— Жаль.
   — Погоди минутку. Когда этот человек уходил, вышел управляющий и первым делом спросил: «А что здесь делает Чарли Бостон?»
   — Что?!
   — Ага, так и знал, что тебя это заинтересует. Однако действовал он чрезвычайно нелепо.
   — Ни ловкости, ни ума, — согласился я.
   Он посмотрел на меня с укоризной.
   — Не кажется ли тебе, что ты несколько преувеличил опасность, если угроза Тиддли Пому действительно исходила от Чарли Бостона?
   — Читай следующий сенсационный и разоблачительный материал в «Блейз», — сухо ответил я.
   Он рассмеялся и повернулся к ожидавшим его посетителям. Я вышел на лужайку у скакового круга, размышляя о Чарли Бостоне и его бесплодных попытках добраться до фаворита. О Чарли Бостоне, который считает, что, раз есть сила, ума не надо. Но молодчики выбыли из игры, а Вьерстерод и Росе числятся в списках погибших. И теперь он гол и беззащитен, словно устрица с открытыми створками раковины.
   И не только беззащитен, но и доведен до последней степени отчаяния. Раз он хотел снять пятьдесят тысяч, то его потери в случае победы Тиддли Пома составят минимум в десять раз больше — до полумиллиона. Поистине астрономические масштабы! Подобная перспектива может ввергнуть в панику и толкнуть на самые безрассудные поступки, причем чем ближе скачки, тем больше их вероятность.
   Я решил, что Ронси тоже должен участвовать в мероприятиях по охране лошади, и стал высматривать его в толпе. Завернул за угол и, глазея по сторонам, чуть не сбил с ног человека, стоявшего у светового табло. Я было раскрыл рот, чтобы извиниться, как вдруг узнал, кто это.
   Гейл...
   Мелькнувшая в ее глазах радость сменилась робостью. Вероятно, и у меня на лице было точно такое же выражение. Видно, она, как и я, не ожидала этой встречи. Но, с другой стороны, ничего странного тут нет — она пришла посмотреть, как будет бежать лошадь ее дядюшки.
   — Тай? — растерянно и вопросительно произнесла она.
   — Не ожидал, не ожидал. — Мой голос звучал излишне развязно.
   — Я так и думала, что встречу тебя. — Гладкие черные волосы блестели на солнце, свет оттенял строгие черты лица и золотисто-бронзовый цвет кожи. Тело, которое я видел обнаженным, скрыто складками бирюзового платья. «Прошла лишь неделя, — подумал я. — Всего неделя с той ночи в гостинице...»
   — Что, Гарри и Сара тоже здесь? — Типичная светская беседа. Скрыть от нее рану, которая еще не начала затягиваться. И вообще нельзя было позволять наносить эту рану. Сам виноват. Нечего жаловаться.
   — Они в баре. Где ж еще...
   — Не желаешь ли выпить?
   Она покачала головой:
   — Я хочу... объяснить. Я вижу, тебе все известно... И надо объяснить.
   — Не стоит. Может быть, чашечку кофе?
   — Послушай...
   Я весь напрягся, губы и подбородок словно окаменели. Сознательно, усилием воли, я приказал себе расслабиться.
   — Да, слушаю.
   — Она... я хочу сказать, твоя жена действительно собирается с тобой разводиться?
   — Нет.
   — Ах вот как! — Долгий вздох. — Тогда прости за то, что я вовлекла тебя в эти неприятности. Но если она не собирается разводиться, зачем же тогда следила за мной?
   Я смотрел на нее с изумлением.
   — В чем дело? — спросила она.
   — А ну-ка расскажи, что произошло в гостинице, когда я уехал. Расскажи, кто следил за тобой.
   — Он подошел ко мне на улице, у выхода из отеля.
   — Как он выглядел?
   — Честно говоря, несколько странно. Дело в том, что он казался... ну, слишком интеллигентным. По крайней мере для сыщика. Костюм от дорогого портного. И говорил с каким-то непонятным акцентом. Высокий, с желтоватой кожей, лет сорока.
