Страница:
Франсуа Мерлан
Беседы с Мастером: европейский ум и восточная мудрость в XXI веке
Эта книга частично составлена из конференций, проходивших на протяжении нескольких лет. Мы намеренно решили не удалять некоторые повторы, чтобы не прерывать разворачивание диалогов. Также мы хотели сохранить спонтанное качество бесед, что объясняет особенности речевых оборотов.
«Я люблю людей и человечество, не тогда, когда вижу, чем они являются, но когда воспринимаю то, чем они способны стать».
«Я люблю людей и человечество, не тогда, когда вижу, чем они являются, но когда воспринимаю то, чем они способны стать».
Глава 1. Духовный мастер в XXI веке
Сейчас конец лета, и я совершаю свой самый первый визит к человеку, которого описывают как одного из живых духовных мастеров начала двадцать первого века. Поскольку я не верю в человеческую мудрость, эта встреча, которую было трудно организовать, была продиктована скорее журналистским поиском в угоду людскому любопытству, нежели поиском какой-либо мудрости. Таково было состояние моего ума по прибытии в усадьбу.
Припарковав свою машину на мощеном дворе, я прохожу через лужайку, мимо кустов, чтобы позвонить в большой медный колокол, над которым написано: «Звоните громче».
Позже я узнаю, что колокол и надпись ссылаются на другого духовного мастера мудрости начала двадцатого века: Г.И. Гурджиева.
Звоню в колокол, но не очень громко. Никто не отвечает. Звоню снова, на этот раз менее робко. Жду с минуту и начинаю терять терпение, скорее даже слегка беспокоюсь: не забыл ли он о моем приходе?
Наконец, я решаю сильно потрясти колокол, ведь сказано же: «Звоните громче». Дверь открывается. На пороге появляется женщина лет сорока. Она сразу производит на меня впечатление чувством своего достоинства, не меньшим, чем своей зрелой красотой – евроазиатская принцесса из Арабских Ночей. Ее улыбка и манера говорить впечатляют не меньше, чем ее внешний вид. Она догадывается (или знает), кто я, и проводит меня через различные коридоры в мою комнату, предлагая мне умыться или немного отдохнуть. На столе лежат фрукты, и я вежливо отказываюсь от предложенной мне чашки чая.
Вернувшись, она устраивает мне небольшую экскурсию по зданию. Убранство усадьбы отличается богатством и роскошью: восточные ковры, деревянная обшивка, гобелены и картины занимают каждую стену – украшено богато, но ненавязчиво. Во время экскурсии мы встречаем несколько человек, каждый из которых приветствует нас улыбкой и четким кивком головы. Это не имеет ничего общего с натянутыми, поверхностными улыбками в приемных, которые мне доводилось посещать; я ощущаю их как настоящий дар: открыто, но не долго, они смотрят мне прямо в глаза, как бы говоря: «Я рад видеть тебя здесь»! С моей хозяйкой мы, наконец, подходим к большой стеклянной двери, выходящей к великолепному парку. Здесь она меня оставляет, говоря, что вернется за мной в 18.00 – время моей встречи с Селимом Айсселем.
Едва начав свою прогулку, я увидел большое здание в нескольких десятках метров от усадьбы. Там собралось изрядное количество людей, работающих вместе. По мере того как я подходил ближе, я увидел нескольких рабочих и мастеровых: здание перестраивается, старая конюшня переделывается в большой зал. Люди забивают гвозди, пилят, красят, обдирают стены и крышу снаружи и внутри. Около сорока человек работают в метрах десяти. Шум производится инструментами, очень мало слов и деятельность как в муравейнике – большая эффективность, но без напряжения и возгласов. Хотя тишины нет, но от этой работы у меня создается впечатление молчаливой и благородной силы.
Посреди всей этой деятельности я узнаю Селима Айсселя, поскольку раньше видел его на фотографии. Он переходит от одного места к другому, одобряя, советуя или исправляя, постоянно улыбаясь, часто шутя, но всегда убеждаясь в том, что работа продвигается. С тех пор у меня часто была возможность его видеть, как в рамках его работы, так и благодаря ему в рамках моего растущего интереса к моей «собственной Работе» (не к моей профессиональной работе, но к тому, что он называет работой над собой, работой над совершенствованием человеческой природы).
Но возвратимся к первому дню: я вхожу в старую конюшню. Никто не обращает ни малейшего внимания на мое присутствие, кроме уже упомянутых мною открытых взглядов глаза в глаза и улыбок. Поскольку я медленно приближаюсь к Селиму Айсселю, он поворачивается и также догадывается, кто я (хотя раньше мы никогда не встречались), приветствуя меня по имени. После того как он попросил меня передать ему деревянный брус, на который я наступил ногой, он мне говорит, что мы сможем встретиться для беседы в 18.00, и продолжает: «А сейчас чувствуйте себя как дома… и, пожалуйста, подайте мне другой брус…» Что я и делаю. Около пяти минут я подаю ему деревянные брусья. Он прибивает их к деревянной решетке до того момента, когда мимо проходит молодая женщина, которую он просит продолжить его работу. Он оставляет меня среди гвоздей и деревянных брусьев. Я больше не вижу его до нашей встречи в 18.00. Поскольку я не привык к такого рода работе, я завершаю ее с парой заноз. Женщина, которая на удивление весьма очаровательна, продолжает забивать гвозди; эта работа длится еще около часа. Конечно же, я пользуюсь этой возможностью, чтобы задать ей несколько вопросов.
– Зачем вы занимаетесь этой реконструкцией?
– Затем, что конюшня не может быть использована в нынешнем состоянии.
– Вы плотник?
– Нет, врач.
– Давно вы здесь?
– Нет, всего три года. Я прихожу сюда по выходным, раз в две недели.
– Изучать столярное дело?
На этот раз вместо лаконичного ответа она разразилась смехом: «Значит, вы новичок в Работе!»
