Лорд Дерби признавал, что отмена контракта создала значительные трудности для барона Рейтера. Томсон получил поручение сообщить персидскому правительству, что, хотя английское правительство не поддержит контракт барона, оно «было бы довольно, если бы ему позволили извлечь выгоду от любой его части, которую персидское Правительство могло бы считать свободной от протеста».
Шах и мирза Хосейн-хан рассмотрели дело Рейтера на закрытом заседании, не обратив никакого внимания на умеренное представление английской миссии.
Потерпев неудачу в попытке получить помощь, Рейтер обратился к шантажу. В частном послании к Дерби он объявил, что русская компания предложила ему передать концессию на определенных условиях.
Угрозу, подразумеваемую в послании Рейтера, следовало воспринимать всерьез. Он никогда не вызывал доверия у англичан, частично из-за религиозного и социального предубеждения: Рейтер был иудеем и иностранцем. Кроме того, было известно его зачастую сомнительное поведение. Уже летом 1873 г., после заявления лорда Гренвилля о позиции Британии в отношении его концессии, по Тегерану поползли слухи о том, что Рейтер предложил правительству России принять его под свою защиту.
В октябре 1873 г. В.Т. Томсон отправил телеграмму в министерство иностранных дел о том, что Рейтер получил поддержку ряда великих европейских держав и было решено создать для его концессии международную защиту. Летом 1874 г. Рейтер путешествовал по нескольким европейским столицам, включая Санкт-Петербург. Персидский посланник в Санкт-Петербурге мирза Абд ор-Рахим-хан Саид ол-Молк сообщил, что Рейтер пробыл в России «в течение двух или трех недель». Его главной целью, писал Саид ол-Молк, была продажа его прав русскому правительству, если это не удастся, то пригласить состоятельных людей к участию. Он даже преуспел в смягчении позиции некоторых членов Английского клуба, который он посещал каждый день. Как только власти узнали об этом, они посоветовали этим людям держаться подальше от него.
Почти одновременно В.Т. Томсон сообщил о своих подозрениях из Тегерана. «Я склонен поверить, что по данному вопросу установлено взаимопонимание (непосредственно или косвенно) между бароном Рейтером и русским правительством».
В ответе на угрозу Рейтера продать свои права русским лорд Дерби заявил, что, так как концессия отменена, Рейтеру нечего продавать. Все же в министерстве иностранных дел почувствовали беспокойство, поэтому Дерби предложил в случае отказа Рейтера от своих требований дать инструкции посланнику в Тегеране потребовать компенсацию за «его фактические расходы и труды с учетом, что не может быть оказано дипломатическое давление по этому вопросу»[5].
Если бы в министерстве иностранных дел были уверены, что русское правительство не купит права Рейтера, то ему не была бы предложена даже эта ограниченная надежда на помощь. Рейтер, концессию которого русские ни в коем случае не хотели сохранить, ответил, что не рассматривает свою концессию как аннулированную, принимал предложенную помощь.
Дело Рейтера, которое на протяжении почти двух лет будоражило три столицы, казалось, подходило к концу. Ничто, за исключением кардинального изменения в политической ситуации в Тегеране, не могло возродить его. Внезапное появление охотника за новой концессией осуществило такой поворот и вдохнуло новую жизнь в умирающую концессию Рейтера.
Неосторожная реплика шаха Горчакову о том, что это дело России – помочь Ирану строить железные дороги, не было забыто в Санкт-Петербурге. Как только концессия Рейтера была аннулирована, пришло время для ответного хода. Безразличие, проявленное англичанами к судьбе концессии, которая предоставляла им полный контроль над обширными владениями шаха, ободрило русских. При сердечной поддержке Горчакова было подготовлено несколько проектов в конце 1873 г. Барон фон Фалькенгаген, отставной генерал, построивший железные дороги в Закаспийской области, был выдвинут правительством и определен под руководство министерства иностранных дел. Он получил инструкции от правительства добиваться концессии для строительства железной дороги от русской границы в Джульфе на Араксе до Тебриза, второго по величине города Персии и столицы провинции Иранский Азербайджан. Кроме того, он должен был гарантировать будущей железнодорожной компании право на угольные шахты в пятидесятимильной зоне вдоль дороги Джульфа – Тебриз, в случае обнаружения там залежей угля.
Хотя русская миссия в Тегеране не должна была принимать явное участие в деловых отношениях Фалькенгагена с персидским правительством, именно миссия несла основное бремя переговоров.
Фалькенгаген прибыл в Тегеран в июне 1874 г. Была предпринята попытка сохранить тайну его миссии, но это способствовало возрастанию любопытства английского представительства. В своем первом сообщении о Фалькенгагене В.Т. Томсон отметил: «В отличие от других русских чиновников, посещающих эту страну, он держался в стороне от местного европейского общества».
Поскольку никакая тайна не сохранялась в Тегеране дольше нескольких дней, Томсон вскоре выяснил, что цель Фалькенгагена состояла в получении концессии для строительства железной дороги от Джульфы до Тебриза.
Очень скоро Томсон выяснил, что Фалькенгаген имел «рекомендательное письмо от русского Министерства иностранных дел русскому Посланнику здесь» и просил персидское правительство гарантировать 6,5 процента оборота с капитала, который он вложит в железную дорогу. Из одного своего источника Томсон узнал также, что Хаджи мирза Джавад, влиятельный первосвященник Тебриза, сердечно советовал шаху предоставить концессию по этой дороге и обещал использовать свое влияние в Азербайджане, чтобы необходимая земля была получена от нескольких владельцев бесплатно.
