— Вы безумец, Тигр. Какого черта вы его не арестуете? Не сожжете все дотла?
— Арестовать? А за что? За подаренную Японии уникальную коллекцию редчайших растений? Сжечь дорогостоящую собственность уважаемого иностранца? Он же не нарушил закон. Винить можно лишь японцев. Верно, он мог бы усилить охрану. Да, странно, что, когда приезжает скорая помощь, все жертвы уже мертвы и представляют собою чаще всего мешок кальцинированных костей, выловленных из ближайшего фумарола. Вы ведь читали список: некоторые могли отделаться хотя бы слепотой. Герр доктор выражает искреннее недоумение. Полагает, что в ослеплении, или потеряв память, погибшие случайно попадают в фумаролы. Вполне возможно. Но в его списке уже более пятисот человек, об этом пишут, и все больше людей узнает о «Замке Смерти». Мы должны положить этому конец.
— Вы пытались что-нибудь сделать?
— В замке побывало несколько следственных комиссий. Их прекрасно принимали. Доктор просил оградить его от непрошенных визитеров. Жаловался, что они мешают работать, ломают растения, рвут цветы. Он согласен на любые меры, лишь бы не страдали научные эксперименты, столь милые его сердцу, и столь высоко ценимые японскими специалистами. Предложил создать исследовательский отдел — заметьте, только со своим персоналом — для получения растительных ядов, обещая бесплатно передавать их нашим медицинским центрам. Многие из этих ядов, в соответствующих дозах, являются ценными лекарствами.
— Откуда у вас эта информация? — сонно спросил Бонд.
Было уже четыре часа, и иззубренный жемчужно-серыми остроконечными крышами горизонт светлел. Морщась, он выпил остатки саке. Перебор. Пора спать.
Но Тигра явно захватил этот нелепый ночной кошмар в духе Эдгара По и Амброза Бирса. Усталости он не чувствовал. На лице жестко обозначились черты самурая. Лишь случайные движения выдавали возбуждение. Он сказал:
— Месяц назад, Бондо-сан, я послал туда на разведку своего человека. Мой министр приказал, министр внутренних дел. А ему — премьер-министр. Дело приобрело общественный резонанс. Я выбрал хорошего парня. Приказал ему прибыть на место, осмотреться и доложить. Через неделю его выловили из моря недалеко от замка. Он был слеп и в бреду. Нижняя часть тела страшно обожжена. Смог пробормотать «хайку» о стрекозах. Детишки у нас так развлекаются: привязывают самку-стрекозу к нитке и выпускают, на нее, как на мед, слетаются самцы. Это «хайку» — стихотворение из семнадцати слогов — он повторял, пока не умер:
О, горе!
Розовые стрекозы скользят
Над покрытой цветами могилой.
Бонд чувствовал себя, как во сне: маленькая комната, перегородки из рисовой бумаги, открывающаяся перспектива крошечного сада, алая полоска восхода вдалеке, тяжесть выпитого саке и сигарет, тихий голос, рассказывающий волшебную сказку: детство, палатка под высокими звездами. А ведь все это реально, поэтому Тигр и привел его сюда. Зачем? Боится одиночества? Довериться больше некому? Бонд усилием воли стряхнул дремоту:
— Извините, Тигр. Что же случилось потом?
Тигр Танака выпрямился на своем золотистом татами. Он посмотрел Бонду в глаза и сказал:
— Потом? Извинился перед начальством. И стал ждать подходящего случая. Ждал вашего появления.
— Моего?
— Прислали вас. Мог быть и другой.
Бонд зевнул. Не смог удержаться. Вечеру конца не было. Японец оказался с причудами. Как бы завить веревочку? Он сказал:
— Тигр. Пора спать. Договорим завтра. Чем смогу — помогу. Вопрос сложный. Утро вечера мудреней. — Он привстал.
Тигр сказал, и это был приказ:
— Сядьте, Бондо-сан. Если вы любите свою страну, вы отправитесь завтра. — Он посмотрел на часы. — В двенадцать двадцать с Токийского центрального. Место назначения — Фукуока, остров Кюсю. В отель вы не вернетесь. Никаких встреч с Дикко. С этого момента вы в моем личном распоряжении. — Голос звучал тихо и мягко. — Вам ясно?
Бонд дернулся, как будто его ужалили:
— Ради Бога, что вы несете. Тигр?
— Вчера в моей конторе вы заявили, что в обмен на Магию-44 вы уполномочены выполнить любое задание по моему выбору.
— Никто меня не уполномачивал. Я сказал, что сделаю это для вас под собственную ответственность.
— Вполне достаточно. Я поймал вас на слове и попросил аудиенции у премьер-министра. Он дал добро на операцию, при условии ее абсолютной секретности. О ней знают лишь он, я — и вы, разумеется.
— Бросьте рассусоливать, Тигр, — сказал Бонд нетерпеливо. — Что вам от меня нужно?
Тигр, однако, не торопился:
— Бондо-сан, я буду с вами откровенен, только не обижайтесь, мы ведь друзья, хорошо? Должен признать, у многих власть имущих в Японии, и у меня в том числе, после войны сложилось отрицательное мнение об англичанах. Вы не только потеряли великую империю, вы, казалось, были рады от нее избавиться. Хорошо, — он поднял руку, — не будем залезать в дебри имперской политики, но когда в Суэце вы попытались подлечиться от импотенции, более жалкой попытки свет не видывал. Далее, ваше правительство успешно и последовательно демонстрирует свою некомпетентность и фактически передает контроль над страной тред-юнионам, основной принцип которых: работать все меньше, получать все больше. Исчезает дух старой доброй Англии, моральное превосходство, перед которыми преклонялся весь мир. Появились толпы бездельников, азартные игры, жалобы на судьбу страны, сплетни о королевской семье и так называемой аристократии на страницах самых беспринципных в мире газет.
Бонд расхохотался:
— Ну вы и наглец, Тигр! Накатайте статейку, подпишитесь «Восьмидесятилетний» и пошлите в «Таймс». А лучше поезжайте и осмотритесь на месте. Не так уж все и плохо.
— Бондо-сан, вы сами подтверждаете мои слова. «Не так уж и плохо!». Детские оправдания нерадивого ученика. Немногие оставшиеся у вас друзья считают, что дела ваши идут отвратительно. И вот вы появляетесь у меня и требуете стратегически важную разведывательную информацию, чтобы поддержать руины исчезнувшей империи. Почему же мы должны пойти вам навстречу? Что нам это даст, Бондо-сан? Зачем совать нашатырь под нос сокрушенному тяжеловесу перед неизбежным нокаутом?