Я объясняю, что я журналист и не принадлежу к их «Работе». Это смешит ее еще больше. После такой странной реакции чувствую себя обязанным оправдать свое присутствие здесь: Селим Айссель согласился принять меня из уважения к дружбе одного нашего общего знакомого. Он согласился встретиться со мной в 18.00. Но я не могу удержаться, чтобы не добавить, что интересуюсь всем, что вызывает мое любопытство. Молодая женщина неожиданно стала намного разговорчивее. Она объясняет мне, что господин Айссель уже очень давно не принимал журналистов. По его мнению, племя свободных журналистов находится на грани вымирания. Большинство журналистов сейчас неспособно быть объективными, поскольку либо служат господствующей идеологии, либо идеологии своей газеты, а их газета сама подчиняется не законам истины, а законам большинства читателей, которых ей нужно ублажать.
Затем она объясняет мне работу господина Айсселя – она говорит, что это можно выразить в двух словах, несмотря на то, что на эту тему он написал более пятидесяти книг. Цель его работы в том, чтобы создать условия, позволяющие современным мужчинам и женщинам реализовать себя, развиваясь к высшему уровню, непостижимому для обычного человека. Оставаясь при этом в совершенной гармонии со своими близкими и окружающей средой, что означает с другими и миром.
Поскольку я особо не интересуюсь ни духовностью, ни мистикой этой молодой женщины и ее мастера, я пытаюсь перевести тему нашего разговора на того, кто на самом деле является причиной моего визита.
Эта идея была явно неудачной, поскольку как только эта женщина замечает мое любопытство к Селиму Айсселю, она вдруг становится тихой как мышка и начинает особо старательно забивать гвозди. Внезапно она поворачивается ко мне и объясняет, что одним из правил учения Селима Айсселя, которое она сама решила применять к себе, не говорить о других людях ни хорошего, ни плохого, поскольку положительные качества личности и так говорят сами за себя. Она говорит мне, что когда я встречу господина Айсселя, то смогу составить о нем собственное мнение, и это будет намного интереснее того, что о нем говорят другие люди: не всегда ли друзья преувеличивают чьи-либо добродетели, а враги – недостатки? Теперь настал мой черед рассмеяться после столь откровенного, здравомысленного замечания, и мы заканчиваем работу в хорошем настроении.
В 18.00 я следую за миссис Тан, моей Евроазиатской хозяйкой, чье имя я наконец-то запомнил; она стучит в дверь, ведущую, как мне кажется, в кабинет господина Айсселя. Голос отвечает: «Входите», и мы входим в комнату. Он встает из-за стола и пожимает мне руку, приглашая присесть на диван, сам присаживаясь напротив меня; между нами стоит круглый столик, на который миссис Тан бесшумно ставит для нас по чашке чая. Затем так же тихо и осмотрительно, одарив улыбкой господина Айсселя, она покидает комнату.
Мы находимся в большом помещении или, даже скорее, в библиотеке, в этой комнате Селим Айссель работает по нескольку часов каждый вечер. Три стены полностью заставлены полками с книгами: сотни, возможно, тысячи книг. Четвертая стена от пола до потолка украшена картинами, некоторые из них я узнаю по художественной книге с репродукциями работ мастера. Я знал, что он художник и философ, сегодня днем я видел его и как рабочего, мастерового, прораба. Со временем я раскрою его с весьма разнообразных сторон.
Человек передо мной сидит спокойно, с улыбкой. Первое, что меня поразило – необычная прямота и доброта пристального взгляда и необычайная чистота голубых глаз. С первых секунд разговора я чувствую, что нахожусь в королевском присутствии; его королевство, как мне позже станет понятно, включает в себя сердце и дух человека.
Будучи по своей природе скептичным и недоверчивым, я все же быстро попадаю под его обаяние – именно так я бы охарактеризовал его спокойную уверенность, соединенную с природной элегантностью. Позже я узнал, что такое впечатление он производит на всех, кто приходит к нему без предубеждения. Я не могу определить его возраст: в конюшне он казался едва старше тридцати пяти, но сейчас выглядит на все пятьдесят. Не это ли имеют в виду люди, когда называют его «мастером времени»? В конюшне он ходил легкой и мягкой, почти кошачьей походкой, но здесь я вижу его, с трудом встающим из-за стола, прихрамывающим к моему креслу и вновь с таким же трудом садящимся обратно. Загадка, которая была отмечена многими людьми. Или, например, тот факт, что после пятнадцати минут разговора я чувствую, будто я всегда знал его. Не потому что он со мной фамильярен, совсем наоборот, он обладает неким сдержанным благородством, которое заметно контрастирует с его теплой и дружелюбной манерой ведения беседы и малейшими движениями рук; каждое слово подобно стиху, каждый жест – изваянию. Все это происходит совершенно естественно, без малейшего намека на манерность.
Мой первый вопрос: Что такое Психоантропология?
Селим Айссель: Этимологически Психоантропология означает «наука о человеческом сознании». Ее основная идея заключается в том, что природа оставила человека на незавершенном, неокончательном уровне развития. Если мужчина или женщина решают овладеть знаниями и приложить определенные усилия, то он или она становятся способными достичь гораздо более высокого уровня. Тогда становится возможным реализовать весь потенциал, дремлющий в природе этого человека. Это не только вопрос науки, но также и мудрости – фактически сразу же, как только мы начинаем говорить о сознании, входит некий моральный элемент, который обращает науку в мудрость.
В.: Согласна ли П-я с современной наукой?
С.А.: Будучи намного старше науки, П-я воспринимает науку как развивающееся явление, с которым необходимо считаться, но осознавая ее ограничения, поскольку она постоянно меняется.
В.: Кому адресована П-я?
С.А.: Только тем людям, которые чувствуют в ней подлинную необходимость. Необходимое условие – быть взрослым, обладать достаточным жизненным опытом или опытом других духовных течений. Когда люди уже убедились в ограниченности предшествовавшего, тогда они могут ожидать большего от своей «Работы» в П-и.
В.: Как вы обучаете П-и?
С.А.: Существует несколько направлений передачи, каждое из них работает на своем уровне. Для общественности мы издаем книги и лекции, содержащие информацию, необходимую для правильного подхода к школьному учению, с надлежащей подготовкой. Такой письменный материал представляет собой подготовительные курсы, по сути, так оно и есть. В школах П-и такой интеллектуальный аспект продолжает оставаться обязательным, но он соединяется с совершенно другим родом работы.
