Филлипс Сьюзен Элизабет. Мое непослушное сердце

   — Все еще злитесь, что принял вас за грабителя?
   — Простите, не расслышала. Должно быть, сотрясение мозга при падении на пол.
   — Я сказал, что прошу прощения.
   — А, что-то в этом роде вы уже… — пробормотала Молли, отодвинув груду фломастеров, оставленных детьми на тумбе.
   — Пойду, пожалуй, спать, — решил Кевин и, поднявшись, шагнул было к двери, но тут же обернулся и с любопытством уставился на ее полыхающие волосы. — Скажите честно, вы поставили на какую-то команду и проиграли?
   — Спокойной ночи, Керк.
 
   Только войдя в спальню, Молли сообразила, что ей не хватает воздуха. Причина была очевидна: лишь тонкая перегородка отделяла ее от комнаты для гостей, где сейчас мирно храпел Кевин. Кожа зудела, а руки так и тянулись к ножницам, хотя, честно говоря, стричь было уже почти нечего. Может, и следовало бы снова вернуть волосам их естественный цвет, но Молли не хотела доставить ему такое удовольствие.
   Господи, она приехала сюда спрятаться от мира, зализать раны, а не спать рядом с логовом льва!
   Молли схватила вещи и, позвав Ру, двинулась в большую угловую комнату, где обычно ночевали девочки. Первое, что она сделала, — заперла замок. На большее сил не хватило.
   Ноги едва держали ее.
   Молли прислонилась к дверному косяку и попыталась успокоиться, бессознательно оглядывая скошенный потолок и широкие уютные подоконники, на которых так приятно мечтать. Две стены были расписаны видами Соловьиного Леса — это сделала она, пока остальные члены семьи путались под ногами и мешали. Ничего, здесь она в безопасности, а завтра утром он уберется.
   Но заснуть Молли не смогла. Почему она, как обычно, не предупредила Фэб, что поедет сюда? Да потому, что не желала слушать нотации по поводу волос и предостережения относительно грядущих неприятностей.
   Молли ворочалась с бока на бок, сбивая простыню, то и дело смотрела на часы. Наконец сдавшись, она включила свет, чтобы сделать наброски для новой книги. Обычно вой зимнего ветра, бьющего в окна бревенчатого дома, успокаивал ее, но сейчас словно подстрекал скинуть одежду и закружиться по комнате, сбросить обличье скромной приличной девушки и превратиться в буйную и неукротимую дикарку.
   Молли стянула с себя одеяло и встала с кровати. В комнате было холодно, но она раскраснелась от внутреннего жара и горела как в лихорадке. Хорошо бы сейчас очутиться дома!
   Ру чуть приоткрыл глаз, сонно посмотрел на хозяйку и, убедившись, что все в порядке, снова засопел. Молли прошлепала к ближайшему окну, под которым стояла мягкая банкетка. Стекла уже затянуло длинными ледяными перьями, и тонкие снежные ленты плясали между деревьями. Молли честно старалась полюбоваться красотой ночной метели, но перед глазами стоял Кевин Такер. При одной мысли о нем набухшие груди пульсировали, а по спине пробегал озноб.
   До чего же все это унизительно! Она умная, талантливая женщина — и несмотря на все усилия, одержима им, как сексуально озабоченная фанатка.
   Может, это извращенная форма развития личности? Хорошо еще, что она помешалась на сексе, а не на Великой Страсти, которую ей никогда не доведется испытать. Впрочем, страсть куда безопаснее. Что ни говори, а Дэн спас жизнь Фэб! Ну разве не романтично? Недаром и Молли преисполнилась несбыточных надежд!
   Пришлось оставить Великую Страсть и вернуться к сексу.
   Интересно, Кевин во время этого объясняется по-английски или запасся для подобных случаев двумя-тремя расхожими фразами на других языках?
   Молли со стоном зарылась лицом в подушку.