   — Что он сказал?
   — Он сказал, что твоя жена хочет развода и наняла его следить. И попросил меня... э-э... предоставить конкретные доказательства?
   — Счет из гостиницы?
   Она кивнула, избегая смотреть мне в глаза.
   — И я согласилась и вернулась в отель за счетом.
   — Но зачем ты это сделала, Гейл?
   Она молчала.
   — Он что, заплатил?
   — Господи, Тай! — нетерпеливо воскликнула она. — А почему же нет? Мне постоянно не хватает денег! Мы виделись с тобой всего три раза... Да и вообще, чем ты лучше меня, если живешь со своей женой только потому, что она богата?
   — Да, конечно, — сказал я. — И сколько же?
   — Поначалу предложил пятьдесят фунтов, но когда я поняла, что настроен он серьезно, попросила добавить. Почему бы и не раскошелиться в обмен на свободу, раз уж она так богата?
   — Что дальше?
   — Дальше он сказал, что, если я предоставлю исчерпывающие и убедительные доказательства, он готов заплатить гораздо больше. — После паузы она добавила с вызовом и смущением одновременно: — В конце концов мы сошлись на тысяче фунтов.
   Я буквально онемел от изумления.
   — А что, разве жена тебе не сказала?
   Я мотнул головой.
   — Вряд ли у него оказались при себе такие деньги. Он что, выписал чек?
   — Нет, мы встретились вечером, около школы, и он передал мне кожаную сумочку... набитую новыми хрустящими купюрами в пачках. А я отдала ему счет... и все рассказала, все, что могла.
   — Это я понял.
   — Но почему он заплатил так много, если она не хотела развода?
   Я не ответил, и она продолжала:
   — Дело тут не только в деньгах. Я подумала, раз она хочет развестись, то какого черта я должна этому препятствовать! Ты говорил, что не бросишь ее, ну а если бы она бросила тебя, тогда ты был бы свободен, и мы могли бы встречаться не только по воскресеньям.
   В один прекрасный день я, может быть, буду еще смеяться над всем этим.
   — Не моя жена платила тебе, Гейл. Платил тот человек. И факты эти нужны были не для развода, а для того, чтобы шантажировать меня.
   — О-о-о... — Она издала нечто похожее на стон. — О нет. Тай! О Господи, какой ужас! — Вдруг глаза ее расширились. — Надеюсь, ты не думаешь... наверное, все же думал... что я продала тебя за деньги...
   — К сожалению, да. Я был не прав.
   — Что ж, тогда мы квиты. — К ней разом вернулась вся ее самоуверенность. — А сколько он требовал от тебя?
   — Ему не нужны были деньги. Он хотел, чтобы каждую неделю я писал в «Блейз» статьи по его указке.
   — Как странно... Но это довольно просто исполнить!
   — А ты согласилась бы моделировать платья по чьему-либо приказу, под угрозой?
   — Что ты!
   — Вот именно «что ты»! И я все рассказал жене, пришлось рассказать.
   — А что... что же она?
   — Она огорчилась, — кратко ответил я. — Я обещал, что не буду больше с тобой встречаться. И никакого развода не будет.
   Она медленно пожала плечами:
   — Что ж, нет так нет.
   Я стоял, отвернувшись, стараясь не показать, как ужасно для меня это окончательное «нет». Завтра воскресенье, и я волен делать все, что заблагорассудится, но ничего мне так не хотелось, как снова увидеть в полутьме ее гладкое, теплое тело.
   — Теперь понимаю, — задумчиво протянула она, — почему этот человек показался мне таким омерзительным. Ведь он шантажист.
   — Омерзительным? Обычно он фантастически вежлив.
   — Он говорил со мной так, будто я выползла из какой-то грязной щели. Ни за что бы не стала иметь с ним дело, если б... если в не деньги.
   — Бедняжка, — сочувственно произнес я. — Он южноафриканец.
   Она поняла, и глаза ее загорелись гневом.