На самом деле главными элементами являются отношения на семинарах и в группах между более продвинутыми учениками и новичками. Лучшее понимание и уровень бытия «старичков» служат примером для пришедших после. Обучающая или рабочая группа является ключевым элементом П-и. Когда ученик выходит за пределы стадии обучения по книгам, для него становится возможным войти в контакт с непосредственным источником этого Учения, то есть с Учителем, который напрямую передает свои знания и практические ноу-хау. Это происходит через упражнения, которые всегда соответствуют истинным потребностям продвинутого ученика. В начале Учение носит общий характер, впоследствии становясь более индивидуальным и развиваясь в направлении обязательной стадии, представленной в виде групповой работы.
В.: Есть ли что-то общее между П-ей и религиозными течениями, духовными орденами и мистическими системами? Прежде всего я имею в виду Масонство, Розенкрейцерство, Антропософию и Теософию, а также Дзен, Суфизм и Йогу…
С.А.: Все перечисленные группы или движения являются частью практического изучения П-и. Можно сказать, что каждая из данных систем является практическим примером одного из принципов П-и, приспособленного для конкретного места, времени и для конкретной группы людей, согласно принципу, который называется «принципом соответствия». К сожалению, эти системы очень часто превращаются в пустые теории или механические, повторяющиеся техники подражаний, или же вырождаются в догматичный религиозный или сектантский фанатизм.
В.: Это выглядит как весьма резкое суждение.
С.А.: Вам не обязательно его разделять; это точка зрения П-и. А наша философия – жить и позволять жить. Не мое дело вмешиваться в деятельность таких групп, но у меня есть право на собственное мнение. Я вам его озвучил, поскольку вы о нем спросили. Принцип свободы и терпимости, так же как и понимания человеческой природы, обязывает нас уважать эти организации.
В.: Что вы подразумеваете под познанием человеческой природы?
С.А.: Видите ли, многие последователи этих систем контактируют с нами, а у нас нет другого выбора, кроме как заворачивать большинство из них обратно, поскольку они не готовы пожертвовать тем, что в этих системах их портит и обуславливает. Если они выходят с нами на контакт, это означает, что подсознательно (а иногда и сознательно) они чувствуют ограниченность своих течений и ощущают нереализованность или неуспешность. Это значит, что они не считают свой путь полностью совершенным. Тогда П-я предлагает им отказаться от своих заветных иллюзий, но большинство из них не готово пойти на это. Некоторые обладают необходимой искренностью, смелостью и смирением; такие люди встречаются крайне редко. Поскольку речь зашла о религиях, П-я рассматривает всех их как равноценные, каждая играет свою роль в эволюционном процессе, в котором каждый занимает свое место и имеет причину для существования. П-я не является религией и не заменяет ни одну из них.
В.: Но в чем разница между П-ей и другими системами?
С.А.: П-я является одной из современных адаптаций Четвертого Пути. Это София и Гностицизм, Мудрость и Наука, сердце всех систем. В каждой эпохе, мастером в наиболее подходящей манере, в той форме, которую он считает необходимой. Это характеризуется передачей, которая обязательно является живой передачей, объединяющей наиболее важные и эффективные обучающие техники.
В.: Есть ли другие препятствия для ищущих Путь?
С.А.: Да, особенно когда они недостаточно ясно определили, чего ищут. Но этому можно научиться. В действительности под предлогом духовного поиска, вначале поиск каждого мотивирован одной из черт характера, одной из пяти главных черт: жадностью (материальной или духовной), злоупотреблением сексом/сексуальностью (подавленной или ярко выраженной), страхом (жизни или ада), ложью (иллюзии относительно себя, других и мира) и тщеславием (потребность быть лучше, чем есть на самом деле). Эти аспекты не обязательно являются негативными, но их нужно осознавать и постепенно трансформировать.
В.: Требует ли П-я отказа от чего-либо, например, от материального благополучия?
С.А.: П-я интересуется всем и принимает все, но она требует, чтобы ты не терял из виду свою главную цель – реализацию того высшего, что есть в тебе. Я думаю, что все составляющие человеческой жизни также должны совершенствоваться, например, здоровье, материальное благосостояние, материальный прогресс, семейная жизнь, профессиональная, социальная или творческая деятельность, и т. д. В то же время, и это относится к самой элементарной логике, необходимо пожертвовать всем, что препятствует твоему развитию. Также П-я характеризуется тем, что помогает лучше проживать повседневную жизнь.
В.: Относительно искусства: вы художник, поэт и композитор…
С.А.: Я не композитор. Я только вдохновляю некоторых композиторов текстами, песнями и оперными либретто, написанными мною. Поскольку речь зашла об искусстве: оно является выражением наиболее великой силы вселенной – красоты, структурирующей и формирующей мир и вообще все. Эта сила присутствует в глубинах каждого человека, но во многих людях она еще ожидает своего пробуждения. К тому же существует два вида искусства: первое – субъективное, которое может практиковаться каждым, поскольку оно является отражением того, что из себя представляет человек, а второе – объективное, отражает великие космические законы.
В.: Мне говорили, и вы это подтверждаете, что кроме прочих талантов вы обладаете даром вдохновлять творческих людей. Люди рассказывали мне о художниках, которые больше не рисовали, о композиторах, которые перестали сочинять, о парализованных танцорах, которые благодаря вам снова стали заниматься своим искусством…
С.А.: Одарены эти люди, а не я; они просто уснули. Что касается меня, не имеющего талантов, небеса мне даровали талант пробуждения или раскрытия талантов в других людях.
В.: Это то, что называется силой Мастеров?
С.А.: Суфии, к которым мы очень близки, называют это Барака. Эта сила может быть передана от Мастера к ученику, позволяя ученику подняться до уровня Мастеров в той или иной сфере. Она может быть передана, только когда присутствует состояние восприимчивости, состояние готовности, другими словами, когда ученик достаточно подготовлен. Целью П-и является освобождение человека, освобождение от всего, что его порабощает изнутри, например, от его негативной обусловленности; тогда его творческий потенциал сможет проявиться вовне и послужить его самореализации, реализации других людей и эволюции человечества.