Бонд разозлился:
— Чушь собачья, Тигр! Вы просто кучка осатаневших застоявшихся убийц, надеющихся избавиться от хозяев-янки и опять поиграть в самураев; скалитесь, прикрываясь улыбочками, и людей судите по законам джунглей. А скажу я вам вот что, дорогой вы мой: Англия, может быть, и обескровлена за последние две войны, наша социальная политика, может быть, чересчур расточительна, мы дали свободу колониям, может быть, слишком поспешно, но мы покорили Эверест, и наши спортсмены не самые худшие в мире, и у нас полно Нобелевских премий. Может быть, наши политики смехотворны, но и ваши таковы. Все они такие. С англичанами все в порядке — хотя их всего пятьдесят миллионов.
Тигр Танака широко улыбнулся:
— Хорошо сказано, Бондо-сан. Я боялся, ваш знаменитый стоицизм даст трещину. Хотел убедиться в обратном. Примерно то же самое я сказал Премьеру. И знаете, что он ответил? «Отлично, мистер Танака, испытайте коммандера Бонда. Если он выдержит, я поверю, что в Англии по-прежнему есть достойные люда и им можно доверить наши тайны. Если нет, вежливо ему откажите».
Бонд пожал плечами. Он все еще кипел:
— Ладно. Что еще за испытание? Какая-нибудь бредовая самурайская чепуха?
— В какой-то мере, — невозмутимо согласился Тигр. — Вам придется проникнуть в «Замок Смерти» и сразить дракона.
— Арестовать? А за что? За подаренную Японии уникальную коллекцию редчайших растений? Сжечь дорогостоящую собственность уважаемого иностранца? Он же не нарушил закон. Винить можно лишь японцев. Верно, он мог бы усилить охрану. Да, странно, что, когда приезжает скорая помощь, все жертвы уже мертвы и представляют собою чаще всего мешок кальцинированных костей, выловленных из ближайшего фумарола. Вы ведь читали список: некоторые могли отделаться хотя бы слепотой. Герр доктор выражает искреннее недоумение. Полагает, что в ослеплении, или потеряв память, погибшие случайно попадают в фумаролы. Вполне возможно. Но в его списке уже более пятисот человек, об этом пишут, и все больше людей узнает о «Замке Смерти». Мы должны положить этому конец.
— Вы пытались что-нибудь сделать?
— В замке побывало несколько следственных комиссий. Их прекрасно принимали. Доктор просил оградить его от непрошенных визитеров. Жаловался, что они мешают работать, ломают растения, рвут цветы. Он согласен на любые меры, лишь бы не страдали научные эксперименты, столь милые его сердцу, и столь высоко ценимые японскими специалистами. Предложил создать исследовательский отдел — заметьте, только со своим персоналом — для получения растительных ядов, обещая бесплатно передавать их нашим медицинским центрам. Многие из этих ядов, в соответствующих дозах, являются ценными лекарствами.
— Откуда у вас эта информация? — сонно спросил Бонд.
Было уже четыре часа, и иззубренный жемчужно-серыми остроконечными крышами горизонт светлел. Морщась, он выпил остатки саке. Перебор. Пора спать.
Но Тигра явно захватил этот нелепый ночной кошмар в духе Эдгара По и Амброза Бирса. Усталости он не чувствовал. На лице жестко обозначились черты самурая. Лишь случайные движения выдавали возбуждение. Он сказал:
— Месяц назад, Бондо-сан, я послал туда на разведку своего человека. Мой министр приказал, министр внутренних дел. А ему — премьер-министр. Дело приобрело общественный резонанс. Я выбрал хорошего парня. Приказал ему прибыть на место, осмотреться и доложить. Через неделю его выловили из моря недалеко от замка. Он был слеп и в бреду. Нижняя часть тела страшно обожжена. Смог пробормотать «хайку» о стрекозах. Детишки у нас так развлекаются: привязывают самку-стрекозу к нитке и выпускают, на нее, как на мед, слетаются самцы. Это «хайку» — стихотворение из семнадцати слогов — он повторял, пока не умер:
О, горе!
Розовые стрекозы скользят
Над покрытой цветами могилой.
Бонд чувствовал себя, как во сне: маленькая комната, перегородки из рисовой бумаги, открывающаяся перспектива крошечного сада, алая полоска восхода вдалеке, тяжесть выпитого саке и сигарет, тихий голос, рассказывающий волшебную сказку: детство, палатка под высокими звездами. А ведь все это реально, поэтому Тигр и привел его сюда. Зачем? Боится одиночества? Довериться больше некому? Бонд усилием воли стряхнул дремоту:
— Извините, Тигр. Что же случилось потом?
Тигр Танака выпрямился на своем золотистом татами. Он посмотрел Бонду в глаза и сказал:
— Потом? Извинился перед начальством. И стал ждать подходящего случая. Ждал вашего появления.
— Моего?
— Прислали вас. Мог быть и другой.
Бонд зевнул. Не смог удержаться. Вечеру конца не было. Японец оказался с причудами. Как бы завить веревочку? Он сказал:
— Тигр. Пора спать. Договорим завтра. Чем смогу — помогу. Вопрос сложный. Утро вечера мудреней. — Он привстал.
Тигр сказал, и это был приказ:
— Сядьте, Бондо-сан. Если вы любите свою страну, вы отправитесь завтра. — Он посмотрел на часы. — В двенадцать двадцать с Токийского центрального. Место назначения — Фукуока, остров Кюсю. В отель вы не вернетесь. Никаких встреч с Дикко. С этого момента вы в моем личном распоряжении. — Голос звучал тихо и мягко. — Вам ясно?
Бонд дернулся, как будто его ужалили:
— Ради Бога, что вы несете. Тигр?
— Вчера в моей конторе вы заявили, что в обмен на Магию-44 вы уполномочены выполнить любое задание по моему выбору.
— Никто меня не уполномачивал. Я сказал, что сделаю это для вас под собственную ответственность.
— Вполне достаточно. Я поймал вас на слове и попросил аудиенции у премьер-министра. Он дал добро на операцию, при условии ее абсолютной секретности. О ней знают лишь он, я — и вы, разумеется.
— Бросьте рассусоливать, Тигр, — сказал Бонд нетерпеливо. — Что вам от меня нужно?
Тигр, однако, не торопился:
— Бондо-сан, я буду с вами откровенен, только не обижайтесь, мы ведь друзья, хорошо? Должен признать, у многих власть имущих в Японии, и у меня в том числе, после войны сложилось отрицательное мнение об англичанах. Вы не только потеряли великую империю, вы, казалось, были рады от нее избавиться. Хорошо, — он поднял руку, — не будем залезать в дебри имперской политики, но когда в Суэце вы попытались подлечиться от импотенции, более жалкой попытки свет не видывал. Далее, ваше правительство успешно и последовательно демонстрирует свою некомпетентность и фактически передает контроль над страной тред-юнионам, основной принцип которых: работать все меньше, получать все больше. Исчезает дух старой доброй Англии, моральное превосходство, перед которыми преклонялся весь мир. Появились толпы бездельников, азартные игры, жалобы на судьбу страны, сплетни о королевской семье и так называемой аристократии на страницах самых беспринципных в мире газет.
