Страница:
Сагио, во всяком случае, пока этой способностью не обладал, но это, видимо, придет – таков непредвиденный необычный эффект операции. Впрочем, время покажет, может, что и не так. Может быть, его случай уникален, может быть, у других просто процесс рекуперации пойдет совсем по другому.
– С тобой все в порядке? – спросил Сагио.
Раньи улыбнулся:
– Остаточные явления от того, что этот массуд со мной сделал.
– Чем ты хотел со мной поделиться?
– Позже скажу. А кстати, как там наши сейчас? Что делают?
– Сисин-оон и Дурид-Эр согласились на операцию. Сисин, наверное, уже в операционной. Главный гивистам мне сказал, что они могут делать две операции в день. У них, кстати, есть вторая смена на подхвате – подчищать.
Раньи нахмурился:
– Что-что?
– Да ты же сам мне говорил. Косметическая хирургия. Мне сегодня же обещали. Если уж мне быть землянином, то не уродом же! Да и тебе это не помешает. Но все равно, бьюсь об заклад, я буду выглядеть посимпатичнее. – Он положил руку на плечо брату. – Готовься, – когда они кончат меня резать, у меня будет еще несколько вопросов.
Раньи с любовью посмотрел на него.
– Не волнуйся, Сагио. Я отвечу на любой твой вопрос. У меня есть ответы на вопросы, которые ты еще даже и не придумал. Битва за Улалуабл продолжалась с переменным успехом; захватчики вроде бы уже выдохлись: обороняющиеся, с другой стороны, еще были не в силах нанести им решающий удар и вышвырнуть за пределы планеты. Тем временем хирурги продолжали колдовать над пленными солдатами Раньи. Две операции в день – таков был заданный темп, от которого старались не отклоняться. В принципе можно было делать в день и до шести операций, но тогда бы пациенты получали меньше внимания и ухода в послеоперационный период, а это, учитывая психический настрой их самих и тех их товарищей, которые еще не могли побороть своих опасений, было сочтено нецелесообразным. Руководство Узора, решив обезопасить блудных детей Коссуута от возможных будущих манипуляций со стороны Амплитура, не имело в отношении них каких-либо дальнейших планов. И трудно себе представить, чтобы было иначе: проблема возникла совершенно неожиданно и случайно, как если бы вдруг появились две дюжины дельфинов и заявили, что они отныне на стороне Узора. Возрожденные, как их стали называть, получили кое-какой учебный материал, который хотя и готовился в обстановке почти полного незнания особенностей культуры землян, тем не менее, мог способствовать устранению тех глупостей, которыми им забивали голову раньше. Сюда следует добавить еще такие факторы, как прекрасно проведенные косметические операции плюс дружеское и заботливое отношение со стороны медиков-землян. Все это помогло бывшим ашреганам быстрее и безболезненнее совершить внутреннее превращение в «Хомо сапиенс».
По мере того, как человеческое все больше укреплялось в них и они в полной мере могли осознать, что совершили с ними амплитуры, у некоторых из возрожденных возникло стремление вступить добровольцами в армию Узора. Руководство Узора не то чтобы прямо отвергло такие предложения, однако ответы давались весьма уклончивые. Несмотря на то, что хирурги-гивистамы головой ручались, что возрожденные искренне и окончательно порвали со своим прошлым и назад для них дороги нет, лидеры Узора не могли побороть своих сомнений и недоверия. Раньи понимал это и считал вполне естественным. Действительно, отнюдь не было очевидно, что представляют собой отныне он и его друзья. О некоторых их новоприобретенных особенностях и способностях знал только он один. Перебежчиков держали под строгим надзором, объясняя это необходимостью гарантировать их скорейшее и полное выздоровление. Они со своей стороны обнаружили поразительную способность быстро и безболезненно приспосабливаться к новым условиям. Во всяком случае они не имели проблем в общении с армейским контингентом землян, на территории военного городка, в котором их поместили. За его пределы выходить не рекомендовалось: их появление на улицах города могло произвести слишком уж ошеломляющий эффект на местных жителей.
Единственными гражданами Вейса, которых Раньи встречал, были переводчики и другой обслуживающий персонал, прошедшие специальную психологическую подготовку, кстати, довольно жесткую, которая давала им возможность без чрезмерного стресса и серьезных последствий для психики выносить контакт со столь буйно-воинственными особями, каковыми им виделись земляне и массуды. Девяносто восемь процентов населения вообще никогда не видело землян, и их заботливое правительство не видело оснований снижать этот процент. И так уже вторжение произвело достаточный травмирующий эффект.
Впрочем, территория, выделенная для воинского контингента Узора, была достаточна, чтобы не чувствовать себя стесненно. Власти Вейса явно стремились сделать все, чтобы их союзники – в присутствии которых, при всей их неисправимой эксцентричности, они были жизненно заинтересованы – чувствовали себя максимально комфортно. Покрытые травой холмы, речки, маленькие водопады, деревья, цветы – все это, содержащееся в идеальном порядке, способствовало созданию атмосферы мирной безмятежности, столь контрастирующей с серьезностью ситуации на фронтах. Раньи обследовал территорию с тщательностью, которая вызвала среди его товарищей крайнее удивление, смешанное с иронией. Он делал это не из-за любви к пешим прогулкам – просто он искал подходящее место, где они могли собраться все вместе, не привлекая постороннего внимания. «Для совместных бдений», такое загадочное объяснение он дал какому-то любопытному солдату. На самом деле он обдумывал, как ему лучше подготовить своих солдат и соплеменников к тому новому, что их ожидало и чего они еще не знали, – и, конечно, он не хотел бы, чтобы чужие глаза и уши были этому свидетелями.