В.: Вы можете дать мне основные термины П-и?
С.А.: Да, конечно. Но они вам ничего не дадут, пока вы не поймете их внутреннее содержание. Почему бы вам самим не назвать мне те термины, которые вам интересны?
В.: Например, истина.
С.А.: Недостижима для обычного человека; для того же, кто находится на Пути, истина является плодом Работы.
В.: А что вы скажете про «Работу»?
С.А.: Познание себя и борьба против всего негативного, что человек обнаруживает в себе.
В.: Любовь?
С.А.: Одновременно внутренняя кульминация Пути и практика, воплощаемая в повседневной жизни.
В.: Служение?
С.А.: Практика любви в повседневной жизни.
В.: Доверие?
С.А.: Только своей судьбе.
В.: Реализация?
С.А.: Это достижение: пробуждение к собственной природе.
В.: Сверхъестественные силы?
С.А.: Побочное явление внутреннего развития.
В.: Смерть?
С.А.: Человек выбирает свою жизнь после смерти. Тем не менее это зависит от жизни, которую он решает проживать здесь и сейчас.
В.: Реинкарнация?
С.А.: Очевидный факт. Но можем ли мы прекратить эту игру в отгадки?
В.: Да, конечно. Но я хотел бы вернуться назад, к тому, что вы сказали о нынешнем проявлении или скорее о продолжающемся обновлении Четвертого Пути. Какие условия предшествуют этому?
С.А.: У этого есть несколько проявлений. Я могу рассказать только о тех, что представляю я, но те три, что я вам назову, являются абсолютно необходимыми для каждого из них. Первое условие: необходимо присутствие живого Мастера, то есть того, кто достиг достаточного знания и получил силу или Барака от своего Мастера или Мастеров. Второе: мужчины и женщины, достаточно подготовленные, чтобы быть способными правильно использовать материалы и техники Учения. Третье условие: желание этих людей работать вместе.
В.: Некоторые люди не придают никакого значения традиции, другие им верят безгранично. Вы сами не любите обсуждать такие вопросы, но вы подтвердили существенную важность для вас ваших Мастеров… Селим Айссель – кто вы?
С.А.: Почему этот вопрос появился в уме спрашивающего? Этот ум боится и нуждается в гарантиях? Поверхностный ум, движимый любопытством? Лжец, испуганный собственным отражением? Тщеславная личность, которая свяжет себя только с великой и прекрасной древней традицией? Но это неважно. Что касается меня, я испытываю глубочайшее уважение к Мастерам прошлого. У них только один недостаток: их больше нет с нами.
В.: Некоторые люди говорят, что вы суфий, другие называют вас теософом или антропософом, есть те, кто называет вас буддистом…
С.А.: Когда мой дед, алхимик и великий путешественник, вернулся из Китая, где он жил у Мастера Чен (Китайский Дзен), он обучил меня сидячей медитации, когда я был еще ребенком. С тех пор я ее так и не прекратил. Значит, я Дзен Буддист? Незадолго до своей смерти мой дед поручил меня своему другу, Месье де Фариа, который сам был Теософом, последователем Блаватской, а позднее Антропософом вслед за Рудольфом Штайнером и франкмасоном Ордена Мемфиса-Мицраима. Я многим обязан ему. Позже он послал меня к Пиру Кеджттепу Ансари, которого он представил как одного из Мастеров Гурджиева. Этот суфийский Мастер, принявший меня, сам обучался у Христианских Иезуитов, будучи их учеником! И в довершение всего однажды он представил меня Иудейскому Раввину, чтобы тот мог объяснить мне Библию! Поэтому, какова моя традиция? Хотите знать кто я? Долгое время я сам этого не знал… Сейчас я знаю, что я тот человек, который разговаривает с вами.
Я надеюсь на продолжение беседы, но вдруг слышу тихий стук в дверь. Айссель с тем же трудом, который я отметил ранее, встает и открывает дверь. Ему говорят, что ужин будет готов через пятнадцать минут. Он возвращается и приглашает меня на ужин, и я понимаю, что наш личный разговор подошел к концу. Провожая меня до двери, он добавляет: «Сегодня вечером здесь будет много людей, но во время еды вы можете задать любой вопрос, какой хотите, даже перед всеми. Здесь не существует глупых или неудобных вопросов».
Перед ужином я возвращаюсь в свою комнату. В моей голове еще больше вопросов, чем даже до приезда сюда. Но теперь я знаю, что встретил необычного человека, «замечательного человека», как говорил Гурджиев. Честность заставляет меня добавить, что во время нашего разговора я не удержался и задал ему несколько вопросов относительно моей личной, профессиональной и семейной жизни. Я только могу сказать, что отвечал он так, будто знал мою жизнь лучше меня самого. Будто он читал меня как открытую книгу. Читатель простит мне, если я вдруг случайно скажу удивительные вещи об этом человеке, но это лишь потому, что он поразил меня во всех отношениях. Это не означает, что он обладает абсолютной истиной, что он охотно и признает, считая, что во время нашего земного воплощения все относительно.
Когда я вхожу в столовую, миссис Тан встречает меня и сажает за стол рядом с мужчиной; она нас знакомит: доктор Мекки. Столовая очень большая и полностью соответствует усадьбе в целом. Большие, монастырского типа, столы расставлены в виде подковы, лицом к внушительному камину. Я сижу в конце стола, возле камина; остальные стулья уже заняты равным количеством мужчин и женщин. Два пустых сиденья; одно прямо напротив меня, на другом краю подковы, а второе – в центре от обоих краев; первое останется пустым, несмотря на тарелку и приборы, а второе будет занято С.А. Большинство гостей сидит в тишине, и только некоторые шепчутся друг с другом. Рассудив, что я могу говорить, не боясь при этом показаться невежливым, я завожу очень интересный разговор с моим соседом, доктором Мекки, который, как это скоро станет известно, чрезвычайно разговорчивая личность – о, наконец-то хоть один человек здесь любит поговорить! Объяснение: он американец, специалист по Интернету. Его «координатор» послал его к С.А., чтобы помочь с одним из нынешних проектов. Его группа не связана напрямую с С.А., но С.А. является другом его учителя в Нью-Йорке.
