Фрэнсис Дик. Торговец забвением

   А в самом городке длинные автобусы имели посередине смешное разделение в виде гармоники — чтоб было удобнее сворачивать на узкие улочки, и за городом в марте цвела желтым цветом пушистая мимоза, и каждый день с утра до ночи все говорили только о вине, и пахло вином. Уезжая, я чувствовал, что Бордо стал мне родным домом. Анри Таве обнял меня со слезами на глазах и сказал, что запросто может пристроить к самому де Лузу или любому другому крупному негоцианту, если я соглашусь остаться. Я и сам иногда до сих пор удивляюсь, почему не остался.
 
   Возвратившись в Англию, вооруженный более чем лестными рекомендациями от месье Таве, я тут же получил работу у поставщика вин, но был слишком молод, чтоб мне доверили другую работу, кроме канцелярской, и после веселой и насыщенной событиями жизни в Бордо я очень скоро заскучал. И вот однажды по чистому наитию я как-то зашел в винную лавку, в витрине которой висело объявление: «Требуется помощник», и предложил свои услуги. И вскоре начался мой взлет в карьере, сводившейся к перемещению коробок со спиртным с места на место.
   — Тони работает в лавке, — храбро отвечала мама на расспросы знакомых, а храбрости ей было не занимать. Для того чтоб брать высокие препятствия, требовалось мужество. Мало того, в нужный час она выхлопотала для меня беспроцентную ссуду, с тем чтобы я мог закупить все необходимое для собственной лавки, а потом, когда я уже мог позволить себе выплачивать долги, категорически отказалась брать деньги… Вообще моя матушка оказалась не самой плохой из матерей.
   Флора по природе своей являлась существом с более ярко выраженным материнским инстинктом. День ото дня она становилась все бодрей и веселей.
   Нога у Джека заживала, жизнь Джимми была вне опасности, хотя… как можно быть в чем-либо уверенным с травмированными-то легкими.
   Джимми, по словам Флоры, ничего не помнил о воскресном приеме. Не помнил даже, что водил шейха по двору. Помнил лишь одно: как говорил со мной о виски, и был совершенно потрясен, узнав, что Ларри Трент погиб.
   — Ну а у Джека как настроение? — спросил я.
   — Вы же знаете его, Тони, дорогой! Терпеть не может торчать на одном месте, и, между нами говоря, характер у него портится с каждой минутой, он начинает просто выходить из себя. Ну вы его знаете. Говорит, что его собираются выписать в этот уик-энд и что в инвалидной коляске ездить он ни за что не будет, ему подавай костыли. А вы сами знаете, Тони, вес у него немалый, к тому же он все время забывает, что уже далеко не молод.
   Ежедневные отчеты, добросовестно составляемые мной и Флорой, тоже не радовали Джека. Ему почему-то казалось, что мы утаиваем от него разные неприятности. Впрочем, как бы в качестве компенсации за все эти неприятные моменты, он стал менее раздражительным, приступы гнева быстро проходили, не оставляя следа.
   К четвергу злосчастный фургон убрали, останки шатра — тоже, и теперь о трагедии напоминала лишь взрытая земля лужайки да пролом в живой изгороди.
   — Я уже больше никогда не смогу пройти по этой траве босиком, — заметила Флра. — Никто не сможет. Вообще-то мы и раньше не ходили. Но теперь, куда ни глянь, одни осколки стекла.
   Она, разумеется, знала об ограблении и убийстве в ресторане и, расширив глаза, слушала мое повествование — когда я сознался, что побывал там во вторник утром.
   — Ужасно… — протянула она, а потом добавила: — Бедный Ларри… — а затем, спохватившись: — О Господи, я же совсем забыла!.. Нет, все это ужасно, просто ужасно!
   В среду она сообщила, что Салли и Питер наконец узнали, кто спустил фургон с тормозов, и были снова страшно расстроены. Как выяснилось, теперь уже родители маленького мальчика обвиняют Питера в том, что он оставил дверцы кабины не запертыми, и валят всю вину на него, на Питера. Сперва они категорически отрицали, что их сынишка стал виной трагедии, но, узнав об отпечатках, сразу же скисли. Салли твердила, что они не имели права оставлять этого постреленка без присмотра и что его следует раз и навсегда отучить трогать чужую собственность и особенно — залезать в чужие машины, фургоны и вообще поменьше совать свой нос куда не следует.
   — И кто тут прав? — риторически воскликнула Флора, а потом тяжко вздохнула. — Раньше они были друзьями, а теперь все несчастны. Просто ужасно… — она удрученно покачала головой. — О, как же я жалею, что мы устроили этот прием! Никогда больше не будем устраивать.
   К четвергу она уже почти полностью оправилась, вновь обрела уютно-умиротворенный вид и со снисходительно-самоуверенной миной выслушивала заискивания Говарда во время вечерних обходов. Что дало мне основания заметить, что, если она не возражает, я в пятницу, пожалуй, не приеду.
   — О, Тони, дорогой, вы были таким подспорьем! Просто нет слов выразить вам… — и тут она с жаром поцеловала меня в щеку и сказала, что мы обязательно увидимся, скоро, очень скоро.
