Страница:
На небольшой спиртовке ученый богослов готовил им обоим чай.
– Но ведь они утверждают, что всецело следуют священным заповедям Корана. Повинуются пророку Мухаммеду. Служат Аллаху.
Старик ученый под бурление чайничка улыбнулся. Упоминание эпитета «священный» перед словом «Коран» ласкало слух, пусть и было произнесено не больше чем из вежливости.
– Молодой человек, я из так называемых «хафизов» – тех, кто помнит наизусть все шесть тысяч двести тридцать шесть сур нашей священной книги. В отличие от вашей Библии, к которой приложили руку сотни авторов, наш Коран был написан – точнее, надиктован – всего одним, пусть и пророком. Но и там бытуют фрагменты, словно противоречащие один другому. Этим пользуются поборники джихада. Они вытягивают из контекста одну-две фразы, искажают их смысл, а затем делают вид, что те являют собой божественное оправдание. Но это не так. Во всей нашей священной книге нет ни одного места, утверждающего, что мы должны убивать женщин и детей ради того, чтобы потешить этим того, кому имя Аллах Всемилостивый и Сострадательный. Но этим занимаются все экстремисты, включая и христиан с иудеями. У вас, кстати, скоро чай остынет. А его надо пить горячим, таким, чтоб едва терпела глотка.
– Но, профессор, эти противоречия… Неужели их нельзя как-то собрать, классифицировать, рационально объяснить?
Профессор своими руками подлил американцу чаю. Можно было позвать слуг, но приятно было поухаживать за гостем самому. Да и чай сам заваривал.
– Это делается постоянно. Вот уже тысячу триста лет ученые богословы изучают и составляют толкования к этой одной-единственной книге. В совокупности своей эти комментарии именуются хадисами. Всего их около сотни тысяч.
– И вы их тоже все знаете?
– Не все. На это бы ушло с десяток жизней. Но многие. А два я написал собственноручно.
– Один из тех подрывников, Омар Абдул-Рахман, его еще называют «слепым шейхом», был… то есть есть… тоже в какой-то степени богослов.
– Да, заблудший. Но в этом нет ничего нового: это присуще всем религиям.
– Прошу извинить, но вынужден повторить вопрос. Почему они ненавидят?
– Потому что вы – не они. Они преисполнены яростью к тем, кто чем-то от них отличается. К иудеям, христианам, всем тем, кого мы называем словом «кафиры» – неверные, не подлежащие обращению в истинную веру. К их числу принадлежат и те, кто в понимании джихадистов недостаточно горит пылом праведной мусульманской веры. Скажем, в Алжире непримиримые в своей «святой войне» с алжирцами истребляют целые деревни ни в чем не повинных крестьян-феллахов вместе с женами и детьми. И все по одной причине. Помните это всегда. Вначале идут ярость и ненависть. Затем – оправдание зверствам под видом напускного благочестия и набожности. Все это обман. Мнимость.
– Желаю вам помнить то же, профессор.
– Они не вызывают у меня ничего, кроме презрения и отвращения, – со вздохом ответил старик. – Потому что, обряжаясь в одежды дорогого моему сердцу ислама, они кажут миру гнусную, искаженную злобой и ненавистью личину. Но что поделать. Коммунизм мертв; Запад изнежен, эгоистичен и одержим своей погоней за наживой и удовольствиями. А значит, их новому зову внимут еще многие.
Кит Карсон украдкой взглянул на часы: профессору скоро опускаться на молитвенный коврик. Пора откланиваться. Он встал. Старик богослов, заметив пунктуальность гостя, улыбнулся и, поднявшись, пошел проводить его до двери. Тот уже вышел наружу, когда Халид Абдульазиз со спины окликнул:
– Лейтенант. У меня есть опасение, что дорогой мой ислам вступает в долгую, темную ночь. Вы молоды и, возможно, увидите ее конец. Мне же остается возносить молитвы, что я эту скорбную пору, иншалла[4], уже не застану.
Спустя три года старый богослов мирно скончался у себя в постели. А уже вскоре взрыв мощной самодельной бомбы в многоэтажке, где компактно проживали находящиеся в Саудовской Аравии американцы, положил начало поре массовых убийств. Тем временем из Судана в Афганистан возвратился некто Усама бен Ладен, где его с почестями встречал новый режим «Талибан», захлестнувший страну. А беспечный Запад все так и жил, наслаждаясь годами обманчивого благополучия.
День нынешний
1996
Глава 02
– Но ведь они утверждают, что всецело следуют священным заповедям Корана. Повинуются пророку Мухаммеду. Служат Аллаху.
Старик ученый под бурление чайничка улыбнулся. Упоминание эпитета «священный» перед словом «Коран» ласкало слух, пусть и было произнесено не больше чем из вежливости.
– Молодой человек, я из так называемых «хафизов» – тех, кто помнит наизусть все шесть тысяч двести тридцать шесть сур нашей священной книги. В отличие от вашей Библии, к которой приложили руку сотни авторов, наш Коран был написан – точнее, надиктован – всего одним, пусть и пророком. Но и там бытуют фрагменты, словно противоречащие один другому. Этим пользуются поборники джихада. Они вытягивают из контекста одну-две фразы, искажают их смысл, а затем делают вид, что те являют собой божественное оправдание. Но это не так. Во всей нашей священной книге нет ни одного места, утверждающего, что мы должны убивать женщин и детей ради того, чтобы потешить этим того, кому имя Аллах Всемилостивый и Сострадательный. Но этим занимаются все экстремисты, включая и христиан с иудеями. У вас, кстати, скоро чай остынет. А его надо пить горячим, таким, чтоб едва терпела глотка.
– Но, профессор, эти противоречия… Неужели их нельзя как-то собрать, классифицировать, рационально объяснить?
Профессор своими руками подлил американцу чаю. Можно было позвать слуг, но приятно было поухаживать за гостем самому. Да и чай сам заваривал.
– Это делается постоянно. Вот уже тысячу триста лет ученые богословы изучают и составляют толкования к этой одной-единственной книге. В совокупности своей эти комментарии именуются хадисами. Всего их около сотни тысяч.
– И вы их тоже все знаете?
– Не все. На это бы ушло с десяток жизней. Но многие. А два я написал собственноручно.
– Один из тех подрывников, Омар Абдул-Рахман, его еще называют «слепым шейхом», был… то есть есть… тоже в какой-то степени богослов.