Он сообщает мне, что за столом присутствует несколько знаменитостей, и указывает на них: известный политик и бизнесмен, знаменитый комик и популярная певица. Он отмечает, насколько неоднородно это собрание людей: широко известные личности, доктора, секретари, учителя, ремесленники и рабочие. Каждый из них здесь ради П-и, и между ними не проводится никакого различия; каждый из них здесь ради Работы вместе с С.А.
Припарковав свою машину на мощеном дворе, я прохожу через лужайку, мимо кустов, чтобы позвонить в большой медный колокол, над которым написано: «Звоните громче».
Позже я узнаю, что колокол и надпись ссылаются на другого духовного мастера мудрости начала двадцатого века: Г.И. Гурджиева.
Звоню в колокол, но не очень громко. Никто не отвечает. Звоню снова, на этот раз менее робко. Жду с минуту и начинаю терять терпение, скорее даже слегка беспокоюсь: не забыл ли он о моем приходе?
Наконец, я решаю сильно потрясти колокол, ведь сказано же: «Звоните громче». Дверь открывается. На пороге появляется женщина лет сорока. Она сразу производит на меня впечатление чувством своего достоинства, не меньшим, чем своей зрелой красотой – евроазиатская принцесса из Арабских Ночей. Ее улыбка и манера говорить впечатляют не меньше, чем ее внешний вид. Она догадывается (или знает), кто я, и проводит меня через различные коридоры в мою комнату, предлагая мне умыться или немного отдохнуть. На столе лежат фрукты, и я вежливо отказываюсь от предложенной мне чашки чая.
Вернувшись, она устраивает мне небольшую экскурсию по зданию. Убранство усадьбы отличается богатством и роскошью: восточные ковры, деревянная обшивка, гобелены и картины занимают каждую стену – украшено богато, но ненавязчиво. Во время экскурсии мы встречаем несколько человек, каждый из которых приветствует нас улыбкой и четким кивком головы. Это не имеет ничего общего с натянутыми, поверхностными улыбками в приемных, которые мне доводилось посещать; я ощущаю их как настоящий дар: открыто, но не долго, они смотрят мне прямо в глаза, как бы говоря: «Я рад видеть тебя здесь»! С моей хозяйкой мы, наконец, подходим к большой стеклянной двери, выходящей к великолепному парку. Здесь она меня оставляет, говоря, что вернется за мной в 18.00 – время моей встречи с Селимом Айсселем.
Едва начав свою прогулку, я увидел большое здание в нескольких десятках метров от усадьбы. Там собралось изрядное количество людей, работающих вместе. По мере того как я подходил ближе, я увидел нескольких рабочих и мастеровых: здание перестраивается, старая конюшня переделывается в большой зал. Люди забивают гвозди, пилят, красят, обдирают стены и крышу снаружи и внутри. Около сорока человек работают в метрах десяти. Шум производится инструментами, очень мало слов и деятельность как в муравейнике – большая эффективность, но без напряжения и возгласов. Хотя тишины нет, но от этой работы у меня создается впечатление молчаливой и благородной силы.
Посреди всей этой деятельности я узнаю Селима Айсселя, поскольку раньше видел его на фотографии. Он переходит от одного места к другому, одобряя, советуя или исправляя, постоянно улыбаясь, часто шутя, но всегда убеждаясь в том, что работа продвигается. С тех пор у меня часто была возможность его видеть, как в рамках его работы, так и благодаря ему в рамках моего растущего интереса к моей «собственной Работе» (не к моей профессиональной работе, но к тому, что он называет работой над собой, работой над совершенствованием человеческой природы).
Но возвратимся к первому дню: я вхожу в старую конюшню. Никто не обращает ни малейшего внимания на мое присутствие, кроме уже упомянутых мною открытых взглядов глаза в глаза и улыбок. Поскольку я медленно приближаюсь к Селиму Айсселю, он поворачивается и также догадывается, кто я (хотя раньше мы никогда не встречались), приветствуя меня по имени. После того как он попросил меня передать ему деревянный брус, на который я наступил ногой, он мне говорит, что мы сможем встретиться для беседы в 18.00, и продолжает: «А сейчас чувствуйте себя как дома… и, пожалуйста, подайте мне другой брус…» Что я и делаю. Около пяти минут я подаю ему деревянные брусья. Он прибивает их к деревянной решетке до того момента, когда мимо проходит молодая женщина, которую он просит продолжить его работу. Он оставляет меня среди гвоздей и деревянных брусьев. Я больше не вижу его до нашей встречи в 18.00. Поскольку я не привык к такого рода работе, я завершаю ее с парой заноз. Женщина, которая на удивление весьма очаровательна, продолжает забивать гвозди; эта работа длится еще около часа. Конечно же, я пользуюсь этой возможностью, чтобы задать ей несколько вопросов.
– Зачем вы занимаетесь этой реконструкцией?
– Затем, что конюшня не может быть использована в нынешнем состоянии.
– Вы плотник?
– Нет, врач.
– Давно вы здесь?
– Нет, всего три года. Я прихожу сюда по выходным, раз в две недели.
– Изучать столярное дело?
На этот раз вместо лаконичного ответа она разразилась смехом: «Значит, вы новичок в Работе!»
Я объясняю, что я журналист и не принадлежу к их «Работе». Это смешит ее еще больше. После такой странной реакции чувствую себя обязанным оправдать свое присутствие здесь: Селим Айссель согласился принять меня из уважения к дружбе одного нашего общего знакомого. Он согласился встретиться со мной в 18.00. Но я не могу удержаться, чтобы не добавить, что интересуюсь всем, что вызывает мое любопытство. Молодая женщина неожиданно стала намного разговорчивее. Она объясняет мне, что господин Айссель уже очень давно не принимал журналистов. По его мнению, племя свободных журналистов находится на грани вымирания. Большинство журналистов сейчас неспособно быть объективными, поскольку либо служат господствующей идеологии, либо идеологии своей газеты, а их газета сама подчиняется не законам истины, а законам большинства читателей, которых ей нужно ублажать.
