Страница:
Уйюрриец помолчал, ум его деловито работал.
— Не слишком долго. Еще двенадцать тысяч ваших лет.
— Плюс-минус несколько сот, — тупо сглотнул Флинкс.
Но Пушок укоряюще поглядел на него:
— Нет… точно.
Огромные бесхитростные глаза уставились в глаза Флинкса.
— И что же должно случиться, когда эта схема будет завершена, когда игра будет окончена?
— Две вещи, — любезно объяснил Пушок. — Мы определенным образом приблизимся к теплу и начнем искать новую игру.
— Ясно, — пробормотал про себя Флинкс. — А Руденуаман считала этот народ первобытным, потому что он проводит все свое время копая пещеры.
Силзензюзекс не двигалась, забыв о костре. Лицо ее стало маской неуверенности:
— Но как может копание нескольких пещер изменить орбиту планеты?
— Нескольких пещер? Не знаю, Сил, — тихо пробормотал он. — Сомневаюсь, знает ли кто-нибудь вообще. Может быть завершенная схема произведет достаточно крупное изменение в коре планеты, чтобы создать катастрофическую складку, которой хватит для сжатия в нужный момент нужного объема пространства. Если бы я побольше знал математику катастроф — и если бы мы могли воспользоваться самым большим компьютером Церкви, — я мог бы это проверить.
Или, может быть, туннелям предназначено черпать энергию планетного ядра, или комбинация этого и складки… Чтобы ответить на это, нам нужно несколько блестящих математиков и физиков.
Силзензюзекс осторожно посмотрела на Пушка:
— Ты можешь объяснить, Пушок, что предположительно произойдет, и как?
Грузный урсиноид траурно посмотрел на нее, простая задача при этих выразительных глазах:
— Печально, но для этого нет понятий.
Затем в пещере стало тихо, пока, оживая, не закашлял костер. Сразу появилось несколько язычков пламени, и через несколько секунд костер с энтузиазмом пылал. Силзензюзекс ответила длинным тихим свистящим вздохом и устроилась поблизости от уютного жара.
— Тепло! — издала удивленный возглас Ням.
Голубой сунул лапу поближе к пламени и поспешно отдернул ее:
— Очень тепло, — подтвердил он.
— Мы можем научить вас, черт, мы уже научили вас как развести сколько угодно костров вроде этого. Я не говорю, что вам следует бросить свою игру, но если вы заинтересованы, мы с Силзензюзекс можем показать вам, как гарантировать тепло во время вашего афелия намного раньше, чем через двенадцать тысяч лет.
— Так легче, — допустил Пушок, показывая на костер.
— И забавно, — добавила Ням.
— Слушай, Пушок, — энергично начал Флинкс, — почему ваш народ так долго и тяжко работает для холодных умов и других в руднике?
— Ради ягод и орехов, которые они приносят нам из далеких мест, — сообщила Мягкогладкая из маленькой ниши, вырезанной в стене пещеры.
— Из далеких мест, — закончил Голубой.
— Почему бы не отправиться туда и не добыть их самим?
— Слишком далеко, — объяснил Пушок, — и слишком трудно, как говорит Можетитак.
Флинкс отделился от стены, заговорив самым серьезным тоном:
— Неужели ты не понимаешь, Пушок? Я пытаюсь показать вам, что люди с рудника вас эксплуатируют. Они дают вам работать сколько угодно, с огромной прибылью для себя, а в обмен платят вам ровно столько орехов и ягод, чтобы вы продолжали работать на них.
— Что такое прибыль? — спросила Ням.
— Что такое платить? — хотел знать Голубой.
Флинкс начал было отвечать, а затем сообразил, что у него нет времени. Во всяком случае, для объяснения современной экономики, соотношения работы с производимыми ценностями и сотни других концепций, которые пришлось бы подробно растолковывать, прежде чем он мог бы объяснить этому народу два простых понятия.
Снова прислонившись к стене, он уставился на вход в пещеру, проглядывавший за мерцанием костра. Пригоршня незнакомых звезд поднялась над кольцом гор, опоясывавшим противоположную сторону озера. Углубившись в размышления, он простоял не один час, в то время как хозяева расслабились в вежливом молчании и ждали, когда он вновь заговорит. Они признали его озабоченность и сосредоточенность и держались на почтительном расстоянии от его мыслей.
Один раз он помог Силзензюзекс наложить на ее сломанное сочленение шину из куска дерева покрепче, а затем вернулся на свое место к своим мыслям. Через некоторое время эти звезды сменились другими, а потом, в свою очередь, скрылись и они.
Он все еще сидел там, размышляя, когда услышал звук, похожий на издаваемый дверью склада на старых, скрипучих петлях. Пушок вторично зевнул и перекатился на другой бок, открывая блюдцеобразные глаза и глядя на него.
В скором времени в пещеру вливалось солнце, а Флинкс все еще не сказал хотя бы «Доброе утро». Все с любопытством следили за ним, даже Силзензюзекс сохраняла почтительное молчание, чувствуя, что под этими нечесаными рыжими вихрями формируется что-то важное.
Бесконечную тишину нарушил Пушок:
— Прошлой ночью, друг-Флинкс, твой ум постоянно шумел, словно много падающей воды. Сегодня он все равно что земля после того, как вода упала и замерзла — высоко наваленная одинаковость, белая и чистая.
Силзензюзекс сидела на корточках. Она чистила иструками и здоровой стопорукой брюшко, яйцеклады, большущие фасеточные глаза и антенны.
— Пушок, — непринужденно обратился Флинкс, словно с тех пор, как они разговаривали в последний раз, не прошло так много времени, словно долгая ночь была всего лишь минутной паузой. — Как бы тебе и твоему народу понравилось начать новую игру?
— Начать новую игру, — серьезно повторил Пушок. — Это большое дело, друг-Флинкс.
— Да, — признал Флинкс. — Она называется цивилизацией.
Силзензюзекс закончила чиститься и резко вскинула голову в его сторону, хотя в ее голосе было теперь намного меньше уверенности, когда она высказала свои возражения:
— Флинкс, ты не можешь. Ты теперь знаешь, почему Церковь поместила этот мир под Эдикт. Какие бы мы лично не испытывали чувства по отношению к Пушку и Ням и остальным из этого народа, мы не можем оспаривать решения Совета.
