шла против желания матери. Она совершенно ясно дала понять, что ты не поедешь в Париж.
- В следующем месяце мне исполнится девятнадцать. Я уже не ребенок.
- Я запрещаю тебе, дорогая. Пока твоя мама не даст разрешения, я тоже не разрешаю тебе навещать меня в Париже. Подождем моего приезда в Нью-Йорк.
- Но могут пройти месяцы. Это нечестно. Я не хочу... - Она остановилась, а потом более спокойно продолжила:
- Ты уже в третий раз отказываешься приехать, Алексей. - Флер знала, как ему не нравится, когда она называет его по имени. Но ей было плевать.
- Я понимаю, - сказал он с холодком в голосе. - Поверь, мне от этого еще больнее, чем тебе. Если бы твоя мать была разумной женщиной, она не ставила бы нас в подобное положение.
- Я поговорю с ней еще раз.
- Можешь попытаться, дорогая, но уверяю тебя, это бесполезно. Твоя мать очень упрямая, она использует тебя, чтобы досадить мне.
Флер ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда Алексей критиковал Белинду.
- Скажи мне. Флер, как она? Пьет?
Флер провела пальцем ноги, высунувшимся из шлепанца, по ножке телефонного столика.
- Я ведь тебе уже говорила: она больше не пьет.
- Может, ты не знаешь? Следи за ней, дорогая, следи за ней ради меня.
Белинда бросила рекламный журнал и пошла в туалет. Она заперлась там, закрыла глаза и прислонилась щекой к холодной белой стене. Она не слышала всего разговора, но могла догадаться о каждом слове. Она не удивилась. Она ждала этого.
Не сразу, но Белинда поняла, что Алексей сначала обещает приехать в Нью-Йорк, потом отменяет полет. Это часть его плана.
Сегодня вечером Флер станет просить разрешения слетать в Париж. Белинде придется сказать "нет". Флер промолчит, но будет думать, что мать неврастеничка, неразумная ревнивица, намеренно отрывающая дочь от любящего милого папочки. Проклятие!
Белинда открыла глаза и рядом с зеркалом увидела кем-то, аккуратно написанное: "Элизабет Кэди Стэнтон живет..." А ниже, другим почерком, было добавлено: "и путается с Зигмундом Фрейдом". Белинда мрачно улыбнулась. Фрейд надолго бы запомнил денек с этой особой.
Надо отдать должное Флер, она продержалась дольше, чем ожидала Белинда, и даже сейчас сохраняла дистанцию с Алексеем.
Он это чувствовал и был недоволен. Но ничего не мог поделать. Он звонил Флер несколько раз в неделю, слал подарки, желая вызвать у нее ощущение его постоянного присутствия, но оставался в отдалении от нее. Белинда понимала, ей надо удерживать Флер от поездок в Париж, где Алексей будет владеть ситуацией. Здесь она может ее защитить. Но как объяснить девочке причину запрета?
Сказать ей, мол, твой отец, который, кстати, - так уж вышло, извини, не твой отец, соблазняет тебя?
Дочь никогда не поверит.
Флер пыталась скрыть разочарование, повесив телефонную трубку. Она и впрямь думала, что на этот раз сможет поступить так, как ей хочется. А хотелось ей одного: увидеть Алексея. Ей просто необходимо было его увидеть.
Услышав у себя за спиной шаги, она повернулась. Молодой человек в джинсах и майке протягивал ей кофе. Это был помощник фотографа, парень по имени Крис Малино, и если честно, то именно из-за него она с нетерпением ждала сегодняшних съемок.
- Спасибо. - Флер взяла у парня чашку и одарила его самой дружеской и ободряющей улыбкой из всех, какие у нее были в запасе.
Он все еще робел с ней, как большинство ровесников Флер.
Это ее огорчало, она ведь такая же, как все. Но ее не боялись только мужчины постарше или знаменитости. Зато этих Флер боялась сама и выходила с ними, только если Гретхен и Белинда заставляли ее. К сожалению, подобное случалось гораздо чаще, чем хотелось Флер.
А как бы ей хотелось ходить на свидания в джинсах вместо платьев от знаменитых дизайнеров, забыть об агентах и контрактах, о том, "кто есть кто" в городе, не видеть постоянно нацеленных на нее камер фотографов из журнала "Женская одежда". Но на такие обыкновенные свидания ее не приглашали. Наверное, думали, что она не пойдет, откажется. С Крисом Малино Флер решила все изменить. Ни наглых, ни прославленных! Вот новый девиз Флер Савагар.
Он понравился ей с первого раза, когда они делали съемки купальников в Монтоке в марте. В перерывах парень приносил ей одеяло и горячий чай. Она расспрашивала о его жизни. Он расслабился и рассказал об уроках, которые берет по киноделу. Ей нравилось смотреть на него, когда он говорил. С лохматыми, песочного цвета волосами, с не правильными чертами лица, он не был красив, как мужчины-модели, но он был интересен ей, а они - нет. Что-то особенное видела Флер в его открытом дружеском лице; она просто смотрела на него, и у нее становилось хорошо на душе.
- Ну как уроки? - спросила она. Конечно, она понимала, это не слишком умное начало беседы, но больше ничего не пришло в голову.
Крис пожал плечами, и Флер увидела, что он пытается вести себя с ней как с одноклассницей. Ей понравилось.
- Да все по-старому.
- Ну что, например?
- Ну, читали Кракера и изучали русских. "Потемкина", кадр за кадром. Да все такое. Ты же знаешь.
Она не знала, но тем не менее кивнула.
- Я принесла эссе Базена, которые ты мне давал.
Лицо его осветилось, он перестал притворяться и изображать спокойствие и равнодушие.
- Ну и как? Что ты думаешь?
- Трудновато, когда мало знаешь об эстетике кино. Но было полезно почитать. А то я думала, что мои мозги уже превратились в овсяную кашу.
Он засунул большой палец в карман джинсов, потом вытащил обратно.
- Тебе нравится "Джетс"?
Она не поняла вопроса.