– Да, заблудший. Но в этом нет ничего нового: это присуще всем религиям.
– Прошу извинить, но вынужден повторить вопрос. Почему они ненавидят?
– Потому что вы – не они. Они преисполнены яростью к тем, кто чем-то от них отличается. К иудеям, христианам, всем тем, кого мы называем словом «кафиры» – неверные, не подлежащие обращению в истинную веру. К их числу принадлежат и те, кто в понимании джихадистов недостаточно горит пылом праведной мусульманской веры. Скажем, в Алжире непримиримые в своей «святой войне» с алжирцами истребляют целые деревни ни в чем не повинных крестьян-феллахов вместе с женами и детьми. И все по одной причине. Помните это всегда. Вначале идут ярость и ненависть. Затем – оправдание зверствам под видом напускного благочестия и набожности. Все это обман. Мнимость.
– Желаю вам помнить то же, профессор.
– Они не вызывают у меня ничего, кроме презрения и отвращения, – со вздохом ответил старик. – Потому что, обряжаясь в одежды дорогого моему сердцу ислама, они кажут миру гнусную, искаженную злобой и ненавистью личину. Но что поделать. Коммунизм мертв; Запад изнежен, эгоистичен и одержим своей погоней за наживой и удовольствиями. А значит, их новому зову внимут еще многие.
Кит Карсон украдкой взглянул на часы: профессору скоро опускаться на молитвенный коврик. Пора откланиваться. Он встал. Старик богослов, заметив пунктуальность гостя, улыбнулся и, поднявшись, пошел проводить его до двери. Тот уже вышел наружу, когда Халид Абдульазиз со спины окликнул:
– Лейтенант. У меня есть опасение, что дорогой мой ислам вступает в долгую, темную ночь. Вы молоды и, возможно, увидите ее конец. Мне же остается возносить молитвы, что я эту скорбную пору, иншалла[4], уже не застану.
Спустя три года старый богослов мирно скончался у себя в постели. А уже вскоре взрыв мощной самодельной бомбы в многоэтажке, где компактно проживали находящиеся в Саудовской Аравии американцы, положил начало поре массовых убийств. Тем временем из Судана в Афганистан возвратился некто Усама бен Ладен, где его с почестями встречал новый режим «Талибан», захлестнувший страну. А беспечный Запад все так и жил, наслаждаясь годами обманчивого благополучия.
День нынешний
Грэйнджкомб – городок с ярмарочной площадью в английском графстве Сомерсет – летней порой временно оживлялся за счет туристов, гуляющих по его мощеным еще в семнадцатом веке улочкам. Что, собственно, хорошо, потому как иначе, находясь в стороне от пляжно-курортных маршрутов, городок был бы местом почти безлюдным. А это обидно: ведь Грэйнджкомб мог похвастаться и своей историей, и некогда пожалованной королевской грамотой, и своим муниципалитетом, и даже мэром. В апреле 2014 года почетные обязанности городского головы исполнял его милость Джайлз Матреверс – отставной обувщик, дождавшийся-таки своего года пребывания в почетной должности, а вместе с тем и права надевать по праздникам нагрудную цепь, накидку с меховой опушкой и треуголку с плюмажем.
Как раз в эти регалии он и был облачен на церемонии открытия здания торговой палаты на Хай-стрит, когда выскочившая из небольшой толпы зевак фигура, стремглав пролетев дистанцию в десяток метров, вонзила мэру в грудь кухонный нож. Никто и ахнуть не успел.
Рядом находились двое полисменов, но ни при одном из них не было даже дубинки. С умирающим мэром возились секретарь муниципалитета и кто-то там еще, да что толку… Убийцу полисмены схватили, но он и так никуда не спешил, а лишь пронзительно, с повтором орал что-то невнятное, какой-то «аллауагбар» (как потом выяснили специалисты, «Аллах велик» на одном из арабских диалектов).
Один из констеблей при попытке унять нападавшего получил по руке ножом – слава богу, вскользь, – и преступный смутьян наконец оказался смят двумя «синими мундирами». В городок для формального допроса должным образом прибыли двое детективов из более крупного соседнего Тонтона. К тому моменту нападавший тупо сидел в участке и на вопросы реагировал таким же тупым молчанием. Одет он был в долгополый халат, поэтому из округа вызвали переводчика со знанием арабского, но успеха никакого не добились.
Преступник оказался раскладчиком товара из местного супермаркета и обитателем съемной комнаты, хозяйка которой раскрыла, что он из Ирака. Поначалу возникла версия, что преступление он совершил из недовольства политическим курсом страны, но по информации от Министерства внутренних дел выяснилось, что в Англию он прибыл как политический беженец, получавший все связанные с этим бонусы и пособия. Добавили ясности и здешние подростки, которых привезли на опознание. Оказывается, Фарух (которого здесь звали не иначе как Фредди) еще месяца три назад был завзятым гулякой и выпивохой, которого к тому же не оттащишь от девчонок. А потом он отчего-то изменился: поугрюмел, ушел в себя, стал чураться друзей, а свою прежнюю разбитную жизнь – презирать.
В его комнате не нашлось считай что ничего, помимо ноутбука, содержимое которого оказалось бы весьма знакомо полиции далекого отсюда штата Айдахо. Проповедь за проповедью из уст сокрытой маской фигуры, восседающей перед черным задником с арабскими письменами и призывающей правоверных нести смерть кафирам. Таких посланий озадаченные сомерсетские полисмены просмотрели с полдюжины (надо отметить, что загадочный вещун говорил на английском фактически без акцента).
Когда убийце предъявили обвинение (молчания он при этом так и не нарушил), ноутбук отослали в Лондон. Все детали столичная полиция передала в Министерство внутренних дел, которое в свою очередь проконсультировалось с МИ-5. Там уже, оказывается, лежал рапорт от сотрудника британского посольства в Вашингтоне насчет инцидента в Айдахо.
Как раз в эти регалии он и был облачен на церемонии открытия здания торговой палаты на Хай-стрит, когда выскочившая из небольшой толпы зевак фигура, стремглав пролетев дистанцию в десяток метров, вонзила мэру в грудь кухонный нож. Никто и ахнуть не успел.
