- На улицу, назад и вокруг. - Эхомба направился к выходу. Кот поднялся и пошел следом.
   - Знаешь, ты не обязан этого делать, - сказал Алита, когда они спустились по ступенькам и повернули направо.
   - Знаю.
   - Я не прошу тебя составлять мне компанию. Мне нравится одиночество.
   - Это я тоже знаю. Насчет слишком мягких городских кроватей я говорил серьезно. Меня больше устроит солома.
   - Делай, как тебе нравится. Мне все равно. - Алита замолчал.
   Конюшня была крепкой и построенной так же добротно, как и любое другое здание в этом селе - даже если оно предназначалось для содержания грязных животных.
   - А как насчет сегодняшнего городского праздника? - поинтересовался кот.
   - Мне кажется, лучше было бы не рисковать. Если эти люди не пускают грязных животных к себе на постоялый двор, то я сильно подозреваю, что они не станут с ними обниматься на своих гулянках.
   Зайдя в конюшню, Алита стал подыскивать себе подходящее местечко для ночлега.
   - Вероятно, ты прав, Этиоль Эхомба. Интересно, а каково им принимать грязных людей?
   - По голосу женщины мне показалось, что она имела в виду лишь аспекты личной гигиены, когда употребляла слово "грязный". Боюсь, впрочем, что сопряженные с этим чувства могут оказаться куда более глубокими и мерзкими.
   Сунув голову в пустое стойло, Алита проворчал:
   - Я бы не удивился. Я тут полежу и подремлю немножко. - Левгеп фыркнул и потряс головой, от чего густая черная грива всколыхнулась, словно гигантская швабра. - С тех пор как мы покинули степь, я постоянно недосыпаю. - Устроившись, он взглянул вверх. - А ты пойдешь?
   - Придется. Не потому, что имею сильное желание - хотя, несмотря на их предрассудки, это интересное местечко, - а потому, что, как мне кажется, за Симной надо присматривать. Язык доведет его до беды.
   Они растянулись рядом на большой куче соломы. Ее недавно обмолотили, и она все еще была мягкой и приятной. С нее хорошо было видно передний и задний вход в конюшню. Эхомба решил отдохнуть до ужина. А после начнется сельский праздник, который он посетит как путешественник и гость. Эхомба знал, что, пока он будет затыкать рот Симны едой, тот вряд ли причинит неприятности.
   Ужин, съеденный в корчме постоялого двора, оказался отменным, приготовленным и накрытым столь же художественно, как и строение, в котором его подавали. Трое путешественников не были здесь единственными посетителями. С заходом солнца начали приходить местные жители, освещая себе путь по вычищенным незербрейским улицам маленькими оловянными фонариками с изящными барельефами. Вскоре корчма наполнилась смехом и непринужденными беседами. Мужчины обсуждали начало вырубки на новой лесной делянке, поскольку деревня поставляла деревянные изделия в Бондрессей и Сквой. Женщины говорили о детях и домашнем хозяйстве. Все много и добродушно сплетничали.
   Селяне беседовали главным образом между собой, а трое путешественников сидели на одной из длинных общих лавок. Но чем позднее становилось, тем больше наполнялась корчма, веселье становилось более общим, шутки более шумными, и шутники неизбежно втянулись в разговор с местными. По крайней мере Симна. Накер соблюдал осторожность, а Эхомба, можно сказать, отличался необщительностью.
   Откинувшись на спинку скамьи, северянин по-свойски осведомился у сидящего рядом дородного селянина:
   - Стало быть, вы рубите много деревьев?
   - А почему бы и нет? - У мужчины были толстые руки, загрубевшие от долгих лет тяжелого физического труда, - У нас тут полно деревьев, а бондрессейцы хорошо платят за наш лесоматериал. К тому же рыжие ужасно быстро орудуют двуручными поперечными пилами, поэтому мы можем их также использовать и на лесоповале. - Его товарищи захохотали, и Симна позволил себе сдержанно улыбнуться этому образчику деревенского юмора.