   — Ах вот оно что! Чертов африкандер![8] Знала бы — никогда бы не согласилась!
   — Не глупи. Утешайся тем, что стоила ему так дорого.
   Она успокоилась и рассмеялась.
   — А я никогда не была в Африке. Поэтому и не узнала его по акценту. Глупо, правда?
   Мужчина в клетчатом твидовом костюме попросил нас посторониться — он хотел прочитать надписи на табло. Мы отошли на несколько шагов и снова остановились.
   — Ну что ж, думаю, будем встречаться иногда на скачках, — сказала она.
   — Думаю, да.
   Пристально взглянув на меня, Гейл вдруг спросила:
   — Тай, ты ведь мучаешься, я вижу... Почему же тогда ты не бросишь ее?
   — Не могу.
   — Смог бы... Ведь ты хочешь быть со мной — я знаю. В конце концов, деньги еще не все.
   Я криво улыбнулся.
   — Пожалуй. — Видно, я и впрямь что-то значу для нее, раз она сказала такое.
   — Будем встречаться время от времени, — тупо повторил я. — На скачках.

Глава 17

   Виктора Ронси я поймал у выхода из закусочной и предупредил, что опасность, грозящая Тиддли Пому, еще не миновала.
   — Но ведь он здесь, разве нет?! — рявкнул Ронси.
   — Да, благодаря нам он здесь, — не преминул подчеркнуть я. — А до начала скачек еще целых два часа.
   — Ну и что вам от меня надо? Чтоб я водил его за ручку?
   — Кстати, не помешало бы, — коротко отрезал я.
   Началась столь типичная для него борьба между заносчивостью и желанием внять разумному совету.
   — Пусть тогда Питер подежурит у стойла, — пробурчал он наконец.
   — А где он?
   Он махнул рукой.
   — Там, кончает завтракать.
   — Придется вам проводить его: у него нет пропуска конюха.
   Поворчав, он согласился и отправился за сыном. Вместе с ними я дошел до конюшен и поговорил там со сторожем. Тот сообщил, что, как обычно, несколько человек пытались прорваться, но коротышка, который шастал утром, не появлялся. Если этот тип будет опять здесь вертеться, полковник Уилли Ондрой приказал посадить его в кладовую под замок. Я одобрительно улыбнулся и пошел посмотреть на лошадь. Тиддли Пом терпеливо стоял в своем заточении, слегка отставив заднюю ногу. Когда открылась дверь, он лениво повернул голову и равнодушно повел глазом в нашу сторону. Да, он мало походил на скаковую лошадь, нетерпеливо перебирающую копытами и готовую лететь как стрела, чтобы завоевать Золотой кубок.
   — Он что, всегда такой квелый перед скачками? — спросил я. — Как будто его опоили.
   Ронси с ужасом взглянул на меня и подскочил к Тиддли Пому. Он заглянул ему в пасть и в глаза, ощупал шею и ноги и, раскидав носком ботинка, тщательно исследовал небольшую кучу помета. Потом покачал головой:
   — Ничем его не опоили. Во всяком случае, не похоже.
   — А к чему ему нервничать? — заметил Питер. — Не для этого предназначен.
   Похоже, что предназначен он был развозить бидоны с молоком. Однако я сдержался. Вышел на улицу и решил, что лучше, если позволят распорядители, седлать Тиддли Пома прямо в конюшне, а не в специальных маленьких стойлах.
   Распорядители, в том числе Эрик Юлл, не возражали. Единственное, чем нельзя было пожертвовать, так это традиционным парадом, где все лошади, ведомые под уздцы жокеями, проходят по три круга. Нам с Питером разрешили вести Тиддли Пома на расстоянии шести футов от ограды.
   — Напрасные хлопоты, — пробормотал Ронси. — Уж здесь-то никто на него не нападет.
   — Как знать, — сказал я. — Человек способен пойти на все, если ему грозит потеря полумиллиона фунтов, которых к тому же пока нет в наличии.