Рядом находились двое полисменов, но ни при одном из них не было даже дубинки. С умирающим мэром возились секретарь муниципалитета и кто-то там еще, да что толку… Убийцу полисмены схватили, но он и так никуда не спешил, а лишь пронзительно, с повтором орал что-то невнятное, какой-то «аллауагбар» (как потом выяснили специалисты, «Аллах велик» на одном из арабских диалектов).
Один из констеблей при попытке унять нападавшего получил по руке ножом – слава богу, вскользь, – и преступный смутьян наконец оказался смят двумя «синими мундирами». В городок для формального допроса должным образом прибыли двое детективов из более крупного соседнего Тонтона. К тому моменту нападавший тупо сидел в участке и на вопросы реагировал таким же тупым молчанием. Одет он был в долгополый халат, поэтому из округа вызвали переводчика со знанием арабского, но успеха никакого не добились.
Преступник оказался раскладчиком товара из местного супермаркета и обитателем съемной комнаты, хозяйка которой раскрыла, что он из Ирака. Поначалу возникла версия, что преступление он совершил из недовольства политическим курсом страны, но по информации от Министерства внутренних дел выяснилось, что в Англию он прибыл как политический беженец, получавший все связанные с этим бонусы и пособия. Добавили ясности и здешние подростки, которых привезли на опознание. Оказывается, Фарух (которого здесь звали не иначе как Фредди) еще месяца три назад был завзятым гулякой и выпивохой, которого к тому же не оттащишь от девчонок. А потом он отчего-то изменился: поугрюмел, ушел в себя, стал чураться друзей, а свою прежнюю разбитную жизнь – презирать.
В его комнате не нашлось считай что ничего, помимо ноутбука, содержимое которого оказалось бы весьма знакомо полиции далекого отсюда штата Айдахо. Проповедь за проповедью из уст сокрытой маской фигуры, восседающей перед черным задником с арабскими письменами и призывающей правоверных нести смерть кафирам. Таких посланий озадаченные сомерсетские полисмены просмотрели с полдюжины (надо отметить, что загадочный вещун говорил на английском фактически без акцента).
Когда убийце предъявили обвинение (молчания он при этом так и не нарушил), ноутбук отослали в Лондон. Все детали столичная полиция передала в Министерство внутренних дел, которое в свою очередь проконсультировалось с МИ-5. Там уже, оказывается, лежал рапорт от сотрудника британского посольства в Вашингтоне насчет инцидента в Айдахо.
1996
По возвращении в США капитан Кит Карсон на три года оказался определен в родной Кэмп-Пендлтон, где когда-то провел первые четыре года своей жизни. Из последних событий можно было выделить два, одно из них печальное: в доме престарелых у себя в Северной Каролине умер дед Кита по отцовской линии – отставной полковник морской пехоты, в свое время сражавшийся за Иводзиму. А еще незадолго до смерти дед, весь в боевых ветеранских наградах, гордым орлом глядел, как отцу Кита присваивают первую генеральскую звезду.
Здесь, в Кэмп-Пендлтоне, Кит Карсон повстречал, а затем и женился на медсестре из того самого госпиталя, в котором сам когда-то появился на свет. Три года они со Сьюзан пытались завести ребенка, пока тесты не показали, что у жены это не получится. Ну да ничего, никогда не поздно будет малыша усыновить – со временем, а пока лучше подождать. Затем летом 1999-го Карсона отправили на повышение в командно-штабное училище Квантико, в 2000-м дав звание майора. По окончании училища они с женой отправились к месту его нового назначения, на этот раз в Японию, на Окинаву.
Именно здесь, за много часовых поясов от Нью-Йорка, он, посматривая перед сном вечерние новости, изумленно застыл у экрана при виде того, что будет потом обозначено скупыми цифрами: 9\11\2001.
Затем до скончания ночи они с офицерами просидели в клубе, в молчании раз за разом, в замедленном режиме отсматривая, как один из воздушных лайнеров огненным болидом пропахивает одну из башен-близнецов – Северную, а затем еще один врезается в Южную.
В отличие от сидящих рядом коллег, Кит знал арабский язык, а заодно и арабский мир с его сложностями и хитросплетениями ислама – веры, за которую на этой планете подвизается свыше миллиарда человек.
Вспомнился кроткий, обходительный профессор Абдульазиз, подающий чай и предрекающий долгую ночь исламского мира. И не только он. По мере того как всплывали детали происшедшего, вокруг взрастал гневный ропот. Чудовищный теракт – дело рук девятнадцати арабов, из них пятнадцать саудовцы. В памяти воскресли улыбки лавочников из Аль-Джубайля, лучащиеся от приветствия на их родном языке. Неужели это один и тот же народ?
На рассвете весь полк был выстроен на плацу, и перед ним выступил командир. Послание было лаконичным и жестким: это война, и Корпус, как всегда, будет защищать свою страну, где, когда и как бы ни потребовалось.
Стоя в строю, майор Кит Карсон горько размышлял о тех потерянных впустую годах, когда дерзкие нападения на Америку и американцев следовали одно за одним – в Африке, на Ближнем Востоке, – но всякий раз после недели воинственной риторики политиков все умолкало, и никто не вдавался в истинный масштаб злодеяний, замышляемых в гнездилищах афганских пещер. И уж тем более не предпринимал решительных действий.
Боль от травмы, нанесенной США этим злодеянием, переоценить просто невозможно. Все изменилось, и теперь уже никогда не будет как прежде. За истекшие сутки гигант наконец пробудился.
Безусловно, последует возмездие. Карсону очень хотелось стать его частью. Но он был утиснут здесь, на японском острове – во всяком случае, пока не выйдет срок назначения.
Однако событие, навсегда изменившее Америку, изменило и жизнь Кита Карсона. Он пока не знал, что там, в Вашингтоне, один из значимых чинов ЦРУ, ветеран «холодной войны» Хэнк Крэмптон, штудирует личные дела армейцев, моряков, летчиков и морпехов, подыскивая редкую кандидатуру. Операция именовалась «Скраб», и для участия в ней требовался действующий офицер со знанием арабского языка.
В кабинете Второго здания ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, Хэмптон сидел перед компьютерным экраном, на котором с неуловимой для людского глаза и человеческого мозга скоростью пропархивали досье. Мелькали имена и послужные списки – в основном мимо, но некоторые все же удерживались.
Вот с пульсирующей в углу экрана звездочкой высветилось имя и краткая информация:
«Майор Корпуса военно-морской пехоты, стипендиат Олмстеда, Языковая школа в Монтерее, два года в Каире, знание арабского».
