Страница:
Мисс Арабелла (узнав Руслена). Ах!
Руслен. Что случилось? (Замечает мисс Арабеллу, та убегает.) Арабелла! Завтра же выгоню ее вон.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Руслен. Что случилось? (Замечает мисс Арабеллу, та убегает.) Арабелла! Завтра же выгоню ее вон.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Кафе «Флора». Обстановка кабачка. Всю заднюю часть сцены занимает эстрада для оркестра. В левом углу контрабас. На стене – музыкальные инструменты, в центре несколько трехцветных флагов. На эстраде – стол и стул; два других стола по бокам. Перед первой эстрадой в центре пониже другая, маленькая эстрада; на ней рядами стоят стулья. На определенной высоте галерея, где можно ходить.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Руслен один на авансцене, затем гарсон из кафе.
Руслен. Не сравнить ли анархию со змеей, чтобы не употреблять слова «гидра»? А власть… с вампиром? Пожалуй, претенциозно! А ведь не мешает вставить несколько эффектных фраз, что-нибудь этакое зажигательное… К примеру: «Завершить эру революций, камарилья, исконные права, провизорно» – и побольше слов на «изм»: «парламентаризм, обскурантизм»…
Ну-с, спокойствие прежде всего! Больше порядка! Избиратели сейчас явятся сюда, все готово; вчера вечером составили избирательный комитет. Вот он! Здесь будет сидеть председатель (показывает на стол в центре.); по бокам – секретари, а я – посредине, лицом к публике!.. На что же мне опираться? Хорошо бы трибуну! Ну, трибуну-то мы достанем! А пока… (Берет стул и ставит его перед собой на маленькой эстраде.) Прекрасно! И стакан воды, а то меня уже начинает мучить невыносимая жажда, – стакан воды поставим сюда! (Берет со стола председателя стакан с водой и ставит на стул, изображающий трибуну.) Хватит ли сахару? (Смотрит на полную сахарницу.) Хватит!
Все расселись. Председатель открывает собрание, и кто-нибудь берет слово; обращается ко мне… спрашивает… ну, например… Позвольте, кто же, однако, обращается? Где этот человек? Предположим, справа! Тут я резко оборачиваюсь!.. Нет, он должен быть ближе! (Переставляет стул, затем снова поднимается на эстраду.) Сохраняю полное спокойствие, засовываю руку за жилет… Может быть, надеть фрак? Пожалуй, удобнее для руки! Нет, сюртук лучше, как-то проще. Хотя, что бы там ни говорили, а народ любит лоск, роскошь. А ну-ка, как у меня галстук? (Смотрится в маленькое ручное зеркальце, которое вытаскивает из кармана.) Воротничок чуть пониже, а то я похож на эстрадного певца! Идет! Мюрель вставит словечко – другое, чтобы, так сказать, подбодрить меня! И все-таки страшновато… и под ложечкой вот уже… (Пьет воду.) Чепуха! Все великие ораторы в первый раз испытывали то же самое! Ну, не распускаться, черт возьми! Чем один человек хуже другого, а я стою многих! Вот уже словно какие-то пары вдохновения окутывают меня. И даю слово, я чувствую в себе бездну нахальства!
«Ужели это относится ко мне, сударь!» Этот, напротив: вот здесь. (Переставляет стул на середину.) «Ко мне, ко мне!» Обе руки прижать к груди, а корпус слегка наклонить вперед. «Ко мне, кто вот уже сорок лет… ко мне, чей патриотизм… Ко мне, кто… ко мне, для кого»… Потом сразу: «Ах, вы сами не верите в то, что говорите, сударь!» Все молчат! Он возражает. «Доказательств! Я требую доказательств! Берегитесь! С общественным доверием не шутят!» Он не находит слов. «Вы молчите! Значит, вы неправы! Примем к сведенью!» – Теперь не мешает подпустить немножко иронии! С презрительным смехом бросаю словцо поядовитее: «Ха, ха, ха!» Попробуем, как звучит презрительный смех: «Ха, ха, ха! Право, я признаю себя побежденным! Превосходно!» Тут двое других – я их узнаю – кричат, что я восстаю против существующих законов или еще что-нибудь… Тогда я гневно восклицаю: «Но вы отрицаете прогресс!» Развиваю слово «прогресс»: «От астронома, вооруженного телескопом, от смелого мореплавателя… до скромного поселянина, трудящегося в поте лица своего… пролетария наших городов, художника, чье вдохновенье». И так вплоть до фразы, в которую постараюсь вставить слово «буржуазия». Непосредственно за этим хвала буржуазии, третье сословие, наказы депутатам, 89-й год, торговля, государственные доходы, рост благосостояния по мере дальнейшего подъема средних слоев. Вдруг какой-то рабочий: «А народ-то! О народе забыли?» И тут я разражаюсь: «Народ! Он велик!» Буквально рассыпаюсь в льстивых фразах, все уши им прожужжу! Превозношу Жан-Жака Руссо, который был слугой, ткача – изобретателя Жаккара, генерала Марсо, бывшего портным; все ткачи, все слуги, все портные польщены! А потом, обрушившись на разврат богачей, воскликну: «Что ставят в укор народу? Его бедность!» Рисую раздирающую картину нищеты. «Браво!» Ах, как приятна миссия человека, призванного стать ходатаем за народ, особенно того, кому известна его добродетель. И всякий раз, когда я чувствую в своей руке мозолистую руку рабочего, благородная гордость объемлет меня. Его пожатие, пусть несколько грубое, ничуть от того не менее приятно! Ведь все различия между классами, чинами, состояниями – благодарение богу – отжили, и ничто не может сравниться с привязанностью человека душевного!.. Тут я ударяю себя в грудь. «Браво, браво, браво!»
Гарсон из кафе. Г-н Руслен, идут!
Руслен. Ухожу, а то все еще подумают… Успею ли я переодеться? Да! Только бегом!
Руслен. Не сравнить ли анархию со змеей, чтобы не употреблять слова «гидра»? А власть… с вампиром? Пожалуй, претенциозно! А ведь не мешает вставить несколько эффектных фраз, что-нибудь этакое зажигательное… К примеру: «Завершить эру революций, камарилья, исконные права, провизорно» – и побольше слов на «изм»: «парламентаризм, обскурантизм»…
Ну-с, спокойствие прежде всего! Больше порядка! Избиратели сейчас явятся сюда, все готово; вчера вечером составили избирательный комитет. Вот он! Здесь будет сидеть председатель (показывает на стол в центре.); по бокам – секретари, а я – посредине, лицом к публике!.. На что же мне опираться? Хорошо бы трибуну! Ну, трибуну-то мы достанем! А пока… (Берет стул и ставит его перед собой на маленькой эстраде.) Прекрасно! И стакан воды, а то меня уже начинает мучить невыносимая жажда, – стакан воды поставим сюда! (Берет со стола председателя стакан с водой и ставит на стул, изображающий трибуну.) Хватит ли сахару? (Смотрит на полную сахарницу.) Хватит!
