Страница:
Пьяница-сангвиник надирается до впадения в истерику и идиотизм; флегматик погружается в трясину мрачного уныния; холерик — ожившая пьяная дерущаяся карикатура из мультфильма, значительную часть времени вынужден проводить в тюрьме за избиение людей и порчу вещей; наконец, меланхолик становится жертвой слезливой сентиментальности и жалости к самому себе. Майор Смит был явно выраженным меланхоликом с бредовой идеей о содружестве с птицами, насекомыми и рыбами, населявшими принадлежащую ему территорию виллы «Маленькие волны» площадью пять акров, включая пляж и коралловый риф (данное им название вилле весьма симптоматично). Особой благосклонностью майора пользовались рыбы. Он называл их «люди», а так как и рыбы, и большинство маленьких птичек постоянно крутились вокруг рифа, через два года он знал их всех, нежно любил и верил, что они отвечают ему взаимностью.
И они узнавали его. Как обитатели зоопарков узнают смотрителей, тем более что он ежедневно снабжал их пищей, собирая водоросли и тщательно перемешивая песок и камушки для обитателей дна, разбивая морские яйца и разделывая морских ежей для небольших хищников, принося падаль и требуху для крупных. Вот и теперь, когда он медленно и тяжело проплывал мимо рифа, его «люди» бесстрашно сновали вокруг, натыкаясь на трезубец, который в их представлении был лишь ложкой— кормилицей, — заглядывали прямо в стекло маски, а самые бесстрашные и драчливые даже пощипывали за ноги. Интуитивно майор Смит узнавал всех этих прекрасно раскрашенных маленьких «людей» и мысленно приветствовал их. «Доброе утро, прекрасная Грегори», — это темно-голубой драгоценной рыбке с яркими крапинками, которая в точности повторяла картинку в рекламе флакона духов «В ночи». «Прости, не сегодня, дорогая» — это уже трепещущей рыбке-бабочке с фальшивыми черными глазами на хвосте. «Все-таки ты очень толст, мой мальчик», к рыбе-попугаю цвета индиго, вес которого, должно быть, достигал добрых десяти фунтов. Однако сегодня предстояла работа, и глаза высматривали лишь одного из «людей» — его единственного врага на рифе, единственного, которого он убьет сразу же, — рыбу— скорпену.
Рыба-скорпена обитает в большинстве южных морей мира, причем ее вест-индская разновидность достигает в длину лишь около двенадцати дюймов, с весом один фунт. Это, несомненно, самая уродливая морская рыба, как если бы сама природа предупреждала о грозящей опасности при встрече с таким крапчатым серо-коричневым существом с клинообразной щетинистой головой и мясистыми «бровями», нависающими над злыми красными глазами. Окраска и силуэт рыбы обеспечивают ей прекрасный камуфляж на рифе. Хотя сама рыба-скорпена и маленькая, ее набитый зубами рот настолько широк, что может заглотить большинство из обитающих у рифа рыб. Ее сверхоружие размещается в шипах спинных плавников, которые, действуя при контакте как иглы для подкожного впрыскивания, соединены с ядовитыми железами, содержащими достаточное количество дотоксина для убийства человека. При этом достаточно быть лишь слегка оцарапанным в уязвимом месте. Для пловца у рифов рыба-скорпена представляет значительно большую опасность, чем барракуда или акула, потому что, уверенная в своем камуфляже и своем оружии, она сдвигается с места лишь при приближении или даже прикосновении к ней. Но и в этом случае скорпена отплывает только на несколько ярдов. Покачивая широкими странной расцветки грудными плавниками, скорпена обычно устраивается на песке, где напоминает выступ разросшегося коралла, или же прячется среди камней и водорослей, где фактически исчезает из вида.
Майор Смит был полон решимости найти скорпену, пронзить ее гарпуном, принести Осьминожке и понаблюдать, съест она ее или выплюнет, распознает ли ядовитость рыбки. Съест осьминог только тело и оставит плавники? Съест все? А если так, подействует ли на него яд? Вот вопросы, на которые ждет ответа профессор Бенгри в институте. Поэтому, зная, что на вилле «Маленькие волны» ему больше не жить, Смит сегодня ответит на них. Пусть даже ценой гибели миленькой Осьминожки, но он оставит в память о своей нынешней пустой жизни хотя бы небольшой след в каких— нибудь пыльных морских биологических архивах института. И все потому, что за последние два часа и без того постылая жизнь майора Смита повернулась к нему еще более худшей стороной. Настолько худшей, что ему просто посчастливится, если через несколько недель он отделается приговором суда о пожизненном заключении. Эти недели — время, необходимое для обмена телеграммами между Домом правительства на Ямайке и Министерством по делам колоний в метрополии, далее секретной службой, и затем — со Скотланд-Ярдом и государственным прокурором. А вся заваруха началась с появлением на вилле человека по имени Джеймс Бонд, который примчался на такси в десять тридцать утра из Кингстона.
Вообще-то день начался как обычно. Проснувшись, майор Смит проглотил две таблетки панадола, аспирин ему нельзя было принимать из-за сердца, постоял под душем, позавтракал в тени зонтиков миндальных деревьев и целый час кормил остатками еды птичек. Затем принял предписанную врачом дозу антикоагулянта и таблетки от давления, просмотрел местную газету «Дейли Глинер» — просто чтобы убить время до легкого завтрака (вот уже несколько месяцев, как он с обычных одиннадцати утра перенес его на десять тридцать). И только налил себе первую порцию крепкого бренди с имбирным элем, так называемого пойла пьяницы», как услышал мотор подъезжающего автомобиля.
Луна, содержательница дома, из местных цветных женщин, вышла к нему в сад и объявила на корявом английском:
— Джентльмен хочет видеть вас, майор.
— Как его имя?
— Он не сказал, майор. Он просил передать вам, что приехал из Дома правительства.
Кроме шорт цвета хаки и сандалий, на майоре ничего не было.
— Хорошо, Луна. Проводи его в жилую комнату и скажи, что буду через минуту.
Через задний вход он прошел в спальню, надел рубашку и брюки, пригладил волосы. «Дом правительства! Какого черта? » Но только майор Смит появился в жилой комнате и увидел стоящего у окна и смотрящего на море высокого мужчину в темно-голубом тропическом костюме, сразу же учуял дурные вести. А когда мужчина медленно повернулся и взглянул внимательными и серьезными серо-голубыми глазами, понял, что визит официальный. Не получив ответа на дружелюбную улыбку, убедился — да, официальный визит. По спине пробежала дрожь. «Они» как-то пронюхали.