«Где он», – послал запрос Крэмптон.
«Окинава», – отреагировал компьютер.
– Он нам нужен здесь, – вслух констатировал Крэмптон.
На это ушло определенное время и немного крика. Морская пехота уперлась, но Управление надавило. Директор ЦРУ подотчетен только президенту, а у начальника разведки Джорджа Тенета на Джорджа Буша имелся прямой выход. Так что пререкания морпехов Овальный кабинет пресек, и майор Карсон был в спешном порядке направлен пред светлые очи ЦРУ. Изменять своему роду войск не хотелось, но по крайней мере так можно было вырваться с Окинавы, а в душе Карсон поклялся, что в морскую пехоту возвратится при первой же возможности.
Двадцатого сентября 2001 года с аэродрома Окинавы на Калифорнию вылетел военно-транспортный «старлифтер» с Карсоном на борту. Об оставшейся внизу Сьюзан непременно позаботится Корпус, определив ее позднее на базу морской пехоты в Квантико, откуда до Лэнгли рукой подать.
Из Калифорнии майора Карсона переправили на базу ВВС «Эндрюс» под Вашингтоном, откуда согласно приказу доставили в штаб ЦРУ. Последовали опросы, тест на знание арабского, обязательное переодевание в штатское и, наконец, перемещение в укромный кабинет во Втором здании, в нескольких милях от главного здания № 1, где на верхних этажах заседало руководство Управления.
Перед ним на стол выложили кипу радиоперехватов на арабском, для прочтения и комментариев. Карсон напрягся. Вообще-то это работа для Агентства национальной безопасности в Форт-Миде, что на Балтимор-роуд в штате Мэриленд. Это у них там сидят слухачи, перехватчики и дешифровщики. А лично он в морскую пехоту шел не для того, чтобы анализировать сводки каирского радио.
А затем по зданию пронеслась информация, пока на уровне слуха: мулла Омар, экстравагантный лидер правительства талибов в Афганистане, отказывается выдать лиц, причастных к теракту Одиннадцатого сентября. То есть Усама бен Ладен со всей верхушкой «Аль-Каиды» остается в целости на территории Афганистана. Что, по всей видимости, значит: операции вторжения не миновать. Детали были разрозненны, но сходились в следующем. Морская пехота наращивает свое присутствие в Персидском заливе, при массивной поддержке с воздуха. Согласен посодействовать Пакистан, но неохотно и с кучей оговорок. На сушу американцы высаживаются только силами спецназа. Поможет еще подразделение британских коммандос.
Помимо своих шпионов, агентов и аналитиков, ЦРУ располагало еще одним подразделением по так называемым «активным мерам» – вежливый эвфемизм, маскирующий нелицеприятное занятие – а именно, убийство людей.
Кит Карсон, пользуясь обстоятельствами, немногословно, но жестко и прямо в лоб выложил свое мнение начальнику этой самой службы: вам нужен я.
– Сэр, толку в этом курятнике от меня нет. Возможно, я не говорю на пушту или дари, но настоящие наши враги – это террористы бен Ладена, все до одного арабы. Я могу их прослушивать. Могу допрашивать пленных, читать их письменные инструкции, записи. Я нужен вам в Афганистане; здесь я не нужен никому.
Так он обзавелся сторонником – и получил перевод. Когда седьмого октября президент Буш объявил о вторжении, ударные подразделения спецназа уже шли на соединение с Северным альянсом афганских полевых командиров, сражающихся с талибами. В составе спецназа был и Кит Карсон.
Здесь, в Кэмп-Пендлтоне, Кит Карсон повстречал, а затем и женился на медсестре из того самого госпиталя, в котором сам когда-то появился на свет. Три года они со Сьюзан пытались завести ребенка, пока тесты не показали, что у жены это не получится. Ну да ничего, никогда не поздно будет малыша усыновить – со временем, а пока лучше подождать. Затем летом 1999-го Карсона отправили на повышение в командно-штабное училище Квантико, в 2000-м дав звание майора. По окончании училища они с женой отправились к месту его нового назначения, на этот раз в Японию, на Окинаву.
Именно здесь, за много часовых поясов от Нью-Йорка, он, посматривая перед сном вечерние новости, изумленно застыл у экрана при виде того, что будет потом обозначено скупыми цифрами: 9\11\2001.
Затем до скончания ночи они с офицерами просидели в клубе, в молчании раз за разом, в замедленном режиме отсматривая, как один из воздушных лайнеров огненным болидом пропахивает одну из башен-близнецов – Северную, а затем еще один врезается в Южную.
В отличие от сидящих рядом коллег, Кит знал арабский язык, а заодно и арабский мир с его сложностями и хитросплетениями ислама – веры, за которую на этой планете подвизается свыше миллиарда человек.
Вспомнился кроткий, обходительный профессор Абдульазиз, подающий чай и предрекающий долгую ночь исламского мира. И не только он. По мере того как всплывали детали происшедшего, вокруг взрастал гневный ропот. Чудовищный теракт – дело рук девятнадцати арабов, из них пятнадцать саудовцы. В памяти воскресли улыбки лавочников из Аль-Джубайля, лучащиеся от приветствия на их родном языке. Неужели это один и тот же народ?
На рассвете весь полк был выстроен на плацу, и перед ним выступил командир. Послание было лаконичным и жестким: это война, и Корпус, как всегда, будет защищать свою страну, где, когда и как бы ни потребовалось.
Стоя в строю, майор Кит Карсон горько размышлял о тех потерянных впустую годах, когда дерзкие нападения на Америку и американцев следовали одно за одним – в Африке, на Ближнем Востоке, – но всякий раз после недели воинственной риторики политиков все умолкало, и никто не вдавался в истинный масштаб злодеяний, замышляемых в гнездилищах афганских пещер. И уж тем более не предпринимал решительных действий.
Боль от травмы, нанесенной США этим злодеянием, переоценить просто невозможно. Все изменилось, и теперь уже никогда не будет как прежде. За истекшие сутки гигант наконец пробудился.
Безусловно, последует возмездие. Карсону очень хотелось стать его частью. Но он был утиснут здесь, на японском острове – во всяком случае, пока не выйдет срок назначения.