Все расселись. Председатель открывает собрание, и кто-нибудь берет слово; обращается ко мне… спрашивает… ну, например… Позвольте, кто же, однако, обращается? Где этот человек? Предположим, справа! Тут я резко оборачиваюсь!.. Нет, он должен быть ближе! (Переставляет стул, затем снова поднимается на эстраду.) Сохраняю полное спокойствие, засовываю руку за жилет… Может быть, надеть фрак? Пожалуй, удобнее для руки! Нет, сюртук лучше, как-то проще. Хотя, что бы там ни говорили, а народ любит лоск, роскошь. А ну-ка, как у меня галстук? (Смотрится в маленькое ручное зеркальце, которое вытаскивает из кармана.) Воротничок чуть пониже, а то я похож на эстрадного певца! Идет! Мюрель вставит словечко – другое, чтобы, так сказать, подбодрить меня! И все-таки страшновато… и под ложечкой вот уже… (Пьет воду.) Чепуха! Все великие ораторы в первый раз испытывали то же самое! Ну, не распускаться, черт возьми! Чем один человек хуже другого, а я стою многих! Вот уже словно какие-то пары вдохновения окутывают меня. И даю слово, я чувствую в себе бездну нахальства!
«Ужели это относится ко мне, сударь!» Этот, напротив: вот здесь. (Переставляет стул на середину.) «Ко мне, ко мне!» Обе руки прижать к груди, а корпус слегка наклонить вперед. «Ко мне, кто вот уже сорок лет… ко мне, чей патриотизм… Ко мне, кто… ко мне, для кого»… Потом сразу: «Ах, вы сами не верите в то, что говорите, сударь!» Все молчат! Он возражает. «Доказательств! Я требую доказательств! Берегитесь! С общественным доверием не шутят!» Он не находит слов. «Вы молчите! Значит, вы неправы! Примем к сведенью!» – Теперь не мешает подпустить немножко иронии! С презрительным смехом бросаю словцо поядовитее: «Ха, ха, ха!» Попробуем, как звучит презрительный смех: «Ха, ха, ха! Право, я признаю себя побежденным! Превосходно!» Тут двое других – я их узнаю – кричат, что я восстаю против существующих законов или еще что-нибудь… Тогда я гневно восклицаю: «Но вы отрицаете прогресс!» Развиваю слово «прогресс»: «От астронома, вооруженного телескопом, от смелого мореплавателя… до скромного поселянина, трудящегося в поте лица своего… пролетария наших городов, художника, чье вдохновенье». И так вплоть до фразы, в которую постараюсь вставить слово «буржуазия». Непосредственно за этим хвала буржуазии, третье сословие, наказы депутатам, 89-й год, торговля, государственные доходы, рост благосостояния по мере дальнейшего подъема средних слоев. Вдруг какой-то рабочий: «А народ-то! О народе забыли?» И тут я разражаюсь: «Народ! Он велик!» Буквально рассыпаюсь в льстивых фразах, все уши им прожужжу! Превозношу Жан-Жака Руссо, который был слугой, ткача – изобретателя Жаккара, генерала Марсо, бывшего портным; все ткачи, все слуги, все портные польщены! А потом, обрушившись на разврат богачей, воскликну: «Что ставят в укор народу? Его бедность!» Рисую раздирающую картину нищеты. «Браво!» Ах, как приятна миссия человека, призванного стать ходатаем за народ, особенно того, кому известна его добродетель. И всякий раз, когда я чувствую в своей руке мозолистую руку рабочего, благородная гордость объемлет меня. Его пожатие, пусть несколько грубое, ничуть от того не менее приятно! Ведь все различия между классами, чинами, состояниями – благодарение богу – отжили, и ничто не может сравниться с привязанностью человека душевного!.. Тут я ударяю себя в грудь. «Браво, браво, браво!»
Гарсон из кафе. Г-н Руслен, идут!
Руслен. Ухожу, а то все еще подумают… Успею ли я переодеться? Да! Только бегом!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Входят все избиратели, Вуэнше, Марше, Омбург, Эртело, Онэзим, сельский стражник, Бомениль, Ледрю, председатель, затем Руслен, затем Мюрель.
Вуэнше. Эге, да нас тут много! Пожалуй, забавно будет!
Ледрю. Уж не могли для политического собрания местечко выбрать попристойнее, чем этот кабак.
Бомениль. Что поделаешь, коли во всей округе другого нет! За кого будете голосовать, г-н Марше?
Марше. Да за Руслена, как-никак он…
Ледрю. Ну, а я решил разгромить его в пух и прах.
Вуэнше. Глядите-ка! Сынок графа Бувиньи явился!
Бомениль. Папаша хитер, сам не пришел.
Председатель. Занимайте места!
Сельский стражник. Занимайте места!
Председатель. Господа! Нам предстоит обсудить заслуги наших двух кандидатов перед выборами, которые состоятся в воскресенье. Сегодня мы обсудим кандидатуру уважаемого господина Руслена, а завтра вечером – уважаемого г-на Грюше. Считаю собрание открытым! (Руслен во фраке выходит из маленькой двери, позади стола председателя. Раскланивается, стоя посреди эстрады.)
Вуэнше. Я прошу кандидата высказать свое мнение о железных дорогах!
Руслен (кашляет, пьет воду). Если бы во времена Карла Великого или даже Людовика XIV кто-нибудь сказал, что придет день, когда за три часа можно будет доехать…
Вуэнше. Не то! Как по-вашему, что лучше: получить ассигнование на постройку железной дороги через Сен-Матьё или же на проведение другой линии, которая пересечет Бонневаль, – план во стократ удачнее.
Избиратель. Сен-Матьё куда выгоднее для населения! Высказывайтесь за Сен-Матьё, г-н Руслен!
Руслен. Ужели я могу быть против развития столь гигантских предприятий! Они увеличивают капиталооборот, доказывают, сколь велик человеческий гений, приносят благосостояние народам!
Омбург. Ложь! Они их разоряют!
Руслен. Вы, значит, отрицаете прогресс, сударь! Прогресс, который от астронома…
Омбург. А путешественники?
Руслен. Вооруженного телескопом…
Омбург. Ну, коль вы прерывать будете…
Председатель. Слово принадлежит сделавшему запрос.
Омбург. Путешественники не будут больше останавливаться в наших краях.
Вуэнше. Ведь он постоялый двор держит!