— Кто сказал? — огрызнулся Флинкс. — И кроме того, мы не знаем, что Эдикт был провозглашен Советом. Несколько бюрократов в нужном месте могли принять свое собственное богоподобное решение предать уйюррийцев невежеству. Извини, Сил, но хотя я и признаю, что Церковь ответственна за некоторые добрые деяния, она все же организация, состоящая из людей. И подобно всем существам, они преданы в первую очередь себе, и уж во вторую — всем прочим. Будет ли Церковь распущена, если ее можно будет убедить, что это было бы в наилучших интересах Содружества? Я в этом сомневаюсь.
— Тогда как ты, Филип Линкс, озабочен в первую очередь всеми прочими, — съязвила она.
Нахмурившись, он принялся расхаживать по теплеющему полу пещеры:
— Откровенно говоря, я не знаю, Сил. Я даже не знаю, кто я такой, не говоря уже о том, что я такое, — его голос усилился. — Но я знаю, что в этом народе я вижу невинность и доброту, которой никогда не встречал, ни в каком челанксийском мире. — Он внезапно остановился и уставился на звезды, созданные на озере утренним солнцем.
— Может быть, я молодой дурак, узко мыслящий идеалист, называй это чем угодно, но мне думается, что теперь я знаю, чем хочу быть. То есть, если они примут меня. Первый раз в своей жизни я знаю.
— И чем же это? — спросила она.
— Учителем, — он повернулся лицом к терпеливым уйюррийцам. — Я хочу научить тебя, Пушок, и тебя, Ням, и вас, Голубой и Мягкогладкая, и даже тебя, Можетитак, где бы ты ни был.
— Здесь, — проворчал голос снаружи. Можетитак лежал на низкой, похожей на вереск поросли перед входом в пещеру, катаясь и потягиваясь от удовольствия.
— Я хочу научить вас всех новой игре.
— Большое дело, — медленно повторил Пушок. — Это не нам одним решать.
— Надо сообщить другим, — согласился Голубой.
На сообщение всем другим потребовалось некоторое время. Если точнее, то на это потребовалось одиннадцать дней четыре часа и маленькая тележка минут и секунд. Затем им пришлось ждать еще одиннадцать дней, четыре часа и несколько минут для того, чтобы все ответили.
Но для решения каждому индивидууму потребовалось очень мало времени.
На двадцать третий день после того, как был задан вопрос, перед пещерой появился Можетитак. Флинкс и Силзензюзекс сидели вместе с Пушком, Ням и Голубым на берегу озера. Новоприбывшего они не заметили.
В тот момент Флинкс держал длинную прочную лозу с присоединенными к одному концу острыми осколками кости. Он учил Пушка ловить рыбу, в то время как другие из их маленькой группы следили.
Пушок, похоже, пришел в восторг, когда он вытащил четвертую рыбину за день, округлый серебристый организм, выглядевший словно гибрид рыбы-шара и форели.
Водоплавающие, объяснили уйюррийцы, содержали в себе меньше света, чем наджаки и другая сухопутная добыча. Следовательно, рыболовство являлось меньшим злом, чем охота.
— Это тоже часть новой игры? — спросила Ням, с первой же попытки превосходно воспроизводя устройство из лозы и постоянного крючка.
— Да, — признал Флинкс.
— Это хорошо, — заметил Голубой.
— Надеюсь, что все с этим согласятся.
Силзензюзекс проглотила еще одну пригоршню ягод. Содержание сахара было удовлетворительным, а свежесть оживляла ее диету.
Слегка обиженный, Можетитак исчез и вновь появился рядом со входом в пещеру. Силзензюзекс чуть не упала с гладкого гранита, где сидела.
— Все ответили, — объявил Можетитак. — Почти все говорят «Да». Теперь мы играем в новую игру.
— Выбросить четырнадцать тысяч лет копания в выделительный канал, — прокомментировала Силзензюзекс, снова поднимаясь на ноги и отряхивая брюшко. — Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь, Флинкс.
— Не беспокойся, — фыркнул ей Можетитак. — Только здесь мы теперь играем в новую игру. Другие места на окраинах мира будут продолжать старую. Если новая игра не забавна, — он сделал легкую паузу, — мы вернемся к старой игре, — он обратил к Флинксу мощный взгляд. — Навсегда, — добавил он.
Флинкс неуютно поерзал, когда загадочный уйюрриец исчез. Несколько недель назад он был так уверен в себе, горел никогда прежде не испытываемым им мессианским рвением. А теперь его совесть начинали грызть первые настоящие сомнения. Он отвернулся от обращенных на него со всех сторон взглядов, урсиноиды были хорошо снаряжены, для того чтобы пялиться.
— Это хорошо, — вот и все, что пробормотал Пушок. — Как мы начнем игру, Флинкс?
Тот указал на завершенные всеми превосходные устройства из крючка и лозы.
— Костер был началом. И это начало. А теперь я хочу, чтобы все, кто работает на людей в руднике, пришли сюда учиться с нами, по ночам, чтобы холодные умы ничего не заподозрили. Это было бы, — он лишь ненадолго заколебался, плохо для игры.
— Но когда же мы будем спать? — захотела узнать Ням.
— Я буду говорить не слишком долго, — ответил Флинкс. — Это необходимо. Может быть, — добавил он без большой уверенности, — мы сможем выполнить первую часть игры, не делая никаких светлых мест темными. Наших или чьих-то других.
— Это хорошо, — провозгласил Пушок. — Мы скажем другим на руднике.
Когда урсиноиды рассеялись, Силзензюзекс бочком приблизилась к нему.
— Научить их кое-каким основам цивилизации, помогая в то же время и себе самим, — пробормотал он себе под нос. — Коль скоро они избавятся от людей на руднике, у них появится основа для приобретения всех орехов и ягод, каких только они захотят…
Глава 12
— Не слишком долго. Еще двенадцать тысяч ваших лет.
— Плюс-минус несколько сот, — тупо сглотнул Флинкс.
Но Пушок укоряюще поглядел на него:
— Нет… точно.
Огромные бесхитростные глаза уставились в глаза Флинкса.
— И что же должно случиться, когда эта схема будет завершена, когда игра будет окончена?
— Две вещи, — любезно объяснил Пушок. — Мы определенным образом приблизимся к теплу и начнем искать новую игру.
— Ясно, — пробормотал про себя Флинкс. — А Руденуаман считала этот народ первобытным, потому что он проводит все свое время копая пещеры.
Силзензюзекс не двигалась, забыв о костре. Лицо ее стало маской неуверенности:
— Но как может копание нескольких пещер изменить орбиту планеты?