Вскоре после своего прибытия в Тегеран и дружеской встречи с министром иностранных дел мирзой Хосейн-ханом Фалькенгаген представил персидскому правительству проект концессии по железной дороге. Он обязался построить и управлять за свой собственный счет дорогой между Джульфой и Тебризом. Статья 1 гласила: чтобы соединить эту железную линию с дорогами Европы, правительство Персии будет просить правительство России построить железную дорогу от Тифлиса до персидской границы в Джульфе или в другом месте на Араксе поблизости от Джульфы. Концессия не могла быть передана никому, кроме компании, которую создаст Фалькенгаген и которая соответствовала бы «законам России в отношении железнодорожных компаний» (статья 2).
Строительство дороги Джульфа – Тебриз должно начаться не позже чем через шесть месяцев после начала строительства дороги Тифлис – Джульфа. Сумма, которая будет определена позже, должна быть внесена Фалькенгагеном в Русский банк как гарантия выполнения этого обязательства (статья 3).
Концессия будет действовать срок, указанный в статье 3; и в течение 44 лет после открытия дороги железная дорога будет во владении компании (статья 6).
Статья 8 из проекта Фалькенгагена гласит: правительство Персии гарантирует компании со дня завершения строительства и начала работы железной дороги до истечения срока действия этой концессии ежегодную чистую прибыль в 6,5 процента от капитала компании, то есть 223 600 рублей в год. Прибыль отчислялась от номинального капитала компании и фонда погашения в течение 44 лет.
Если работа Тебризской железной дороги не даст чистого дохода в 223 600 рублей, правительство Персии обязуется покрыть дефицит независимо от величины, выплатив наличными компании за каждый год половину причитающейся суммы за первые шесть месяцев на 1 января и следующую половину на 1 июля по европейскому календарю; и выплачивать эти деньги компании пунктуально в течение всего срока концессии со дня начала работы дороги.
Компания, в свою очередь, примет на себя обязательства выплачивать правительству Персии 50 процентов своей прибыли каждый раз, когда прибыль будет получена, пока не вернет все вложенные деньги и не получит 5 процентов дохода (статья 9). Чтобы гарантировать ежегодную минимальную прибыль в 6,5 процента, персидское правительство передает компании на полный период концессии таможню в Тебризе, которой будет руководить международное таможенное управление в деревне Джульфа или в другом месте границы, что будет установлено отдельным соглашением между правительствами Персии и России.
В статье 10 говорилось, что компания Фалькенгагена будет также получать 10 процентов от прибыли в резервный фонд, который будет использоваться для ремонта, строительства и т. д. Если какие-либо деньги останутся в фонде по истечении срока концессии, они будут распределены между акционерами (статья 11).
По истечении концессии персидское правительство будет владеть железной дорогой со всем подвижным составом, за исключением паровозов и вагонов, которые могли быть куплены дополнительно после начала работы дороги. Все здания, движимое или недвижимое имущество, которое компания купила или установила за свои собственные деньги, независимо от того, предназначалось ли оно для строительства железной дороги, должны рассматриваться как собственность компании (статья 12). Компания должна иметь право устанавливать пассажирскую и другие платы (статья 13); строить телеграфную линию вдоль дороги (статья 14); ей разрешается добывать уголь, если он будет найден, в пределах пятидесятимильной зоны вдоль всей длины железной дороги (статья 17). Компания должна быть освобождена от таможенных сборов и налогов с материалов и инструментов, необходимых для строительства и пуска линии (статья 19), а также от налогов со сделок, земли или дохода (статья 20).
Компания будет назначать совет директоров: «Это представительство и весь обслуживающий персонал компании должны быть под защитой русской миссии и консульств» (статья 21). Все споры, затрагивающие компанию, должны рассматриваться смешанной комиссией, два члена которой будут назначены компанией и два персидским правительством, под председательством русского консула. Решения, которые станут обязательными, будут достигнуты большинством голосов, президенту позволено преодолеть равный счет своим голосом (статья 22). Таковы были главные положения проекта Фалькенгагена.
Хотя предложенная Фалькенгагеном концессия была намного меньше по размаху концессии Рейтера, многие условия были более тяжелыми. Так называемое частное предприятие было попыткой установить контроль правительства России над частью Персии, причем сделать это за счет Персии. В соответствии со статьей 8 персидское правительство было обязано субсидировать железную дорогу, но финансовые ресурсы шаха были, в лучшем случае, сомнительны, поэтому статья 9 утверждала залог таможен Тебриза. Это была первая попытка заставить шаха заложить таможни.
Риск для инвестора является классическим оправданием прибыли с капитала. Фалькенгаген или правительство России не хотели рисковать. Прибыль в размере 6,5 процента, свободная от всех налогов, была бы получена, даже если компания не сделала бы ни единого шага. Персидское правительство не могло приобрести железную дорогу и подвижной состав в течение сорока четырех лет с начала действия концессии. Статья 12 гарантировала, что Персия получит только те паровозы и вагоны, которые эксплуатировались в течение сорока четырех лет, а к тому времени от них ничего бы не осталось.
Персидскому правительству не был предоставлен контроль над железной дорогой, а комиссия для урегулирования споров была организована так, по статье 22, что каждый спор неизбежно выиграла бы Россия. Фактически русские присутствовали бы на суде над собой. Возможно, самым неприятным аспектом предложенной концессии был ее официальный характер, необходимость иметь дело с правительством России, обязательство соблюдать законы России, регулирующие действия русских железных дорог, совместная деятельность азербайджанской таможни, власть русского генерального консула в урегулировании споров.
Шах и его министр иностранных дел поняли значение предложений Фалькенгагена, но у них не хватило патриотичности, чтобы наотрез отвергнуть их. Единственное, что их беспокоило, была возможная потеря денег из-за обязательства гарантировать Фалькенгагену 6,5 процента дохода от вложенного капитала, а также отказ от контроля над тебризской таможней. Шах и его министр были не готовы защищать страну, но ревностно охраняли царскую казну. Мирза Хосейн-хан открыто признал это В.Т. Томсону, которому он сказал, что Фалькенгаген настаивает на статьях по таможне и гарантиях, Персия будет отказываться предоставлять концессию на таких условиях, но может согласиться в случае, если эти положения будут убраны.