   Первые два заезда я смотрел из ложи прессы. В перерыве между ними бесцельно болтался в толпе, изо всех сил стараясь доказать себе, что вовсе не стремлюсь снова увидеть Гейл.
   И я ее не видел. Зато вдруг в толпе заметил Дермота Финнегана. Крошечный ирландец подбежал ко мне, широко ухмыляясь беззубым ртом. Он был одет в яркий жокейский костюм — значит, будет участвовать в скачках. Верхняя часть камзола была небрежно расстегнута. Я рассмотрел также пурпурную звезду на розовом с белыми полосками фоне. Заметив мое удивление, он расхохотался.
   — Сам до сих пор не верю, Господь свидетель, — сказал он. — Но, как бы там ни было, я наконец получил свой шанс, и, если оплошаю, может, Бог и простит меня, но сам себе не прощу.
   — Не оплошаете.
   — Поживем — увидим. — Он весело улыбнулся. — А вы здорово расписали про меня в этом «Тэлли». Спасибо. Я купил журнал и принес показать хозяину. Но тот сказал, что уже видел. И знаете, может, отчасти из-за журнала ему пришло в голову выпустить меня на Роквилле, после того как во вторник он сбросил двух наших ребят. Так что спасибо вам и за это.
   Когда во время второго заезда я рассказал Дерри о Финнегане, он только пожал плечами.
   — Конечно, знаю, он скачет на Роквилле. Ты что, газет не читаешь?
   — Вчера не читал.
   — Ах да. Только вряд ли этот кусок ему по зубам. Роквилл — капризная штучка даже в руках самых опытных жокеев, а твой Финнеган далеко не из них. — Он неторопливо протирал стекла бинокля. — Букмекер нашего Люка-Джона, должно быть, забрал большую часть бостонских тысяч, потому что ставки на Тиддли Пома упали с катастрофической быстротой. Вначале он шел по сто к восьми, а теперь четыре к одному.
   Я быстренько прикинул: если Бостон принимал ставки из расчета десять-двенадцать к одному, а сейчас он идет как четыре к одному, то образуется бешеный зазор, примерно шесть-восемь к одному. В случае выигрыша Тиддли Пома он должен выплачивать деньги именно по этим расценкам, что составит на круг примерно четверть миллиона фунтов. Это означает, что ему придется распродать всю свою сеть игорных лавок, чтобы покрыть долги. Глупышка Бостон! Ввязался в игру с нехорошими мальчиками, вот его и выдавили, словно тюбик пасты!
   На трибунах его не было видно. Ронси оседлал Тиддли Пома в стойле и вывел на круг за минуту до начала парада. Питер вел лошадь под уздцы, а я находился поблизости, однако никто и не подумал, перегнувшись через загородку, плеснуть в нашего фаворита серной кислотой.
   — Ну, что я вам говорил? — проворчал Ронси. — Паника на пустом месте. — Он помог жокею сесть на лошадь, хлопнул Тиддли Пома по заду и побежал занимать удобное для обзора место в ложе тренеров. Питер вывел лошадь на скаковой круг и отпустил: Тиддли Пом легким, размашистым галопом, столь не вяжущимся с его внешним видом, поскакал к стартовой отметке. Я с облегчением вздохнул и отправился к Дерри в ложу прессы.
   — Тиддли Пом — фаворит, — сказал он. — За ним идет Зигзаг, потом Роквилл. Можно считать, что кубок Зигзагу обеспечен. — Он приставил бинокль к глазам, рассматривая лошадей, гарцующих на старте.
   Я не взял с собой бинокль, потому что ремешок слишком больно давил на шею. Без него я был словно улитка без рожек. Стартовая площадка находилась в четверти мили от ложи, и я изо всех сил напрягал глаза, пытаясь различить лошадей по цветам жокеев.
   — Что за черт! — воскликнул вдруг Дерри.
   — Тиддли Пом? — с ужасом прошептал я. Только не сейчас, не в самый последний момент. Следовало предвидеть это... поставить там кого-нибудь из своих. И место такое людное. Там вечно собирается толпа желающих наблюдать за стартом. Сотни свидетелей...
