Страница:
Я обожаю путешествовать ради собственного развлечения; к тому же, если память не подводит, неоконченных дел не осталось. Верно, я как раз на днях добила книжку.
– Книжку? – переспросил Джон-Том. – И много вы читаете?
– У тебя удивительная способность превратно истолковывать слова, – покачала головой Дормас. – Опять-таки к твоему сведению, я писательница, и, смею сказать, достаточно известная. Впрочем, где тебе знать? Ты ведь, на мой взгляд, не из тех, кто глотает любовные романы, тем более с четвероногими главными героями. Ну да ладно, о вкусах, как говорится, не спорят. Сдается мне, ты не слыхал о Шираз Сассуэй?
– Боюсь, что нет, – признался Джон-Том. – В последнее время мне было не до книг. Я учился.
– Стыдись! – укорила Дормас; взор ее приобрел мечтательное выражение. – Когда вернемся, я, пожалуй, дам тебе почитать одну мою вещицу. «Бесплодные усилия бессовестной Любви». По слухам, на юге она пользовалась успехом.
– Милашка, – вмешался Мадж, кинув на Дормас похотливый взгляд, – а как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой пойти прогуляться?
– Отрицательно, водяная крыса. Прогулки остались в прошлом. Я достаточно нагулялась в юности. Так что все позади.
– Конечно, а где же еще? – изрек Мадж, убедившись, что находится на безопасном расстоянии от зубов Дормас.
– Похоже, – проговорил Клотагорб, – в этом документе условий больше, чем в договоре между ведьмой и ее фамильяром[3].
– Меня пару раз пытались надуть, – объяснила Дормас, – поэтому пришлось принять меры предосторожности. Разве ты поступаешь иначе, чародей? – Она стала с задумчивым видом перечислять те пункты, которые, очевидно, представлялись ей наиболее важными. – Поклажа располагается так, как удобно мне, а не вам. О весе договариваемся заранее. Никаких дополнений в последний миг. Сандвича лишнего – и то не возьму. Короче, ничего страшного, обычная осторожность. Зато вы получаете все, чего добивались. Груза я беру больше, чем лошадь, а бегу гораздо быстрее осла. Я могу подниматься по склонам, на которые и ступить-то жутко, могу, если понадобится, идти вслепую. Пищи мне требуется мало, и я не слишком разборчива – что дадут, то и съем. Была бы трава, а остальное неважно. Что касается зимних холодов, тут со мной в выносливости может потягаться разве что лошадь Пржевальского, а их в окрестностях что-то не встречалось. Плюс мой неоценимый опыт. Я повидала свет, где только не побывала! Я не из городских, не то что некоторые так называемые скакуны, которых сейчас развелось хоть пруд пруди.
– Мы и сами вдоволь побродили, – вставил Джон-Том.
– Рада слышать, жеребчик. Значит, мне не придется присматривать за всякими разными несмышленышами. Да, еще одно. Везти никого не повезу, если только кто-нибудь из вас не ухитрится сломать ногу. Я вьючное животное, а не ездовое, и менять свои привычки не собираюсь. Не устраивает – ступайте договариваться с пони или кваггами.
– Мы пойдем пешком, – заявил Клотагорб. – В конце концов, нам и вправду не впервой. Ноги у нас в полном порядке, пускай их всего две, а не четыре. Обещаю, что вы повезете лишь поклажу. Мы справимся самостоятельно. Однако, – прибавил он, показывая на договор, – прежде чем я подпишу его, мне хотелось бы удостовериться в вашей пригодности.
Вполне возможно, мы окажемся в смертельной опасности, ибо нам противостоит некто, чья личность остается пока загадкой и чьи поступки определяются неведомой формой безумия. Кроме того, нас ожидает столкновение с обладающим невероятной силой феноменом из параллельной Вселенной. На карту поставлена судьба всего мира. Поэтому мы должны быть готовы к чему угодно и действовать сообща. Я не могу допустить, чтобы кто-либо подвел меня в миг наивысшей угрозы, будь то по причине трусости или примечания в тексте договора.
– Да будет тебе известно, волшебник, – произнесла Дормас, вся подобравшись; она словно превратилась вдруг в чистокровную арабскую лошадь, – я в жизни не нарушала своего слова. Так что можешь не волноваться. – Ее взгляд задержался на Мадже. – А ты, водяная крыса?
Не боишься?
Мадж, который к тому времени возвратился на прежнее место у стены, сунул в пасть соломинку, позаимствованную с ложа Дормас, и принялся жевать ее, попутно разглядывая когти на своей правой лапе.
– Знаешь, крошка, по правде сказать, сердечко екает. Но я повидал, на что способен его чудодейство, тем более в компании моего туповатого, но добродушного дружка, а потому с ними мне ниче не страшно. И потом, от этих пергорбаций лично у меня уже башка кругом идет. Раз от них не сбежать, значица, надо попробовать с ними справиться. Между прочим, мы с ним, – он ткнул лапой в сторону Джон-Тома, – бывали и не в таких переделках. Не то чтобы я привык, что моей заднице постоянно что-то угрожает, но удивляться, признаюсь честно, перестал. Видишь ли, мне все чаще кажется, что я чуть ли не сроднился с этим олухом-чаропевцем. Почему-то всегда выходит так, что куда он, туда и я. Словом, мы с ним сцепились, как два возчика, телеги которых врезались друг в дружку на перекрестке.
– Не слишком удачное сравнение, Мадж, – заметил Джон-Том.
– Я говорю че думаю, приятель, – отрезал выдр. – Ну так вот, коли спрятаться от пердолбатора не получается, я решил не упускать случая пообщаться накоротке с его чародейством. Можа, он меня тоже чему-нибудь научит.
– Понятно. Весьма основательные причины, весьма похвальные чувства.
Ты мне нравишься. Дайте-ка мне перо. Вон оно, в стаканчике на стене.
Клотагорб исполнил ее просьбу. Дормас взяла перо в зубы и с неожиданной ловкостью расписалась под текстом договора. Волшебник одобрительно кивнул, а затем прикоснулся к бумаге своим перстнем-печаткой. На странице остался оттиск в форме черепашьего панциря, украшенного большой буквой «К».
– Удобно, – проговорила Дормас.
– И куда дешевле, чем покупать новые перья, – прибавил Клотагорб. – Если хотите, могу сделать вам такой же и продам вдобавок чернильное заклинание. Вот только отпечаток копыта займет целых полстраницы.
Вашему поверенному это вряд ли особенно понравится. Ему некуда будет вносить дополнения.
Дормас усмехнулась, опустила договор в ящик и закрыла его, подпихнув напоследок мордой.
– Вообще-то я не такая мымра, какой кажусь. Вы скоро узнаете, что путешествовать со мной – одно удовольствие.