   - А среди вас есть женщины-лесорубы?
   Смех вокруг мгновенно стих. Приветливость на лицах сменило угрюмое выражение.
   - Омерзительно! Ни один незербреец, мужчина или женщина, такого не потерпел бы.
   - Ага, - сокрушенно пробормотал Симна. - Я просто спросил. Не забывайте, что мои друзья и я здесь впервые.
   - Это правда... да, это так... - Постепенно присутствующие снова заулыбались, и к ним вернулось хорошее настроение. - Женщина-лесоруб... такие речи могут навлечь на человека проклятие.
   - Проклятие? - вступил в разговор Эхомба. - Чье проклятие?
   - Как чье? Трагта, разумеется. - Местные переглянулись и покачали головами в знак соболезнования неосведомленности чужеземцев. - Трагг - бог петляющих лесных тропинок. Тот, кто следует Его путем и соблюдает Его учение, проживет долгую и счастливую жизнь здесь, в Хругарских горах. Так искони повелось у жителей Незербре.
   - Вас этому учат ваши священники? - После своего промаха Симна пытался облечь вопрос в наиболее безобидную форму.
   - Священники? - Мужчины переглянулись и, к облегчению северянина, снова разразились смехом. - У нас нет священников!
   - Мы знаем истинность того, что нам говорит Трагг, - изрек другой селянин, - потому что истина есть истина. Нам не нужны священники, чтобы рассказывать подобные вещи. Мы такая же часть Мыслящих Королевств, как Мелеспра или Уренон Изящный.
   - Именно. Вся разница только в том, что мы предпочитаем жить в более простых условиях. - Местный житель, сидевший ближе к Симне, оживленно жестикулировал. - Нам не нужны усадьбы или замки. Свои жилища мы отделываем скромным деревом, которое украшаем и облагораживаем собственными руками. Все это нам велит Трагг.
   - И он также говорит вам, что животные - грязные твари? - задал вопрос Эхомба, прежде чем Симна успел понять, куда он клонит, и остановить его.
   Но северянин волновался напрасно. Еще один мужчина ответил сразу же и не раздумывая:
   - Конечно! Если мы в чем-нибудь не уверены, мы обращаем свою веру к учениям Трагга, и они говорят нам, что надо делать.
   - А эти учения, - спросил Эхомба, - никогда не ошибаются?
   - Никогда! - хором заявили несколько мужчин и две женщины.
   - Однако мне показалось, будто вы сказали, что Незербре является частью Мыслящих Королевств. Если в своих действиях вы полагаетесь на учения Трагга, то, значит, вы не размышляете о том, что делаете. Вы подменяете мышление верой.
   Наклонившись к другу, Симна настойчиво зашептал:
   - Я много чего повидал, братец, и, основываясь на собственном опыте, советую тебе немедленно прекратить разговоры на эту тему.
   - Почему? - невинно поинтересовался Эхомба. - Это же мыслящие люди, граждане Мыслящих Королевств. Людей, которые думают, вопросы не смущают. Повысив голос, он спросил: - Не так ли?
   - Конечно, дружище, конечно! - воскликнул селянин, сидевший за столом напротив пастуха. - Вера не заменяет мышления. Она его дополняет. - Широко ухмыльнувшись, он добавил: - Мы думаем о том, во что мы верим.
   - И верим в то, что думаем. - Женщина, уже довольно много выпившая, провозгласив этот догмат, захихикала. Ее приятель тоже расхохотался, и снова веселье за столом стало всеобщим.
   Эхомба начал говорить что-то еще, но на этот раз Симна перебил его сразу:
   - Эй, братец, если тебя не беспокоит собственное благополучие, то по крайней мере подумай о моем, ладно? Надо перевести беседу на что-нибудь безопасное.
   - Я... ну да ладно. - Увидев обеспокоенное лицо северянина, Эхомба решил воздержаться от вопросов, вертевшихся у него на языке. Пока. Он сосредоточился на содержимом глиняной кружки, которую перед ним поставили.
