Когда мы возвратились в темные комнаты, дождь почти закончился. Анотина зажгла лампы и пригасила их до минимума. Затем стянула мокрое платье и забросила в коридор. Мне оставалось только стоять посреди комнаты и тоскливо наблюдать за тем, как она укладывается в постель. Анотина легла на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза. Решив, что она уснула, я тихонько съежился на своем коврике.
Прошло несколько минут. Я лежал и слушал, как вода капает с карниза и стекает по бесчисленным ступенькам лестниц. Не открывая глаз, Анотина пробормотала:
– Клэй, сними эти мокрые тряпки и ложись сюда. Я хочу снова увидеть сон.
Я исполнил ее волю, а когда опустил голову на подушку, она уже тихонько посапывала. Я долго еще любовался ею, думал о Молчальнике, пожирающем белый плод, и вдруг вспомнил, что и сам съел такой же, прежде чем отправиться в память Белоу. Странно, что плод не оказал на меня никакого магического действия – ни плохого, ни хорошего. Впрочем, чем дольше я глядел на переплетение мокрых волос Анотины, тем больше уверялся, что она и есть мое чудо. Как я ни старался обратить свои мысли к Мисриксу, Белоу и Вено, все эти дорожки сплетались в одну и возвращали меня назад, к Анотине. Я протянул руку и положил ладонь на ее обнаженную спину.
В эту ночь я не видел снов, а когда проснулся ярким солнечным утром, на столике у окна меня уже ждала зажженная сигарета.
14
15
Прошло несколько минут. Я лежал и слушал, как вода капает с карниза и стекает по бесчисленным ступенькам лестниц. Не открывая глаз, Анотина пробормотала:
– Клэй, сними эти мокрые тряпки и ложись сюда. Я хочу снова увидеть сон.
Я исполнил ее волю, а когда опустил голову на подушку, она уже тихонько посапывала. Я долго еще любовался ею, думал о Молчальнике, пожирающем белый плод, и вдруг вспомнил, что и сам съел такой же, прежде чем отправиться в память Белоу. Странно, что плод не оказал на меня никакого магического действия – ни плохого, ни хорошего. Впрочем, чем дольше я глядел на переплетение мокрых волос Анотины, тем больше уверялся, что она и есть мое чудо. Как я ни старался обратить свои мысли к Мисриксу, Белоу и Вено, все эти дорожки сплетались в одну и возвращали меня назад, к Анотине. Я протянул руку и положил ладонь на ее обнаженную спину.
В эту ночь я не видел снов, а когда проснулся ярким солнечным утром, на столике у окна меня уже ждала зажженная сигарета.
14
Весь следующий день прошел так идиллически безупречно, как бывает только в отшлифованных временем воспоминаниях. Меня не тревожили ни сомнения, ни страх, и мы с Анотиной каждую минуту были вместе. О работе она не вспоминала. Вместо этого из темного чуланчика была извлечена бутылка «Сладости розовых лепестков», и мы отправились на край острова.
Там, сидя на пригорке, откуда открывался чудесный вид на море и солнце, мы развлекались тем, что отыскивали в облаках очертания человеческих лиц, фантастических животных и сказочных башен, не забывая время от времени передавать друг другу бутылку. У меня опять появились пачка «Сто к одному», и Анотина выпросила у меня сигарету. Я рассказывал ей истории о Вено – те, что были не связаны с Белоу. Особенно Анотину заинтересовала моя роль повитухи. Она увлеченно разглагольствовала о чуде появления на свет и просила меня в мельчайших деталях вспоминать внешность и характеры всех детей, которых мне доводилось принимать.
– Как бы мне хотелось уехать туда с тобой! – мечтательно сказала она.
– Это было бы здорово, – кивнул я. – У меня там домик в лесу.
Она загорелась новой идеей:
– А мне можно будет присутствовать при родах?
– Будешь моим ассистентом, – пообещал я.
Анотина в свою очередь развлекала меня историями о своих коллегах. Например, о том, как однажды Брисден, специалист по спонтанной философии (так по-научному называются поиски смысла в пустой болтовне), проговорил без умолку три дня кряду и завершил свои рассуждения в той самой точке, с которой начал. Или о том, как Нанли с доктором ходили на край острова ловить перелетных птиц – оказалось, Меморанда лежит на пути миграции какого-то яркоокрашенного вида пернатых.
– Они отличные друзья, – сказала Анотина. – Подумать страшно, что бы я без них делала. Но все мы так погружены в работу, что порой становится страшно одиноко.
– Теперь я всегда буду с тобой, – заверил я ее. Вскоре, воодушевленная «розовыми лепестками», Анотина перешла на более отвлеченные темы. Она принялась посвящать меня в теории о существовании, о прошлом и будущем, где смешивались математические и философские понятия, где время и бог закручивались в спиралевидный узор вокруг момента настоящего. Я так ничего и не понял, но звук ее голоса пьянил не меньше вина, и я совершенно ясно видел смысл ее слов – пестрый симметричный цветок, вертящийся на ветру, словно карусель.
Мы долго молчали, прежде чем Анотина заговорила опять.
– Я снова видела сон, – призналась она.
– Расскажешь? – попросил я. Она покачала головой:
– Не сейчас.
К тому времени когда солнце взобралось на вершину небосвода, бутылка «розовых лепестков» была давно пуста. Языки у нас обоих немного заплетались. Может, мы и не напились вдребезги, но были от этого в паре глотков. Я валялся на траве, Анотина лежала рядом. Спиртное придало мне храбрости, и я решился поцеловать ее в губы. Она была удивлена, но не сопротивлялась. Вернув поцелуй, Анотина обвила мою шею руками. Я перекатился на спину, и она очутилась на мне. Ее волосы, на сей раз свободно распущенные, заструились по моим щекам.
Прервав ласки, она приподнялась и заглянула мне в глаза.
– Клэй, по-моему, я чувствую приближение момента, – возбужденно прошептала она. – Настоящее рядом!
Анотина снова наклонилась, чтобы коснуться губами моих губ, но им не суждено было соединиться. Где-то пронзительно заверещала птица, и мы замерли. Анотина поднялась, продолжая сидеть у меня на бедрах, и когда ее волосы соскользнули с моего лица, я увидел зависшую над нами Вызнайку.