Промедление казалось лучшим методом в деле с Фалькенгагеном.
Ему позволили ждать в Тегеране, но он не получил никакого ответа на свои предложения. Если бы он представлял частную фирму, как Котте и Коллинз, этот метод принес бы успех. Однако за Фалькенгагеном стоял А.Ф. Бегер, посланник России. Неоднократно и настойчиво он убеждал шаха подписать контракт. 30 июля 1874 г. на частной аудиенции у шаха в присутствии мирзы Хосейн-хана русский посланник обвинил министра во враждебности к России и настаивал, чтобы шах принял предложения Фалькенгагена. Об этой сцене мирза Хосейн-хан немедленно сообщил В.Т. Томсону.
Через несколько дней Бегер пригласил нескольких персидских министров и, наконец, мирзу Хосейн-хана. Он жаловался на задержку с переговорами и спросил, вызвана ли задержка на переговорах рекомендациями Томсона или это Хосейн-хан сделал самостоятельно. Мирза Хосейн-хан признал, что Томсон был информирован о переговорах, но утверждал, что после нападок Бегера на него в присутствии шаха отказался от этих встреч.
Давление, оказываемое русской миссией, росло так интенсивно, что шах по совету Хосейн-хана послал взволнованную телеграмму персидскому посланнику в Санкт-Петербурге, прося о помощи: «Скажите Горчакову, что русский посланник и генерал Фалькенгаген настаивают на получении немедленного ответа относительно железнодорожной концессии; дело такого рода не может быть закончено через несколько дней и не является предметом для официальных переговоров; нужно предоставить время для изучения данного вопроса; русская миссия вмешивается, как будто этот вопрос является официальным; а в вопросе о концессии Рейтера от начала и до сих пор ни английское правительство, ни его миссия не вмешались ни устно, ни письменно».
Чтобы избежать новых неприятных разговоров, Насреддин-шах предоставил мучительную задачу противостояния Бегеру своим министрам и отбыл из столицы, чтобы предаться удовольствиям охоты.
Просьба шаха не имела никакого эффекта в Санкт-Петербурге. В Тегеране Фалькенгаген потребовал ответ на свои предложения так, чтобы он «мог или удовлетворить персидские представления, или возвратиться без дальнейшей потери времени домой».
17 сентября 1874 г. мирза Хосейн-хан объяснил Фалькенгагену, что шах отказался подписать статьи, имеющие отношение к гарантиям и таможне: «Если эти два условия будут убраны из соглашения, персидские министры будут готовы вести переговоры с Вами, чтобы обсудить другие статьи».
Фалькенгаген ощущал уклончивость в послании Хосейн-хана. Он ответил письмом, в конце которого ясно указал, что предложенная им концессия соответствует устремлениям русского правительства.
На этой стадии деловые отношения частного предпринимателя с мирзой Хосейн-ханом были показаны как столкновение между несчастной Персией и ее могущественным северным соседом.
21 сентября Бегер возобновил свои нападки на уже истрепанные нервы мирзы Хосейн-хана, сообщив ему о телеграмме, только что полученной из Санкт-Петербурга. В ней говорилось, что русский посол в Лондоне узнал об иностранном влиянии, оказанном на шаха, чтобы навредить делу Фалькенгагена. Это иностранное влияние было спровоцировано персидским министром иностранных дел Хосейн-ханом… Бегер далее сказал, что это стало известно императору, который был возмущен его поведением.
Мирза Хосейн-хан исчерпал до конца свои дипломатические возможности. Единственный способ остановить
Россию от принуждения Персии к концессии Фалькенгагена состоял в том, чтобы обратиться за британской поддержкой. В министерстве иностранных дел лорд Тендерден предложил использовать требования Рейтера, чтобы не дать России получить то, что британский подданный потерял.
Министр иностранных дел лорд Дерби колебался. Из Тегерана прибывали сообщения В.Т. Томсона, которые указывали, что генерал Фалькенгаген, который вел тогда переговоры с министром общественных работ Хасаном Али-ханом, по политическим причинам мог подписать концессию без пунктов о гарантиях.
Лорд Дерби все еще колебался. Через несколько дней персидский посланник в Лондоне мирза Малькам-хан встретил лорда Тендердена в министерстве иностранных дел и потребовал от него предпринять все усилия, чтобы предотвратить осуществление концессии Фалькенгагена.
В то время как лорд Дерби колебался, В.Т. Томсон сделал некоторые предварительные шаги для возрождения притязаний Рейтера как оружия против русских требований. 8 октября он сказал мирзе Хосейн-хану, что в случае вмешательства русской миссии в дело по контракту Фалькенгагена английское правительство может отказаться от своего нейтралитета в отношении концессии Рейтера.
Была также написана записка, предназначенная для русских глаз: «Sachant qu'une concession pour la construction d'un chemin de fer entre Djoulfa et Tabriz, a la suite de l'intervention de la Legation de Russie, est en voie de negotiation… permettezmoi de vous observer que comme toute concession de cette nature serait nuisible aux interets du Baron Reuter dont la concession, quoique declaree nulle et vide par le Gouvt. Persan, reste encore une question ouverte, il est de mon devoir de vous prevenir par ce moyen que je reserve a mon Gouvt. Le droit de prendre les mesures qu'il jugerait convenables dans les circonstances cidessus mentionnees))[6].
