Страница:
– Вы просто потрясающе играли в теннис, – сказал Стив.
– Но я проиграла. – Она села за стол. Густые темные волосы свободно спадали на плечи, и в безжалостно-ярком свете лабораторных ламп Стив заметил, как в этой роскошной гриве блеснули два-три седых волоска. На сей раз вместо серебряного колечка ноздрю украшала крохотная золотая сережка-гвоздик. Сегодня Джинни накрасила ресницы, и от этого ее темные глаза казались еще выразительнее.
Она поблагодарила всех присутствующих за то, что они пожертвовали своим временем во имя научных исследований, а потом спросила, понравилась ли им пицца. Сказав еще несколько любезностей, она отослала девочек и «ковбоев» на тесты.
Потом придвинула свой стул поближе к Стиву. Тот немного занервничал, словно она собиралась сообщить ему какие-то плохие новости.
– Вам, наверное, любопытно, из-за чего весь этот сыр-бор, – начала она.
– Думаю, меня выбрали потому, что я хорошо учился в школе.
– Нет, – ответила она. – Хотя, если честно, по всем интеллектуальным тестам вы получили очень высокие оценки. И ваши успехи в школе лишь подтверждают это. Ваш «ай-кью» просто зашкаливает. Очевидно, учение всегда давалось вам легко?
– Да. Именно поэтому я здесь?
– Нет. Целью нашего проекта является выяснить, насколько человеческий ум и склад характера обуславливаются генетически, то есть наследственностью. Только ли ДНК решает, какими нам быть – умными, агрессивными, романтичными и спортивными? Или же воспитание тоже играет свою роль? И если влияют оба эти фактора, то как они взаимодействуют?
– Извечный спор, – заметил Стив. В колледже он посещал лекции по философии и принимал самое активное участие в дебатах на эту тему. – Таков ли я лишь потому, что таким уродился? Или же я продукт воспитания и общества, в котором рос и развивался? – И он вспомнил сакраментальную фразу, неизбежно завершавшую все эти споры: – Природа или воспитание?
Она кивнула, и ее длинные волосы тяжело колыхнулись, подобно океанской волне. Интересно, подумал Стив, каковы они на ощупь?
– Мы пытаемся разобраться в этой проблеме строго научным способом, – сказала Джинни. – Видите ли, у идентичных монозиготных близнецов гены совершенно одинаковые. Одни и те же. У разнояйцевых близнецов – нет, но, как правило, они воспитываются вместе, в одной среде. Мы изучаем оба эти типа и сравниваем с близнецами, которые росли и воспитывались раздельно. И выясняем, много ли между ними общего.
Стив размышлял над тем, какое отношение все это имеет к нему. Интересно, подумал он, сколько же лет Джинни? Вчера, когда она бегала по корту с подобранными под бейсболку волосами, ему показалось, что она его ровесница; теперь же стало очевидно, что ей уже под тридцать. Что вовсе не влияло на его чувства к ней, хотя прежде его никогда не привлекали зрелые женщины.
Она же тем временем продолжала:
– Если роль среды велика, близнецы, выросшие вместе, должны быть очень похожи. А те, что росли раздельно, должны разительно отличаться друг от друга вне зависимости от того, монозиготные они или нет. Но на деле получается совсем иная картина. Однояйцевые близнецы сохраняют сходство независимо от того, кто их воспитал. Мало того, у однояйцевых близнецов, выросших по отдельности, наблюдается больше сходства, нежели у разнояйцевых, которые жили вместе.
– Как в случае с Бенни и Арнольдом?
– Именно. Ты сам видел, как они похожи, хоть и выросли в совершенно разных семьях. И это типично для всех таких близнецов. Мы в нашей лаборатории изучили около двухсот людей. Среди них были двое печатающихся поэтов, оба однояйцевые близнецы. Еще двое профессионально занимались домашними животными – один работал инструктором на собачьей площадке, второй выводил новые породы, – тоже монозиготные близнецы. И музыканты нам попадались – один преподавал игру на фортепьяно, второй был гитаристом и играл в джазе. Я перечислила наиболее яркие примеры. Как ты уже убедился этим утром, мы прежде всего изучаем различные параметры каждой личности: «ай-кью», физические данные и прочее. И часто вырисовывается одна и та же закономерность: монозиготные близнецы очень схожи вне зависимости от образа жизни и воспитания.
– В то время как Сью и Элизабет совсем разные.
– Правильно. И это несмотря на то, что они живут в одном доме, ходят в одну и ту же школу, едят одну и ту же пищу и так далее. Могу предположить, что Сью молчала на протяжении всего ленча, а Элизабет болтала, не закрывая рта.
– Так оно и было. К тому же она объяснила мне значение слова «монозиготный».
Доктор Феррами рассмеялась, обнажив прекрасные белые зубы и кончик розового язычка, и Стив обрадовался, что ему удалось ее рассмешить.
– Но вы так до сих пор и не объяснили, при чем тут я, – сказал он.
Улыбка на ее лице угасла.
– Боюсь, это будет непросто, – сказала она. – С такими случаями мы до сих пор еще не сталкивались.
И тут вдруг он понял. Это же так очевидно, странно, что он не догадался раньше.
– Вы считаете, у меня есть близнец, о котором я ничего не знаю? – спросил он.
– Я просто не решалась сказать об этом вот так, без подготовки, – ответила Джинни. – Да, мы так думаем.
– Ого! – Голова у него пошла кругом. Трудно было привыкнуть к этой мысли.
– Мне очень жаль.
– Вам незачем извиняться. Ведь это не ваша вина.
– Здесь есть один момент. Обычно люди, прежде чем попасть к нам, знают, что они близнецы. Но я изобрела новый способ подбора испытуемых для наших исследований, и ты у нас такой первый. Вообще-то тот факт, что ты ничего не знал о существовании своего близнеца, служит доказательством правильности моей системы. Но пока что я не считаю возможным доводить до сведения всех подобных людей столь шокирующую новость.
– Я всегда мечтал о брате, – сказал Стив. В семье он был единственным ребенком и появился на свет, когда обоим родителям уже перевалило за тридцать. – У меня брат?
– Да. И вы однояйцевые близнецы.
– Родной брат, близнец, – пробормотал Стив. – Но как же получилось, что я ничего о нем не знал?
Джинни выглядела удрученной.
– Погодите минутку, дайте я сам попробую догадаться, – сказал Стив. – Меня могли усыновить.
Она кивнула.