Ее глаза пальнули зелеными лучами в зрачки Анотины, однако на этот раз зрительный контакт длился всего пару секунд. Я увидел, как Вызнайка пошатнулась в воздухе, потом стала терять высоту и чуть не рухнула наземь. В последний момент голова все же сумела вернуть утраченную невесомость и улетела прочь, издавая ужасающие крики.
– За чем она прилетала? – спросил я.
– За нашим губным касанием, – уверенно ответила Анотина. – Ей не терпелось узнать, каково это.
– Мы что, ее напугали?
– Да нет, ей стало дурно от вина! Когда мы обменивались взглядами, я почувствовала, что она буквально потеряла голову. – Анотина откинулась назад и торжествующе засмеялась. Потом вскочила и побежала к лесу.
– Сумеешь меня найти, а, Клэй? – крикнула она.
Она уже скрылась за деревьями, а в ушах еще звенел отголосок ее смеха. Я поплелся за ней следом, вглядываясь в идеальные ряды стволов, вслушиваясь в шелест листьев и размышляя о реакции Анотины на мой поцелуй. Она даже слова такого не знала! Похоже, любовь и секс были на летучем острове чем-то вроде сигарет и пищи – второстепенными деталями, не вплетенными в основной узор мнемонического мира. Это я был в ответе за то, что заразил гибнущий остров своими плотскими желаниями. Здесь было о чем поразмыслить, но в этот миг я завидел мелькнувший за далеким деревом подол зеленого платья и побежал, стараясь ступать как можно тише.
Ночью, вернувшись в спальню после целого вечера смеха и поцелуев под райским деревом, мы лежали рядом на постели, обнаженные. Взаимные прикосновения довели нас до лихорадочного исступления, и вскоре я уже двигался между ногами Анотины, готовясь войти в нее. Она снова и снова шептала: «Сейчас!» Очевидно, как истинный ученый, она связывала свое возбуждение с приближением к настоящему. Я уже был на грани прорыва, когда услышал, как чей-то голос, куда грубее голоса Анотины, произнес:
– Клэй, что ты делаешь?
Незваный гость так напугал меня, что я одним движением спрыгнул с кровати и обернулся. Передо мной стоял Мисрикс – крылья приподняты, шипастый хвост танцует меж задних лап. Из-под нелепых очков сверкнули желтые глаза, когда демон отклонился назад и хорошенько размахнулся левой лапой. Все произошло так быстро и неожиданно, что я не успел заслониться. Мощный удар по щеке отбросил меня на пол. Я слышал крик Анотины и словно в тумане видел, как она сползла с кровати и выбежала в ночь.
Потом я куда-то провалился, а когда очнулся, демон помог мне встать на ноги.
– Извини, Клэй, – сказал он, – но я должен был предостеречь тебя от дальнейшего погружения в иллюзию.
– Так вот как это теперь называется?! – огрызнулся я, потирая щеку.
– Клэй, ты даром теряешь время. Я следил за тобой, и мне кажется, ты забыл, зачем ты здесь.
С этими словами воспоминания о моих друзьях в Вено, которые я так успешно старался задушить, воскресли. Наказание было заслуженным.
– Они не люди, их нет, – демон махнул рукой в ту сторону, где скрылась Анотина. – Ты рискуешь столькими жизнями из-за дешевой иллюзии!
Формулировка покоробила меня, но я вынужден был признать, что он прав, и пообещал впредь искать вакцину с удвоенной силой.
– Слушай, – обратился ко мне Мисрикс, – даже если ты что-то испытываешь к этой женщине-воспоминанию, она разрушится вместе с островом, если отец умрет от сонной болезни. Подумай об этом.
Я уже думал об этом, но старательно гнал эту мысль. Я вел себя как школьник, прогуливающий уроки и забывший о предстоящем экзамене.
– Можешь на меня положиться, – пообещал я.
– Появилась новая проблема, – порадовал меня демон. – Я смог сюда пробраться с большим трудом. Состояние, в котором находится отец, мешает связям между тобой, им и мною. Чем ему хуже, тем сложнее будет вытащить тебя обратно. Если ты останешься здесь и мы не сможем найти вакцину, а также если ты будешь искать ее слишком долго, я не смогу тебя вернуть. В таком случае, полагаю, ты погибнешь вместе с ним.
С улицы послышались крики людей. Похоже, Анотина разбудила остальных и организовала экспедицию по спасению меня от чудовища.
– Сейчас будут бить, – забеспокоился демон. – Ну все, мне пора.
Он шагнул ближе и обхватил мою голову лапами, но лишь на секунду.
– Удачи, Клэй! – сказал он, метнулся вглубь комнаты и вскочил на подоконник.
Как только Нанли и доктор Адман ворвались в спальню, Мисрикс подпрыгнул и взлетел. Анотина прибежала следом, за ней, воинственно размахивая горлышком пустой бутылки, появился Брисден. Анотина сразу бросилась ко мне, а доктор пробежал мимо, вооруженный той самой ракетницей, которой днем раньше подавал сигнал из корзины. Опершись локтями о подоконник, он стал целиться.
– Не стрелять! – крикнул я.
– Почему это, черт возьми? – опешил Нанли. Раздался хлопок: доктор все же выстрелил. Комнату заволокло дымом. Я бросился к окну и заглянул доктору через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть расплывшуюся в ночном небе красную лужу. К счастью, на фоне зарева я разглядел далекий силуэт Мисрикса – мощно взмахивая крыльями, демон мчался вертикально вверх.
– Ну как, попали вы в эту грязную тварь? – запыхавшись, спросил Брисден.
– Сомневаюсь. – Адман скептически покачал головой. – Хорошо хоть себя не ранил. Меня, знаете, вряд ли можно назвать суперменом.
Нанли и Брисден расхохотались. Я поблагодарил их за помощь. Брисден осмотрел рубец на моей щеке и уважительно присвистнул. Доктор, перезарядив пистолет, предложил пока оставить его у меня, и я согласился – дабы казаться таким же встревоженным, как и все.
– Правда, осталось только два патрона, – извиняющимся тоном сообщил Адман. – Один я для вас зарядил, а второй у меня в комнате.
– Ну, вот и дождались, – проворчал Нанли. – Вернулось наше чудовище.
– Это было так ужасно! – простонала Анотина. – Клэй, тебе повезло, что оно тебя не убило.