Омбург. А чем же плох мой постоялый двор!
Все. Довольно! Довольно!
Председатель. Потише, потише, господа!
Сельский стражник. Тише!
Омбург. Вот как вы блюдете наши интересы!
Руслен. Я утверждаю!..
Омбург. Вы губите гужевой транспорт!
Избиратель. Он за свободный товарообмен!
Руслен. Ну, разумеется! Придет день, когда благодаря свободному обмену товаров братство народов…
Избиратель. Надо ввозить английскую шерсть! Требуйте свободного ввоза вязаных изделий!
Руслен. Беспошлинный ввоз всех товаров!
Избиратели. (Правая сторона.) Правильно! Правильно! (Левая.) Долой! Долой!
Руслен. Да будет угодно небу, чтобы мы могли в изобилии получать зерно и скот!
Крестьянин (в блузе). Нечего сказать, удружил сельскому хозяйству!..
Руслен. Извольте, сейчас я выскажу свой взгляд на сельское хозяйство. (Наливает стакан воды. Молчание.)
Эртело (показываясь наверху на галерее). Скажите, каковы будут ваши соображения относительно майских жуков?
Все (смеются). Ха! Ха! Ха!
Председатель. Нельзя ли немного посерьезнее, господа!
Сельский стражник. К порядку! Именем закона прошу всех сесть.
Марше. Г-н Руслен, нам хотелось бы узнать ваше мнение насчет налогов.
Руслен. Налоги, бог мой… Они, конечно, обременительны… но необходимы… Это, если можно так выразиться, насос, который выкачивает из земных недр все их творческие соки, чтобы оплодотворить ими почву. Вопрос в том, достигает ли средство цели и не приводит ли порой… излишнее усердие к исчерпанию…
Председатель (наклоняясь к Руслену). Восхитительное сравнение!
Вуэнше. Землевладельцы перегружены налогами!
Эртело. За литр коньяку приходится платить более тридцати су акциза!
Ледрю. Флот буквально съедает нас!
Бомениль. Кому, скажите, нужен ботанический сад?
Руслен. Разумеется, разумеется, разумеется! Нужна самая жесткая, самая строжайшая экономия!
Все. Прекрасно!
Руслен. С другой стороны, государство скаредничает, тогда как оно должно…
Бомениль. Бесплатно обучать детей!
Марше. Покровительствовать торговле!
Земледелец. Поощрять сельское хозяйство!
Руслен. Разумеется!
Бомениль. Бесплатно снабжать жилища водой и светом!
Руслен. Ну, что ж, пожалуй, и так!
Омбург. Вы забыли о гужевом транспорте!
Руслен. Нисколько, нисколько! И позвольте мне резюмировать все ваши пожелания, взять, так сказать, в совокупности…
Ледрю. Да ну, знаем мы ваш обычай морочить народ! Вот если бы тут был Грюше…
Руслен. И это со мной вы сравниваете Грюше! Со мной… Кто вот уже сорок лет… со мной, чей патриотизм!.. А, вы сами тому не верите, сударь!
Ледрю. Да, я сравниваю с вами Грюше!
Руслен. Меня с этим сельским Катилиной!
Эртело (с галереи). Это еще кто, ваш Катилина?
Руслен. Это был знаменитый заговорщик, он в Риме…
Ледрю. Но Грюше вовсе не заговорщик!
Эртело. Уж не служите ли вы в полиции?
Все. (Справа.) Ну, да он служит в полиции!
Все (Слева.) Нет, неправда!
Руслен. Граждане! Сделайте милость! Граждане, умоляю вас, выслушайте меня!
Марше. Мы слушаем! (Руслен тщетно пытается что-нибудь сказать, но ничего не приходит ему в голову. Молчание. Толпа хохочет.)
Все (смеются). Ха! Ха! Ха!
Сельский стражник. Тише!
Эртело. Пусть кандидат выскажется насчет права на труд.
Все. Да! Да! О праве на труд!
Руслен. По этому поводу написаны груды книг. (Слушатели шепчутся.) Итак, вы признаете, что по этому вопросу существует обширная литература. Скажите, знакомы вам эти труды?
Эртело. Нет!
Руслен. Я знаю их наизусть! И если бы вы, подобно мне, ночи проводили за письменным столом, в безмолвии кабинета, над…
Эртело. Хватит о себе! О праве на труд!
Все. Да, да! О праве на труд!
Руслен. Разумеется, трудиться необходимо!
Эртело. И предоставлять работу!
Марше. А коли она никому не нужна?
Руслен. Все равно!
Марше. Вы, значит, против собственности!
Руслен. А хотя бы и так?!
Марше (устремляясь на эстраду). Нет, больше я терпеть не стану. Вы вывели меня из терпения!
Избиратели. (Справа.) Долой! Долой!
Избиратели. (Слева.) Нет, пусть остается!
Руслен. Да, пусть остается! Я готов выслушать любое возражение! Я за свободу! (Аплодисменты справа, ропот слева. Руслен поворачивается к Марше.) Это слово вам неприятно режет слух, сударь? Суть в том, что вы не понимаете ни экономического смысла этого слова, ни его, так сказать, гуманитарной ценности! Печать, однако, немало потрудилась над освещением этого вопроса! А печать, вспомним, граждане, печать – это факел, часовой, который…
Бомениль. Ближе к делу!
Марше. Да, да, насчет собственности!
Руслен. Ну, что же! Я уважаю ее ничуть не меньше вас – я сам собственник! Вот, видите, и договорились!
Марше (в замешательстве). Однако… мда… Однако…
Ледрю. Ай да лавочник! (Все хохочут.)
Руслен. Еще одно слово – и он окончательно согласится. (К Марше.) Необходимо, не правда ли, елико возможно, демократизировать деньги, республиканизировать звонкую монету; чем больше денег в обращении, тем больше их попадает в карманы народа, а тем самым и в ваш карман. Вот тут-то и приходит на помощь кредит.
Марше. Ну, очень-то с кредитом усердствовать не стоит!
Руслен. Прекрасно! Превосходно!
Ледрю. Как это не нужно кредитов?
Руслен. Вы правы, если уничтожить кредит – не будет и денег! А, с другой стороны, деньги – основа кредита; между этими терминами существует тесная взаимосвязь. (Сильно трясет Марше.) Понимаете, взаимосвязь! Вы молчите – значит, вы неправы. Ваше молчание вас осуждает, примем это к сведению!
Все. Довольно! Довольно!
Марше садится на место.
Руслен. Вот как, граждане, разрешается величайшая проблема труда. Нет собственности – нет и работы! Вы даете работу, потому что вы богаты, а без работы – не может быть и собственности. Вы работаете не только для того, чтобы стать собственником, но и потому, что вы им уже являетесь! Продукты вашего труда – это ваш капитал, вы все капиталисты!
