Страница:
– Так называются очень высокие деревья, которые растут в моем мире.
Я уверен, вам не доводилось видеть таких громадин…
– Не знаю, не знаю. В молодости, путешествуя по южным землям, я…
– Слушайте, – перебил Мадж, – ваше чудодейство, нельзя ли обождать с воспоминаниями? У меня чайник вот-вот отвалится, а они…
– Не думаю, что нам следует опасаться за целость твоего черепа, в отличие от его, если позволительно так выразиться, содержимого. – Волшебник благосклонно поглядел на раненого. – Мы не раз имели возможность убедиться, что череп – самая крепкая часть твоего тела и обладает вдобавок плотностью свинца.
– Давайте, давайте, – пробурчал Мадж. – Я тут лежу, можно сказать, умираю, а мне не тока не сочувствуют, а еще и оскорбляют.
– Мадж, ты и в самом деле мог погибнуть, – проговорил Джон-Том. – Ты что, недоволен, что Колин слегка ошибся в своем предсказании?
– Кореш, вы с ним два сапога пара. Значица, мне повезло? Знаешь, при таком везении я рано или поздно перережу себе глотку.
– Пожалуй, я был не прав, – сказал Колин, собирая руны. – Мне не стоило гадать. А если уж нагадал, надо было промолчать.
– Ничего подобного, – возразил Джон-Том. – Кстати, не обижайся, но мы все относились к тебе с опаской.
– Не думал, что настанет день, когда коале не поверят на слово, – вздохнул Колин, завязывая узелок и затягивая веревку.
– Когда на карту поставлена судьба части космоса, – изрек Клотагорб, – осмотрительность просто необходима.
– Вы о себе? А как же я? Где у меня доказательства, что вы – те, за кого себя выдаете?
– Я прогнал дикарей, – гордо сообщил Джон-Том.
– И где же там была магия? Я слышал ужасные звуки, от которых хотелось броситься в костер и сгореть заживо.
Мадж, видимо, вполне оправился. По крайней мере, у него достало сил рассмеяться.
– Только не нужно преувеличивать. Я, конечно, не король рок-н-ролла, однако…
– Что-то я не припоминаю такой страны, – нахмурился Клотагорб. – Где она находится?
– Отсюда не видно, – бросил раздраженный Джон-Том. – Послушайте, мы торопимся или нет?
– Разумеется, мой мальчик. Нам давно пора в путь.
– Ну да, – буркнул Мадж. – Чем скорее мы доберемся до места, тем быстрее отправимся на тот свет! Нечего сказать, шикарная подобралась компания! Чародей, который более-менее знает, где засел враг.
Предсказатель будущего, который более-менее знает, что должно произойти. И не забудем чаропевца, который более-менее может защитить нас от любой опасности. И каково, по-вашему, бедолаге вроде меня? Что ему остается, как не надеяться на благополучный исход этой бредовой затеи?
– Верно, Мадж, – одобрил Джон-Том. – Между прочим, ты и не подозреваешь, сколько от тебя помощи. Стоит нам подзабыть об осторожности, как ты тут как тут со своим неувядающим пессимизмом.
– Не говори, приятель. За вами нужен глаз да глаз. – Мадж огляделся по сторонам. – Эй, где моя шляпа?
– Сейчас принесу, – откликнулся Сорбл. Филин подлетел к злосчастной елке, покружил возле нее и вернулся с чем-то зеленым и бесформенным в клюве. Он вручил это нечто Маджу. – По-моему, она угодила под ветку.
Но лучше она, чем ты, правильно?
– Бедная моя шляпа! – вздохнул выдр, пытаясь выдернуть из расплющенного фетра не менее расплющенное перо. – Знаете, чье это было перышко? Кетсаля[4], у которого к тому же был тогда брачный сезон! А известно вам, сколько стоит одна такая штучка?
– И как он его вообще продал? – пробормотал Клотагорб.
– Как-как, – хмыкнул Мадж, – продал, и все дела. Говорят, будто тот, кто носит такое перо, становится сильным, как жеребец. Правда, я не очень-то верю во все эти россказни.
– Тогда чего же ты хнычешь? – справился Джон-Том.
– Кто, я? Разве я хнычу? Парень, я всего лишь чуток расстроен.
Понимаешь, опять-таки говорят, что здоровье того, кто носит перо, зависит от состояния пера.
– Ах вот оно что! Но не переживай, все равно поблизости нет ни одной дамы, за которой ты мог бы приволокнуться.
– И шут с ними, кореш. – Мадж наконец выдернул перышко и уронил его на землю. – Можа, оно и к лучшему. Теперь я уж точно не буду отвлекаться по дороге. Между нами, я бы и рад отвлечься, да не на кого.
– Вот и славно. – Джон-Том ухватил свой рюкзак. – Ну, двинулись!
Идем, Мадж. Мадж, пошли!
Однако выдр словно не слышал. Он настороженно принюхивался.
– Я тоже чую, – проговорила Дормас, запрокидывая морду, чтобы задрать как можно выше ноздри.
– Что? – спросил Джон-Том.
– Где-то, приятель, чтой-то горит.
– Я пока ничего не чувствую, – произнес Клотагорб, – но воздух стал гораздо теплее. Боюсь, это не ранняя весна, а кое-что похуже. Сорбл, посмотри-ка.
– Хорошо, хозяин.
Филин раскинул крылья и взмыл в воздух, быстро набирая высоту.
Остальные, будучи существами земными – в крайнем случае, земноводными, – внимательно наблюдали за Сорблом.
– Теперь и я чувствую, – пробормотал Джон-Том. – Что-то в этом запахе не то, но вот что именно?..
– Может, Сорбл нам скажет? – предположила Дормас. Ученик чародея тем временем камнем падал к земле. В последний миг, когда катастрофа казалась неизбежной, он распростер крылья и аккуратно сел на спину лошачихи. Вид у него был не просто обеспокоенный, а как у приговоренного к смерти.
– Мы в ловушке! – воскликнул филин тоненьким голоском. – Все кончено! Мы пропали!