Теперь только я обратил внимание, что все мы абсолютно голые. Когда джентльмены ушли, заверив нас, что явятся по первому же крику, мы с Анотиной вернулись в постель. Она была уже не в настроении заниматься экспериментами и уснула у меня руках, а я долго еще лежал без сна и размышлял, как всех спасти.
На другой день все мы, на этот раз в одежде, встретились у края острова, неподалеку от лебедки.
– Плохо дело, – констатировал Нанли, указывая туда, где земля наполовину ушла из-под основания гигантского механизма.
– За ночь стало гораздо хуже, – заметил Брисден. – Похоже, скорость разрушения острова значительно увеличилась. Как по-твоему, Анотина?
Та кивнула:
– Без сомнения.
– Любопытно, не связано ли это с появлением чудовища? – риторически спросил доктор.
– Нам уже недолго осталось, – сказала Анотина. – Все указывает на то, что этот процесс будет ускоряться.
К сожалению, это было правдой. Лебедка теперь буквально балансировала на краю пропасти, со всей наглядностью демонстрируя динамику разрушения.
– Думаете, Белоу бросит нас здесь на произвол судьбы? – спросил Брисден.
– Вряд ли стоит надеяться на его человеколюбие, – заметил Нанли, – раз уж бросил нас в вашем обществе.
Брисден вяло улыбнулся, но напряженный взгляд, прикованный к шаткому механизму, выдавал его тревогу.
– Нам нужен план, – объявил доктор, – и, как это ни печально, он может идти вразрез с правилами, установленными хозяином Меморанды. Все согласны?
– Вы имеете в виду бунт? – осторожно уточнил Нанли.
Доктор кивнул.
– Я – за, – заявил инженер.
– Анотина? – Адман вопросительно вскинул бровь.
– Да, но при одном условии, – сказала она. – Клэй становится нашим полноправным товарищем и больше не рассматривается как экземпляр.
– Черт возьми! – выругался Брисден. – Какое же все-таки унылое местечко… Что до Клэя, то я не возражаю.
Доктор и Нанли тоже согласились принять меня в члены группы. Я поблагодарил их за оказанное доверие.
– Не спешите с благодарностями, – буркнул Адман. – Вы еще не знаете, что происходит с теми, кто идет против воли острова.
– О чем это вы? – не понял я.
– Вы про беднягу Клаудио? – спросил Брисден. Доктор кивнул.
– Не стоит обсуждать это прямо сейчас, – предостерегла собравшихся Анотина. – Стоит таким мыслям появиться у нас в голове, как тут же прилетит Вызнайка.
– Ваша правда, – согласился Нанли.
Я решил поделиться нашим открытием:
– Мы тут на днях выяснили, что эта штука не может копаться в мозгах, когда человек пьян.
– После этого ее штормит, как подбитую птицу, – хихикнула Анотина.
– Ну что ж, – сказал доктор, – в таком случае предлагаю напиться, и как можно скорее.
– У меня? – предложил Нанли.
– Отличная мысль, – поддержал его Брисден, который тем временем отделился от группы и шагнул к лебедке. – Попрощайтесь со своей любимицей, доктор! – С этими словами он протянул руку и легонько подтолкнул тяжелую деревянную конструкцию.
Этого было достаточно, чтобы вся громадина заскользила к обрыву – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Мы все присоединились к Брисдену и, стоя у края пропасти, наблюдали за падением механизма. С огромной скоростью рухнув вниз, он протаранил облака и, все уменьшаясь в размерах, полетел к океану.
Нанли зааплодировал.
– Это лучшее, что вы совершили со дня прибытия, Брис, – заявил он.
– Я всегда мечтал это сделать, – признался философ.
– Интересно, нарушит ли это сон океана? – меланхолично произнес доктор, когда махина плюхнулась в жидкую ртуть, подняв фонтан серебристых брызг почти в милю высотой.
– А что, эта штука может его разбудить? – заинтересовалась Анотина.
Доктор пожал плечами:
– Возможно. А быть может, породит новый кошмар.
На мой взгляд, «кошмар» было очень точным словом. Ситуация развивалась далеко не в лучшем направлении, и выхода из нее не предвиделось. Я так основательно выкинул из головы все мысли о вакцине, что теперь с трудом мог припомнить, каким образом попал на остров, не говоря уже об абсурдности того, что я здесь собирался делать. Не думал, что буду когда-нибудь благодарен демону за пощечину, но если бы не визит Мисрикса, нереальная реальность этого места поглотила бы меня с головой. Самое неприятное заключалось в том, что я был без памяти влюблен в Анотину, и никакими рассуждениями поправить это было уже нельзя. Видно, женщины, которые мне не принадлежали, были одним из лейтмотивов моей жизни – наравне с островами.
Лебедка через некоторое время всплыла на поверхность – ничтожная точка в бесконечности океана. Я искренне ей сочувствовал. Все молча смотрели, как медленно, но верно она погружается в серебристые волны. Теперь уже навсегда.
В наступившей тишине Нанли произнес:
– Кто следующий?
Там, сидя на пригорке, откуда открывался чудесный вид на море и солнце, мы развлекались тем, что отыскивали в облаках очертания человеческих лиц, фантастических животных и сказочных башен, не забывая время от времени передавать друг другу бутылку. У меня опять появились пачка «Сто к одному», и Анотина выпросила у меня сигарету. Я рассказывал ей истории о Вено – те, что были не связаны с Белоу. Особенно Анотину заинтересовала моя роль повитухи. Она увлеченно разглагольствовала о чуде появления на свет и просила меня в мельчайших деталях вспоминать внешность и характеры всех детей, которых мне доводилось принимать.
– Как бы мне хотелось уехать туда с тобой! – мечтательно сказала она.
– Это было бы здорово, – кивнул я. – У меня там домик в лесу.
Она загорелась новой идеей:
– А мне можно будет присутствовать при родах?
– Будешь моим ассистентом, – пообещал я.
Анотина в свою очередь развлекала меня историями о своих коллегах. Например, о том, как однажды Брисден, специалист по спонтанной философии (так по-научному называются поиски смысла в пустой болтовне), проговорил без умолку три дня кряду и завершил свои рассуждения в той самой точке, с которой начал. Или о том, как Нанли с доктором ходили на край острова ловить перелетных птиц – оказалось, Меморанда лежит на пути миграции какого-то яркоокрашенного вида пернатых.
– Они отличные друзья, – сказала Анотина. – Подумать страшно, что бы я без них делала. Но все мы так погружены в работу, что порой становится страшно одиноко.