   Около задней двери кто-то держал речь, взобравшись на стул. Эхомба назвал бы мужчину распорядителем постоялого двора. Не хозяином - хозяином должен быть муж той женщины, которую они встретили в самом начале. Говорившего выделяли выступающий животик и тщательно приглаженные усы, закрывавшие значительную часть его толстого лица. Лесорубом он явно не был.
   - Друзья, гости! Вы видели это и раньше, рассматривали и удивлялись, и сегодня вечером мы еще раз покажем это вам, чтобы наш праздник был веселее, а единство нашей общины еще больше крепло. - Осторожно повернувшись на слегка качающемся стуле, мужчина величественно взмахнул рукой в направлении задней двери. Она была очень широкой и высокой, с необычным полукруглым проемом. Присутствующие замерли в ожидании. По взаимному безмолвному соглашению сразу стихли все разговоры.
   - Представляю вам, - провозгласил управляющий, - ночной кошмар!
   Из толпы послышались радостные вопли и гиканье, дикий рев, сотрясший стены корчмы. Благодаря своему раннему приходу Эхомба и его спутники сидели на таких местах, где ничто не загораживало сводчатую дверь. Теперь она широко распахнулась, и все в молчании уставились на нее.
   Невзирая на то что клетка легко катилась на широких колесах, потребовались совместные усилия четырех крепких мужчин, чтобы втянуть и втолкнуть ее в корчму. Спицы и ступицы колес, да и сама клетка были украшены мистическими знаками и загадочными фигурами. Даже прутья и массивный замок были изготовлены из дерева, любовно отполированного, чтобы оттенить прекрасную темную текстуру. Несмотря на высоту двустворчатой двери, верх клетки едва протиснули через сводчатый проем двадцати футов высоты.
   В клетке, схватившись за два прута, стояло десятифутовое нечто.
   Оно было огромным и высоким, и Эхомба прикинул, что его вес должен равняться трем крупным мужчинам. Сказать точнее было трудно, поскольку существо полностью покрывали длинные густые пряди темно-серых с черными полосами волос. Череп был скорее человеческий, нежели обезьяний, а черные глаза, глядевшие из-под низких, толстых, выступающих бровей, сверкали яростью. Нос не отличался приплюснутостью, как у обезьян, но и не так выступал, как человеческий. Сквозь мельтешащие, жестикулирующие руки собравшихся в таверне людей пастух разглядел у существа по пять пальцев на ладонях и ступнях.
   Значит, это не обезьяна, хотя и не член человеческого семейства. Что-то среднее или ответвление, неизвестное народу наумкибов. Чем больше оно ревело и трясло прутья клетки толщиной с дерево, тем больше толпа глумилась и орала.
   Выкрикнув что-то неразборчивое и, видимо, непристойное, кто-то из присутствующих вскочил и кинул в клетку остатки теплого мясного пирога. Пролетев сквозь прутья, кусок попал кошмару чуть выше правого глаза. Вздрогнув, существо повернулось и заревело на обидчика. Это вызвало взрыв хохота, и отовсюду полетели объедки: пироги, полуобглоданные кости, куски мяса, овощи, надкушенные булочки, жирные от масла... Поначалу существо не обращало внимания на летящую в него пищу и продолжало рычать на своих мучителей. Но постепенно его вой и стоны смолкли. Осыпаемое со всех сторон едой и насмешками, оно наконец отступило к середине клетки. Там, сгорбившись, село и больше не пробовало отбиваться от съедобных снарядов и лишь пыталось не обращать на них внимания.
   - Заставьте его встать и снова помычать! - крикнул кто-то.
   - Взять длинную палку да пихнуть его! - предложил другой.