Рейтер сразу возобновил свои требования. Генри Коллинз направил мирзе Хосейн-хану протест: «Стало известно, что персидские министры предоставили или собираются предоставить русскому частному лицу, группе лиц, компании или ассоциации концессию для строительства линии железной дороги от русско-персидской границы в Джульфе до Тебриза. Я, являясь агентом барона Рейтера в Тегеране, заявляю, что такая концессия будет нарушением, а именно нарушением прав барона Рейтера. От его имени и в его защиту я возражаю против такого нарушения прав барона Рейтера и возлагаю всю ответственность за это на персидское правительство».
Мирза Хосейн-хан ответил, что персидское правительство неоднократно разъясняло основания, по которым концессия была аннулирована, после чего персидское правительство имело полную свободу действий, и поэтому «так называемый протест» Рейтера незаконен.
Английский посланник, который, наконец, получил поручение Дерби официально вмешаться в защиту Рейтера, поддержал протест Коллинза прямолинейным заявлением, предназначенным больше не для персидского правительства, а для русской миссии. Томсон напомнил, что английское правительство не поддерживало контракт Рейтера, «пока он оставался в силе», но теперь правительство ее величества считает, что барон Рейтер имеет все основания требовать компенсации своих убытков. Поэтому он просит персидское правительство приостановить рассмотрение концессии русской компании, пока дело барона Рейтера не будет закончено.
Русская миссия теперь поняла, что получила нового противника в Тегеране. Было почти невозможно запугиванием заставить персидское правительство подписать контракт Фалькенгагена, когда у него появилась британская поддержка. Чтобы построить железную дорогу до Тебриза, нужно было быстро договориться с шахом. К сожалению, русские документы, имевшие отношение к этому делу, не были изданы, а персидские источники недостаточны, чтобы точно определить, что происходило в конце ноября и в начале декабря 1874 г. Существует свидетельство, что Фалькенгаген, без консультации с Горчаковым, подписал контракт с персидским правительством на основе первоначального проекта концессии, но без пунктов контракта о гарантии.
Чтобы стимулировать шаха подписать контракт, Фалькенгаген дал мирзе Хосейн-хану «на чай» простой вексель на 50 тысяч русских империалов, чтобы оплатить его, когда концессия начнет действовать; этот документ был немедленно передан министром шаху, который положил его в свой сундук, где хранились его личные документы.
Русское правительство было разочаровано. Оно надеялось приобрести важную концессию даром для себя. Контракт был подписан, но его выполнение было связано с двумя неприятными вещами: инвестицией большой суммы без гарантии и обострением отношений с Англией.
Финансы России были в состоянии кризиса. Ее внутренние железные дороги строились с привлечением иностранного, в значительной степени французского, капитала. Министерство финансов настроено против замысла, который обещал потерю денег. Старый канцлер князь Горчаков чувствовал, что выгода от железной дороги в Тебризе будет несоразмерна с ценой, которую придется заплатить за противодействие Англии. Имелись другие, более важные проблемы, по которым две великие империи могли согласиться. Фалькенгаген получил рекомендацию написать мирзе Хосейн-хану, что его «компания» отказывается от железнодорожной концессии, которая была подписана им и персидским правительством, но вести работы, если персидское правительство вставит в текст старые пункты относительно гарантии и таможни.
В Тегеране переводчик русской миссии сказал мирзе Хосейн-хану, что царь был крайне раздосадован «неприемлемыми условиями, на которых была заключена концессия Фалькенгагена».
Персидское правительство, напуганное последствиями, которые могли произойти из-за краха концессии Фалькенгагена, сделало дружественные заявления России, предлагая генералу новые и более благоприятные условия. В письме к нему от 19 января 1875 г. мирза Хосейн-хан написал, что шах «в силу важных причин желает, чтобы это важное предприятие не было отложено», готов гарантировать компании годовой доход в 102 тысячи туманов, компенсируя разницу между данной суммой и доходом, полученным от работы железной дороги Джульфа – Тебриз. Что касается вопроса о таможне, Хосейн-хан предлагал закрепить ее доходы за компанией. «Но контролировать работу таможни должно было персидское правительство, которое выплачивало бы компании этот доход».
Гарантия, теперь предлагаемая Фалькенгагену, составляла 3 процента от русских инвестиций. Если бы страх финансового риска был определяющим фактором в соображениях России, она могла бы принять предложение. Однако уже было решено отказаться от всего проекта.
5 мая 1875 г. Фалькенгаген телеграфировал мирзе Хосейн-хану, требуя, чтобы «железнодорожная концессия, переданная ему, считалась недействительной и не имеющей законной силы».
Что касается двух соперничающих держав, вопрос о концессиях был закрыт. Только Рейтер не сумел понять, что еще раз оказался в проигрыше. Он упорствовал в своей попытке восстановить по меньшей мере часть своей первоначальной концессии или получить компенсацию наличными. День за днем Генри Коллинз бомбардировал мирзу Хосейн-хана жалобами, требованиями и предложениями; но английский посланник, потерявший всякий интерес к делу Рейтера, как только Фалькенгаген покинул сцену, не обеспечил его дипломатической поддержкой. 2 октября Коллинз уехал из Тегерана.
Глава 3
Шах и мирза Хосейн-хан рассмотрели дело Рейтера на закрытом заседании, не обратив никакого внимания на умеренное представление английской миссии.
Потерпев неудачу в попытке получить помощь, Рейтер обратился к шантажу. В частном послании к Дерби он объявил, что русская компания предложила ему передать концессию на определенных условиях.
Угрозу, подразумеваемую в послании Рейтера, следовало воспринимать всерьез. Он никогда не вызывал доверия у англичан, частично из-за религиозного и социального предубеждения: Рейтер был иудеем и иностранцем. Кроме того, было известно его зачастую сомнительное поведение. Уже летом 1873 г., после заявления лорда Гренвилля о позиции Британии в отношении его концессии, по Тегерану поползли слухи о том, что Рейтер предложил правительству России принять его под свою защиту.