- Реактивные самолеты <Джетс (англ. jets) - реактивные двигатели или реактивные самолеты.>? А, футбольная команда! - Флер, пора приступать. Ты ведешь себя как идиотка. - Я мало знаю о футболе. Во Франции играют в соккер, в футбол с круглым мячом. Но я хотела бы узнать, - торопливо добавила она. - Если бы кто-то мне захотел объяснить. - Улыбайся, дура, улыбайся. И не возвышайся, как колонна. - Она села на стул. Тот скрипнул, когда она садилась.
- Я забыл, что ты француженка. У тебя совсем нет акцента. - Он посмотрел на экспонометр, который держал в руке. - Слушай, Флер, у меня есть билеты на игру "Джетс" через две недели. Я хочу сказать, что пойму, если у тебя дела, я знаю, тебя многие куда-то приглашают...
- Да нет, - быстро ответила она, вскакивая со стула. - Я знаю, все думают, что у меня отбоя нет от приглашений, но это не правда.
- Ну, в газетах все время мелькают твои фотографии с кинозвездами, с Кеннеди и всякое такое.
- Ну это же не настоящие свидания. Гретхен и мама стараются ради паблисити. Это они все организуют.
- Значит, ты бы хотела со мной пойти?
Флер улыбнулась.
- Очень.
Они улыбались друг другу, когда сзади неслышно подошла Белинда.
- Дорогая, ты нужна Нэнси. Пора приготовиться.
- О'кей. - Флер кивнула Крису. - Но перед игрой я кое-что почитаю о футболе.
- Это что за игра, детка? - вежливо, но слегка манерно поинтересовалась Белинда.
- Это "Джетс", миссис Савагар, - ответил Крис. - Они играют со "Стилерс" через две недели. Флер обещала пойти со мной.
- Ты обещала, детка? - Белинда озабоченно наморщила лоб. - Надо было сначала согласовать со мной. Боюсь, придется разочаровать Криса. Тот уик-энд у нас занят. Это ведь твой день рождения. Ты забыла?
Флер забыла. Гретхен Казимир устраивала для нее вечеринку, и ей даже подобрали партнера, Шона Хауэлла, двадцатидвухлетнего красавца кинозвезду. Флер уже появлялась с ним на публике, и он ее страшно утомил. Весь вечер жаловался на женщин, замучивших его домогательствами и попытками затащить к себе в постель.
Еще Шон рассказывал, как вылетел из высшей школы из-за учителей, которых он называл неряхами и подонками.
После этого Флер попросила Гретхен избавить ее от него. Но Гретхен была упряма и выполняла свои задачи. Бизнес есть бизнес, и Шон Хауэлл рядом с Флер Савагар - это то, что надо.
Когда Флер попыталась поговорить об этом с матерью, Белинда сделала таинственное лицо и заговорила так туманно, будто перешла с английского языка на арабский.
- Но он же звезда. Находясь рядом с тобой, он придает тебе еще больше веса и значимости в глазах публики, дорогая. Боже мой, во всей Америке не отыскать девочки, которая не хотела бы оказаться на твоем месте.
Флер пожаловалась, что эта "звезда" то и дело норовит засунуть руку ей под юбку. Белинда улыбнулась:
- Он же известный человек, детка. А известные люди не такие, как все. Они не должны придерживаться общепринятых правил. Я уверена, ты с ним сладишь.
Флер заметила, каким разочарованным стало лицо Криса, и не сомневалась, что у нее оно такое же.
- Но, Белинда, - возразила она, - вечеринка в субботу вечером. А игра в воскресенье. Так что мы можем пойти.
Белинда стиснула ее руку.
- Не думаю, дорогая. Ты припозднишься, тебе надо будет отдохнуть. Я сожалею, Крис, может, как-нибудь в другой раз.
- Конечно, миссис Савагар. - Он кивнул Флер. - Да, как-нибудь в другой раз.
Флер тоже кивнула.
- Да, конечно.
Но следующего раза уже не будет, она это понимала. Крису и так пришлось призвать все свое мужество, чтобы пригласить ее; больше он не осмелится.
Вечером Флер собиралась поговорить с матерью о случившемся. Она пришла домой и наконец обратила внимание, что Белинда поменяла интерьер их апартаментов. Никаких старинных вещей, парчи, все очень стильно, современно. Мать хотела избавиться от напоминаний об убранстве дома на рю де ля Бьенфезанс. Стены гостиной были обтянуты желто-бурой замшей. В углах зеленели фикусы в горшках, бросая тени на черные лакированные ширмы, а на больших кусках полированного дерева блестели бронзовые скульптуры. Большую часть комнаты занимал диван со множеством расписных подушечек в коричневых и черных тонах. Рядом стояли столики из стекла и хрома и стулья, обтянутые тканью в желто-бурых и черных разводах.
Флер больше нравились старинные вещи, но в новой обстановке ее раздражала не столько замена мебели, сколько длинная стена, которую Белинда покрыла большими, размером с окно, фотографиями Флер. Когда девушка смотрела на них, ей становилось не по себе.
Это висели ее фотографии - и в то же время не ее. Как будто косметика и одежда были панцирем, который запечатлевали фотографы. Казалось, снимки не имели никакого отношения к самой Флер, и, глядя на них, она испытывала неловкость и какое-то болезненное раздвоение личности. Флер услышала стук входной двери: это Белинда возвращалась с ужина, на который отказалась пойти Флер.
- Ты еще не спишь? - Мать бросила сумочку, расшитую бисером, на стеклянный кофейный столик и села, утонув в мягком диване, рядом с Флер. На ней была белая кружевная блузка, в это лето считавшаяся в Нью-Йорке самым последним писком моды, и длинная, до пола, юбка из кусочков, сделанная Шарон Рокфеллер.
Когда Белинда принесла юбку из дорогого магазина "Бергдорф", Флер стала подтрунивать над ней, говоря, что она в ней вылитая горянка из Западной Виргинии.
- Хорошо провела время? - спросила Флер, перегнувшись через подушку, чтобы чмокнуть мать в щеку.
- Очень мило. Все спрашивали о тебе. Там была Лайза Миннелли. Она пела целых полтора часа, хотя была гостьей. Боже, какая у нее огромная грудь.