Это была еще более шокирующая новость: оказывается, отец с матерью ему вовсе не родные.
– Или же моего брата-близнеца могли усыновить, верно?
– Да.
– Или нас обоих, как Бенни с Арнольдом.
– Или обоих, – мрачно повторила она, не сводя с него огромных бархатно-черных глаз.
И несмотря на сумбур, творившийся в его душе и мыслях, он не мог не отметить, как она красива. Стиву хотелось, чтобы она вот так смотрела на него целую вечность.
Джинни откашлялась и сказала:
– У меня уже имеется немалый опыт такой работы, и, как правило, если даже испытуемый не знает, что у него есть близнец, ему известно, что его усыновили. Или удочерили. Мне следовало догадаться, что в твоем случае это не так.
– Просто не верится, – с отчаянием воскликнул Стив, – что папа с мамой могли держать это от меня в тайне! Ведь они оба такие честные, прямодушные люди. Это на них не похоже.
– Расскажи мне о своих родителях.
Стив понимал, что она хочет помочь ему преодолеть потрясение. Собрался с мыслями.
– Мама – вообще исключительная женщина. Вы наверняка слышали о ней. Ее имя Лорейн Логан.
– Известная журналистка, пишет для колонки «Одинокие сердца»?
– Да. Публикуется в сотнях газет, автор шести бестселлеров, посвященных здоровью женщин. Богата и знаменита, и, видит Бог, она это заслужила.
– Почему ты так считаешь?
– Маме не безразличны те, кто ей пишет. Она отвечает на тысячи писем. Практически все эти женщины ждут от нее одного: взмаха волшебной палочки. Сделай так, чтобы избавиться от нежелательной беременности, сделай так, чтоб дети перестали баловаться наркотиками, преврати грубых и жадных мужчин в любящих и заботливых мужей. И она всегда дает им ту информацию, которая им нужна, и говорит, что лучшее решение в любой ситуации – это прислушаться к собственному сердцу. Доверяй своим чувствам и не позволяй никому тебя обижать. На мой взгляд, прекрасный рецепт.
– Ну а отец?
– О, папа, как мне кажется, вполне обычный человек. Военный, в чине полковника, работает в Пентагоне. Отвечает за связи с общественностью, пишет речи за разных там генералов – вот, собственно, и все.
– Сторонник жесткой дисциплины?
Стив улыбнулся.
– У него высоко развито чувство ответственности. Но жестоким или злым человеком его не назовешь. Еще до моего рождения он воевал в Азии, много чего там повидал, но это ничуть не отразилось на его характере.
– А как было с дисциплиной у тебя?
Стив расхохотался.
– Вы не поверите, но в школе я был страшным драчуном и забиякой. Вечно влипал в разные истории.
– Какие истории?
– Ну, связанные с нарушением дисциплины. Бегал по коридорам. Носил красные носки. Жевал на уроках жвачку. В возрасте тринадцати лет даже поцеловал Венди Праскер за полкой в школьной библиотеке.
– Почему?
– Уж очень хорошенькая она была.
Джинни рассмеялась.
– Да нет, я имела в виду, почему ты все время нарушал дисциплину?
Он покачал головой.
– Как-то не получалось быть послушным. Я делал то, что хотелось делать. Все эти правила казались такими глупыми, и мне становилось скучно. Меня давно бы вышвырнули вон из школы, если б не отличные оценки. К тому же я был капитаном разных спортивных команд: футбольной, баскетбольной, бейсбольной. Иногда я сам не понимал, зачем это делаю. Скажите, я, наверное, просто испорченный, да?
– Каждый испорчен по-своему.
– Наверное. А зачем вы носите в ноздре сережку?
Джинни приподняла бровь, словно говоря: «Это я задаю здесь вопросы, а не ты», – но затем все же ответила:
– Лет в четырнадцать была панком – зеленые волосы, рваные чулки, все такое прочее. Ну и ноздрю тогда проколола.
– Если не вставлять колечко, она зарастет.
– Знаю. Наверное, ношу ее потому, что считаю абсолютную респектабельность скучной.
Стив улыбнулся. «О Господи, до чего же мне нравится эта женщина, – подумал он, – пусть даже она и слишком для меня стара». Затем его мысли вновь переключились на только что услышанную важную новость.
– Почему вы так уверены, что у меня есть близнец?
– Я разработала компьютерную программу, с помощью которой можно проводить поиск медицинских записей и других данных по близнецам. У идентичных близнецов одинаковые мозговые волны, электрокардиограммы, отпечатки пальцев и зубы. Я изучила огромную базу данных со стоматологическими рентгеновскими снимками, предоставленными медицинской страховой компанией, и нашла там человека, чье строение зубов в точности совпадает с твоим.
– Звучит не слишком убедительно.
– Может, и нет, но даже дырки у него там же, где у тебя.
– И кто он такой?
– Деннис Пинкер.
– Где он живет?
– Ричмонд, штат Виргиния.
– Вы с ним встречались?
– Как раз собиралась вылететь в Ричмонд завтра. Предстоит взять у него массу разных анализов, в том числе и крови, чтобы сравнить ваши ДНК. Тогда мы будем знать наверняка.
Стив нахмурился.
– Скажите, а есть какая-то более конкретная область в генетике, которая вас интересует?
– Да. Я стараюсь выяснить, в какой степени криминальные наклонности являются наследственными.
Стив кивнул:
– Ясно. И что же он натворил?
– Прости, не поняла?
– Что натворил этот Деннис Пинкер?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ведь вы едете к нему сами, вместо того, чтобы пригласить его сюда. Так что он, надо понимать, за решеткой.
Джинни слегка покраснела, словно ее уличили во лжи. И когда ее щеки порозовели, она стала выглядеть еще сексуальнее.
– Да, ты прав, – ответила она.
– Так за что он сидит?
Она колебалась еще секунду.
– За убийство.
– Господи! Мало того, что у меня брат-близнец, так он к тому же еще и убийца! Господи Иисусе!…
– Мне очень жаль, – тихо произнесла она. – Надо было как-то иначе подавать эти новости. Подготовить тебя.
– Это надо же! Приехал сюда, думал больше о себе узнать и вдруг узнаю такое!
Джинни наверняка не знает и не должна знать, что он в свое время едва не убил человека. Парнишку по имени Тип Хендрикс.
– Вот поэтому я очень на тебя надеюсь, – сказала Джинни.
– Это почему же?