— Нескольких пещер? Не знаю, Сил, — тихо пробормотал он. — Сомневаюсь, знает ли кто-нибудь вообще. Может быть завершенная схема произведет достаточно крупное изменение в коре планеты, чтобы создать катастрофическую складку, которой хватит для сжатия в нужный момент нужного объема пространства. Если бы я побольше знал математику катастроф — и если бы мы могли воспользоваться самым большим компьютером Церкви, — я мог бы это проверить.
Или, может быть, туннелям предназначено черпать энергию планетного ядра, или комбинация этого и складки… Чтобы ответить на это, нам нужно несколько блестящих математиков и физиков.
Силзензюзекс осторожно посмотрела на Пушка:
— Ты можешь объяснить, Пушок, что предположительно произойдет, и как?
Грузный урсиноид траурно посмотрел на нее, простая задача при этих выразительных глазах:
— Печально, но для этого нет понятий.
Затем в пещере стало тихо, пока, оживая, не закашлял костер. Сразу появилось несколько язычков пламени, и через несколько секунд костер с энтузиазмом пылал. Силзензюзекс ответила длинным тихим свистящим вздохом и устроилась поблизости от уютного жара.
— Тепло! — издала удивленный возглас Ням.
Голубой сунул лапу поближе к пламени и поспешно отдернул ее:
— Очень тепло, — подтвердил он.
— Мы можем научить вас, черт, мы уже научили вас как развести сколько угодно костров вроде этого. Я не говорю, что вам следует бросить свою игру, но если вы заинтересованы, мы с Силзензюзекс можем показать вам, как гарантировать тепло во время вашего афелия намного раньше, чем через двенадцать тысяч лет.
— Так легче, — допустил Пушок, показывая на костер.
— И забавно, — добавила Ням.
— Слушай, Пушок, — энергично начал Флинкс, — почему ваш народ так долго и тяжко работает для холодных умов и других в руднике?
— Ради ягод и орехов, которые они приносят нам из далеких мест, — сообщила Мягкогладкая из маленькой ниши, вырезанной в стене пещеры.
— Из далеких мест, — закончил Голубой.
— Почему бы не отправиться туда и не добыть их самим?
— Слишком далеко, — объяснил Пушок, — и слишком трудно, как говорит Можетитак.
Флинкс отделился от стены, заговорив самым серьезным тоном:
— Неужели ты не понимаешь, Пушок? Я пытаюсь показать вам, что люди с рудника вас эксплуатируют. Они дают вам работать сколько угодно, с огромной прибылью для себя, а в обмен платят вам ровно столько орехов и ягод, чтобы вы продолжали работать на них.
— Что такое прибыль? — спросила Ням.
— Что такое платить? — хотел знать Голубой.
Флинкс начал было отвечать, а затем сообразил, что у него нет времени. Во всяком случае, для объяснения современной экономики, соотношения работы с производимыми ценностями и сотни других концепций, которые пришлось бы подробно растолковывать, прежде чем он мог бы объяснить этому народу два простых понятия.
Снова прислонившись к стене, он уставился на вход в пещеру, проглядывавший за мерцанием костра. Пригоршня незнакомых звезд поднялась над кольцом гор, опоясывавшим противоположную сторону озера. Углубившись в размышления, он простоял не один час, в то время как хозяева расслабились в вежливом молчании и ждали, когда он вновь заговорит. Они признали его озабоченность и сосредоточенность и держались на почтительном расстоянии от его мыслей.
Один раз он помог Силзензюзекс наложить на ее сломанное сочленение шину из куска дерева покрепче, а затем вернулся на свое место к своим мыслям. Через некоторое время эти звезды сменились другими, а потом, в свою очередь, скрылись и они.
Он все еще сидел там, размышляя, когда услышал звук, похожий на издаваемый дверью склада на старых, скрипучих петлях. Пушок вторично зевнул и перекатился на другой бок, открывая блюдцеобразные глаза и глядя на него.
В скором времени в пещеру вливалось солнце, а Флинкс все еще не сказал хотя бы «Доброе утро». Все с любопытством следили за ним, даже Силзензюзекс сохраняла почтительное молчание, чувствуя, что под этими нечесаными рыжими вихрями формируется что-то важное.
Бесконечную тишину нарушил Пушок:
— Прошлой ночью, друг-Флинкс, твой ум постоянно шумел, словно много падающей воды. Сегодня он все равно что земля после того, как вода упала и замерзла — высоко наваленная одинаковость, белая и чистая.
Силзензюзекс сидела на корточках. Она чистила иструками и здоровой стопорукой брюшко, яйцеклады, большущие фасеточные глаза и антенны.
— Пушок, — непринужденно обратился Флинкс, словно с тех пор, как они разговаривали в последний раз, не прошло так много времени, словно долгая ночь была всего лишь минутной паузой. — Как бы тебе и твоему народу понравилось начать новую игру?
— Начать новую игру, — серьезно повторил Пушок. — Это большое дело, друг-Флинкс.
— Да, — признал Флинкс. — Она называется цивилизацией.
Силзензюзекс закончила чиститься и резко вскинула голову в его сторону, хотя в ее голосе было теперь намного меньше уверенности, когда она высказала свои возражения:
— Флинкс, ты не можешь. Ты теперь знаешь, почему Церковь поместила этот мир под Эдикт. Какие бы мы лично не испытывали чувства по отношению к Пушку и Ням и остальным из этого народа, мы не можем оспаривать решения Совета.
— Кто сказал? — огрызнулся Флинкс. — И кроме того, мы не знаем, что Эдикт был провозглашен Советом. Несколько бюрократов в нужном месте могли принять свое собственное богоподобное решение предать уйюррийцев невежеству. Извини, Сил, но хотя я и признаю, что Церковь ответственна за некоторые добрые деяния, она все же организация, состоящая из людей. И подобно всем существам, они преданы в первую очередь себе, и уж во вторую — всем прочим. Будет ли Церковь распущена, если ее можно будет убедить, что это было бы в наилучших интересах Содружества? Я в этом сомневаюсь.
— Тогда как ты, Филип Линкс, озабочен в первую очередь всеми прочими, — съязвила она.
Нахмурившись, он принялся расхаживать по теплеющему полу пещеры:
— Откровенно говоря, я не знаю, Сил. Я даже не знаю, кто я такой, не говоря уже о том, что я такое, — его голос усилился. — Но я знаю, что в этом народе я вижу невинность и доброту, которой никогда не встречал, ни в каком челанксийском мире. — Он внезапно остановился и уставился на звезды, созданные на озере утренним солнцем.
— Может быть, я молодой дурак, узко мыслящий идеалист, называй это чем угодно, но мне думается, что теперь я знаю, чем хочу быть. То есть, если они примут меня. Первый раз в своей жизни я знаю.