- Но у тебя тоже ничего себе, - ухмыльнулась Флер, переводя взгляд на свой менее впечатляющий бюст, который казался еще более плоским под тесной полосатой пижамой. - Не знаю, почему я унаследовала не твою грудь, а Алексея.
Белинда потянулась за сумочкой, ей захотелось закурить. Она неуклюже порылась в ней, и Флер пожалела, что вообще открыла рот.
- Дорогая, у тебя завтра очень рано съемки, ты забыла? Иди-ка лучше спать.
- Я хотела поговорить с тобой.
- Что-то случилось?
- Да нет, ничего. Просто...
Флер потянула за распустившуюся нить на пижамных штанишках.
Она терпеть не могла ссориться с Белиндой, но это все же случалось, хотя и очень редко. И она всегда чувствовала себя виноватой.
- Белинда, я хочу поговорить с тобой о сегодняшнем случае.
Белинда вздохнула, ее плечи слегка опустились. Она швырнула пачку сигарет на стол, так и не раскрыв ее.
- Дорогая, мы об этом уже говорили в такси. Я знаю, ты думаешь, что я поступаю с тобой жестоко, не разрешая ехать в Париж. Но я ничего не могу поделать. - Она протянула руку и положила ее на бедро Флер. - Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя значит быть рядом с Алексеем, но я не могу позволить тебе уехать.
Он не так относится к тебе. И я не думаю, что ты это понимаешь.
- Нет, я не о Париже, Белинда. Конечно, мне не нравится, что ты не пускаешь меня к Алексею, но у меня нет сил видеть, как ты переживаешь, стоит мне заговорить о поездке. Ты совершенно неразумно относишься к нашим с Алексеем отношениям.
Белинда долгим взглядом посмотрела на Флер; выражение усталости исчезло с ее лица.
- Я так люблю тебя, детка. Не найдется в, мире другой дочери, которая так бы понимала свою мать. Иногда я с трудом верю, что тебе всего восемнадцать. Погоди, я что-нибудь придумаю.
- Не понимаю, - резко оборвала ее Флер, глядя в сторону. - Я только что сказала, что мы не будем об этом говорить. - Она подогнула под себя ноги, потом с извиняющейся улыбкой снова посмотрела на мать. - В общем-то есть прекрасный вариант, как уладить все с Крисом.
Лицо Белинды стало непроницаемо.
- С помощником фотографа?
Флер кивнула.
- Мне правда хотелось пойти с ним куда-нибудь. Мне не понравилось, как ты отказала ему за меня.
- Флер, но Крис - никто. Ну почему ты хочешь с ним куда-то пойти?
- Он мне нравится, - сказала Флер; - Мне интересно с ним. Ты не должна была говорить с ним таким тоном. В конце концов мне не двенадцать лет.
- Понятно, - холодно бросила Белинда. - Ты хочешь сказать, что я тебя смутила.
Флер почувствовала, как у нее внутри нарастает паника.
- Да конечно, нет. Ты не смутила меня.
Белинда сидела рядом, но Флер казалось, что мать отгородилась от нее стеной. Флер потянулась к ней и коснулась ее юбки.
- Ладно, забудь, что я сказала. Это не важно. - Если не считать того, что на самом деле это было очень важно. Но почему она так легко сдалась?
- Нет, конечно, это важно, - ответила Белинда. - Я знаю, иногда тебе трудно смириться с тем, что ты не можешь вести себя, как положено в восемнадцать лет. Но не забывай, ты не такая, как все. Ты особенная.
Холодность и отстраненность Белинды исчезли. Она протянула руку и положила ее на запястье Флер. И та мгновенно почувствовала облегчение. Как будто она висела на краю пропасти, но в последнюю минуту ее втащили обратно, на безопасное место.
- Ты должна доверять мне, детка. Позволь мне вести тебя дальше. Я знаю, что лучше для тебя.
И тут черт дернул Флер прошептать:
- Ты думаешь, что знаешь.
- Нет, детка, я действительно знаю. - Белинда подняла руку и поправила локон, упавший Флер на лоб. - Неужели ты не чувствуешь между нами связь? Как будто мы один человек, а не два?
Флер кивнула. Да, именно это она и чувствовала. Они с Белиндой были одно целое. Они вместе; ушли в прошлое кошмары, она больше не будет стоять перед входом в монастырь и смотреть, как исчезает машина Белинды за поворотом.
- Ты должна мне безоглядно доверять, детка. Я знаю, как поступить правильно. Я отчетливо вижу твой путь. Ты станешь известной. Более известной, чем когда-нибудь могла мечтать. Ты не узнаешь, каково это, когда на тебя никто не обращает внимания, словно ты человек-невидимка.
Флер неуверенно рассмеялась:
- Да я слишком большая, чтобы быть невидимкой.
Белинда даже не пыталась улыбнуться.
- Я не хочу, чтобы ты была несчастлива, девочка. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я вмешиваюсь в твою жизнь. Если тебе очень хочется, позвони утром Крису и скажи, что пойдешь с ним.
Именно это Флер и хотелось бы сделать, но она подумала, что не стоит.
- Я... Да нет, мама...
Она почувствовала губы Белинды на своей щеке.
- Я люблю тебя. Ты самый замечательный ребенок на свете.
Флер порывисто обняла мать. Она сделает это ради нее. Она будет хорошо себя вести с Шоном Хауэллом на вечеринке, а утром не позвонит Крису.
Флер легла спать, а Белинда осталась сидеть на диване с сигаретой. Когда она смотрела на стену с фотографиями, в горле что-то напрягалось. Она защитит ее от всех. От Алексея, от обычных мужчин вроде Криса, от любого, кто встретится на пути Флер и попытается ей помешать. Это нелегко, но она сумеет.
Почувствовав, что тоска, словно покрывало, начинает окутывать ее, Белинда потянулась к телефону и быстро набрала номер.
Отозвался сонный мужской голос:
- Да.
- Это я. Я тебя разбудила?
- Ага. А что?
- Хочу тебя увидеть.
Мужчина протяжно зевнул.