– Вопрос стоит так: является ли склонность к преступлению наследственной? Я опубликовала работу, где доказывается, что наследуются определенные черты характера: импульсивность, смелость, агрессивность и гиперактивность. Но станет ли такой человек преступником, зависит от того, как его воспитали родители. В доказательство моей теории я должна найти пары идентичных близнецов, один из которых стал преступником, а другой является законопослушным гражданином. Вы с Деннисом моя первая пара. И ты являешь собой само совершенство, а он сидит в тюрьме. Ты уж извини, но ты просто идеальный американский парень. Честно сказать, я так разволновалась, что едва могу усидеть на месте.
Мысль о том, что женщина может так из-за него разволноваться, заставила Стива занервничать. И он отвернулся, опасаясь, что она увидит его лицо и все поймет. И еще его страшно расстроило известие о том, что у него одинаковые с преступником гены. Куда это может его завести?
За спиной у Стива отворилась дверь, Джинни подняла глаза.
– Привет, Берри, – сказала она. – Вот, Стив, познакомься, это профессор Беррингтон Джонс, руководитель наших исследований.
Профессор оказался мужчиной невысокого роста лет шестидесяти, с довольно красивым лицом и гладко прилизанными серебристыми волосами. На нем был дорогой костюм из серого ирландского твида с искрой, красный галстук-бабочка в белый горошек, и весь он был такой аккуратный, начищенный, прямо с иголочки. Стив вспомнил, что несколько раз видел его по телевизору, где он вещал о том, что скоро вся Америка провалится в адскую преисподнюю. Стив вовсе не разделял эти его взгляды, но его учили быть вежливым. А потому он поднялся и протянул руку для рукопожатия.
Беррингтон Джонс смотрел на него так, словно увидел привидение.
– Господи Боже мой! – пробормотал он, и лицо у него побледнело.
– Что такое, Берри? Что случилось? – воскликнула Джинни.
Стив сказал:
– Простите, сэр, я сделал что-то не так?
Профессор помолчал, затем взял себя в руки.
– Прошу прощения. Нет, ничего все в порядке, – сказал он, но видно было, как он потрясен. – Просто я вдруг подумал… вернее, вспомнил одну вещь… о которой давно забыл. То была страшная ошибка. Пожалуйста, прошу меня извинить… – И он направился к двери, бормоча извинения.
Стив взглянул на доктора Феррами.
Она пожала плечами, потом беспомощно развела руками.
– Иногда он меня просто убивает! – сказала она.
7
– Но я проиграла. – Она села за стол. Густые темные волосы свободно спадали на плечи, и в безжалостно-ярком свете лабораторных ламп Стив заметил, как в этой роскошной гриве блеснули два-три седых волоска. На сей раз вместо серебряного колечка ноздрю украшала крохотная золотая сережка-гвоздик. Сегодня Джинни накрасила ресницы, и от этого ее темные глаза казались еще выразительнее.
Она поблагодарила всех присутствующих за то, что они пожертвовали своим временем во имя научных исследований, а потом спросила, понравилась ли им пицца. Сказав еще несколько любезностей, она отослала девочек и «ковбоев» на тесты.
Потом придвинула свой стул поближе к Стиву. Тот немного занервничал, словно она собиралась сообщить ему какие-то плохие новости.
– Вам, наверное, любопытно, из-за чего весь этот сыр-бор, – начала она.
– Думаю, меня выбрали потому, что я хорошо учился в школе.
– Нет, – ответила она. – Хотя, если честно, по всем интеллектуальным тестам вы получили очень высокие оценки. И ваши успехи в школе лишь подтверждают это. Ваш «ай-кью» просто зашкаливает. Очевидно, учение всегда давалось вам легко?
– Да. Именно поэтому я здесь?
– Нет. Целью нашего проекта является выяснить, насколько человеческий ум и склад характера обуславливаются генетически, то есть наследственностью. Только ли ДНК решает, какими нам быть – умными, агрессивными, романтичными и спортивными? Или же воспитание тоже играет свою роль? И если влияют оба эти фактора, то как они взаимодействуют?
– Извечный спор, – заметил Стив. В колледже он посещал лекции по философии и принимал самое активное участие в дебатах на эту тему. – Таков ли я лишь потому, что таким уродился? Или же я продукт воспитания и общества, в котором рос и развивался? – И он вспомнил сакраментальную фразу, неизбежно завершавшую все эти споры: – Природа или воспитание?
Она кивнула, и ее длинные волосы тяжело колыхнулись, подобно океанской волне. Интересно, подумал Стив, каковы они на ощупь?
– Мы пытаемся разобраться в этой проблеме строго научным способом, – сказала Джинни. – Видите ли, у идентичных монозиготных близнецов гены совершенно одинаковые. Одни и те же. У разнояйцевых близнецов – нет, но, как правило, они воспитываются вместе, в одной среде. Мы изучаем оба эти типа и сравниваем с близнецами, которые росли и воспитывались раздельно. И выясняем, много ли между ними общего.
Стив размышлял над тем, какое отношение все это имеет к нему. Интересно, подумал он, сколько же лет Джинни? Вчера, когда она бегала по корту с подобранными под бейсболку волосами, ему показалось, что она его ровесница; теперь же стало очевидно, что ей уже под тридцать. Что вовсе не влияло на его чувства к ней, хотя прежде его никогда не привлекали зрелые женщины.
Она же тем временем продолжала:
– Если роль среды велика, близнецы, выросшие вместе, должны быть очень похожи. А те, что росли раздельно, должны разительно отличаться друг от друга вне зависимости от того, монозиготные они или нет. Но на деле получается совсем иная картина. Однояйцевые близнецы сохраняют сходство независимо от того, кто их воспитал. Мало того, у однояйцевых близнецов, выросших по отдельности, наблюдается больше сходства, нежели у разнояйцевых, которые жили вместе.
– Как в случае с Бенни и Арнольдом?
– Именно. Ты сам видел, как они похожи, хоть и выросли в совершенно разных семьях. И это типично для всех таких близнецов. Мы в нашей лаборатории изучили около двухсот людей. Среди них были двое печатающихся поэтов, оба однояйцевые близнецы. Еще двое профессионально занимались домашними животными – один работал инструктором на собачьей площадке, второй выводил новые породы, – тоже монозиготные близнецы. И музыканты нам попадались – один преподавал игру на фортепьяно, второй был гитаристом и играл в джазе. Я перечислила наиболее яркие примеры. Как ты уже убедился этим утром, мы прежде всего изучаем различные параметры каждой личности: «ай-кью», физические данные и прочее. И часто вырисовывается одна и та же закономерность: монозиготные близнецы очень схожи вне зависимости от образа жизни и воспитания.