Затем она объясняет мне работу господина Айсселя – она говорит, что это можно выразить в двух словах, несмотря на то, что на эту тему он написал более пятидесяти книг. Цель его работы в том, чтобы создать условия, позволяющие современным мужчинам и женщинам реализовать себя, развиваясь к высшему уровню, непостижимому для обычного человека. Оставаясь при этом в совершенной гармонии со своими близкими и окружающей средой, что означает с другими и миром.
Поскольку я особо не интересуюсь ни духовностью, ни мистикой этой молодой женщины и ее мастера, я пытаюсь перевести тему нашего разговора на того, кто на самом деле является причиной моего визита.
Эта идея была явно неудачной, поскольку как только эта женщина замечает мое любопытство к Селиму Айсселю, она вдруг становится тихой как мышка и начинает особо старательно забивать гвозди. Внезапно она поворачивается ко мне и объясняет, что одним из правил учения Селима Айсселя, которое она сама решила применять к себе, не говорить о других людях ни хорошего, ни плохого, поскольку положительные качества личности и так говорят сами за себя. Она говорит мне, что когда я встречу господина Айсселя, то смогу составить о нем собственное мнение, и это будет намного интереснее того, что о нем говорят другие люди: не всегда ли друзья преувеличивают чьи-либо добродетели, а враги – недостатки? Теперь настал мой черед рассмеяться после столь откровенного, здравомысленного замечания, и мы заканчиваем работу в хорошем настроении.
В 18.00 я следую за миссис Тан, моей Евроазиатской хозяйкой, чье имя я наконец-то запомнил; она стучит в дверь, ведущую, как мне кажется, в кабинет господина Айсселя. Голос отвечает: «Входите», и мы входим в комнату. Он встает из-за стола и пожимает мне руку, приглашая присесть на диван, сам присаживаясь напротив меня; между нами стоит круглый столик, на который миссис Тан бесшумно ставит для нас по чашке чая. Затем так же тихо и осмотрительно, одарив улыбкой господина Айсселя, она покидает комнату.
Мы находимся в большом помещении или, даже скорее, в библиотеке, в этой комнате Селим Айссель работает по нескольку часов каждый вечер. Три стены полностью заставлены полками с книгами: сотни, возможно, тысячи книг. Четвертая стена от пола до потолка украшена картинами, некоторые из них я узнаю по художественной книге с репродукциями работ мастера. Я знал, что он художник и философ, сегодня днем я видел его и как рабочего, мастерового, прораба. Со временем я раскрою его с весьма разнообразных сторон.
Человек передо мной сидит спокойно, с улыбкой. Первое, что меня поразило – необычная прямота и доброта пристального взгляда и необычайная чистота голубых глаз. С первых секунд разговора я чувствую, что нахожусь в королевском присутствии; его королевство, как мне позже станет понятно, включает в себя сердце и дух человека.
Будучи по своей природе скептичным и недоверчивым, я все же быстро попадаю под его обаяние – именно так я бы охарактеризовал его спокойную уверенность, соединенную с природной элегантностью. Позже я узнал, что такое впечатление он производит на всех, кто приходит к нему без предубеждения. Я не могу определить его возраст: в конюшне он казался едва старше тридцати пяти, но сейчас выглядит на все пятьдесят. Не это ли имеют в виду люди, когда называют его «мастером времени»? В конюшне он ходил легкой и мягкой, почти кошачьей походкой, но здесь я вижу его, с трудом встающим из-за стола, прихрамывающим к моему креслу и вновь с таким же трудом садящимся обратно. Загадка, которая была отмечена многими людьми. Или, например, тот факт, что после пятнадцати минут разговора я чувствую, будто я всегда знал его. Не потому что он со мной фамильярен, совсем наоборот, он обладает неким сдержанным благородством, которое заметно контрастирует с его теплой и дружелюбной манерой ведения беседы и малейшими движениями рук; каждое слово подобно стиху, каждый жест – изваянию. Все это происходит совершенно естественно, без малейшего намека на манерность.
Мой первый вопрос: Что такое Психоантропология?
Селим Айссель: Этимологически Психоантропология означает «наука о человеческом сознании». Ее основная идея заключается в том, что природа оставила человека на незавершенном, неокончательном уровне развития. Если мужчина или женщина решают овладеть знаниями и приложить определенные усилия, то он или она становятся способными достичь гораздо более высокого уровня. Тогда становится возможным реализовать весь потенциал, дремлющий в природе этого человека. Это не только вопрос науки, но также и мудрости – фактически сразу же, как только мы начинаем говорить о сознании, входит некий моральный элемент, который обращает науку в мудрость.
В.: Согласна ли П-я с современной наукой?
С.А.: Будучи намного старше науки, П-я воспринимает науку как развивающееся явление, с которым необходимо считаться, но осознавая ее ограничения, поскольку она постоянно меняется.
В.: Кому адресована П-я?
С.А.: Только тем людям, которые чувствуют в ней подлинную необходимость. Необходимое условие – быть взрослым, обладать достаточным жизненным опытом или опытом других духовных течений. Когда люди уже убедились в ограниченности предшествовавшего, тогда они могут ожидать большего от своей «Работы» в П-и.
В.: Как вы обучаете П-и?
С.А.: Существует несколько направлений передачи, каждое из них работает на своем уровне. Для общественности мы издаем книги и лекции, содержащие информацию, необходимую для правильного подхода к школьному учению, с надлежащей подготовкой. Такой письменный материал представляет собой подготовительные курсы, по сути, так оно и есть. В школах П-и такой интеллектуальный аспект продолжает оставаться обязательным, но он соединяется с совершенно другим родом работы.
На самом деле главными элементами являются отношения на семинарах и в группах между более продвинутыми учениками и новичками. Лучшее понимание и уровень бытия «старичков» служат примером для пришедших после. Обучающая или рабочая группа является ключевым элементом П-и. Когда ученик выходит за пределы стадии обучения по книгам, для него становится возможным войти в контакт с непосредственным источником этого Учения, то есть с Учителем, который напрямую передает свои знания и практические ноу-хау. Это происходит через упражнения, которые всегда соответствуют истинным потребностям продвинутого ученика. В начале Учение носит общий характер, впоследствии становясь более индивидуальным и развиваясь в направлении обязательной стадии, представленной в виде групповой работы.