- Когда приедешь?
- Уже выезжаю. Буду через полчаса.
Когда она уже отводила трубку от уха, его голос остановил ее:
- Эй, Белинда.
- Да?
- Может, оставишь трусики дома?
Она улыбнулась и повесила трубку.
Целую вечность она искала такси, и только через час оказалась у его двери. Он открыл ее и впустил Белинду. Он был в одних белых трусах. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь на засов, Белинда увидела, что сзади трусы такие изношенные, что сквозь ткань просвечивает бледная кожа.
- Эй, детка, привет.
- Привет, дорогой. - Она кинулась к нему в объятия, провела рукой по упругой молодой мускулистой спине.
Поцелуй был несвежий, как прокисшее пиво; она почувствовала это, проникнув языком ему в рот. Он потянул ее за юбку из кусочков, а потом его рука полезла под нее. Он ткнулся меж ее бедер, как ребенок, который ныряет в мешок с мелкими игрушками, из которого на ярмарке наугад выбирают подарок. Никакой тактичности. Но она знала про это с самого начала. И ей нравилось.
- У тебя замечательное тело, Белинда, - пробормотал он.
- Для такой старой распутницы, ты хочешь сказать.
- Это ты сказала, не я.
Он терся об юбку, нетерпеливо расстегивая ее блузку.
Она слегка отодвинулась от него.
- Дай я сама, пока ты не разорвал.
Он посмотрел на нее из-под тяжелых полуопущенных век.
- Детка, ты хочешь сказать, что тебе не нравится, когда тебя раздевает кинозвезда?
- Гм... - Она медленно скользнула обратно в его объятия.
- Ну, может быть, стоит сдаться тебе, Шон.
Глава 11
Голливуд не знал, что делать с Джейком Корандой. То есть киношники знали, чего хотели бы, но хотеть и иметь - не одно и то же. Они хотели, чтобы он смотрел на уличных подонков через прицел "магнума-44". Чтобы он дрался с бандой головорезов, поигрывая "кольтами", украшенными перламутром. Чтобы он, оттолкнув полногрудую девицу, выходил из дверей салуна. Им нужен был дерзкий и нахальный Джейк Коранда. Два Иствуда гораздо лучше, чем один, кто станет спорить?
Джейк моложе Клинта Иствуда. Правда, лицо у него более простое, но типаж такой же, человека вне закона, и это, несомненно, нравится зрителям. Настоящий мужчина, а не слизняк с феном в кармане. Джейк прославился в начале семидесятых, играя бродягу по имени Калибр в низкобюджетном вестерне, который до конца года заработал тридцать миллионов долларов. Потом вышли еще две картины про Калибра, одна кровавее другой; за ними потянулась череда приключенческих лент из того же теста, разве что вместо быстроногих лошадей по экрану носились лихие автомобили. Потом Коранда заупрямился. Он заявил, что ему нужно свободное время, чтобы писать пьесы.
***
- Чуть назад и вправо, дорогая.
Флер вскинула голову и улыбнулась в камеру. Шея ныла, живот болел от месячных, но, как Золушка на балу, она не жаловалась, что ей жмут хрустальные туфельки.
- Прекрасно. Это было отлично, золотце.
Девушка сидела на стуле перед маленьким столиком с зеркалом, установленным как мольберт. Шелковая блузка цвета шампанского была расстегнута на шее, а на нежной коже блестело чудесное изумрудное ожерелье. Ниже талии, куда не добирался глаз камеры, были потрепанные джинсы с заплаткой спереди и пара розовых шлепанцев для душа.
Фотограф откинулся назад.
- Ей надо поправить брови.
К Флер подскочил мужчина, отвечавший за это, и подал крошечную расческу; потом маленькой чистой губкой похлопал по носу Флер. Она подалась вперед, глядя на свое отражение, и привела в порядок брови, пройдясь по ним расчесочкой. Раньше Флер считала, что смешно причесывать брови, но с некоторых пор она не задавала лишних вопросов.
- Нэнси, платье прибыло?
Краем глаза Флер заметила, как художник-постановщик повесил трубку и обернулся к стилисту.
Девушка покачала головой:
- Пока еще нет.
Флер сочувственно улыбнулась ей. Задержки с платьем волновали Нэнси все утро. Как стилист она отвечала за одежду и аксессуары, следила, чтобы их вовремя доставляли и чтобы они были в полном порядке во время съемок. Если подол оказывался длинным, она бежала с тесьмой в руке подшивать, если брюки сидели мешковато, убирала лишнее на бедрах, закалывая булавками. Листая модные журналы с красивыми картинками, Флер воспринимала их теперь как фальшивый фасад здания на съемочной площадке.
Нэнси засунула руку за воротник блузки Флер и проверила, не отлепился ли кусочек скотча от шеи. С его помощью изумрудное ожерелье приподнималось выше и выглядело эффектнее.
- Мне правда жаль, но платье обещали привезти к десяти.
Художник-постановщик громко стукнул по столу, опустив небьющуюся чашку, которую только что подносил к губам.
- Дерьмо! У них был целый час! Позвони снова этим идиотам и скажи, чтобы они поспешили оторвать свои задницы от стула.
Флер перевела взгляд на Белинду, углубившуюся в журнал.
Мать хмурилась. Она ненавидела, когда рядом с Флер кто-то произносил ругательства.
- Я уже две катушки истратил на эти изумруды, - заявил фотограф. Если мы все равно простаиваем, может, сделаем перерыв?
Художник-постановщик кивнул:
- Да, а потом будем делать сапфиры в Галанос. Нэнси, как закончишь с Флер, покажи, что ты припасла на случай, если с платьем выйдет прокол.
Расстегивая нижние пуговицы на блузке. Флер встала и протопала по голому паркету студии, обходя гладильную доску Нэнси, в маленький закуток, чтобы переодеться в свою собственную кисейную рубаху с открытой шеей. Потом, отдав Нэнси блузку и изумруды, налила чашку кофе и подошла к Белинде, изучавшей рекламу в журнале.