– Теперь я всегда буду с тобой, – заверил я ее. Вскоре, воодушевленная «розовыми лепестками», Анотина перешла на более отвлеченные темы. Она принялась посвящать меня в теории о существовании, о прошлом и будущем, где смешивались математические и философские понятия, где время и бог закручивались в спиралевидный узор вокруг момента настоящего. Я так ничего и не понял, но звук ее голоса пьянил не меньше вина, и я совершенно ясно видел смысл ее слов – пестрый симметричный цветок, вертящийся на ветру, словно карусель.
Мы долго молчали, прежде чем Анотина заговорила опять.
– Я снова видела сон, – призналась она.
– Расскажешь? – попросил я. Она покачала головой:
– Не сейчас.
К тому времени когда солнце взобралось на вершину небосвода, бутылка «розовых лепестков» была давно пуста. Языки у нас обоих немного заплетались. Может, мы и не напились вдребезги, но были от этого в паре глотков. Я валялся на траве, Анотина лежала рядом. Спиртное придало мне храбрости, и я решился поцеловать ее в губы. Она была удивлена, но не сопротивлялась. Вернув поцелуй, Анотина обвила мою шею руками. Я перекатился на спину, и она очутилась на мне. Ее волосы, на сей раз свободно распущенные, заструились по моим щекам.
Прервав ласки, она приподнялась и заглянула мне в глаза.
– Клэй, по-моему, я чувствую приближение момента, – возбужденно прошептала она. – Настоящее рядом!
Анотина снова наклонилась, чтобы коснуться губами моих губ, но им не суждено было соединиться. Где-то пронзительно заверещала птица, и мы замерли. Анотина поднялась, продолжая сидеть у меня на бедрах, и когда ее волосы соскользнули с моего лица, я увидел зависшую над нами Вызнайку.
Ее глаза пальнули зелеными лучами в зрачки Анотины, однако на этот раз зрительный контакт длился всего пару секунд. Я увидел, как Вызнайка пошатнулась в воздухе, потом стала терять высоту и чуть не рухнула наземь. В последний момент голова все же сумела вернуть утраченную невесомость и улетела прочь, издавая ужасающие крики.
– За чем она прилетала? – спросил я.
– За нашим губным касанием, – уверенно ответила Анотина. – Ей не терпелось узнать, каково это.
– Мы что, ее напугали?
– Да нет, ей стало дурно от вина! Когда мы обменивались взглядами, я почувствовала, что она буквально потеряла голову. – Анотина откинулась назад и торжествующе засмеялась. Потом вскочила и побежала к лесу.
– Сумеешь меня найти, а, Клэй? – крикнула она.
Она уже скрылась за деревьями, а в ушах еще звенел отголосок ее смеха. Я поплелся за ней следом, вглядываясь в идеальные ряды стволов, вслушиваясь в шелест листьев и размышляя о реакции Анотины на мой поцелуй. Она даже слова такого не знала! Похоже, любовь и секс были на летучем острове чем-то вроде сигарет и пищи – второстепенными деталями, не вплетенными в основной узор мнемонического мира. Это я был в ответе за то, что заразил гибнущий остров своими плотскими желаниями. Здесь было о чем поразмыслить, но в этот миг я завидел мелькнувший за далеким деревом подол зеленого платья и побежал, стараясь ступать как можно тише.
Ночью, вернувшись в спальню после целого вечера смеха и поцелуев под райским деревом, мы лежали рядом на постели, обнаженные. Взаимные прикосновения довели нас до лихорадочного исступления, и вскоре я уже двигался между ногами Анотины, готовясь войти в нее. Она снова и снова шептала: «Сейчас!» Очевидно, как истинный ученый, она связывала свое возбуждение с приближением к настоящему. Я уже был на грани прорыва, когда услышал, как чей-то голос, куда грубее голоса Анотины, произнес:
– Клэй, что ты делаешь?
Незваный гость так напугал меня, что я одним движением спрыгнул с кровати и обернулся. Передо мной стоял Мисрикс – крылья приподняты, шипастый хвост танцует меж задних лап. Из-под нелепых очков сверкнули желтые глаза, когда демон отклонился назад и хорошенько размахнулся левой лапой. Все произошло так быстро и неожиданно, что я не успел заслониться. Мощный удар по щеке отбросил меня на пол. Я слышал крик Анотины и словно в тумане видел, как она сползла с кровати и выбежала в ночь.
Потом я куда-то провалился, а когда очнулся, демон помог мне встать на ноги.
– Извини, Клэй, – сказал он, – но я должен был предостеречь тебя от дальнейшего погружения в иллюзию.
– Так вот как это теперь называется?! – огрызнулся я, потирая щеку.
– Клэй, ты даром теряешь время. Я следил за тобой, и мне кажется, ты забыл, зачем ты здесь.
С этими словами воспоминания о моих друзьях в Вено, которые я так успешно старался задушить, воскресли. Наказание было заслуженным.
– Они не люди, их нет, – демон махнул рукой в ту сторону, где скрылась Анотина. – Ты рискуешь столькими жизнями из-за дешевой иллюзии!
Формулировка покоробила меня, но я вынужден был признать, что он прав, и пообещал впредь искать вакцину с удвоенной силой.
– Слушай, – обратился ко мне Мисрикс, – даже если ты что-то испытываешь к этой женщине-воспоминанию, она разрушится вместе с островом, если отец умрет от сонной болезни. Подумай об этом.
Я уже думал об этом, но старательно гнал эту мысль. Я вел себя как школьник, прогуливающий уроки и забывший о предстоящем экзамене.
– Можешь на меня положиться, – пообещал я.
– Появилась новая проблема, – порадовал меня демон. – Я смог сюда пробраться с большим трудом. Состояние, в котором находится отец, мешает связям между тобой, им и мною. Чем ему хуже, тем сложнее будет вытащить тебя обратно. Если ты останешься здесь и мы не сможем найти вакцину, а также если ты будешь искать ее слишком долго, я не смогу тебя вернуть. В таком случае, полагаю, ты погибнешь вместе с ним.
С улицы послышались крики людей. Похоже, Анотина разбудила остальных и организовала экспедицию по спасению меня от чудовища.
– Сейчас будут бить, – забеспокоился демон. – Ну все, мне пора.
Он шагнул ближе и обхватил мою голову лапами, но лишь на секунду.