Бонд расхохотался:
— Ну вы и наглец, Тигр! Накатайте статейку, подпишитесь «Восьмидесятилетний» и пошлите в «Таймс». А лучше поезжайте и осмотритесь на месте. Не так уж все и плохо.
— Бондо-сан, вы сами подтверждаете мои слова. «Не так уж и плохо!». Детские оправдания нерадивого ученика. Немногие оставшиеся у вас друзья считают, что дела ваши идут отвратительно. И вот вы появляетесь у меня и требуете стратегически важную разведывательную информацию, чтобы поддержать руины исчезнувшей империи. Почему же мы должны пойти вам навстречу? Что нам это даст, Бондо-сан? Зачем совать нашатырь под нос сокрушенному тяжеловесу перед неизбежным нокаутом?
Бонд разозлился:
— Чушь собачья, Тигр! Вы просто кучка осатаневших застоявшихся убийц, надеющихся избавиться от хозяев-янки и опять поиграть в самураев; скалитесь, прикрываясь улыбочками, и людей судите по законам джунглей. А скажу я вам вот что, дорогой вы мой: Англия, может быть, и обескровлена за последние две войны, наша социальная политика, может быть, чересчур расточительна, мы дали свободу колониям, может быть, слишком поспешно, но мы покорили Эверест, и наши спортсмены не самые худшие в мире, и у нас полно Нобелевских премий. Может быть, наши политики смехотворны, но и ваши таковы. Все они такие. С англичанами все в порядке — хотя их всего пятьдесят миллионов.
Тигр Танака широко улыбнулся:
— Хорошо сказано, Бондо-сан. Я боялся, ваш знаменитый стоицизм даст трещину. Хотел убедиться в обратном. Примерно то же самое я сказал Премьеру. И знаете, что он ответил? «Отлично, мистер Танака, испытайте коммандера Бонда. Если он выдержит, я поверю, что в Англии по-прежнему есть достойные люда и им можно доверить наши тайны. Если нет, вежливо ему откажите».
Бонд пожал плечами. Он все еще кипел:
— Ладно. Что еще за испытание? Какая-нибудь бредовая самурайская чепуха?
— В какой-то мере, — невозмутимо согласился Тигр. — Вам придется проникнуть в «Замок Смерти» и сразить дракона.
9. Свежевыкрашенный японец
Черная «Тойота» неслась по пустынным улицам. День обещал быть прекрасным.
Тигр оделся, как на загородную прогулку. На сидении рядом с ним лежала небольшая сумка. Ехали они в некое купальное заведение, неумеренно расхваливаемое Тифом. Что-то совершенно особенное и, к тому же, уединенное, где Бонду без помех смогут придать вполне самурайский вид. Тигр отверг все возражения Бонда. Без сомнения, этот доктор — поставщик смерти. Сумасшедший? Просто развлекается на свой лад? Тигра это мало волнует. По вполне понятным политическим причинам, ликвидация, официально одобренная, не могла быть поручена японцу. Бонд появился как раз вовремя. У него большой опыт тайных операций, и если его случайно накроет японская полиция, нетрудно будет обеспечить соответствующее прикрытие. Его осудят, посадят, а затем тихо вывезут из страны. Если не повезет, доктор или его охрана в живых его несомненно не оставят.
Перспектива не слишком приятная. Бонд заявил, что лично не имеет ничего против швейцарского ботаника. Тигр заявил, что любой нормальный человек возненавидит чудовище, на счету которого пять сотен загубленных душ. Разве не так? В конце концов Бонда нанимают в обмен на Магию-44. Это успокаивает его совесть. Поколебавшись, Бонд согласился. В качестве последнего аргумента Бонд заявил, что операция в принципе невозможна. Иностранца в Японии за пять миль засекут. Тигр заявил, что это предусмотрено, и первым шагом на пути превращений будет поездка в баню. Там же Бонд выспится перед путешествием, в котором Тигр будет его сопровождать. И Тигр с дьявольской ухмылкой заверил его, что по крайней мере часть предстоящих превращений доставит ему массу удовольствия.
Внешне баня смахивала на обычную гостиницу — несколько тщательно уложенных среди карликовых сосен каменных плит-ступеней, широкий, ярко освещенный дверной проем, лакированные деревянные полы, три кланяющиеся с улыбками женщины в кимоно, яркие, как птицы, хотя было около пяти утра, и неизбежная шеренга безупречно чистых тапочек-недомерков. После серии поклонов и контр-поклонов и нескольких фраз, сказанных Тигром, Бонд снял ботинки и в носках (объяснения Тигра, вежливое хихиканье из-за прикрывавших лица ладоней) отправился за одной из женщин вдоль сверкающего коридора к раздвинутой перегородке, за которой оказалась миниатюрная комбинация спальни и турецкой бани. Молоденькая девушка в белых шортиках в обтяжку и узеньким намеком на лифчик, низко поклонилась, сказала:
— Извините, пожалуйста, — и принялась расстегивать Бонду брюки. Бонд придержал изящную ладошку, повернулся к старшей женщине, задвигавшей перегородку, и голосом, в котором смешались мольба и угроза, сказал:
— Танака-сан.
Привели Тигра. Кроме подштанников, на том ничего не было.
— Ну, что еще?
— Слушайте, Тигр, уверен, я с этой красоткой прекрасно полажу. Но скажите, что у нас в меню. Я ее должен сожрать, или она меня?
Тигр терпеливо объяснил:
— Учитесь выполнять приказы, не задавая вопросов, Бондо-сан. В ближайшее время это основа наших отношений. Лежанку видите? Девушка вас разденет и поможет улечься. Под лежанкой очаг с древесным углем. Пропотеете. Минут через десять девушка поможет вам сойти и вымоет с головы до ног, даже вычистит уши специальной лопаточкой из слоновой кости. Она выльет вот эту стойкую краску в изразцовую ванну в полу, и вы туда залезете. Хорошенько расслабитесь, вымоете лицо и волосы. Она вас вытрет и пострижет на японский манер. Потом сделает массаж в любой устраивающей вас форме. Затем — сон. Проснетесь, позавтракаете, яичница с ветчиной и кофе, поцелуете барышню, побреетесь, или наоборот, дело ваше — вот и все.
Тигр что-то коротко сказал девице. Та ответила, кокетливо тряхнув головой.