— Я — Смит. А вы, я полагаю, из Дома правительства? Как поживает сэр Кеннет?
О том, чтобы поздороваться, вопрос как-то не стоял. Мужчина ответил:
— Я с ним не встречался. Я приехал всего пару дней назад и большую часть времени провел в поездках по острову. Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд. Я из Министерства обороны.
Майор припомнил древний эвфемизм для секретной службы и почтительно произнес:
— О, старая фирма?
Вопрос был проигнорирован.
— Мы можем здесь где-нибудь побеседовать?
— Вполне. Где вы хотите. Можно здесь или в саду? Хотите выпить? — Майор Смит позвенел льдом в бокале, который все еще держал в руке. — Ром и имбирь — чистая местная отрава. Я предпочитаю чистый имбирь.
Ложь выскочила из алкоголика непроизвольно.
— Спасибо, не надо. Здесь вполне можно поговорить.
Мужчина небрежно оперся на подоконник, сработанный местным краснодеревщиком. Майор Смит уселся в удобное кресло, развязно перекинул ногу через подлокотник, взял стоящий с другой стороны от кресла бокал, сделал большой глоток и поставил на место, стараясь, чтобы не дрожала рука.
— Итак, — бодро произнес он, глядя мужчине прямо в глаза, — чем могу быть полезен? Что, кто-нибудь на побережье занялся грязной работенкой и вам нужна помощь? Буду рад снова впрячься в работу. Хотя и много времени прошло с тех пор, но кое-что я еще могу сделать, не забыл старые трюки.
— Вы не возражаете, если я закурю?
Мужчина уже вытащил свой портсигар и держал в руке. Ясно, что он был сделан из старых гильз, и майора Смита такая слабость оппонента вполне устраивала.
— Ну, конечно же, дружище, — он попытался было приподняться с зажигалкой наготове.
— Спасибо, не надо. — Джеймс Бонд уже прикурил сигарету.
— Да нет, к местным делам это не относится. Я бы хотел… Вы знаете, меня направили… Не могли бы вы припомнить некоторые подробности о вашей работе в службе в конце войны?
Бонд сделал паузу и внимательно посмотрел на майора Смита:
— В частности, когда вы работали в Бюро специальных операций.
У майора Смита вырвался нервный смешок. Ну конечно же, все это он предвидел, был даже уверен именно в таком исходе. Но когда вопрос прозвучал из уст только что прибывшего мужчины, этот смех все-таки больше напоминал вскрик человека, по которому ударили совершенно неожиданно.
— Боже мой, доброе старое Бюро, — он опять рассмеялся и внезапно почувствовал застарелую боль в горле и груди. Быстро вытащил из кармана брюк пузырек с таблетками и сунул одну под язык. При этом от него не ускользнуло, как напрягся в этот момент посетитель, как сузились его глаза. «Ничего, ничего, мой дорогой, это не яд».
— Вас ацидоз никогда не мучил? Нет? А меня он буквально валит с ног, когда немножко заложу за воротник… Вчера на вечеринке в отеле «Ямайка»… Знаете, все-таки пора прекратить вести себя так, будто тебе по-прежнему двадцать пять лет… Ну, как бы то ни было, давайте вернемся к нашему разговору о Бюро. Думаю, нас немного уже осталось.
Он чувствовал, как боль постепенно отступала:
— Что-нибудь связанное с историей Бюро?
— Не совсем так.
Бонд уставился на кончик своей сигареты.
— Полагаю, вам известно, что я написал большую часть главы об этой организации для труда о войне? Пятнадцать лет, как минуло с тех пор. Вряд ли я сейчас смогу что-либо добавить.
— Как, ничего даже об операции в Тироле, в местечке под названием Обераурах, что в миле восточнее Китцбухеля?
Да, одно из этих названий, которое никак было не выбросить из головы последние пятнадцать лет, опять вызвало у майора смешок.
— Как же, было дельце. Такого вам видеть не приходилось… Все эти крутые ребята из гестапо и их девочки… Пьяные вдрызг. Но вся картотека в полном порядке. Без звука нам передали. Видно, надеялись на хорошее обхождение. Конечно, мы с ними поступили, как подобает, и направили всех в лагерь под Мюнхеном. Больше о них ничего не слышал. Полагаю, многие были повешены за военные преступления… А документы мы передали в штаб в Зальцбурге и направились в долину Миттерсялл на поиск другого тайника.
Майор Смит сделал добрый глоток из бокала и закурил сигарету:
— Вот вроде и все, что я могу сказать.
— Я знаю, в то время вы были вторым лицом в команде. А командиром
— полковник Кинг из армии Паттона, американец.
— Все верно. Прекрасный человек. Интересно, что он отращивал усы, а это не похоже на американцев… Неплохо разбирался в местных винах. В общем, вполне цивилизованная личность.
— В своем отчете об операции он отметил, что передал вам все документы для предварительного изучения, ведь вы были в подразделении экспертом по немецким вопросам. А затем вы вернули их уже с вашими комментариями… — Джеймс Бонд помедлил. — Все до единого?
Майор Смит намек проигнорировал.
— Все правильно. В основном это были списки имен. Настоящий подарок для контрразведки. Ребятам из Зальцбурга он очень понравился. Появилось много новых ниточек. Я думаю, оригиналы и сейчас где-то лежат. На Нюрнбергском процессе их использовали. Да, бог ты мой, — предался он воспоминаниям, — то были самые прекрасные дни в моей жизни, когда мы с командой носились по всей стране. Вино, женщины, песни! Что и говорить…
Здесь майор Смит сказал чистую правду. До 1945 года ему приходилось попадать в весьма опасные переделки. Когда в 1941 году были сформированы отряды коммандос, он попросился добровольцем и был переведен из Королевской морской пехоты в штаб по проведению совместных операций под руководством Маунтбэттена. Благодаря прекрасному немецкому языку (его мать — уроженка Гейдельберга) он получил незавидную работу переводчика в отряде коммандос, проводившем операции за Ла— Маншем. Ему посчастливилось за два года боев не получить ни царапины и стать кавалером военного ордена Британской империи, которым в войну награждали далеко не всех. Когда секретной службой и отделом совместных операций было сформировано Бюро специальных операций, майор Смит получил временную подполковничью должность и приказ возглавить подразделение по поиску хранилищ архивных документов гестапо и абвера. Управление стратегических служб настояло, чтобы эта работа проводилась совместно с американской армией, в результате чего вместо одного было создано шесть подразделений, приступивших после победы к поискам в Германии и Австрии. Каждое подразделение насчитывало двадцать человек и имело на вооружении легкий бронетранспортер, шесть джипов, автомобильную радиостанцию и три грузовика. Контроль за их действиями осуществлялся Объединенным штабом англо-американских экспедиционных войск, от него же поступала разведывательная информация, полученная по каналам армейской разведки, СИС и УСС. Майор Смит являлся человеком номер два в подразделении «А», действовавшем в Тироле — районе с множеством подходящих мест для оборудования тайников и удобных путей в Италию. Не случайно Тироль рассматривался в качестве убежища № 1 теми, за кем охотились ребята из Бюро специальных операций. И, как только что майор Смит рассказал Бонду, их взяли тепленькими, без перестрелки, за исключением двух выстрелов, произведенных майором Смитом. Как бы между прочим Джеймс Бонд спросил:
— Имя Ганса Оберхаузера вам о чем-нибудь говорит?