Каждый раз, отмечая, как сильно изменилась Белинда, Флер радовалась. Никаких нервных жестов, спокойная, уверенная, похорошевшая. Такой Флер никогда не видела мать. Загар от уикэндов, проведенных в домике на побережье их огненных островов, придал ей небывало здоровый вид. Сегодня Белинда была одета в белую блузку от Гэтсби, юбку и темно-красные лайковые босоножки. Украшениями служили обручальное кольцо и тоненький золотой браслет на лодыжке.
- Посмотри, какая у нее кожа, Флер, - Белинда постучала ногтем по странице, - никаких пор. Боже мой, я чувствую себя совсем древней. Когда я вижу такие фото, то просто физически ощущаю, как мои сорок дышат в затылок. - Она вздохнула. - Я думаю, в следующем месяце мне надо недели две провести в "Золотой двери".
Флер наклонилась и повнимательнее посмотрела на фотографию, Реклама одной из самых дорогих косметических линий. Крупным планом снята экзотическая большеглазая брюнетка, задрапированная в красный атлас.
- Белинда, ты ее не знаешь?
- Нет, а разве должна?
- Это Ани Хольман.
- Имя ни о чем мне не говорит.
- Ты не помнишь? Месяца два назад мы с ней вместе работали.
Белинда по-прежнему не могла вспомнить.
- Мам, да Ани Хольман тринадцать лет.
Белинда тихо засмеялась.
- Неудивительно, что в этой стране любая женщина за тридцать чувствует себя не в своей тарелке. Мы соревнуемся с детьми.
Флер улыбнулась. Но потом подумала: интересно, а какие чувства испытывают женщины, глядя на ее фотографии? Неужели она зарабатывает свои восемьсот долларов в час, доставляя огорчения другим?
- Флер, телефон! Париж! - позвала Нэнси.
Флер, сразу забыв о рекламном журнале, кинулась к телефону:
- Алло, папа! - И повернулась спиной к Белинде.
- Ну как поживает моя Блестящая Девочка?
Она сморщила нос.
- Прекрасно. Не издевайся надо мной. Ты знаешь, как я ненавижу это прозвище.
- Извини, - сказал Алексей. - Не мог удержаться. Над тобой так приятно подтрунивать.
- Как ты меня нашел?
- Гретхен дала телефон. Я звоню, чтобы предупредить, дорогая. Дома тебя ждет сюрприз. Сегодня, когда вернешься, найдешь подарок на день рождения. Это маленькая гравюра. Девочка на ней напоминает мне тебя.
Флер нахмурилась.
- Ты же сам обещал вручить мне подарок. Ты не приедешь в Нью-Йорк?
- Да, я знаю. Я говорил. Но... Боюсь, у меня плохие новости.
Она понимала, о чем он. Почему же она была так уверена, что на этот раз ничего не произойдет?
- Значит, не приедешь?
- Извини, дорогая. Нечто непредвиденное... Может быть, в следующем месяце. Если бы ты смогла приехать в Париж - другое дело. Уж если так...
Флер перебирала пальцами телефонный шнур и пыталась говорить обычным тоном.
- Может, я и смогла бы. Я не работаю в понедельник, Может быть, я смогу прилететь на выходные.
- Но ты же знаешь, это невозможно. Я не хочу, чтобы ты шла против желания матери. Она совершенно ясно дала понять, что ты не поедешь в Париж.
- В следующем месяце мне исполнится девятнадцать. Я уже не ребенок.
- Я запрещаю тебе, дорогая. Пока твоя мама не даст разрешения, я тоже не разрешаю тебе навещать меня в Париже. Подождем моего приезда в Нью-Йорк.
- Но могут пройти месяцы. Это нечестно. Я не хочу... - Она остановилась, а потом более спокойно продолжила:
- Ты уже в третий раз отказываешься приехать, Алексей. - Флер знала, как ему не нравится, когда она называет его по имени. Но ей было плевать.
- Я понимаю, - сказал он с холодком в голосе. - Поверь, мне от этого еще больнее, чем тебе. Если бы твоя мать была разумной женщиной, она не ставила бы нас в подобное положение.
- Я поговорю с ней еще раз.
- Можешь попытаться, дорогая, но уверяю тебя, это бесполезно. Твоя мать очень упрямая, она использует тебя, чтобы досадить мне.
Флер ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда Алексей критиковал Белинду.
- Скажи мне. Флер, как она? Пьет?
Флер провела пальцем ноги, высунувшимся из шлепанца, по ножке телефонного столика.
- Я ведь тебе уже говорила: она больше не пьет.
- Может, ты не знаешь? Следи за ней, дорогая, следи за ней ради меня.
Белинда бросила рекламный журнал и пошла в туалет. Она заперлась там, закрыла глаза и прислонилась щекой к холодной белой стене. Она не слышала всего разговора, но могла догадаться о каждом слове. Она не удивилась. Она ждала этого.
Не сразу, но Белинда поняла, что Алексей сначала обещает приехать в Нью-Йорк, потом отменяет полет. Это часть его плана.
Сегодня вечером Флер станет просить разрешения слетать в Париж. Белинде придется сказать "нет". Флер промолчит, но будет думать, что мать неврастеничка, неразумная ревнивица, намеренно отрывающая дочь от любящего милого папочки. Проклятие!
Белинда открыла глаза и рядом с зеркалом увидела кем-то, аккуратно написанное: "Элизабет Кэди Стэнтон живет..." А ниже, другим почерком, было добавлено: "и путается с Зигмундом Фрейдом". Белинда мрачно улыбнулась. Фрейд надолго бы запомнил денек с этой особой.
Надо отдать должное Флер, она продержалась дольше, чем ожидала Белинда, и даже сейчас сохраняла дистанцию с Алексеем.
Он это чувствовал и был недоволен. Но ничего не мог поделать. Он звонил Флер несколько раз в неделю, слал подарки, желая вызвать у нее ощущение его постоянного присутствия, но оставался в отдалении от нее. Белинда понимала, ей надо удерживать Флер от поездок в Париж, где Алексей будет владеть ситуацией. Здесь она может ее защитить. Но как объяснить девочке причину запрета?