Однако событие, навсегда изменившее Америку, изменило и жизнь Кита Карсона. Он пока не знал, что там, в Вашингтоне, один из значимых чинов ЦРУ, ветеран «холодной войны» Хэнк Крэмптон, штудирует личные дела армейцев, моряков, летчиков и морпехов, подыскивая редкую кандидатуру. Операция именовалась «Скраб», и для участия в ней требовался действующий офицер со знанием арабского языка.
В кабинете Второго здания ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, Хэмптон сидел перед компьютерным экраном, на котором с неуловимой для людского глаза и человеческого мозга скоростью пропархивали досье. Мелькали имена и послужные списки – в основном мимо, но некоторые все же удерживались.
Вот с пульсирующей в углу экрана звездочкой высветилось имя и краткая информация:
«Майор Корпуса военно-морской пехоты, стипендиат Олмстеда, Языковая школа в Монтерее, два года в Каире, знание арабского».
«Где он», – послал запрос Крэмптон.
«Окинава», – отреагировал компьютер.
– Он нам нужен здесь, – вслух констатировал Крэмптон.
На это ушло определенное время и немного крика. Морская пехота уперлась, но Управление надавило. Директор ЦРУ подотчетен только президенту, а у начальника разведки Джорджа Тенета на Джорджа Буша имелся прямой выход. Так что пререкания морпехов Овальный кабинет пресек, и майор Карсон был в спешном порядке направлен пред светлые очи ЦРУ. Изменять своему роду войск не хотелось, но по крайней мере так можно было вырваться с Окинавы, а в душе Карсон поклялся, что в морскую пехоту возвратится при первой же возможности.
Двадцатого сентября 2001 года с аэродрома Окинавы на Калифорнию вылетел военно-транспортный «старлифтер» с Карсоном на борту. Об оставшейся внизу Сьюзан непременно позаботится Корпус, определив ее позднее на базу морской пехоты в Квантико, откуда до Лэнгли рукой подать.
Из Калифорнии майора Карсона переправили на базу ВВС «Эндрюс» под Вашингтоном, откуда согласно приказу доставили в штаб ЦРУ. Последовали опросы, тест на знание арабского, обязательное переодевание в штатское и, наконец, перемещение в укромный кабинет во Втором здании, в нескольких милях от главного здания № 1, где на верхних этажах заседало руководство Управления.
Перед ним на стол выложили кипу радиоперехватов на арабском, для прочтения и комментариев. Карсон напрягся. Вообще-то это работа для Агентства национальной безопасности в Форт-Миде, что на Балтимор-роуд в штате Мэриленд. Это у них там сидят слухачи, перехватчики и дешифровщики. А лично он в морскую пехоту шел не для того, чтобы анализировать сводки каирского радио.
А затем по зданию пронеслась информация, пока на уровне слуха: мулла Омар, экстравагантный лидер правительства талибов в Афганистане, отказывается выдать лиц, причастных к теракту Одиннадцатого сентября. То есть Усама бен Ладен со всей верхушкой «Аль-Каиды» остается в целости на территории Афганистана. Что, по всей видимости, значит: операции вторжения не миновать. Детали были разрозненны, но сходились в следующем. Морская пехота наращивает свое присутствие в Персидском заливе, при массивной поддержке с воздуха. Согласен посодействовать Пакистан, но неохотно и с кучей оговорок. На сушу американцы высаживаются только силами спецназа. Поможет еще подразделение британских коммандос.
Помимо своих шпионов, агентов и аналитиков, ЦРУ располагало еще одним подразделением по так называемым «активным мерам» – вежливый эвфемизм, маскирующий нелицеприятное занятие – а именно, убийство людей.
Кит Карсон, пользуясь обстоятельствами, немногословно, но жестко и прямо в лоб выложил свое мнение начальнику этой самой службы: вам нужен я.
– Сэр, толку в этом курятнике от меня нет. Возможно, я не говорю на пушту или дари, но настоящие наши враги – это террористы бен Ладена, все до одного арабы. Я могу их прослушивать. Могу допрашивать пленных, читать их письменные инструкции, записи. Я нужен вам в Афганистане; здесь я не нужен никому.
Так он обзавелся сторонником – и получил перевод. Когда седьмого октября президент Буш объявил о вторжении, ударные подразделения спецназа уже шли на соединение с Северным альянсом афганских полевых командиров, сражающихся с талибами. В составе спецназа был и Кит Карсон.
Глава 02
Бой в долине Шахи-Кот начался неудачно и дальше пошел по наклонной. Прикрепленный к спецназу майор морской пехоты Кит Карсон должен был в это время следовать домой, но его подразделение оказалось вызвано на подмогу.
Он уже находился в Мазари-Шарифе, когда в лагере для военнопленных вспыхнуло восстание талибов, а узбеки с таджиками из Северного альянса принялись косить их очередями. На глазах у Карсона Джони Спанн, знакомый спецназовец, пал от рук талиба. Карсон видел, как по ту сторону обширной территории лагеря британские морпехи уберегли от такой же участи товарища Спанна, Дэйва Тайсона.
Примерно в ту же пору последовал решительный бросок на юг, с целью захвата старой советской авиабазы в Баграме и быстрого взятия Кабула. После недавнего штурма пещер Тора-Бора проплаченный американцами (как видно, недостаточно) афганский полевой командир предал своих союзников и дал Усаме бен Ладену со свитой телохранителей проскользнуть через пакистанскую границу.
Потом в конце февраля из афганских источников просочилась информация, что в долине Шахи-Кот афганской провинции Пактия по-прежнему ошивается горстка недобитых талибов. Информация, как оно иной раз бывает, оказалась дезой. Талибов там оказалась не горстка, а сотни.
Побежденным талибам – преимущественно пуштунам – было куда деваться: по своим родным кишлакам. Им ничего не мешало рассредоточиться и исчезнуть. Иное дело боевики «Аль-Каиды», которые состояли из арабов, узбеков и чеченцев (последние из перечисленных самые свирепые). На пушту они не разговаривали, простые афганцы их ненавидели – им оставалось только сдаться или погибнуть с оружием в руках. Почти все они предпочли последнее.
Между тем американское командование на дезу клюнуло, решив покончить с остатками талибов в рамках небольшой операции «Анаконда», осуществить которую было поручено «Морским котикам». В Шахи-Кот направились три больших вертолета «чинук» с «котиками», полагающими, что долина пуста.