Майор нахмурился, пытаясь вспомнить:
— Вроде бы нет.
Было восемьдесят градусов в тени по Фаренгейту, а у него по коже мороз прошел.
— Позвольте немного освежить вам память. В тот день, когда вам дали для просмотра документы, в отеле «Тифенбруннер», где вы были расквартированы, вы наводили справки о самом лучшем горном проводнике в Китцбухеле. Вам посоветовали обратиться к Оберхаузеру. На следующий день вы попросили у командира день отпуска и получили его, а рано утром приехали к дому Оберхаузера, арестовали его и увезли на джипе. Теперь припоминаете?
Как часто это же выражение «освежить память» майор Смит повторял сам, когда пытался загнать в ловушку какого-нибудь немецкого лгуна. «Осторожнее. Ты ведь многие годы ожидал этого». Он с сомнением покачал головой:
— Нет, не припоминаю.
— Хромой мужчина с седыми волосами. Немного говорил по-английски, до войны был лыжным инструктором.
Майор Смит открыто взглянул в холодные ясные голубые глаза:
— Простите, ничем не могу помочь вам.
Джеймс Бонд вытащил из внутреннего кармана синюю кожаную записную книжку, полистал ее и нашел, что нужно. Он взглянул на майора:
— В то время вы были вооружены табельным пистолетом марки «Вэбли-Скотт» сорок пятого калибра с серийным номером восемь-девять-шесть-семь-три-шестьдесят два.
— Точно, это был «Вэбли». Чертовски неудобное оружие. Надеюсь, теперь-то снабжают «Люгерами» или тяжелыми «Береттами»… Однако про номер сказать ничего не могу.
— Номер точный, — заявил Джеймс Бонд. — У меня есть дата выдачи вам пистолета в штабе и дата его возврата. И вы оба раза подписались в книге выдачи и приема оружия.
Майор Смит передернул плечами:
— Тогда, наверно, это мой пистолет. Однако, — он постарался вложить раздражение в голос, — к чему вы клоните, могу я вас спросить?
Джеймс Бонд взглянул на него, не скрывая любопытства, и вежливым, на этот раз добрым тоном, произнес:
— Вы сами прекрасно знаете, к чему я клоню, Смит, — он сделал паузу, подумал немного. — Вот что я вам предлагаю. Я сейчас выйду минут на десять в сад, и у вас будет время подумать. Когда решите, дайте мне знать. — И серьезно добавил. — Если вы расскажете все сами, я сделаю так, чтобы вам было значительно легче.
Бонд направился к двери, ведущей в сад, перед выходом повернулся:
— Боюсь, вопрос заключается в том, чтобы поставить все точки над «и». Видите ли, вчера в Кингстоне я побеседовал с братьями Фу.
Он вышел на лужайку. Майор Смит почувствовал небольшое облегчение. «По крайней мере, теперь борьба намеков, надуманных алиби, оговорок закончилась. Если этот Бонд добрался до братьев Фу, даже до одного из них, можно быть уверенным, что они раскололись. Меньше всего им хотелось бы войти в конфликт с властями, да и в любом случае в слитках осталось лишь около шести дюймов».
Майор Смит резко поднялся на ноги, подошел к набитому бутылками стенному бару и налил еще одну порцию бренди с имбирным элем, почти половина на половину. С другой стороны, он мог бы их прокутить, время пока еще есть. Будущее вряд ли сделает ему много таких подарков. Он вновь уселся в кресло и закурил двадцатую сигарету за этот день. Часы показывали одиннадцать тридцать. Если избавиться от посетителя хотя бы через час, у него останется уйма времени для общения с «людьми» у рифа. Он сидел, пил и продумывал свои действия. От него зависело, длинная получится история или короткая — WKHO долго распространяться о погоде, о растительности в горах, а можно все изложить коротко. Да, его рассказ будет коротким.
Тогда, в большом двуспальном номере отеля «Тифенбруннер», разложив на свободной кровати документы и кожаные папки, он ничего не выискивал специально, просто отбирал образцы и обращал внимание на те материалы, которые были помечены красным шрифтом. Kommandosache — Kohst vertraulich.
Их было немного. В основном они представляли собой конфиденциальные сообщения о немецкой руководящей верхушке, расшифрованные перехваты переговоров союзников, информацию о местонахождении секретных складов. Поскольку сбор таких материалов являлся главной задачей подразделения «А», майор Смит просматривал их с особым интересом. Это были данные о продовольствии, взрывчатке, оружии, шпионские сообщения, файлы на сотрудников гестапо. Замечательный улов! А в нижней части пакета находился единственный опечатанный красным сургучом конверт с пометкой: «Вскрыть только в самых чрезвычайных обстоятельствах». В конверте всего один лист с коротким неподписанным текстом, выполненным красными чернилами. Под заголовком «ВАЛЮТА» написано по-немецки: «Кайзерова гора. Франзисканер Хальт. 100 м восточнее — каменная пирамида. Ящик. 2 слитка. 24 кг». Под текстом — перечень размеров в сантиметрах. Майор Смит развел руки в стороны, как если бы показывал в разговоре с друзьями размер пойманной им рыбы. Судя по размерам, слитки, должно быть, большие — примерно в ширину его плеч, да и в торце два на четыре дюйма. Одна английская восемнадцатикаратная золотая монета идет в наши дни по два-три фунта стерлингов! Да, ему чертовски повезло! Сорок, а то и пятьдесят тысяч фунтов! Не исключено, что даже сто тысяч! Он не переставал подсчитывать и одновременно быстро и хладнокровно, опасаясь, как бы кто не зашел в номер, сжег документ и конверт, растер пепел в порошок и выбросил в туалет. Затем разложил трофейную австрийскую крупномасштабную карту военно— геодезического управления и сразу отыскал на ней отметку с надписью «Франзисканер Хальт». Судя по топографическому знаку, это была нежилая избушка для альпинистов, расположенная на седловине, как раз под самым высоким восточным пиком Кайзеровых гор, которые своими очертаниями вызывали у посетителей Китцбухеля благоговейный страх. А каменная пирамида находится приблизительно здесь — он отметил место на карте ногтем. Боже, до такого богатства всего лишь десять миль езды и не более пяти часов восхождения!