– В то время как Сью и Элизабет совсем разные.
– Правильно. И это несмотря на то, что они живут в одном доме, ходят в одну и ту же школу, едят одну и ту же пищу и так далее. Могу предположить, что Сью молчала на протяжении всего ленча, а Элизабет болтала, не закрывая рта.
– Так оно и было. К тому же она объяснила мне значение слова «монозиготный».
Доктор Феррами рассмеялась, обнажив прекрасные белые зубы и кончик розового язычка, и Стив обрадовался, что ему удалось ее рассмешить.
– Но вы так до сих пор и не объяснили, при чем тут я, – сказал он.
Улыбка на ее лице угасла.
– Боюсь, это будет непросто, – сказала она. – С такими случаями мы до сих пор еще не сталкивались.
И тут вдруг он понял. Это же так очевидно, странно, что он не догадался раньше.
– Вы считаете, у меня есть близнец, о котором я ничего не знаю? – спросил он.
– Я просто не решалась сказать об этом вот так, без подготовки, – ответила Джинни. – Да, мы так думаем.
– Ого! – Голова у него пошла кругом. Трудно было привыкнуть к этой мысли.
– Мне очень жаль.
– Вам незачем извиняться. Ведь это не ваша вина.
– Здесь есть один момент. Обычно люди, прежде чем попасть к нам, знают, что они близнецы. Но я изобрела новый способ подбора испытуемых для наших исследований, и ты у нас такой первый. Вообще-то тот факт, что ты ничего не знал о существовании своего близнеца, служит доказательством правильности моей системы. Но пока что я не считаю возможным доводить до сведения всех подобных людей столь шокирующую новость.
– Я всегда мечтал о брате, – сказал Стив. В семье он был единственным ребенком и появился на свет, когда обоим родителям уже перевалило за тридцать. – У меня брат?
– Да. И вы однояйцевые близнецы.
– Родной брат, близнец, – пробормотал Стив. – Но как же получилось, что я ничего о нем не знал?
Джинни выглядела удрученной.
– Погодите минутку, дайте я сам попробую догадаться, – сказал Стив. – Меня могли усыновить.
Она кивнула.
Это была еще более шокирующая новость: оказывается, отец с матерью ему вовсе не родные.
– Или же моего брата-близнеца могли усыновить, верно?
– Да.
– Или нас обоих, как Бенни с Арнольдом.
– Или обоих, – мрачно повторила она, не сводя с него огромных бархатно-черных глаз.
И несмотря на сумбур, творившийся в его душе и мыслях, он не мог не отметить, как она красива. Стиву хотелось, чтобы она вот так смотрела на него целую вечность.
Джинни откашлялась и сказала:
– У меня уже имеется немалый опыт такой работы, и, как правило, если даже испытуемый не знает, что у него есть близнец, ему известно, что его усыновили. Или удочерили. Мне следовало догадаться, что в твоем случае это не так.
– Просто не верится, – с отчаянием воскликнул Стив, – что папа с мамой могли держать это от меня в тайне! Ведь они оба такие честные, прямодушные люди. Это на них не похоже.
– Расскажи мне о своих родителях.
Стив понимал, что она хочет помочь ему преодолеть потрясение. Собрался с мыслями.
– Мама – вообще исключительная женщина. Вы наверняка слышали о ней. Ее имя Лорейн Логан.
– Известная журналистка, пишет для колонки «Одинокие сердца»?
– Да. Публикуется в сотнях газет, автор шести бестселлеров, посвященных здоровью женщин. Богата и знаменита, и, видит Бог, она это заслужила.
– Почему ты так считаешь?
– Маме не безразличны те, кто ей пишет. Она отвечает на тысячи писем. Практически все эти женщины ждут от нее одного: взмаха волшебной палочки. Сделай так, чтобы избавиться от нежелательной беременности, сделай так, чтоб дети перестали баловаться наркотиками, преврати грубых и жадных мужчин в любящих и заботливых мужей. И она всегда дает им ту информацию, которая им нужна, и говорит, что лучшее решение в любой ситуации – это прислушаться к собственному сердцу. Доверяй своим чувствам и не позволяй никому тебя обижать. На мой взгляд, прекрасный рецепт.
– Ну а отец?
– О, папа, как мне кажется, вполне обычный человек. Военный, в чине полковника, работает в Пентагоне. Отвечает за связи с общественностью, пишет речи за разных там генералов – вот, собственно, и все.
– Сторонник жесткой дисциплины?
Стив улыбнулся.
– У него высоко развито чувство ответственности. Но жестоким или злым человеком его не назовешь. Еще до моего рождения он воевал в Азии, много чего там повидал, но это ничуть не отразилось на его характере.
– А как было с дисциплиной у тебя?
Стив расхохотался.
– Вы не поверите, но в школе я был страшным драчуном и забиякой. Вечно влипал в разные истории.
– Какие истории?
– Ну, связанные с нарушением дисциплины. Бегал по коридорам. Носил красные носки. Жевал на уроках жвачку. В возрасте тринадцати лет даже поцеловал Венди Праскер за полкой в школьной библиотеке.
– Почему?
– Уж очень хорошенькая она была.
Джинни рассмеялась.
– Да нет, я имела в виду, почему ты все время нарушал дисциплину?
Он покачал головой.
– Как-то не получалось быть послушным. Я делал то, что хотелось делать. Все эти правила казались такими глупыми, и мне становилось скучно. Меня давно бы вышвырнули вон из школы, если б не отличные оценки. К тому же я был капитаном разных спортивных команд: футбольной, баскетбольной, бейсбольной. Иногда я сам не понимал, зачем это делаю. Скажите, я, наверное, просто испорченный, да?
– Каждый испорчен по-своему.
– Наверное. А зачем вы носите в ноздре сережку?
Джинни приподняла бровь, словно говоря: «Это я задаю здесь вопросы, а не ты», – но затем все же ответила:
– Лет в четырнадцать была панком – зеленые волосы, рваные чулки, все такое прочее. Ну и ноздрю тогда проколола.
– Если не вставлять колечко, она зарастет.
– Знаю. Наверное, ношу ее потому, что считаю абсолютную респектабельность скучной.
Стив улыбнулся. «О Господи, до чего же мне нравится эта женщина, – подумал он, – пусть даже она и слишком для меня стара». Затем его мысли вновь переключились на только что услышанную важную новость.