— Ей восемнадцать, зовут Марико Ичибан. Марико означает «Правдивая», а Ичибан — «номер один». Девицы в этих заведениях пронумерованы. И больше меня, пожалуйста, не вызывайте. Программа у меня та же, только без краски. Просьба на будущее: не волнуйтесь. У вас впереди масса новых впечатлений. Часто странных, необычных. Никаких неприятностей — пока вы под моим прикрытием. Пользуйтесь случаем, второго может и не представиться. Договорились? Тогда спокойной ночи, дорогой Бондо-сан. А ночь коротка, не теряйтесь. И вы, — сказал Тигр, сдвигая перегородку, — проснетесь новым человеком.
Бонд тут же принялся расслабляться: как только Марико вновь принялась за его брюки, он приподнял ей подбородок и с удовольствием поцеловал в теплые припухшие губы.
Позднее, устроившись на уютной деревянной лежанке, уставший, слегка пьяный, он припомнил свои мрачные размышления в розарии королевы Мери. Припомнил он и разговор с М., его уверения, что это чисто дипломатическое задание. Бонд иронически ухмыльнулся.
Марико перед зеркалом занималась прической. Бонд сказал:
— Марико, кончай!
Марико улыбнулась и поклонилась. Неторопливо сняла лифчик и подошла к лежанке.
«Что там тявкал Тигр о новом человеке?», — вспомнил Бонд. Он протянул Марико руку и заметил, как напряглись ее груди.
По переполненным залам Центрального вокзала Токио вслед за Тигром шел действительно новый человек. Лицо и руки были смуглы, черные напомаженные волосы аккуратно подстрижены, короткая челка прикрывала лоб, искусно подбритые брови делали косоватыми глаза. Одет он был, как и многие вокруг, в белую хлопчатую рубашку с длинными рукавами и дешевенький черный галстук, пришпиленный золоченой булавкой. Черные брюки из магазина готового платья, подпоясанные дешевым черным пластиковым ремнем слегка провисали сзади (а зады у японцев низкие). Зато черные пластиковые сандалии и синие нейлоновые носки были в самый раз. Потрепанная сумка с надписью «Джапан Эр Лайнс» висела на плече. В ней лежали запасная рубашка, майка, трусы и носки, сигареты и всякая мелочь японского производства. В карманах расческа, старенький бумажник с пятью сотнями иен мелкими бумажками и карманный нож, причем длина лезвия не превышала положенных по японским законам двух дюймов. Платка не было, лишь пакет бумажных салфеток. (Потом уже Тигр объяснил: — Эта ваша западная привычка высморкаться, результаты тщательно завернуть в тряпочку и бережно, как бесценное сокровище, упрятать в карман! А остальное дерьмо вы храните столь же трогательно? В общем, сморкаясь в Японии, сделайте это попристойнее и не храните сокровищ при себе).
Несмотря на рост, Бонд не выделялся в шумной толпе пассажиров. Новое его лицо было вылеплено в комнатке банного заведения, и Марико приложила для этого немало усилий.
— Настоящий японский джентльмен, — одобрила она после прощального поцелуя, когда Тигр уже тихонько постукивал в перегородку. Вещи Бонда унесли.
— Все передадут Дикко, — сказал Тигр. — Сегодня он сообщит вашему шефу, что мы с вами на несколько дней уехали из Токио по делам Магии. Дикко действительно так думает. У меня в конторе знают лишь о поездке в Фукуока. Считается, что я еду один, о вас никто не подозревает. Сейчас едем экспрессом до Хамагори на южном побережье, вечером катером на подводных крыльях через пролив Осуми до порта Тоба. Там переночуем. Торопиться не будем, по дороге познакомитесь с японскими обычаями, стилем жизни — пригодится, когда придет время.
Подошел сверкающий серебристо-оранжевый экспресс. Тигр забрался в вагон, Бонд вежливо пропустил вперед парочку девушек. Когда он уселся рядом с Тигром, тот сердито прошипел:
— Первый урок, Бондо-сан! Женщин вперед не пропускают. Можете оттолкнуть, наступить на ногу. Уважение оказывается глубоким старикам, и все. Ясно?
— Да, хозяин, — сказал Бонд с сарказмом.
— И бросьте эти западные шуточки, пока вы у меня на выучке. Мы занимаемся серьезным делом.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал Бонд со вздохом. — Черт бы вас побрал…
Тигр поднял руку:
— Номер два. Не ругаться. В японском языке нет ругательств, ругани просто не существует.
— Бог ты мой, Тигр! А как же уважающий себя мужик должен спускать пары? Если ты опаздываешь на встречу с начальством и забываешь дома важные бумаги, естественно рявкнуть: «Бабушка Любит Яростно Дедушку Мягкий Знак!».
— Нет, — сказал Тигр. — Я скажу «Шимата», что значит «Извините, я ошибся».
— И все?
— Все.
— А если виноват твой водитель, грех ведь его не отматерить?
— Если бы я нанял нового шофера, и назвал бы его «бакиаро», что означает «идиот несчастный», или даже «кончикишо», то есть «ты, животное», но это страшные оскорбления, и он имеет полное право ударить меня. Он, несомненно, бросит машину и уйдет.
— И это самые зверские японские ругательства? А как насчет ваших табу? Император, предки, боги бесчисленные? Их вы когда-нибудь к черту посылаете?
— Нет. Такого просто не существует.
— А похабщина всякая, сексуальные оскорбления?
— Есть пара — «чимбо», мужского рода, и «монко», женского. Всего лишь грубые анатомические названия. Как ругательства не используются.
— Свихнуться можно! Психи без ругательств! Я диссертацию напишу. Только и остается покончить с собой, завалив экзамен, или оторвать голову своей девушке, когда она надоест.
Тигр рассмеялся:
— Обычно мы спихиваем их под трамвай или поезд.
— По мне проще сказать — «ты, …», — Бонд с удовольствием выпалил продолжение. — И все дела.
— Достаточно, Бондо-сан, — терпеливо сказал Тигр. — Вопрос закрыт. Будьте любезны впредь воздерживаться от употребления этих слов. Спокойствие, стоицизм, невозмутимость. Не демонстрируйте ваших чувств. Улыбайтесь, если не везет. Если потянете связки, смейтесь.
— Тигр, вы чертов надсмотрщик…
Тигр плотоядно ухмыльнулся:
— Это только начало. А сейчас в вагон-ресторан. Влитое вчера в меня «Сантори» требует опохмеловки.
— Опохмелки, — поправил Бонд.
— И основательной.