   В конце концов толпе это надоело. Судя по всему, они уже не в первый раз веселились таким способом. Отвернувшись от клетки с ее одиноким несчастным пленником, селяне вновь принялись угощаться, обмениваться шутками и сплетнями, словно не произошло ничего необычного. Симна и Накер с большей легкостью, нежели Эхомба, вернулись к непринужденному дружелюбному общению с гражданами Незербре.
   - Вот это зверюга! - Северянин отломил большой кусок свежего хлеба. Где это вы его поймали?
   Женщина, сидевшая напротив него за столом, ответила. Не потому, что вопрос был обращен именно к ней, а потому, что у всех мужчин, сидящих поблизости, рты были набиты едой.
   - Его взяли в лесу далеко отсюда, где Хрутарский хребет начинает подниматься к небесам. - Она изящно отпила из своей кружки. - Вблизи нижнего склона горы Сказе. Понадобилось две группы мужчин, чтобы стащить его вниз на веревках, и три, чтобы привезти на санях в Незербре.
   - Нелегкий подвиг. - Эхомба, как всегда, говорил совершенно спокойно. - А что оно делало?
   Женщина моргнула, посмотрев на него бойкими глазками, но в ее голосе зазвучало непонимание.
   - Делало?
   - Когда его поймали. На кого оно нападало или угрожало?
   Плотный мужчина, сидевший рядом с ней, прочистил горло и ответил:
   - Оно ни на кого не нападало и никому не угрожало, дружище. Уж я-то знаю: я был там. - Он гордо ухмыльнулся. - Я был одним из дровосеков, которые его приволокли. Какая силища! Тварь дралась с нами, как безумная. Дикая, нечистая зверюга.
   Эхомба подумал:
   - Но ведь в лесу наверняка полно животных. Зачем же забирать этого оттуда, где оно жило, и волочь сюда, в Незербре?
   - Потому что оно не полезное, - встрял в разговор другой мужчина. Вапити или там кролик, птицы и грызуны - они все полезные, все съедобные. Куском свинины он показал в направлении безмолвной клетки. - Достаточно только посмотреть на эту штуку, и сразу ясно: есть его нельзя.
   Пастух понимающе кивнул:
   - Тогда зачем же беспокоиться и тащить его в такую даль?
   Несколько едоков обменялись недоуменными взглядами.
   - Как зачем? Потому что его присутствие оскверняло наш лес! - заявила другая женщина. Ее объяснение было одобрено гулом сидящих поблизости.
   Заговорил самый старший селянин из присутствующих:
   - Учения Трагга гласят, что лес и все в нем находящееся принадлежит нам, жителям Незербре. Мы следуем этим учениям, и они нам подходят. Трагт очень доволен. Нам принадлежат деревья, которые мы рубим, орехи и ягоды, которые мы собираем, животные, которых мы едим. Всему надо найти употребление - или уничтожить. - Его земляки хором затараторили: "Правильно!" - Вы сами видели, как чисто в нашем селе. Это потому, что мы обязательно избавляемся от всего бесполезного.
   - Очень интересно, - согласился Эхомба. - А как насчет нас?
   Сидевший рядом с ним Симна поперхнулся. У Накера забегали глаза, и он начал нервно барабанить пальцами. Однако тишина, наступившая за столом, тянулась не более секунды или двух. Ответил старик:
   - Чужестранцы приносят рассказы об иных землях, новые знания и занимательные истории. Это полезные вещи. Мы их приветствуем, поскольку сами не путешествуем. - Оглядев стол, он усмехнулся и кивнул. - А зачем? Кому охота покидать Незербре?
   На сей раз одобрение было не только общим, но и громогласным и радостным. Эхомбе показалось, что выкрики были даже несколько преувеличенными, хотя среди общего добродушного гвалта сказать наверняка было трудно.
   - Если этот зверь бесполезен, зачем вы его тут держите?
   - Бесполезен? - Поднявшись со своей скамьи, худенький юноша взял со стола небольшую тарелку с объедками. - А вот погляди-ка! - Он размахнулся и швырнул ее в клетку. Тарелка, описав изящную дугу, ударила в массивную волосатую спину прямо между лопатками и отскочила в сторону. Сгорбившееся существо качнулось вперед на дюйм-другой, однако не обернулось и даже не подняло глаз.