Все в начале происходило именно так, как описал Бонд. В четыре утра майор Смит подъехал к дому Оберхаузера, арестовал его, заявив протестующей и плачущей семье, что отвезет Оберхаузера для допроса в лагерь под Мюнхеном. Если за ним не числится никаких преступлений, в течение недели он вернется домой. Если же семья поднимет шум, то это только ухудшит положение арестованного. Смит отказался назвать свое имя и догадался заранее закамуфлировать номер своего джипа. Через сутки подразделение «А» передислоцируется, а к тому времени, когда военные власти доберутся до Китцбухеля, инцидент будет похоронен в болоте неразберихи, всегда сопутствующей приходу войск.
Оберхаузер, оправившись от пережитого страха, оказался вполне приятным мужчиной, а когда Смит со знанием дела поговорил с ним об альпинизме и катании на лыжах — его довоенном хобби — он и совсем успокоился. На это и рассчитывал Смит. Дорога на Куфстейн проходила у основания Кайзеровой горы, и Смит, медленно ведя машину, восхищался вслух красотой горных вершин, которые освещались алеющей утренней зарей. Подъехав к подножию «золотой» горы, как ее успел окрестить Смит, он затормозил, съехал с дороги в густую траву, и, повернувшись к пассажиру, доброжелательно сказал:
— Оберхаузер, как человек, вы мне по душе. У нас общие интересы, а из вашего разговора и моих собственных суждений о вас я пришел к убеждению, что с нацистами вы не сотрудничали. Вот что я предлагай. Давайте проведем день здесь, совершим восхождение на Кайзерову гору, а потом я отвезу вас назад в Китцбухель и доложу командиру, что в Мюнхене с вами разобрались и претензий не имеют.
Он усмехнулся:
— Ну, как насчет такого варианта?
Мужчина чуть не расплакался от благодарности:
— Но нельзя ли получить какой-нибудь документ, подтверждающий благонадежность?
— Вполне. Для этого будет достаточно моей подписи.
Согласие было достигнуто, джип надежно укрыт от посторонних глаз, и они размеренным шагом двинулись по предгорью, вдыхая запах сосновой смолы.
Для восхождения Смит был одет неплохо — в рубашке защитного цвета, шортах, прекрасных американских десантных ботинках с толстой подошвой. Его единственной лишней ношей был пистолет системы «Вэбли-Скотт», и Оберхаузер, понимая, что он все-таки оставался пленником, тактично не предложил спрятать оружие за каким— нибудь приметным камнем. Сам он был облачен в свой лучший костюм и хорошие ботинки, но это, видимо, его нисколько не смущало. Заверив майора Смита, что веревки и крюки им не понадобятся, он сообщил, что прямо над ними расположена небольшая избушка под названием «Франзисканер Хальт», где они смогут передохнуть.
— Неужели? — спросил Смит.
— Да, а чуть пониже ее находится ледничок, очень красивый, однако мы его обогнем, в нем много глубоких трещин.
— Вот как… — в раздумье произнес майор Смит, рассматривая уже поблескивающий от пота затылок Оберхаузера. В конце концов, тот был всего-навсего проклятым фрицем, в любом случае из той же породы. Одним больше, одним меньше — какое это имеет значение? Все будет проще простого. Единственное, что тревожило Смита, это каким образом он спустит к подножию чертов груз. Наконец решил, что понесет слитки за спиной, причем попытается большую часть пути волочить их в подсумке для боеприпасов или придумает еще что-нибудь. Путь наверх был длинным и утомительным, а когда они минули полосу леса, стало припекать солнце. Теперь у них под ногами были сплошные валуны и камни, булыжники с грохотом устремлялись вниз. Склон становился все круче и круче по мере их приближения к самому верхнему утесу, угрожающе нависшему над ними серой громадой на фоне голубого неба. Обнаженные по пояс, оба обливались лотом, который по спине и ногам струился в ботинки, но, несмотря на хромоту Оберхаузера, они выдерживали хороший темп. Когда остановились попить и ополоснуться у бурлящего горного ручья, Оберхаузер похвалил майора Смита за выносливость, на что тот, погруженный в свои мысли, резковато и сознательно преувеличивая, заявил, что все английские солдаты такие же выносливые, как он.
Двинулись дальше. Подъем на скалу оказался не очень сложным. Майор так и предполагал, иначе избушку альпинистов не построили бы именно в этом месте. В скале были выбиты углубления для ног, кое-где в трещинах попадались железные костыли. Однако на самых сложных участках он не смог бы самостоятельно выбрать правильный путь и был доволен, что захватил с собой проводника.
Один раз рука Оберхаузера, нащупывая удобное место, расшатала большой кусок скалы и обрушила его вниз. Майор Смит внезапно подумал о шуме.
— Здесь много бывает народу? — спросил он, наблюдая за падающей глыбой.
— Ни единой души почти до самого Куфстейна, — ответил Оберхаузер, указывая в сторону гряды высоких гор. — Пастбища отсутствуют, мало воды. Сюда только альпинисты заходят, а с началом войны… — Он не стал заканчивать фразу.
Когда они огибали отливающий голубизной ледник, майор Смит внимательно изучал ширину и глубину трещин. «Да, они вполне подойдут».
Непосредственно над ними, всего в каких-то ста футах, под защитой утеса стояла потрепанная погодой избушка. Смит измерил на глаз угол склона. «Да, почти отвесная стена. Сейчас или позже? Нет, наверное, позже». Последний участок маршрута не вполне просматривался.