Пытаясь управиться при помощи палочек с ломтиками сырого осьминога и горкой риса («Привыкайте к нашей еде, Бондо-сан»), Бонд посматривал на проносящуюся мимо изрезанную береговую линию, перемежающуюся поблескивающими под солнцем рисовыми чеками, и вдруг почувствовал увесистый толчок в спину. Толкали его в ресторане уже несколько раз — японцы по этой части большие мастера — но здесь он оглянулся и успел заметить спину плотного человека, выходящего из вагона. За ушами у него белели завязки от «маско», а голову прикрывала уродливая черная кожаная шляпа. Когда они возвращались на свои места, Бонд обнаружил, что у него обчистили карман. Исчез бумажник. Тигр был обескуражен:
— Такое просто невероятно в Японии. Да, ладно. Я вам куплю новый в Тоба. Не стоит звать кондуктора. Только привлечем к себе внимание. Появится полиция, вопросы, протоколы… А вора не найдут. Снимет «маско» и шляпу и ищи его. Мне очень жаль, Бондо-сан. Надеюсь, вы не слишком расстроились?
— Да ерунда, Тигр.
Они вышли в Хамагори, живописной приморской деревушке; недалеко, в проливе, горбился скалистый островок, где, как объяснил Тиф, стоял знаменитый храм-святилище. Затем часовой поход через пролив с пятидесятиузловой скоростью на катере на подводных крыльях.
На причале Бонд заметил силуэт плотного человека, мелькнувшего в толпе. Ворюга с поезда? Но этот носил тяжелые очки в роговой оправе, а плотных мужчин было предостаточно. Бонд вздохнул и пошел за Тигром по узким улочкам, весело расцвеченным бумажными знаменами и фонариками, к неизменному раздвижному фасаду и карликовым соснам.
Их ждали и встретили почтительно. Бонд был уже на пределе, запас поклонов и улыбок в нем иссякал, и он свирепо ухмыльнулся, когда его оставили, наконец, в покое в его безумно изящной комнатушке с неизменным изящным чайником, изящной чашкой и несравненными леденцами в рисовой бумажке. Он сидел у раздвинутой перегородки с видом на садик размером с носовой платок, за которым стеной стояло море, и мрачно смотрел на гигантскую статую мужика в котелке и визитке, о котором Тигр сказал, что это мистер Микимото, основатель производства искусственного жемчуга, родившийся в Тоба, и именно здесь, еще бедным рыбаком, придумавший запихивать песчинку под мантию живой раковины, вокруг которой и образовывалась жемчужина.
— А, пошел этот Тигр к черту, вместе со своим планом, — думал Бонд. — Куда я лезу?
Так он и сидел, когда пришел Тигр и бесцеремонно потребовал, чтобы Бонд одел «юката», висевшее, вместе с постельными принадлежностями, в единственном шкафчике у бумажной стены.
— Соберитесь, Бондо-сан, — мягко сказал Тигр. — У вас неплохо получается. Я заказал саке и лангуста на обед, здесь он особенно хорош.
Бонд слегка повеселел. Он разделся до трусов, завернулся в темно-коричневое «юката».
— Стоп! — скомандовал Тигр. — Запахнитесь слева направо. Наоборот заворачивают только трупы.
Бонд уселся в позе лотоса за низеньким столом напротив Тигра. В кимоно было действительно легко и удобно. Он поклонился:
— Отличная программа. А теперь, Тигр, расскажите, как вы были камикадзе. Подробно. Что это такое?
Принесли саке. Хорошенькая официантка, опустившись на колени на татами, ухаживала за обоими. Тигр все продумал, даже приказал принести высокие стаканы. Бонд осушил свой залпом.
— Ваша манера пить вполне отвечает вашей легенде, — сказал Тигр.
— А кем я буду?
— Шахтером из Фукуока. Среди них много высоких ребят. Толкали вагонетки. Махать кайлом мозгов не хватило. Будете глухонемым. Вот, — Тигр швырнул захватанную справку, мятую, с завернувшимися углами. — «Тсумбо де оши» — глухонемой. Относятся к ним с жалостью и слегка брезгливо. Если к вам кто-нибудь обратится, покажите это, и от вас отстанут. Могут предложить немного мелочи. Возьмите и поклонитесь пониже.
— Премного благодарен. Отчет для ваших секретных фондов предоставить?
— Этого от вас не потребуется, — Тигр сделал каменную физиономию. — Операция оплачивается из фондов премьер-министра.
Бонд поклонился:
— Какая честь. А теперь, сукин вы сын, налейте-ка саке, и давайте ваши сказочки о камикадзе. А я пока воплощусь в трахнутого шахтера из Фукуока. На людях я готов шипеть, кланяться и все, что угодно. Но когда мы наедине, пароль «Бабушка Любит Яростно Дедушку Мягкий Знак», или я суну голову под копер прежде, чем вы загоните меня на первое дерево. Договорились?
Тигр низко поклонился:
— Шимата! Я, конечно, неправ. Слишком уж давлю на вас. Друзей надо развлекать. Поднимите стакан, Бондо-сан, иначе девушка вам не нальет. Отлично. Итак, о камикадзе.
Тигр покачивался взад-вперед, его темные глаза убийцы были непроницаемы. Он заговорил, не глядя на Бонда:
— Почти двадцать лет прошло. Обстановка для нас складывалась отвратительно. Я занимался разведывательной работой в Берлине и Риме, был далеко от линии фронта, не видел воздушных налетов, но каждую ночь я слушал наше радио и понимал, как медленно, но неотвратимо продвигались американские войска, занимая остров за островом, видел, что страна моя в опасности, и я должен быть там. — Тигр замолчал. — Только об этом и думал. Я знал о действиях корпуса камикадзе. Означает это слово «Божественный Ветер». Так назвали ураган, спасший в тринадцатом веке Японию от вторжения войск Кубла-хана, потопивший его флот. И я сказал себе, вот так следует умереть — никаких наград, чистая смерть, самоубийство, если хотите, но враг за это заплатит сполна. Воплощение героизма. Мне было почти сорок. Сам уже пожил от души и мог дать пожить какому-нибудь юнцу. Технически все очень просто. Любой способен научиться управлять самолетом. Несколько машин идут в атаку. Выбери себе цель, лучше всего авианосец, с него янки поднимаются бомбить твою страну. Постарайся попасть в лифт на полетной палубе, самое уязвимое место. Мостик или ватерлиния надежно укрыты броней. Только в лифт, ясно?
Тигр был опять на войне. Бонд видел это, с ним самим такое частенько случалось. Он поднял стакан. Девушка, стоя на коленях, поклонилась и налила саке. Бонд сказал:
— Ясно. Продолжайте, Тигр.
— Я заставил «Кемпейтай» принять мою отставку и всеми правдами и неправдами поступил в учебную эскадрилью камикадзе. Это было довольно сложно. Похоже, туда стремилась попасть вся молодежь страны. К этому времени самолетов у нас уже не хватало и пришлось осваивать «баку» — небольшой деревянный планер, несший на носу тысячу фунтов взрывчатки. Что-то вроде летающей бомбы. Двигателя не было. «Баку» подвешивали под фюзеляж истребителя-бомбардировщика. У пилота была единственная ручка управления. Страшное и прекрасное это было зрелище, Бондо-сан, вылет на задание. Молодые люди в белых рубахах, с белой самурайской повязкой на голове, весело бегущие к своим машинам, как на свидание к любимой. Рев двигателей самолетов-носителей и взлет прямо в заходящее солнце, полет к обнаруженной цели. Казалось, они летят к своим предкам, на небеса, да так оно и было, никто не вернулся назад, никто не попал в плен.