   Наконец сон сморил ее. Всего на несколько часов. Серый холодный рассвет вполз в окна. Выглянув во двор, Молли увидела, что «феррари» исчез. Вот и прекрасно!
   Она прогулялась с Ру, приняла душ и, вытираясь, заставила себя промурлыкать куплеты Винни-Пуха. Но к тому времени как натянула поношенные серые брючки и свитер фирмы «Дольче и Габбана», купленный еще до расставания с наследством, Молли поняла: все попытки казаться счастливой позорно провалились.
   Да что это с ней? У нее чудесная, можно сказать, идеально устроенная жизнь. Здоровье, прекрасная работа, хорошие друзья, потрясающая семья, редкостный песик И хотя она почти разорена, это значения не имеет, потому что мансарда стоит тех денег, что заплачены за нее. Чего еще желать? Совершенно нечего, тем более что Кевин Такер наконец уехал!
   Ненавидя собственную хандру, морщась от брезгливости при мысли о своем безволии, Молли сунула ноги в розовые шлепанцы, подаренные близняшками на день рождения, и поплелась на кухню. Кроличьи головки на носках весело кивали в такт каждому шагу. Ладно, хватит ныть! Быстрый завтрак — и за работу Вчера она не успела заехать в бакалею, так что придется обойтись старыми запасами.
   Вынув из серванта упаковку «Дэн-поп тартс», она сунула их в тостер, но тут Ру встрепенулся и оглушительно залаял.
   Молли едва успела выпрямиться, как задняя дверь открылась и вошел Кевин с охапкой ярких пакетов. Ее идиотское сердце пропустило удар.
   Ру зарычал, но Кевин даже ухом не повел.
   — Привет, Дафна!
   Безрассудная радость мгновенно сменилась раздражением. Слайтерин!
   Кевин бросил пакеты на стол.
   — Еды почти не осталось.
   — Какая вам разница? Вы ведь все равно уезжаете, неужели забыли? — напомнила она и повторила фразу по-французски, с наслаждением заметив, что он раздраженно морщится.
   — Ошибаетесь, — буркнул Кевин, отвернув колпачок бутылки с молоком с таким видом, что сразу стало ясно, чью шею он представляет на месте бутылки. — Я не собираюсь еще больше злить Дэна, так что придется удалиться вам.
   Именно это ей и стоило бы сделать. Но уступить? Сдаться на милость победителя? Ни за что!
   Нехарактерная для Молли стервозность взяла верх, и она мгновенно выпустила коготки.
   — Не дождетесь! Конечно, спортсмену трудно понять, что для работы необходимы покой и тишина, поскольку в отличие от некоторых мне приходится много думать. Вам, разумеется, подобные тонкости недоступны…
   Кевин определенно понял, что его пытаются оскорбить, но виду не подал.
   — Я остаюсь, — коротко бросил он.
   — Я тоже, — не менее упрямо ответила она.
   Судя по лицу, его так и подмывало вышвырнуть ее. Ничего, руки коротки. Она все-таки сестра босса!
   Кевин долго, старательно лил молоко в стакан, прежде чем присесть на тумбу.
   — Дом достаточно велик для нас обоих. Поделим территорию.
   Она уже открыла рот, чтобы возразить, сказать, что лучше уберется отсюда, но что-то ее остановило. Может, это не такая уж плохая идея? Самый быстрый способ справиться с собственным безумием — обнаружить под маской неотразимого красавчика мерзкого Слайтерина. В конце концов, она никогда не сталкивалась с реальным Кевином. Да и откуда ей знать его? Они даже не разговаривали. Может, ее привлекала яркая картинка: великолепное тело, чувственные глаза, тигриная походка?
   Молли молча наблюдала, как он пьет молоко. Отрыжка.
   Всего один раз — и с иллюзиями покончено. Что может быть противнее, чем мужчина, рыгающий после еды… или чавкающий за столом?.. А как насчет жлобов, которые пытаются завлечь женщину, помахивая толстой пачкой баксов, стянутой аляповатым зажимом?