   — Какой-то человек повис у него на поводьях. Нет, его оттолкнули. Бог мой! — Дерри рассмеялся. — Просто глазам своим не верю!
   — Да что там происходит, в конце концов?! — нетерпеливо закричал я. Я видел только выстроившихся в аккуратную линию лошадей, среди которых каким-то чудом оказался и Тиддли Пом; в толпе у дальнего конца ограды происходила странная возня.
   — Это Мэдж, Мэдж Ронси. Да, она, ее ни с кем не спутаешь... Катается по траве, сцепившись с каким-то толстым коротышкой... Дерутся! Она оттолкнула его от Тиддли Пома. Сплошной клубок, только руки и ноги торчат... — Он замолк, задыхаясь от смеха. — А вон и ребятишки... тоже навалились на этого беднягу! Настоящая куча мала, как в регби!
   — Ставлю фунт против пенни, что этот толстяк и есть Чарли Бостон. И если Мэдж, а не «Блейз» окажется героем дня, мы никогда не услышим от Виктора Ронси конца этой истории.
   — Да черт с ним, с Виктором Ронси, — сказал Дерри. — Смотри, они пошли.
   Линия лошадей двинулась вперед, набирая скорость перед первым препятствием. Семнадцать участников, дистанция три с половиной мили. Золотой кубок победителю и кругленькая сумма тому, кто его угадал.
   Одна из лошадей выбыла из строя уже после первого барьера. Но не Тиддли Пом, чьи ало-белые цвета отчетливо выделялись на зеленом фоне поля. Не Зигзаг, который шел сейчас четвертым — место, откуда он обычно выигрывал. Не Эгоцентрик, летящий впереди всех вдоль трибун на радость Хантерсонам. И не Роквилл с Дермотом Финнеганом в седле, который отчаянно сражался сейчас за свою судьбу.
   Они перелетели через ров с водой. Толпа ахнула: одна из лошадей с всплеском врезалась в него задними ногами. Жокей в оранжево-зеленом вылетел из седла и покатился по траве.
   — Эта лошадь не преминет вляпаться в любую лужу, — бесстрастно заметил Дерри. — Может прыгать только через барьер. — Ни руки, ни голос у него не дрожали. Какую цену заплатил он за то, чтобы Тиддли Пом бежал сейчас по кругу? Мне это обошлось дорого...
   Они миновали поворот и вышли на прямую.
   Еще два с половиной круга. Я не спускал глаз с Тиддли Пома, все время опасаясь, что он упадет или отстанет, что он слишком ослабел от колик и не закончит скачку. Они подходили к трем барьерам перед трибунами. Эгоцентрик впереди. Зигзаг по-прежнему четвертый. Дермот Финнеган удерживал свою лошадь в серединке, и где-то там, рядом, не самым последним, шел Тиддли Пом. Зигзаг споткнулся, удержал равновесие, помчался дальше. Теперь уже не четвертый. Шестой или седьмой. Тиддли Пом перескочил четыре препятствия совсем не так грациозно, как Эгоцентрик, но со скоростью вдвое большей. Обогнал двух лошадей.
   Они снова отдалились от трибун.
   — Тиддли Пом опять отстал, — спокойно заметил Дерри.
   — Черт! — выругался я. — Жокей!
   Жокей бешено работал локтями, посылая его вперед. Бесполезно. Оставалось не больше полутора миль.
   Я закрыл глаза. На меня вдруг навалились усталость и дурнота. Хотелось прилечь на что-нибудь мягкое и спать, спать неделю, уйти от всех проблем и разочарований долгой и утомительной жизни. Побыть неделю одному и залечить все раны. Неделю, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя. Минимум неделю. Если повезет, удастся выкроить один день.
   — Там кто-то упал у барьера. — Голос комментатора, усиленный громкоговорителем, заставил меня открыть глаза. — Кто-то из лидеров. Кажется, Эгоцентрик... Да, Эгоцентрик упал.
   Не повезло Хантерсонам... Бедный Гарри, бедняжка Сара.