– Удачи, Клэй! – сказал он, метнулся вглубь комнаты и вскочил на подоконник.
Как только Нанли и доктор Адман ворвались в спальню, Мисрикс подпрыгнул и взлетел. Анотина прибежала следом, за ней, воинственно размахивая горлышком пустой бутылки, появился Брисден. Анотина сразу бросилась ко мне, а доктор пробежал мимо, вооруженный той самой ракетницей, которой днем раньше подавал сигнал из корзины. Опершись локтями о подоконник, он стал целиться.
– Не стрелять! – крикнул я.
– Почему это, черт возьми? – опешил Нанли. Раздался хлопок: доктор все же выстрелил. Комнату заволокло дымом. Я бросился к окну и заглянул доктору через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть расплывшуюся в ночном небе красную лужу. К счастью, на фоне зарева я разглядел далекий силуэт Мисрикса – мощно взмахивая крыльями, демон мчался вертикально вверх.
– Ну как, попали вы в эту грязную тварь? – запыхавшись, спросил Брисден.
– Сомневаюсь. – Адман скептически покачал головой. – Хорошо хоть себя не ранил. Меня, знаете, вряд ли можно назвать суперменом.
Нанли и Брисден расхохотались. Я поблагодарил их за помощь. Брисден осмотрел рубец на моей щеке и уважительно присвистнул. Доктор, перезарядив пистолет, предложил пока оставить его у меня, и я согласился – дабы казаться таким же встревоженным, как и все.
– Правда, осталось только два патрона, – извиняющимся тоном сообщил Адман. – Один я для вас зарядил, а второй у меня в комнате.
– Ну, вот и дождались, – проворчал Нанли. – Вернулось наше чудовище.
– Это было так ужасно! – простонала Анотина. – Клэй, тебе повезло, что оно тебя не убило.
Теперь только я обратил внимание, что все мы абсолютно голые. Когда джентльмены ушли, заверив нас, что явятся по первому же крику, мы с Анотиной вернулись в постель. Она была уже не в настроении заниматься экспериментами и уснула у меня руках, а я долго еще лежал без сна и размышлял, как всех спасти.
На другой день все мы, на этот раз в одежде, встретились у края острова, неподалеку от лебедки.
– Плохо дело, – констатировал Нанли, указывая туда, где земля наполовину ушла из-под основания гигантского механизма.
– За ночь стало гораздо хуже, – заметил Брисден. – Похоже, скорость разрушения острова значительно увеличилась. Как по-твоему, Анотина?
Та кивнула:
– Без сомнения.
– Любопытно, не связано ли это с появлением чудовища? – риторически спросил доктор.
– Нам уже недолго осталось, – сказала Анотина. – Все указывает на то, что этот процесс будет ускоряться.
К сожалению, это было правдой. Лебедка теперь буквально балансировала на краю пропасти, со всей наглядностью демонстрируя динамику разрушения.
– Думаете, Белоу бросит нас здесь на произвол судьбы? – спросил Брисден.
– Вряд ли стоит надеяться на его человеколюбие, – заметил Нанли, – раз уж бросил нас в вашем обществе.
Брисден вяло улыбнулся, но напряженный взгляд, прикованный к шаткому механизму, выдавал его тревогу.
– Нам нужен план, – объявил доктор, – и, как это ни печально, он может идти вразрез с правилами, установленными хозяином Меморанды. Все согласны?
– Вы имеете в виду бунт? – осторожно уточнил Нанли.
Доктор кивнул.
– Я – за, – заявил инженер.
– Анотина? – Адман вопросительно вскинул бровь.
– Да, но при одном условии, – сказала она. – Клэй становится нашим полноправным товарищем и больше не рассматривается как экземпляр.
– Черт возьми! – выругался Брисден. – Какое же все-таки унылое местечко… Что до Клэя, то я не возражаю.
Доктор и Нанли тоже согласились принять меня в члены группы. Я поблагодарил их за оказанное доверие.
– Не спешите с благодарностями, – буркнул Адман. – Вы еще не знаете, что происходит с теми, кто идет против воли острова.
– О чем это вы? – не понял я.
– Вы про беднягу Клаудио? – спросил Брисден. Доктор кивнул.
– Не стоит обсуждать это прямо сейчас, – предостерегла собравшихся Анотина. – Стоит таким мыслям появиться у нас в голове, как тут же прилетит Вызнайка.
– Ваша правда, – согласился Нанли.
Я решил поделиться нашим открытием:
– Мы тут на днях выяснили, что эта штука не может копаться в мозгах, когда человек пьян.
– После этого ее штормит, как подбитую птицу, – хихикнула Анотина.
– Ну что ж, – сказал доктор, – в таком случае предлагаю напиться, и как можно скорее.
– У меня? – предложил Нанли.
– Отличная мысль, – поддержал его Брисден, который тем временем отделился от группы и шагнул к лебедке. – Попрощайтесь со своей любимицей, доктор! – С этими словами он протянул руку и легонько подтолкнул тяжелую деревянную конструкцию.
Этого было достаточно, чтобы вся громадина заскользила к обрыву – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Мы все присоединились к Брисдену и, стоя у края пропасти, наблюдали за падением механизма. С огромной скоростью рухнув вниз, он протаранил облака и, все уменьшаясь в размерах, полетел к океану.
Нанли зааплодировал.
– Это лучшее, что вы совершили со дня прибытия, Брис, – заявил он.
– Я всегда мечтал это сделать, – признался философ.
– Интересно, нарушит ли это сон океана? – меланхолично произнес доктор, когда махина плюхнулась в жидкую ртуть, подняв фонтан серебристых брызг почти в милю высотой.
– А что, эта штука может его разбудить? – заинтересовалась Анотина.
Доктор пожал плечами:
– Возможно. А быть может, породит новый кошмар.
На мой взгляд, «кошмар» было очень точным словом. Ситуация развивалась далеко не в лучшем направлении, и выхода из нее не предвиделось. Я так основательно выкинул из головы все мысли о вакцине, что теперь с трудом мог припомнить, каким образом попал на остров, не говоря уже об абсурдности того, что я здесь собирался делать. Не думал, что буду когда-нибудь благодарен демону за пощечину, но если бы не визит Мисрикса, нереальная реальность этого места поглотила бы меня с головой. Самое неприятное заключалось в том, что я был без памяти влюблен в Анотину, и никакими рассуждениями поправить это было уже нельзя. Видно, женщины, которые мне не принадлежали, были одним из лейтмотивов моей жизни – наравне с островами.