   Может, он носит золотую цепочку? Или помешан на оружии? А вдруг коверкает слова? Молли содрогнулась.
   Ему наверняка далеко до Дэна Кэйлбоу. Да-да, на пути к совершенству Кевина Такера подстерегает миллион ловушек, в какую-то он обязательно попадет! И поделом вам, мистер Такер! Одна отрыжка… едва заметный золотистый отблеск на этой потрясающей шее… или еще что-то в этом роде — и…
   Молли поймала себя на том, что улыбается.
   — Так и быть, оставайтесь.
   — Спасибо, Дафна.
   Он допил молоко, но не рыгнул. Молли прищурилась, напомнив себе, что, пока он называет ее Дафной, она почти неуязвима.
   Отыскав свой портативный компьютер, она отнесла его в мансарду и поставила на письменный стол рядом с альбомом для рисования. Поработает либо над «Дафной», либо над новой статьей «Петтинг и осторожность: далеко ли позволишь себе зайти?».
   Очень далеко.
   Наверное, думать в такую минуту о сексе неуместно. Даже о его подростковой разновидности.
   Снизу донесся рев болельщиков. Очевидно, Кевин привез с собой запись матча и решил разобрать игру. Интересно, открывал ли он в своей жизни книгу, смотрел хоть один приличный фильм и вообще думал ли о чем-то, не имеющем отношения к футболу?
   Ладно, это не ее дело. Пора за работу.
   Молли поставила ногу на спину Ру и залюбовалась гневными волнами в белых кружевных чепчиках, тревоживших серую ледяную поверхность озера Мичиган. Может, Дафна, вернувшись к себе, увидит темные окна, а когда переступит порог, откуда-то выскочит Бенни, и…
   О нет, не стоит портить детские сказки эпизодами из собственной жизни!
   Ладно, значит…
   Молли открыла альбом. Дафна наверняка захочет надеть маску, в которой встречала Хэллоуин, и напугать…
   Нет, это уже было в «Дафна сажает тыквы».
   Кажется, пришло время позвонить подруге.
   Молли подняла трубку и набрала номер Джанин Стивенс, одной из близких приятельниц и собрата по перу. Хотя Джанин писала для подростков, они придерживались одинаковых взглядов на литературу и частенько подкидывали друг другу идеи.
   — Слава Богу, это ты! — воскликнула Джанин. — Я все утро пыталась до тебя дозвониться!
   — Что стряслось?
   — Представляешь, какая-то лохматая мымра из «ЗДЗА» дорвалась до микрофона и заняла едва ли не половину времени в сегодняшних новостях! Рвала, метала и захлебывалась слюной, убеждая несчастных слушателей, что нынешние детские книги — тайное орудие гомосексуалистов и их чтение ведет прямым путем к разврату и пороку.
   — Ну и пусть себе разоряется, нам какое дело?
   — Молли, она потрясала экземпляром «Я так тоскую по тебе»! Твердила, будто это яркий пример той пакости, которая толкает детей в болото извращения.
   — О, Джанин, это ужасно!
   Тринадцатилетняя героиня романа «Я так тоскую по тебе» пыталась осмыслить причину травли ее талантливого старшего брата, которого сверстники считали голубым. Тонкая, умная, прекрасно написанная книга…
   Джанин всхлипнула и шумно высморкалась.
   — Утром позвонила издатель. Сказала, что они решили подождать, пока уляжется шум, и отложить выпуск моей новой книги на год!
   — Но ты закончила ее почти год назад!
   — А им плевать! Поверить не могу! Роман только-только начал расходиться! Теперь обо мне все забудут!
   Молли как могла утешила подругу. Повесив трубку, она решила что «ЗДЗА» — более страшное зло для общества, чем любая порнография.
   Снизу донеслись шаги, и она сообразила, что свистков и шума голосов больше не слышно. Должно быть, запись игры закончилась. Что ж, по крайней мере беседа с Джанин отвлекла ее от мыслей о Кевине.