Земледелец. Нечего сказать, капиталисты!
Марше. И все вы только путаете!
Ледрю. Попросту издевается над народом!
Все. Правильно! Пора кончать! Долой! Закрывайте собрание!
Председатель. Это наконец нестерпимо! Нельзя…
Сельский стражник. Я попрошу очистить помещение!
Руслен (в сторону, замечая появившегося Мюреля). Мюрель!
Ледрю. Пусть-ка кандидат объяснит, почему он в моем присутствии так превозносил некоего Бувиньи за его убеждения? (Обращаясь к рабочим.) Вы ведь тоже были при этом?
Руслен. Но… я… я…
Ледрю. Увяз!
Эртело. Тащи багор!
Вуэнше. Доктора! (Общий смех.)
Мюрель. Я также был при этом! Уважаемый господин Руслен как будто готов был снисходительно отнестись к взглядам Бувиньи! Он и не скрывает этого! Он этим гордится!
Руслен (гордо). Ага!
Мюрель. Именно потому, что его окружали избиратели, он хотел как бы подчеркнуть, до какой степени может дойти в некоторых умах…
Руслен. Обскурантизм!
Мюрель. Совершенно верно! Это был своего рода парламентский трюк, тактический ход… – да, вполне законный, – для того, чтобы, извините за выражение, посадить графа в лужу.
Эртело. Ох, что-то больно хитро.
Ледрю. Значит, он ломал комедию?
Мюрель. Но я…
Эртело. Ни к чему его защищать.
Ледрю. И этот человек хвастался, что покажет префекту, где раки зимуют!
Руслен. А почему бы и нет?
Сельский стражник (слегка ударив Руслена по плечу). Полегче, господин Руслен!
Все. Довольно! Хватит! Пора кончать! Закрывайте собрание!
Все поднимаются. Руслен делает отчаянный жест, потом поворачивается к председателю, который уходит.
Председатель. Не совсем удачное собрание для вас, господин Руслен, будем надеяться, что в следующий раз…
Руслен (обращается к Марше, который проходит мимо него). Марше! Ах, как дурно с вашей стороны! Как дурно!
Марше. Ну, знаете, с вашими взглядами!.. (Уходит.)
Вуэнше. Эге, да нас тут много! Пожалуй, забавно будет!
Ледрю. Уж не могли для политического собрания местечко выбрать попристойнее, чем этот кабак.
Бомениль. Что поделаешь, коли во всей округе другого нет! За кого будете голосовать, г-н Марше?
Марше. Да за Руслена, как-никак он…
Ледрю. Ну, а я решил разгромить его в пух и прах.
Вуэнше. Глядите-ка! Сынок графа Бувиньи явился!
Бомениль. Папаша хитер, сам не пришел.
Председатель. Занимайте места!
Сельский стражник. Занимайте места!
Председатель. Господа! Нам предстоит обсудить заслуги наших двух кандидатов перед выборами, которые состоятся в воскресенье. Сегодня мы обсудим кандидатуру уважаемого господина Руслена, а завтра вечером – уважаемого г-на Грюше. Считаю собрание открытым! (Руслен во фраке выходит из маленькой двери, позади стола председателя. Раскланивается, стоя посреди эстрады.)
Вуэнше. Я прошу кандидата высказать свое мнение о железных дорогах!
Руслен (кашляет, пьет воду). Если бы во времена Карла Великого или даже Людовика XIV кто-нибудь сказал, что придет день, когда за три часа можно будет доехать…
Вуэнше. Не то! Как по-вашему, что лучше: получить ассигнование на постройку железной дороги через Сен-Матьё или же на проведение другой линии, которая пересечет Бонневаль, – план во стократ удачнее.
Избиратель. Сен-Матьё куда выгоднее для населения! Высказывайтесь за Сен-Матьё, г-н Руслен!
Руслен. Ужели я могу быть против развития столь гигантских предприятий! Они увеличивают капиталооборот, доказывают, сколь велик человеческий гений, приносят благосостояние народам!
Омбург. Ложь! Они их разоряют!
Руслен. Вы, значит, отрицаете прогресс, сударь! Прогресс, который от астронома…
Омбург. А путешественники?
Руслен. Вооруженного телескопом…
Омбург. Ну, коль вы прерывать будете…
Председатель. Слово принадлежит сделавшему запрос.
Омбург. Путешественники не будут больше останавливаться в наших краях.
Вуэнше. Ведь он постоялый двор держит!
Омбург. А чем же плох мой постоялый двор!
Все. Довольно! Довольно!
Председатель. Потише, потише, господа!
Сельский стражник. Тише!
Омбург. Вот как вы блюдете наши интересы!
Руслен. Я утверждаю!..
Омбург. Вы губите гужевой транспорт!
Избиратель. Он за свободный товарообмен!
Руслен. Ну, разумеется! Придет день, когда благодаря свободному обмену товаров братство народов…
Избиратель. Надо ввозить английскую шерсть! Требуйте свободного ввоза вязаных изделий!
Руслен. Беспошлинный ввоз всех товаров!
Избиратели. (Правая сторона.) Правильно! Правильно! (Левая.) Долой! Долой!
Руслен. Да будет угодно небу, чтобы мы могли в изобилии получать зерно и скот!
Крестьянин (в блузе). Нечего сказать, удружил сельскому хозяйству!..
Руслен. Извольте, сейчас я выскажу свой взгляд на сельское хозяйство. (Наливает стакан воды. Молчание.)
Эртело (показываясь наверху на галерее). Скажите, каковы будут ваши соображения относительно майских жуков?
Все (смеются). Ха! Ха! Ха!
Председатель. Нельзя ли немного посерьезнее, господа!
Сельский стражник. К порядку! Именем закона прошу всех сесть.
Марше. Г-н Руслен, нам хотелось бы узнать ваше мнение насчет налогов.
Руслен. Налоги, бог мой… Они, конечно, обременительны… но необходимы… Это, если можно так выразиться, насос, который выкачивает из земных недр все их творческие соки, чтобы оплодотворить ими почву. Вопрос в том, достигает ли средство цели и не приводит ли порой… излишнее усердие к исчерпанию…
Председатель (наклоняясь к Руслену). Восхитительное сравнение!
Вуэнше. Землевладельцы перегружены налогами!
Эртело. За литр коньяку приходится платить более тридцати су акциза!
Ледрю. Флот буквально съедает нас!
Бомениль. Кому, скажите, нужен ботанический сад?
Руслен. Разумеется, разумеется, разумеется! Нужна самая жесткая, самая строжайшая экономия!