Лебедка через некоторое время всплыла на поверхность – ничтожная точка в бесконечности океана. Я искренне ей сочувствовал. Все молча смотрели, как медленно, но верно она погружается в серебристые волны. Теперь уже навсегда.
В наступившей тишине Нанли произнес:
– Кто следующий?
15
Мы покинули край острова и направились к городку. Подул северный ветер. Зеленые листья, целыми потоками опадая с веток, водоворотами кружились под ногами. Деревья словно твердо решили обнажиться сегодня к вечеру – и ни минутой позже.
– Кажется, дождь собирается, – заметил Брисден.
Я взглянул вверх сквозь потрепанный полог листвы: на небе и впрямь собирались темные тучи. Стало по-осеннему неуютно, даже солнечный свет потерял свою блистательную силу, когда небо окрасилось в лиловый цвет.
– Второй раз за неделю, – покачал головой доктор. – Не припомню, чтобы такое случалось прежде.
– Да здесь порой годами капли с неба не дождешься! – поддержал его Нанли.
Анотина придвинулась ближе, и я обнял ее за плечи. Ее била дрожь, но мне почему-то казалось, что это не от холода. Она замедлила шаг и, когда мы поотстали от остальных, прошептала:
– Ты здесь, чтобы помочь нам, правда, Клэй? Ты ведь пришел спасти нас?
Я остановился от удивления. Она вопросительно подняла на меня глаза.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Тот сон, который я видела прошлой ночью… – Она замялась на секунду. – В нем ты открыл мне секрет спасения острова. Я изо всех сил старалась его запомнить, чтобы взять с собой в дневную жизнь. Но стоило мне открыть глаза, как твой план рассыпался, будто край острова…
– Если я откроюсь тебе сейчас, прилетит Вызнайка, – как можно мягче сказал я. – Погоди немного, и я расскажу все и всем. Но только тогда тебе придется поддержать меня, а не то остальные ни за что не поверят моим словам.
– Обещаю, – прошептала Анотина и потянулась губами за поцелуем.
Моросил дождик, мы шагали молча, и мне нестерпимо хотелось предупредить Анотину, что план – еще не гарантия успеха… На лужайке перед лестницей, которая в конечном итоге должна была привести нас к апартаментам Нанли, нам встретилась Вызнайка. На этот раз под прицел ее зеленого взгляда попала мертвая птица, валявшаяся в жухлой траве. Не желая привлекать к себе внимание, мы торопливо проскользнули мимо, а как только оказались в одной из галерей, остаток пути проделали бегом.
К тому времени когда мы добрались до квартиры Нанли, изморось превратилась в полноценный дождь. В пепельнице уже дымились зажженные сигареты, а на столе дожидались открытые бутылки «Шримли» и «Сладости розовых лепестков». Нанли и доктор Адман пили из бокалов, Брисден же завладел персональной бутылочкой горького питья, печально известного под именем «Речная слеза». Еще пара стульев и фужеров предназначалась для нас с Анотиной. Все расселись по местам, и Нанли наполнил бокалы. Когда они разошлись по рукам, Брисден поднял свою бутылку и произнес тост:
– За хаос!
– Может, заведем шумовую машинку? – предложил Адман.
Нанли вскочил. Провожая его взглядом, я впервые заметил, что стены комнаты изрисованы чертежами разнообразных механизмов. Изображения шестеренок, валов и шатунов, выполненные черной тушью на белой бумаге, завораживали своей сложностью и странной красотой. Вокруг рисунков извивались стрелки, указывавшие направление вращения. Пиктограммы покрывали каждый дюйм задней стены и большую площадь боковых.
В левом углу комнаты помещался наклонный чертежный стол, рядом – этажерка с огарками свечей, бутылочками с тушью, кувшинами и банками, полными кисточек, перьев и резаков. С другой стороны стола, прямо на полу, валялся полосатый тюфяк без всяких признаков кровати. Мне представилось, как, провозившись до поздней ночи с очередным механическим шедевром, Нанли в изнеможении падает со стула на верный матрас, и кисточка валится у него из рук…
Из-под стопки исписанной бумаги Нанли извлек деревянный ящичек с ручкой и вернулся к компании. Инженер осторожно поставил ящик на стол, а затем стал крутить скрипучую рукоятку против часовой стрелки. Сделав как минимум пятьдесят оборотов, он отпустил ручку, и ящик приглушенно зажужжал. Нанли тем временем вернулся на свое место.
Прикрыв глаза, Анотина повернулась ко мне и шепнула:
– Ш-ш-ш… Просто слушай.
Из механизма послышался звук медленно бьющегося стекла. Вскоре он стал громче и превратился в довольно музыкальное позвякивание – словно по сосулькам ударяли крошечными жестяными молоточками. Медленная сентиментальная мелодия навевала светлую грусть. Я оглядел собравшихся: все они сидели с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в каждую ноту.
Я впервые подумал об этих четверых как о некоем единстве, где разные характеры и направления исследований слились в бурлящий коктейль вдохновения. Это были не просто символические объекты, в которых скрываются ждущие своего часа тайны. Мне вдруг стало ясно, что Белоу с их помощью сделал из своей мнемонической системы нечто вроде творческой лаборатории. Здесь, на летучем острове, он не только хранил свои идеи, но и смешивал их, чтобы синтезировать новые. Четверо ученых, их взаимоотношения и разговоры – все вместе складывалось в своеобразную фабрику воображения, чья продукция собиралась и доставлялась в сознание Создателя верной Вызнайкой. Иными словами, Белоу мог думать, не утруждая себя размышлениями, мысли сами думали за него.
Когда ручка ящичка перестала вращаться и тренькнула последняя нота, доктор Адман промолвил со вздохом:
– И так каждый раз: послушаю – и кажется, все будет хорошо.
– Очень мило, – согласился я, и все четверо улыбнулись.
– Надо выпить еще, – заявил Нанли, – а потом доктор расскажет вам, что вышло с Клаудио.
Мы усердно налегли на вино, пока стаканы не опустели, а после этого наполнили их снова. Брисден расправился со своей бутылкой и извлек из-под стула новую. Вытаскивая пробку, он покачал головой:
– Я уже и не припомню даже, как этот Клаудио выглядел.
– У него были тонкие черные усики, – вставила Анотина.