Ровно через пять часов после начала восхождения они добрались до избушки, и Смит, заявив, что хотел бы облегчиться, направился по карнизу скалы в восточном направлении. Он не обращал никакого внимания на раскинувшиеся перед ним на пятьдесят миль вокруг и тающие в дымке прекрасные панорамы Австрии и Баварии. Он тщательно отсчитывал свои шаги и через сто двадцать уткнулся в пирамиду из камней, напоминающую надгробный памятник в честь какого-нибудь погибшего альпиниста. Но Смит знал, что это не так, и горел желанием разбросать камни. Он вытащил пистолет, Загнал в ствол патрон и направился назад.
И они узнавали его. Как обитатели зоопарков узнают смотрителей, тем более что он ежедневно снабжал их пищей, собирая водоросли и тщательно перемешивая песок и камушки для обитателей дна, разбивая морские яйца и разделывая морских ежей для небольших хищников, принося падаль и требуху для крупных. Вот и теперь, когда он медленно и тяжело проплывал мимо рифа, его «люди» бесстрашно сновали вокруг, натыкаясь на трезубец, который в их представлении был лишь ложкой— кормилицей, — заглядывали прямо в стекло маски, а самые бесстрашные и драчливые даже пощипывали за ноги. Интуитивно майор Смит узнавал всех этих прекрасно раскрашенных маленьких «людей» и мысленно приветствовал их. «Доброе утро, прекрасная Грегори», — это темно-голубой драгоценной рыбке с яркими крапинками, которая в точности повторяла картинку в рекламе флакона духов «В ночи». «Прости, не сегодня, дорогая» — это уже трепещущей рыбке-бабочке с фальшивыми черными глазами на хвосте. «Все-таки ты очень толст, мой мальчик», к рыбе-попугаю цвета индиго, вес которого, должно быть, достигал добрых десяти фунтов. Однако сегодня предстояла работа, и глаза высматривали лишь одного из «людей» — его единственного врага на рифе, единственного, которого он убьет сразу же, — рыбу— скорпену.
Рыба-скорпена обитает в большинстве южных морей мира, причем ее вест-индская разновидность достигает в длину лишь около двенадцати дюймов, с весом один фунт. Это, несомненно, самая уродливая морская рыба, как если бы сама природа предупреждала о грозящей опасности при встрече с таким крапчатым серо-коричневым существом с клинообразной щетинистой головой и мясистыми «бровями», нависающими над злыми красными глазами. Окраска и силуэт рыбы обеспечивают ей прекрасный камуфляж на рифе. Хотя сама рыба-скорпена и маленькая, ее набитый зубами рот настолько широк, что может заглотить большинство из обитающих у рифа рыб. Ее сверхоружие размещается в шипах спинных плавников, которые, действуя при контакте как иглы для подкожного впрыскивания, соединены с ядовитыми железами, содержащими достаточное количество дотоксина для убийства человека. При этом достаточно быть лишь слегка оцарапанным в уязвимом месте. Для пловца у рифов рыба-скорпена представляет значительно большую опасность, чем барракуда или акула, потому что, уверенная в своем камуфляже и своем оружии, она сдвигается с места лишь при приближении или даже прикосновении к ней. Но и в этом случае скорпена отплывает только на несколько ярдов. Покачивая широкими странной расцветки грудными плавниками, скорпена обычно устраивается на песке, где напоминает выступ разросшегося коралла, или же прячется среди камней и водорослей, где фактически исчезает из вида.
Майор Смит был полон решимости найти скорпену, пронзить ее гарпуном, принести Осьминожке и понаблюдать, съест она ее или выплюнет, распознает ли ядовитость рыбки. Съест осьминог только тело и оставит плавники? Съест все? А если так, подействует ли на него яд? Вот вопросы, на которые ждет ответа профессор Бенгри в институте. Поэтому, зная, что на вилле «Маленькие волны» ему больше не жить, Смит сегодня ответит на них. Пусть даже ценой гибели миленькой Осьминожки, но он оставит в память о своей нынешней пустой жизни хотя бы небольшой след в каких— нибудь пыльных морских биологических архивах института. И все потому, что за последние два часа и без того постылая жизнь майора Смита повернулась к нему еще более худшей стороной. Настолько худшей, что ему просто посчастливится, если через несколько недель он отделается приговором суда о пожизненном заключении. Эти недели — время, необходимое для обмена телеграммами между Домом правительства на Ямайке и Министерством по делам колоний в метрополии, далее секретной службой, и затем — со Скотланд-Ярдом и государственным прокурором. А вся заваруха началась с появлением на вилле человека по имени Джеймс Бонд, который примчался на такси в десять тридцать утра из Кингстона.
Вообще-то день начался как обычно. Проснувшись, майор Смит проглотил две таблетки панадола, аспирин ему нельзя было принимать из-за сердца, постоял под душем, позавтракал в тени зонтиков миндальных деревьев и целый час кормил остатками еды птичек. Затем принял предписанную врачом дозу антикоагулянта и таблетки от давления, просмотрел местную газету «Дейли Глинер» — просто чтобы убить время до легкого завтрака (вот уже несколько месяцев, как он с обычных одиннадцати утра перенес его на десять тридцать). И только налил себе первую порцию крепкого бренди с имбирным элем, так называемого пойла пьяницы», как услышал мотор подъезжающего автомобиля.
Луна, содержательница дома, из местных цветных женщин, вышла к нему в сад и объявила на корявом английском:
— Джентльмен хочет видеть вас, майор.
— Как его имя?
— Он не сказал, майор. Он просил передать вам, что приехал из Дома правительства.
Кроме шорт цвета хаки и сандалий, на майоре ничего не было.
— Хорошо, Луна. Проводи его в жилую комнату и скажи, что буду через минуту.
Через задний вход он прошел в спальню, надел рубашку и брюки, пригладил волосы. «Дом правительства! Какого черта? » Но только майор Смит появился в жилой комнате и увидел стоящего у окна и смотрящего на море высокого мужчину в темно-голубом тропическом костюме, сразу же учуял дурные вести. А когда мужчина медленно повернулся и взглянул внимательными и серьезными серо-голубыми глазами, понял, что визит официальный. Не получив ответа на дружелюбную улыбку, убедился — да, официальный визит. По спине пробежала дрожь. «Они» как-то пронюхали.
— Я — Смит. А вы, я полагаю, из Дома правительства? Как поживает сэр Кеннет?
О том, чтобы поздороваться, вопрос как-то не стоял. Мужчина ответил:
— Я с ним не встречался. Я приехал всего пару дней назад и большую часть времени провел в поездках по острову. Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд. Я из Министерства обороны.