В конце концов он выбрал неглубокую, с ровными склонами выемку, окруженную красивыми валунами, у самой границы городка. В середине ее был маленький пруд с зарослями камыша. Лягушки то и дело шлепались в воду, оглушая воздух громким кваканьем. Здесь можно было спокойно укрыться от любопытных взглядов, не вызывая ненужных разговоров. Собирались по двое-трое, оживленно переговаривались, растительная жизнь в городе им порядком наскучила; что-то скажет им их командир? Раньи устроил открытую проверку окружавших камней и деревьев – два техника из его отряда осмотрели их на предмет обнаружения скрытых сенсоров, но ничего не нашли. Конечно, это не означало, что их там не было; но что было делать? – он не мог ждать дольше. А что если кто-либо из оперированных вдруг случайно обнаружил бы у себя то же самое, что обнаружил Раньи? В отсутствии тех знаний, которыми располагал он, они могли бы наворотить Бог знает что.
На всякий случай, он решил не говорить об этом сразу; поначалу в течение нескольких дней они обсуждали разные малозначительные проблемы – чтобы усыпить бдительность подслушивающих, если таковые имелись. Когда он, наконец, затронул проблему «предложений», то сперва его никто не понял, а если кто и понял, то не поверил. Потом один солдат по имени Хоумев-эр вспомнил, как он сперва попросил, а потом потребовал от гивистама какую-то справку. Сперва ему сказали, что это секретная информация, а потом, когда он продолжал настаивать, требуемая справка была ему неожиданно дана.
И это был не единственный случай такого рода. Те, кто был в числе первой дюжины оперированных, вспоминали нечто похожее. Но они не искали особо глубоких причин для объяснения этого феномена, полагая, что их прежние противники и нынешние союзники просто старались сделать им приятное.
– Да нет, дело не в этом, – объяснил им Раньи. – Если вы будете настойчиво добиваться своего, мобилизуя определенную интеллектуальную и эмоциональную энергию, то они просто не смогут не повиноваться – так же, как они не могут не повиноваться амплитурам и их «предложениям». Однако, если мы потребуем чего-то от своих соотечественников, землян, защитный механизм в их нервной системе нейтрализует наш импульс. Так что наш уровень, возможно, не совсем такой же, как у амплитуров. Разница есть. – Он значительно поглядел на собравшихся.
Заговорил Турмаст:
– Я еще подумал – странно, что они согласились выпустить меня прогуляться за пределами городка; на прошлой неделе это было. Нам, людям, вообще не разрешают показываться местным. – Он невольно ухмыльнулся. – Наверно, до сих пор не поймут, как это получилось. Другие тоже начали делиться подобными же воспоминаниями, лишь у тех, кто перенес операцию совсем недавно их не было.
– Если то, что ты говоришь, так и есть, то, Раньи, мы можем, вообще, крутить нашими хозяевами, как хотим, – сказал кто-то.
Раньи кивнул:
– Заметьте только две вещи: это не подействует на людей, и кроме того, если мы будем неосторожны, то сами навлечем на себя беду. Если мы, например, потребуем у массуда самолет и добьемся, что он даст соответствующее распоряжение своим подчиненным, те наверняка поймут, что что-то тут не то: командир свихнулся или что-нибудь в этом духе. И если такие случаи будут часты, нас, конечно, сразу заподозрят. Мы ведь и так вроде как с испытательным сроком здесь, пока они не разберутся, кто мы и как, настоящие ли люди или нет.
– Я, например, настоящий, – Веенн сделал жест, как будто он душит воображаемого противника. – Прикончу первого же амплитура, которого встречу.
Внезапно его воинственный настрой сменился торжественно-задумчивым.
– И хотелось бы найти своих настоящих родителей. Если они еще живы, конечно.
– Вряд ли, – в тоне Раньи было и сочувствие, и категоричность.
Наверняка их настоящие родители давно мертвы, а им подсунули фальшивых – из ашреганов.
– Если амплитуры узнают, какие мы теперь, – они сделают все, чтобы избавиться от нас раз и навсегда. Да и в Узоре, пожалуй, тоже. Они и так не в особенном восторге от союза с землянами, а тут еще такая, оказывается, у них страшная сила – внушать другим свои желания. Паранойя, конечно, но у меня уже есть некоторый опыт по этой части. Что касается самих землян, то они сами себя не понимают, так что вряд ли поймут то, что с нами случилось. Да и нам надо еще время, чтобы со всем этим разобраться как следует. Так что пока самое главное – держать все в полной тайне, использовать эту нашу власть над другими только в случае крайней необходимости. Учтите: мы все прошли через хирургию гивистамов, и в результате получилось нечто, чего никак не предвидели наши чертовы Учителя. Все их ухищрения обратились теперь против них самих. Они-то думали, что мы станем их самыми верными воинами, а мы стали их самыми опасными врагами: земляне, умеющие внушать, как амплитуры. Еще раз повторяю: нам нужно время. А вдруг эти наши способности с возрастом будут ослабевать? А вдруг еще что-нибудь на них может повлиять? В любой момент нас могут уничтожить, просто из страха перед нами – причем это могут сделать не только враги, но и друзья.
Он обвел взглядом серьезные, напряженные лица друзей.
– Нам нужно быть очень осторожными.
– Что интересно, – сказал один из техников, – ведь эти первые окончания вырастают снова, хотя и в другом месте. А вдруг та программа, которую в нас заложили амплитуры, снова регенерирует?
– Я об этом тоже думал. – Раньи помолчал. По-моему, дело выглядит так: средствами генной инженерии можно внедрить в наш мозг некую программу, но без компьютера она останется бездействующей. Амплитуры решили эту задачу, трансплантировав нам еще и капсулу-микропроцессор. Но теперь этот компьютер отсоединен, и новые нейроны будут давать уже новое соединение, в обход капсулы. А вообще-то, ведь известно, что значительная часть клеток мозга землян, нашего мозга, вообще не используется. Может статься, что то, что нам туда встроили, активизирует эту бездействующую часть мозга, которая иначе пробудилась бы, может быть, через миллион лет эволюции. Кстати, ведь капсула эта сама по себе не дала нам никаких сверхъестественных способностей. Это просто органический переключатель – и только. Мы, например, не можем общаться телепатически, как амплитуры, – от мозга к мозгу.