В октябре 1873 г. В.Т. Томсон отправил телеграмму в министерство иностранных дел о том, что Рейтер получил поддержку ряда великих европейских держав и было решено создать для его концессии международную защиту. Летом 1874 г. Рейтер путешествовал по нескольким европейским столицам, включая Санкт-Петербург. Персидский посланник в Санкт-Петербурге мирза Абд ор-Рахим-хан Саид ол-Молк сообщил, что Рейтер пробыл в России «в течение двух или трех недель». Его главной целью, писал Саид ол-Молк, была продажа его прав русскому правительству, если это не удастся, то пригласить состоятельных людей к участию. Он даже преуспел в смягчении позиции некоторых членов Английского клуба, который он посещал каждый день. Как только власти узнали об этом, они посоветовали этим людям держаться подальше от него.
Почти одновременно В.Т. Томсон сообщил о своих подозрениях из Тегерана. «Я склонен поверить, что по данному вопросу установлено взаимопонимание (непосредственно или косвенно) между бароном Рейтером и русским правительством».
В ответе на угрозу Рейтера продать свои права русским лорд Дерби заявил, что, так как концессия отменена, Рейтеру нечего продавать. Все же в министерстве иностранных дел почувствовали беспокойство, поэтому Дерби предложил в случае отказа Рейтера от своих требований дать инструкции посланнику в Тегеране потребовать компенсацию за «его фактические расходы и труды с учетом, что не может быть оказано дипломатическое давление по этому вопросу»[5].
Если бы в министерстве иностранных дел были уверены, что русское правительство не купит права Рейтера, то ему не была бы предложена даже эта ограниченная надежда на помощь. Рейтер, концессию которого русские ни в коем случае не хотели сохранить, ответил, что не рассматривает свою концессию как аннулированную, принимал предложенную помощь.
Дело Рейтера, которое на протяжении почти двух лет будоражило три столицы, казалось, подходило к концу. Ничто, за исключением кардинального изменения в политической ситуации в Тегеране, не могло возродить его. Внезапное появление охотника за новой концессией осуществило такой поворот и вдохнуло новую жизнь в умирающую концессию Рейтера.
Неосторожная реплика шаха Горчакову о том, что это дело России – помочь Ирану строить железные дороги, не было забыто в Санкт-Петербурге. Как только концессия Рейтера была аннулирована, пришло время для ответного хода. Безразличие, проявленное англичанами к судьбе концессии, которая предоставляла им полный контроль над обширными владениями шаха, ободрило русских. При сердечной поддержке Горчакова было подготовлено несколько проектов в конце 1873 г. Барон фон Фалькенгаген, отставной генерал, построивший железные дороги в Закаспийской области, был выдвинут правительством и определен под руководство министерства иностранных дел. Он получил инструкции от правительства добиваться концессии для строительства железной дороги от русской границы в Джульфе на Араксе до Тебриза, второго по величине города Персии и столицы провинции Иранский Азербайджан. Кроме того, он должен был гарантировать будущей железнодорожной компании право на угольные шахты в пятидесятимильной зоне вдоль дороги Джульфа – Тебриз, в случае обнаружения там залежей угля.
Хотя русская миссия в Тегеране не должна была принимать явное участие в деловых отношениях Фалькенгагена с персидским правительством, именно миссия несла основное бремя переговоров.
Фалькенгаген прибыл в Тегеран в июне 1874 г. Была предпринята попытка сохранить тайну его миссии, но это способствовало возрастанию любопытства английского представительства. В своем первом сообщении о Фалькенгагене В.Т. Томсон отметил: «В отличие от других русских чиновников, посещающих эту страну, он держался в стороне от местного европейского общества».
Поскольку никакая тайна не сохранялась в Тегеране дольше нескольких дней, Томсон вскоре выяснил, что цель Фалькенгагена состояла в получении концессии для строительства железной дороги от Джульфы до Тебриза.
Очень скоро Томсон выяснил, что Фалькенгаген имел «рекомендательное письмо от русского Министерства иностранных дел русскому Посланнику здесь» и просил персидское правительство гарантировать 6,5 процента оборота с капитала, который он вложит в железную дорогу. Из одного своего источника Томсон узнал также, что Хаджи мирза Джавад, влиятельный первосвященник Тебриза, сердечно советовал шаху предоставить концессию по этой дороге и обещал использовать свое влияние в Азербайджане, чтобы необходимая земля была получена от нескольких владельцев бесплатно.
Вскоре после своего прибытия в Тегеран и дружеской встречи с министром иностранных дел мирзой Хосейн-ханом Фалькенгаген представил персидскому правительству проект концессии по железной дороге. Он обязался построить и управлять за свой собственный счет дорогой между Джульфой и Тебризом. Статья 1 гласила: чтобы соединить эту железную линию с дорогами Европы, правительство Персии будет просить правительство России построить железную дорогу от Тифлиса до персидской границы в Джульфе или в другом месте на Араксе поблизости от Джульфы. Концессия не могла быть передана никому, кроме компании, которую создаст Фалькенгаген и которая соответствовала бы «законам России в отношении железнодорожных компаний» (статья 2).
Строительство дороги Джульфа – Тебриз должно начаться не позже чем через шесть месяцев после начала строительства дороги Тифлис – Джульфа. Сумма, которая будет определена позже, должна быть внесена Фалькенгагеном в Русский банк как гарантия выполнения этого обязательства (статья 3).
Концессия будет действовать срок, указанный в статье 3; и в течение 44 лет после открытия дороги железная дорога будет во владении компании (статья 6).