— И чем же это? — спросила она.
— Учителем, — он повернулся лицом к терпеливым уйюррийцам. — Я хочу научить тебя, Пушок, и тебя, Ням, и вас, Голубой и Мягкогладкая, и даже тебя, Можетитак, где бы ты ни был.
— Здесь, — проворчал голос снаружи. Можетитак лежал на низкой, похожей на вереск поросли перед входом в пещеру, катаясь и потягиваясь от удовольствия.
— Я хочу научить вас всех новой игре.
— Большое дело, — медленно повторил Пушок. — Это не нам одним решать.
— Надо сообщить другим, — согласился Голубой.
На сообщение всем другим потребовалось некоторое время. Если точнее, то на это потребовалось одиннадцать дней четыре часа и маленькая тележка минут и секунд. Затем им пришлось ждать еще одиннадцать дней, четыре часа и несколько минут для того, чтобы все ответили.
Но для решения каждому индивидууму потребовалось очень мало времени.
На двадцать третий день после того, как был задан вопрос, перед пещерой появился Можетитак. Флинкс и Силзензюзекс сидели вместе с Пушком, Ням и Голубым на берегу озера. Новоприбывшего они не заметили.
В тот момент Флинкс держал длинную прочную лозу с присоединенными к одному концу острыми осколками кости. Он учил Пушка ловить рыбу, в то время как другие из их маленькой группы следили.
Пушок, похоже, пришел в восторг, когда он вытащил четвертую рыбину за день, округлый серебристый организм, выглядевший словно гибрид рыбы-шара и форели.
Водоплавающие, объяснили уйюррийцы, содержали в себе меньше света, чем наджаки и другая сухопутная добыча. Следовательно, рыболовство являлось меньшим злом, чем охота.
— Это тоже часть новой игры? — спросила Ням, с первой же попытки превосходно воспроизводя устройство из лозы и постоянного крючка.
— Да, — признал Флинкс.
— Это хорошо, — заметил Голубой.
— Надеюсь, что все с этим согласятся.
Силзензюзекс проглотила еще одну пригоршню ягод. Содержание сахара было удовлетворительным, а свежесть оживляла ее диету.
Слегка обиженный, Можетитак исчез и вновь появился рядом со входом в пещеру. Силзензюзекс чуть не упала с гладкого гранита, где сидела.
— Все ответили, — объявил Можетитак. — Почти все говорят «Да». Теперь мы играем в новую игру.
— Выбросить четырнадцать тысяч лет копания в выделительный канал, — прокомментировала Силзензюзекс, снова поднимаясь на ноги и отряхивая брюшко. — Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь, Флинкс.
— Не беспокойся, — фыркнул ей Можетитак. — Только здесь мы теперь играем в новую игру. Другие места на окраинах мира будут продолжать старую. Если новая игра не забавна, — он сделал легкую паузу, — мы вернемся к старой игре, — он обратил к Флинксу мощный взгляд. — Навсегда, — добавил он.
Флинкс неуютно поерзал, когда загадочный уйюрриец исчез. Несколько недель назад он был так уверен в себе, горел никогда прежде не испытываемым им мессианским рвением. А теперь его совесть начинали грызть первые настоящие сомнения. Он отвернулся от обращенных на него со всех сторон взглядов, урсиноиды были хорошо снаряжены, для того чтобы пялиться.
— Это хорошо, — вот и все, что пробормотал Пушок. — Как мы начнем игру, Флинкс?
Тот указал на завершенные всеми превосходные устройства из крючка и лозы.
— Костер был началом. И это начало. А теперь я хочу, чтобы все, кто работает на людей в руднике, пришли сюда учиться с нами, по ночам, чтобы холодные умы ничего не заподозрили. Это было бы, — он лишь ненадолго заколебался, плохо для игры.
— Но когда же мы будем спать? — захотела узнать Ням.
— Я буду говорить не слишком долго, — ответил Флинкс. — Это необходимо. Может быть, — добавил он без большой уверенности, — мы сможем выполнить первую часть игры, не делая никаких светлых мест темными. Наших или чьих-то других.
— Это хорошо, — провозгласил Пушок. — Мы скажем другим на руднике.
Когда урсиноиды рассеялись, Силзензюзекс бочком приблизилась к нему.
— Научить их кое-каким основам цивилизации, помогая в то же время и себе самим, — пробормотал он себе под нос. — Коль скоро они избавятся от людей на руднике, у них появится основа для приобретения всех орехов и ягод, каких только они захотят…
Глава 12
— Надеюсь, — заметила Телин ауз Руденуаман, — что барон скоро завершит свою охоту. У нас иссякает разная синтетика и сырье для синтезаторов пищи, и почти не осталось запасов некоторых других незаменимых предметов.
— О бароне незачем беспокоиться, — заверил ее из-под своего неподвижного человеческого лица Меево.
И в самом деле, не было никаких причин для озабоченности, настаивала она про себя, поворачиваясь, чтобы посмотреть наружу через заново вставленные розовые оконные панели. Выше на горе работали как всегда ровно и умело горняки.
Барон и раньше неоднократно путешествовал через территорию Содружества. Тем не менее она не могла не испытывать укол озабоченности каждый раз, когда один из ее кораблей перевозил замаскированных рептилий. Если бы патрульный корабль Содружества перехватил одно из этих судов и обнаружил на борту ААннов, она могла бы уцелеть только благодаря паутине путаных объяснений.
Но она потеряет незаменимого делового помощника. Не все же члены ААннской аристократии так понимали человеческие побуждения или мыслили так по-деловому, как Рииди ВВ.
Загудел телефон, требуя ответа. Меево поднялся и ответил на звонок. Отвернувшись от перспективы леса и гор, Телин увидела, как его гибкая гуманоидная маска несколько раз дернулась, признак того, что под ней происходили непостижимые рептильные сокращения.
— Сказал что… что случилось? — невнятный голос ААнна повысился.
— Что происходит, Меево? — нагнулась поближе Телин.
Инженер-ААнн медленно положил трубку внутренней связи:
— Это звонил Чаргис с рудника. Сбежавшие человек и транксийка вернулись живыми. Он докладывает, что с ними множество туземцев, и что новоприбывшие объединились с работающими на руднике в вооруженном бунте.
— Нет, нет… — она почувствовала слабость, так как его слова подавляли ее. — Туземцы, вооруженные… это невозможно. — Голос ее поднялся до визга, когда она снова овладела собой. — Невозможно! Они не ведают разницы между энергобуром и лучеметом. Зачем им вообще захотелось бы взбунтоваться? Чего они хотят… побольше орехов и ягод? Это безумие! — лицо ее вдруг опасно вытянулось. — Нет, подожди, ты сказал, что с ними вернулись человек и транксийка?