– Хватит с нас его чудомудрия, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – Верно, кореш?
– Когда выступаем?
– Если вы не против, завтра утром.
– Отлично. Я встаю вместе с солнцем. Надеюсь, задержек не будет.
– Еще одна торопыга, – буркнул Мадж. – И почему мне вечно попадаются те, кто не умеет наслаждаться жизнью?
– Когда решается судьба мира, тут уж, Мадж, не до наслаждений.
– А нужно ли его спасать, приятель? – справился выдр, потягиваясь и зевая. – Ведь мир-то давным-давно чокнулся, как и все вокруг. Знаешь такую поговорку: «Ошалела вся семья, ты в порядке лишь да я»? Так вот, насчет тебя я чтой-то не уверен.
– Ты распинался перед Дормас по поводу нас с Клотагорбом, – произнес Джон-Том. – Скажи-ка мне, только честно: ты и впрямь настолько переменился или попросту сообразил, что с нами тебе будет спокойнее всего?
– Приятель, до чего ж ты, однако, занудлив, аж тоска берет! Ты ж знаешь, как быстро мне все прискучивает. А в Оспенспри народ как на подбор – одна рожа мутнее другой; вдобавок облако это треклятое, чтоб ему пусто было! Походил бы с горбом, поглядел бы я на тебя! Небось мигом бы удрал: фьють – и нету.
– Странно, что я не догадался сразу. Ты печешься не о других, а о собственной шкуре.
– Парень, – заявил Мадж, подмигнув юноше, – я бы не пришел даже на твои похороны, если бы мне сказали, что там не выйдет стибрить и носового платка. Я думал, ты меня знаешь.
– Пожалуй, я рад это слышать, а то мне показалось, что ты от пертурбации слегка повредился в уме.
– Кто, я? Паренек, старина Мадж крепок, как горы, свободен, как ветер в поле, и надежен, как земля под ногами!
Внезапно земля под ногами, о которой упоминал Мадж, сгинула, словно ее и не было. Джон-Том обнаружил вдруг, что плавает в полупрозрачной зелено-голубой воде и лицезреет нечто похожее на маленькую барракуду.
Справа от него трепыхался жирный ушастый окунь, рядом с которым дрейфовал заключенный в раковину реликт той далекой поры, когда на планете доминировали рыбы и прочие обитатели моря. Юноша попытался было сохранить равновесие, но вскоре сообразил, что сохранять, собственно, нечего, тем более что он не тонет. Он пошевелил плавниками: сперва спинным, затем боковыми и, наконец, брюшным, вызвав немалый интерес у наблюдавших за ним Клотагорба, Дормас и Маджа.
Неожиданно мимо Джон-Тома промелькнула крохотная рыбка с переливчатой чешуей. Она устремилась к Клотагорбу и начала выписывать вокруг того сверкающие круги.
– Я боюсь! – захныкала она голосом Сорбла.
– Успокойся, – посоветовал Джон-Том. – Мы переживали и не такое.
– Тебе легко говорить, – простонал Сорбл. – Хозяин проводит в воде много времени, как и твой усатый друг, а я привык летать, а не плавать.
– Думаешь, ты один оказался в столь незавидном положении? Я ведь тоже не большой любитель воды, не говоря уже о Дормас.
– Однако ты часто купаешься, – возразил Сорбл. – Среди моих сородичей есть такие, кто обожает воду – бакланы или там утки, – но сам я терпеть ее не могу. О, как мне плохо!
– Да заткнись ты, губошлеп пернатый! – рявкнул разозлившийся Мадж.
– По-твоему, я в восторге от плавников? Кстати сказать, измени океан свой цвет на бутылочный, ты бы, сдается мне, живо бросил пускать нюни, благо бутылка для тебя все равно что дом родной! Хватит ныть!
– Я вот-вот умру от страха, а он обзывается, – пожаловался несчастный Сорбл.
– Не нервничай, – проговорил Джон-Том, чрезвычайно заинтригованный новизной обстановки. – Пертурбация скоро кончится.
– Неужели? С чего ты взял? Или ты сейчас что-нибудь споешь и сыграешь нам на своем чудесном инструменте?
Джон-Том скосил глаза на дуару: та превратилась в темно-зеленый лист какой-то водоросли.
– А может, – продолжал Сорбл, – хозяин сделает что-нибудь эдакое?
Ведь у него в запасе столько всяких штучек! Но ты вспомни, что случилось с Оспенспри. А если снова произошло то же самое, только на иной манер? Тогда мы насегда останемся рыбами и будем жить в этой противной воде! – Он завершил очередной круг, покинул Клотагорба и ринулся к Маджу и Дормас. – Вы можете говорить что угодно, но плавать – вовсе не летать. Я…
Сорбл не докончил фразы. Джон-Тому почудилось, что в голове у него, где-то поблизости от глаз, раздался щелчок. Плавники исчезли заодно с океаном, и все вновь очутились в задней комнате обиталища Дормас.
Хозяйка стойла озадаченно воззрилась на юношу, затем перевела взгляд на Клотагорба. Мадж от неожиданности пошатнулся, но устоял на ногах.
Что касается Сорбла, ему решительно не везло. Вместо того чтобы спокойно держаться на одном месте, он сновал туда-сюда, а потому, когда пертурбация завершилась, не смог замедлить движения и врезался в стену, после чего рухнул на пол, зажмурился и обхватил голову крыльями. Как ни удивительно, он улыбался. Еще бы – у него снова появились крылья, а от ненавистной воды осталась лишь малая толика влаги в поилке Дормас.
– Я предупреждал вас, – произнес Клотагорб. – Пертурбации могут быть опасны сами по себе даже в том случае, если они кратковременны.
Поэтому просто необходимо соблюдать спокойствие и не делать резких движений. Думаю, все согласятся со мной: причина подобной осторожности очевидна. – Он махнул лапой в сторону Сорбла. – Благодарю за наглядный пример, ученик.
– Подавитесь вы своим примером, – пробурчал Сорбл, но так тихо, что волшебник его не услышал.
– Итак, все решено, – подытожил чародей, протягивая лапу Дормас. Та ткнулась носом ему в ладонь. Сделка состоялась.
– Встречаемся завтра утром. Где вы остановились?
Клотагорб назвал лошачихе трактир.
– Мы хотели бы выйти в путь сразу после завтрака.
– Договорились.
– Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и взаимовыгодным.
– А я надеюсь, что успею добежать до толчка, – отозвалась Дормас. – Прошу прощения. – Она повернулась и скрылась за ширмой, которая отделяла дальнюю часть комнаты.