   Гейл... Не хочу думать о ней. Но не могу не думать.
   — А наш-то все скачет, — сказал Дерри. — Я имею в виду Тиддли Пома.
   Красно-белые цвета были едва различимы вдали.
   — Выровнялся, — продолжал Дерри. — Немного прибавил скорость.
   Они перескочили последний барьер на дальнем конце поля и, растянувшись в длинную цепочку, вышли на прямую, к трибунам. Расстояние между участниками заметно увеличивалось. Одна или две лошадки плелись в самом хвосте, отставая от основной группы ярдов на пять-десять. Нарастающий рев толпы и перекрывающий его голос комментатора:
   — И вот Зигзаг идет впереди... возглавляя лидирующую группу.
   — Да, Зигзаг обошел их всех, — сказал Дерри. — Элементарно, как младенцев!
   — А Тиддли Пом? — спросил я.
   — Сильно отстает. Но все еще тащится с грехом пополам. На что еще тут можно рассчитывать?
   Зигзаг преодолел первый барьер секунд на пять раньше остальных.
   — Теперь он недосягаем, — заметил Дерри.
   Я простил ему звучавшее в его голосе торжество. Ведь именно он в своей колонке предсказал Зигзагу победу. Приятно сознавать свою правоту. — Тиддли Пом во второй группе, видишь? Даже если не выиграет, все равно можно считать, что он не опозорился.
   Зигзаг первым перескочил второй барьер, за ним через приличный интервал, но более или менее вровень последовали еще четыре лошади. За ними Тиддли Пом, а потом с полдюжины других участников.
   Однако судьба подстерегла Зигзага ярдов за двадцать до последнего препятствия. Фатальная ошибка жокея — он никак не мог решить, пришпорить ли лошадь теперь, чтобы набрать больше скорости для разбега, или, наоборот, слегка осадить ее и наддать ходу прямо перед прыжком. В результате он не сделал ни того, ни другого, предоставив выбор скакуну. Одним лошадям можно доверить такое, другие же предпочитают подсказку. Зигзаг пошел на изгородь, словно корабль, потерявший управление, слишком поздно оторвался от земли и со всего маха врезался в барьер передними ногами. Он перевернулся в воздухе, рухнул на землю и отбросил своего незадачливого седока на боковую дорожку.
   — Идиот несчастный! — яростно прошипел Дерри, опуская бинокль. — Новичок и тот так бы не оплошал.
   Я, не отрываясь, следил за Тиддли Помом. Идущие впереди него лошади взяли последний барьер. Одна из них метнулась в сторону, чтобы не наскочить на Зигзага и распростертого на траве жокея, и столкнулась с другой, скачущей рядом. Обе потеряли равновесие, и еще один жокей вылетел из седла. Вышедший на прямую после препятствий Тиддли Пом был теперь третьим.
   Толпа заревела.
   — А у него есть шанс! — воскликнул Дерри. — Даже сейчас!
   Несмотря на все старания жокея, скорости он не прибавил. Он шел все тем же ровным и тряским аллюром. Но одна из идущих впереди лошадей явно выбилась из сил, и Тиддли Пом настигал ее ярд за ярдом. Правда, и финишный столб был все ближе и ближе, и был еще лидер.
   Впервые за все время скачек я как следует рассмотрел его. Жокей в полосатом розово-белом камзоле мчался словно одержимый, словно демон, оседлавший клубок коричневых напряженных тренированных мышц. Дермот Финнеган на Роквилле в момент, когда на карту поставлена вся его судьба!
   Я не спускал с него глаз, и вот он пролетел мимо финишного столба, и даже с трибун была видна щербатая ирландская ухмылка, словно солнышко озарившая его лицо.
   Отставший от него на три корпуса Тиддли Пом, чье бойцовское сердце помогло ему победить недуг, пришел вторым. «Да, у этой лошади сердце истинного скакуна, — растроганно подумал я. — Она стоит всех треволнений и хлопот, по крайней мере почти всех».