– Почему вы так уверены, что у меня есть близнец?
– Я разработала компьютерную программу, с помощью которой можно проводить поиск медицинских записей и других данных по близнецам. У идентичных близнецов одинаковые мозговые волны, электрокардиограммы, отпечатки пальцев и зубы. Я изучила огромную базу данных со стоматологическими рентгеновскими снимками, предоставленными медицинской страховой компанией, и нашла там человека, чье строение зубов в точности совпадает с твоим.
– Звучит не слишком убедительно.
– Может, и нет, но даже дырки у него там же, где у тебя.
– И кто он такой?
– Деннис Пинкер.
– Где он живет?
– Ричмонд, штат Виргиния.
– Вы с ним встречались?
– Как раз собиралась вылететь в Ричмонд завтра. Предстоит взять у него массу разных анализов, в том числе и крови, чтобы сравнить ваши ДНК. Тогда мы будем знать наверняка.
Стив нахмурился.
– Скажите, а есть какая-то более конкретная область в генетике, которая вас интересует?
– Да. Я стараюсь выяснить, в какой степени криминальные наклонности являются наследственными.
Стив кивнул:
– Ясно. И что же он натворил?
– Прости, не поняла?
– Что натворил этот Деннис Пинкер?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ведь вы едете к нему сами, вместо того, чтобы пригласить его сюда. Так что он, надо понимать, за решеткой.
Джинни слегка покраснела, словно ее уличили во лжи. И когда ее щеки порозовели, она стала выглядеть еще сексуальнее.
– Да, ты прав, – ответила она.
– Так за что он сидит?
Она колебалась еще секунду.
– За убийство.
– Господи! Мало того, что у меня брат-близнец, так он к тому же еще и убийца! Господи Иисусе!…
– Мне очень жаль, – тихо произнесла она. – Надо было как-то иначе подавать эти новости. Подготовить тебя.
– Это надо же! Приехал сюда, думал больше о себе узнать и вдруг узнаю такое!
Джинни наверняка не знает и не должна знать, что он в свое время едва не убил человека. Парнишку по имени Тип Хендрикс.
– Вот поэтому я очень на тебя надеюсь, – сказала Джинни.
– Это почему же?
– Вопрос стоит так: является ли склонность к преступлению наследственной? Я опубликовала работу, где доказывается, что наследуются определенные черты характера: импульсивность, смелость, агрессивность и гиперактивность. Но станет ли такой человек преступником, зависит от того, как его воспитали родители. В доказательство моей теории я должна найти пары идентичных близнецов, один из которых стал преступником, а другой является законопослушным гражданином. Вы с Деннисом моя первая пара. И ты являешь собой само совершенство, а он сидит в тюрьме. Ты уж извини, но ты просто идеальный американский парень. Честно сказать, я так разволновалась, что едва могу усидеть на месте.
Мысль о том, что женщина может так из-за него разволноваться, заставила Стива занервничать. И он отвернулся, опасаясь, что она увидит его лицо и все поймет. И еще его страшно расстроило известие о том, что у него одинаковые с преступником гены. Куда это может его завести?
За спиной у Стива отворилась дверь, Джинни подняла глаза.
– Привет, Берри, – сказала она. – Вот, Стив, познакомься, это профессор Беррингтон Джонс, руководитель наших исследований.
Профессор оказался мужчиной невысокого роста лет шестидесяти, с довольно красивым лицом и гладко прилизанными серебристыми волосами. На нем был дорогой костюм из серого ирландского твида с искрой, красный галстук-бабочка в белый горошек, и весь он был такой аккуратный, начищенный, прямо с иголочки. Стив вспомнил, что несколько раз видел его по телевизору, где он вещал о том, что скоро вся Америка провалится в адскую преисподнюю. Стив вовсе не разделял эти его взгляды, но его учили быть вежливым. А потому он поднялся и протянул руку для рукопожатия.
Беррингтон Джонс смотрел на него так, словно увидел привидение.
– Господи Боже мой! – пробормотал он, и лицо у него побледнело.
– Что такое, Берри? Что случилось? – воскликнула Джинни.
Стив сказал:
– Простите, сэр, я сделал что-то не так?
Профессор помолчал, затем взял себя в руки.
– Прошу прощения. Нет, ничего все в порядке, – сказал он, но видно было, как он потрясен. – Просто я вдруг подумал… вернее, вспомнил одну вещь… о которой давно забыл. То была страшная ошибка. Пожалуйста, прошу меня извинить… – И он направился к двери, бормоча извинения.
Стив взглянул на доктора Феррами.
Она пожала плечами, потом беспомощно развела руками.
– Иногда он меня просто убивает! – сказала она.
7
Беррингтон сидел за письменным столом, прерывисто дыша.
Офис у него был угловой, просторный, но обстановка спартанская: полы, покрытые пластиковой плиткой, белые стены, дешевые книжные полки, стандартные ящики с картотекой. Впрочем, ученым и не полагалось иметь роскошные кабинеты. На экране компьютера была заставка – медленно вращающаяся спираль ДНК. На столе стояла фотография самого хозяина компании, Джеральдо Ривьеры, Ньюта Джингрича и Раша Лимбоу[1]. Окно выходило на здание спортивного зала, в настоящее время закрытого – из-за вчерашнего пожара. Через дорогу виднелся теннисный корт, на нем, несмотря на жару, играли два юноши.
Беррингтон потер глаза.
– Черт, черт, черт! – с чувством воскликнул он.
Он сам уговорил Джинни Феррами приехать сюда. Ее работа по криминальному типу личности создавала основу для новых революционных исследований в генетике. Эта проблема была краеугольным камнем проекта компании «Дженетико». И ему хотелось, чтобы она продолжила свои исследования под его крылом. Он заставил руководителей Джонс-Фоллз взять девушку на работу с условием, что ее исследования будут финансироваться «Дженетико».
С его помощью она достигнет небывалых высот, и тот факт, что она происходила из бедной семьи, лишь подкреплял эту уверенность. Первый месяц работы Джинни в Джонс-Фоллз подтвердил, что он в ней не ошибся. Она энергично взялась за дело, и работа над проектом шла полным ходом. Она нравилась большинству сотрудников, хотя порой и была резковата. На второй же день лаборанту, парню с конским хвостом, считавшему, что можно относиться к своим обязанностям кое-как, так от нее досталось, что он до сих пор не мог опомниться.