После столь необычного прощания путники направились в трактир, чтобы собрать пожитки и подготовиться к долгому и трудному подъему, который предстоял поутру. Едва они вышли на улицу, как обнаружили, что находятся в центре внимания горожан, которые немедленно признали в них своих спасителей. Больше всего любопытных взглядов досталось на долю Клотагорба, чей панцирь в результате словно увеличился в размерах.
Волшебник был из тех, кто не упускает ни малейшей возможности понежиться в лучах собственной славы. Сорбл парил в вышине; он летел прямее обычного, ибо краткая инкарнация в образе обитателя моря потрясла филина до глубины души и несколько отрезвила.
Воспользовавшись моментом, Мадж подобрался поближе к Джон-Тому, чтобы поболтать без боязни быть подслушанным.
– Скажи-ка мне, приятель, тока честно: на что мы можем рассчитывать?
– Ты о чем, Мадж?
– Не валяй дурака, кореш. Мы с тобой не первый день знакомы. Ты прекрасно знаешь, что я разумею. Как по-твоему, получится у нас освободить этот пер… пер… Ну и словечко!.. Пербулдатор?
– Если верить Клотагорбу, получится. Он считает, что опасность исходит не от пертурбатора, который улетит прочь, как только окажется на свободе, а от того, кто сумел захватить его. Дальше я и сам ничего не знаю, а потому можешь не выпытывать – бесполезно.
– Нечего сказать, подбодрил, – хмыкнул Мадж.
– Да все будет в порядке. Ну-ка вспомни, сколько раз мы с тобой выпутывались?
– То-то и оно, приятель. У меня до хрена поводов для беспокойства: что однажды я попаду-таки в лапы держимордам, или повстречаю старую любовь, или столкнусь нос к носу с тем, кого обставил в картишки. Но сильнее всего я опасаюсь, что в один прекрасный день сработает этот гнусный закон средних чисел, и старый добрый Мадж погорит ни за что ни про что. И потому нынешняя ваша затея меня, по совести говоря, не слишком вдохновляет.
– Чего ты скуксился? Где тот веселый Мадж, с которым мы закадычные друзья?
– На дороге в Линчбени, за сотню миль отсюда.
– Посуди сам: во время прежних путешествий нам приходилось выбираться из беды своими силами. А на сей раз с нами Клотагорб. С его знаниями и моими песнями мы справимся с любыми неприятностями.
– Мягко стелешь, приятель, да жестко спать, – буркнул Мадж. Он помолчал, а потом ткнул пальцем себе за плечо:
– Как тебе дамочка?
Спина у нее широкая, язычок острый, но, на мой вкус, старовата.
Хорошенькое будет дело, коли она сдаст где-нибудь по пути. Мне как-то не улыбается переть на себе все ваши тюки.
– У меня такое чувство, что Дормас не подведет. А что до ее возраста, Мадж, все мы не молодеем, – заявил Джон-Том с высоты своих неполных двадцати пяти. – Я выяснил, что в здешнем мире старишься быстрее.
– Ну да, ежели жить той жизнью, которую мы вели год назад, – с готовностью согласился Мадж. – Можа, ты и прав насчет старушки, но я был бы не прочь разжиться более существенной помощью. Жалко, что ты не можешь позвать того дракона.
– Фаламеезара? В последний раз я видел его, когда он уплывал из Квасеквы куда-то на юг. Он очень далеко от нас – сколько ни кричи, не докричишься. И потом, он вряд ли присоединился бы к нам. Драконы любят тепло, а на Плато холодно, и чем дальше мы заберемся, тем, по словам Клотагорба, будет холоднее.
– Чихать я хотел на всякие холода. Мы, выдры, не боимся ни жары, ни стужи. А вот за тебя, паренек, мне тревожно.
– За меня? Спасибо, конечно, однако с какой стати?
– А с той, что если твоя задница примерзнет к земле, мы лишимся пары крепких рук, не говоря уж о твоих песенках, которые порой, как ни странно, к чему-то приводят. Как ты собираешься спасаться от морозов, с твоей-то шкурой?
– Надеюсь, мы управимся до наступления зимы, – сказал Джон-Том.
– А ежели нет?
– Тогда можешь притащить мой заледеневший труп сюда, кинуть его в бочку с мартини и выпить оттуда за упокой моей души. Ты, я смотрю, что-то совсем извелся. Не спеши меня хоронить. Я здоров как бык.
– Ага, и ума у тебя не больше. Ну да ладно, ты хоть здоров…
– А ты?
– А мне не по себе.
– Тут, случайно, нет никакой связи с твоим образом жизни?
– Приятель, и я подумал о том же. Вот почему я решил завязать с бабами, жратвой и выпивкой.
– Ничего не скажешь, вовремя. В путешествии тебе все равно не представится возможности поразвлечься.
– Так в том-то вся и соль, приятель. Вот почему я чувствую себя не в своей тарелке. Понимаешь, завязать с бабами, жратвой и…
– И выпивкой, – докончил Джон-Том и покачал головой. – А я-то, дурак, думал, что ты и впрямь переменился. – Состроив гримасу, он ускорил шаг.
– Чувак! – На морде Маджа, когда он догнал молодого человека, было написано искреннее изумление. – Ты че? Да что может быть хуже?
– Хуже, чем что?
– Чем перемениться, разрази тебя гром, недоносок паршивый!
Глава 6
– Книжку? – переспросил Джон-Том. – И много вы читаете?
– У тебя удивительная способность превратно истолковывать слова, – покачала головой Дормас. – Опять-таки к твоему сведению, я писательница, и, смею сказать, достаточно известная. Впрочем, где тебе знать? Ты ведь, на мой взгляд, не из тех, кто глотает любовные романы, тем более с четвероногими главными героями. Ну да ладно, о вкусах, как говорится, не спорят. Сдается мне, ты не слыхал о Шираз Сассуэй?
– Боюсь, что нет, – признался Джон-Том. – В последнее время мне было не до книг. Я учился.
– Стыдись! – укорила Дормас; взор ее приобрел мечтательное выражение. – Когда вернемся, я, пожалуй, дам тебе почитать одну мою вещицу. «Бесплодные усилия бессовестной Любви». По слухам, на юге она пользовалась успехом.
– Милашка, – вмешался Мадж, кинув на Дормас похотливый взгляд, – а как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой пойти прогуляться?
– Отрицательно, водяная крыса. Прогулки остались в прошлом. Я достаточно нагулялась в юности. Так что все позади.
– Конечно, а где же еще? – изрек Мадж, убедившись, что находится на безопасном расстоянии от зубов Дормас.
– Похоже, – проговорил Клотагорб, – в этом документе условий больше, чем в договоре между ведьмой и ее фамильяром[3].