Статья 8 из проекта Фалькенгагена гласит: правительство Персии гарантирует компании со дня завершения строительства и начала работы железной дороги до истечения срока действия этой концессии ежегодную чистую прибыль в 6,5 процента от капитала компании, то есть 223 600 рублей в год. Прибыль отчислялась от номинального капитала компании и фонда погашения в течение 44 лет.
Если работа Тебризской железной дороги не даст чистого дохода в 223 600 рублей, правительство Персии обязуется покрыть дефицит независимо от величины, выплатив наличными компании за каждый год половину причитающейся суммы за первые шесть месяцев на 1 января и следующую половину на 1 июля по европейскому календарю; и выплачивать эти деньги компании пунктуально в течение всего срока концессии со дня начала работы дороги.
Компания, в свою очередь, примет на себя обязательства выплачивать правительству Персии 50 процентов своей прибыли каждый раз, когда прибыль будет получена, пока не вернет все вложенные деньги и не получит 5 процентов дохода (статья 9). Чтобы гарантировать ежегодную минимальную прибыль в 6,5 процента, персидское правительство передает компании на полный период концессии таможню в Тебризе, которой будет руководить международное таможенное управление в деревне Джульфа или в другом месте границы, что будет установлено отдельным соглашением между правительствами Персии и России.
В статье 10 говорилось, что компания Фалькенгагена будет также получать 10 процентов от прибыли в резервный фонд, который будет использоваться для ремонта, строительства и т. д. Если какие-либо деньги останутся в фонде по истечении срока концессии, они будут распределены между акционерами (статья 11).
По истечении концессии персидское правительство будет владеть железной дорогой со всем подвижным составом, за исключением паровозов и вагонов, которые могли быть куплены дополнительно после начала работы дороги. Все здания, движимое или недвижимое имущество, которое компания купила или установила за свои собственные деньги, независимо от того, предназначалось ли оно для строительства железной дороги, должны рассматриваться как собственность компании (статья 12). Компания должна иметь право устанавливать пассажирскую и другие платы (статья 13); строить телеграфную линию вдоль дороги (статья 14); ей разрешается добывать уголь, если он будет найден, в пределах пятидесятимильной зоны вдоль всей длины железной дороги (статья 17). Компания должна быть освобождена от таможенных сборов и налогов с материалов и инструментов, необходимых для строительства и пуска линии (статья 19), а также от налогов со сделок, земли или дохода (статья 20).
Компания будет назначать совет директоров: «Это представительство и весь обслуживающий персонал компании должны быть под защитой русской миссии и консульств» (статья 21). Все споры, затрагивающие компанию, должны рассматриваться смешанной комиссией, два члена которой будут назначены компанией и два персидским правительством, под председательством русского консула. Решения, которые станут обязательными, будут достигнуты большинством голосов, президенту позволено преодолеть равный счет своим голосом (статья 22). Таковы были главные положения проекта Фалькенгагена.
Хотя предложенная Фалькенгагеном концессия была намного меньше по размаху концессии Рейтера, многие условия были более тяжелыми. Так называемое частное предприятие было попыткой установить контроль правительства России над частью Персии, причем сделать это за счет Персии. В соответствии со статьей 8 персидское правительство было обязано субсидировать железную дорогу, но финансовые ресурсы шаха были, в лучшем случае, сомнительны, поэтому статья 9 утверждала залог таможен Тебриза. Это была первая попытка заставить шаха заложить таможни.
Риск для инвестора является классическим оправданием прибыли с капитала. Фалькенгаген или правительство России не хотели рисковать. Прибыль в размере 6,5 процента, свободная от всех налогов, была бы получена, даже если компания не сделала бы ни единого шага. Персидское правительство не могло приобрести железную дорогу и подвижной состав в течение сорока четырех лет с начала действия концессии. Статья 12 гарантировала, что Персия получит только те паровозы и вагоны, которые эксплуатировались в течение сорока четырех лет, а к тому времени от них ничего бы не осталось.
Персидскому правительству не был предоставлен контроль над железной дорогой, а комиссия для урегулирования споров была организована так, по статье 22, что каждый спор неизбежно выиграла бы Россия. Фактически русские присутствовали бы на суде над собой. Возможно, самым неприятным аспектом предложенной концессии был ее официальный характер, необходимость иметь дело с правительством России, обязательство соблюдать законы России, регулирующие действия русских железных дорог, совместная деятельность азербайджанской таможни, власть русского генерального консула в урегулировании споров.
Шах и его министр иностранных дел поняли значение предложений Фалькенгагена, но у них не хватило патриотичности, чтобы наотрез отвергнуть их. Единственное, что их беспокоило, была возможная потеря денег из-за обязательства гарантировать Фалькенгагену 6,5 процента дохода от вложенного капитала, а также отказ от контроля над тебризской таможней. Шах и его министр были не готовы защищать страну, но ревностно охраняли царскую казну. Мирза Хосейн-хан открыто признал это В.Т. Томсону, которому он сказал, что Фалькенгаген настаивает на статьях по таможне и гарантиях, Персия будет отказываться предоставлять концессию на таких условиях, но может согласиться в случае, если эти положения будут убраны.
Промедление казалось лучшим методом в деле с Фалькенгагеном.
Ему позволили ждать в Тегеране, но он не получил никакого ответа на свои предложения. Если бы он представлял частную фирму, как Котте и Коллинз, этот метод принес бы успех. Однако за Фалькенгагеном стоял А.Ф. Бегер, посланник России. Неоднократно и настойчиво он убеждал шаха подписать контракт. 30 июля 1874 г. на частной аудиенции у шаха в присутствии мирзы Хосейн-хана русский посланник обвинил министра во враждебности к России и настаивал, чтобы шах принял предложения Фалькенгагена. Об этой сцене мирза Хосейн-хан немедленно сообщил В.Т. Томсону.