Беррингтон и сам был покорен этой девушкой. Потрясающе красива, да к тому же еще и умница. И он разрывался между отеческими чувствами, стремлением направлять и поддерживать ее и сильнейшим желанием ее соблазнить.
И вот теперь это!…
Немного придя в себя, он снял телефонную трубку и позвонил Престону Барку. Престон был его старым приятелем, познакомились они еще в 60-х годах в Массачусетсом технологическом университете, где Беррингтон работал над диссертацией по психологии, а Престон оканчивал факультет эмбриологии и был самым способным студентом. Ровесники считали их немного странными: в период, когда торжествовали образ жизни и стиль хиппи, эти двое носили твидовые костюмы и короткие аккуратные стрижки. Вскоре выяснилось, что у приятелей много общего: оба относились к современному джазу, как к настоящему кошмару, к сигарете с марихуаной – как к первому шагу на пути к героину, а единственным честным политиком в Америке для них был Барри Голдуотер[2]. Их дружба оказалась более крепкой, чем их браки. Беррингтон ни разу не имел повода усомниться в верности и преданности своего друга. Тот постоянно был рядом, как Канада.
Как раз сейчас Престон должен быть в штаб-квартире «Дженетико», которая находилась в графстве Балтимор, к северу от города, и представляла собой несколько приземистых аккуратных зданий с видом на поле для гольфа. Секретарша Престона сказала, что ее босс на совещании, но Беррингтон настоял, чтобы его немедленно с ним соединили.
– Доброе утро, Берри! Что случилось?
– Кто там с тобой?
– Только Ли Хо, один из старших аудиторов «Ландсманна». Как раз уточняли последние детали счетов «Дженетико».
– Гони его в шею!
Теперь голос Престона доносился издалека:
– Извините, Ли, но я вынужден переговорить тут с одним человеком. Приглашу вас через несколько минут. – Пауза, он снова заговорил в трубку: – Знаешь, кто он? Правая рука Майкла Мейдигана. А Мейдиган – на тот случай, если ты забыл, – управляющий «Ландсманна». И если ты по-прежнему столь же трепетно относишься к нашей вчерашней затее, то лучше нам не…
Тут Беррингтон не выдержал и перебил его:
– Стивен Логан здесь.
В трубке повисло молчание. Затем Престон очнулся:
– В Джонс-Фоллз?
– Да, именно. Прямо здесь, на факультете психологии.
Престон тут же позабыл о Ли Хо.
– Господи Иисусе, как он там оказался?
– Он испытуемый. Вызван для прохождения тестов в лаборатории.
– Как, черт возьми, это могло произойти?!
– Не знаю. Просто столкнулся с ним лицом к лицу пять минут тому назад. Можешь вообразить мое удивление.
– Так ты его узнал?
– Ну конечно, узнал.
– И зачем он им понадобился?
– Задействован в обследовании пар близнецов.
– Близнецов? – взвыл Престон. – Ты сказал, близнецов? Но кто же тогда второй?
– Еще не знаю. Послушай, что-то в этом роде должно было произойти рано или поздно.
– Надо же, чтобы именно сейчас! Следует немедленно приостановить все эти дела с «Ландсманном».
– Ни в коем случае! Не позволю тебе использовать это, как предлог для отмены или приостановления сделки. Ты слышишь, Престон? – Теперь Беррингтон уже жалел, что позвонил старому другу. Просто хотелось поделиться своими чувствами с близким человеком. К тому же Престон был наделен незаурядным стратегическим мышлением. – Надо придумать, как удержать ситуацию под контролем.
– Кто пригласил Стива Логана в университет?
– Новый ассистент профессора, которого мы недавно наняли. Доктор Феррами.
– Тот, что написал эту убойную статейку по криминалистике?
– Да, за тем только исключением, что это женщина. Причем весьма привлекательная женщина…
– Да плевал я, будь она хоть сама Шарон Стоун!
– Короче, именно она привлекла Стивена для участия в проекте. И сидела с ним, когда я его увидел. Я проверю.
– Это главное, Берри. – Похоже, Престон немного успокоился и сфокусировался на выходе из создавшегося положения. – Выясни, почему и как привлекли именно его. А уж потом мы оценим, насколько велика опасность.
– Вызову ее прямо сейчас.
– Действуй. И сразу же перезвони мне, о'кей?
– Конечно. – Беррингтон повесил трубку.
Тем не менее, он не стал сразу вызывать Джинни. Решил поначалу собраться с мыслями.
На столе стояла старая черно-белая фотография его отца – молодого лейтенанта ВМС в нарядной белой морской форме. Беррингтону было всего шесть лет, когда затонул «Васп». И как каждый мальчишка в Америке, он ненавидел японцев и играл в игры, где «убивал» их дюжинами. Отец всегда оставался для него непобедимым героем, высоким, красивым, храбрым и сильным. При одной мысли о том, что его замечательного отца убили япошки, на него накатывала ярость. И он молился Богу и просил о том, чтобы война длилась как можно дольше, чтобы он успел вырасти, пойти служить на флот и отомстить за отца, перебив целый миллион японцев.
Он так никогда никого и не убил. Но никогда не нанимал японских служащих, не принимал в университет студентов-японцев, не позволял японским ученым работать в своей лаборатории.
Многие мужчины, когда перед ними встает какая-либо проблема, задают себе вопрос: как бы на моем месте поступил отец? У него такой возможности не было. Он был слишком мал и не успел узнать своего отца. А потому понятия не имел, как бы поступил лейтенант ВМС Джонс в кризисной ситуации. По-настоящему у него никогда не было отца – был лишь супергерой, некий далекий и непонятный идеал.
Он спросит Джинни Феррами о методах подбора испытуемых. А потом пригласит ее вместе пообедать.
Беррингтон набрал внутренний номер лаборатории Джинни. Она тут же сняла трубку. Он немного понизил голос и заговорил с ней голосом, который его бывшая жена Вивви называла «бархатным».
– Джинни? Это Берри, – начал он.
Она тут же перебила его со своей обычной резкостью:
– Что, черт побери, происходит?
– Могу я потолковать с тобой минуту-другую?
– Конечно.
– Тогда зайди ко мне в офис.
– Иду! – И она повесила трубку.