– Ну и хорошо, – подал реплику Турмаст, и добавил, показывая пальцем на техника, сидящего рядом:
– Я вовсе и не хочу знать, что он там думает. Раздался первый смешок.
– В нас может появиться еще что-нибудь новенькое. Начнем, например, парить в воздухе, – высказался Веенн. – Какие будут тогда инструкции? Я первый.
Это была только наполовину шутка.
– Если все так, как вы говорите, – пробормотал техник, – то значит, что, по крайней мере, по Структуре мозга мы ближе к амплитурам, чем к ашреганам или массудам. Зачем же нам тогда связываться с Узором? Эта мысль до сих пор не приходила в голову ни Раньи, ни кому-либо еще. На несколько минут все замолчали, размышляя. Потом Турмаст решительно высказал свое мнение:
– Нет. Вспомните, чему нас учили: биологическое сходство или различие ничего не значит. Оно ничего не значило для нас, когда мы были ашреганами и сражались с землянами, и теперь то же самое. Будучи людьми, землянами, мы должны сражаться с амплитурами из-за того, что у них другая вера, и они хотят обратить в нее всех остальных, а вовсе не из-за какой-то там физиологии. Лепары и с'ваны и гивистамы губят мир так же, как и мы. Они верят в свободу мысли – как мы, а амплитуры – нет. Я как землянин не хочу быть частью и орудием их дурацкого Назначения. Особенно после того, как мы узнали правду о том, что они сделали с нами.
Слова Турмаста были встречены одобрительным гомоном.
– Да, – почти с удивлением заметил Веенн. – Ты, Раньи, открыл нам глаза, а мы тебя чуть не убили за это. Ну, и как нам спасти остальных наших – здесь и на Коссууте? Как нам принести им эту правду?
– Будьте благодарны нашим новым друзьям, помогайте им и – ждите.
Только поменьше «предложений». Я поговорю со здешними властями. У меня есть кое-какие идеи.
– Только вряд ли имело бы смысл забрасывать нас на Коссуут так, как они подкинули тебя из джунглей там, на Эйрросаде. Нас слишком много, риск слишком велик, – заметил Турмаст.
– Да, с Коссуутом не получится, – признал Раньи. Но больше не сказал ничего, хотя реплик и вопросов было предостаточно.
Не все шло так, как было задумано. Некоторые попали в расположение частей, состоявших целиком из чистокровных ашреганов и криголитов; тут оставалось только ждать и надеяться на перевод в другую часть. Другим повезло больше: среди их «спасителей» оказались бывшие земляне, и возрожденные повели среди них осторожную работу по обращению их на путь истинный. На тех, кого убеждали аргументы и разумные доводы, желанный эффект произвела демонстрация способности агитаторов воздействовать на психику ашреганов и криголитов.
Неделя сменяла неделю. Военные действия шли с переменным успехом. Но вот стали появляться первые группы перебежчиков, возглавляемые сподвижниками Раньи, среди самых удачливых оказались вконец вымотанные, но торжествующие Турмаст и Веенн. Заранее предупрежденные местные командующие войсками Узора сразу же сообщали в Главный Штаб о случаях добровольной сдачи в плен, и будущих новых «возрожденных» специальными, хорошо вооруженными конвоями переправляли в столицу. Там команда квалифицированных врачей под руководством прибывшего, наконец, из Омафила Первого-по-Хирургии организовала настоящую поточную линию по ликвидации последствий манипуляций с мозгом землян, и те вновь обретали свободу мышления, которой были ранее насильственно лишены. К концу улалуаблского года больше половины из двухтысячного контингента превращенных в ашреганов землян вновь вернулись в свое человеческое естество. Осторожность и четкость действий эмиссаров Раньи способствовала тому, что они не возбудили подозрений у командования противника. Помогло еще и то обстоятельство, что войска захватчиков вообще несли крупные потери, и сведения об исчезнувших людях терялись в списках, где фигурировали все большие и большие цифры убитых, раненых и пропавших без вести.
Были и неизбежные жертвы. Свыше сотни землян погибло или было эвакуировано с планеты раненными или контуженными. Скорбь, которую испытывали по этому поводу Раньи и его сподвижники, не мешала им упорно продолжать начатое дело.
В военных действиях стал, наконец, намечаться перелом. Войска захватчиков были отброшены назад, к их опорным базам, которые они соорудили в местах своей высадки. Развернулось сражение в космосе – транспортные корабли интервентов все эффективнее стали перехватываться орбитальной артиллерией Узора на выходе из подпространства. Командование приняло решение организовать нападение на планетарный штаб интервентов, расположенный на Южном берегу большого пресноводного озера в северной части континента. Планировалось использовать фактор внезапности и добиться решающего стратегического превосходства. Операция была связана с серьезным риском. Безоговорочно, даже с энтузиазмом идею ее проведения поддержали только лидеры Вейса, которым продолжение войны сулило дальнейшее усиление расовой напряженности. Как и большинство народов и цивилизаций Узора, они были преисполнены решимости уничтожить противника, даже если бы им пришлось драться до последнего – имелось в виду, до последнего массуда или землянина.
Уже значительно увеличившаяся группа «возрожденных» претендовала на роль авангарда в планировавшейся атаке. Поначалу военный штаб Улалуабла отверг эту идею: перебежчики должны, мол, сперва доказать свою лояльность и надежность. Раньи и его сподвижники приводили убедительный аргумент: что может быть лучшим доказательством, чем участие в первых рядах в штурме оплота их прежних союзников? Штаб, состоявший из представителей разных цивилизаций, стал ареной ожесточенных споров. В конце концов, было принято решение в пользу участия «возрожденных».
Впоследствии некоторые участники этого заседания с удивлением вспоминали, что им как будто кто-то подсказывал, как себя вести и кого поддерживать...