Через несколько дней Бегер пригласил нескольких персидских министров и, наконец, мирзу Хосейн-хана. Он жаловался на задержку с переговорами и спросил, вызвана ли задержка на переговорах рекомендациями Томсона или это Хосейн-хан сделал самостоятельно. Мирза Хосейн-хан признал, что Томсон был информирован о переговорах, но утверждал, что после нападок Бегера на него в присутствии шаха отказался от этих встреч.
Давление, оказываемое русской миссией, росло так интенсивно, что шах по совету Хосейн-хана послал взволнованную телеграмму персидскому посланнику в Санкт-Петербурге, прося о помощи: «Скажите Горчакову, что русский посланник и генерал Фалькенгаген настаивают на получении немедленного ответа относительно железнодорожной концессии; дело такого рода не может быть закончено через несколько дней и не является предметом для официальных переговоров; нужно предоставить время для изучения данного вопроса; русская миссия вмешивается, как будто этот вопрос является официальным; а в вопросе о концессии Рейтера от начала и до сих пор ни английское правительство, ни его миссия не вмешались ни устно, ни письменно».
Чтобы избежать новых неприятных разговоров, Насреддин-шах предоставил мучительную задачу противостояния Бегеру своим министрам и отбыл из столицы, чтобы предаться удовольствиям охоты.
Просьба шаха не имела никакого эффекта в Санкт-Петербурге. В Тегеране Фалькенгаген потребовал ответ на свои предложения так, чтобы он «мог или удовлетворить персидские представления, или возвратиться без дальнейшей потери времени домой».
17 сентября 1874 г. мирза Хосейн-хан объяснил Фалькенгагену, что шах отказался подписать статьи, имеющие отношение к гарантиям и таможне: «Если эти два условия будут убраны из соглашения, персидские министры будут готовы вести переговоры с Вами, чтобы обсудить другие статьи».
Фалькенгаген ощущал уклончивость в послании Хосейн-хана. Он ответил письмом, в конце которого ясно указал, что предложенная им концессия соответствует устремлениям русского правительства.
На этой стадии деловые отношения частного предпринимателя с мирзой Хосейн-ханом были показаны как столкновение между несчастной Персией и ее могущественным северным соседом.
21 сентября Бегер возобновил свои нападки на уже истрепанные нервы мирзы Хосейн-хана, сообщив ему о телеграмме, только что полученной из Санкт-Петербурга. В ней говорилось, что русский посол в Лондоне узнал об иностранном влиянии, оказанном на шаха, чтобы навредить делу Фалькенгагена. Это иностранное влияние было спровоцировано персидским министром иностранных дел Хосейн-ханом… Бегер далее сказал, что это стало известно императору, который был возмущен его поведением.
Мирза Хосейн-хан исчерпал до конца свои дипломатические возможности. Единственный способ остановить
Россию от принуждения Персии к концессии Фалькенгагена состоял в том, чтобы обратиться за британской поддержкой. В министерстве иностранных дел лорд Тендерден предложил использовать требования Рейтера, чтобы не дать России получить то, что британский подданный потерял.
Министр иностранных дел лорд Дерби колебался. Из Тегерана прибывали сообщения В.Т. Томсона, которые указывали, что генерал Фалькенгаген, который вел тогда переговоры с министром общественных работ Хасаном Али-ханом, по политическим причинам мог подписать концессию без пунктов о гарантиях.
Лорд Дерби все еще колебался. Через несколько дней персидский посланник в Лондоне мирза Малькам-хан встретил лорда Тендердена в министерстве иностранных дел и потребовал от него предпринять все усилия, чтобы предотвратить осуществление концессии Фалькенгагена.
В то время как лорд Дерби колебался, В.Т. Томсон сделал некоторые предварительные шаги для возрождения притязаний Рейтера как оружия против русских требований. 8 октября он сказал мирзе Хосейн-хану, что в случае вмешательства русской миссии в дело по контракту Фалькенгагена английское правительство может отказаться от своего нейтралитета в отношении концессии Рейтера.
Была также написана записка, предназначенная для русских глаз: «Sachant qu'une concession pour la construction d'un chemin de fer entre Djoulfa et Tabriz, a la suite de l'intervention de la Legation de Russie, est en voie de negotiation… permettezmoi de vous observer que comme toute concession de cette nature serait nuisible aux interets du Baron Reuter dont la concession, quoique declaree nulle et vide par le Gouvt. Persan, reste encore une question ouverte, il est de mon devoir de vous prevenir par ce moyen que je reserve a mon Gouvt. Le droit de prendre les mesures qu'il jugerait convenables dans les circonstances cidessus mentionnees))[6].
Рейтер сразу возобновил свои требования. Генри Коллинз направил мирзе Хосейн-хану протест: «Стало известно, что персидские министры предоставили или собираются предоставить русскому частному лицу, группе лиц, компании или ассоциации концессию для строительства линии железной дороги от русско-персидской границы в Джульфе до Тебриза. Я, являясь агентом барона Рейтера в Тегеране, заявляю, что такая концессия будет нарушением, а именно нарушением прав барона Рейтера. От его имени и в его защиту я возражаю против такого нарушения прав барона Рейтера и возлагаю всю ответственность за это на персидское правительство».
Мирза Хосейн-хан ответил, что персидское правительство неоднократно разъясняло основания, по которым концессия была аннулирована, после чего персидское правительство имело полную свободу действий, и поэтому «так называемый протест» Рейтера незаконен.
Английский посланник, который, наконец, получил поручение Дерби официально вмешаться в защиту Рейтера, поддержал протест Коллинза прямолинейным заявлением, предназначенным больше не для персидского правительства, а для русской миссии. Томсон напомнил, что английское правительство не поддерживало контракт Рейтера, «пока он оставался в силе», но теперь правительство ее величества считает, что барон Рейтер имеет все основания требовать компенсации своих убытков. Поэтому он просит персидское правительство приостановить рассмотрение концессии русской компании, пока дело барона Рейтера не будет закончено.