– И роскошные вьющиеся волосы, – добавил Нанли.
– В целом, Клаудио был очень серьезный молодой человек, – резюмировал доктор Адман. – Он занимался цифрами. Математика была для него искусством. Мелодия, которую вы только что слышали, – его сочинение. Это была теорема, переведенная в ноты. В каждом числе он видел особый характер, а уравнения читал как пьесы и повести. Для него они были величайшими комедиями и трагедиями, способными вызывать смех и слезы. В общем, забавный был малый, но плохо приспособленный к той жизни на острове, что была предписана нашим загадочным нанимателем. В конце концов его одолела гордыня, и он решил не делиться более своими открытиями с Вызнайкой. Мы все его предупреждали, что мешать ее работе – ошибка, которая может кончиться трагически. О, как мы были правы… Однажды, когда голова прилетела к Клаудио, чтобы извлечь последние данные, тот ухитрился поднырнуть под нее и схватить сзади за волосы. Вызнайка пыталась освободиться, и мы все сбежались на ее вопли. Когда мы подоспели, Клаудио таскал голову за космы и молотил ею по стенам во дворе. Он успел нанести ей пять-шесть сокрушительных ударов, прежде чем та вывернулась и укусила его за руку, Обретя свободу, Вызнайка помчалась в башню, рыдая как обиженный ребенок.
– Он очень гордился содеянным, – заметил Брисден.
– Это еще мягко сказано, – кивнул доктор. – На следующий день мы все вместе сидели в клубе – в той самой комнате, где вы, Клэй, изначально материализовались. Все было как обычно: пили, играли в карты… Внезапно на пороге появилась человеческая фигура. Это был высокий, чрезвычайно худой мужчина с непомерно большой головой и остроконечным подбородком. Мне отчетливо запомнился его простой коричневый костюм и то, как он сидел на этом ходячем скелете. Длинные грациозные пальцы, когда он говорил, извивались как змеи. «Добрый вечер, леди и джентльмены», – сказал он.
– Подождите, – перебила доктора Анотина. – Помните, у него еще череп был гладко выбрит, только две длинные косицы свисали сзади?
Все трое кивнули.
– А лицо у этого типа было такое, как, наверное, было бы у меня, если бы я не обнаружил в кладовке ни одной бутылочки «Речной слезы», – вставил Брисден.
– Или как у меня, если вы еще раз откроете рот, – добавил Нанли.
Вокруг сигареты Брисдена расплылась ухмылка.
– В общем, настоящий кошмар, – продолжал доктор Адман. – Потом он очень тонким, свистящим голосом сказал: «Я ищу профессора Клаудио». Мы были так ошарашены появлением на острове нового человека, что не сразу нашлись что сказать. Математик первым пришел в себя и заявил: «Я Клаудио». Незнакомец извинился перед остальными, подошел к нему и как-то странно наклонился, словно хотел что-то сказать ему шепотом, но вместо этого обхватил ухо Клаудио губами, все целиком… Не знаю, как это объяснить, но он буквально высосал из него жизнь.
– И не только жизнь, – добавил Нанли. – У Клаудио лопнули глаза, провалилась внутрь грудная клетка, с треском сломались кости, а череп развалился, словно переспелая тыква. Все это заняло три мучительных минуты, не более. Крики профессора превосходили все мыслимые представления о боли. – Нанли поежился. – Мне никогда этого не забыть…
– Когда он отпустил Клаудио, от того осталась лишь бесформенная оболочка, – проронила Анотина.
– Комочек плоти, – кивнул Брисден.
– Кажется, дождь собирается, – заметил Брисден.
Я взглянул вверх сквозь потрепанный полог листвы: на небе и впрямь собирались темные тучи. Стало по-осеннему неуютно, даже солнечный свет потерял свою блистательную силу, когда небо окрасилось в лиловый цвет.
– Второй раз за неделю, – покачал головой доктор. – Не припомню, чтобы такое случалось прежде.
– Да здесь порой годами капли с неба не дождешься! – поддержал его Нанли.
Анотина придвинулась ближе, и я обнял ее за плечи. Ее била дрожь, но мне почему-то казалось, что это не от холода. Она замедлила шаг и, когда мы поотстали от остальных, прошептала:
– Ты здесь, чтобы помочь нам, правда, Клэй? Ты ведь пришел спасти нас?
Я остановился от удивления. Она вопросительно подняла на меня глаза.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Тот сон, который я видела прошлой ночью… – Она замялась на секунду. – В нем ты открыл мне секрет спасения острова. Я изо всех сил старалась его запомнить, чтобы взять с собой в дневную жизнь. Но стоило мне открыть глаза, как твой план рассыпался, будто край острова…
– Если я откроюсь тебе сейчас, прилетит Вызнайка, – как можно мягче сказал я. – Погоди немного, и я расскажу все и всем. Но только тогда тебе придется поддержать меня, а не то остальные ни за что не поверят моим словам.
– Обещаю, – прошептала Анотина и потянулась губами за поцелуем.
Моросил дождик, мы шагали молча, и мне нестерпимо хотелось предупредить Анотину, что план – еще не гарантия успеха… На лужайке перед лестницей, которая в конечном итоге должна была привести нас к апартаментам Нанли, нам встретилась Вызнайка. На этот раз под прицел ее зеленого взгляда попала мертвая птица, валявшаяся в жухлой траве. Не желая привлекать к себе внимание, мы торопливо проскользнули мимо, а как только оказались в одной из галерей, остаток пути проделали бегом.
К тому времени когда мы добрались до квартиры Нанли, изморось превратилась в полноценный дождь. В пепельнице уже дымились зажженные сигареты, а на столе дожидались открытые бутылки «Шримли» и «Сладости розовых лепестков». Нанли и доктор Адман пили из бокалов, Брисден же завладел персональной бутылочкой горького питья, печально известного под именем «Речная слеза». Еще пара стульев и фужеров предназначалась для нас с Анотиной. Все расселись по местам, и Нанли наполнил бокалы. Когда они разошлись по рукам, Брисден поднял свою бутылку и произнес тост:
– За хаос!
– Может, заведем шумовую машинку? – предложил Адман.
Нанли вскочил. Провожая его взглядом, я впервые заметил, что стены комнаты изрисованы чертежами разнообразных механизмов. Изображения шестеренок, валов и шатунов, выполненные черной тушью на белой бумаге, завораживали своей сложностью и странной красотой. Вокруг рисунков извивались стрелки, указывавшие направление вращения. Пиктограммы покрывали каждый дюйм задней стены и большую площадь боковых.