Глава 22
– С тобой все в порядке? – спросил Сагио.
Раньи улыбнулся:
– Остаточные явления от того, что этот массуд со мной сделал.
– Чем ты хотел со мной поделиться?
– Позже скажу. А кстати, как там наши сейчас? Что делают?
– Сисин-оон и Дурид-Эр согласились на операцию. Сисин, наверное, уже в операционной. Главный гивистам мне сказал, что они могут делать две операции в день. У них, кстати, есть вторая смена на подхвате – подчищать.
Раньи нахмурился:
– Что-что?
– Да ты же сам мне говорил. Косметическая хирургия. Мне сегодня же обещали. Если уж мне быть землянином, то не уродом же! Да и тебе это не помешает. Но все равно, бьюсь об заклад, я буду выглядеть посимпатичнее. – Он положил руку на плечо брату. – Готовься, – когда они кончат меня резать, у меня будет еще несколько вопросов.
Раньи с любовью посмотрел на него.
– Не волнуйся, Сагио. Я отвечу на любой твой вопрос. У меня есть ответы на вопросы, которые ты еще даже и не придумал. Битва за Улалуабл продолжалась с переменным успехом; захватчики вроде бы уже выдохлись: обороняющиеся, с другой стороны, еще были не в силах нанести им решающий удар и вышвырнуть за пределы планеты. Тем временем хирурги продолжали колдовать над пленными солдатами Раньи. Две операции в день – таков был заданный темп, от которого старались не отклоняться. В принципе можно было делать в день и до шести операций, но тогда бы пациенты получали меньше внимания и ухода в послеоперационный период, а это, учитывая психический настрой их самих и тех их товарищей, которые еще не могли побороть своих опасений, было сочтено нецелесообразным. Руководство Узора, решив обезопасить блудных детей Коссуута от возможных будущих манипуляций со стороны Амплитура, не имело в отношении них каких-либо дальнейших планов. И трудно себе представить, чтобы было иначе: проблема возникла совершенно неожиданно и случайно, как если бы вдруг появились две дюжины дельфинов и заявили, что они отныне на стороне Узора. Возрожденные, как их стали называть, получили кое-какой учебный материал, который хотя и готовился в обстановке почти полного незнания особенностей культуры землян, тем не менее, мог способствовать устранению тех глупостей, которыми им забивали голову раньше. Сюда следует добавить еще такие факторы, как прекрасно проведенные косметические операции плюс дружеское и заботливое отношение со стороны медиков-землян. Все это помогло бывшим ашреганам быстрее и безболезненнее совершить внутреннее превращение в «Хомо сапиенс».
По мере того, как человеческое все больше укреплялось в них и они в полной мере могли осознать, что совершили с ними амплитуры, у некоторых из возрожденных возникло стремление вступить добровольцами в армию Узора. Руководство Узора не то чтобы прямо отвергло такие предложения, однако ответы давались весьма уклончивые. Несмотря на то, что хирурги-гивистамы головой ручались, что возрожденные искренне и окончательно порвали со своим прошлым и назад для них дороги нет, лидеры Узора не могли побороть своих сомнений и недоверия. Раньи понимал это и считал вполне естественным. Действительно, отнюдь не было очевидно, что представляют собой отныне он и его друзья. О некоторых их новоприобретенных особенностях и способностях знал только он один. Перебежчиков держали под строгим надзором, объясняя это необходимостью гарантировать их скорейшее и полное выздоровление. Они со своей стороны обнаружили поразительную способность быстро и безболезненно приспосабливаться к новым условиям. Во всяком случае они не имели проблем в общении с армейским контингентом землян, на территории военного городка, в котором их поместили. За его пределы выходить не рекомендовалось: их появление на улицах города могло произвести слишком уж ошеломляющий эффект на местных жителей.
Единственными гражданами Вейса, которых Раньи встречал, были переводчики и другой обслуживающий персонал, прошедшие специальную психологическую подготовку, кстати, довольно жесткую, которая давала им возможность без чрезмерного стресса и серьезных последствий для психики выносить контакт со столь буйно-воинственными особями, каковыми им виделись земляне и массуды. Девяносто восемь процентов населения вообще никогда не видело землян, и их заботливое правительство не видело оснований снижать этот процент. И так уже вторжение произвело достаточный травмирующий эффект.
Впрочем, территория, выделенная для воинского контингента Узора, была достаточна, чтобы не чувствовать себя стесненно. Власти Вейса явно стремились сделать все, чтобы их союзники – в присутствии которых, при всей их неисправимой эксцентричности, они были жизненно заинтересованы – чувствовали себя максимально комфортно. Покрытые травой холмы, речки, маленькие водопады, деревья, цветы – все это, содержащееся в идеальном порядке, способствовало созданию атмосферы мирной безмятежности, столь контрастирующей с серьезностью ситуации на фронтах. Раньи обследовал территорию с тщательностью, которая вызвала среди его товарищей крайнее удивление, смешанное с иронией. Он делал это не из-за любви к пешим прогулкам – просто он искал подходящее место, где они могли собраться все вместе, не привлекая постороннего внимания. «Для совместных бдений», такое загадочное объяснение он дал какому-то любопытному солдату. На самом деле он обдумывал, как ему лучше подготовить своих солдат и соплеменников к тому новому, что их ожидало и чего они еще не знали, – и, конечно, он не хотел бы, чтобы чужие глаза и уши были этому свидетелями.
В конце концов он выбрал неглубокую, с ровными склонами выемку, окруженную красивыми валунами, у самой границы городка. В середине ее был маленький пруд с зарослями камыша. Лягушки то и дело шлепались в воду, оглушая воздух громким кваканьем. Здесь можно было спокойно укрыться от любопытных взглядов, не вызывая ненужных разговоров. Собирались по двое-трое, оживленно переговаривались, растительная жизнь в городе им порядком наскучила; что-то скажет им их командир? Раньи устроил открытую проверку окружавших камней и деревьев – два техника из его отряда осмотрели их на предмет обнаружения скрытых сенсоров, но ничего не нашли. Конечно, это не означало, что их там не было; но что было делать? – он не мог ждать дольше. А что если кто-либо из оперированных вдруг случайно обнаружил бы у себя то же самое, что обнаружил Раньи? В отсутствии тех знаний, которыми располагал он, они могли бы наворотить Бог знает что.