   — Эй, Дафна! — прозвучал низкий мужской голос. — Не знаете, тут поблизости нет аэродрома?
   — Аэродрома? Есть. В Стержн-Бэй… и… Что?! — Она резко вскинула голову. — Аэродром?! — Вскочив, Молли бросилась к лестнице. — Опять затяжные прыжки с парашютом?!
   Кевин, задрав голову, оценивающе посмотрел на нее. Даже такой, небритый, взъерошенный, с руками в карманах, он выглядел божественно.
   Ну пожалуйста, рыгни!
   — Зачем мне прыжки? — мягко поинтересовался он. — Дэн просил меня воздержаться от них.
   — Можно подумать, это вас остановит!
   Бенни продолжал нажимать на педали своего горного велосипеда, не замечая ни дождя, упорно поливавшего Соловьиный Лес, ни большой лужи впереди.
 
   Молли слетела по ступенькам, отлично сознавая, что лучше бы ей не приближаться к Кевину.
   — Не делайте этого! Всю ночь мела метель, а ветер до сих пор не улегся.
   — Вы меня искушаете.
   — Просто пытаюсь объяснить, как это опасно!
   — Опасность — вдохновительница всех авантюр! Ради этого стоит рискнуть.
   — Ни один самолет не поднимется в такую погоду!
   Может, это и верно, только не для людей, подобных Кевину, которые способны убедить кого угодно и в чем угодно.
   — Думаю, с этим трудностей не будет. Если, разумеется, я все же захочу прыгнуть.
   — А я позвоню Дэну, — пригрозила Молли. — Ему наверняка будет интересно услышать, как тяжело вы переживаете наказание.
   — Я уже боюсь, — ехидно протянул Кевин. — Готов поклясться, в школе вы были одной из тех прилипал, которые всегда доносили учителям о проделках мальчишек.
   — Я пошла в школу в пятнадцать, поэтому упустила массу подобных возможностей!
   — Ну да, совсем забыл, что вы из богатеньких.
   — Богатое, избалованное и к тому же изнеженное существо, — подтвердила она. — А как насчет вас?
   Возможно, если отвлечь его, он забудет о прыжках?
   — Средний класс, и, конечно, не избалован.
   Он все еще не успокоился, и Молли лихорадочно пыталась найти тему для разговора. Случайно взглянув на журнальный столик, она заметила две книжки, которых там раньше не было. На обложке первой она увидела имя Скотта Туроу. Вторая оказалась серьезным трудом из области космических исследований.
   — Вы умеете читать?!
   Уголки губ Кевина дернулись.
   — Я читаю, только если не удается упросить кого-нибудь заняться этим вместо меня, — буркнул он, устраиваясь на длинном диване.
   — Очень смешно, — передернула плечами Молли, садясь на противоположный конец.
   Только что сделанное открытие отнюдь не улучшило ее настроения. Ру подобрался ближе, готовый грудью встать на защиту хозяйки, если Кевину вздумается вновь наброситься на нее.
   — Ладно, признаю, что вы не настолько интеллектуально… ограниченны, как кажетесь.
   — Позвольте мне сделать заявление для прессы. Они тоже обрадуются.
   Ничего, сейчас она ему покажет!
   — Но в таком случае почему вы делаете глупость за глупостью?!
   — О чем это вы? Не понимаю.
   — Ну… скажем, затяжные прыжки, прыжки на лыжах с вертолета, гонки по пересеченной местности после сборов.
   — Похоже, вы немало успели узнать обо мне.
   — Ничего личного. Просто вы часть семейного бизнеса, и не самая ничтожная. Кроме того, все в Чикаго знают о ваших проделках.
   — Репортеры вечно поднимают шум из-за пустяков.
   — Я бы не назвала это пустяками! — фыркнула Молли. — Не понимаю. Вы всегда были образцом для спортсменов-профессионалов. Не пьете за рулем, не бьете женщин. Первым являетесь на тренировки и последним уходите. Ни скандалов, ни пирушек, ни наркотиков. И вдруг такой сдвиг по фазе!