– Сорбл, – ответствовал Клотагорб, – ты, как видно, забыл присказку: «Где наша не пропадала»? Мы многажды выходили сухими из воды в прошлом и, я полагаю, не изменим себе в будущем. Выкладывай, что ты видел.
– Ог-гонь, – выдавил Сорбл.
– Отлично. Огонь. В каком направлении он движется?
– Во всех, хозяин. Честное слово!
Нет, подумалось Джон-Тому, что-то тут и впрямь не так. Обыкновенный лесной пожар не мог напугать Сорбла до такой степени. В конце концов, он ведь птица, то есть может в любой момент улететь…
– Что горит? – справился юноша. – Лес?
– Лес, земля, даже воздух, – отозвался Сорбл. – Весь мир в огне.
– Ты говоришь ерунду, фамулус, – произнес Клотагорб, – и уже не в первый раз.
– Хозяин, ей-же-ей, горит все кругом!
Джон-Том приподнялся на цыпочки, медленно повернулся вокруг собственной оси, окидывая взглядом горизонт. Температура продолжала возрастать, однако нигде не было видно ни дымка, что само по себе представлялось весьма странным: даже если Сорбл преувеличил и горела всего-навсего одна роща, в небе все равно должен был клубиться дым. Но с какой стати филину преувеличивать?
– Кое-кто вообразил себе невесть что, – проронила Дормас. – Если мир и вправду горит, где же дым?
– Пертурбация. – Клотагорб принялся рыться в ящичках у себя на груди, разыскивая необходимый фиал. Волшебник был уверен, что положил тот в ящичек рядом с левой подмышкой или ниже, на уровне колена. – Я полагаю, она приближается с юга. Те пертурбации, которые охватывают весь мир, обычно начинаются вдали от самого пертурбатора.
– Выходит, мы сгорим заживо. – Мадж тяжело опустился на землю. – Удовольствие, приятель, еще то.
– Вижу! – воскликнул Джон-Том, указывая пальцем на юго-запад. Все как по команде повернулись в ту сторону.
Над макушками деревьев показалась стена пламени, которое буквально пожирало все на своем пути. В огненной стене не было прорех, сквозь которые пролегали бы тропинки на свободу. Не приходилось рассчитывать даже на везение. В небе поверх надвигающейся стены сновали огненные шары. Путешественники отчетливо различали рев пламени, этакий траурный марш – отходную гибнущему на глазах миру. Что касается дыма, его по-прежнему не наблюдалось.
– Далеко, – выдохнул Джон-Том, вытирая пот со лба.
Некоторое время спустя пламя приблизилось настолько, что стало видно: горят не только деревья и трава, но и камни – от крохотной гальки до громадных валунов. Зачарованный ужасным зрелищем, Джон-Том все же смутно сознавал, что Клотагорб, стоявший чуть позади, воздел лапы к небу и бормочет какую-то тарабарщину на очередном древнем языке. Пламя наступало с ошеломляющей быстротой. Было жарко, но не настолько, чтобы на ком-либо вспыхнула вдруг одежда; никто из путников не превратился пока – и как будто не собирался превращаться в живой факел. Да, подумал Джон-Том, огонь явно не настоящий. Сорбл был прав.
Внезапно стена пламени разошлась, словно ее рассекли топором, обогнула маленький отряд с двух сторон и снова сомкнулась. Воздух оставался пригодным для дыхания, однако повсюду, куда ни посмотри, был испепеляющий огонь.
– Световое шоу, – хмыкнул Джон-Том. Лицо, да и все тело юноши было мокрым от пота. Он попытался представить, будто лежит на пляже в Редондо и наслаждается знойным ветром из пустыни Мохаве. – Что будем делать?
– Подумать только: не так давно мне было холодно, – проговорил Колин, выказывая знаменитое чувство юмора, которое испокон веку приписывали коалам. Медведь обнажил саблю и крепко стиснул ее обеими лапами, переплетя вдобавок когти, чтобы ухватиться ненадежней. К сожалению, враг был не из тех, кого колют или рубят. Должно быть, осознав это, Колин сунул саблю обратно в ножны.
– Дороги нет ни вперед, ни назад, – пробормотала Дормас, которая, как и следовало ожидать от представителя семейства лошадей, нервничала сильнее всех. – Эй, волшебник!
– Я сделал все, что мог, – отозвался Клотагорб. – Нам не остается ничего другого, как терпеливо дожидаться окончания пертурбации и надеяться, что она не затянется слишком уж надолго. Мне бы, откровенно говоря, не хотелось прибегать к силе. Даже естественные пожары не так-то просто поддаются заклинаниям, а сие пожарище можно назвать каким угодно, только не естественным. Вся проблема в том, что очень трудно уговорить пламя подождать, пока ты наведешь чары.
– Что произойдет, когда все кончится? – спросила Дормас.
– Мир станет точно таким, каким был до пертурбации, если, конечно, не случится того, что стряслось в Оспенспри.
– То есть все, что сгорело – деревья, камни, – станет самим собой?
– Совершенно верно, – кивнул Клотагорб. – Не забывайте, пертурбатор может искажать любые законы природы. Не пытайтесь обнаружить в его фокусах логику, иначе сойдете с ума. Пертурбатор следует принимать таким, каков он есть.
– Возможно, вы, сэр, и не готовы сразиться с ним, – заявил Джон-Том, – но я больше не могу терпеть. – Юноша снял с плеча дуару и повернулся к Колину. – Ты хотел доказательств? Смотри, что сейчас будет.
– Мой мальчик, стоит ли рисковать? – осведомился Клотагорб. – Одно-единственное неверное слово, одна не правильная нота – и ты уничтожишь мое охранительное заклинание. В результате мы можем оказаться захваченными пертурбацией, а когда она сойдет на нет, нам, боюсь, будет уже все равно.
– Одно или другое, – проговорил Джон-Том, кивая на солнце, – какая разница? Что так погибать, что этак. Сидя здесь, мы ни на пядь не приближаемся к пертурбатору. Тот, кто медлит, проигрывает. – Он тронул струны инструмента. Раздались звучные аккорды, ясно различимые среди рева пламени.