— Ну и чего они добились? Напугали, конечно, американцев, да и англичан. Но вы потеряли тысячи лучших своих юношей. Стоило ли?
— Стоило ли? И это вы говорите об одной из самых славных страниц нашей истории. А вы знаете, что камикадзе единственное соединение ВВС, не приписавшее себе несуществующих побед. Они заявили о потоплении или повреждении двухсот семидесяти шести кораблей, на самом же деле на их счету триста двадцать две единицы. — Вам повезло, капитуляция опередила ваш вылет. — Может быть. И все же, Бондо-сан, я представляю себе, как сваливаюсь в пике из-за солнца, прямо в ад зенитного огня, вижу крошечные фигурки, мечущиеся по палубе в поисках убежища, пытающийся маневрировать авианосец, вижу, как уничтожу сейчас сотню врагов, подорву огромный корабль, я, один-одинешенек.
Тигр оделся, как на загородную прогулку. На сидении рядом с ним лежала небольшая сумка. Ехали они в некое купальное заведение, неумеренно расхваливаемое Тифом. Что-то совершенно особенное и, к тому же, уединенное, где Бонду без помех смогут придать вполне самурайский вид. Тигр отверг все возражения Бонда. Без сомнения, этот доктор — поставщик смерти. Сумасшедший? Просто развлекается на свой лад? Тигра это мало волнует. По вполне понятным политическим причинам, ликвидация, официально одобренная, не могла быть поручена японцу. Бонд появился как раз вовремя. У него большой опыт тайных операций, и если его случайно накроет японская полиция, нетрудно будет обеспечить соответствующее прикрытие. Его осудят, посадят, а затем тихо вывезут из страны. Если не повезет, доктор или его охрана в живых его несомненно не оставят.
Перспектива не слишком приятная. Бонд заявил, что лично не имеет ничего против швейцарского ботаника. Тигр заявил, что любой нормальный человек возненавидит чудовище, на счету которого пять сотен загубленных душ. Разве не так? В конце концов Бонда нанимают в обмен на Магию-44. Это успокаивает его совесть. Поколебавшись, Бонд согласился. В качестве последнего аргумента Бонд заявил, что операция в принципе невозможна. Иностранца в Японии за пять миль засекут. Тигр заявил, что это предусмотрено, и первым шагом на пути превращений будет поездка в баню. Там же Бонд выспится перед путешествием, в котором Тигр будет его сопровождать. И Тигр с дьявольской ухмылкой заверил его, что по крайней мере часть предстоящих превращений доставит ему массу удовольствия.
Внешне баня смахивала на обычную гостиницу — несколько тщательно уложенных среди карликовых сосен каменных плит-ступеней, широкий, ярко освещенный дверной проем, лакированные деревянные полы, три кланяющиеся с улыбками женщины в кимоно, яркие, как птицы, хотя было около пяти утра, и неизбежная шеренга безупречно чистых тапочек-недомерков. После серии поклонов и контр-поклонов и нескольких фраз, сказанных Тигром, Бонд снял ботинки и в носках (объяснения Тигра, вежливое хихиканье из-за прикрывавших лица ладоней) отправился за одной из женщин вдоль сверкающего коридора к раздвинутой перегородке, за которой оказалась миниатюрная комбинация спальни и турецкой бани. Молоденькая девушка в белых шортиках в обтяжку и узеньким намеком на лифчик, низко поклонилась, сказала:
— Извините, пожалуйста, — и принялась расстегивать Бонду брюки. Бонд придержал изящную ладошку, повернулся к старшей женщине, задвигавшей перегородку, и голосом, в котором смешались мольба и угроза, сказал:
— Танака-сан.
Привели Тигра. Кроме подштанников, на том ничего не было.
— Ну, что еще?
— Слушайте, Тигр, уверен, я с этой красоткой прекрасно полажу. Но скажите, что у нас в меню. Я ее должен сожрать, или она меня?
Тигр терпеливо объяснил:
— Учитесь выполнять приказы, не задавая вопросов, Бондо-сан. В ближайшее время это основа наших отношений. Лежанку видите? Девушка вас разденет и поможет улечься. Под лежанкой очаг с древесным углем. Пропотеете. Минут через десять девушка поможет вам сойти и вымоет с головы до ног, даже вычистит уши специальной лопаточкой из слоновой кости. Она выльет вот эту стойкую краску в изразцовую ванну в полу, и вы туда залезете. Хорошенько расслабитесь, вымоете лицо и волосы. Она вас вытрет и пострижет на японский манер. Потом сделает массаж в любой устраивающей вас форме. Затем — сон. Проснетесь, позавтракаете, яичница с ветчиной и кофе, поцелуете барышню, побреетесь, или наоборот, дело ваше — вот и все.
Тигр что-то коротко сказал девице. Та ответила, кокетливо тряхнув головой.
— Ей восемнадцать, зовут Марико Ичибан. Марико означает «Правдивая», а Ичибан — «номер один». Девицы в этих заведениях пронумерованы. И больше меня, пожалуйста, не вызывайте. Программа у меня та же, только без краски. Просьба на будущее: не волнуйтесь. У вас впереди масса новых впечатлений. Часто странных, необычных. Никаких неприятностей — пока вы под моим прикрытием. Пользуйтесь случаем, второго может и не представиться. Договорились? Тогда спокойной ночи, дорогой Бондо-сан. А ночь коротка, не теряйтесь. И вы, — сказал Тигр, сдвигая перегородку, — проснетесь новым человеком.
Бонд тут же принялся расслабляться: как только Марико вновь принялась за его брюки, он приподнял ей подбородок и с удовольствием поцеловал в теплые припухшие губы.
Позднее, устроившись на уютной деревянной лежанке, уставший, слегка пьяный, он припомнил свои мрачные размышления в розарии королевы Мери. Припомнил он и разговор с М., его уверения, что это чисто дипломатическое задание. Бонд иронически ухмыльнулся.
Марико перед зеркалом занималась прической. Бонд сказал:
— Марико, кончай!
Марико улыбнулась и поклонилась. Неторопливо сняла лифчик и подошла к лежанке.
«Что там тявкал Тигр о новом человеке?», — вспомнил Бонд. Он протянул Марико руку и заметил, как напряглись ее груди.