Майор припомнил древний эвфемизм для секретной службы и почтительно произнес:
— О, старая фирма?
Вопрос был проигнорирован.
— Мы можем здесь где-нибудь побеседовать?
— Вполне. Где вы хотите. Можно здесь или в саду? Хотите выпить? — Майор Смит позвенел льдом в бокале, который все еще держал в руке. — Ром и имбирь — чистая местная отрава. Я предпочитаю чистый имбирь.
Ложь выскочила из алкоголика непроизвольно.
— Спасибо, не надо. Здесь вполне можно поговорить.
Мужчина небрежно оперся на подоконник, сработанный местным краснодеревщиком. Майор Смит уселся в удобное кресло, развязно перекинул ногу через подлокотник, взял стоящий с другой стороны от кресла бокал, сделал большой глоток и поставил на место, стараясь, чтобы не дрожала рука.
— Итак, — бодро произнес он, глядя мужчине прямо в глаза, — чем могу быть полезен? Что, кто-нибудь на побережье занялся грязной работенкой и вам нужна помощь? Буду рад снова впрячься в работу. Хотя и много времени прошло с тех пор, но кое-что я еще могу сделать, не забыл старые трюки.
— Вы не возражаете, если я закурю?
Мужчина уже вытащил свой портсигар и держал в руке. Ясно, что он был сделан из старых гильз, и майора Смита такая слабость оппонента вполне устраивала.
— Ну, конечно же, дружище, — он попытался было приподняться с зажигалкой наготове.
— Спасибо, не надо. — Джеймс Бонд уже прикурил сигарету.
— Да нет, к местным делам это не относится. Я бы хотел… Вы знаете, меня направили… Не могли бы вы припомнить некоторые подробности о вашей работе в службе в конце войны?
Бонд сделал паузу и внимательно посмотрел на майора Смита:
— В частности, когда вы работали в Бюро специальных операций.
У майора Смита вырвался нервный смешок. Ну конечно же, все это он предвидел, был даже уверен именно в таком исходе. Но когда вопрос прозвучал из уст только что прибывшего мужчины, этот смех все-таки больше напоминал вскрик человека, по которому ударили совершенно неожиданно.
— Боже мой, доброе старое Бюро, — он опять рассмеялся и внезапно почувствовал застарелую боль в горле и груди. Быстро вытащил из кармана брюк пузырек с таблетками и сунул одну под язык. При этом от него не ускользнуло, как напрягся в этот момент посетитель, как сузились его глаза. «Ничего, ничего, мой дорогой, это не яд».
— Вас ацидоз никогда не мучил? Нет? А меня он буквально валит с ног, когда немножко заложу за воротник… Вчера на вечеринке в отеле «Ямайка»… Знаете, все-таки пора прекратить вести себя так, будто тебе по-прежнему двадцать пять лет… Ну, как бы то ни было, давайте вернемся к нашему разговору о Бюро. Думаю, нас немного уже осталось.
Он чувствовал, как боль постепенно отступала:
— Что-нибудь связанное с историей Бюро?
— Не совсем так.
Бонд уставился на кончик своей сигареты.
— Полагаю, вам известно, что я написал большую часть главы об этой организации для труда о войне? Пятнадцать лет, как минуло с тех пор. Вряд ли я сейчас смогу что-либо добавить.
— Как, ничего даже об операции в Тироле, в местечке под названием Обераурах, что в миле восточнее Китцбухеля?
Да, одно из этих названий, которое никак было не выбросить из головы последние пятнадцать лет, опять вызвало у майора смешок.
— Как же, было дельце. Такого вам видеть не приходилось… Все эти крутые ребята из гестапо и их девочки… Пьяные вдрызг. Но вся картотека в полном порядке. Без звука нам передали. Видно, надеялись на хорошее обхождение. Конечно, мы с ними поступили, как подобает, и направили всех в лагерь под Мюнхеном. Больше о них ничего не слышал. Полагаю, многие были повешены за военные преступления… А документы мы передали в штаб в Зальцбурге и направились в долину Миттерсялл на поиск другого тайника.
Майор Смит сделал добрый глоток из бокала и закурил сигарету:
— Вот вроде и все, что я могу сказать.
— Я знаю, в то время вы были вторым лицом в команде. А командиром
— полковник Кинг из армии Паттона, американец.
— Все верно. Прекрасный человек. Интересно, что он отращивал усы, а это не похоже на американцев… Неплохо разбирался в местных винах. В общем, вполне цивилизованная личность.
— В своем отчете об операции он отметил, что передал вам все документы для предварительного изучения, ведь вы были в подразделении экспертом по немецким вопросам. А затем вы вернули их уже с вашими комментариями… — Джеймс Бонд помедлил. — Все до единого?
Майор Смит намек проигнорировал.
— Все правильно. В основном это были списки имен. Настоящий подарок для контрразведки. Ребятам из Зальцбурга он очень понравился. Появилось много новых ниточек. Я думаю, оригиналы и сейчас где-то лежат. На Нюрнбергском процессе их использовали. Да, бог ты мой, — предался он воспоминаниям, — то были самые прекрасные дни в моей жизни, когда мы с командой носились по всей стране. Вино, женщины, песни! Что и говорить…
Здесь майор Смит сказал чистую правду. До 1945 года ему приходилось попадать в весьма опасные переделки. Когда в 1941 году были сформированы отряды коммандос, он попросился добровольцем и был переведен из Королевской морской пехоты в штаб по проведению совместных операций под руководством Маунтбэттена. Благодаря прекрасному немецкому языку (его мать — уроженка Гейдельберга) он получил незавидную работу переводчика в отряде коммандос, проводившем операции за Ла— Маншем. Ему посчастливилось за два года боев не получить ни царапины и стать кавалером военного ордена Британской империи, которым в войну награждали далеко не всех. Когда секретной службой и отделом совместных операций было сформировано Бюро специальных операций, майор Смит получил временную подполковничью должность и приказ возглавить подразделение по поиску хранилищ архивных документов гестапо и абвера. Управление стратегических служб настояло, чтобы эта работа проводилась совместно с американской армией, в результате чего вместо одного было создано шесть подразделений, приступивших после победы к поискам в Германии и Австрии. Каждое подразделение насчитывало двадцать человек и имело на вооружении легкий бронетранспортер, шесть джипов, автомобильную радиостанцию и три грузовика. Контроль за их действиями осуществлялся Объединенным штабом англо-американских экспедиционных войск, от него же поступала разведывательная информация, полученная по каналам армейской разведки, СИС и УСС. Майор Смит являлся человеком номер два в подразделении «А», действовавшем в Тироле — районе с множеством подходящих мест для оборудования тайников и удобных путей в Италию. Не случайно Тироль рассматривался в качестве убежища № 1 теми, за кем охотились ребята из Бюро специальных операций. И, как только что майор Смит рассказал Бонду, их взяли тепленькими, без перестрелки, за исключением двух выстрелов, произведенных майором Смитом. Как бы между прочим Джеймс Бонд спросил:
— Имя Ганса Оберхаузера вам о чем-нибудь говорит?