На всякий случай, он решил не говорить об этом сразу; поначалу в течение нескольких дней они обсуждали разные малозначительные проблемы – чтобы усыпить бдительность подслушивающих, если таковые имелись. Когда он, наконец, затронул проблему «предложений», то сперва его никто не понял, а если кто и понял, то не поверил. Потом один солдат по имени Хоумев-эр вспомнил, как он сперва попросил, а потом потребовал от гивистама какую-то справку. Сперва ему сказали, что это секретная информация, а потом, когда он продолжал настаивать, требуемая справка была ему неожиданно дана.
И это был не единственный случай такого рода. Те, кто был в числе первой дюжины оперированных, вспоминали нечто похожее. Но они не искали особо глубоких причин для объяснения этого феномена, полагая, что их прежние противники и нынешние союзники просто старались сделать им приятное.
– Да нет, дело не в этом, – объяснил им Раньи. – Если вы будете настойчиво добиваться своего, мобилизуя определенную интеллектуальную и эмоциональную энергию, то они просто не смогут не повиноваться – так же, как они не могут не повиноваться амплитурам и их «предложениям». Однако, если мы потребуем чего-то от своих соотечественников, землян, защитный механизм в их нервной системе нейтрализует наш импульс. Так что наш уровень, возможно, не совсем такой же, как у амплитуров. Разница есть. – Он значительно поглядел на собравшихся.
Заговорил Турмаст:
– Я еще подумал – странно, что они согласились выпустить меня прогуляться за пределами городка; на прошлой неделе это было. Нам, людям, вообще не разрешают показываться местным. – Он невольно ухмыльнулся. – Наверно, до сих пор не поймут, как это получилось. Другие тоже начали делиться подобными же воспоминаниями, лишь у тех, кто перенес операцию совсем недавно их не было.
– Если то, что ты говоришь, так и есть, то, Раньи, мы можем, вообще, крутить нашими хозяевами, как хотим, – сказал кто-то.
Раньи кивнул:
– Заметьте только две вещи: это не подействует на людей, и кроме того, если мы будем неосторожны, то сами навлечем на себя беду. Если мы, например, потребуем у массуда самолет и добьемся, что он даст соответствующее распоряжение своим подчиненным, те наверняка поймут, что что-то тут не то: командир свихнулся или что-нибудь в этом духе. И если такие случаи будут часты, нас, конечно, сразу заподозрят. Мы ведь и так вроде как с испытательным сроком здесь, пока они не разберутся, кто мы и как, настоящие ли люди или нет.
– Я, например, настоящий, – Веенн сделал жест, как будто он душит воображаемого противника. – Прикончу первого же амплитура, которого встречу.
Внезапно его воинственный настрой сменился торжественно-задумчивым.
– И хотелось бы найти своих настоящих родителей. Если они еще живы, конечно.
– Вряд ли, – в тоне Раньи было и сочувствие, и категоричность.
Наверняка их настоящие родители давно мертвы, а им подсунули фальшивых – из ашреганов.
– Если амплитуры узнают, какие мы теперь, – они сделают все, чтобы избавиться от нас раз и навсегда. Да и в Узоре, пожалуй, тоже. Они и так не в особенном восторге от союза с землянами, а тут еще такая, оказывается, у них страшная сила – внушать другим свои желания. Паранойя, конечно, но у меня уже есть некоторый опыт по этой части. Что касается самих землян, то они сами себя не понимают, так что вряд ли поймут то, что с нами случилось. Да и нам надо еще время, чтобы со всем этим разобраться как следует. Так что пока самое главное – держать все в полной тайне, использовать эту нашу власть над другими только в случае крайней необходимости. Учтите: мы все прошли через хирургию гивистамов, и в результате получилось нечто, чего никак не предвидели наши чертовы Учителя. Все их ухищрения обратились теперь против них самих. Они-то думали, что мы станем их самыми верными воинами, а мы стали их самыми опасными врагами: земляне, умеющие внушать, как амплитуры. Еще раз повторяю: нам нужно время. А вдруг эти наши способности с возрастом будут ослабевать? А вдруг еще что-нибудь на них может повлиять? В любой момент нас могут уничтожить, просто из страха перед нами – причем это могут сделать не только враги, но и друзья.
Он обвел взглядом серьезные, напряженные лица друзей.
– Нам нужно быть очень осторожными.
– Что интересно, – сказал один из техников, – ведь эти первые окончания вырастают снова, хотя и в другом месте. А вдруг та программа, которую в нас заложили амплитуры, снова регенерирует?
– Я об этом тоже думал. – Раньи помолчал. По-моему, дело выглядит так: средствами генной инженерии можно внедрить в наш мозг некую программу, но без компьютера она останется бездействующей. Амплитуры решили эту задачу, трансплантировав нам еще и капсулу-микропроцессор. Но теперь этот компьютер отсоединен, и новые нейроны будут давать уже новое соединение, в обход капсулы. А вообще-то, ведь известно, что значительная часть клеток мозга землян, нашего мозга, вообще не используется. Может статься, что то, что нам туда встроили, активизирует эту бездействующую часть мозга, которая иначе пробудилась бы, может быть, через миллион лет эволюции. Кстати, ведь капсула эта сама по себе не дала нам никаких сверхъестественных способностей. Это просто органический переключатель – и только. Мы, например, не можем общаться телепатически, как амплитуры, – от мозга к мозгу.