– Меня пару раз пытались надуть, – объяснила Дормас, – поэтому пришлось принять меры предосторожности. Разве ты поступаешь иначе, чародей? – Она стала с задумчивым видом перечислять те пункты, которые, очевидно, представлялись ей наиболее важными. – Поклажа располагается так, как удобно мне, а не вам. О весе договариваемся заранее. Никаких дополнений в последний миг. Сандвича лишнего – и то не возьму. Короче, ничего страшного, обычная осторожность. Зато вы получаете все, чего добивались. Груза я беру больше, чем лошадь, а бегу гораздо быстрее осла. Я могу подниматься по склонам, на которые и ступить-то жутко, могу, если понадобится, идти вслепую. Пищи мне требуется мало, и я не слишком разборчива – что дадут, то и съем. Была бы трава, а остальное неважно. Что касается зимних холодов, тут со мной в выносливости может потягаться разве что лошадь Пржевальского, а их в окрестностях что-то не встречалось. Плюс мой неоценимый опыт. Я повидала свет, где только не побывала! Я не из городских, не то что некоторые так называемые скакуны, которых сейчас развелось хоть пруд пруди.
– Мы и сами вдоволь побродили, – вставил Джон-Том.
– Рада слышать, жеребчик. Значит, мне не придется присматривать за всякими разными несмышленышами. Да, еще одно. Везти никого не повезу, если только кто-нибудь из вас не ухитрится сломать ногу. Я вьючное животное, а не ездовое, и менять свои привычки не собираюсь. Не устраивает – ступайте договариваться с пони или кваггами.
– Мы пойдем пешком, – заявил Клотагорб. – В конце концов, нам и вправду не впервой. Ноги у нас в полном порядке, пускай их всего две, а не четыре. Обещаю, что вы повезете лишь поклажу. Мы справимся самостоятельно. Однако, – прибавил он, показывая на договор, – прежде чем я подпишу его, мне хотелось бы удостовериться в вашей пригодности.
Вполне возможно, мы окажемся в смертельной опасности, ибо нам противостоит некто, чья личность остается пока загадкой и чьи поступки определяются неведомой формой безумия. Кроме того, нас ожидает столкновение с обладающим невероятной силой феноменом из параллельной Вселенной. На карту поставлена судьба всего мира. Поэтому мы должны быть готовы к чему угодно и действовать сообща. Я не могу допустить, чтобы кто-либо подвел меня в миг наивысшей угрозы, будь то по причине трусости или примечания в тексте договора.
– Да будет тебе известно, волшебник, – произнесла Дормас, вся подобравшись; она словно превратилась вдруг в чистокровную арабскую лошадь, – я в жизни не нарушала своего слова. Так что можешь не волноваться. – Ее взгляд задержался на Мадже. – А ты, водяная крыса?
Не боишься?
Мадж, который к тому времени возвратился на прежнее место у стены, сунул в пасть соломинку, позаимствованную с ложа Дормас, и принялся жевать ее, попутно разглядывая когти на своей правой лапе.
– Знаешь, крошка, по правде сказать, сердечко екает. Но я повидал, на что способен его чудодейство, тем более в компании моего туповатого, но добродушного дружка, а потому с ними мне ниче не страшно. И потом, от этих пергорбаций лично у меня уже башка кругом идет. Раз от них не сбежать, значица, надо попробовать с ними справиться. Между прочим, мы с ним, – он ткнул лапой в сторону Джон-Тома, – бывали и не в таких переделках. Не то чтобы я привык, что моей заднице постоянно что-то угрожает, но удивляться, признаюсь честно, перестал. Видишь ли, мне все чаще кажется, что я чуть ли не сроднился с этим олухом-чаропевцем. Почему-то всегда выходит так, что куда он, туда и я. Словом, мы с ним сцепились, как два возчика, телеги которых врезались друг в дружку на перекрестке.
– Не слишком удачное сравнение, Мадж, – заметил Джон-Том.
– Я говорю че думаю, приятель, – отрезал выдр. – Ну так вот, коли спрятаться от пердолбатора не получается, я решил не упускать случая пообщаться накоротке с его чародейством. Можа, он меня тоже чему-нибудь научит.
– Понятно. Весьма основательные причины, весьма похвальные чувства.
Ты мне нравишься. Дайте-ка мне перо. Вон оно, в стаканчике на стене.
Клотагорб исполнил ее просьбу. Дормас взяла перо в зубы и с неожиданной ловкостью расписалась под текстом договора. Волшебник одобрительно кивнул, а затем прикоснулся к бумаге своим перстнем-печаткой. На странице остался оттиск в форме черепашьего панциря, украшенного большой буквой «К».
– Удобно, – проговорила Дормас.
– И куда дешевле, чем покупать новые перья, – прибавил Клотагорб. – Если хотите, могу сделать вам такой же и продам вдобавок чернильное заклинание. Вот только отпечаток копыта займет целых полстраницы.
Вашему поверенному это вряд ли особенно понравится. Ему некуда будет вносить дополнения.
Дормас усмехнулась, опустила договор в ящик и закрыла его, подпихнув напоследок мордой.
– Вообще-то я не такая мымра, какой кажусь. Вы скоро узнаете, что путешествовать со мной – одно удовольствие.
– Хватит с нас его чудомудрия, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – Верно, кореш?
– Когда выступаем?
– Если вы не против, завтра утром.
– Отлично. Я встаю вместе с солнцем. Надеюсь, задержек не будет.
– Еще одна торопыга, – буркнул Мадж. – И почему мне вечно попадаются те, кто не умеет наслаждаться жизнью?
– Когда решается судьба мира, тут уж, Мадж, не до наслаждений.
– А нужно ли его спасать, приятель? – справился выдр, потягиваясь и зевая. – Ведь мир-то давным-давно чокнулся, как и все вокруг. Знаешь такую поговорку: «Ошалела вся семья, ты в порядке лишь да я»? Так вот, насчет тебя я чтой-то не уверен.
– Ты распинался перед Дормас по поводу нас с Клотагорбом, – произнес Джон-Том. – Скажи-ка мне, только честно: ты и впрямь настолько переменился или попросту сообразил, что с нами тебе будет спокойнее всего?
– Приятель, до чего ж ты, однако, занудлив, аж тоска берет! Ты ж знаешь, как быстро мне все прискучивает. А в Оспенспри народ как на подбор – одна рожа мутнее другой; вдобавок облако это треклятое, чтоб ему пусто было! Походил бы с горбом, поглядел бы я на тебя! Небось мигом бы удрал: фьють – и нету.
– Странно, что я не догадался сразу. Ты печешься не о других, а о собственной шкуре.
– Парень, – заявил Мадж, подмигнув юноше, – я бы не пришел даже на твои похороны, если бы мне сказали, что там не выйдет стибрить и носового платка. Я думал, ты меня знаешь.
– Пожалуй, я рад это слышать, а то мне показалось, что ты от пертурбации слегка повредился в уме.