Русская миссия теперь поняла, что получила нового противника в Тегеране. Было почти невозможно запугиванием заставить персидское правительство подписать контракт Фалькенгагена, когда у него появилась британская поддержка. Чтобы построить железную дорогу до Тебриза, нужно было быстро договориться с шахом. К сожалению, русские документы, имевшие отношение к этому делу, не были изданы, а персидские источники недостаточны, чтобы точно определить, что происходило в конце ноября и в начале декабря 1874 г. Существует свидетельство, что Фалькенгаген, без консультации с Горчаковым, подписал контракт с персидским правительством на основе первоначального проекта концессии, но без пунктов контракта о гарантии.
Чтобы стимулировать шаха подписать контракт, Фалькенгаген дал мирзе Хосейн-хану «на чай» простой вексель на 50 тысяч русских империалов, чтобы оплатить его, когда концессия начнет действовать; этот документ был немедленно передан министром шаху, который положил его в свой сундук, где хранились его личные документы.
Русское правительство было разочаровано. Оно надеялось приобрести важную концессию даром для себя. Контракт был подписан, но его выполнение было связано с двумя неприятными вещами: инвестицией большой суммы без гарантии и обострением отношений с Англией.
Финансы России были в состоянии кризиса. Ее внутренние железные дороги строились с привлечением иностранного, в значительной степени французского, капитала. Министерство финансов настроено против замысла, который обещал потерю денег. Старый канцлер князь Горчаков чувствовал, что выгода от железной дороги в Тебризе будет несоразмерна с ценой, которую придется заплатить за противодействие Англии. Имелись другие, более важные проблемы, по которым две великие империи могли согласиться. Фалькенгаген получил рекомендацию написать мирзе Хосейн-хану, что его «компания» отказывается от железнодорожной концессии, которая была подписана им и персидским правительством, но вести работы, если персидское правительство вставит в текст старые пункты относительно гарантии и таможни.
В Тегеране переводчик русской миссии сказал мирзе Хосейн-хану, что царь был крайне раздосадован «неприемлемыми условиями, на которых была заключена концессия Фалькенгагена».
Персидское правительство, напуганное последствиями, которые могли произойти из-за краха концессии Фалькенгагена, сделало дружественные заявления России, предлагая генералу новые и более благоприятные условия. В письме к нему от 19 января 1875 г. мирза Хосейн-хан написал, что шах «в силу важных причин желает, чтобы это важное предприятие не было отложено», готов гарантировать компании годовой доход в 102 тысячи туманов, компенсируя разницу между данной суммой и доходом, полученным от работы железной дороги Джульфа – Тебриз. Что касается вопроса о таможне, Хосейн-хан предлагал закрепить ее доходы за компанией. «Но контролировать работу таможни должно было персидское правительство, которое выплачивало бы компании этот доход».
Гарантия, теперь предлагаемая Фалькенгагену, составляла 3 процента от русских инвестиций. Если бы страх финансового риска был определяющим фактором в соображениях России, она могла бы принять предложение. Однако уже было решено отказаться от всего проекта.
5 мая 1875 г. Фалькенгаген телеграфировал мирзе Хосейн-хану, требуя, чтобы «железнодорожная концессия, переданная ему, считалась недействительной и не имеющей законной силы».
Что касается двух соперничающих держав, вопрос о концессиях был закрыт. Только Рейтер не сумел понять, что еще раз оказался в проигрыше. Он упорствовал в своей попытке восстановить по меньшей мере часть своей первоначальной концессии или получить компенсацию наличными. День за днем Генри Коллинз бомбардировал мирзу Хосейн-хана жалобами, требованиями и предложениями; но английский посланник, потерявший всякий интерес к делу Рейтера, как только Фалькенгаген покинул сцену, не обеспечил его дипломатической поддержкой. 2 октября Коллинз уехал из Тегерана.
Глава 3
«Мирное вторжение»: Реки, железные дороги, торговля и иностранные советники
Злая судьба поместила Персию между русским молотом и английской наковальней. Схватки двух гигантских империй, будь то из-за Константинополя, Центральной Азии или Дальнего Востока, немедленно отзывались эхом в Тегеране. Через два десятилетия непрерывного наступления России в Туркестане и Закаспии Персия ощущала давление из Санкт-Петербурга и Лондона. Хотя правительство Персии было по духу истинным изоляционистом, ему постоянно угрожали или его соблазняли, вовлекая в проблемы, которые не имели к стране никакого отношения и не могли принести ничего, кроме вреда.
Ни Россия, ни Англия не хотели оставить Иран в покое. Ее самые богатые, наиболее густонаселенные провинции были легкодоступны для русских армий с Кавказа, в то время как берег залива оказался во власти британского флота. Обе великие державы имели дипломатические отношения с Персией в течение нескольких столетий и начиная со времен Наполеона держали постоянные миссии в Тегеране. Торговля между Персией и ее двумя соседями производилась в небольшом объеме, но признавалось потенциальное значение ее рынка, поддерживая надежду на великое коммерческое будущее.
Ни Россия, ни Англия не хотели оставить Иран в покое. Ее самые богатые, наиболее густонаселенные провинции были легкодоступны для русских армий с Кавказа, в то время как берег залива оказался во власти британского флота. Обе великие державы имели дипломатические отношения с Персией в течение нескольких столетий и начиная со времен Наполеона держали постоянные миссии в Тегеране. Торговля между Персией и ее двумя соседями производилась в небольшом объеме, но признавалось потенциальное значение ее рынка, поддерживая надежду на великое коммерческое будущее.