В.: Есть ли что-то общее между П-ей и религиозными течениями, духовными орденами и мистическими системами? Прежде всего я имею в виду Масонство, Розенкрейцерство, Антропософию и Теософию, а также Дзен, Суфизм и Йогу…
С.А.: Все перечисленные группы или движения являются частью практического изучения П-и. Можно сказать, что каждая из данных систем является практическим примером одного из принципов П-и, приспособленного для конкретного места, времени и для конкретной группы людей, согласно принципу, который называется «принципом соответствия». К сожалению, эти системы очень часто превращаются в пустые теории или механические, повторяющиеся техники подражаний, или же вырождаются в догматичный религиозный или сектантский фанатизм.
В.: Это выглядит как весьма резкое суждение.
С.А.: Вам не обязательно его разделять; это точка зрения П-и. А наша философия – жить и позволять жить. Не мое дело вмешиваться в деятельность таких групп, но у меня есть право на собственное мнение. Я вам его озвучил, поскольку вы о нем спросили. Принцип свободы и терпимости, так же как и понимания человеческой природы, обязывает нас уважать эти организации.
В.: Что вы подразумеваете под познанием человеческой природы?
С.А.: Видите ли, многие последователи этих систем контактируют с нами, а у нас нет другого выбора, кроме как заворачивать большинство из них обратно, поскольку они не готовы пожертвовать тем, что в этих системах их портит и обуславливает. Если они выходят с нами на контакт, это означает, что подсознательно (а иногда и сознательно) они чувствуют ограниченность своих течений и ощущают нереализованность или неуспешность. Это значит, что они не считают свой путь полностью совершенным. Тогда П-я предлагает им отказаться от своих заветных иллюзий, но большинство из них не готово пойти на это. Некоторые обладают необходимой искренностью, смелостью и смирением; такие люди встречаются крайне редко. Поскольку речь зашла о религиях, П-я рассматривает всех их как равноценные, каждая играет свою роль в эволюционном процессе, в котором каждый занимает свое место и имеет причину для существования. П-я не является религией и не заменяет ни одну из них.
В.: Но в чем разница между П-ей и другими системами?
С.А.: П-я является одной из современных адаптаций Четвертого Пути. Это София и Гностицизм, Мудрость и Наука, сердце всех систем. В каждой эпохе, мастером в наиболее подходящей манере, в той форме, которую он считает необходимой. Это характеризуется передачей, которая обязательно является живой передачей, объединяющей наиболее важные и эффективные обучающие техники.
В.: Есть ли другие препятствия для ищущих Путь?
С.А.: Да, особенно когда они недостаточно ясно определили, чего ищут. Но этому можно научиться. В действительности под предлогом духовного поиска, вначале поиск каждого мотивирован одной из черт характера, одной из пяти главных черт: жадностью (материальной или духовной), злоупотреблением сексом/сексуальностью (подавленной или ярко выраженной), страхом (жизни или ада), ложью (иллюзии относительно себя, других и мира) и тщеславием (потребность быть лучше, чем есть на самом деле). Эти аспекты не обязательно являются негативными, но их нужно осознавать и постепенно трансформировать.
В.: Требует ли П-я отказа от чего-либо, например, от материального благополучия?
С.А.: П-я интересуется всем и принимает все, но она требует, чтобы ты не терял из виду свою главную цель – реализацию того высшего, что есть в тебе. Я думаю, что все составляющие человеческой жизни также должны совершенствоваться, например, здоровье, материальное благосостояние, материальный прогресс, семейная жизнь, профессиональная, социальная или творческая деятельность, и т. д. В то же время, и это относится к самой элементарной логике, необходимо пожертвовать всем, что препятствует твоему развитию. Также П-я характеризуется тем, что помогает лучше проживать повседневную жизнь.
В.: Относительно искусства: вы художник, поэт и композитор…
С.А.: Я не композитор. Я только вдохновляю некоторых композиторов текстами, песнями и оперными либретто, написанными мною. Поскольку речь зашла об искусстве: оно является выражением наиболее великой силы вселенной – красоты, структурирующей и формирующей мир и вообще все. Эта сила присутствует в глубинах каждого человека, но во многих людях она еще ожидает своего пробуждения. К тому же существует два вида искусства: первое – субъективное, которое может практиковаться каждым, поскольку оно является отражением того, что из себя представляет человек, а второе – объективное, отражает великие космические законы.
В.: Мне говорили, и вы это подтверждаете, что кроме прочих талантов вы обладаете даром вдохновлять творческих людей. Люди рассказывали мне о художниках, которые больше не рисовали, о композиторах, которые перестали сочинять, о парализованных танцорах, которые благодаря вам снова стали заниматься своим искусством…
С.А.: Одарены эти люди, а не я; они просто уснули. Что касается меня, не имеющего талантов, небеса мне даровали талант пробуждения или раскрытия талантов в других людях.
В.: Это то, что называется силой Мастеров?
С.А.: Суфии, к которым мы очень близки, называют это Барака. Эта сила может быть передана от Мастера к ученику, позволяя ученику подняться до уровня Мастеров в той или иной сфере. Она может быть передана, только когда присутствует состояние восприимчивости, состояние готовности, другими словами, когда ученик достаточно подготовлен. Целью П-и является освобождение человека, освобождение от всего, что его порабощает изнутри, например, от его негативной обусловленности; тогда его творческий потенциал сможет проявиться вовне и послужить его самореализации, реализации других людей и эволюции человечества.
В.: Вы можете дать мне основные термины П-и?
С.А.: Да, конечно. Но они вам ничего не дадут, пока вы не поймете их внутреннее содержание. Почему бы вам самим не назвать мне те термины, которые вам интересны?
В.: Например, истина.
С.А.: Недостижима для обычного человека; для того же, кто находится на Пути, истина является плодом Работы.
В.: А что вы скажете про «Работу»?
С.А.: Познание себя и борьба против всего негативного, что человек обнаруживает в себе.