В ожидании Джинни он вспоминал женщин, с которыми переспал. Нет, сколько их было, разумеется, теперь не припомнишь, но что больше десятка – это точно. Может, даже больше сотни?… Это означает, что с того момента, как ему стукнуло девятнадцать, на каждый год приходилось в среднем по две с половиной партнерши, но на деле их, конечно, было гораздо больше. Тысяча? Стало быть, двадцать пять в год, новая женщина каждые две недели – и так на протяжении сорока лет?… Нет, такие подвиги ему не под силу. На протяжении десяти лет он был женат на Вивви Эллингтон и за это время позволил себе не более пятнадцати – двадцати связей. Правда, после развода постарался наверстать упущенное. Так что получается где-то между сотней и тысячей. Однако у него и в мыслях не было тащить Джинни в постель. Задача стояла другая: выяснить, как и где, черт побери, она нашла Стива Логана.
Джинни постучала в дверь и вошла. Поверх блузки с юбкой на ней был белый лабораторный халат. Беррингтону нравилось, когда молоденькие женщины носили такие халаты, как платья – прямо поверх нижнего белья. Он находил это очень сексуальным.
– Спасибо, что пришла, – сказал он, предложил ей стул, затем придвинул поближе свой, чтобы ничто не разделяло их, даже стол.
Прежде всего необходимо предоставить Джинни сколько-нибудь правдоподобное объяснение того, почему он так разволновался при виде Стива Логана. Обмануть такую женщину, как Джинни, нелегко. Надо было хорошенько это обдумать, а не заниматься подсчетом своих любовных побед.
Он сел и одарил ее обезоруживающей улыбкой.
– Хочу извиниться за свое неадекватное поведение, – начал он. – Я загружал в компьютер файлы, передаваемые из университета в Сиднее. – Он махнул рукой в сторону компьютера. – И как раз когда вы собрались представить меня этому молодому человеку, вдруг вспомнил, что оставил компьютер включенным, а телефонную линию – занятой. Почувствовал себя полным идиотом и страшно рассердился.
Объяснение было слабеньким, но ее оно, похоже, удовлетворило.
– Я рада, – тихо сказала она. – А то мне показалось, что я вас чем-то обидела.
Что ж, тем лучше.
– Как раз собирался потолковать о твоей работе, – невозмутимо продолжил он. – Ты прекрасно начала, в этом нет сомнений. Ты здесь всего четыре недели, а работа над проектом уже идет полным ходом. Поздравляю.
Джинни кивнула.
– Перед тем как начать, я все лето совещалась с Эрбом и Фрэнком, – сказала она. – Эрб Диксон возглавлял факультет, Фрэнк Демиденко был профессором. Мы заранее обговорили все детали.
Офис у него был угловой, просторный, но обстановка спартанская: полы, покрытые пластиковой плиткой, белые стены, дешевые книжные полки, стандартные ящики с картотекой. Впрочем, ученым и не полагалось иметь роскошные кабинеты. На экране компьютера была заставка – медленно вращающаяся спираль ДНК. На столе стояла фотография самого хозяина компании, Джеральдо Ривьеры, Ньюта Джингрича и Раша Лимбоу[1]. Окно выходило на здание спортивного зала, в настоящее время закрытого – из-за вчерашнего пожара. Через дорогу виднелся теннисный корт, на нем, несмотря на жару, играли два юноши.
Беррингтон потер глаза.
– Черт, черт, черт! – с чувством воскликнул он.
Он сам уговорил Джинни Феррами приехать сюда. Ее работа по криминальному типу личности создавала основу для новых революционных исследований в генетике. Эта проблема была краеугольным камнем проекта компании «Дженетико». И ему хотелось, чтобы она продолжила свои исследования под его крылом. Он заставил руководителей Джонс-Фоллз взять девушку на работу с условием, что ее исследования будут финансироваться «Дженетико».
С его помощью она достигнет небывалых высот, и тот факт, что она происходила из бедной семьи, лишь подкреплял эту уверенность. Первый месяц работы Джинни в Джонс-Фоллз подтвердил, что он в ней не ошибся. Она энергично взялась за дело, и работа над проектом шла полным ходом. Она нравилась большинству сотрудников, хотя порой и была резковата. На второй же день лаборанту, парню с конским хвостом, считавшему, что можно относиться к своим обязанностям кое-как, так от нее досталось, что он до сих пор не мог опомниться.
Беррингтон и сам был покорен этой девушкой. Потрясающе красива, да к тому же еще и умница. И он разрывался между отеческими чувствами, стремлением направлять и поддерживать ее и сильнейшим желанием ее соблазнить.
И вот теперь это!…
Немного придя в себя, он снял телефонную трубку и позвонил Престону Барку. Престон был его старым приятелем, познакомились они еще в 60-х годах в Массачусетсом технологическом университете, где Беррингтон работал над диссертацией по психологии, а Престон оканчивал факультет эмбриологии и был самым способным студентом. Ровесники считали их немного странными: в период, когда торжествовали образ жизни и стиль хиппи, эти двое носили твидовые костюмы и короткие аккуратные стрижки. Вскоре выяснилось, что у приятелей много общего: оба относились к современному джазу, как к настоящему кошмару, к сигарете с марихуаной – как к первому шагу на пути к героину, а единственным честным политиком в Америке для них был Барри Голдуотер[2]. Их дружба оказалась более крепкой, чем их браки. Беррингтон ни разу не имел повода усомниться в верности и преданности своего друга. Тот постоянно был рядом, как Канада.
Как раз сейчас Престон должен быть в штаб-квартире «Дженетико», которая находилась в графстве Балтимор, к северу от города, и представляла собой несколько приземистых аккуратных зданий с видом на поле для гольфа. Секретарша Престона сказала, что ее босс на совещании, но Беррингтон настоял, чтобы его немедленно с ним соединили.
– Доброе утро, Берри! Что случилось?
– Кто там с тобой?
– Только Ли Хо, один из старших аудиторов «Ландсманна». Как раз уточняли последние детали счетов «Дженетико».
– Гони его в шею!
Теперь голос Престона доносился издалека:
– Извините, Ли, но я вынужден переговорить тут с одним человеком. Приглашу вас через несколько минут. – Пауза, он снова заговорил в трубку: – Знаешь, кто он? Правая рука Майкла Мейдигана. А Мейдиган – на тот случай, если ты забыл, – управляющий «Ландсманна». И если ты по-прежнему столь же трепетно относишься к нашей вчерашней затее, то лучше нам не…
Тут Беррингтон не выдержал и перебил его:
– Стивен Логан здесь.
В трубке повисло молчание. Затем Престон очнулся:
– В Джонс-Фоллз?
– Да, именно. Прямо здесь, на факультете психологии.
Престон тут же позабыл о Ли Хо.