– А кто поет, да не то, по тому палка плачет, – предостерег Мадж.
– Твори свою магию, человек, – изрек Колин. – Я не из пугливых.
– Посмотрел бы, на что способен мой бестолковый приятель, небось заговорил бы иначе, – пробурчал Мадж, предусмотрительно отступая подальше от своего друга.
Джон-Том призадумался. В его репертуаре имелось достаточно песен об огне. Вся трудность заключалась в том, что большинство из них – такие, как старая добрая «Пламя, ты меня жжешь» или «Иди сюда, детка, зажги мой огонь», – относились к зажигательным, а не к противопожарным.
Размышления отняли несколько минут, а потом юноша заиграл и начал петь. Аккорды дуары оказали немедленное воздействие на огненную стену вокруг. Языки пламени, большие и малые, принялись взмывать и опадать в такт музыке. Однако они, по-видимому, вовсе и не думали исчезать окончательно. Во всяком случае, когда Джон-Том допел последний куплет, выяснилось, что огонь по-прежнему окружает путешественников со всех сторон. Мало того, в одном месте пламя как будто придвинулось ближе.
Ну вот, подумалось юноше, что хотел, то и получил. Он не только не сумел утихомирить пертурбацию, но уничтожил-таки охранительные чары Клотагорба, то есть совершил точь-в-точь то, чего опасался волшебник.
Юноша широко раскинул руки и приготовился обнять грозно ревущее пламя.
– Не валяй дурака, – пропищал крохотный красно-оранжевый язычок пламени, останавливаясь в каком-нибудь ярде от Джон-Тома.
– Присоединяйтесь к нам, – пригласил другой, держащийся чуть правее.
– Это тоже пертурбация, сэр? – справился Джон-Том, искоса поглядев на Клотагорба.
– Разумеется, мой мальчик, и, надо признать, весьма неожиданная. – Чародей пристально смотрел на танцующие язычки. – Можно подумать, что пожар выпустил на волю стихийных духов, обитателей земли и леса, отдельных деревьев и камней. Будь осторожен, не поддавайся на их призывы. Мне кажется, что если они просят составить им компанию, значит, заставить нас у них не получается.
– Не беспокойтесь, сэр. – Джон-Том с облегчением опустил руки. – Меня с детства приучили не баловаться с огнем.
– Идите, идите к нам! Мы будем играть и жечь! Снимайте свою одежду, она вам только мешает! Бегите перед ветром, пожирайте вместе с нами мир! И не вздумайте нас гнать – мы вернемся к вам опять!
Присоединяйтесь!
– Нет уж, спасибо, – отозвался Джон-Том. – Соблазняйте других, а нас – бесполезно.
– Тогда спой нам песню! Такую, чтобы обжигала, опаляла, испепеляла!
– И что тогда? – спросил юноша, затаив дыхание. Спутники Джон-Тома напряженно прислушивались к разговору.
– Если она нам понравится, мы оставим вас в покое. Спой нам, и мы перестанем к вам приставать.
Джон-Тома подмывало предложить язычкам пламени показать, на что они способны, – ведь Клотагорб утверждал, что пока он сам того не захочет, огонь его не коснется, – однако юноша вовремя сообразил, что шутить шутки с лесным пожаром, вызванным к тому же неестественными причинами, довольно рискованно. Куда проще спеть все песни об огне, какие он только знает. Если на свете и впрямь существует наделенное разумом пламя, с ним лучше не ссориться. Придя к такому выводу, Джон-Том запел – громко, энергично, однако стараясь не слишком усердствовать, чтобы новоявленные поклонники его таланта, не ровен час, не перевозбудились.
Он начал с «Небес в огне», знаменитого хита группы «Кисе», и закончил чуть не половиной песен из альбома «Пиромания» группы «Деф Леппард».
Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться.
Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.
– Я устал, – проговорил юноша. – Может, передохнем?
– Нет, нет, играй, играй! – Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни – камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.
– Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.
Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.
– Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме… – Сорбл указал крылом влево от себя.
Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:
– Похоже, обошлось.
– Шикарный у тебя был видок, кореш, – заметил Мадж. – Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом… Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!
– Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. – Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. – Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?
– Трудно сказать, – отозвался Клотагорб. – Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.
– Я могу дежурить первым, – вызвался Колин. – Мне нравится ночь.
– А я вторым, – поторопился вставить Мадж. – По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.
– Значит, мне достается кладбищенская смена[5], – вздохнул Джон-Том. – Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.
– Не забудьте про меня, – напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. – Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня – то же самое, что для вас день.
– Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – А как насчет вас, ваша расфуфыренность?
– Я величайший волшебник на свете, – высокомерно проронил Клотагорб, – не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.
– Я так и думал.
– Придержи язык, водяная крыса. Если тебе не терпится возглавить нашу экспедицию, я…
– Не стоит, ваше чудомудрие, – ухмыльнулся выдр. – Разве я похож на идиота?
– Если ты и впрямь не глуп, как пробка, – заявил чародей, – то должен понимать, что в триста лет спать нужно как можно дольше.
Утро следующего дня выдалось холодным и ясным. Колин зевнул, потянулся и окликнул товарищей, которые все еще нежились под одеялами и в спальных мешках:
– Эй, вставайте! Я развожу костер.
– Посмотрим, как у тебя получится, когда тебе сунут в зубы факел!
– Что? – Коала резко обернулся. Единственным, кроме него самого, поднявшимся в столь ранний час был Мадж. Выдр стоял на краю полянки и разглядывал лес. Колин произнес с угрозой в голосе:
– На первый раз прощаю, но только попробуй повторить!
– Чего? – озадаченно переспросил Мадж.
– Ничего. – Колин наклонился над заготовленной с вечера кучей хвороста и принялся складывать ветки на остывшем кострище.
– Ничего так ничего, – пожал плечами Мадж. – Набрать чегой-нибудь к завтраку? Ну там, ягод или орехов?