Передний «чинук», приподняв нос и опустив хвост, снижался и уже открыл метрах в трех от земли пандусные двери, как вдруг, словно из ниоткуда, появились моджахеды. Первая пущенная из ПЗРК ракета жахнула с такой близи, что пробила вертолету фюзеляж, даже не взорвавшись: при отсутствии времени на сработку она просто влетела с одного бока и, никого не поразив, вылетела из другого, оставив лишь две свищущих на ветру дыры.
А вот что нанесло ущерб, так это очередь из тяжелого пулемета, из гнезда среди заснеженных камней. Она, кстати, тоже не задела никого на борту, но прошила приборы управления в кабине пилота. За несколько минут гениального маневрирования вертолетчик сумел поднять гибнущий «чинук», как-то его выровнять, да еще и протянуть на нем три мили до более безопасного места, где вертолет совершил жесткую посадку. За ним последовали два других вертолета.
И тут один из «котиков», главный старшина Нил Робертс, уже успевший отстегнуть крепежный конец, некстати поскользнулся на лужице гидравлического масла и, вылетев через открытые задние двери, успешно приземлился прямо среди вражьего скопища. «Котики», как известно, на поле боя своих не бросают – ни живых, ни мертвых. Спешно высадившись, они взялись отбивать своего старшину. При этом успели запросить о помощи. Так завязался бой при Шахи-Кот. Он длился четыре дня и стоил жизни Нилу Робертсу и еще шестерым американцам.
Откликнуться на зов смогли три подразделения, находившиеся ближе других. С одного направления подоспела группа британских морпехов, с другого – команда американского спецназа. Самым большим контингентом был подошедший батальон Семьдесят пятого рейнджерского полка.
Дул льдистый и сухой, пробирающий морозом ветер. Дикие взвихрения снега жгли глаза. Как в таком месте смогли перезимовать арабы, оставалось лишь гадать. Но они это сделали; более того, готовы были стоять насмерть. Пленных они не брали и не ждали милосердия взамен. По словам свидетелей, они, как тараканы, вылезали из трещин в камнях, из невидимых расселин и укрытых пулеметных гнезд.
Ветераны подтвердят, что всякий бой быстро перерастает в хаос; в Шахи-Кот это произошло, пожалуй, быстрее обычного. Подразделения быстро отщеплялись от основных частей, отдельные люди – от групп. Исключения не составил и Кит Карсон, вскоре очутившийся наедине со льдом и снежной порошей.
В десятке метров от себя он завидел еще одного американца – тоже в одиночестве, – опознав его по камуфляжу и обмотанной каске. Тут из-под земли возникла фигура в долгополом одеянии и пальнула из РПГ. На этот раз граната взорвалась невдалеке, взрывной волной сбив американца с ног.
Выстрелом из карабина[5] Карсон снял гранатометчика. Но на его месте возникли еще двое и бросились на врага со своим неизменным «аллаху акбар». Выстрелами он сшиб их обоих, второго всего в трех метрах от конца ствола. Американец, когда Карсон до него добрался, был еще жив, но только и всего. Раскаленный осколок гранаты вспорол ему щиколотку, фактически отделив ступню, которая вместе с ботинком держалась лишь на лоскутах ткани и на сухожилиях; кость отсутствовала. Человек был оглушен шоком, обычно предшествующим агонии.
Припорошенная снегом униформа на раненом заиндевела, но на рукаве можно было разобрать нашивку рейнджера. Попытка вызвать кого-нибудь по рации успехом не увенчалась: в динамике лишь шипела статика. Стащив с рейнджера рюкзак, Карсон вынул оттуда пакет-аптечку и целиком вколол в оголенную голень дозу морфина.
Судя по зубовному скрежету, рейнджер начал чувствовать боль. Но тут его сморил морфин, и он свалился в полубессознательном состоянии. Было понятно, что, оставаясь здесь, они обрекают себя на гибель: видимость между порывами снежистого ветра не больше двадцати шагов, никого не видно. Взвалив рейнджера себе на спину, Карсон грузно пошагал.
Передвигался он по местности, хуже которой и не придумаешь: всюду каменюки под слоем снега, о каждый из которых можно запросто вывихнуть или сломать ногу. Помимо собственных девяноста килограммов и тридцатикилограммового ранца, он волок на себе еще и центнер веса рейнджера (рюкзак он с него предварительно снял). Плюс карабин, гранаты, боезапас и вода.
Позже он сам не мог понять, как ему удалось уплестись из того гиблого места. В какой-то момент морфин перестал действовать, и Карсон, угнездив раненого в безветренном месте возле камня, бросил ему свой припас. После, казалось, вечности где-то вверху он расслышал глухой, с присвистом рокот двигателя. Тогда занемевшими от холода пальцами Карсон вынул сигнальную ракету, поднял ее и, направив в сторону шума, зубами рванул кольцо.
Экипаж санитарного «черного ястреба» позднее рассказывал: сполох мелькнул так близко, что они подумали, не по ним ли стреляют. И лишь затем, вглядевшись, увидел внизу двоих «снеговиков»: один полусогнутый, второй отчаянно размахивает. Садиться было опасно, и вертолет завис над снегом. Двое санитаров вначале пристегнули раненого и втянули наверх, а его товарищ из последних сил вскарабкался на борт сам, после чего отключился.
«Черный ястреб» взял курс на Кандагар (ныне крупную авиабазу США, а тогда по большей части строительную площадку), где располагался эвакогоспиталь. Рейнджера там сразу определили в отделение интенсивной терапии. Встретиться с ним повторно Карсон тогда и не рассчитывал. Уже назавтра рейнджер, в горизонтали и под наркозом, держал долгий путь на базу американских ВВС в Рамштайне, Германия, где тоже был эвакогоспиталь, но мирового класса.
Там этому рейнджеру – полковнику Дейлу Кертису – ампутировали ступню, спасти которую не было никакой возможности. После аккуратной ампутации (работа, которую и без того уже фактически проделала граната) его ждала инвалидность, протез и хромота с тростью; на карьере рейнджера можно было поставить крест. Когда Дейл Кертис мог уже передвигаться самостоятельно, его отправили домой под Вашингтон, в Уолтер-Рид, для курса поствоенной терапии и подбора искусственной ступни. С Китом Карсоном они теперь встретятся только спустя годы.