Все. Прекрасно!
Руслен. С другой стороны, государство скаредничает, тогда как оно должно…
Бомениль. Бесплатно обучать детей!
Марше. Покровительствовать торговле!
Земледелец. Поощрять сельское хозяйство!
Руслен. Разумеется!
Бомениль. Бесплатно снабжать жилища водой и светом!
Руслен. Ну, что ж, пожалуй, и так!
Омбург. Вы забыли о гужевом транспорте!
Руслен. Нисколько, нисколько! И позвольте мне резюмировать все ваши пожелания, взять, так сказать, в совокупности…
Ледрю. Да ну, знаем мы ваш обычай морочить народ! Вот если бы тут был Грюше…
Руслен. И это со мной вы сравниваете Грюше! Со мной… Кто вот уже сорок лет… со мной, чей патриотизм!.. А, вы сами тому не верите, сударь!
Ледрю. Да, я сравниваю с вами Грюше!
Руслен. Меня с этим сельским Катилиной!
Эртело (с галереи). Это еще кто, ваш Катилина?
Руслен. Это был знаменитый заговорщик, он в Риме…
Ледрю. Но Грюше вовсе не заговорщик!
Эртело. Уж не служите ли вы в полиции?
Все. (Справа.) Ну, да он служит в полиции!
Все (Слева.) Нет, неправда!
Руслен. Граждане! Сделайте милость! Граждане, умоляю вас, выслушайте меня!
Марше. Мы слушаем! (Руслен тщетно пытается что-нибудь сказать, но ничего не приходит ему в голову. Молчание. Толпа хохочет.)
Все (смеются). Ха! Ха! Ха!
Сельский стражник. Тише!
Эртело. Пусть кандидат выскажется насчет права на труд.
Все. Да! Да! О праве на труд!
Руслен. По этому поводу написаны груды книг. (Слушатели шепчутся.) Итак, вы признаете, что по этому вопросу существует обширная литература. Скажите, знакомы вам эти труды?
Эртело. Нет!
Руслен. Я знаю их наизусть! И если бы вы, подобно мне, ночи проводили за письменным столом, в безмолвии кабинета, над…
Эртело. Хватит о себе! О праве на труд!
Все. Да, да! О праве на труд!
Руслен. Разумеется, трудиться необходимо!
Эртело. И предоставлять работу!
Марше. А коли она никому не нужна?
Руслен. Все равно!
Марше. Вы, значит, против собственности!
Руслен. А хотя бы и так?!
Марше (устремляясь на эстраду). Нет, больше я терпеть не стану. Вы вывели меня из терпения!
Избиратели. (Справа.) Долой! Долой!
Избиратели. (Слева.) Нет, пусть остается!
Руслен. Да, пусть остается! Я готов выслушать любое возражение! Я за свободу! (Аплодисменты справа, ропот слева. Руслен поворачивается к Марше.) Это слово вам неприятно режет слух, сударь? Суть в том, что вы не понимаете ни экономического смысла этого слова, ни его, так сказать, гуманитарной ценности! Печать, однако, немало потрудилась над освещением этого вопроса! А печать, вспомним, граждане, печать – это факел, часовой, который…
Бомениль. Ближе к делу!
Марше. Да, да, насчет собственности!
Руслен. Ну, что же! Я уважаю ее ничуть не меньше вас – я сам собственник! Вот, видите, и договорились!
Марше (в замешательстве). Однако… мда… Однако…
Ледрю. Ай да лавочник! (Все хохочут.)
Руслен. Еще одно слово – и он окончательно согласится. (К Марше.) Необходимо, не правда ли, елико возможно, демократизировать деньги, республиканизировать звонкую монету; чем больше денег в обращении, тем больше их попадает в карманы народа, а тем самым и в ваш карман. Вот тут-то и приходит на помощь кредит.
Марше. Ну, очень-то с кредитом усердствовать не стоит!
Руслен. Прекрасно! Превосходно!
Ледрю. Как это не нужно кредитов?
Руслен. Вы правы, если уничтожить кредит – не будет и денег! А, с другой стороны, деньги – основа кредита; между этими терминами существует тесная взаимосвязь. (Сильно трясет Марше.) Понимаете, взаимосвязь! Вы молчите – значит, вы неправы. Ваше молчание вас осуждает, примем это к сведению!
Все. Довольно! Довольно!
Марше садится на место.
Руслен. Вот как, граждане, разрешается величайшая проблема труда. Нет собственности – нет и работы! Вы даете работу, потому что вы богаты, а без работы – не может быть и собственности. Вы работаете не только для того, чтобы стать собственником, но и потому, что вы им уже являетесь! Продукты вашего труда – это ваш капитал, вы все капиталисты!
Земледелец. Нечего сказать, капиталисты!
Марше. И все вы только путаете!
Ледрю. Попросту издевается над народом!
Все. Правильно! Пора кончать! Долой! Закрывайте собрание!
Председатель. Это наконец нестерпимо! Нельзя…
Сельский стражник. Я попрошу очистить помещение!
Руслен (в сторону, замечая появившегося Мюреля). Мюрель!
Ледрю. Пусть-ка кандидат объяснит, почему он в моем присутствии так превозносил некоего Бувиньи за его убеждения? (Обращаясь к рабочим.) Вы ведь тоже были при этом?
Руслен. Но… я… я…
Ледрю. Увяз!
Эртело. Тащи багор!
Вуэнше. Доктора! (Общий смех.)
Мюрель. Я также был при этом! Уважаемый господин Руслен как будто готов был снисходительно отнестись к взглядам Бувиньи! Он и не скрывает этого! Он этим гордится!
Руслен (гордо). Ага!
Мюрель. Именно потому, что его окружали избиратели, он хотел как бы подчеркнуть, до какой степени может дойти в некоторых умах…
Руслен. Обскурантизм!
Мюрель. Совершенно верно! Это был своего рода парламентский трюк, тактический ход… – да, вполне законный, – для того, чтобы, извините за выражение, посадить графа в лужу.
Эртело. Ох, что-то больно хитро.
Ледрю. Значит, он ломал комедию?
Мюрель. Но я…
Эртело. Ни к чему его защищать.
Ледрю. И этот человек хвастался, что покажет префекту, где раки зимуют!
Руслен. А почему бы и нет?
Сельский стражник (слегка ударив Руслена по плечу). Полегче, господин Руслен!
Все. Довольно! Хватит! Пора кончать! Закрывайте собрание!
Все поднимаются. Руслен делает отчаянный жест, потом поворачивается к председателю, который уходит.
Председатель. Не совсем удачное собрание для вас, господин Руслен, будем надеяться, что в следующий раз…
Руслен (обращается к Марше, который проходит мимо него). Марше! Ах, как дурно с вашей стороны! Как дурно!