– Неважно, – последовал быстрый ответ. – Главное – мотай отсюда, а не то огребешь на орехи и ходить никуда не придется.
– Слушай, ты, – так и взвился выдр, – заткни свою поганую пасть!
Колин поначалу как будто не расслышал, однако, повернувшись, увидел, что Мадж в упор глядит на него. Коала прищурился, оторвался от своего занятия и спросил:
– Ты что-то сказал?
– Сказал, сказал, лопоухий. Ну-ка, признавайся, о чем ты толковал?
– Когда? – удивился Колин.
– Эй, вы, задиры, – проговорила Дормас, высовывая голову из-под одеяла, – если вам невтерпеж, идите в лес и орите там в свое удовольствие. Не мешайте спать!
– Смотри не проспи все на свете, мешок с костями!
Сна у Дормас как не бывало. Лошачиха вскочила и огляделась по сторонам.
– Кто это сказал? Ну-ка, покажись, умник!
Мадж и Колин были слишком заняты выяснением собственных отношений, чтобы обратить внимание на вопрос Дормас.
– Если тебе не нравится наша компания, – прорычал выдр, – вали на все четыре стороны. Обойдемся и без тебя. Эка невидаль – гадальщик на рухляди!
– Между прочим, у меня такое впечатление, что если кто-то из нас и вправду лишний, так это ты, паршивая водяная крыса!
– Неужели? – Мадж потянулся за ножом.
– Погоди, друг. – Раздражение Колина сменилось искренним удивлением.
– Еще чего! Я научу тебя, как надо себя вести!..
– Да погоди ты! – прикрикнул Колин. – Я ничего не говорил.
– Медведь не обманывает. – Спорщики обернулись и увидели Клотагорба, который, казалось, высматривал что-то в воздухе. – Хватит пререкаться. У нас новые неприятности. Просыпайтесь, просыпайтесь!
– А? – произнес сонным голосом Джон-Том. – Что стряслось?
– Вставай, Джон-Том.
– И так всегда? – спросил Колин у своего недавнего противника, разглядывая юношу.
– Почти, – признал со вздохом Мадж. – Знаешь, он иногда пригождается, ну, как вчера, но лентяй страшный. Хлебом не корми, дай тока подремать.
– Мадж, я все слышу, – заметил Джон-Том, натягивая рубашку. – Уж кто бы говорил насчет лентяя!
– Замолчите! – велел Клотагорб, повернулся и направился к дереву, на ветке которого нес дежурство бдительный Сорбл. – Ты никого не видел?
– Нет, хозяин, но я что-то почувствовал. Я хотел вас разбудить, но потом решил, что не к спеху, благо дело все равно шло к рассвету.
– Молодец, – похвалил филина Клотагорб. – Мои наставления все же не прошли для тебя даром. Ты научился подозрительности.
– Да что происходит? – воскликнул Джон-Том. Юноша поднялся и теперь мотал головой, прогоняя остатки сна.
Чародей открыл было клюв, чтобы ответить, но тут послышался визгливый, насмешливый голос:
– Эй, ты, старая перечница, куда лезешь? Забрался в свою скорлупу и думаешь, тебе все можно? А про голову забыл? Если не образумишься, смотри, как бы тебе ее не лишиться!
– Кто это сказал? – Джон-Том поглядел на Маджа. Выдр, в свою очередь, уставился на Колина.
– Значит, не ты прохаживался на мой счет? – спросил тот.
– Конечно, не я, приятель. И, выходит, не ты отпустил ту гнусную шуточку насчет орехов?
– Вовсе нет.
Клотагорб двинулся в обход поляны и достиг ее дальней стороны, когда вновь раздался тот же голос:
– Что, настолько одряхлел, что уже и по прямой ходить не можешь?
Ба, да из тебя песок сыпется! Интересно, из чего – из мозгов или из задницы?
Волшебник отступил на шаг или два, и голос умолк.
– Тут стена, – объявил Клотагорб и утвердительно кивнул в ответ на изумленные взгляды товарищей.
– Стена? – пробормотал Джон-Том, который, как ни старался, не мог различить никакой стены. – С чего вы взяли, сэр? Мир ничуть не изменился, все осталось точно таким, каким было вчера вечером.
– Целенаправленная пертурбация, – объяснил Клотагорб. – Она должна задержать нас здесь. По всей видимости, тот, кого мы разыскиваем, не обделен ни способностями, ни могуществом, хотя его мысли представляются бредовыми, а методы – весьма нетрадиционными. Мы заперты в клетке.
– Хозяин, но я не вижу прутьев. – Сорбл распростер крылья и, взлетев, поднялся над землей на добрый десяток футов.
– Ба, пирожница с крылышками! – воскликнул обладатель невидимого голоса.
– Нет, – поправил его второй, столь же неприятный голос, – это не пирожница, а летающий веник.
Сорбл словно ударился с лета о стеклянный потолок. Он неуклюже взмахнул крыльями, сумел слегка замедлить собственное падение и тяжело плюхнулся наземь; быстро вскочив, филин воззрился на небо над головой.
– Извините, что не поверил вам, хозяин. Я будто врезался в крышу.
– Все равно ничего не вижу, – пробурчал вконец озадаченный Джон-Том.
– Мой мальчик, клетка, в которой мы очутились, далеко не обычная. Я перевидал на своем веку клетки из дерева и из железа, слышал о таких, которые лепят из глины или сплетают из шелка. Мне известно даже о существовании клеток из тел живых существ. Но я никогда не сталкивался с такой, у которой вместо прутьев – угрозы и оскорбления.
Глава 10
Я уверен, вам не доводилось видеть таких громадин…
– Не знаю, не знаю. В молодости, путешествуя по южным землям, я…
– Слушайте, – перебил Мадж, – ваше чудодейство, нельзя ли обождать с воспоминаниями? У меня чайник вот-вот отвалится, а они…
– Не думаю, что нам следует опасаться за целость твоего черепа, в отличие от его, если позволительно так выразиться, содержимого. – Волшебник благосклонно поглядел на раненого. – Мы не раз имели возможность убедиться, что череп – самая крепкая часть твоего тела и обладает вдобавок плотностью свинца.