Шеф ЦРУ в Кандагаре по команде «сверху» отправил Карсона в Дубаи, где Управление располагало большим представительством. Он был единственным очевидцем – более того, участником – операции в Шахи-Кот, и здесь ему устроили прогонку с подробными отчетами через целый строй высокого начальства – и морпеховского, и сухопутного, и цэрэушного.
Там в клубе он познакомился с морским офицером примерно одного с ним возраста, служащим здесь по назначению (в Дубаи есть также база ВМС США). За ужином разговорились. Офицер раскрыл, что работает в Службе криминальных расследований ВМС.
– Слушай, – между делом предложил он, – а переводись-ка ты по возвращении к нам, а?
– В полицию? – недоуменно переспросил Карсон. – Да ну, вряд ли. Хотя спасибо.
– Да ты не понял, – мотнул головой собеседник. – Мы не такая мелочь, как тебе, наверное, кажется. Думаешь, мы просто морячки в увольнении на берегу? Как бы не так. У нас и своя криминальная полиция, и контрразведка. И делами мы занимаемся крупными, не пустячными. Отслеживаем преступников, наворовавших миллионы. В одних только арабских странах у нас с десяток крупных баз. Вот эта работа тебе действительно и по плечу, и по чину. Есть где себя проявить.
Эта фраза Карсона и убедила. Если на то пошло, морская пехота тоже относится к военно-морскому ведомству, просто это означает выход во внешний, более крупный круг. В конце концов, что его ждет по возвращении в Лэнгли – пухнуть до пенсии над арабскими шифрограммами? Тем более во Втором здании для челяди. Так что по возвращении он подал заявление в СКР, куда его тут же и умыкнули.
Из щупалец ЦРУ Карсон считай что наполовину возвратился в объятия своего рода войск и получил удачное назначение в вирджинский Портсмут – точнее, в курортный Ньюпорт-Ньюс, где в местном госпитале ВМС нашлось к тому же место для Сьюзан. Отсюда было удобно ездить и к матери, которая сейчас лечилась здесь от рака груди. Жить ей, увы, оставалось три года; отец же, став вдовцом и в тот же год уйдя на пенсию отставным генералом, поселился в пансионате для престарелых возле Вирджиния-Бич, где мог теперь играть в свой любимый гольф и вместе с другими отставниками посещать встречи ветеранов, благо морпехов пенсионного возраста на этом участке побережья проживало в достатке.
Он уже находился в Мазари-Шарифе, когда в лагере для военнопленных вспыхнуло восстание талибов, а узбеки с таджиками из Северного альянса принялись косить их очередями. На глазах у Карсона Джони Спанн, знакомый спецназовец, пал от рук талиба. Карсон видел, как по ту сторону обширной территории лагеря британские морпехи уберегли от такой же участи товарища Спанна, Дэйва Тайсона.
Примерно в ту же пору последовал решительный бросок на юг, с целью захвата старой советской авиабазы в Баграме и быстрого взятия Кабула. После недавнего штурма пещер Тора-Бора проплаченный американцами (как видно, недостаточно) афганский полевой командир предал своих союзников и дал Усаме бен Ладену со свитой телохранителей проскользнуть через пакистанскую границу.
Потом в конце февраля из афганских источников просочилась информация, что в долине Шахи-Кот афганской провинции Пактия по-прежнему ошивается горстка недобитых талибов. Информация, как оно иной раз бывает, оказалась дезой. Талибов там оказалась не горстка, а сотни.
Побежденным талибам – преимущественно пуштунам – было куда деваться: по своим родным кишлакам. Им ничего не мешало рассредоточиться и исчезнуть. Иное дело боевики «Аль-Каиды», которые состояли из арабов, узбеков и чеченцев (последние из перечисленных самые свирепые). На пушту они не разговаривали, простые афганцы их ненавидели – им оставалось только сдаться или погибнуть с оружием в руках. Почти все они предпочли последнее.
Между тем американское командование на дезу клюнуло, решив покончить с остатками талибов в рамках небольшой операции «Анаконда», осуществить которую было поручено «Морским котикам». В Шахи-Кот направились три больших вертолета «чинук» с «котиками», полагающими, что долина пуста.
Передний «чинук», приподняв нос и опустив хвост, снижался и уже открыл метрах в трех от земли пандусные двери, как вдруг, словно из ниоткуда, появились моджахеды. Первая пущенная из ПЗРК ракета жахнула с такой близи, что пробила вертолету фюзеляж, даже не взорвавшись: при отсутствии времени на сработку она просто влетела с одного бока и, никого не поразив, вылетела из другого, оставив лишь две свищущих на ветру дыры.
А вот что нанесло ущерб, так это очередь из тяжелого пулемета, из гнезда среди заснеженных камней. Она, кстати, тоже не задела никого на борту, но прошила приборы управления в кабине пилота. За несколько минут гениального маневрирования вертолетчик сумел поднять гибнущий «чинук», как-то его выровнять, да еще и протянуть на нем три мили до более безопасного места, где вертолет совершил жесткую посадку. За ним последовали два других вертолета.
И тут один из «котиков», главный старшина Нил Робертс, уже успевший отстегнуть крепежный конец, некстати поскользнулся на лужице гидравлического масла и, вылетев через открытые задние двери, успешно приземлился прямо среди вражьего скопища. «Котики», как известно, на поле боя своих не бросают – ни живых, ни мертвых. Спешно высадившись, они взялись отбивать своего старшину. При этом успели запросить о помощи. Так завязался бой при Шахи-Кот. Он длился четыре дня и стоил жизни Нилу Робертсу и еще шестерым американцам.
Откликнуться на зов смогли три подразделения, находившиеся ближе других. С одного направления подоспела группа британских морпехов, с другого – команда американского спецназа. Самым большим контингентом был подошедший батальон Семьдесят пятого рейнджерского полка.
Дул льдистый и сухой, пробирающий морозом ветер. Дикие взвихрения снега жгли глаза. Как в таком месте смогли перезимовать арабы, оставалось лишь гадать. Но они это сделали; более того, готовы были стоять насмерть. Пленных они не брали и не ждали милосердия взамен. По словам свидетелей, они, как тараканы, вылезали из трещин в камнях, из невидимых расселин и укрытых пулеметных гнезд.
Ветераны подтвердят, что всякий бой быстро перерастает в хаос; в Шахи-Кот это произошло, пожалуй, быстрее обычного. Подразделения быстро отщеплялись от основных частей, отдельные люди – от групп. Исключения не составил и Кит Карсон, вскоре очутившийся наедине со льдом и снежной порошей.