Сказать ей, мол, твой отец, который, кстати, - так уж вышло, извини, не твой отец, соблазняет тебя?
Дочь никогда не поверит.
Флер пыталась скрыть разочарование, повесив телефонную трубку. Она и впрямь думала, что на этот раз сможет поступить так, как ей хочется. А хотелось ей одного: увидеть Алексея. Ей просто необходимо было его увидеть.
Услышав у себя за спиной шаги, она повернулась. Молодой человек в джинсах и майке протягивал ей кофе. Это был помощник фотографа, парень по имени Крис Малино, и если честно, то именно из-за него она с нетерпением ждала сегодняшних съемок.
- Спасибо. - Флер взяла у парня чашку и одарила его самой дружеской и ободряющей улыбкой из всех, какие у нее были в запасе.
Он все еще робел с ней, как большинство ровесников Флер.
Это ее огорчало, она ведь такая же, как все. Но ее не боялись только мужчины постарше или знаменитости. Зато этих Флер боялась сама и выходила с ними, только если Гретхен и Белинда заставляли ее. К сожалению, подобное случалось гораздо чаще, чем хотелось Флер.
А как бы ей хотелось ходить на свидания в джинсах вместо платьев от знаменитых дизайнеров, забыть об агентах и контрактах, о том, "кто есть кто" в городе, не видеть постоянно нацеленных на нее камер фотографов из журнала "Женская одежда". Но на такие обыкновенные свидания ее не приглашали. Наверное, думали, что она не пойдет, откажется. С Крисом Малино Флер решила все изменить. Ни наглых, ни прославленных! Вот новый девиз Флер Савагар.
Он понравился ей с первого раза, когда они делали съемки купальников в Монтоке в марте. В перерывах парень приносил ей одеяло и горячий чай. Она расспрашивала о его жизни. Он расслабился и рассказал об уроках, которые берет по киноделу. Ей нравилось смотреть на него, когда он говорил. С лохматыми, песочного цвета волосами, с не правильными чертами лица, он не был красив, как мужчины-модели, но он был интересен ей, а они - нет. Что-то особенное видела Флер в его открытом дружеском лице; она просто смотрела на него, и у нее становилось хорошо на душе.
- Ну как уроки? - спросила она. Конечно, она понимала, это не слишком умное начало беседы, но больше ничего не пришло в голову.
Крис пожал плечами, и Флер увидела, что он пытается вести себя с ней как с одноклассницей. Ей понравилось.
- Да все по-старому.
- Ну что, например?
- Ну, читали Кракера и изучали русских. "Потемкина", кадр за кадром. Да все такое. Ты же знаешь.
Она не знала, но тем не менее кивнула.
- Я принесла эссе Базена, которые ты мне давал.
Лицо его осветилось, он перестал притворяться и изображать спокойствие и равнодушие.
- Ну и как? Что ты думаешь?
- Трудновато, когда мало знаешь об эстетике кино. Но было полезно почитать. А то я думала, что мои мозги уже превратились в овсяную кашу.
Он засунул большой палец в карман джинсов, потом вытащил обратно.
- Тебе нравится "Джетс"?
Она не поняла вопроса.
- Реактивные самолеты <Джетс (англ. jets) - реактивные двигатели или реактивные самолеты.>? А, футбольная команда! - Флер, пора приступать. Ты ведешь себя как идиотка. - Я мало знаю о футболе. Во Франции играют в соккер, в футбол с круглым мячом. Но я хотела бы узнать, - торопливо добавила она. - Если бы кто-то мне захотел объяснить. - Улыбайся, дура, улыбайся. И не возвышайся, как колонна. - Она села на стул. Тот скрипнул, когда она садилась.
- Я забыл, что ты француженка. У тебя совсем нет акцента. - Он посмотрел на экспонометр, который держал в руке. - Слушай, Флер, у меня есть билеты на игру "Джетс" через две недели. Я хочу сказать, что пойму, если у тебя дела, я знаю, тебя многие куда-то приглашают...
- Да нет, - быстро ответила она, вскакивая со стула. - Я знаю, все думают, что у меня отбоя нет от приглашений, но это не правда.
- Ну, в газетах все время мелькают твои фотографии с кинозвездами, с Кеннеди и всякое такое.
- Ну это же не настоящие свидания. Гретхен и мама стараются ради паблисити. Это они все организуют.
- Значит, ты бы хотела со мной пойти?
Флер улыбнулась.
- Очень.
Они улыбались друг другу, когда сзади неслышно подошла Белинда.
- Дорогая, ты нужна Нэнси. Пора приготовиться.
- О'кей. - Флер кивнула Крису. - Но перед игрой я кое-что почитаю о футболе.
- Это что за игра, детка? - вежливо, но слегка манерно поинтересовалась Белинда.
- Это "Джетс", миссис Савагар, - ответил Крис. - Они играют со "Стилерс" через две недели. Флер обещала пойти со мной.
- Ты обещала, детка? - Белинда озабоченно наморщила лоб. - Надо было сначала согласовать со мной. Боюсь, придется разочаровать Криса. Тот уик-энд у нас занят. Это ведь твой день рождения. Ты забыла?
Флер забыла. Гретхен Казимир устраивала для нее вечеринку, и ей даже подобрали партнера, Шона Хауэлла, двадцатидвухлетнего красавца кинозвезду. Флер уже появлялась с ним на публике, и он ее страшно утомил. Весь вечер жаловался на женщин, замучивших его домогательствами и попытками затащить к себе в постель.
Еще Шон рассказывал, как вылетел из высшей школы из-за учителей, которых он называл неряхами и подонками.
После этого Флер попросила Гретхен избавить ее от него. Но Гретхен была упряма и выполняла свои задачи. Бизнес есть бизнес, и Шон Хауэлл рядом с Флер Савагар - это то, что надо.
Когда Флер попыталась поговорить об этом с матерью, Белинда сделала таинственное лицо и заговорила так туманно, будто перешла с английского языка на арабский.
- Но он же звезда. Находясь рядом с тобой, он придает тебе еще больше веса и значимости в глазах публики, дорогая. Боже мой, во всей Америке не отыскать девочки, которая не хотела бы оказаться на твоем месте.