   Сев на место, молодой человек от души расхохотался. Его соседи смеялись вместе с ним.
   - Оно нас развлекает, - донесся сквозь повальное веселье голос женщины, которая заговорила первой. - Позволяя детям кидать в него разные вещи, мы приучаем их меньше бояться зверей, обитающих в лесной чаще. Так мы выполняем заветы Трагга и следуем примеру, который давным-давно Он Сам нам явил.
   Кто-то передал пастуху тарелку, наполненную кусками жира, срезанного с многих кусков мяса.
   - Возьми, дружище. Давай запусти в него!
   Эхомба с мягкой улыбкой покачал головой:
   - Я очень ценю ваше великодушное предложение, преисполненное духом глубокого дружелюбия, которое восхищает нас здесь, в Незербре, однако, поскольку я не могу считаться истинным последователем Трагга и удручающе мало знаком с его учением, с моей стороны было бы слишком большой дерзостью участвовать в одной из церемоний. Давайте лучше не будем ее портить.
   - Что значит портить? - Под аккомпанемент ободряющего крика и визга одна из сидевших за столом женщин встала и кинула тарелку. Ее рука оказалась не такой точной, как у юноши. Тарелка не долетела и со звоном упала около клетки, вызвав добродушное веселье. Тем не менее усилия женщины были вознаграждены рукоплесканиями.
   Сохраняя на лице непроницаемое выражение, Эхомба поднялся с лавки.
   - Не знаем, как вас и благодарить за столь восхитительный вечер, за то гостеприимство, которое вы нам оказали. Но мы утомлены после долгого дневного перехода, а завтра снова должны отправляться в путь. Так что мы, пожалуй, пойдем спать.
   - Утомлены? - Подняв свой недавно наполненный стакан, разошедшийся Симна приветствовал им новых приятелей а столом. - Кто это тут утомился?
   Глянув вниз, пастух положил другу ладонь на плечо. На удивление тяжелую ладонь.
   - Завтра мы должны начать переход через Хругарский хребет. Необходимо набраться сил.
   - Эй, братец, я как раз и набираюсь, - проговорил Симна сдавленным голосом и резко стряхнул длинные пальцы пастуха. - Этиоль, я - твой друг и наперсник, а не один из твоих деревенских пацанов.
   Рядом с ним Накер решительно поднял кружку.
   - Я тоже ничуть не устал. Даже не помню, когда в последний раз я так чудесно проводил вечер! - Он неуверенно отхлебнул из своего сосуда. Не услышав ни от кого возражений, он отхлебнул побольше.
   - И я. - Симна улыбнулся суровому пастуху. - Вечно ты такой озабоченный, братец. Примени-ка свое волшебство и поспи сразу за нас троих!
   - Может, я так и сделаю. - Эхомба, разочарованный товарищами, встал и направился к выходу из корчмы, предоставив спутников самим себе.
   Двое мужчин, сидевших напротив, перегнулись через стол с недоверчивым видом.
   - А твой друг действительно волшебник?
   Симна глотнул из стакана, не обращая внимания на то, что Накер снова неуклонно напивался. Более того, маленький человечек и не думал останавливаться или хотя бы замедлять темп.
   - Лично я в этом совершенно убежден, хотя если так, то он самый странный из них. Все твердит, будто он всего-навсего пастух, и отказывается пользоваться волшебством, даже чтобы спасти собственную жизнь. Все, дескать, зависит не от его чародейства, а от того, что ему надавали в дорогу деревенские старухи. - Северянин взглянул на главный вход, но Эхомба уже исчез, направляясь в конюшню на задворках, где спал четвертый член их компании. - Я немало путешествовал и повидал мир. Встречал множество странных парней, но этот, клянусь тенью Гискрета, самый чудной и загадочный из всех.