– Кто, я? Паренек, старина Мадж крепок, как горы, свободен, как ветер в поле, и надежен, как земля под ногами!
Внезапно земля под ногами, о которой упоминал Мадж, сгинула, словно ее и не было. Джон-Том обнаружил вдруг, что плавает в полупрозрачной зелено-голубой воде и лицезреет нечто похожее на маленькую барракуду.
Справа от него трепыхался жирный ушастый окунь, рядом с которым дрейфовал заключенный в раковину реликт той далекой поры, когда на планете доминировали рыбы и прочие обитатели моря. Юноша попытался было сохранить равновесие, но вскоре сообразил, что сохранять, собственно, нечего, тем более что он не тонет. Он пошевелил плавниками: сперва спинным, затем боковыми и, наконец, брюшным, вызвав немалый интерес у наблюдавших за ним Клотагорба, Дормас и Маджа.
Неожиданно мимо Джон-Тома промелькнула крохотная рыбка с переливчатой чешуей. Она устремилась к Клотагорбу и начала выписывать вокруг того сверкающие круги.
– Я боюсь! – захныкала она голосом Сорбла.
– Успокойся, – посоветовал Джон-Том. – Мы переживали и не такое.
– Тебе легко говорить, – простонал Сорбл. – Хозяин проводит в воде много времени, как и твой усатый друг, а я привык летать, а не плавать.
– Думаешь, ты один оказался в столь незавидном положении? Я ведь тоже не большой любитель воды, не говоря уже о Дормас.
– Однако ты часто купаешься, – возразил Сорбл. – Среди моих сородичей есть такие, кто обожает воду – бакланы или там утки, – но сам я терпеть ее не могу. О, как мне плохо!
– Да заткнись ты, губошлеп пернатый! – рявкнул разозлившийся Мадж.
– По-твоему, я в восторге от плавников? Кстати сказать, измени океан свой цвет на бутылочный, ты бы, сдается мне, живо бросил пускать нюни, благо бутылка для тебя все равно что дом родной! Хватит ныть!
– Я вот-вот умру от страха, а он обзывается, – пожаловался несчастный Сорбл.
– Не нервничай, – проговорил Джон-Том, чрезвычайно заинтригованный новизной обстановки. – Пертурбация скоро кончится.
– Неужели? С чего ты взял? Или ты сейчас что-нибудь споешь и сыграешь нам на своем чудесном инструменте?
Джон-Том скосил глаза на дуару: та превратилась в темно-зеленый лист какой-то водоросли.
– А может, – продолжал Сорбл, – хозяин сделает что-нибудь эдакое?
Ведь у него в запасе столько всяких штучек! Но ты вспомни, что случилось с Оспенспри. А если снова произошло то же самое, только на иной манер? Тогда мы насегда останемся рыбами и будем жить в этой противной воде! – Он завершил очередной круг, покинул Клотагорба и ринулся к Маджу и Дормас. – Вы можете говорить что угодно, но плавать – вовсе не летать. Я…
Сорбл не докончил фразы. Джон-Тому почудилось, что в голове у него, где-то поблизости от глаз, раздался щелчок. Плавники исчезли заодно с океаном, и все вновь очутились в задней комнате обиталища Дормас.
Хозяйка стойла озадаченно воззрилась на юношу, затем перевела взгляд на Клотагорба. Мадж от неожиданности пошатнулся, но устоял на ногах.
Что касается Сорбла, ему решительно не везло. Вместо того чтобы спокойно держаться на одном месте, он сновал туда-сюда, а потому, когда пертурбация завершилась, не смог замедлить движения и врезался в стену, после чего рухнул на пол, зажмурился и обхватил голову крыльями. Как ни удивительно, он улыбался. Еще бы – у него снова появились крылья, а от ненавистной воды осталась лишь малая толика влаги в поилке Дормас.
– Я предупреждал вас, – произнес Клотагорб. – Пертурбации могут быть опасны сами по себе даже в том случае, если они кратковременны.
Поэтому просто необходимо соблюдать спокойствие и не делать резких движений. Думаю, все согласятся со мной: причина подобной осторожности очевидна. – Он махнул лапой в сторону Сорбла. – Благодарю за наглядный пример, ученик.
– Подавитесь вы своим примером, – пробурчал Сорбл, но так тихо, что волшебник его не услышал.
– Итак, все решено, – подытожил чародей, протягивая лапу Дормас. Та ткнулась носом ему в ладонь. Сделка состоялась.
– Встречаемся завтра утром. Где вы остановились?
Клотагорб назвал лошачихе трактир.
– Мы хотели бы выйти в путь сразу после завтрака.
– Договорились.
– Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и взаимовыгодным.
– А я надеюсь, что успею добежать до толчка, – отозвалась Дормас. – Прошу прощения. – Она повернулась и скрылась за ширмой, которая отделяла дальнюю часть комнаты.
После столь необычного прощания путники направились в трактир, чтобы собрать пожитки и подготовиться к долгому и трудному подъему, который предстоял поутру. Едва они вышли на улицу, как обнаружили, что находятся в центре внимания горожан, которые немедленно признали в них своих спасителей. Больше всего любопытных взглядов досталось на долю Клотагорба, чей панцирь в результате словно увеличился в размерах.
Волшебник был из тех, кто не упускает ни малейшей возможности понежиться в лучах собственной славы. Сорбл парил в вышине; он летел прямее обычного, ибо краткая инкарнация в образе обитателя моря потрясла филина до глубины души и несколько отрезвила.
Воспользовавшись моментом, Мадж подобрался поближе к Джон-Тому, чтобы поболтать без боязни быть подслушанным.
– Скажи-ка мне, приятель, тока честно: на что мы можем рассчитывать?
– Ты о чем, Мадж?
– Не валяй дурака, кореш. Мы с тобой не первый день знакомы. Ты прекрасно знаешь, что я разумею. Как по-твоему, получится у нас освободить этот пер… пер… Ну и словечко!.. Пербулдатор?
– Если верить Клотагорбу, получится. Он считает, что опасность исходит не от пертурбатора, который улетит прочь, как только окажется на свободе, а от того, кто сумел захватить его. Дальше я и сам ничего не знаю, а потому можешь не выпытывать – бесполезно.
– Нечего сказать, подбодрил, – хмыкнул Мадж.
– Да все будет в порядке. Ну-ка вспомни, сколько раз мы с тобой выпутывались?
– То-то и оно, приятель. У меня до хрена поводов для беспокойства: что однажды я попаду-таки в лапы держимордам, или повстречаю старую любовь, или столкнусь нос к носу с тем, кого обставил в картишки. Но сильнее всего я опасаюсь, что в один прекрасный день сработает этот гнусный закон средних чисел, и старый добрый Мадж погорит ни за что ни про что. И потому нынешняя ваша затея меня, по совести говоря, не слишком вдохновляет.