В десятке метров от себя он завидел еще одного американца – тоже в одиночестве, – опознав его по камуфляжу и обмотанной каске. Тут из-под земли возникла фигура в долгополом одеянии и пальнула из РПГ. На этот раз граната взорвалась невдалеке, взрывной волной сбив американца с ног.
Выстрелом из карабина[5] Карсон снял гранатометчика. Но на его месте возникли еще двое и бросились на врага со своим неизменным «аллаху акбар». Выстрелами он сшиб их обоих, второго всего в трех метрах от конца ствола. Американец, когда Карсон до него добрался, был еще жив, но только и всего. Раскаленный осколок гранаты вспорол ему щиколотку, фактически отделив ступню, которая вместе с ботинком держалась лишь на лоскутах ткани и на сухожилиях; кость отсутствовала. Человек был оглушен шоком, обычно предшествующим агонии.
Припорошенная снегом униформа на раненом заиндевела, но на рукаве можно было разобрать нашивку рейнджера. Попытка вызвать кого-нибудь по рации успехом не увенчалась: в динамике лишь шипела статика. Стащив с рейнджера рюкзак, Карсон вынул оттуда пакет-аптечку и целиком вколол в оголенную голень дозу морфина.
Судя по зубовному скрежету, рейнджер начал чувствовать боль. Но тут его сморил морфин, и он свалился в полубессознательном состоянии. Было понятно, что, оставаясь здесь, они обрекают себя на гибель: видимость между порывами снежистого ветра не больше двадцати шагов, никого не видно. Взвалив рейнджера себе на спину, Карсон грузно пошагал.
Передвигался он по местности, хуже которой и не придумаешь: всюду каменюки под слоем снега, о каждый из которых можно запросто вывихнуть или сломать ногу. Помимо собственных девяноста килограммов и тридцатикилограммового ранца, он волок на себе еще и центнер веса рейнджера (рюкзак он с него предварительно снял). Плюс карабин, гранаты, боезапас и вода.
Позже он сам не мог понять, как ему удалось уплестись из того гиблого места. В какой-то момент морфин перестал действовать, и Карсон, угнездив раненого в безветренном месте возле камня, бросил ему свой припас. После, казалось, вечности где-то вверху он расслышал глухой, с присвистом рокот двигателя. Тогда занемевшими от холода пальцами Карсон вынул сигнальную ракету, поднял ее и, направив в сторону шума, зубами рванул кольцо.
Экипаж санитарного «черного ястреба» позднее рассказывал: сполох мелькнул так близко, что они подумали, не по ним ли стреляют. И лишь затем, вглядевшись, увидел внизу двоих «снеговиков»: один полусогнутый, второй отчаянно размахивает. Садиться было опасно, и вертолет завис над снегом. Двое санитаров вначале пристегнули раненого и втянули наверх, а его товарищ из последних сил вскарабкался на борт сам, после чего отключился.
«Черный ястреб» взял курс на Кандагар (ныне крупную авиабазу США, а тогда по большей части строительную площадку), где располагался эвакогоспиталь. Рейнджера там сразу определили в отделение интенсивной терапии. Встретиться с ним повторно Карсон тогда и не рассчитывал. Уже назавтра рейнджер, в горизонтали и под наркозом, держал долгий путь на базу американских ВВС в Рамштайне, Германия, где тоже был эвакогоспиталь, но мирового класса.
Там этому рейнджеру – полковнику Дейлу Кертису – ампутировали ступню, спасти которую не было никакой возможности. После аккуратной ампутации (работа, которую и без того уже фактически проделала граната) его ждала инвалидность, протез и хромота с тростью; на карьере рейнджера можно было поставить крест. Когда Дейл Кертис мог уже передвигаться самостоятельно, его отправили домой под Вашингтон, в Уолтер-Рид, для курса поствоенной терапии и подбора искусственной ступни. С Китом Карсоном они теперь встретятся только спустя годы.
Шеф ЦРУ в Кандагаре по команде «сверху» отправил Карсона в Дубаи, где Управление располагало большим представительством. Он был единственным очевидцем – более того, участником – операции в Шахи-Кот, и здесь ему устроили прогонку с подробными отчетами через целый строй высокого начальства – и морпеховского, и сухопутного, и цэрэушного.
Там в клубе он познакомился с морским офицером примерно одного с ним возраста, служащим здесь по назначению (в Дубаи есть также база ВМС США). За ужином разговорились. Офицер раскрыл, что работает в Службе криминальных расследований ВМС.
– Слушай, – между делом предложил он, – а переводись-ка ты по возвращении к нам, а?
– В полицию? – недоуменно переспросил Карсон. – Да ну, вряд ли. Хотя спасибо.
– Да ты не понял, – мотнул головой собеседник. – Мы не такая мелочь, как тебе, наверное, кажется. Думаешь, мы просто морячки в увольнении на берегу? Как бы не так. У нас и своя криминальная полиция, и контрразведка. И делами мы занимаемся крупными, не пустячными. Отслеживаем преступников, наворовавших миллионы. В одних только арабских странах у нас с десяток крупных баз. Вот эта работа тебе действительно и по плечу, и по чину. Есть где себя проявить.
Эта фраза Карсона и убедила. Если на то пошло, морская пехота тоже относится к военно-морскому ведомству, просто это означает выход во внешний, более крупный круг. В конце концов, что его ждет по возвращении в Лэнгли – пухнуть до пенсии над арабскими шифрограммами? Тем более во Втором здании для челяди. Так что по возвращении он подал заявление в СКР, куда его тут же и умыкнули.
Из щупалец ЦРУ Карсон считай что наполовину возвратился в объятия своего рода войск и получил удачное назначение в вирджинский Портсмут – точнее, в курортный Ньюпорт-Ньюс, где в местном госпитале ВМС нашлось к тому же место для Сьюзан. Отсюда было удобно ездить и к матери, которая сейчас лечилась здесь от рака груди. Жить ей, увы, оставалось три года; отец же, став вдовцом и в тот же год уйдя на пенсию отставным генералом, поселился в пансионате для престарелых возле Вирджиния-Бич, где мог теперь играть в свой любимый гольф и вместе с другими отставниками посещать встречи ветеранов, благо морпехов пенсионного возраста на этом участке побережья проживало в достатке.