– Давайте, давайте, – пробурчал Мадж. – Я тут лежу, можно сказать, умираю, а мне не тока не сочувствуют, а еще и оскорбляют.
– Мадж, ты и в самом деле мог погибнуть, – проговорил Джон-Том. – Ты что, недоволен, что Колин слегка ошибся в своем предсказании?
– Кореш, вы с ним два сапога пара. Значица, мне повезло? Знаешь, при таком везении я рано или поздно перережу себе глотку.
– Пожалуй, я был не прав, – сказал Колин, собирая руны. – Мне не стоило гадать. А если уж нагадал, надо было промолчать.
– Ничего подобного, – возразил Джон-Том. – Кстати, не обижайся, но мы все относились к тебе с опаской.
– Не думал, что настанет день, когда коале не поверят на слово, – вздохнул Колин, завязывая узелок и затягивая веревку.
– Когда на карту поставлена судьба части космоса, – изрек Клотагорб, – осмотрительность просто необходима.
– Вы о себе? А как же я? Где у меня доказательства, что вы – те, за кого себя выдаете?
– Я прогнал дикарей, – гордо сообщил Джон-Том.
– И где же там была магия? Я слышал ужасные звуки, от которых хотелось броситься в костер и сгореть заживо.
Мадж, видимо, вполне оправился. По крайней мере, у него достало сил рассмеяться.
– Только не нужно преувеличивать. Я, конечно, не король рок-н-ролла, однако…
– Что-то я не припоминаю такой страны, – нахмурился Клотагорб. – Где она находится?
– Отсюда не видно, – бросил раздраженный Джон-Том. – Послушайте, мы торопимся или нет?
– Разумеется, мой мальчик. Нам давно пора в путь.
– Ну да, – буркнул Мадж. – Чем скорее мы доберемся до места, тем быстрее отправимся на тот свет! Нечего сказать, шикарная подобралась компания! Чародей, который более-менее знает, где засел враг.
Предсказатель будущего, который более-менее знает, что должно произойти. И не забудем чаропевца, который более-менее может защитить нас от любой опасности. И каково, по-вашему, бедолаге вроде меня? Что ему остается, как не надеяться на благополучный исход этой бредовой затеи?
– Верно, Мадж, – одобрил Джон-Том. – Между прочим, ты и не подозреваешь, сколько от тебя помощи. Стоит нам подзабыть об осторожности, как ты тут как тут со своим неувядающим пессимизмом.
– Не говори, приятель. За вами нужен глаз да глаз. – Мадж огляделся по сторонам. – Эй, где моя шляпа?
– Сейчас принесу, – откликнулся Сорбл. Филин подлетел к злосчастной елке, покружил возле нее и вернулся с чем-то зеленым и бесформенным в клюве. Он вручил это нечто Маджу. – По-моему, она угодила под ветку.
Но лучше она, чем ты, правильно?
– Бедная моя шляпа! – вздохнул выдр, пытаясь выдернуть из расплющенного фетра не менее расплющенное перо. – Знаете, чье это было перышко? Кетсаля[4], у которого к тому же был тогда брачный сезон! А известно вам, сколько стоит одна такая штучка?
– И как он его вообще продал? – пробормотал Клотагорб.
– Как-как, – хмыкнул Мадж, – продал, и все дела. Говорят, будто тот, кто носит такое перо, становится сильным, как жеребец. Правда, я не очень-то верю во все эти россказни.
– Тогда чего же ты хнычешь? – справился Джон-Том.
– Кто, я? Разве я хнычу? Парень, я всего лишь чуток расстроен.
Понимаешь, опять-таки говорят, что здоровье того, кто носит перо, зависит от состояния пера.
– Ах вот оно что! Но не переживай, все равно поблизости нет ни одной дамы, за которой ты мог бы приволокнуться.
– И шут с ними, кореш. – Мадж наконец выдернул перышко и уронил его на землю. – Можа, оно и к лучшему. Теперь я уж точно не буду отвлекаться по дороге. Между нами, я бы и рад отвлечься, да не на кого.
– Вот и славно. – Джон-Том ухватил свой рюкзак. – Ну, двинулись!
Идем, Мадж. Мадж, пошли!
Однако выдр словно не слышал. Он настороженно принюхивался.
– Я тоже чую, – проговорила Дормас, запрокидывая морду, чтобы задрать как можно выше ноздри.
– Что? – спросил Джон-Том.
– Где-то, приятель, чтой-то горит.
– Я пока ничего не чувствую, – произнес Клотагорб, – но воздух стал гораздо теплее. Боюсь, это не ранняя весна, а кое-что похуже. Сорбл, посмотри-ка.
– Хорошо, хозяин.
Филин раскинул крылья и взмыл в воздух, быстро набирая высоту.
Остальные, будучи существами земными – в крайнем случае, земноводными, – внимательно наблюдали за Сорблом.
– Теперь и я чувствую, – пробормотал Джон-Том. – Что-то в этом запахе не то, но вот что именно?..
– Может, Сорбл нам скажет? – предположила Дормас. Ученик чародея тем временем камнем падал к земле. В последний миг, когда катастрофа казалась неизбежной, он распростер крылья и аккуратно сел на спину лошачихи. Вид у него был не просто обеспокоенный, а как у приговоренного к смерти.
– Мы в ловушке! – воскликнул филин тоненьким голоском. – Все кончено! Мы пропали!
– Сорбл, – ответствовал Клотагорб, – ты, как видно, забыл присказку: «Где наша не пропадала»? Мы многажды выходили сухими из воды в прошлом и, я полагаю, не изменим себе в будущем. Выкладывай, что ты видел.
– Ог-гонь, – выдавил Сорбл.
– Отлично. Огонь. В каком направлении он движется?
– Во всех, хозяин. Честное слово!
Нет, подумалось Джон-Тому, что-то тут и впрямь не так. Обыкновенный лесной пожар не мог напугать Сорбла до такой степени. В конце концов, он ведь птица, то есть может в любой момент улететь…
– Что горит? – справился юноша. – Лес?