— Так утверждает Чаргис.
— Но это тоже невозможно. Им полагалось умереть от холода много недель назад. Каким-то образом, — сделала она неизбежный вывод — они, должно быть, сумели наладить общение с туземцами.
— Я бы сказал, что это преуменьшение, — сказал инженер. — Мне говорили, что туземцы не имеют никакого языка, никаких средств передавать абстрактные понятия друг другу, не говоря уже о посторонних.
— Мы что-то проглядели, Меево.
— Как минимум, я бы сказал, что именно так, — согласился инженер. — Но, в конечном итоге, это не будет иметь значения. Одно дело научить дикаря стрелять, а другое — объяснить ему тактику ведения войны.
— В любом случае, где они достали оружие? — недоумевала Телин, снова посмотрев на горный склон. Отдаленные строения не показывали никаких признаков происходящего внутри конфликта.
— Чаргис сказал, что они одолели охранника и вломились в заводской арсенал, — объяснил Меево. — Там был только один охранник, так как здесь нет никого, кто украл бы оружие. Чаргис далее сказал, что туземцы вламывались неуклюже и недисциплинированно, и что человек и транксийка упорно старались утихомирить их, — он злобно усмехнулся. — Возможно, они спустили с цепи нечто такое, с чем не могут управиться. Чаргис сказал… — инженер заколебался.
— Что еще сказал Чаргис?
— Он сказал, что туземцы вызвали у него впечатление, будто они рассматривают все это как… игру.
— Игру, — медленно повторила она. — Пусть так и продолжают думать, даже умирая. Свяжись со всем персоналом на базе, — приказала она. — Вели им покинуть все здания, кроме тех, которые сосредоточены здесь, вокруг Администрации. У нас есть ручные лучеметы и достаточно большая лазерная пушка, чтобы сбить в небе военный челнок. Мы будем просто спокойно сидеть здесь, удерживая средства связи, производство пищи, это здание и электростанцию, пока не вернется барон.
— После того как мы испепелим кое-кого из их числа, — небрежно продолжала она, словно говорила о выпалывании сорняков, — игра, возможно, потеряет для них интерес. Если же нет, то челноки достаточно быстро покончат с ней, — она снова взглянула на него. — Вели также Чаргису собрать нескольких хороших стрелков в две группы. Они могут воспользоваться двумя большими машинами и держать наших дружелюбных рабочих загнанными в бутылку, там где они находятся. Однако поосторожней со стрельбой, я не хочу повредить ничего в зданиях рудника, если в этом не будет абсолютной необходимости. Это оборудование слишком дорого. За исключением этого, они могут потренироваться в стрельбе по любым туземцам, каких найдут снаружи.
И добавила про себя: — Но они ни при каких обстоятельствах не должны убивать человеческого юношу или транксийку. Они оба нужны мне целыми и невредимыми!
Она в отвращении покачала головой, когда инженер двинулся передавать ее распоряжения.
— Чертовски неудобно. Нам придется завезти и обучить целиком новый набор чернорабочих…
«Все, — с яростью подумал Флинкс в начале, — прошло гладко и по плану». А потом он беспомощно наблюдал, как месяцы планирования и инструктажа были отброшены в сторону, опрокинутые неконтролируемым удовольствием, которое получали уйюррийцы, вламываясь в арсенал, чтобы захватить игрушки, заставлявшие вещи исчезать. Даже Пушок не мог их успокоить.
— Они наслаждаются, Флинкс, — объяснила Силзензюзекс, пытаясь утешить его. — Можешь ли ты их винить? Эта игра куда более волнующая, чем все, во что они когда-либо играли раньше.
— Хотел бы я знать, будут ли они по-прежнему так думать, когда погасят несколько их огней, — сердито пробурчал он. — Будут ли они по-прежнему считать мою игру забавной, после того как увидят некоторых своих друзей, лежащими на земле с выжженными лучеметами Руденуаман внутренностями? — он отвернулся, потеряв дар речи от гнева на себя и уйюррийцев.
— Я хотел захватить рудник бесшумно, внезапно, никого не убивая, — пробурчал, наконец, он. — Со всем этим шумом, который они устроили, вламываясь в арсенал, я уверен, что остальные находящиеся в здании сотрудники услышали и доложили вниз. Если Руденуаман умна, а это так, то она поставит своих оставшихся людей на круглосуточное дежурство и будет ждать, когда мы к ней заявимся.
Он осознал стоящего поблизости Пушка, посмотрел глубоко в эти ожидающие глаза. «Боюсь, Пушок, что твоему народу теперь придется убивать».
Урсиноид, не колеблясь, ответил ему таким же взглядом: «Понятно, друг-Флинкс. Серьезная это игра, в которую мы играем, эта цивилизация».
— Да, — пробормотал Флинкс. — Она всегда была такой. Я надеялся избежать прежних ошибок, но…
Голос его пропал, и он сел на пол, угрюмо уставясь на металлическую поверхность между коленей. Прохладная дубленая морда потерлась о его лицо, Пип. Чего он не ожидал, так это мягкого давления ниже шеи, там, где у него была бы грудная клетка-б, будь от транксом.
Оглянувшись, он увидел глядящие на него фасеточные глаза.
— Теперь ты можешь только делать все, что в твоих силах, — тихо прошептала она. Тонкая иструка мягко двигалась, массируя ему спину. — Ты начал это дело. Если ты не поможешь закончить его, то поможет та самка внизу.
От этого он почувствовал себя немного лучше, но лишь немного.
Четко прозвучал резкий треск, похожий на звук разрываемой фольги. Флинкс вскочил на ноги, побежал в направлении звука, за которым вскоре последовал второй. Через прозрачную панель, проходящую вдоль проходного коридора, они посмотрели вниз, на пологий склон с правой стороны большого здания. Он был лишен растительности, расчищенный на расстоянии в двадцать метров от стены строения.
По другую сторону, почти у лесной опушки они увидели парящие силуэты двух машин. Те же машины, отметил Флинкс, которые встретили их челнок по прибытии сюда так много недель назад.
На каждой машине спереди была установлена небольшая лазерная пушка. Пока они смотрели, из одного такого оружия выскочил тонкий красный луч на каменистый склон впереди и выше. Там было несколько мелких, уходивших в гору, шахт.