   — Единственное, что нам поможет сейчас, это опротестование, — сказал Дерри и, торопливо сунув бинокль в футляр, помчался к выходу. Я не спеша последовал за ним, протискиваясь сквозь толпу, пока не наткнулся на группу журналистов, ожидавших окончательных результатов. Послышались приветственные возгласы — это Роквилла повели к месту победителя. Снова возгласы, на этот раз в честь Тиддли Пома.
   Я не присоединился к ним. Все кончено. Тиддли Пом проиграл. Да и глупо было надеяться на победу... На смену возбуждению сразу пришли усталость и опустошенность.
   Внезапно толпа расступилась, как Красное море, и в образовавшуюся расщелину, огромная и неопрятная, как сама мать-Земля, окруженная планетами, продралась Мэдж Ронси с сыновьями.
   Она целеустремленно пересекла небольшое огороженное пространство, где расседлывали лошадей, и приветствовала своего мужа нежным хлопком по плечу. Он, видимо, не ожидал встретить ее здесь и застыл, в изумлении разинув рот, так и не расстегнув до конца пряжку подпруги.
   Я подошел к ним.
   — Привет! — сказала Мэдж. — Здорово было, а?
   Выражение ее глаз уже не было отсутствующим: еще бы, мир фантазий сблизился наконец с реальностью! На ней было немного тесноватое платье алого цвета. Волосы нависали над лбом все той же аморфной массой. Зато на ногах чулки. Со спустившимися петлями.
   — Здорово, — согласился я.
   Ронси подозрительно покосился в мою сторону:
   — Все шутите?
   — Что же все-таки случилось на старте? — спросил я ее.
   Она рассмеялась.
   — Да там какой-то толстый коротышка, видать, совсем рехнулся, начал вопить, что остановит Тиддли Пома даже ценой собственной жизни... — Ронси резко обернулся и уставился на жену. — Повис на поводьях, — продолжала она, — и не отпускал, даже когда распорядитель закричал, чтобы он убирался. Все норовил ударить Тиддли Пома по ногам. Ну, тогда я перелезла через ограду, подошла и говорю, мол, это наша лошадь и лучше ее не трогать. А он оказался таким хамом... — Глаза ее вновь приняли задумчивое выражение. — Говорил такие слова, каких я сроду не слыхивала.
   — Ради Бога, — нервно воскликнул Ронси, — нельзя ли без подробностей!
   Ничуть не смутившись, она продолжала:
   — Ну вот, а он все не отпускает лошадь... Тогда я обхватила его руками, приподняла и оттащила в сторону, а он так удивился, что бросил поводья и все старался вырваться, и тогда я повалила его на землю, протащила под перекладину. Тут уж и ребятишки, и я — мы все вместе уселись на него.
   Я спросил, стараясь сохранить серьезное выражение лица:
   — А что он говорил потом?
   — По правде сказать, он к тому времени сильно выдохся, — рассудительно заметила Мэдж. — Хотя говорил... что собирается вас убить. Видно, не нравитесь вы ему или очень уж чем-то досадили. Сказал, что вы всему виной, и жизнь его разбили, и помешали добраться до Тиддли Пома. В такую истерику впал, ей-богу, чуть не плакал!
   — Где он сейчас? — спросил я.
   — Чего не знаю, того не знаю. Я отпустила его, он и убежал.
   — Выходит, вовсе не «Блейз», а моя жена спасла Тиддли Пома? — Ронси с презрением посмотрел на меня.
   — Да ну, что ты, милый! — примирительно проворковала она. — Когда в не мистер Тайрон, коротышка уж давно бы добрался до нашей лошадки. А если бы я не приехала с острова? А вернулись мы потому, что думали, будто все утряслось, и потом уж очень хотелось посмотреть скачки... Но и тогда кто-нибудь другой остановил бы этого дурака. Народу там было пропасть, и многие хотели броситься на помощь. Просто я подоспела первой, вот и все. — Она одарила меня нежнейшей улыбкой. — Давненько я так не веселилась!