– Лес, земля, даже воздух, – отозвался Сорбл. – Весь мир в огне.
– Ты говоришь ерунду, фамулус, – произнес Клотагорб, – и уже не в первый раз.
– Хозяин, ей-же-ей, горит все кругом!
Джон-Том приподнялся на цыпочки, медленно повернулся вокруг собственной оси, окидывая взглядом горизонт. Температура продолжала возрастать, однако нигде не было видно ни дымка, что само по себе представлялось весьма странным: даже если Сорбл преувеличил и горела всего-навсего одна роща, в небе все равно должен был клубиться дым. Но с какой стати филину преувеличивать?
– Кое-кто вообразил себе невесть что, – проронила Дормас. – Если мир и вправду горит, где же дым?
– Пертурбация. – Клотагорб принялся рыться в ящичках у себя на груди, разыскивая необходимый фиал. Волшебник был уверен, что положил тот в ящичек рядом с левой подмышкой или ниже, на уровне колена. – Я полагаю, она приближается с юга. Те пертурбации, которые охватывают весь мир, обычно начинаются вдали от самого пертурбатора.
– Выходит, мы сгорим заживо. – Мадж тяжело опустился на землю. – Удовольствие, приятель, еще то.
– Вижу! – воскликнул Джон-Том, указывая пальцем на юго-запад. Все как по команде повернулись в ту сторону.
Над макушками деревьев показалась стена пламени, которое буквально пожирало все на своем пути. В огненной стене не было прорех, сквозь которые пролегали бы тропинки на свободу. Не приходилось рассчитывать даже на везение. В небе поверх надвигающейся стены сновали огненные шары. Путешественники отчетливо различали рев пламени, этакий траурный марш – отходную гибнущему на глазах миру. Что касается дыма, его по-прежнему не наблюдалось.
– Далеко, – выдохнул Джон-Том, вытирая пот со лба.
Некоторое время спустя пламя приблизилось настолько, что стало видно: горят не только деревья и трава, но и камни – от крохотной гальки до громадных валунов. Зачарованный ужасным зрелищем, Джон-Том все же смутно сознавал, что Клотагорб, стоявший чуть позади, воздел лапы к небу и бормочет какую-то тарабарщину на очередном древнем языке. Пламя наступало с ошеломляющей быстротой. Было жарко, но не настолько, чтобы на ком-либо вспыхнула вдруг одежда; никто из путников не превратился пока – и как будто не собирался превращаться в живой факел. Да, подумал Джон-Том, огонь явно не настоящий. Сорбл был прав.
Внезапно стена пламени разошлась, словно ее рассекли топором, обогнула маленький отряд с двух сторон и снова сомкнулась. Воздух оставался пригодным для дыхания, однако повсюду, куда ни посмотри, был испепеляющий огонь.
– Световое шоу, – хмыкнул Джон-Том. Лицо, да и все тело юноши было мокрым от пота. Он попытался представить, будто лежит на пляже в Редондо и наслаждается знойным ветром из пустыни Мохаве. – Что будем делать?
– Подумать только: не так давно мне было холодно, – проговорил Колин, выказывая знаменитое чувство юмора, которое испокон веку приписывали коалам. Медведь обнажил саблю и крепко стиснул ее обеими лапами, переплетя вдобавок когти, чтобы ухватиться ненадежней. К сожалению, враг был не из тех, кого колют или рубят. Должно быть, осознав это, Колин сунул саблю обратно в ножны.
– Дороги нет ни вперед, ни назад, – пробормотала Дормас, которая, как и следовало ожидать от представителя семейства лошадей, нервничала сильнее всех. – Эй, волшебник!
– Я сделал все, что мог, – отозвался Клотагорб. – Нам не остается ничего другого, как терпеливо дожидаться окончания пертурбации и надеяться, что она не затянется слишком уж надолго. Мне бы, откровенно говоря, не хотелось прибегать к силе. Даже естественные пожары не так-то просто поддаются заклинаниям, а сие пожарище можно назвать каким угодно, только не естественным. Вся проблема в том, что очень трудно уговорить пламя подождать, пока ты наведешь чары.
– Что произойдет, когда все кончится? – спросила Дормас.
– Мир станет точно таким, каким был до пертурбации, если, конечно, не случится того, что стряслось в Оспенспри.
– То есть все, что сгорело – деревья, камни, – станет самим собой?
– Совершенно верно, – кивнул Клотагорб. – Не забывайте, пертурбатор может искажать любые законы природы. Не пытайтесь обнаружить в его фокусах логику, иначе сойдете с ума. Пертурбатор следует принимать таким, каков он есть.
– Возможно, вы, сэр, и не готовы сразиться с ним, – заявил Джон-Том, – но я больше не могу терпеть. – Юноша снял с плеча дуару и повернулся к Колину. – Ты хотел доказательств? Смотри, что сейчас будет.
– Мой мальчик, стоит ли рисковать? – осведомился Клотагорб. – Одно-единственное неверное слово, одна не правильная нота – и ты уничтожишь мое охранительное заклинание. В результате мы можем оказаться захваченными пертурбацией, а когда она сойдет на нет, нам, боюсь, будет уже все равно.
– Одно или другое, – проговорил Джон-Том, кивая на солнце, – какая разница? Что так погибать, что этак. Сидя здесь, мы ни на пядь не приближаемся к пертурбатору. Тот, кто медлит, проигрывает. – Он тронул струны инструмента. Раздались звучные аккорды, ясно различимые среди рева пламени.
– А кто поет, да не то, по тому палка плачет, – предостерег Мадж.
– Твори свою магию, человек, – изрек Колин. – Я не из пугливых.
– Посмотрел бы, на что способен мой бестолковый приятель, небось заговорил бы иначе, – пробурчал Мадж, предусмотрительно отступая подальше от своего друга.
Джон-Том призадумался. В его репертуаре имелось достаточно песен об огне. Вся трудность заключалась в том, что большинство из них – такие, как старая добрая «Пламя, ты меня жжешь» или «Иди сюда, детка, зажги мой огонь», – относились к зажигательным, а не к противопожарным.