Марше. Ну, знаете, с вашими взглядами!.. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Руслен, Онэзим, гарсон из кафе.
Руслен (возвращаясь на авансцену). О, мои мечты… Мне остается только бежать или утопиться. Я буду посмешищем для всех. (Разглядывая стулья.) Они были здесь… Да… И вместо беснующейся толпы, чьи одобрительные возгласы я уже заранее слышал… (Входит гарсон и ставит стулья по местам.) Ах, роковое честолюбие, столь же пагубное для королей, как и для простых смертных. И никакой возможности поправить дело! Ни одного удачного слова! Как мне больно, как больно! (Гарсону.) Да, можете их убрать. Они мне больше не нужны. (В сторону.) Один вид их действует мне сейчас на нервы.
Гарсон (Онэзиму, который прячется на эстраде за контрабасом). Вы еще здесь?
Онэзим (робко). Г-н Руслен.
Руслен. А, Онэзим.
Онэзим (подходя). Я хотел бы придумать подходящие слова… чтобы выразить, как я сочувствую вам… неприятности…
Руслен. Спасибо, спасибо. Ведь все меня покинули… Даже Мюрель.
Онэзим. Он только что вышел вместе с клерком г-на Додара.
Руслен. Как бы его найти? (Выглядывает на улицу.) Слишком много народу на площади; они способны на меня наброситься…
Онэзим. Не думаю.
Руслен. Это бывало. Они могут оскорбить, разорвать меня на части… Да! Чернь! Как я понимаю Нерона!
Онэзим. Когда отец получил от префекта письмо, отнявшее у него последнюю надежду, он был так же опечален, как вы. Однако он преодолел печаль, отнесшись к делу философски.
Руслен. Послушайте, вы хоть не обманите меня, вы такой превосходный молодой человек!
Онэзим. О!
Руслен. Скажите, разве за вашего отца… (Повернувшись к гарсону, который расставлял стулья.) Меня раздражает этот гарсон. Оставьте нас в покое. (Гарсон уходит.) Разве за вашего отца действительно было столько голосов, как говорят? Он прочел мне целый список коммун…
Онэзим. Он, безусловно, уверен в шестидесяти четырех коммунах, я сам читал их названия.
Руслен (в сторону). Это цифра!
Онэзим. Но… у меня к вам поручение. Когда я шел на заседание, какая-то незнакомая старушка догнала меня и сказала: «Сделайте одолжение, передайте эту записку г-ну Руслену». (Передает ему записку.)
Руслен. Странное письмо. Ну-ка, посмотрим. (Читает.) «Интересующаяся вами особа считает своим долгом предупредить вас, что г-жа Руслен…» (Останавливается потрясенный.)
Онэзим. Ответ можете передать через меня.
Руслен (конвульсивно смеется). От… от… ответ?..
Онэзим. Да! Какой же ответ?
Руслен (злобно). Пинка в зад болвану, который берется за подобные поручения. (Онэзим убегает.) Анонимное письмо – глупо в конце концов расстраиваться. (Комкает и бросает письмо.) Ненависть моих врагов не имеет, видно, границ. Но эта махинация превосходит все прочее. Чтобы отвлечь меня от политики, помешать моей кандидатуре, они затрагивают даже мою честь. Эта гнусность исходит, вероятно, от Грюше… Недаром его кухарка вечно рыщет возле моего дома… (Поднимает письмо и читает.) «… что у вашей жены любовник». У моей жены не может быть любовника. Откуда возьмется у нее любовник?
Как глупо… Однако в тот вечер я сам слышал под деревьями звук пощечины и почти тотчас же звук поцелуя. Я видел собственными глазами мисс Арабеллу. Она была, конечно, не одна, ибо, с другой стороны – пощечина… Неужели какой-нибудь нахал позволил себе в отношении г-жи… Ну! Она бы мне сказала. Да, и в таком случае поцелуй предшествовал бы пощечине, а я прекрасно слышал сперва звук пощечины, а затем поцелуй. Ах! Не буду больше думать об этом. У меня другие заботы. Нет, нет, дело прежде всего. (Намеревается уйти.)
Руслен (возвращаясь на авансцену). О, мои мечты… Мне остается только бежать или утопиться. Я буду посмешищем для всех. (Разглядывая стулья.) Они были здесь… Да… И вместо беснующейся толпы, чьи одобрительные возгласы я уже заранее слышал… (Входит гарсон и ставит стулья по местам.) Ах, роковое честолюбие, столь же пагубное для королей, как и для простых смертных. И никакой возможности поправить дело! Ни одного удачного слова! Как мне больно, как больно! (Гарсону.) Да, можете их убрать. Они мне больше не нужны. (В сторону.) Один вид их действует мне сейчас на нервы.
Гарсон (Онэзиму, который прячется на эстраде за контрабасом). Вы еще здесь?
Онэзим (робко). Г-н Руслен.
Руслен. А, Онэзим.
Онэзим (подходя). Я хотел бы придумать подходящие слова… чтобы выразить, как я сочувствую вам… неприятности…
Руслен. Спасибо, спасибо. Ведь все меня покинули… Даже Мюрель.
Онэзим. Он только что вышел вместе с клерком г-на Додара.
Руслен. Как бы его найти? (Выглядывает на улицу.) Слишком много народу на площади; они способны на меня наброситься…
Онэзим. Не думаю.
Руслен. Это бывало. Они могут оскорбить, разорвать меня на части… Да! Чернь! Как я понимаю Нерона!
Онэзим. Когда отец получил от префекта письмо, отнявшее у него последнюю надежду, он был так же опечален, как вы. Однако он преодолел печаль, отнесшись к делу философски.
Руслен. Послушайте, вы хоть не обманите меня, вы такой превосходный молодой человек!
Онэзим. О!
Руслен. Скажите, разве за вашего отца… (Повернувшись к гарсону, который расставлял стулья.) Меня раздражает этот гарсон. Оставьте нас в покое. (Гарсон уходит.) Разве за вашего отца действительно было столько голосов, как говорят? Он прочел мне целый список коммун…
Онэзим. Он, безусловно, уверен в шестидесяти четырех коммунах, я сам читал их названия.
Руслен (в сторону). Это цифра!
Онэзим. Но… у меня к вам поручение. Когда я шел на заседание, какая-то незнакомая старушка догнала меня и сказала: «Сделайте одолжение, передайте эту записку г-ну Руслену». (Передает ему записку.)
Руслен. Странное письмо. Ну-ка, посмотрим. (Читает.) «Интересующаяся вами особа считает своим долгом предупредить вас, что г-жа Руслен…» (Останавливается потрясенный.)