– Чего ты скуксился? Где тот веселый Мадж, с которым мы закадычные друзья?
– На дороге в Линчбени, за сотню миль отсюда.
– Посуди сам: во время прежних путешествий нам приходилось выбираться из беды своими силами. А на сей раз с нами Клотагорб. С его знаниями и моими песнями мы справимся с любыми неприятностями.
– Мягко стелешь, приятель, да жестко спать, – буркнул Мадж. Он помолчал, а потом ткнул пальцем себе за плечо:
– Как тебе дамочка?
Спина у нее широкая, язычок острый, но, на мой вкус, старовата.
Хорошенькое будет дело, коли она сдаст где-нибудь по пути. Мне как-то не улыбается переть на себе все ваши тюки.
– У меня такое чувство, что Дормас не подведет. А что до ее возраста, Мадж, все мы не молодеем, – заявил Джон-Том с высоты своих неполных двадцати пяти. – Я выяснил, что в здешнем мире старишься быстрее.
– Ну да, ежели жить той жизнью, которую мы вели год назад, – с готовностью согласился Мадж. – Можа, ты и прав насчет старушки, но я был бы не прочь разжиться более существенной помощью. Жалко, что ты не можешь позвать того дракона.
– Фаламеезара? В последний раз я видел его, когда он уплывал из Квасеквы куда-то на юг. Он очень далеко от нас – сколько ни кричи, не докричишься. И потом, он вряд ли присоединился бы к нам. Драконы любят тепло, а на Плато холодно, и чем дальше мы заберемся, тем, по словам Клотагорба, будет холоднее.
– Чихать я хотел на всякие холода. Мы, выдры, не боимся ни жары, ни стужи. А вот за тебя, паренек, мне тревожно.
– За меня? Спасибо, конечно, однако с какой стати?
– А с той, что если твоя задница примерзнет к земле, мы лишимся пары крепких рук, не говоря уж о твоих песенках, которые порой, как ни странно, к чему-то приводят. Как ты собираешься спасаться от морозов, с твоей-то шкурой?
– Надеюсь, мы управимся до наступления зимы, – сказал Джон-Том.
– А ежели нет?
– Тогда можешь притащить мой заледеневший труп сюда, кинуть его в бочку с мартини и выпить оттуда за упокой моей души. Ты, я смотрю, что-то совсем извелся. Не спеши меня хоронить. Я здоров как бык.
– Ага, и ума у тебя не больше. Ну да ладно, ты хоть здоров…
– А ты?
– А мне не по себе.
– Тут, случайно, нет никакой связи с твоим образом жизни?
– Приятель, и я подумал о том же. Вот почему я решил завязать с бабами, жратвой и выпивкой.
– Ничего не скажешь, вовремя. В путешествии тебе все равно не представится возможности поразвлечься.
– Так в том-то вся и соль, приятель. Вот почему я чувствую себя не в своей тарелке. Понимаешь, завязать с бабами, жратвой и…
– И выпивкой, – докончил Джон-Том и покачал головой. – А я-то, дурак, думал, что ты и впрямь переменился. – Состроив гримасу, он ускорил шаг.
– Чувак! – На морде Маджа, когда он догнал молодого человека, было написано искреннее изумление. – Ты че? Да что может быть хуже?
– Хуже, чем что?
– Чем перемениться, разрази тебя гром, недоносок паршивый!
Глава 6
Как оказалось, Дормас ничуть не преувеличивала, когда утверждала, что является находкой для путешественников. Несмотря на тяжелый груз, она нетерпеливо рвалась вперед. Клотагорбу пришлось даже напомнить ей о своем почтенном возрасте и о том, что две ноги, сколь бы они ни были крепки, все равно не ровня четырем.
Джон-Том был уверен, что лошачиха намеренно показывает им, на что способна, чтобы к ней с самого начала относились как к равноправному участнику экспедиции. Так или иначе, но к концу первого дня пути ни Мадж, ни кто-либо другой уже не отпускал шуточек относительно выносливости или резвости Дормас. Юноше вспомнилось, как отреагировала лошачиха, когда ее наконец навьючили.
– И это все? Ребята, а зачем вам понадобилась я? Вы бы вполне обошлись парочкой крыс.
Вопреки своему собственному заявлению по поводу того, что никому не позволит ехать на себе, Дормас время от времени разрешала Сорблу усаживаться к ней на спину – вернее, на верхний из тюков. Она объяснила, что отдыхать не значит ехать. Джон-Том получил изрядное удовольствие, наблюдая за филином, который восседал поверх горы поклажи, цепляясь когтями за ремень, и выглядел точь-в-точь как султан из перьев на гусарском кивере. Переведя дыхание, Сорбл взмывал в небо и снова принимался за исполнение обязанностей службы воздушной разведки.
Невероятно, но факт: усердие Дормас оказывало дисциплинирующее воздействие даже на Клотагорба. Своим поведением лошачиха избавила спутников чародея от нескончаемых жалоб на больные ноги, на ревматизм и на тяжесть панциря. Клотагорб хранил молчание и в тех местах, где путешественникам приходилось особенно трудно. Джон-Тома выручали длинные конечности, а Маджа, который не обладал ни целеустремленностью волшебника, ни крыльями, ни лишней парой ног, – свойственная выдрам жизнерадостность.
В лесах к северу от Оспенспри живые существа встречались весьма редко. Чем выше поднимались путники, тем меньше становилось вокруг колокольных деревьев, дубов и платанов, которые постепенно сменялись вечнозелеными породами. Джон-Тому казалось, что он различает голубую ель и несколько разновидностей сосны. Попадались и более экзотические представители растительного мира – например, густой кустарник, ветви которого усеивали трехдюймовые шипы, острые, как иглы дикобраза. Мадж предупреждал товарищей, когда те приближались к растениям или деревьям, прикосновение к которым могло причинить вред всем, кроме закованного в костяной панцирь Клотагорба.
Сознание того, что Сорбл осматривает дорогу сверху, а чародей с Маджем не сводят глаз с подлеска, позволило Джон-Тому несколько расслабиться. Вечнозеленые деревья, огромные валуны, устилавшие землю сосновые иголки напоминали ему о лесистых холмах Орегона и Монтаны.
Юноша развлекался тем, что мыском ноги откидывал с тропинки многочисленные ветки и шишки. Он как раз собирался пнуть особенно крупную шишку, как вдруг кто-то толкнул его и он повалился наземь.
Разъяренный как зверь, Джон-Том немедля вскочил и накинулся на Маджа.
– Что за шутки, черт побери?! – Он ощупал дуару и испустил вздох облегчения, убедившись, что та в целости и сохранности. – Ты же мог сломать инструмент!