По переполненным залам Центрального вокзала Токио вслед за Тигром шел действительно новый человек. Лицо и руки были смуглы, черные напомаженные волосы аккуратно подстрижены, короткая челка прикрывала лоб, искусно подбритые брови делали косоватыми глаза. Одет он был, как и многие вокруг, в белую хлопчатую рубашку с длинными рукавами и дешевенький черный галстук, пришпиленный золоченой булавкой. Черные брюки из магазина готового платья, подпоясанные дешевым черным пластиковым ремнем слегка провисали сзади (а зады у японцев низкие). Зато черные пластиковые сандалии и синие нейлоновые носки были в самый раз. Потрепанная сумка с надписью «Джапан Эр Лайнс» висела на плече. В ней лежали запасная рубашка, майка, трусы и носки, сигареты и всякая мелочь японского производства. В карманах расческа, старенький бумажник с пятью сотнями иен мелкими бумажками и карманный нож, причем длина лезвия не превышала положенных по японским законам двух дюймов. Платка не было, лишь пакет бумажных салфеток. (Потом уже Тигр объяснил: — Эта ваша западная привычка высморкаться, результаты тщательно завернуть в тряпочку и бережно, как бесценное сокровище, упрятать в карман! А остальное дерьмо вы храните столь же трогательно? В общем, сморкаясь в Японии, сделайте это попристойнее и не храните сокровищ при себе).
Несмотря на рост, Бонд не выделялся в шумной толпе пассажиров. Новое его лицо было вылеплено в комнатке банного заведения, и Марико приложила для этого немало усилий.
— Настоящий японский джентльмен, — одобрила она после прощального поцелуя, когда Тигр уже тихонько постукивал в перегородку. Вещи Бонда унесли.
— Все передадут Дикко, — сказал Тигр. — Сегодня он сообщит вашему шефу, что мы с вами на несколько дней уехали из Токио по делам Магии. Дикко действительно так думает. У меня в конторе знают лишь о поездке в Фукуока. Считается, что я еду один, о вас никто не подозревает. Сейчас едем экспрессом до Хамагори на южном побережье, вечером катером на подводных крыльях через пролив Осуми до порта Тоба. Там переночуем. Торопиться не будем, по дороге познакомитесь с японскими обычаями, стилем жизни — пригодится, когда придет время.
Подошел сверкающий серебристо-оранжевый экспресс. Тигр забрался в вагон, Бонд вежливо пропустил вперед парочку девушек. Когда он уселся рядом с Тигром, тот сердито прошипел:
— Первый урок, Бондо-сан! Женщин вперед не пропускают. Можете оттолкнуть, наступить на ногу. Уважение оказывается глубоким старикам, и все. Ясно?
— Да, хозяин, — сказал Бонд с сарказмом.
— И бросьте эти западные шуточки, пока вы у меня на выучке. Мы занимаемся серьезным делом.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал Бонд со вздохом. — Черт бы вас побрал…
Тигр поднял руку:
— Номер два. Не ругаться. В японском языке нет ругательств, ругани просто не существует.
— Бог ты мой, Тигр! А как же уважающий себя мужик должен спускать пары? Если ты опаздываешь на встречу с начальством и забываешь дома важные бумаги, естественно рявкнуть: «Бабушка Любит Яростно Дедушку Мягкий Знак!».
— Нет, — сказал Тигр. — Я скажу «Шимата», что значит «Извините, я ошибся».
— И все?
— Все.
— А если виноват твой водитель, грех ведь его не отматерить?
— Если бы я нанял нового шофера, и назвал бы его «бакиаро», что означает «идиот несчастный», или даже «кончикишо», то есть «ты, животное», но это страшные оскорбления, и он имеет полное право ударить меня. Он, несомненно, бросит машину и уйдет.
— И это самые зверские японские ругательства? А как насчет ваших табу? Император, предки, боги бесчисленные? Их вы когда-нибудь к черту посылаете?
— Нет. Такого просто не существует.
— А похабщина всякая, сексуальные оскорбления?
— Есть пара — «чимбо», мужского рода, и «монко», женского. Всего лишь грубые анатомические названия. Как ругательства не используются.
— Свихнуться можно! Психи без ругательств! Я диссертацию напишу. Только и остается покончить с собой, завалив экзамен, или оторвать голову своей девушке, когда она надоест.
Тигр рассмеялся:
— Обычно мы спихиваем их под трамвай или поезд.
— По мне проще сказать — «ты, …», — Бонд с удовольствием выпалил продолжение. — И все дела.
— Достаточно, Бондо-сан, — терпеливо сказал Тигр. — Вопрос закрыт. Будьте любезны впредь воздерживаться от употребления этих слов. Спокойствие, стоицизм, невозмутимость. Не демонстрируйте ваших чувств. Улыбайтесь, если не везет. Если потянете связки, смейтесь.
— Тигр, вы чертов надсмотрщик…
Тигр плотоядно ухмыльнулся:
— Это только начало. А сейчас в вагон-ресторан. Влитое вчера в меня «Сантори» требует опохмеловки.
— Опохмелки, — поправил Бонд.
— И основательной.
Пытаясь управиться при помощи палочек с ломтиками сырого осьминога и горкой риса («Привыкайте к нашей еде, Бондо-сан»), Бонд посматривал на проносящуюся мимо изрезанную береговую линию, перемежающуюся поблескивающими под солнцем рисовыми чеками, и вдруг почувствовал увесистый толчок в спину. Толкали его в ресторане уже несколько раз — японцы по этой части большие мастера — но здесь он оглянулся и успел заметить спину плотного человека, выходящего из вагона. За ушами у него белели завязки от «маско», а голову прикрывала уродливая черная кожаная шляпа. Когда они возвращались на свои места, Бонд обнаружил, что у него обчистили карман. Исчез бумажник. Тигр был обескуражен:
— Такое просто невероятно в Японии. Да, ладно. Я вам куплю новый в Тоба. Не стоит звать кондуктора. Только привлечем к себе внимание. Появится полиция, вопросы, протоколы… А вора не найдут. Снимет «маско» и шляпу и ищи его. Мне очень жаль, Бондо-сан. Надеюсь, вы не слишком расстроились?
— Да ерунда, Тигр.
Они вышли в Хамагори, живописной приморской деревушке; недалеко, в проливе, горбился скалистый островок, где, как объяснил Тиф, стоял знаменитый храм-святилище. Затем часовой поход через пролив с пятидесятиузловой скоростью на катере на подводных крыльях.
На причале Бонд заметил силуэт плотного человека, мелькнувшего в толпе. Ворюга с поезда? Но этот носил тяжелые очки в роговой оправе, а плотных мужчин было предостаточно. Бонд вздохнул и пошел за Тигром по узким улочкам, весело расцвеченным бумажными знаменами и фонариками, к неизменному раздвижному фасаду и карликовым соснам.