– Ну и хорошо, – подал реплику Турмаст, и добавил, показывая пальцем на техника, сидящего рядом:
– Я вовсе и не хочу знать, что он там думает. Раздался первый смешок.
– В нас может появиться еще что-нибудь новенькое. Начнем, например, парить в воздухе, – высказался Веенн. – Какие будут тогда инструкции? Я первый.
Это была только наполовину шутка.
– Если все так, как вы говорите, – пробормотал техник, – то значит, что, по крайней мере, по Структуре мозга мы ближе к амплитурам, чем к ашреганам или массудам. Зачем же нам тогда связываться с Узором? Эта мысль до сих пор не приходила в голову ни Раньи, ни кому-либо еще. На несколько минут все замолчали, размышляя. Потом Турмаст решительно высказал свое мнение:
– Нет. Вспомните, чему нас учили: биологическое сходство или различие ничего не значит. Оно ничего не значило для нас, когда мы были ашреганами и сражались с землянами, и теперь то же самое. Будучи людьми, землянами, мы должны сражаться с амплитурами из-за того, что у них другая вера, и они хотят обратить в нее всех остальных, а вовсе не из-за какой-то там физиологии. Лепары и с'ваны и гивистамы губят мир так же, как и мы. Они верят в свободу мысли – как мы, а амплитуры – нет. Я как землянин не хочу быть частью и орудием их дурацкого Назначения. Особенно после того, как мы узнали правду о том, что они сделали с нами.
Слова Турмаста были встречены одобрительным гомоном.
– Да, – почти с удивлением заметил Веенн. – Ты, Раньи, открыл нам глаза, а мы тебя чуть не убили за это. Ну, и как нам спасти остальных наших – здесь и на Коссууте? Как нам принести им эту правду?
– Будьте благодарны нашим новым друзьям, помогайте им и – ждите.
Только поменьше «предложений». Я поговорю со здешними властями. У меня есть кое-какие идеи.
– Только вряд ли имело бы смысл забрасывать нас на Коссуут так, как они подкинули тебя из джунглей там, на Эйрросаде. Нас слишком много, риск слишком велик, – заметил Турмаст.
– Да, с Коссуутом не получится, – признал Раньи. Но больше не сказал ничего, хотя реплик и вопросов было предостаточно.
***
Он внушал свои «предложения» очень осторожно: то поговорит с каким-нибудь с'ваном, то с влиятельным массудом. Землян он обходил – они были иммунны против его внушения. Помощь своих друзей он категорически отверг: если он попадется, пусть это будет только он один. Как он и ожидал, когда он, наконец, представил свои соображения штабу обороны Улалуабла, последовала масса возражений. Его аргументация сводилась к напоминанию об успехе операции на Эйрросаде: ему тогда позволили вернуться к своим, все было сохранено в тайне – и в результате он провел с собой в сторону Узора двадцать пять воинов. В ходе последовавшего жаркого спора на его стороне неожиданно выступили все с'ваны и массуды. Его оппоненты не могли скрыть своего изумления таким единодушием, но, слава Богу, как будто ничего не заподозрили. В конце концов было решено в принципе повторить операцию по типу Эйрросадской: солдаты Раньи под видом чудесно спасшихся ашреганов будут посланы через линию фронта, по одиночке или малыми группами, вольются снова во вражеские части, чтобы попытаться их распропагандировать и организовать их переход на сторону Узора. Была наспех придумана легенда о том, как они, будучи переведены в столицу, сумели захватить там несколько транспортов на воздушной подушке и совершить побег. Стремясь уйти от погони, они разбились на несколько групп и таким образом им удалось прорваться. Было сделано все, чтобы даже в изощренных мозгах амплитуров не возникло аналогии с пропажей и возвращением Раньи на Эйрросаде.Не все шло так, как было задумано. Некоторые попали в расположение частей, состоявших целиком из чистокровных ашреганов и криголитов; тут оставалось только ждать и надеяться на перевод в другую часть. Другим повезло больше: среди их «спасителей» оказались бывшие земляне, и возрожденные повели среди них осторожную работу по обращению их на путь истинный. На тех, кого убеждали аргументы и разумные доводы, желанный эффект произвела демонстрация способности агитаторов воздействовать на психику ашреганов и криголитов.
Неделя сменяла неделю. Военные действия шли с переменным успехом. Но вот стали появляться первые группы перебежчиков, возглавляемые сподвижниками Раньи, среди самых удачливых оказались вконец вымотанные, но торжествующие Турмаст и Веенн. Заранее предупрежденные местные командующие войсками Узора сразу же сообщали в Главный Штаб о случаях добровольной сдачи в плен, и будущих новых «возрожденных» специальными, хорошо вооруженными конвоями переправляли в столицу. Там команда квалифицированных врачей под руководством прибывшего, наконец, из Омафила Первого-по-Хирургии организовала настоящую поточную линию по ликвидации последствий манипуляций с мозгом землян, и те вновь обретали свободу мышления, которой были ранее насильственно лишены. К концу улалуаблского года больше половины из двухтысячного контингента превращенных в ашреганов землян вновь вернулись в свое человеческое естество. Осторожность и четкость действий эмиссаров Раньи способствовала тому, что они не возбудили подозрений у командования противника. Помогло еще и то обстоятельство, что войска захватчиков вообще несли крупные потери, и сведения об исчезнувших людях терялись в списках, где фигурировали все большие и большие цифры убитых, раненых и пропавших без вести.
Были и неизбежные жертвы. Свыше сотни землян погибло или было эвакуировано с планеты раненными или контуженными. Скорбь, которую испытывали по этому поводу Раньи и его сподвижники, не мешала им упорно продолжать начатое дело.