Вскоре чистая скала была изуродована тремя черными эллипсоидами, скромными пятнами разрушения там, где завяли кусты и расплавились в стекло более светлые силикатные скалы.
Откуда-то из верхнего конца рудника сверкнула голубая линия ручного лучемета, ударившая по наружной части машины. Экран машины оказался более чем достаточно прочным, чтобы поглотить и рассеять такие крошечные вспышки энергии.
Неожиданно две машины повернули и быстро двинулись обратно вниз по склону к главному зданию. Их приглушенное гудение проникло в коридор, где Флинкс и другие молча следили, как машины, плавно проплыв в метре над поверхностью на толстых воздушных подушках, повернули и остановились как раз за пределами досягаемости лучемета.
Минуту спустя из-за угла к ним протопала знакомая туша. Резко затормозив, она дала своим словам выплеснуться в промежутках между вздохами, как у паровой машины.
— Они убили А, Бэ, Вэ, — вздохнул он с расширенными больше обычного огромными глазами.
— Как это случилось? — спокойно спросил Флинкс. — Я же сказал всем, что они не станут стрелять по этим зданиям. Они не рискнут повредить свое оборудование, так как все еще не убеждены, что мы представляем для них серьезную угрозу.
Пушок взял объяснение на себя, уже связавшись молча и быстро с Голубым: «А, Бэ и Вэ пошли к металлическим пещерам».
— Но почему? — то ли спросил, то ли заплакал Флинкс.
— Они подумали, что создали новую идею, — медленно объяснил Пушок. Флинкс не продемонстрировал ни малейшего понимания, так что урсиноид продолжил: — Эти последние много дней ты постоянно твердил нам, что в эту игру, которую ты называешь цивилизацией, следует играть согласно здравому смыслу, логике, разуму. Судя по тому, что рассказывает мне Голубой, А, Бэ и Вэ решили между собой, что если это так, то холодные умы и другие увидят, что будет разумно и логично сотрудничать с нами, поскольку мы отобрали у них рудник.
— Они вышли без оружия поговорить разумно и логично с машинами. Но, — и в голосе Пушка появилась боль от этой неожиданности, — те даже не выслушали А, Бэ и Вэ. Они убили их, даже не выслушав. Как же может такое быть? — лохматая голова озадаченно посмотрела на Флинкса. — Разве холодные умы и другие, вроде тебя, тоже нецивилизованные? И все же они сделали это без разговоров. Это ли разум, о котором ты говоришь?
Флинкс и Силзензюзекс пока еще не видели ни одного из веселых урсиноидов разгневанным. Пушок, похоже, был близок к этому, хотя это был в действительности не гнев. Это была подавленность и отсутствие понимания.
Флинкс попытался объяснить:
— Есть, Пушок, такие, кто играет в игру нечестно. Те, кто мухлюют.
— Что такое мухлевать? — поинтересовался Пушок.
Флинкс постарался объяснить.
— Понятно, — торжественно объявил Пушок, когда юноша закончил. — Это необыкновенная концепция. Я бы не поверил, что такое возможно. Надо сообщить другим. Это многое объяснит в игре.
Повернувшись, он и Голубой оставили Флинкса и Силзензюзекс одних в коридоре.
— Сколько, по-твоему, — спросила она, глядя через оконную панель на отдаленный комплекс, — они будут там сидеть, прежде чем потеряют терпение и двинутся на нас?
— Вероятно, пока не вернутся челноки. Если мы не разрешим до того эту задачку… — нет, мы. должны с ней покончить прежде, чем возвратится барон. У нас здесь нет ничего, кроме ручных лучеметов. У них же есть по меньшей мере две поставленные на турели у взлетной полосы лазерные пушки класса земля-космос и, вдобавок, две поменьше, установленные на машинах. Возможно, есть и еще. Мы не можем бороться с таким оружием. Надеюсь, Пушок и Голубой сумеют втемяшить это в волосатые черепа своей семейки.
Он подошел к ней посмотреть сквозь панель.
— Я уверен, что прямо сейчас на нас направлены две большие пушки. Если мы попытаемся осуществить массовый отход, они испепелят множество наших, точно также, как А, Бэ и Вэ. Нам придется…
По коридору вдруг, потрясая, проплыл на высоком тоне вопль. Он поднялся от среднего тенора до высокого, дрожащего визга предельно ужаснувшегося… а затем прекратился. Принадлежал он, бесспорно, человеку.
Второй вопль — нет. Он исходил от ААнна. Затем раздались новые вопли обоих разновидностей.
Пип нервозно воспарил над плечом Флинкса, и из-под шапки рыжих волос заструился холодный пот.
— А теперь что? — встревоженно пробормотал он, когда они бросились в направлении воплей. Время от времени слышались новые вопли, а за ними, с регулярными интервалами, следовали звуки из противоположного лагеря.
Они услышали должно быть две дюжины воплей, прежде чем встретили Ням и Голубого.
— Что случилось? — потребовал ответа Флинкс. — Что это за вопли?
— Огни, — начала Ням.
— Гаснут, — закончил Голубой.
Флинкс обнаружил, что дрожит. От природы улыбающийся рот Ням был в крови. Обе широкие плоские морды были запятнаны ею. Несколько небольших групп рабочих и охранников не сумели убежать с захваченного рудника.
— Вы убили пленных, — вот и все, что он мог, заикаясь, выдавить из себя.
— О, да, — признала Ням с веселостью, от которой свертывалась кровь. — Некоторое время мы были не уверены, но Пушок объяснил нам и семье. Холодные умы и народ там внизу, — тут жест в направлении главной базы — мухлюют. Мы думаем, что поняли теперь, что такое мухлевать. Это значит играть в игру не по правилам, да?
— О бароне незачем беспокоиться, — заверил ее из-под своего неподвижного человеческого лица Меево.
И в самом деле, не было никаких причин для озабоченности, настаивала она про себя, поворачиваясь, чтобы посмотреть наружу через заново вставленные розовые оконные панели. Выше на горе работали как всегда ровно и умело горняки.
Барон и раньше неоднократно путешествовал через территорию Содружества. Тем не менее она не могла не испытывать укол озабоченности каждый раз, когда один из ее кораблей перевозил замаскированных рептилий. Если бы патрульный корабль Содружества перехватил одно из этих судов и обнаружил на борту ААннов, она могла бы уцелеть только благодаря паутине путаных объяснений.
Но она потеряет незаменимого делового помощника. Не все же члены ААннской аристократии так понимали человеческие побуждения или мыслили так по-деловому, как Рииди ВВ.