   — Никакого сдвига.
   — А как еще это можно назвать?
   Кевин, склонив голову набок, с подозрением прищурился:
   — Так вас послали шпионить за мной?
   Молли рассмеялась, хотя это несколько портило ее имидж богатой сучки.
   — Уж поверьте, я последняя из тех, кому доверят столь ответственное поручение. Я в этой семейке считаюсь «синим чулком». — И, перекрестившись, добавила:
   — Ей-богу, Кевин, чтоб мне пропасть, если выдам вас. Поведайте, что вы задумали?
   — Люблю иногда разогреть кровь и не вижу в этом ничего плохого.
   Но Молли не успокоилась:
   — Разве вашим приятельницам все равно, что с вами будет?
   — Если хотите что-то узнать о моей интимной жизни, так и скажите. По крайней мере доставите мне удовольствие посоветовать вам не совать нос в чужие дела.
   — Зачем мне подробности вашей интимной жизни?
   — Вот и мне интересно — зачем?
   Молли окинула его мрачным взглядом.
   — Просто гадала, где вы находите своих дам. Выписываете по каталогу? Или шарите в Интернете? Я слышала, что есть фирмы, специализирующиеся на помощи одиноким американцам. Ищут им партнерш за границей. Видимо, сами они, бедняги, не в силах справиться. Да-да, я видела такие снимки.
   «Двадцатилетняя русская красавица. Играет классику на фортепьяно в голом виде, в свободное время пишет эротические романы, жаждет включить в свой репертуар „Янки Дудль“».
   К сожалению, вместо того чтобы оскорбиться, Кевин рассмеялся;
   — Я встречаюсь и с американками тоже.
   — Готова поклясться, последние в печальном меньшинстве.
   — Вам никто не говорил, что вы чересчур пронырливы?
   — Я писатель. Любопытство — профессиональное качество. — Молли перешла в атаку:
   — Расскажите о своей семье/
   — Рассказывать почти нечего. Я — эс-эс.
   Сукин сын? Скользкий слизняк?
   Кевин ухмыльнулся и водрузил ноги на журнальный столик.
   — Сын священника. В четвертом поколении, в зависимости от чего считать.
   — О да, я, кажется, читала. Значит, в четвертом поколении?
   — Мой отец был методистским священником, сыном методистского священника, а тот, в свою очередь, был внуком одного из старых методистских бродячих проповедников, что несли слово Божие в самые глухие уголки нашей страны.
   — Так вот почему в ваших жилах течет столь буйная кровь! Гены прадеда-миссионера.
   — Уж конечно, не папаши. Потрясный был парень, но рисковым малым его не назовешь. Типичный кабинетный ученый. Совсем как вы. Разве что повежливее, — усмехнулся Кевин.
   Молли предпочла пропустить ехидный намек мимо ушей.
   — Его уже нет в живых?
   — Умер лет шесть назад. Ему был пятьдесят один год, когда я родился.
   — А ваша мать?
   — Ушла в мир иной полтора года назад. Она тоже была немолода. Буквально глотала книги, была председателем исторического общества. Увлекалась генеалогией. Помню, с каким нетерпением родители ждали лета. Эти месяцы были лучшими в их жизни.
   — Загорали на багамских пляжах в чем мать родила?
   — Не совсем, — покачал головой Кевин. — Мы все отправлялись в летний лагерь методистской церкви в северном Мичигане. Он принадлежал моей семье испокон века.
   — Ваша семья владела летним лагерем?
   — Да, с маленькими домиками и большой старой деревянной молельней, в которой проходили службы. Мне приходилось проводить там все каникулы, пока не исполнилось пятнадцать, а потом я взбунтовался.
   — Должно быть, они не раз гадали, каким образом им удалось зачать такого сына.
   — Не то слово, — вздохнул Кевин. — А как насчет вас?