– Господи Иисусе, как он там оказался?
– Он испытуемый. Вызван для прохождения тестов в лаборатории.
– Как, черт возьми, это могло произойти?!
– Не знаю. Просто столкнулся с ним лицом к лицу пять минут тому назад. Можешь вообразить мое удивление.
– Так ты его узнал?
– Ну конечно, узнал.
– И зачем он им понадобился?
– Задействован в обследовании пар близнецов.
– Близнецов? – взвыл Престон. – Ты сказал, близнецов? Но кто же тогда второй?
– Еще не знаю. Послушай, что-то в этом роде должно было произойти рано или поздно.
– Надо же, чтобы именно сейчас! Следует немедленно приостановить все эти дела с «Ландсманном».
– Ни в коем случае! Не позволю тебе использовать это, как предлог для отмены или приостановления сделки. Ты слышишь, Престон? – Теперь Беррингтон уже жалел, что позвонил старому другу. Просто хотелось поделиться своими чувствами с близким человеком. К тому же Престон был наделен незаурядным стратегическим мышлением. – Надо придумать, как удержать ситуацию под контролем.
– Кто пригласил Стива Логана в университет?
– Новый ассистент профессора, которого мы недавно наняли. Доктор Феррами.
– Тот, что написал эту убойную статейку по криминалистике?
– Да, за тем только исключением, что это женщина. Причем весьма привлекательная женщина…
– Да плевал я, будь она хоть сама Шарон Стоун!
– Короче, именно она привлекла Стивена для участия в проекте. И сидела с ним, когда я его увидел. Я проверю.
– Это главное, Берри. – Похоже, Престон немного успокоился и сфокусировался на выходе из создавшегося положения. – Выясни, почему и как привлекли именно его. А уж потом мы оценим, насколько велика опасность.
– Вызову ее прямо сейчас.
– Действуй. И сразу же перезвони мне, о'кей?
– Конечно. – Беррингтон повесил трубку.
Тем не менее, он не стал сразу вызывать Джинни. Решил поначалу собраться с мыслями.
На столе стояла старая черно-белая фотография его отца – молодого лейтенанта ВМС в нарядной белой морской форме. Беррингтону было всего шесть лет, когда затонул «Васп». И как каждый мальчишка в Америке, он ненавидел японцев и играл в игры, где «убивал» их дюжинами. Отец всегда оставался для него непобедимым героем, высоким, красивым, храбрым и сильным. При одной мысли о том, что его замечательного отца убили япошки, на него накатывала ярость. И он молился Богу и просил о том, чтобы война длилась как можно дольше, чтобы он успел вырасти, пойти служить на флот и отомстить за отца, перебив целый миллион японцев.
Он так никогда никого и не убил. Но никогда не нанимал японских служащих, не принимал в университет студентов-японцев, не позволял японским ученым работать в своей лаборатории.
Многие мужчины, когда перед ними встает какая-либо проблема, задают себе вопрос: как бы на моем месте поступил отец? У него такой возможности не было. Он был слишком мал и не успел узнать своего отца. А потому понятия не имел, как бы поступил лейтенант ВМС Джонс в кризисной ситуации. По-настоящему у него никогда не было отца – был лишь супергерой, некий далекий и непонятный идеал.
Он спросит Джинни Феррами о методах подбора испытуемых. А потом пригласит ее вместе пообедать.
Беррингтон набрал внутренний номер лаборатории Джинни. Она тут же сняла трубку. Он немного понизил голос и заговорил с ней голосом, который его бывшая жена Вивви называла «бархатным».
– Джинни? Это Берри, – начал он.
Она тут же перебила его со своей обычной резкостью:
– Что, черт побери, происходит?
– Могу я потолковать с тобой минуту-другую?
– Конечно.
– Тогда зайди ко мне в офис.
– Иду! – И она повесила трубку.
В ожидании Джинни он вспоминал женщин, с которыми переспал. Нет, сколько их было, разумеется, теперь не припомнишь, но что больше десятка – это точно. Может, даже больше сотни?… Это означает, что с того момента, как ему стукнуло девятнадцать, на каждый год приходилось в среднем по две с половиной партнерши, но на деле их, конечно, было гораздо больше. Тысяча? Стало быть, двадцать пять в год, новая женщина каждые две недели – и так на протяжении сорока лет?… Нет, такие подвиги ему не под силу. На протяжении десяти лет он был женат на Вивви Эллингтон и за это время позволил себе не более пятнадцати – двадцати связей. Правда, после развода постарался наверстать упущенное. Так что получается где-то между сотней и тысячей. Однако у него и в мыслях не было тащить Джинни в постель. Задача стояла другая: выяснить, как и где, черт побери, она нашла Стива Логана.
Джинни постучала в дверь и вошла. Поверх блузки с юбкой на ней был белый лабораторный халат. Беррингтону нравилось, когда молоденькие женщины носили такие халаты, как платья – прямо поверх нижнего белья. Он находил это очень сексуальным.
– Спасибо, что пришла, – сказал он, предложил ей стул, затем придвинул поближе свой, чтобы ничто не разделяло их, даже стол.
Прежде всего необходимо предоставить Джинни сколько-нибудь правдоподобное объяснение того, почему он так разволновался при виде Стива Логана. Обмануть такую женщину, как Джинни, нелегко. Надо было хорошенько это обдумать, а не заниматься подсчетом своих любовных побед.
Он сел и одарил ее обезоруживающей улыбкой.
– Хочу извиниться за свое неадекватное поведение, – начал он. – Я загружал в компьютер файлы, передаваемые из университета в Сиднее. – Он махнул рукой в сторону компьютера. – И как раз когда вы собрались представить меня этому молодому человеку, вдруг вспомнил, что оставил компьютер включенным, а телефонную линию – занятой. Почувствовал себя полным идиотом и страшно рассердился.
Объяснение было слабеньким, но ее оно, похоже, удовлетворило.
– Я рада, – тихо сказала она. – А то мне показалось, что я вас чем-то обидела.
Что ж, тем лучше.
– Как раз собирался потолковать о твоей работе, – невозмутимо продолжил он. – Ты прекрасно начала, в этом нет сомнений. Ты здесь всего четыре недели, а работа над проектом уже идет полным ходом. Поздравляю.
Джинни кивнула.
– Перед тем как начать, я все лето совещалась с Эрбом и Фрэнком, – сказала она. – Эрб Диксон возглавлял факультет, Фрэнк Демиденко был профессором. Мы заранее обговорили все детали.