Загудел телефон, требуя ответа. Меево поднялся и ответил на звонок. Отвернувшись от перспективы леса и гор, Телин увидела, как его гибкая гуманоидная маска несколько раз дернулась, признак того, что под ней происходили непостижимые рептильные сокращения.
— Сказал что… что случилось? — невнятный голос ААнна повысился.
— Что происходит, Меево? — нагнулась поближе Телин.
Инженер-ААнн медленно положил трубку внутренней связи:
— Это звонил Чаргис с рудника. Сбежавшие человек и транксийка вернулись живыми. Он докладывает, что с ними множество туземцев, и что новоприбывшие объединились с работающими на руднике в вооруженном бунте.
— Нет, нет… — она почувствовала слабость, так как его слова подавляли ее. — Туземцы, вооруженные… это невозможно. — Голос ее поднялся до визга, когда она снова овладела собой. — Невозможно! Они не ведают разницы между энергобуром и лучеметом. Зачем им вообще захотелось бы взбунтоваться? Чего они хотят… побольше орехов и ягод? Это безумие! — лицо ее вдруг опасно вытянулось. — Нет, подожди, ты сказал, что с ними вернулись человек и транксийка?
— Так утверждает Чаргис.
— Но это тоже невозможно. Им полагалось умереть от холода много недель назад. Каким-то образом, — сделала она неизбежный вывод — они, должно быть, сумели наладить общение с туземцами.
— Я бы сказал, что это преуменьшение, — сказал инженер. — Мне говорили, что туземцы не имеют никакого языка, никаких средств передавать абстрактные понятия друг другу, не говоря уже о посторонних.
— Мы что-то проглядели, Меево.
— Как минимум, я бы сказал, что именно так, — согласился инженер. — Но, в конечном итоге, это не будет иметь значения. Одно дело научить дикаря стрелять, а другое — объяснить ему тактику ведения войны.
— В любом случае, где они достали оружие? — недоумевала Телин, снова посмотрев на горный склон. Отдаленные строения не показывали никаких признаков происходящего внутри конфликта.
— Чаргис сказал, что они одолели охранника и вломились в заводской арсенал, — объяснил Меево. — Там был только один охранник, так как здесь нет никого, кто украл бы оружие. Чаргис далее сказал, что туземцы вламывались неуклюже и недисциплинированно, и что человек и транксийка упорно старались утихомирить их, — он злобно усмехнулся. — Возможно, они спустили с цепи нечто такое, с чем не могут управиться. Чаргис сказал… — инженер заколебался.
— Что еще сказал Чаргис?
— Он сказал, что туземцы вызвали у него впечатление, будто они рассматривают все это как… игру.
— Игру, — медленно повторила она. — Пусть так и продолжают думать, даже умирая. Свяжись со всем персоналом на базе, — приказала она. — Вели им покинуть все здания, кроме тех, которые сосредоточены здесь, вокруг Администрации. У нас есть ручные лучеметы и достаточно большая лазерная пушка, чтобы сбить в небе военный челнок. Мы будем просто спокойно сидеть здесь, удерживая средства связи, производство пищи, это здание и электростанцию, пока не вернется барон.
— После того как мы испепелим кое-кого из их числа, — небрежно продолжала она, словно говорила о выпалывании сорняков, — игра, возможно, потеряет для них интерес. Если же нет, то челноки достаточно быстро покончат с ней, — она снова взглянула на него. — Вели также Чаргису собрать нескольких хороших стрелков в две группы. Они могут воспользоваться двумя большими машинами и держать наших дружелюбных рабочих загнанными в бутылку, там где они находятся. Однако поосторожней со стрельбой, я не хочу повредить ничего в зданиях рудника, если в этом не будет абсолютной необходимости. Это оборудование слишком дорого. За исключением этого, они могут потренироваться в стрельбе по любым туземцам, каких найдут снаружи.
И добавила про себя: — Но они ни при каких обстоятельствах не должны убивать человеческого юношу или транксийку. Они оба нужны мне целыми и невредимыми!
Она в отвращении покачала головой, когда инженер двинулся передавать ее распоряжения.
— Чертовски неудобно. Нам придется завезти и обучить целиком новый набор чернорабочих…
«Все, — с яростью подумал Флинкс в начале, — прошло гладко и по плану». А потом он беспомощно наблюдал, как месяцы планирования и инструктажа были отброшены в сторону, опрокинутые неконтролируемым удовольствием, которое получали уйюррийцы, вламываясь в арсенал, чтобы захватить игрушки, заставлявшие вещи исчезать. Даже Пушок не мог их успокоить.
— Они наслаждаются, Флинкс, — объяснила Силзензюзекс, пытаясь утешить его. — Можешь ли ты их винить? Эта игра куда более волнующая, чем все, во что они когда-либо играли раньше.
— Хотел бы я знать, будут ли они по-прежнему так думать, когда погасят несколько их огней, — сердито пробурчал он. — Будут ли они по-прежнему считать мою игру забавной, после того как увидят некоторых своих друзей, лежащими на земле с выжженными лучеметами Руденуаман внутренностями? — он отвернулся, потеряв дар речи от гнева на себя и уйюррийцев.
— Я хотел захватить рудник бесшумно, внезапно, никого не убивая, — пробурчал, наконец, он. — Со всем этим шумом, который они устроили, вламываясь в арсенал, я уверен, что остальные находящиеся в здании сотрудники услышали и доложили вниз. Если Руденуаман умна, а это так, то она поставит своих оставшихся людей на круглосуточное дежурство и будет ждать, когда мы к ней заявимся.
Он осознал стоящего поблизости Пушка, посмотрел глубоко в эти ожидающие глаза. «Боюсь, Пушок, что твоему народу теперь придется убивать».
Урсиноид, не колеблясь, ответил ему таким же взглядом: «Понятно, друг-Флинкс. Серьезная это игра, в которую мы играем, эта цивилизация».
— Да, — пробормотал Флинкс. — Она всегда была такой. Я надеялся избежать прежних ошибок, но…
Голос его пропал, и он сел на пол, угрюмо уставясь на металлическую поверхность между коленей. Прохладная дубленая морда потерлась о его лицо, Пип. Чего он не ожидал, так это мягкого давления ниже шеи, там, где у него была бы грудная клетка-б, будь от транксом.
Оглянувшись, он увидел глядящие на него фасеточные глаза.
— Теперь ты можешь только делать все, что в твоих силах, — тихо прошептала она. Тонкая иструка мягко двигалась, массируя ему спину. — Ты начал это дело. Если ты не поможешь закончить его, то поможет та самка внизу.