   — Я сирота, — небрежно, как всегда в таких случаях, бросила Молли, хотя в горле застрял комок.
   — Мне казалось, что Берт женился исключительно на шоу-герлз, — усмехнулся Кевин, но, судя по тому, с каким видом перевел взгляд с ярко-алых лохм на весьма скромную грудь, вряд ли он поверил, что в ее генетическом фонде переливается мишура и сверкают бисер с блестками.
   — Моя мать была хористкой в «Сэндз». Она стала третьей женой Берта. Погибла, когда мне было два года. Летела на курорт отпраздновать развод.
   — У вас с Фэб разные матери?
   — Разные. Мать Фэб была его первой женой, хористка во «Фламинго».
   — Я никогда не встречался с Бергом Сомервилем, но, судя по слухам, человеком он был нелегким.
   — К счастью, он отправил меня в пансион, едва мне исполнилось пять лет. До этого в доме постоянно сменялись хорошенькие няни.
   — Интересно.
   Он спустил ноги со столика и нацепил на нос темные очки от Рево в серебряной оправе. Молли вздохнула. Двести семьдесят долларов в «Маршалл Филдз».
 
   Дафна примерила темные очки, выпавшие из кармана Бенни, и наклонилась, чтобы полюбоваться своим отражением в пруду. Parfait.^[5] (Она была уверена, что французский лучше всего подходит для описания ее внешности.)
   — Эй! — окликнул сзади Бенни.
   Плюх!
   Очки соскользнули с носа прямо в воду.
 
   Кевин поднялся с дивана — гибко, одним движением, словно наполняя комнату неукротимой энергией.
   — Куда вы? — полюбопытствовала Молли.
   — Прогуляюсь немного. Глотну свежего воздуха.
   — Далеко собрались?
   Кевин снял очки, щелкнул дужками.
   — Приятно потолковать с вами, но, думаю, с меня пока хватит расспросов руководства.
   — Я уже объясняла, что не имею никакого отношения к руководству.
   — А доля в «Старз»? Это автоматически ставит вас в ранг начальства.
   — Ладно, не буду спорить. Руководство желает знать, куда вас несет.
   — Кататься на лыжах. Какие-то проблемы?
   Еще нет, но будут.
   — В округе только одна альпийская лыжня. Спуск высотой всего сто двадцать футов. Что такое сто двадцать футов для храбреца вроде вас? Раз плюнуть.
   — Черт!
   Молли поспешно скрыла улыбку.
   — Значит, похожу по равнине, — решил он. — Я слышал, что здесь есть трассы мирового класса.
   — Снегу слишком мало.
   — Значит, поищу аэродром! — бросил он, метнувшись к шкафу.
   — Нет! Лучше отправимся… отправимся в поход!
   — В поход? — переспросил Кевин с таким видом, словно она предложила ему полюбоваться на птичек.
   Молли лихорадочно соображала, что сказать.
   — Знаете, в скалах есть узкая и очень опасная тропа. Ее закрывают, когда начинается ветер или хотя бы слабый снежок, но я знаю, как пробраться к ней в обход. Правда, советую хорошенько подумать, прежде чем согласиться. Тропа узкая, обледеневшая — если оступиться, то можно полететь вниз и разбиться.
   — Сочиняете.
   — У меня не такое богатое воображение.
   — Вы писательница.
   — Детские книги. Никакого насилия. Но если хотите стоять здесь и болтать все утро — дело ваше. Я, пожалуй, отправлюсь одна. Небольшое приключение не помешает.
   Ей, кажется, удалось привлечь его внимание.
   — Ну что ж, тогда в путь.
 
   Они прекрасно провели время, хотя Молли так и не сумела отыскать обещанную опасную тропу — может, потому, что в самом деле все придумала. На вершине скалы, куда им удалось взобраться, было холодно и ветрено, однако Кевин не жаловался. Он попытался взять ее за руку в особенно скользком месте, но Молли, пронзив футболиста презрительным взглядом, посоветовала ему заботиться о себе, поскольку она не собиралась спасать его каждый раз, когда он станет пугаться любой наледи.