В левом углу комнаты помещался наклонный чертежный стол, рядом – этажерка с огарками свечей, бутылочками с тушью, кувшинами и банками, полными кисточек, перьев и резаков. С другой стороны стола, прямо на полу, валялся полосатый тюфяк без всяких признаков кровати. Мне представилось, как, провозившись до поздней ночи с очередным механическим шедевром, Нанли в изнеможении падает со стула на верный матрас, и кисточка валится у него из рук…
Из-под стопки исписанной бумаги Нанли извлек деревянный ящичек с ручкой и вернулся к компании. Инженер осторожно поставил ящик на стол, а затем стал крутить скрипучую рукоятку против часовой стрелки. Сделав как минимум пятьдесят оборотов, он отпустил ручку, и ящик приглушенно зажужжал. Нанли тем временем вернулся на свое место.
Прикрыв глаза, Анотина повернулась ко мне и шепнула:
– Ш-ш-ш… Просто слушай.
Из механизма послышался звук медленно бьющегося стекла. Вскоре он стал громче и превратился в довольно музыкальное позвякивание – словно по сосулькам ударяли крошечными жестяными молоточками. Медленная сентиментальная мелодия навевала светлую грусть. Я оглядел собравшихся: все они сидели с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в каждую ноту.
Я впервые подумал об этих четверых как о некоем единстве, где разные характеры и направления исследований слились в бурлящий коктейль вдохновения. Это были не просто символические объекты, в которых скрываются ждущие своего часа тайны. Мне вдруг стало ясно, что Белоу с их помощью сделал из своей мнемонической системы нечто вроде творческой лаборатории. Здесь, на летучем острове, он не только хранил свои идеи, но и смешивал их, чтобы синтезировать новые. Четверо ученых, их взаимоотношения и разговоры – все вместе складывалось в своеобразную фабрику воображения, чья продукция собиралась и доставлялась в сознание Создателя верной Вызнайкой. Иными словами, Белоу мог думать, не утруждая себя размышлениями, мысли сами думали за него.
Когда ручка ящичка перестала вращаться и тренькнула последняя нота, доктор Адман промолвил со вздохом:
– И так каждый раз: послушаю – и кажется, все будет хорошо.
– Очень мило, – согласился я, и все четверо улыбнулись.
– Надо выпить еще, – заявил Нанли, – а потом доктор расскажет вам, что вышло с Клаудио.
Мы усердно налегли на вино, пока стаканы не опустели, а после этого наполнили их снова. Брисден расправился со своей бутылкой и извлек из-под стула новую. Вытаскивая пробку, он покачал головой:
– Я уже и не припомню даже, как этот Клаудио выглядел.
– У него были тонкие черные усики, – вставила Анотина.
– И роскошные вьющиеся волосы, – добавил Нанли.
– В целом, Клаудио был очень серьезный молодой человек, – резюмировал доктор Адман. – Он занимался цифрами. Математика была для него искусством. Мелодия, которую вы только что слышали, – его сочинение. Это была теорема, переведенная в ноты. В каждом числе он видел особый характер, а уравнения читал как пьесы и повести. Для него они были величайшими комедиями и трагедиями, способными вызывать смех и слезы. В общем, забавный был малый, но плохо приспособленный к той жизни на острове, что была предписана нашим загадочным нанимателем. В конце концов его одолела гордыня, и он решил не делиться более своими открытиями с Вызнайкой. Мы все его предупреждали, что мешать ее работе – ошибка, которая может кончиться трагически. О, как мы были правы… Однажды, когда голова прилетела к Клаудио, чтобы извлечь последние данные, тот ухитрился поднырнуть под нее и схватить сзади за волосы. Вызнайка пыталась освободиться, и мы все сбежались на ее вопли. Когда мы подоспели, Клаудио таскал голову за космы и молотил ею по стенам во дворе. Он успел нанести ей пять-шесть сокрушительных ударов, прежде чем та вывернулась и укусила его за руку, Обретя свободу, Вызнайка помчалась в башню, рыдая как обиженный ребенок.
– Он очень гордился содеянным, – заметил Брисден.
– Это еще мягко сказано, – кивнул доктор. – На следующий день мы все вместе сидели в клубе – в той самой комнате, где вы, Клэй, изначально материализовались. Все было как обычно: пили, играли в карты… Внезапно на пороге появилась человеческая фигура. Это был высокий, чрезвычайно худой мужчина с непомерно большой головой и остроконечным подбородком. Мне отчетливо запомнился его простой коричневый костюм и то, как он сидел на этом ходячем скелете. Длинные грациозные пальцы, когда он говорил, извивались как змеи. «Добрый вечер, леди и джентльмены», – сказал он.
– Подождите, – перебила доктора Анотина. – Помните, у него еще череп был гладко выбрит, только две длинные косицы свисали сзади?
Все трое кивнули.
– А лицо у этого типа было такое, как, наверное, было бы у меня, если бы я не обнаружил в кладовке ни одной бутылочки «Речной слезы», – вставил Брисден.
– Или как у меня, если вы еще раз откроете рот, – добавил Нанли.
Вокруг сигареты Брисдена расплылась ухмылка.
– В общем, настоящий кошмар, – продолжал доктор Адман. – Потом он очень тонким, свистящим голосом сказал: «Я ищу профессора Клаудио». Мы были так ошарашены появлением на острове нового человека, что не сразу нашлись что сказать. Математик первым пришел в себя и заявил: «Я Клаудио». Незнакомец извинился перед остальными, подошел к нему и как-то странно наклонился, словно хотел что-то сказать ему шепотом, но вместо этого обхватил ухо Клаудио губами, все целиком… Не знаю, как это объяснить, но он буквально высосал из него жизнь.
– И не только жизнь, – добавил Нанли. – У Клаудио лопнули глаза, провалилась внутрь грудная клетка, с треском сломались кости, а череп развалился, словно переспелая тыква. Все это заняло три мучительных минуты, не более. Крики профессора превосходили все мыслимые представления о боли. – Нанли поежился. – Мне никогда этого не забыть…
– Когда он отпустил Клаудио, от того осталась лишь бесформенная оболочка, – проронила Анотина.
– Комочек плоти, – кивнул Брисден.