Онэзим. Ответ можете передать через меня.
Руслен (конвульсивно смеется). От… от… ответ?..
Онэзим. Да! Какой же ответ?
Руслен (злобно). Пинка в зад болвану, который берется за подобные поручения. (Онэзим убегает.) Анонимное письмо – глупо в конце концов расстраиваться. (Комкает и бросает письмо.) Ненависть моих врагов не имеет, видно, границ. Но эта махинация превосходит все прочее. Чтобы отвлечь меня от политики, помешать моей кандидатуре, они затрагивают даже мою честь. Эта гнусность исходит, вероятно, от Грюше… Недаром его кухарка вечно рыщет возле моего дома… (Поднимает письмо и читает.) «… что у вашей жены любовник». У моей жены не может быть любовника. Откуда возьмется у нее любовник?
Как глупо… Однако в тот вечер я сам слышал под деревьями звук пощечины и почти тотчас же звук поцелуя. Я видел собственными глазами мисс Арабеллу. Она была, конечно, не одна, ибо, с другой стороны – пощечина… Неужели какой-нибудь нахал позволил себе в отношении г-жи… Ну! Она бы мне сказала. Да, и в таком случае поцелуй предшествовал бы пощечине, а я прекрасно слышал сперва звук пощечины, а затем поцелуй. Ах! Не буду больше думать об этом. У меня другие заботы. Нет, нет, дело прежде всего. (Намеревается уйти.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Руслен, Грюше.
Грюше. Мюреля здесь нет?
Руслен. Вы что же, пришли издеваться надо мной? Порадоваться моему поражению? Высмеять?
Грюше. Нет, вовсе нет.
Руслен. По крайней мере следовало бы выбрать более честный способ борьбы, сударь.
Грюше. Право на моей стороне.
Руслен. Я знаю, что в политике…
Грюше. Мной руководит не политика, а гораздо более скромные интересы. Мюрель…
Руслен. Плевать мне на Мюреля.
Грюше. Вот уже неделя, как он избегает меня, несмотря на свои обещания. Он ведет себя возмутительно. Не довольствуясь насилием надо мной, – я ведь мог бы привлечь его к суду; но я не сделал этого из уважения к обществу и промышленности.
Руслен. Пожалуйста, покороче.
Грюше. Г-н Мюрель, приехав сюда, занялся биржевыми операциями; вначале игра была настолько счастливой, что я… в первый раз… одолжил ему десять тысяч франков. Он мне вернул их, даже с барышом. Через два месяца новый заем в пять тысяч. Но счастье изменило ему. В третий раз…
Руслен. Какое мне до этого дело?
Грюше. Короче говоря, он должен мне в настоящее время тридцать тысяч двести двадцать шесть франков и пятнадцать сантимов.
Руслен (в сторону). Ага! Примем к сведению.
Грюше. Этот молодой человек воспользовался моей добротой. Он прельстил меня блестящей перспективой – выгодное дело, богатый брак…
Руслен (в сторону). Мошенник!
Грюше. По его вине я остался без денег. Я столько израсходовал за последнее время. (Вздыхает.) Вы его друг, уговорите его вернуть то, что мне следует получить.
Руслен. Вы, мой противник, обращаетесь ко мне с подобной просьбой?
Грюше. Я не давал зарока быть всегда вашим противником. Я человек благородный, г-н Руслен, и умею ценить услуги.
Руслен. Как? Да ведь у меня есть расписка на шесть тысяч франков, которые я дал вам взаймы, когда вы открыли свое дело; а теперь вместе с процентами они составляют сумму в двадцать тысяч.
Грюше. Вот об этом-то именно я и хотел поговорить: за даяние нужно воздаяние.
Руслен. Ничего не понимаю.
Грюше. Имейте в виду, что я держу в своих руках немало людей и пользуюсь немалым влиянием, хотя и не подаю вида. Если бы вы отдали мне документ, о котором идет речь, можно было бы столковаться.
Руслен. О чем?
Грюше. Я отступился бы от избирателей.
Руслен. А если меня не изберут… Я потеряю деньги…
Грюше. Вы слишком скромны.
Руслен. Гм…
Грюше. Как угодно. Время терпит… можно ждать до последней минуты. Но, повторяю, вы неправы. (Направляется в левую сторону.)
Руслен. Куда вы?
Грюше. В эту комнату, здесь работает мой друг Жюльен, он, вероятно, пишет сейчас протокол заседания. А вы все-таки неправы, уверяю вас. (Уходит.)
Грюше. Мюреля здесь нет?
Руслен. Вы что же, пришли издеваться надо мной? Порадоваться моему поражению? Высмеять?
Грюше. Нет, вовсе нет.
Руслен. По крайней мере следовало бы выбрать более честный способ борьбы, сударь.
Грюше. Право на моей стороне.
Руслен. Я знаю, что в политике…
Грюше. Мной руководит не политика, а гораздо более скромные интересы. Мюрель…
Руслен. Плевать мне на Мюреля.
Грюше. Вот уже неделя, как он избегает меня, несмотря на свои обещания. Он ведет себя возмутительно. Не довольствуясь насилием надо мной, – я ведь мог бы привлечь его к суду; но я не сделал этого из уважения к обществу и промышленности.
Руслен. Пожалуйста, покороче.
Грюше. Г-н Мюрель, приехав сюда, занялся биржевыми операциями; вначале игра была настолько счастливой, что я… в первый раз… одолжил ему десять тысяч франков. Он мне вернул их, даже с барышом. Через два месяца новый заем в пять тысяч. Но счастье изменило ему. В третий раз…
Руслен. Какое мне до этого дело?
Грюше. Короче говоря, он должен мне в настоящее время тридцать тысяч двести двадцать шесть франков и пятнадцать сантимов.
Руслен (в сторону). Ага! Примем к сведению.
Грюше. Этот молодой человек воспользовался моей добротой. Он прельстил меня блестящей перспективой – выгодное дело, богатый брак…
Руслен (в сторону). Мошенник!
Грюше. По его вине я остался без денег. Я столько израсходовал за последнее время. (Вздыхает.) Вы его друг, уговорите его вернуть то, что мне следует получить.
Руслен. Вы, мой противник, обращаетесь ко мне с подобной просьбой?
Грюше. Я не давал зарока быть всегда вашим противником. Я человек благородный, г-н Руслен, и умею ценить услуги.
Руслен. Как? Да ведь у меня есть расписка на шесть тысяч франков, которые я дал вам взаймы, когда вы открыли свое дело; а теперь вместе с процентами они составляют сумму в двадцать тысяч.
Грюше. Вот об этом-то именно я и хотел поговорить: за даяние нужно воздаяние.
Руслен. Ничего не понимаю.