– Приятель, ты что, предпочел бы сломаться сам? – Выдр поправил перо, которое венчало его шляпу и упало ему на глаза, когда он пихнул Джон-Тома. Клотагорб, Сорбл и Дормас молча наблюдали за происходящим.
Мадж показал на шишку, однако дотрагиваться до нее не стал.
– Ну как, ваше чародейство? Узнаете подарочек?
Клотагорб, прищурясь, поглядел сквозь очки на совершенно безобидную с виду шишку.
– Твои глаза, водяная крыса, не уступают остротой языку, – произнес он и перевел взгляд на Джон-Тома. – Чем кричать на своего друга, ты бы лучше поблагодарил его.
– За что? – буркнул Джон-Том, который упорно отказывался видеть за поступком выдра некую разумную основу. В конце концов, толкать человека из-за обыкновенной шишки… Стой, одернул он сам себя. Мир, в который он попал против своей воли, научил его многому, в частности, тому, что «обыкновенных» вещей на свете не существует.
– Насколько мне известно, – разглагольствовал между тем Мадж, – сосновые орешки любят все. Некоторые мои родственнички за них глотку перервут. Я тоже не прочь погрызть их, когда выдается минутка. Чем не еда для тех, кто торопится куда-то, как мы?
– Что такого особенного в этой шишке? – фыркнул Джон-Том, стряхивая хвою с рукавов рубашки.
– У деревьев, приятель, свой способ предохранять семена от всяких голодающих, будь то разумные существа, как я, или разные там остолопы, любители лесных прогулок, или, к примеру, ты.
Мадж наклонился, оглядел шишку со всех сторон, потом осторожно подобрал ее и показал товарищам.
– Ну и что? – спросил Джон-Том, вдосталь налюбовавшись. – Шишка как шишка.
– Да? Посмотри-ка сюда, чувак. – Выдр показал пальцем на макушку шишки. – Гляди, верхний ряд совсем пустой. Куда, по-твоему, подевались орехи? Не знаешь? Так я тебе скажу: дерево само их выдернуло.
– И что с того? Какая разница?
– А вот какая. Вот что случается, парень, када лопух вроде тебя пинает эту миленькую шишечку.
Мадж размахнулся и швырнул шишку настолько далеко, насколько у него хватило сил, за груду валунов. Мгновение спустя раздался оглушительный взрыв, к небу взметнулось оранжевое пламя, за которым тянулся шлейф черного дыма. Джон-Том моргнул. Когда дым слегка рассеялся, Мадж повернулся к юноше и уставился на того, уперев лапы в бока.
– Ну как? Понравилось? Если бы не я, приятель, прыгать бы тебе без ноги.
– Я… Я не знал, Мадж. – В горле у Джон-Тома запершило. – Какое счастье, что в моем мире таких шишек не водится!
– Не может быть, кореш, – заявил Мадж, направляясь следом за Клотагорбом и Дормас, которые продолжили движение. – Где-нибудь наверняка попадаются.
– Нет, ты ошибаешься. Я не слыхал, чтобы кого-то разорвало на куски взрывом сосновой шишки.
– У вас что, не бывает такого, что люди заходят в лес – и поминай как звали? – осведомился выдр.
– Почему же, бывает. Однако они погибают от голода или жажды, от укуса змеи или от чего-нибудь еще, но только не от сосновых шишек.
– Откуда ты знаешь, если они пропадали с концами?
– Рано или поздно их находят.
– А как насчет тех, которые как в воду канули? – не отставал Мадж.
– Ну, считается, что они упали со скалы или их завалило камнями в пещере. В общем, в таком духе.
– Ха! А ты пробовал разыскать в лесу кусочки от того, кого разнесло взрывом? И не пробуй – все равно не найдешь. То, что уцелеет, склюют стервятники.
– Этот разговор беспредметен, – заявил Джон-Том, вперяя взгляд вдаль. – Я отказываюсь продолжать его.
– Приятель, а в твоем мире много сосен? Ну, таких, как здешние?
– Мадж, – ответил со вздохом Джон-Том, – их там столько, что не перечесть. Люди валят деревья, пилят на доски и тому подобное, однако никто и никогда на моей памяти не взрывался на сосновых шишках.
– Тебя послушать, так деревья ни хрена не соображают! Они прекрасно знают, что с толпой дровосеков им не сладить, а потому стараются подловить обормотов, вроде тебя, поодиночке.
– Все, хватит! – Джон-Том отвернулся от Маджа, остановился и принялся рвать спелые ягоды брусники. Горьковатый привкус ягод отнюдь не способствовал улучшению настроения, равно как и лучезарная улыбка, которой одарил юношу Клотагорб.
Взрывающиеся шишки! Враждебные сосны! Бред, чепуха на постном масле! Клотагорб с Маджем просто потешаются над ним, только и всего!
По счастью, дома таких мутантов днем с огнем не сыщешь. Разумеется, люди пропадают в лесах тех же Орегона или Монтаны, но они заслуживают подобной участи – безмозглые идиоты, предпочитающие наслаждаться «красотой дикой природы» в гордом одиночестве. Естественно, что они то падают с утесов, то бултыхаются в реки, то… То наступают на взрывоопасные шишки? Да нет, ерунда, такого не бывает.
Джон-Том был уверен, что лошачиха намеренно показывает им, на что способна, чтобы к ней с самого начала относились как к равноправному участнику экспедиции. Так или иначе, но к концу первого дня пути ни Мадж, ни кто-либо другой уже не отпускал шуточек относительно выносливости или резвости Дормас. Юноше вспомнилось, как отреагировала лошачиха, когда ее наконец навьючили.
– И это все? Ребята, а зачем вам понадобилась я? Вы бы вполне обошлись парочкой крыс.
Вопреки своему собственному заявлению по поводу того, что никому не позволит ехать на себе, Дормас время от времени разрешала Сорблу усаживаться к ней на спину – вернее, на верхний из тюков. Она объяснила, что отдыхать не значит ехать. Джон-Том получил изрядное удовольствие, наблюдая за филином, который восседал поверх горы поклажи, цепляясь когтями за ремень, и выглядел точь-в-точь как султан из перьев на гусарском кивере. Переведя дыхание, Сорбл взмывал в небо и снова принимался за исполнение обязанностей службы воздушной разведки.
Невероятно, но факт: усердие Дормас оказывало дисциплинирующее воздействие даже на Клотагорба. Своим поведением лошачиха избавила спутников чародея от нескончаемых жалоб на больные ноги, на ревматизм и на тяжесть панциря. Клотагорб хранил молчание и в тех местах, где путешественникам приходилось особенно трудно. Джон-Тома выручали длинные конечности, а Маджа, который не обладал ни целеустремленностью волшебника, ни крыльями, ни лишней парой ног, – свойственная выдрам жизнерадостность.