Их ждали и встретили почтительно. Бонд был уже на пределе, запас поклонов и улыбок в нем иссякал, и он свирепо ухмыльнулся, когда его оставили, наконец, в покое в его безумно изящной комнатушке с неизменным изящным чайником, изящной чашкой и несравненными леденцами в рисовой бумажке. Он сидел у раздвинутой перегородки с видом на садик размером с носовой платок, за которым стеной стояло море, и мрачно смотрел на гигантскую статую мужика в котелке и визитке, о котором Тигр сказал, что это мистер Микимото, основатель производства искусственного жемчуга, родившийся в Тоба, и именно здесь, еще бедным рыбаком, придумавший запихивать песчинку под мантию живой раковины, вокруг которой и образовывалась жемчужина.
— А, пошел этот Тигр к черту, вместе со своим планом, — думал Бонд. — Куда я лезу?
Так он и сидел, когда пришел Тигр и бесцеремонно потребовал, чтобы Бонд одел «юката», висевшее, вместе с постельными принадлежностями, в единственном шкафчике у бумажной стены.
— Соберитесь, Бондо-сан, — мягко сказал Тигр. — У вас неплохо получается. Я заказал саке и лангуста на обед, здесь он особенно хорош.
Бонд слегка повеселел. Он разделся до трусов, завернулся в темно-коричневое «юката».
— Стоп! — скомандовал Тигр. — Запахнитесь слева направо. Наоборот заворачивают только трупы.
Бонд уселся в позе лотоса за низеньким столом напротив Тигра. В кимоно было действительно легко и удобно. Он поклонился:
— Отличная программа. А теперь, Тигр, расскажите, как вы были камикадзе. Подробно. Что это такое?
Принесли саке. Хорошенькая официантка, опустившись на колени на татами, ухаживала за обоими. Тигр все продумал, даже приказал принести высокие стаканы. Бонд осушил свой залпом.
— Ваша манера пить вполне отвечает вашей легенде, — сказал Тигр.
— А кем я буду?
— Шахтером из Фукуока. Среди них много высоких ребят. Толкали вагонетки. Махать кайлом мозгов не хватило. Будете глухонемым. Вот, — Тигр швырнул захватанную справку, мятую, с завернувшимися углами. — «Тсумбо де оши» — глухонемой. Относятся к ним с жалостью и слегка брезгливо. Если к вам кто-нибудь обратится, покажите это, и от вас отстанут. Могут предложить немного мелочи. Возьмите и поклонитесь пониже.
— Премного благодарен. Отчет для ваших секретных фондов предоставить?
— Этого от вас не потребуется, — Тигр сделал каменную физиономию. — Операция оплачивается из фондов премьер-министра.
Бонд поклонился:
— Какая честь. А теперь, сукин вы сын, налейте-ка саке, и давайте ваши сказочки о камикадзе. А я пока воплощусь в трахнутого шахтера из Фукуока. На людях я готов шипеть, кланяться и все, что угодно. Но когда мы наедине, пароль «Бабушка Любит Яростно Дедушку Мягкий Знак», или я суну голову под копер прежде, чем вы загоните меня на первое дерево. Договорились?
Тигр низко поклонился:
— Шимата! Я, конечно, неправ. Слишком уж давлю на вас. Друзей надо развлекать. Поднимите стакан, Бондо-сан, иначе девушка вам не нальет. Отлично. Итак, о камикадзе.
Тигр покачивался взад-вперед, его темные глаза убийцы были непроницаемы. Он заговорил, не глядя на Бонда:
— Почти двадцать лет прошло. Обстановка для нас складывалась отвратительно. Я занимался разведывательной работой в Берлине и Риме, был далеко от линии фронта, не видел воздушных налетов, но каждую ночь я слушал наше радио и понимал, как медленно, но неотвратимо продвигались американские войска, занимая остров за островом, видел, что страна моя в опасности, и я должен быть там. — Тигр замолчал. — Только об этом и думал. Я знал о действиях корпуса камикадзе. Означает это слово «Божественный Ветер». Так назвали ураган, спасший в тринадцатом веке Японию от вторжения войск Кубла-хана, потопивший его флот. И я сказал себе, вот так следует умереть — никаких наград, чистая смерть, самоубийство, если хотите, но враг за это заплатит сполна. Воплощение героизма. Мне было почти сорок. Сам уже пожил от души и мог дать пожить какому-нибудь юнцу. Технически все очень просто. Любой способен научиться управлять самолетом. Несколько машин идут в атаку. Выбери себе цель, лучше всего авианосец, с него янки поднимаются бомбить твою страну. Постарайся попасть в лифт на полетной палубе, самое уязвимое место. Мостик или ватерлиния надежно укрыты броней. Только в лифт, ясно?
Тигр был опять на войне. Бонд видел это, с ним самим такое частенько случалось. Он поднял стакан. Девушка, стоя на коленях, поклонилась и налила саке. Бонд сказал:
— Ясно. Продолжайте, Тигр.
— Я заставил «Кемпейтай» принять мою отставку и всеми правдами и неправдами поступил в учебную эскадрилью камикадзе. Это было довольно сложно. Похоже, туда стремилась попасть вся молодежь страны. К этому времени самолетов у нас уже не хватало и пришлось осваивать «баку» — небольшой деревянный планер, несший на носу тысячу фунтов взрывчатки. Что-то вроде летающей бомбы. Двигателя не было. «Баку» подвешивали под фюзеляж истребителя-бомбардировщика. У пилота была единственная ручка управления. Страшное и прекрасное это было зрелище, Бондо-сан, вылет на задание. Молодые люди в белых рубахах, с белой самурайской повязкой на голове, весело бегущие к своим машинам, как на свидание к любимой. Рев двигателей самолетов-носителей и взлет прямо в заходящее солнце, полет к обнаруженной цели. Казалось, они летят к своим предкам, на небеса, да так оно и было, никто не вернулся назад, никто не попал в плен.
— Ну и чего они добились? Напугали, конечно, американцев, да и англичан. Но вы потеряли тысячи лучших своих юношей. Стоило ли?
— Стоило ли? И это вы говорите об одной из самых славных страниц нашей истории. А вы знаете, что камикадзе единственное соединение ВВС, не приписавшее себе несуществующих побед. Они заявили о потоплении или повреждении двухсот семидесяти шести кораблей, на самом же деле на их счету триста двадцать две единицы. — Вам повезло, капитуляция опередила ваш вылет. — Может быть. И все же, Бондо-сан, я представляю себе, как сваливаюсь в пике из-за солнца, прямо в ад зенитного огня, вижу крошечные фигурки, мечущиеся по палубе в поисках убежища, пытающийся маневрировать авианосец, вижу, как уничтожу сейчас сотню врагов, подорву огромный корабль, я, один-одинешенек.