   Закончив свое объяснение, Симна немного помолчал, пожал плечами и прикончил содержимое стакана. Его с шутками и прибаутками тотчас же наполнили вновь.
   - А мне он показался не очень-то похожим на колдуна, - заявил один из лесорубов.
   - Скорее поверю, что такой странный тип без ума от коровьих лепешек! сострил другой. Все так и покатились со смеху над этой шуткой.
   Симна понимал, что не следовало бы оставлять без внимания почти неприкрытое оскорбление в адрес друга. Но он прекрасно проводил время, а средних лет женщина на дальнем конце стола посматривала на него не из простого любопытства. Поэтому он пропустил колкость мимо ушей и улыбнулся ей в ответ. У него всегда получалось пропускать мимо ушей то, что неприятно, особенно если это в конечном счете касалось других.
   Рядом с ним счастливый Накер протягивал кружку, чтобы ему налили. В большой емкости можно многое утопить - в том числе и данные обещания.
   XVIII
   В темной глубине корчмы ничто не двигалось. Спертый - воздух вонял выдохшимся пивом и пролитым вином, однако полной тишины не было. Хрюканье и храп, какие можно услышать в любом свинарнике, издавала дюжина пьяных тел, развалившихся на полу, а в одном случае даже поперек стола с которого тарелки и другие обеденные принадлежности заботливо убрали. Все валявшиеся без сознания были мужчинами; для женщины очутиться в подобном положении означало бы нарушить учение Трагга. В соответствии с этим учением у женщин и мужчин были четко определенные роли. Представительницам женского пола возбранялось пьянствовать на людях.
   Когда распорядители постоялого двора наконец объявили о завершении общегородского праздника, большинство бражников в добром расположении духа поплелись по домам. Лишь наиболее упорные гуляки были оставлены в корчме, чтобы спокойно проспаться. Что же касается самих распорядителей, то они с помощниками уже давно закончили уборку и разошлись по своим комнатам.
   В тишине, изредка нарушаемой прерывистым храпом, двигалась лишь одна фигура. Она не поднялась с пола или со стола, а, напротив, вошла через переднюю дверь, которая оставалась распахнутой. В Незербре дверей никто не запирал - не было нужды. Приверженцы Трагта полностью доверяли друг другу. Они были вынуждены это делать, иначе вся система рухнула бы из-за хрупкости своих моральных оснований.
   Пробиравшемуся среди столов и лавок Эхомбе иногда приходилось обходить или перешагивать через спящего селянина. Двигаясь бесшумно, словно ночная бабочка, он приблизился к безжизненной клетке. Она осталась на старом месте, посередине корчмы, а ее одинокий обитатель сидел на корточках в центре, сгорбившись и не двигаясь. Куски пищи прилипли к деревянным прутьям и покрыли пол клетки.
   Пастух остановился в нескольких футах от узилища на колесах. Некоторое время он просто стоял, рассматривая огромную косматую спину заточенного существа. Затем сказал тихим шепотом, но разборчиво:
   - Привет.
   Кошмар не пошевелился и никак не отреагировал.
   - Мне очень жаль, что с тобой так обходятся. Безобразное зрелище. В такие минуты я чувствую себя ближе к обезьянам. Встречаются люди, у которых чувство собственного достоинства столь мало, что они могут самоутвердиться, лишь оскорбляя и унижая кого-нибудь еще. Предпочтительно того, кто не в состоянии дать отпор. Перед тем как уйти отсюда, я хотел сказать тебе, что не все люди такие. - Ободряющая улыбка пастуха вспыхнула в полумраке белым пятном. - Плохо, что ты не можешь понять моих слов, но я все равно хотел это сказать. Я должен был это сказать. - Ему больше нечего было делать в Незербре, и он повернулся, чтобы уйти.
   Его остановил голос, глубокий и неуверенный, раздавшийся в темноте:
   - Я понять.