Майор нахмурился, пытаясь вспомнить:
— Вроде бы нет.
Было восемьдесят градусов в тени по Фаренгейту, а у него по коже мороз прошел.
— Позвольте немного освежить вам память. В тот день, когда вам дали для просмотра документы, в отеле «Тифенбруннер», где вы были расквартированы, вы наводили справки о самом лучшем горном проводнике в Китцбухеле. Вам посоветовали обратиться к Оберхаузеру. На следующий день вы попросили у командира день отпуска и получили его, а рано утром приехали к дому Оберхаузера, арестовали его и увезли на джипе. Теперь припоминаете?
Как часто это же выражение «освежить память» майор Смит повторял сам, когда пытался загнать в ловушку какого-нибудь немецкого лгуна. «Осторожнее. Ты ведь многие годы ожидал этого». Он с сомнением покачал головой:
— Нет, не припоминаю.
— Хромой мужчина с седыми волосами. Немного говорил по-английски, до войны был лыжным инструктором.
Майор Смит открыто взглянул в холодные ясные голубые глаза:
— Простите, ничем не могу помочь вам.
Джеймс Бонд вытащил из внутреннего кармана синюю кожаную записную книжку, полистал ее и нашел, что нужно. Он взглянул на майора:
— В то время вы были вооружены табельным пистолетом марки «Вэбли-Скотт» сорок пятого калибра с серийным номером восемь-девять-шесть-семь-три-шестьдесят два.
— Точно, это был «Вэбли». Чертовски неудобное оружие. Надеюсь, теперь-то снабжают «Люгерами» или тяжелыми «Береттами»… Однако про номер сказать ничего не могу.
— Номер точный, — заявил Джеймс Бонд. — У меня есть дата выдачи вам пистолета в штабе и дата его возврата. И вы оба раза подписались в книге выдачи и приема оружия.
Майор Смит передернул плечами:
— Тогда, наверно, это мой пистолет. Однако, — он постарался вложить раздражение в голос, — к чему вы клоните, могу я вас спросить?
Джеймс Бонд взглянул на него, не скрывая любопытства, и вежливым, на этот раз добрым тоном, произнес:
— Вы сами прекрасно знаете, к чему я клоню, Смит, — он сделал паузу, подумал немного. — Вот что я вам предлагаю. Я сейчас выйду минут на десять в сад, и у вас будет время подумать. Когда решите, дайте мне знать. — И серьезно добавил. — Если вы расскажете все сами, я сделаю так, чтобы вам было значительно легче.
Бонд направился к двери, ведущей в сад, перед выходом повернулся:
— Боюсь, вопрос заключается в том, чтобы поставить все точки над «и». Видите ли, вчера в Кингстоне я побеседовал с братьями Фу.
Он вышел на лужайку. Майор Смит почувствовал небольшое облегчение. «По крайней мере, теперь борьба намеков, надуманных алиби, оговорок закончилась. Если этот Бонд добрался до братьев Фу, даже до одного из них, можно быть уверенным, что они раскололись. Меньше всего им хотелось бы войти в конфликт с властями, да и в любом случае в слитках осталось лишь около шести дюймов».
Майор Смит резко поднялся на ноги, подошел к набитому бутылками стенному бару и налил еще одну порцию бренди с имбирным элем, почти половина на половину. С другой стороны, он мог бы их прокутить, время пока еще есть. Будущее вряд ли сделает ему много таких подарков. Он вновь уселся в кресло и закурил двадцатую сигарету за этот день. Часы показывали одиннадцать тридцать. Если избавиться от посетителя хотя бы через час, у него останется уйма времени для общения с «людьми» у рифа. Он сидел, пил и продумывал свои действия. От него зависело, длинная получится история или короткая — WKHO долго распространяться о погоде, о растительности в горах, а можно все изложить коротко. Да, его рассказ будет коротким.
Тогда, в большом двуспальном номере отеля «Тифенбруннер», разложив на свободной кровати документы и кожаные папки, он ничего не выискивал специально, просто отбирал образцы и обращал внимание на те материалы, которые были помечены красным шрифтом. Kommandosache — Kohst vertraulich.
Их было немного. В основном они представляли собой конфиденциальные сообщения о немецкой руководящей верхушке, расшифрованные перехваты переговоров союзников, информацию о местонахождении секретных складов. Поскольку сбор таких материалов являлся главной задачей подразделения «А», майор Смит просматривал их с особым интересом. Это были данные о продовольствии, взрывчатке, оружии, шпионские сообщения, файлы на сотрудников гестапо. Замечательный улов! А в нижней части пакета находился единственный опечатанный красным сургучом конверт с пометкой: «Вскрыть только в самых чрезвычайных обстоятельствах». В конверте всего один лист с коротким неподписанным текстом, выполненным красными чернилами. Под заголовком «ВАЛЮТА» написано по-немецки: «Кайзерова гора. Франзисканер Хальт. 100 м восточнее — каменная пирамида. Ящик. 2 слитка. 24 кг». Под текстом — перечень размеров в сантиметрах. Майор Смит развел руки в стороны, как если бы показывал в разговоре с друзьями размер пойманной им рыбы. Судя по размерам, слитки, должно быть, большие — примерно в ширину его плеч, да и в торце два на четыре дюйма. Одна английская восемнадцатикаратная золотая монета идет в наши дни по два-три фунта стерлингов! Да, ему чертовски повезло! Сорок, а то и пятьдесят тысяч фунтов! Не исключено, что даже сто тысяч! Он не переставал подсчитывать и одновременно быстро и хладнокровно, опасаясь, как бы кто не зашел в номер, сжег документ и конверт, растер пепел в порошок и выбросил в туалет. Затем разложил трофейную австрийскую крупномасштабную карту военно— геодезического управления и сразу отыскал на ней отметку с надписью «Франзисканер Хальт». Судя по топографическому знаку, это была нежилая избушка для альпинистов, расположенная на седловине, как раз под самым высоким восточным пиком Кайзеровых гор, которые своими очертаниями вызывали у посетителей Китцбухеля благоговейный страх. А каменная пирамида находится приблизительно здесь — он отметил место на карте ногтем. Боже, до такого богатства всего лишь десять миль езды и не более пяти часов восхождения!