Размышления отняли несколько минут, а потом юноша заиграл и начал петь. Аккорды дуары оказали немедленное воздействие на огненную стену вокруг. Языки пламени, большие и малые, принялись взмывать и опадать в такт музыке. Однако они, по-видимому, вовсе и не думали исчезать окончательно. Во всяком случае, когда Джон-Том допел последний куплет, выяснилось, что огонь по-прежнему окружает путешественников со всех сторон. Мало того, в одном месте пламя как будто придвинулось ближе.
Ну вот, подумалось юноше, что хотел, то и получил. Он не только не сумел утихомирить пертурбацию, но уничтожил-таки охранительные чары Клотагорба, то есть совершил точь-в-точь то, чего опасался волшебник.
Юноша широко раскинул руки и приготовился обнять грозно ревущее пламя.
– Не валяй дурака, – пропищал крохотный красно-оранжевый язычок пламени, останавливаясь в каком-нибудь ярде от Джон-Тома.
– Присоединяйтесь к нам, – пригласил другой, держащийся чуть правее.
– Это тоже пертурбация, сэр? – справился Джон-Том, искоса поглядев на Клотагорба.
– Разумеется, мой мальчик, и, надо признать, весьма неожиданная. – Чародей пристально смотрел на танцующие язычки. – Можно подумать, что пожар выпустил на волю стихийных духов, обитателей земли и леса, отдельных деревьев и камней. Будь осторожен, не поддавайся на их призывы. Мне кажется, что если они просят составить им компанию, значит, заставить нас у них не получается.
– Не беспокойтесь, сэр. – Джон-Том с облегчением опустил руки. – Меня с детства приучили не баловаться с огнем.
– Идите, идите к нам! Мы будем играть и жечь! Снимайте свою одежду, она вам только мешает! Бегите перед ветром, пожирайте вместе с нами мир! И не вздумайте нас гнать – мы вернемся к вам опять!
Присоединяйтесь!
– Нет уж, спасибо, – отозвался Джон-Том. – Соблазняйте других, а нас – бесполезно.
– Тогда спой нам песню! Такую, чтобы обжигала, опаляла, испепеляла!
– И что тогда? – спросил юноша, затаив дыхание. Спутники Джон-Тома напряженно прислушивались к разговору.
– Если она нам понравится, мы оставим вас в покое. Спой нам, и мы перестанем к вам приставать.
Джон-Тома подмывало предложить язычкам пламени показать, на что они способны, – ведь Клотагорб утверждал, что пока он сам того не захочет, огонь его не коснется, – однако юноша вовремя сообразил, что шутить шутки с лесным пожаром, вызванным к тому же неестественными причинами, довольно рискованно. Куда проще спеть все песни об огне, какие он только знает. Если на свете и впрямь существует наделенное разумом пламя, с ним лучше не ссориться. Придя к такому выводу, Джон-Том запел – громко, энергично, однако стараясь не слишком усердствовать, чтобы новоявленные поклонники его таланта, не ровен час, не перевозбудились.
Он начал с «Небес в огне», знаменитого хита группы «Кисе», и закончил чуть не половиной песен из альбома «Пиромания» группы «Деф Леппард».
Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться.
Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.
– Я устал, – проговорил юноша. – Может, передохнем?
– Нет, нет, играй, играй! – Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни – камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.
– Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.
Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.
– Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме… – Сорбл указал крылом влево от себя.
Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:
– Похоже, обошлось.
– Шикарный у тебя был видок, кореш, – заметил Мадж. – Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом… Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!
– Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. – Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. – Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?
– Трудно сказать, – отозвался Клотагорб. – Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.
– Я могу дежурить первым, – вызвался Колин. – Мне нравится ночь.
– А я вторым, – поторопился вставить Мадж. – По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.
– Значит, мне достается кладбищенская смена[5], – вздохнул Джон-Том. – Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.
– Не забудьте про меня, – напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. – Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня – то же самое, что для вас день.
– Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – А как насчет вас, ваша расфуфыренность?
– Я величайший волшебник на свете, – высокомерно проронил Клотагорб, – не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.
– Я так и думал.
– Придержи язык, водяная крыса. Если тебе не терпится возглавить нашу экспедицию, я…
– Не стоит, ваше чудомудрие, – ухмыльнулся выдр. – Разве я похож на идиота?
– Если ты и впрямь не глуп, как пробка, – заявил чародей, – то должен понимать, что в триста лет спать нужно как можно дольше.
Утро следующего дня выдалось холодным и ясным. Колин зевнул, потянулся и окликнул товарищей, которые все еще нежились под одеялами и в спальных мешках:
– Эй, вставайте! Я развожу костер.
– Посмотрим, как у тебя получится, когда тебе сунут в зубы факел!
– Что? – Коала резко обернулся. Единственным, кроме него самого, поднявшимся в столь ранний час был Мадж. Выдр стоял на краю полянки и разглядывал лес. Колин произнес с угрозой в голосе:
– На первый раз прощаю, но только попробуй повторить!
– Чего? – озадаченно переспросил Мадж.
– Ничего. – Колин наклонился над заготовленной с вечера кучей хвороста и принялся складывать ветки на остывшем кострище.
– Ничего так ничего, – пожал плечами Мадж. – Набрать чегой-нибудь к завтраку? Ну там, ягод или орехов?
– Неважно, – последовал быстрый ответ. – Главное – мотай отсюда, а не то огребешь на орехи и ходить никуда не придется.
– Слушай, ты, – так и взвился выдр, – заткни свою поганую пасть!
Колин поначалу как будто не расслышал, однако, повернувшись, увидел, что Мадж в упор глядит на него. Коала прищурился, оторвался от своего занятия и спросил:
– Ты что-то сказал?
– Сказал, сказал, лопоухий. Ну-ка, признавайся, о чем ты толковал?
– Когда? – удивился Колин.
– Эй, вы, задиры, – проговорила Дормас, высовывая голову из-под одеяла, – если вам невтерпеж, идите в лес и орите там в свое удовольствие. Не мешайте спать!