От этого он почувствовал себя немного лучше, но лишь немного.
Четко прозвучал резкий треск, похожий на звук разрываемой фольги. Флинкс вскочил на ноги, побежал в направлении звука, за которым вскоре последовал второй. Через прозрачную панель, проходящую вдоль проходного коридора, они посмотрели вниз, на пологий склон с правой стороны большого здания. Он был лишен растительности, расчищенный на расстоянии в двадцать метров от стены строения.
По другую сторону, почти у лесной опушки они увидели парящие силуэты двух машин. Те же машины, отметил Флинкс, которые встретили их челнок по прибытии сюда так много недель назад.
На каждой машине спереди была установлена небольшая лазерная пушка. Пока они смотрели, из одного такого оружия выскочил тонкий красный луч на каменистый склон впереди и выше. Там было несколько мелких, уходивших в гору, шахт.
Вскоре чистая скала была изуродована тремя черными эллипсоидами, скромными пятнами разрушения там, где завяли кусты и расплавились в стекло более светлые силикатные скалы.
Откуда-то из верхнего конца рудника сверкнула голубая линия ручного лучемета, ударившая по наружной части машины. Экран машины оказался более чем достаточно прочным, чтобы поглотить и рассеять такие крошечные вспышки энергии.
Неожиданно две машины повернули и быстро двинулись обратно вниз по склону к главному зданию. Их приглушенное гудение проникло в коридор, где Флинкс и другие молча следили, как машины, плавно проплыв в метре над поверхностью на толстых воздушных подушках, повернули и остановились как раз за пределами досягаемости лучемета.
Минуту спустя из-за угла к ним протопала знакомая туша. Резко затормозив, она дала своим словам выплеснуться в промежутках между вздохами, как у паровой машины.
— Они убили А, Бэ, Вэ, — вздохнул он с расширенными больше обычного огромными глазами.
— Как это случилось? — спокойно спросил Флинкс. — Я же сказал всем, что они не станут стрелять по этим зданиям. Они не рискнут повредить свое оборудование, так как все еще не убеждены, что мы представляем для них серьезную угрозу.
Пушок взял объяснение на себя, уже связавшись молча и быстро с Голубым: «А, Бэ и Вэ пошли к металлическим пещерам».
— Но почему? — то ли спросил, то ли заплакал Флинкс.
— Они подумали, что создали новую идею, — медленно объяснил Пушок. Флинкс не продемонстрировал ни малейшего понимания, так что урсиноид продолжил: — Эти последние много дней ты постоянно твердил нам, что в эту игру, которую ты называешь цивилизацией, следует играть согласно здравому смыслу, логике, разуму. Судя по тому, что рассказывает мне Голубой, А, Бэ и Вэ решили между собой, что если это так, то холодные умы и другие увидят, что будет разумно и логично сотрудничать с нами, поскольку мы отобрали у них рудник.
— Они вышли без оружия поговорить разумно и логично с машинами. Но, — и в голосе Пушка появилась боль от этой неожиданности, — те даже не выслушали А, Бэ и Вэ. Они убили их, даже не выслушав. Как же может такое быть? — лохматая голова озадаченно посмотрела на Флинкса. — Разве холодные умы и другие, вроде тебя, тоже нецивилизованные? И все же они сделали это без разговоров. Это ли разум, о котором ты говоришь?
Флинкс и Силзензюзекс пока еще не видели ни одного из веселых урсиноидов разгневанным. Пушок, похоже, был близок к этому, хотя это был в действительности не гнев. Это была подавленность и отсутствие понимания.
Флинкс попытался объяснить:
— Есть, Пушок, такие, кто играет в игру нечестно. Те, кто мухлюют.
— Что такое мухлевать? — поинтересовался Пушок.
Флинкс постарался объяснить.
— Понятно, — торжественно объявил Пушок, когда юноша закончил. — Это необыкновенная концепция. Я бы не поверил, что такое возможно. Надо сообщить другим. Это многое объяснит в игре.
Повернувшись, он и Голубой оставили Флинкса и Силзензюзекс одних в коридоре.
— Сколько, по-твоему, — спросила она, глядя через оконную панель на отдаленный комплекс, — они будут там сидеть, прежде чем потеряют терпение и двинутся на нас?
— Вероятно, пока не вернутся челноки. Если мы не разрешим до того эту задачку… — нет, мы. должны с ней покончить прежде, чем возвратится барон. У нас здесь нет ничего, кроме ручных лучеметов. У них же есть по меньшей мере две поставленные на турели у взлетной полосы лазерные пушки класса земля-космос и, вдобавок, две поменьше, установленные на машинах. Возможно, есть и еще. Мы не можем бороться с таким оружием. Надеюсь, Пушок и Голубой сумеют втемяшить это в волосатые черепа своей семейки.
Он подошел к ней посмотреть сквозь панель.
— Я уверен, что прямо сейчас на нас направлены две большие пушки. Если мы попытаемся осуществить массовый отход, они испепелят множество наших, точно также, как А, Бэ и Вэ. Нам придется…
По коридору вдруг, потрясая, проплыл на высоком тоне вопль. Он поднялся от среднего тенора до высокого, дрожащего визга предельно ужаснувшегося… а затем прекратился. Принадлежал он, бесспорно, человеку.
Второй вопль — нет. Он исходил от ААнна. Затем раздались новые вопли обоих разновидностей.
Пип нервозно воспарил над плечом Флинкса, и из-под шапки рыжих волос заструился холодный пот.
— А теперь что? — встревоженно пробормотал он, когда они бросились в направлении воплей. Время от времени слышались новые вопли, а за ними, с регулярными интервалами, следовали звуки из противоположного лагеря.
Они услышали должно быть две дюжины воплей, прежде чем встретили Ням и Голубого.
— Что случилось? — потребовал ответа Флинкс. — Что это за вопли?
— Огни, — начала Ням.
— Гаснут, — закончил Голубой.
Флинкс обнаружил, что дрожит. От природы улыбающийся рот Ням был в крови. Обе широкие плоские морды были запятнаны ею. Несколько небольших групп рабочих и охранников не сумели убежать с захваченного рудника.
— Вы убили пленных, — вот и все, что он мог, заикаясь, выдавить из себя.
— О, да, — признала Ням с веселостью, от которой свертывалась кровь. — Некоторое время мы были не уверены, но Пушок объяснил нам и семье. Холодные умы и народ там внизу, — тут жест в направлении главной базы — мухлюют. Мы думаем, что поняли теперь, что такое мухлевать. Это значит играть в игру не по правилам, да?