Все в начале происходило именно так, как описал Бонд. В четыре утра майор Смит подъехал к дому Оберхаузера, арестовал его, заявив протестующей и плачущей семье, что отвезет Оберхаузера для допроса в лагерь под Мюнхеном. Если за ним не числится никаких преступлений, в течение недели он вернется домой. Если же семья поднимет шум, то это только ухудшит положение арестованного. Смит отказался назвать свое имя и догадался заранее закамуфлировать номер своего джипа. Через сутки подразделение «А» передислоцируется, а к тому времени, когда военные власти доберутся до Китцбухеля, инцидент будет похоронен в болоте неразберихи, всегда сопутствующей приходу войск.
Оберхаузер, оправившись от пережитого страха, оказался вполне приятным мужчиной, а когда Смит со знанием дела поговорил с ним об альпинизме и катании на лыжах — его довоенном хобби — он и совсем успокоился. На это и рассчитывал Смит. Дорога на Куфстейн проходила у основания Кайзеровой горы, и Смит, медленно ведя машину, восхищался вслух красотой горных вершин, которые освещались алеющей утренней зарей. Подъехав к подножию «золотой» горы, как ее успел окрестить Смит, он затормозил, съехал с дороги в густую траву, и, повернувшись к пассажиру, доброжелательно сказал:
— Оберхаузер, как человек, вы мне по душе. У нас общие интересы, а из вашего разговора и моих собственных суждений о вас я пришел к убеждению, что с нацистами вы не сотрудничали. Вот что я предлагай. Давайте проведем день здесь, совершим восхождение на Кайзерову гору, а потом я отвезу вас назад в Китцбухель и доложу командиру, что в Мюнхене с вами разобрались и претензий не имеют.
Он усмехнулся:
— Ну, как насчет такого варианта?
Мужчина чуть не расплакался от благодарности:
— Но нельзя ли получить какой-нибудь документ, подтверждающий благонадежность?
— Вполне. Для этого будет достаточно моей подписи.
Согласие было достигнуто, джип надежно укрыт от посторонних глаз, и они размеренным шагом двинулись по предгорью, вдыхая запах сосновой смолы.
Для восхождения Смит был одет неплохо — в рубашке защитного цвета, шортах, прекрасных американских десантных ботинках с толстой подошвой. Его единственной лишней ношей был пистолет системы «Вэбли-Скотт», и Оберхаузер, понимая, что он все-таки оставался пленником, тактично не предложил спрятать оружие за каким— нибудь приметным камнем. Сам он был облачен в свой лучший костюм и хорошие ботинки, но это, видимо, его нисколько не смущало. Заверив майора Смита, что веревки и крюки им не понадобятся, он сообщил, что прямо над ними расположена небольшая избушка под названием «Франзисканер Хальт», где они смогут передохнуть.
— Неужели? — спросил Смит.
— Да, а чуть пониже ее находится ледничок, очень красивый, однако мы его обогнем, в нем много глубоких трещин.
— Вот как… — в раздумье произнес майор Смит, рассматривая уже поблескивающий от пота затылок Оберхаузера. В конце концов, тот был всего-навсего проклятым фрицем, в любом случае из той же породы. Одним больше, одним меньше — какое это имеет значение? Все будет проще простого. Единственное, что тревожило Смита, это каким образом он спустит к подножию чертов груз. Наконец решил, что понесет слитки за спиной, причем попытается большую часть пути волочить их в подсумке для боеприпасов или придумает еще что-нибудь. Путь наверх был длинным и утомительным, а когда они минули полосу леса, стало припекать солнце. Теперь у них под ногами были сплошные валуны и камни, булыжники с грохотом устремлялись вниз. Склон становился все круче и круче по мере их приближения к самому верхнему утесу, угрожающе нависшему над ними серой громадой на фоне голубого неба. Обнаженные по пояс, оба обливались лотом, который по спине и ногам струился в ботинки, но, несмотря на хромоту Оберхаузера, они выдерживали хороший темп. Когда остановились попить и ополоснуться у бурлящего горного ручья, Оберхаузер похвалил майора Смита за выносливость, на что тот, погруженный в свои мысли, резковато и сознательно преувеличивая, заявил, что все английские солдаты такие же выносливые, как он.
Двинулись дальше. Подъем на скалу оказался не очень сложным. Майор так и предполагал, иначе избушку альпинистов не построили бы именно в этом месте. В скале были выбиты углубления для ног, кое-где в трещинах попадались железные костыли. Однако на самых сложных участках он не смог бы самостоятельно выбрать правильный путь и был доволен, что захватил с собой проводника.
Один раз рука Оберхаузера, нащупывая удобное место, расшатала большой кусок скалы и обрушила его вниз. Майор Смит внезапно подумал о шуме.
— Здесь много бывает народу? — спросил он, наблюдая за падающей глыбой.
— Ни единой души почти до самого Куфстейна, — ответил Оберхаузер, указывая в сторону гряды высоких гор. — Пастбища отсутствуют, мало воды. Сюда только альпинисты заходят, а с началом войны… — Он не стал заканчивать фразу.
Когда они огибали отливающий голубизной ледник, майор Смит внимательно изучал ширину и глубину трещин. «Да, они вполне подойдут».
Непосредственно над ними, всего в каких-то ста футах, под защитой утеса стояла потрепанная погодой избушка. Смит измерил на глаз угол склона. «Да, почти отвесная стена. Сейчас или позже? Нет, наверное, позже». Последний участок маршрута не вполне просматривался.
Ровно через пять часов после начала восхождения они добрались до избушки, и Смит, заявив, что хотел бы облегчиться, направился по карнизу скалы в восточном направлении. Он не обращал никакого внимания на раскинувшиеся перед ним на пятьдесят миль вокруг и тающие в дымке прекрасные панорамы Австрии и Баварии. Он тщательно отсчитывал свои шаги и через сто двадцать уткнулся в пирамиду из камней, напоминающую надгробный памятник в честь какого-нибудь погибшего альпиниста. Но Смит знал, что это не так, и горел желанием разбросать камни. Он вытащил пистолет, Загнал в ствол патрон и направился назад.