   Кевин рассмеялся и вскочил на груду скользких камней.
   При виде гиганта, стоявшего лицом к серой воде с гордо откинутой головой и взъерошенными ветром русыми волосами, она ощутила странное волнение.
   Молли даже забыла о твердом намерении всячески высмеивать его, и оба веселились от души. К тому времени как они вернулись домой, ее зубы стучали от холода, хотя все потайные женские местечки горели, словно обожженные.
   Кевин сбросил пальто и потер ладони.
   — Неплохо бы воспользоваться горячей ванной.
   Неплохо бы воспользоваться его горячим телом…
   — Ради Бога. А мне нужно работать.
   Почти бегом направляясь к мансарде, Молли вспомнила, как Фэб однажды сказала ей: «Когда растешь в таком окружении, как мы, Молл, оголтелый секс кажется чем-то вроде змеиной ямы. Нам нужна настоящая любовь, верная и искренняя, и готова поклясться, что, прыгая из постели в постель, такой не встретишь».
   Хотя Молли никогда не прыгала из постели в постель, она все же признавала правоту сестры. К сожалению, она, здоровая двадцатисемилетняя женщина с нормальными физическими потребностями, до сих пор не нашла настоящей любви. И что же тут поделать? Вот если бы во время их прогулки Кевин выказал себя пошлым ничтожеством… Но он ни разу не заговорил о футболе. Они беседовали о книгах, жизни в Чикаго и рок-музыке.
   Так и не сумев сосредоточиться на Дафне, Молли придвинула компьютер, чтобы поработать над статьей «Петтинг и осторожность: далеко ли позволишь себе зайти?». Но эта тема навеяла еще большую тоску.
   К концу первого года учебы в колледже она до смерти устала ожидать пришествия Великой Страсти и решила забыть о чистой любви и довольствоваться искренней симпатией к парню, с которым встречалась несколько месяцев. Но потеря девственности обернулась ошибкой. Молли почти возненавидела беднягу и поняла, насколько была права Фэб — она не создана для случайных связей.
   Пару лет спустя она убедила себя, будто достаточно неравнодушна к мужчине, чтобы попытаться снова. Он оказался умным, тонким и очаровательным, но мучительная грусть не покидала ее, пока продолжался их роман, и ушла лишь много недель спустя.
   С тех пор у нее было много друзей-мужчин. Именно друзей, а не любовников, и Молли сделала все, чтобы сублимировать сексуальные порывы, усиленно работая и общаясь с приятелями. Пусть целомудрие теперь не в моде, но секс казался эмоциональной трясиной для женщины, до пятнадцати лет вообще не знавшей любви. Так почему она все еще думает об этом?
   Да потому что она всего-навсего человек из плоти и крови, а защитник «Старз» — профессиональный соблазнитель, сплошное искушение.
   Молли застонала, с ненавистью взглянула на компьютер и вынудила себя приступить к делу.
   В пять она услышала стук захлопнувшейся входной двери. К семи статья была почти готова. К сожалению, тема вызвала в ней не только раздражение. Ощущая острое возбуждение, Молли снова позвонила Джанин, но подруги не оказалось дома. Она спустилась вниз и посмотрелась в кухонное зеркало. В такой час магазины уже закрыты, иначе она выбежала бы за краской для волос. Может, просто остричься под «ежик», как два года назад? Ей это даже шло, значит, попробовать не мешает…
   Она лжет себе. Ужаснее той стрижки только этот красный цвет волос.
   Молли схватила диетический хлеб, сделала бутерброд, с жадностью его сжевала, а потом принялась выуживать зефиринки из картонки с мороженым «Роки-роуд». Наконец она схватила альбом и устроилась перед камином. Но сказалась бессонная ночь, и вскоре ее веки потяжелели…