Грюше. Имейте в виду, что я держу в своих руках немало людей и пользуюсь немалым влиянием, хотя и не подаю вида. Если бы вы отдали мне документ, о котором идет речь, можно было бы столковаться.
Руслен. О чем?
Грюше. Я отступился бы от избирателей.
Руслен. А если меня не изберут… Я потеряю деньги…
Грюше. Вы слишком скромны.
Руслен. Гм…
Грюше. Как угодно. Время терпит… можно ждать до последней минуты. Но, повторяю, вы неправы. (Направляется в левую сторону.)
Руслен. Куда вы?
Грюше. В эту комнату, здесь работает мой друг Жюльен, он, вероятно, пишет сейчас протокол заседания. А вы все-таки неправы, уверяю вас. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Руслен, потом Мюрель.
Руслен. Что это – ловушка или правда? А Мюрель, – вот так переметная сума! – он просто-напросто спекулирует. Но я об этом догадывался. А теперь мне нечего с ним стесняться; народ ему больше не верит, и я, честное слово…
Мюрель (входит радостно). Простите, что я так быстро вас покинул. Я от Додара. Какое событие, дорогой мой! Какое счастье…
Руслен. Хороши вы, нечего сказать! Мне приходится принимать ваших кредиторов. Грюше требует тридцать тысяч франков.
Мюрель. Он их получит на будущей неделе.
Руслен. Какая самоуверенность! Опять бахвальство. Вот и насчет моей кандидатуры тоже… Нельзя быть более беспечным. Вам следовало…
Мюрель. Поддержать Грюше, не так ли?
Руслен. Вы именно это и сделали. «Беспристрастный наблюдатель» ничего не поместил за целую неделю.
Мюрель. Я уезжал; и вернулся, даже не дождавшись…
Руслен. Слабое извинение.
Мюрель. Выступление против Грюше – месть. Я гублю себя ради вас; к счастью…
Руслен. Что еще?
Мюрель. Вы в некотором роде обещали мне руку вашей дочери.
Руслен. Ну, об этом надо столковаться.
Мюрель. Да ведь вы не знаете, что я получил наследство.
Руслен. Уж не от тетушки ли?
Мюрель. Именно.
Руслен. Старая шутка.
Мюрель. Клянусь вам, что тетушка умерла.
Руслен. Ну и похороните ее, только не морочьте мне голову вашими баснями о наследстве.
Мюрель. Да это истинная правда. Но ввиду того, что бедная женщина скончалась после моего отъезда, ищут – нет ли другого завещания…
Руслен. А, значит, имеется «но». Ну, так вот, милейший мой, я люблю людей, уверенных в своих словах и поступках.
Мюрель. Г-н Руслен, вы забываете, что я могу для вас сделать.
Руслен. Не больно много. Рабочие вас не слушают.
Мюрель. Право? Может быть, и найдутся пять – шесть горлопанов, которых я выгнал с фабрики… Но зато остальные…
Руслен. А почему они не пришли?
Мюрель. Как же я мог их привести, раз я был в отсутствии.
Руслен (в сторону). Пожалуй, он прав.
Мюрель. Вы не знаете их настроения; а я держу пари, что до будущего воскресенья – достаточный срок, и если бы я захотел… Но нет, я больше не желаю вмешиваться… и… выставляю кандидатуру Грюше.
Руслен (в сторону). Он угрожает… Неужели есть еще надежда? (Громко.) Так вы думаете… что последствия собрания… не так уж плохи?
Мюрель. Вы оскорбили народ.
Руслен. Но я сам из народа. Мой отец был скромным тружеником. Вот что надо им сказать, милый Мюрель, и что я пострадал ради них, потому что правительство наложило на меня свою руку; это надо сделать тотчас же. Идите обратно на фабрику.
Руслен. Что это – ловушка или правда? А Мюрель, – вот так переметная сума! – он просто-напросто спекулирует. Но я об этом догадывался. А теперь мне нечего с ним стесняться; народ ему больше не верит, и я, честное слово…
Мюрель (входит радостно). Простите, что я так быстро вас покинул. Я от Додара. Какое событие, дорогой мой! Какое счастье…
Руслен. Хороши вы, нечего сказать! Мне приходится принимать ваших кредиторов. Грюше требует тридцать тысяч франков.
Мюрель. Он их получит на будущей неделе.
Руслен. Какая самоуверенность! Опять бахвальство. Вот и насчет моей кандидатуры тоже… Нельзя быть более беспечным. Вам следовало…
Мюрель. Поддержать Грюше, не так ли?
Руслен. Вы именно это и сделали. «Беспристрастный наблюдатель» ничего не поместил за целую неделю.
Мюрель. Я уезжал; и вернулся, даже не дождавшись…
Руслен. Слабое извинение.
Мюрель. Выступление против Грюше – месть. Я гублю себя ради вас; к счастью…
Руслен. Что еще?
Мюрель. Вы в некотором роде обещали мне руку вашей дочери.
Руслен. Ну, об этом надо столковаться.
Мюрель. Да ведь вы не знаете, что я получил наследство.
Руслен. Уж не от тетушки ли?
Мюрель. Именно.
Руслен. Старая шутка.
Мюрель. Клянусь вам, что тетушка умерла.
Руслен. Ну и похороните ее, только не морочьте мне голову вашими баснями о наследстве.
Мюрель. Да это истинная правда. Но ввиду того, что бедная женщина скончалась после моего отъезда, ищут – нет ли другого завещания…
Руслен. А, значит, имеется «но». Ну, так вот, милейший мой, я люблю людей, уверенных в своих словах и поступках.
Мюрель. Г-н Руслен, вы забываете, что я могу для вас сделать.
Руслен. Не больно много. Рабочие вас не слушают.
Мюрель. Право? Может быть, и найдутся пять – шесть горлопанов, которых я выгнал с фабрики… Но зато остальные…
Руслен. А почему они не пришли?
Мюрель. Как же я мог их привести, раз я был в отсутствии.
Руслен (в сторону). Пожалуй, он прав.
Мюрель. Вы не знаете их настроения; а я держу пари, что до будущего воскресенья – достаточный срок, и если бы я захотел… Но нет, я больше не желаю вмешиваться… и… выставляю кандидатуру Грюше.
Руслен (в сторону). Он угрожает… Неужели есть еще надежда? (Громко.) Так вы думаете… что последствия собрания… не так уж плохи?
Мюрель. Вы оскорбили народ.
Руслен. Но я сам из народа. Мой отец был скромным тружеником. Вот что надо им сказать, милый Мюрель, и что я пострадал ради них, потому что правительство наложило на меня свою руку; это надо сделать тотчас же. Идите обратно на фабрику.