Флер пожаловалась, что эта "звезда" то и дело норовит засунуть руку ей под юбку. Белинда улыбнулась:
- Он же известный человек, детка. А известные люди не такие, как все. Они не должны придерживаться общепринятых правил. Я уверена, ты с ним сладишь.
Флер заметила, каким разочарованным стало лицо Криса, и не сомневалась, что у нее оно такое же.
- Но, Белинда, - возразила она, - вечеринка в субботу вечером. А игра в воскресенье. Так что мы можем пойти.
Белинда стиснула ее руку.
- Не думаю, дорогая. Ты припозднишься, тебе надо будет отдохнуть. Я сожалею, Крис, может, как-нибудь в другой раз.
- Конечно, миссис Савагар. - Он кивнул Флер. - Да, как-нибудь в другой раз.
Флер тоже кивнула.
- Да, конечно.
Но следующего раза уже не будет, она это понимала. Крису и так пришлось призвать все свое мужество, чтобы пригласить ее; больше он не осмелится.
Вечером Флер собиралась поговорить с матерью о случившемся. Она пришла домой и наконец обратила внимание, что Белинда поменяла интерьер их апартаментов. Никаких старинных вещей, парчи, все очень стильно, современно. Мать хотела избавиться от напоминаний об убранстве дома на рю де ля Бьенфезанс. Стены гостиной были обтянуты желто-бурой замшей. В углах зеленели фикусы в горшках, бросая тени на черные лакированные ширмы, а на больших кусках полированного дерева блестели бронзовые скульптуры. Большую часть комнаты занимал диван со множеством расписных подушечек в коричневых и черных тонах. Рядом стояли столики из стекла и хрома и стулья, обтянутые тканью в желто-бурых и черных разводах.
Флер больше нравились старинные вещи, но в новой обстановке ее раздражала не столько замена мебели, сколько длинная стена, которую Белинда покрыла большими, размером с окно, фотографиями Флер. Когда девушка смотрела на них, ей становилось не по себе.
Это висели ее фотографии - и в то же время не ее. Как будто косметика и одежда были панцирем, который запечатлевали фотографы. Казалось, снимки не имели никакого отношения к самой Флер, и, глядя на них, она испытывала неловкость и какое-то болезненное раздвоение личности. Флер услышала стук входной двери: это Белинда возвращалась с ужина, на который отказалась пойти Флер.
- Ты еще не спишь? - Мать бросила сумочку, расшитую бисером, на стеклянный кофейный столик и села, утонув в мягком диване, рядом с Флер. На ней была белая кружевная блузка, в это лето считавшаяся в Нью-Йорке самым последним писком моды, и длинная, до пола, юбка из кусочков, сделанная Шарон Рокфеллер.
Когда Белинда принесла юбку из дорогого магазина "Бергдорф", Флер стала подтрунивать над ней, говоря, что она в ней вылитая горянка из Западной Виргинии.
- Хорошо провела время? - спросила Флер, перегнувшись через подушку, чтобы чмокнуть мать в щеку.
- Очень мило. Все спрашивали о тебе. Там была Лайза Миннелли. Она пела целых полтора часа, хотя была гостьей. Боже, какая у нее огромная грудь.
- Но у тебя тоже ничего себе, - ухмыльнулась Флер, переводя взгляд на свой менее впечатляющий бюст, который казался еще более плоским под тесной полосатой пижамой. - Не знаю, почему я унаследовала не твою грудь, а Алексея.
Белинда потянулась за сумочкой, ей захотелось закурить. Она неуклюже порылась в ней, и Флер пожалела, что вообще открыла рот.
- Дорогая, у тебя завтра очень рано съемки, ты забыла? Иди-ка лучше спать.
- Я хотела поговорить с тобой.
- Что-то случилось?
- Да нет, ничего. Просто...
Флер потянула за распустившуюся нить на пижамных штанишках.
Она терпеть не могла ссориться с Белиндой, но это все же случалось, хотя и очень редко. И она всегда чувствовала себя виноватой.
- Белинда, я хочу поговорить с тобой о сегодняшнем случае.
Белинда вздохнула, ее плечи слегка опустились. Она швырнула пачку сигарет на стол, так и не раскрыв ее.
- Дорогая, мы об этом уже говорили в такси. Я знаю, ты думаешь, что я поступаю с тобой жестоко, не разрешая ехать в Париж. Но я ничего не могу поделать. - Она протянула руку и положила ее на бедро Флер. - Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя значит быть рядом с Алексеем, но я не могу позволить тебе уехать.
Он не так относится к тебе. И я не думаю, что ты это понимаешь.
- Нет, я не о Париже, Белинда. Конечно, мне не нравится, что ты не пускаешь меня к Алексею, но у меня нет сил видеть, как ты переживаешь, стоит мне заговорить о поездке. Ты совершенно неразумно относишься к нашим с Алексеем отношениям.
Белинда долгим взглядом посмотрела на Флер; выражение усталости исчезло с ее лица.
- Я так люблю тебя, детка. Не найдется в, мире другой дочери, которая так бы понимала свою мать. Иногда я с трудом верю, что тебе всего восемнадцать. Погоди, я что-нибудь придумаю.
- Не понимаю, - резко оборвала ее Флер, глядя в сторону. - Я только что сказала, что мы не будем об этом говорить. - Она подогнула под себя ноги, потом с извиняющейся улыбкой снова посмотрела на мать. - В общем-то есть прекрасный вариант, как уладить все с Крисом.
Лицо Белинды стало непроницаемо.
- С помощником фотографа?
Флер кивнула.
- Мне правда хотелось пойти с ним куда-нибудь. Мне не понравилось, как ты отказала ему за меня.
- Флер, но Крис - никто. Ну почему ты хочешь с ним куда-то пойти?
- Он мне нравится, - сказала Флер; - Мне интересно с ним. Ты не должна была говорить с ним таким тоном. В конце концов мне не двенадцать лет.
- Понятно, - холодно бросила Белинда. - Ты хочешь сказать, что я тебя смутила.