В.: Любовь?
С.А.: Одновременно внутренняя кульминация Пути и практика, воплощаемая в повседневной жизни.
В.: Служение?
С.А.: Практика любви в повседневной жизни.
В.: Доверие?
С.А.: Только своей судьбе.
В.: Реализация?
С.А.: Это достижение: пробуждение к собственной природе.
В.: Сверхъестественные силы?
С.А.: Побочное явление внутреннего развития.
В.: Смерть?
С.А.: Человек выбирает свою жизнь после смерти. Тем не менее это зависит от жизни, которую он решает проживать здесь и сейчас.
В.: Реинкарнация?
С.А.: Очевидный факт. Но можем ли мы прекратить эту игру в отгадки?
В.: Да, конечно. Но я хотел бы вернуться назад, к тому, что вы сказали о нынешнем проявлении или скорее о продолжающемся обновлении Четвертого Пути. Какие условия предшествуют этому?
С.А.: У этого есть несколько проявлений. Я могу рассказать только о тех, что представляю я, но те три, что я вам назову, являются абсолютно необходимыми для каждого из них. Первое условие: необходимо присутствие живого Мастера, то есть того, кто достиг достаточного знания и получил силу или Барака от своего Мастера или Мастеров. Второе: мужчины и женщины, достаточно подготовленные, чтобы быть способными правильно использовать материалы и техники Учения. Третье условие: желание этих людей работать вместе.
В.: Некоторые люди не придают никакого значения традиции, другие им верят безгранично. Вы сами не любите обсуждать такие вопросы, но вы подтвердили существенную важность для вас ваших Мастеров… Селим Айссель – кто вы?
С.А.: Почему этот вопрос появился в уме спрашивающего? Этот ум боится и нуждается в гарантиях? Поверхностный ум, движимый любопытством? Лжец, испуганный собственным отражением? Тщеславная личность, которая свяжет себя только с великой и прекрасной древней традицией? Но это неважно. Что касается меня, я испытываю глубочайшее уважение к Мастерам прошлого. У них только один недостаток: их больше нет с нами.
В.: Некоторые люди говорят, что вы суфий, другие называют вас теософом или антропософом, есть те, кто называет вас буддистом…
С.А.: Когда мой дед, алхимик и великий путешественник, вернулся из Китая, где он жил у Мастера Чен (Китайский Дзен), он обучил меня сидячей медитации, когда я был еще ребенком. С тех пор я ее так и не прекратил. Значит, я Дзен Буддист? Незадолго до своей смерти мой дед поручил меня своему другу, Месье де Фариа, который сам был Теософом, последователем Блаватской, а позднее Антропософом вслед за Рудольфом Штайнером и франкмасоном Ордена Мемфиса-Мицраима. Я многим обязан ему. Позже он послал меня к Пиру Кеджттепу Ансари, которого он представил как одного из Мастеров Гурджиева. Этот суфийский Мастер, принявший меня, сам обучался у Христианских Иезуитов, будучи их учеником! И в довершение всего однажды он представил меня Иудейскому Раввину, чтобы тот мог объяснить мне Библию! Поэтому, какова моя традиция? Хотите знать кто я? Долгое время я сам этого не знал… Сейчас я знаю, что я тот человек, который разговаривает с вами.
Я надеюсь на продолжение беседы, но вдруг слышу тихий стук в дверь. Айссель с тем же трудом, который я отметил ранее, встает и открывает дверь. Ему говорят, что ужин будет готов через пятнадцать минут. Он возвращается и приглашает меня на ужин, и я понимаю, что наш личный разговор подошел к концу. Провожая меня до двери, он добавляет: «Сегодня вечером здесь будет много людей, но во время еды вы можете задать любой вопрос, какой хотите, даже перед всеми. Здесь не существует глупых или неудобных вопросов».
Перед ужином я возвращаюсь в свою комнату. В моей голове еще больше вопросов, чем даже до приезда сюда. Но теперь я знаю, что встретил необычного человека, «замечательного человека», как говорил Гурджиев. Честность заставляет меня добавить, что во время нашего разговора я не удержался и задал ему несколько вопросов относительно моей личной, профессиональной и семейной жизни. Я только могу сказать, что отвечал он так, будто знал мою жизнь лучше меня самого. Будто он читал меня как открытую книгу. Читатель простит мне, если я вдруг случайно скажу удивительные вещи об этом человеке, но это лишь потому, что он поразил меня во всех отношениях. Это не означает, что он обладает абсолютной истиной, что он охотно и признает, считая, что во время нашего земного воплощения все относительно.
Когда я вхожу в столовую, миссис Тан встречает меня и сажает за стол рядом с мужчиной; она нас знакомит: доктор Мекки. Столовая очень большая и полностью соответствует усадьбе в целом. Большие, монастырского типа, столы расставлены в виде подковы, лицом к внушительному камину. Я сижу в конце стола, возле камина; остальные стулья уже заняты равным количеством мужчин и женщин. Два пустых сиденья; одно прямо напротив меня, на другом краю подковы, а второе – в центре от обоих краев; первое останется пустым, несмотря на тарелку и приборы, а второе будет занято С.А. Большинство гостей сидит в тишине, и только некоторые шепчутся друг с другом. Рассудив, что я могу говорить, не боясь при этом показаться невежливым, я завожу очень интересный разговор с моим соседом, доктором Мекки, который, как это скоро станет известно, чрезвычайно разговорчивая личность – о, наконец-то хоть один человек здесь любит поговорить! Объяснение: он американец, специалист по Интернету. Его «координатор» послал его к С.А., чтобы помочь с одним из нынешних проектов. Его группа не связана напрямую с С.А., но С.А. является другом его учителя в Нью-Йорке.
Он сообщает мне, что за столом присутствует несколько знаменитостей, и указывает на них: известный политик и бизнесмен, знаменитый комик и популярная певица. Он отмечает, насколько неоднородно это собрание людей: широко известные личности, доктора, секретари, учителя, ремесленники и рабочие. Каждый из них здесь ради П-и, и между ними не проводится никакого различия; каждый из них здесь ради Работы вместе с С.А.