В военных действиях стал, наконец, намечаться перелом. Войска захватчиков были отброшены назад, к их опорным базам, которые они соорудили в местах своей высадки. Развернулось сражение в космосе – транспортные корабли интервентов все эффективнее стали перехватываться орбитальной артиллерией Узора на выходе из подпространства. Командование приняло решение организовать нападение на планетарный штаб интервентов, расположенный на Южном берегу большого пресноводного озера в северной части континента. Планировалось использовать фактор внезапности и добиться решающего стратегического превосходства. Операция была связана с серьезным риском. Безоговорочно, даже с энтузиазмом идею ее проведения поддержали только лидеры Вейса, которым продолжение войны сулило дальнейшее усиление расовой напряженности. Как и большинство народов и цивилизаций Узора, они были преисполнены решимости уничтожить противника, даже если бы им пришлось драться до последнего – имелось в виду, до последнего массуда или землянина.
Уже значительно увеличившаяся группа «возрожденных» претендовала на роль авангарда в планировавшейся атаке. Поначалу военный штаб Улалуабла отверг эту идею: перебежчики должны, мол, сперва доказать свою лояльность и надежность. Раньи и его сподвижники приводили убедительный аргумент: что может быть лучшим доказательством, чем участие в первых рядах в штурме оплота их прежних союзников? Штаб, состоявший из представителей разных цивилизаций, стал ареной ожесточенных споров. В конце концов, было принято решение в пользу участия «возрожденных».
Впоследствии некоторые участники этого заседания с удивлением вспоминали, что им как будто кто-то подсказывал, как себя вести и кого поддерживать...
Глава 22
Он был знаком с оружием землян еще с того времени, когда проходил обучение на Коссууте, но никогда не думал, что ему придется самому им когда-нибудь воспользоваться, причем не против землян и массудов, а вместе с ними, в одних рядах.
Было и еще нечто новое, неожиданное: Раньи и его солдаты, считавшиеся у себя элитой, привыкли к определенным привилегиям. Здесь они были равными среди равных. Оказалось, что это вовсе неплохо – раствориться среди массы, не выделяться из нее. Конечно, полностью это не удавалось: солдаты, разговаривающие между собой на языке врага, поневоле привлекали к себе внимание. Тем не менее и Турмаст, и Веенн, и остальные без труда вошли в эту атмосферу боевого товарищества, которой не было и не могло быть в армии Назначения. Они скоро обнаружили, что у землян есть еще одна особенность: перспектива предстоящего боя вселяет в них чувство какого-то возбуждения, когда сражаешься за что-то свое, кровное, а не просто за абстрактную, пусть и элегантную философскую идею. Сагио, как и другие, тоже записался добровольцем в штурмовую группу, но Раньи на этот раз настоял, чтобы брат остался в столице. Он знал больше других, поскольку Раньи доверил ему кое-что, чет не доверял никому. Если бы они оба погибли, это принесло бы большой ущерб, в том числе и для науки. Сагио, конечно, протестовал, но тщетно. Командование войсками Узора на Улалуабле согласилось и то неохотно, только на одну-единственную попытку штурма. Если бы она не привела к немедленному успеху, все уцелевшие должны были немедленно отступить и вернуться обратно. Командование опасалось, что в случае, если операция примет затяжной характер, кто-нибудь из «возрожденных» может попасть в плен, и тайна, окружавшая их, будет раскрыта. Внешне Раньи и его сподвижники были неотличимы от других землян в ударной группе. Ничто не говорило за то, что в них осталось что-то от ашреганов, и потому им было разрешено создать свой собственный полк со своими командирами. Во-первых, этим облегчалось управление, а во-вторых, смягчался синдром одиночества у новообращенных. Кроме того, руководствовались здравым соображением, что полная интеграция может быть достигнута только естественным путем, а не путем директив. Наконец, исходили из того, что в своем привычном окружении «возрожденные» будут сражаться лучше и более эффективно.
В результате Соратии, Веенн и другие вновь оказались под командой Раньи – и грубиян Бирачии, и Коссинза – девушка с журчащим, как ручеек, голосом и молниеносной реакцией. Бирачии и Коссинза оказались среди тех, кого вытащили из лап Амплитура совсем недавно, но еще немало обманутых продолжали вести жизнь рабов, служа делу чуждого им Назначения. Успокаиваться было рано. Ничего, выручим всех, – уговаривал Раньи сам себя, – сначала изгнать захватчиков с Улалуабла, а потом дойдет дело и до Коссуута!
Вот она, Коссинза, веселая, счастливая, общается с подчиненными с широкой улыбкой на лице – нечто совершенно новое для нее, непривычное. Частенько эта улыбка предназначается ему. В последние месяцы, здесь, на Усилаи, их как-то властно потянуло друг к другу. Да, у него были другие женщины. Одну, там, на Омафиле, он порой вспоминал. Но Коссинза была с Коссуута – как и он, в отличие от других, и он доверял ей, знал, что она не подведет, не предаст.
Тем не менее он и в близости сохранял некую настороженность, не говорил ей всего, что хотелось бы. Пока что. Она и не требовала от него полной откровенности. Он был человек «в себе», она и его друзья это знали. Она любила его и была уверена, что когда она решится, то будет первой, кому он все скажет.
Тяжеловооруженные транспорты и легкие машины сопровождения неслись на север на предельной скорости, слегка порой касаясь поверхности озера или холма. За четыре дня они далеко углубились на территорию, контролируемую противником. Если их обнаружат, – Раньи это знал, – им придется вернуться. Таков был приказ, а пытаться изменить его путем целенаправленных «предложений» времени не было. Однако до сих пор в небе и на горизонте было чисто, а на земле им встречался только представители дикой фауны, испуганно разбегавшиеся при их приближении.
В их группе были одни добровольцы, к тому же специально отобранные: желающие участвовать в опасной операции было больше, чем требовалось. Половина личного состава бойцов была из землян, половина – из массудов было еще несколько нетрадиционно смелых гивистамов в качестве водителей и техников; оружие в руки они брать не могли.