Флер почувствовала, как у нее внутри нарастает паника.
- Да конечно, нет. Ты не смутила меня.
Белинда сидела рядом, но Флер казалось, что мать отгородилась от нее стеной. Флер потянулась к ней и коснулась ее юбки.
- Ладно, забудь, что я сказала. Это не важно. - Если не считать того, что на самом деле это было очень важно. Но почему она так легко сдалась?
- Нет, конечно, это важно, - ответила Белинда. - Я знаю, иногда тебе трудно смириться с тем, что ты не можешь вести себя, как положено в восемнадцать лет. Но не забывай, ты не такая, как все. Ты особенная.
Холодность и отстраненность Белинды исчезли. Она протянула руку и положила ее на запястье Флер. И та мгновенно почувствовала облегчение. Как будто она висела на краю пропасти, но в последнюю минуту ее втащили обратно, на безопасное место.
- Ты должна доверять мне, детка. Позволь мне вести тебя дальше. Я знаю, что лучше для тебя.
И тут черт дернул Флер прошептать:
- Ты думаешь, что знаешь.
- Нет, детка, я действительно знаю. - Белинда подняла руку и поправила локон, упавший Флер на лоб. - Неужели ты не чувствуешь между нами связь? Как будто мы один человек, а не два?
Флер кивнула. Да, именно это она и чувствовала. Они с Белиндой были одно целое. Они вместе; ушли в прошлое кошмары, она больше не будет стоять перед входом в монастырь и смотреть, как исчезает машина Белинды за поворотом.
- Ты должна мне безоглядно доверять, детка. Я знаю, как поступить правильно. Я отчетливо вижу твой путь. Ты станешь известной. Более известной, чем когда-нибудь могла мечтать. Ты не узнаешь, каково это, когда на тебя никто не обращает внимания, словно ты человек-невидимка.
Флер неуверенно рассмеялась:
- Да я слишком большая, чтобы быть невидимкой.
Белинда даже не пыталась улыбнуться.
- Я не хочу, чтобы ты была несчастлива, девочка. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я вмешиваюсь в твою жизнь. Если тебе очень хочется, позвони утром Крису и скажи, что пойдешь с ним.
Именно это Флер и хотелось бы сделать, но она подумала, что не стоит.
- Я... Да нет, мама...
Она почувствовала губы Белинды на своей щеке.
- Я люблю тебя. Ты самый замечательный ребенок на свете.
Флер порывисто обняла мать. Она сделает это ради нее. Она будет хорошо себя вести с Шоном Хауэллом на вечеринке, а утром не позвонит Крису.
Флер легла спать, а Белинда осталась сидеть на диване с сигаретой. Когда она смотрела на стену с фотографиями, в горле что-то напрягалось. Она защитит ее от всех. От Алексея, от обычных мужчин вроде Криса, от любого, кто встретится на пути Флер и попытается ей помешать. Это нелегко, но она сумеет.
Почувствовав, что тоска, словно покрывало, начинает окутывать ее, Белинда потянулась к телефону и быстро набрала номер.
Отозвался сонный мужской голос:
- Да.
- Это я. Я тебя разбудила?
- Ага. А что?
- Хочу тебя увидеть.
Мужчина протяжно зевнул.
- Когда приедешь?
- Уже выезжаю. Буду через полчаса.
Когда она уже отводила трубку от уха, его голос остановил ее:
- Эй, Белинда.
- Да?
- Может, оставишь трусики дома?
Она улыбнулась и повесила трубку.
Целую вечность она искала такси, и только через час оказалась у его двери. Он открыл ее и впустил Белинду. Он был в одних белых трусах. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь на засов, Белинда увидела, что сзади трусы такие изношенные, что сквозь ткань просвечивает бледная кожа.
- Эй, детка, привет.
- Привет, дорогой. - Она кинулась к нему в объятия, провела рукой по упругой молодой мускулистой спине.
Поцелуй был несвежий, как прокисшее пиво; она почувствовала это, проникнув языком ему в рот. Он потянул ее за юбку из кусочков, а потом его рука полезла под нее. Он ткнулся меж ее бедер, как ребенок, который ныряет в мешок с мелкими игрушками, из которого на ярмарке наугад выбирают подарок. Никакой тактичности. Но она знала про это с самого начала. И ей нравилось.
- У тебя замечательное тело, Белинда, - пробормотал он.
- Для такой старой распутницы, ты хочешь сказать.
- Это ты сказала, не я.
Он терся об юбку, нетерпеливо расстегивая ее блузку.
Она слегка отодвинулась от него.
- Дай я сама, пока ты не разорвал.
Он посмотрел на нее из-под тяжелых полуопущенных век.
- Детка, ты хочешь сказать, что тебе не нравится, когда тебя раздевает кинозвезда?
- Гм... - Она медленно скользнула обратно в его объятия.
- Ну, может быть, стоит сдаться тебе, Шон.
Глава 11
Голливуд не знал, что делать с Джейком Корандой. То есть киношники знали, чего хотели бы, но хотеть и иметь - не одно и то же. Они хотели, чтобы он смотрел на уличных подонков через прицел "магнума-44". Чтобы он дрался с бандой головорезов, поигрывая "кольтами", украшенными перламутром. Чтобы он, оттолкнув полногрудую девицу, выходил из дверей салуна. Им нужен был дерзкий и нахальный Джейк Коранда. Два Иствуда гораздо лучше, чем один, кто станет спорить?
Джейк моложе Клинта Иствуда. Правда, лицо у него более простое, но типаж такой же, человека вне закона, и это, несомненно, нравится зрителям. Настоящий мужчина, а не слизняк с феном в кармане. Джейк прославился в начале семидесятых, играя бродягу по имени Калибр в низкобюджетном вестерне, который до конца года заработал тридцать миллионов долларов. Потом вышли еще две картины про Калибра, одна кровавее другой; за ними потянулась череда приключенческих лент из того же теста, разве что вместо быстроногих лошадей по экрану носились лихие автомобили. Потом Коранда заупрямился. Он заявил, что ему нужно свободное время, чтобы писать пьесы.