   Вернувшись к клетке, Эхомба быстро обошел ее с другой стороны. Из-под выпуклых костистых наростов, представлявших собой брови существа, на Этиоля пристально глядели темные глаза. Существо рисовало пальцем маленькие кружочки на полу, покрытом медленно разлагающимися объедками.
   - Я это предчувствовал. Не был уверен, но предчувствовал. - Пастух едва заметно кивнул. - Что-то такое в твоих глазах...
   Из-за прутьев послышалось тихое ворчанье:
   - Ты не отсюда.
   - Нет. - Поверив внутреннему голосу, Эхомба рискнул приблизиться к решетке. - Я с юга. Из очень далеких мест, таких далеких, что ты, наверное, не можешь и представить себе.
   - Я с севера. Не очень далекого.
   -- Нам рассказывали, как ты сюда попал. - Пастуху нечего было предложить существу, посаженному в клетку, и он снова улыбнулся. - Мне неприятно было про это слушать так же, как неприятно видеть кого-либо в подобных условиях. Но я ничего не мог поделать. Я и мои друзья здесь чужаки. Нас мало, селян много.
   - Понимать. - В этом кратком ответе не было осуждения.
   - Я пастух. Пасу скот и овец. Меня зовут Этиоль Эхомба.
   - Я Хункапа Аюб.
   Снова наступила тишина. Поразмыслив несколько секунд, пастух поднял глаза.
   - Тебе не хотелось бы выбраться из клетки, Хункапа Аюб?
   Большие живые глаза открылись еще шире. Сгорбленная спина слегка выпрямилась.
   - Хункапа хотеть. - Впрочем, гуманоид сейчас же погрустнел. - Клетка закрыта.
   - А где ключ?
   - Нет хорошо. - Существо покачало из стороны в сторону огромной лохматой головой. - Деревенский учитель брать.
   Эхомба, обдумывая положение, покусывал нижнюю губу.
   - Не важно. У меня есть кое-что, чем можно открыть замок.
   Существо, назвавшее себя Хункапа Аюб, не посмело выказать радости, но голос все же не смог скрыть ее.
   - Инструмент? - Когда пастух кивнул, громадный антропоид приподнялся и пододвинулся к прутьям. - Эхомба иди нести инструмент!
   Даже не дожидаясь ответа, пастух повернулся и вышел из корчмы так же бесшумно, как и появился. После этого плененное существо уселось неподвижно и не сводило глаз с двери.
   Когда Эхомба вернулся, под массой серых волос бешено колотилась надежда. Человек вернулся не один. Рядом с ним был иссиня-черный мускулистый зверь, проскользнувший в проем, словно привидение, несмотря на свои огромные размеры.
   Они вместе подкрались к клетке. Хункапа обернулся и внимательно посмотрел на спутника Эхомбы. Черные глаза встретились с желтыми.
   Пастух дружески потрепал густую черную гриву:
   - Мой инструмент. Алита, познакомься с Хункапой Аюбом.
   Большой кот едва слышно зарычал:
   - Польщен. Мы можем убраться отсюда сейчас же?
   Пастух, протянув руку, показал:
   - Замок.
   Шагнув вперед, кот оглядел тяжелый запор. Он был сделан из железного дерева с черными прожилками. Разинув массивные челюсти, Алита с силой сжал их и пожевал. Хруст крошащегося дерева разнесся по корчме. Звук был не очень громким, тем не менее Эхомбе захотелось, чтобы он был потише. Некоторые из валявшихся селян ворчливо захрапели, но никто не поднял головы, чтобы поглядеть на источник беспокойства. В результате нескольких секунд зубодробящей кошачьей деятельности на полу образовалась горстка крошек и щепок. Отступив назад, Алита выплюнул кусочки железного дерева. От запора осталась лишь изогнутая дужка замка, которую Эхомба быстро снял. Подняв щеколду, запиравшую дверь клетки, он шагнул назад и встал рядом с нетерпеливым Алитой.