– Смотри не проспи все на свете, мешок с костями!
Сна у Дормас как не бывало. Лошачиха вскочила и огляделась по сторонам.
– Кто это сказал? Ну-ка, покажись, умник!
Мадж и Колин были слишком заняты выяснением собственных отношений, чтобы обратить внимание на вопрос Дормас.
– Если тебе не нравится наша компания, – прорычал выдр, – вали на все четыре стороны. Обойдемся и без тебя. Эка невидаль – гадальщик на рухляди!
– Между прочим, у меня такое впечатление, что если кто-то из нас и вправду лишний, так это ты, паршивая водяная крыса!
– Неужели? – Мадж потянулся за ножом.
– Погоди, друг. – Раздражение Колина сменилось искренним удивлением.
– Еще чего! Я научу тебя, как надо себя вести!..
– Да погоди ты! – прикрикнул Колин. – Я ничего не говорил.
– Медведь не обманывает. – Спорщики обернулись и увидели Клотагорба, который, казалось, высматривал что-то в воздухе. – Хватит пререкаться. У нас новые неприятности. Просыпайтесь, просыпайтесь!
– А? – произнес сонным голосом Джон-Том. – Что стряслось?
– Вставай, Джон-Том.
– И так всегда? – спросил Колин у своего недавнего противника, разглядывая юношу.
– Почти, – признал со вздохом Мадж. – Знаешь, он иногда пригождается, ну, как вчера, но лентяй страшный. Хлебом не корми, дай тока подремать.
– Мадж, я все слышу, – заметил Джон-Том, натягивая рубашку. – Уж кто бы говорил насчет лентяя!
– Замолчите! – велел Клотагорб, повернулся и направился к дереву, на ветке которого нес дежурство бдительный Сорбл. – Ты никого не видел?
– Нет, хозяин, но я что-то почувствовал. Я хотел вас разбудить, но потом решил, что не к спеху, благо дело все равно шло к рассвету.
– Молодец, – похвалил филина Клотагорб. – Мои наставления все же не прошли для тебя даром. Ты научился подозрительности.
– Да что происходит? – воскликнул Джон-Том. Юноша поднялся и теперь мотал головой, прогоняя остатки сна.
Чародей открыл было клюв, чтобы ответить, но тут послышался визгливый, насмешливый голос:
– Эй, ты, старая перечница, куда лезешь? Забрался в свою скорлупу и думаешь, тебе все можно? А про голову забыл? Если не образумишься, смотри, как бы тебе ее не лишиться!
– Кто это сказал? – Джон-Том поглядел на Маджа. Выдр, в свою очередь, уставился на Колина.
– Значит, не ты прохаживался на мой счет? – спросил тот.
– Конечно, не я, приятель. И, выходит, не ты отпустил ту гнусную шуточку насчет орехов?
– Вовсе нет.
Клотагорб двинулся в обход поляны и достиг ее дальней стороны, когда вновь раздался тот же голос:
– Что, настолько одряхлел, что уже и по прямой ходить не можешь?
Ба, да из тебя песок сыпется! Интересно, из чего – из мозгов или из задницы?
Волшебник отступил на шаг или два, и голос умолк.
– Тут стена, – объявил Клотагорб и утвердительно кивнул в ответ на изумленные взгляды товарищей.
– Стена? – пробормотал Джон-Том, который, как ни старался, не мог различить никакой стены. – С чего вы взяли, сэр? Мир ничуть не изменился, все осталось точно таким, каким было вчера вечером.
– Целенаправленная пертурбация, – объяснил Клотагорб. – Она должна задержать нас здесь. По всей видимости, тот, кого мы разыскиваем, не обделен ни способностями, ни могуществом, хотя его мысли представляются бредовыми, а методы – весьма нетрадиционными. Мы заперты в клетке.
– Хозяин, но я не вижу прутьев. – Сорбл распростер крылья и, взлетев, поднялся над землей на добрый десяток футов.
– Ба, пирожница с крылышками! – воскликнул обладатель невидимого голоса.
– Нет, – поправил его второй, столь же неприятный голос, – это не пирожница, а летающий веник.
Сорбл словно ударился с лета о стеклянный потолок. Он неуклюже взмахнул крыльями, сумел слегка замедлить собственное падение и тяжело плюхнулся наземь; быстро вскочив, филин воззрился на небо над головой.
– Извините, что не поверил вам, хозяин. Я будто врезался в крышу.
– Все равно ничего не вижу, – пробурчал вконец озадаченный Джон-Том.
– Мой мальчик, клетка, в которой мы очутились, далеко не обычная. Я перевидал на своем веку клетки из дерева и из железа, слышал о таких, которые лепят из глины или сплетают из шелка. Мне известно даже о существовании клеток из тел живых существ. Но я никогда не сталкивался с такой, у которой вместо прутьев – угрозы и оскорбления.
Глава 10
– Ему не нравится! – произнес нараспев хор невидимых голосов. – Он считает, что мы преувеличиваем!
– У вас ничего не выйдет, – изрек Клотагорб. – Вы не удержите нас надолго и не заставите перессориться между собой. Мы для вас – чересчур крепкий орешек. Вы уже имели возможность убедиться в тщетности своих усилий. – При этих словах волшебника Мадж и Колин обменялись озадаченными взглядами. – Нам ведомо, что вы подчиняетесь тому, чей рассудок помрачен, а потому, несмотря на все ваши выходки, не можете причинить серьезного вреда находящимся в здравом уме.
– У вас ничего не выйдет, – изрек Клотагорб. – Вы не удержите нас надолго и не заставите перессориться между собой. Мы для вас – чересчур крепкий орешек. Вы уже имели возможность убедиться в тщетности своих усилий. – При этих словах волшебника Мадж и Колин обменялись озадаченными взглядами. – Нам ведомо, что вы подчиняетесь тому, чей рассудок помрачен, а потому, несмотря на все ваши выходки, не можете причинить серьезного вреда находящимся в здравом уме.