В лесах к северу от Оспенспри живые существа встречались весьма редко. Чем выше поднимались путники, тем меньше становилось вокруг колокольных деревьев, дубов и платанов, которые постепенно сменялись вечнозелеными породами. Джон-Тому казалось, что он различает голубую ель и несколько разновидностей сосны. Попадались и более экзотические представители растительного мира – например, густой кустарник, ветви которого усеивали трехдюймовые шипы, острые, как иглы дикобраза. Мадж предупреждал товарищей, когда те приближались к растениям или деревьям, прикосновение к которым могло причинить вред всем, кроме закованного в костяной панцирь Клотагорба.
Сознание того, что Сорбл осматривает дорогу сверху, а чародей с Маджем не сводят глаз с подлеска, позволило Джон-Тому несколько расслабиться. Вечнозеленые деревья, огромные валуны, устилавшие землю сосновые иголки напоминали ему о лесистых холмах Орегона и Монтаны.
Юноша развлекался тем, что мыском ноги откидывал с тропинки многочисленные ветки и шишки. Он как раз собирался пнуть особенно крупную шишку, как вдруг кто-то толкнул его и он повалился наземь.
Разъяренный как зверь, Джон-Том немедля вскочил и накинулся на Маджа.
– Что за шутки, черт побери?! – Он ощупал дуару и испустил вздох облегчения, убедившись, что та в целости и сохранности. – Ты же мог сломать инструмент!
– Приятель, ты что, предпочел бы сломаться сам? – Выдр поправил перо, которое венчало его шляпу и упало ему на глаза, когда он пихнул Джон-Тома. Клотагорб, Сорбл и Дормас молча наблюдали за происходящим.
Мадж показал на шишку, однако дотрагиваться до нее не стал.
– Ну как, ваше чародейство? Узнаете подарочек?
Клотагорб, прищурясь, поглядел сквозь очки на совершенно безобидную с виду шишку.
– Твои глаза, водяная крыса, не уступают остротой языку, – произнес он и перевел взгляд на Джон-Тома. – Чем кричать на своего друга, ты бы лучше поблагодарил его.
– За что? – буркнул Джон-Том, который упорно отказывался видеть за поступком выдра некую разумную основу. В конце концов, толкать человека из-за обыкновенной шишки… Стой, одернул он сам себя. Мир, в который он попал против своей воли, научил его многому, в частности, тому, что «обыкновенных» вещей на свете не существует.
– Насколько мне известно, – разглагольствовал между тем Мадж, – сосновые орешки любят все. Некоторые мои родственнички за них глотку перервут. Я тоже не прочь погрызть их, когда выдается минутка. Чем не еда для тех, кто торопится куда-то, как мы?
– Что такого особенного в этой шишке? – фыркнул Джон-Том, стряхивая хвою с рукавов рубашки.
– У деревьев, приятель, свой способ предохранять семена от всяких голодающих, будь то разумные существа, как я, или разные там остолопы, любители лесных прогулок, или, к примеру, ты.
Мадж наклонился, оглядел шишку со всех сторон, потом осторожно подобрал ее и показал товарищам.
– Ну и что? – спросил Джон-Том, вдосталь налюбовавшись. – Шишка как шишка.
– Да? Посмотри-ка сюда, чувак. – Выдр показал пальцем на макушку шишки. – Гляди, верхний ряд совсем пустой. Куда, по-твоему, подевались орехи? Не знаешь? Так я тебе скажу: дерево само их выдернуло.
– И что с того? Какая разница?
– А вот какая. Вот что случается, парень, када лопух вроде тебя пинает эту миленькую шишечку.
Мадж размахнулся и швырнул шишку настолько далеко, насколько у него хватило сил, за груду валунов. Мгновение спустя раздался оглушительный взрыв, к небу взметнулось оранжевое пламя, за которым тянулся шлейф черного дыма. Джон-Том моргнул. Когда дым слегка рассеялся, Мадж повернулся к юноше и уставился на того, уперев лапы в бока.
– Ну как? Понравилось? Если бы не я, приятель, прыгать бы тебе без ноги.
– Я… Я не знал, Мадж. – В горле у Джон-Тома запершило. – Какое счастье, что в моем мире таких шишек не водится!
– Не может быть, кореш, – заявил Мадж, направляясь следом за Клотагорбом и Дормас, которые продолжили движение. – Где-нибудь наверняка попадаются.
– Нет, ты ошибаешься. Я не слыхал, чтобы кого-то разорвало на куски взрывом сосновой шишки.
– У вас что, не бывает такого, что люди заходят в лес – и поминай как звали? – осведомился выдр.
– Почему же, бывает. Однако они погибают от голода или жажды, от укуса змеи или от чего-нибудь еще, но только не от сосновых шишек.
– Откуда ты знаешь, если они пропадали с концами?
– Рано или поздно их находят.
– А как насчет тех, которые как в воду канули? – не отставал Мадж.
– Ну, считается, что они упали со скалы или их завалило камнями в пещере. В общем, в таком духе.
– Ха! А ты пробовал разыскать в лесу кусочки от того, кого разнесло взрывом? И не пробуй – все равно не найдешь. То, что уцелеет, склюют стервятники.
– Этот разговор беспредметен, – заявил Джон-Том, вперяя взгляд вдаль. – Я отказываюсь продолжать его.
– Приятель, а в твоем мире много сосен? Ну, таких, как здешние?
– Мадж, – ответил со вздохом Джон-Том, – их там столько, что не перечесть. Люди валят деревья, пилят на доски и тому подобное, однако никто и никогда на моей памяти не взрывался на сосновых шишках.
– Тебя послушать, так деревья ни хрена не соображают! Они прекрасно знают, что с толпой дровосеков им не сладить, а потому стараются подловить обормотов, вроде тебя, поодиночке.
– Все, хватит! – Джон-Том отвернулся от Маджа, остановился и принялся рвать спелые ягоды брусники. Горьковатый привкус ягод отнюдь не способствовал улучшению настроения, равно как и лучезарная улыбка, которой одарил юношу Клотагорб.
Взрывающиеся шишки! Враждебные сосны! Бред, чепуха на постном масле! Клотагорб с Маджем просто потешаются над ним, только и всего!
По счастью, дома таких мутантов днем с огнем не сыщешь. Разумеется, люди пропадают в лесах тех же Орегона или Монтаны, но они заслуживают подобной участи – безмозглые идиоты, предпочитающие наслаждаться «красотой дикой природы» в гордом одиночестве. Естественно, что они то падают с утесов, то бултыхаются в реки, то… То наступают на взрывоопасные шишки? Да нет, ерунда, такого не бывает.