Согласно плану, имелось в виду, что вначале небольшая группа, примерно десятая часть отряда, должна была проникнуть внутрь оборонительного периметра и отвлечь на себя внимание противника; после этого основные силы должны были нанести удары извне по нескольким направлениям и взломать всю систему обороны. Даже если бы им и не удалось захватить командный пункт, причиненный противнику ущерб оправдал бы всю операцию.
Первый-по-Хирургии и его люди безуспешно протестовали против использования в ней «возрожденных». Никакой военный успех не мог бы компенсировать возможный ущерб для науки. Думать иначе, аргументировали они, – это верх нецивилизованности, абсурд. На Омафиле к их мнению наверняка прислушались бы, но на Улалуабле все было по-другому – планета была в смертельной опасности, военные сооружения имели здесь неоспоримый приоритет. Лидеры Вейса, которые при иных обстоятельства поддержали бы Первого-по-Хирургии, в данном случае проголосовали против.
Было и еще нечто новое, неожиданное: Раньи и его солдаты, считавшиеся у себя элитой, привыкли к определенным привилегиям. Здесь они были равными среди равных. Оказалось, что это вовсе неплохо – раствориться среди массы, не выделяться из нее. Конечно, полностью это не удавалось: солдаты, разговаривающие между собой на языке врага, поневоле привлекали к себе внимание. Тем не менее и Турмаст, и Веенн, и остальные без труда вошли в эту атмосферу боевого товарищества, которой не было и не могло быть в армии Назначения. Они скоро обнаружили, что у землян есть еще одна особенность: перспектива предстоящего боя вселяет в них чувство какого-то возбуждения, когда сражаешься за что-то свое, кровное, а не просто за абстрактную, пусть и элегантную философскую идею. Сагио, как и другие, тоже записался добровольцем в штурмовую группу, но Раньи на этот раз настоял, чтобы брат остался в столице. Он знал больше других, поскольку Раньи доверил ему кое-что, чет не доверял никому. Если бы они оба погибли, это принесло бы большой ущерб, в том числе и для науки. Сагио, конечно, протестовал, но тщетно. Командование войсками Узора на Улалуабле согласилось и то неохотно, только на одну-единственную попытку штурма. Если бы она не привела к немедленному успеху, все уцелевшие должны были немедленно отступить и вернуться обратно. Командование опасалось, что в случае, если операция примет затяжной характер, кто-нибудь из «возрожденных» может попасть в плен, и тайна, окружавшая их, будет раскрыта. Внешне Раньи и его сподвижники были неотличимы от других землян в ударной группе. Ничто не говорило за то, что в них осталось что-то от ашреганов, и потому им было разрешено создать свой собственный полк со своими командирами. Во-первых, этим облегчалось управление, а во-вторых, смягчался синдром одиночества у новообращенных. Кроме того, руководствовались здравым соображением, что полная интеграция может быть достигнута только естественным путем, а не путем директив. Наконец, исходили из того, что в своем привычном окружении «возрожденные» будут сражаться лучше и более эффективно.
В результате Соратии, Веенн и другие вновь оказались под командой Раньи – и грубиян Бирачии, и Коссинза – девушка с журчащим, как ручеек, голосом и молниеносной реакцией. Бирачии и Коссинза оказались среди тех, кого вытащили из лап Амплитура совсем недавно, но еще немало обманутых продолжали вести жизнь рабов, служа делу чуждого им Назначения. Успокаиваться было рано. Ничего, выручим всех, – уговаривал Раньи сам себя, – сначала изгнать захватчиков с Улалуабла, а потом дойдет дело и до Коссуута!
Вот она, Коссинза, веселая, счастливая, общается с подчиненными с широкой улыбкой на лице – нечто совершенно новое для нее, непривычное. Частенько эта улыбка предназначается ему. В последние месяцы, здесь, на Усилаи, их как-то властно потянуло друг к другу. Да, у него были другие женщины. Одну, там, на Омафиле, он порой вспоминал. Но Коссинза была с Коссуута – как и он, в отличие от других, и он доверял ей, знал, что она не подведет, не предаст.
Тем не менее он и в близости сохранял некую настороженность, не говорил ей всего, что хотелось бы. Пока что. Она и не требовала от него полной откровенности. Он был человек «в себе», она и его друзья это знали. Она любила его и была уверена, что когда она решится, то будет первой, кому он все скажет.
Тяжеловооруженные транспорты и легкие машины сопровождения неслись на север на предельной скорости, слегка порой касаясь поверхности озера или холма. За четыре дня они далеко углубились на территорию, контролируемую противником. Если их обнаружат, – Раньи это знал, – им придется вернуться. Таков был приказ, а пытаться изменить его путем целенаправленных «предложений» времени не было. Однако до сих пор в небе и на горизонте было чисто, а на земле им встречался только представители дикой фауны, испуганно разбегавшиеся при их приближении.
В их группе были одни добровольцы, к тому же специально отобранные: желающие участвовать в опасной операции было больше, чем требовалось. Половина личного состава бойцов была из землян, половина – из массудов было еще несколько нетрадиционно смелых гивистамов в качестве водителей и техников; оружие в руки они брать не могли.
Согласно плану, имелось в виду, что вначале небольшая группа, примерно десятая часть отряда, должна была проникнуть внутрь оборонительного периметра и отвлечь на себя внимание противника; после этого основные силы должны были нанести удары извне по нескольким направлениям и взломать всю систему обороны. Даже если бы им и не удалось захватить командный пункт, причиненный противнику ущерб оправдал бы всю операцию.
Первый-по-Хирургии и его люди безуспешно протестовали против использования в ней «возрожденных». Никакой военный успех не мог бы компенсировать возможный ущерб для науки. Думать иначе, аргументировали они, – это верх нецивилизованности, абсурд. На Омафиле к их мнению наверняка прислушались бы, но на Улалуабле все было по-другому – планета была в смертельной опасности, военные сооружения имели здесь неоспоримый приоритет. Лидеры Вейса, которые при иных обстоятельства поддержали бы Первого-по-Хирургии, в данном случае проголосовали против.