   Поначалу пятница ничем не отличалась от всех остальных пятниц: утром, не покладая рук, я обслуживал многочисленных покупателей, днем занимался приемом заказов на уик-энд. Брайан, также не покладая рук, таскал бесконечные коробки к припаркованным у лавки машинам и получал свои чаевые, миссис Пейлисси, думая, что я не вижу, сунула ему шесть батончиков «Марса», а потом весело сообщила, что у нас кончается кока-кола.
   Заходила миссис Чане за своей неизменной бутылочкой джина. Звонил поставщик и заявил, что зарезервировал для меня на 15 ноября пятьдесят коробок «Божоле» нового урожая. Может, я хочу больше? (15 ноября в торговле вином имело примерно то же значение, что 12 августа для торговцев продуктами: вечная гонка, стремление первым заполучить вино нового урожая, как стремились первыми заполучить шотландских куропаток владельцы мясных лавок. Я никогда не дожидался привоза нового вина, предпочитал 15 ноября встать пораньше и лично отправиться за партией — с тем чтобы с наступлением рассвета бутылки с новым вином уже красовались бы у меня в витрине. Так, во всяком случае, было заведено на протяжении шести лет. Со смертью Эммы азарт исчез. Стоит ли напрягаться и дергаться? Ладно, поживем, а там видно будет.) Нет, пятьдесят — это то, что надо, ответил я. Ведь жизнь нового вина коротка. Его надо распродать и выпить до Рождества.
   После трех миссис Пейлисси с Брайаном отправились развозить заказы по какому-то дальнему и сложному маршруту, и тут позвонил один из клиентов и начал возмущаться, что ему доставили только половину требуемого пива.
   — Вам оно сегодня необходимо? — извиняющимся тоном осведомился я.
   — Нет, в воскресенье. После местного футбольного матча.
   — Тогда я сам завезу, — сказал я. — Завтра утром, в девять.
   Чтобы не забыть, я тут же вынес упаковку с пивом на задний двор, к «Роверу», а возвратившись, увидел в лавке посетителя — в лице детектива, старшего офицера полиции, тишайшего Уильсона.
   — Мистер Бич, — сказал он и протянул руку.
   — Мистер Уильсон, — ответил я, стараясь скрыть удивление, и не слишком преуспел в этом.
   — Бутылку вина, — сказал он и улыбнулся краешками губ. — К обеду. Что вы можете предложить?
   Оказалось, ему нравятся насыщенные красные вина, и я предложил бутылку коллекционного «Риоха».
   — Испанское? — подозрительно осведомился он, вглядываясь в этикетку.
   — Очень хорошее вино, — сказал я. — Просто отличное.
   Он сказал, что верит мне на слово, и заплатил. Я закатал бутылку в тонкую папиросную бумагу и поставил на прилавок, но Уильсон, как выяснилось, не слишком спешил забрать ее и отправиться домой обедать.
   — Тот стул… — пробормотал он. — Нельзя ли его принести?
   Я принес ему стул из конторы, и он, поблагодарив, уселся.
   — Всего пара вопросов, мистер Бич, — какое-то время он сосредоточенно и неспешно изучал мое лицо, затем обвел взглядом помещение. — Я слышал, вы заходили в «Серебряный танец луны», кажется, во вторник утром, так, мистер Бич?
   — Да, — кивнул я.
   — И составили список украденных товаров?
   — Насколько позволяла память.
   — А в понедельник побывали там с детективом Риджером и пробовали разные вина и виски?
   — Да, — снова сказал я.
   — И видели там некоего Пола Янга?
   — Да.
   Медленный его взгляд закончил блуждание по комнате и снова остановился на моем лице.
   — Не могли бы вы описать его, мистер Бич? Так вот почему он здесь, подумал я. Ради этого.
   — Сержант Риджер… — начал я.
   — Сержант Риджер дал исчерпывающее описание, — кивнул он. — Но две пары глаз, мистер Бич…
   Я призадумался, а потом рассказал ему все, что помнил о человеке из несуществующего головного управления.
   — По виду типичный бизнесмен, — сказал я. — Возраст — около пятидесячи. Плотный, невысокого роста, темноволосый, кожа бледная. Руки крупные, мясистые. Никаких колец. На нем были очки в черной оправе, но оправа не толстая, совсем узенькая. И еще… еще у него намечается второй подбородок, а за правым ухом он носит слуховой аппарат.
   Уильсон выслушал это мое описание снисходительно и терпеливо, ни разу не дав понять, соответствует ли оно описанию Риджера.
   — Ну а голос, мистер Бич?
   — Никакого акцента, — ответил я. — Нормальный, стандартный английский. Сомневаюсь, что он глух с рождения… определенные интонации в речи прослеживались. Говорил просто, внимательно выслушивал каждого. Никогда не подумал бы, что он глух, если б не увидел за ухом этого устройства.
   — Ну а манера поведения, мистер Бич?
   — Грубая, напористая, — без колебаний ответил я. — Похоже, привык, что люди пляшут под его дудку — я на секунду задумался. — Хотя с первого взгляда он мне таковым не показался. Я хочу сказать, когда он вошел, он вовсе не выглядел агрессивным… просто очень быстро перешел к агрессии. Ему не понравилось, с каким начальственным видом держится Риджер… он все время хотел его как-то принизить, — я улыбнулся. — Вообще они с сержантом Риджером в этом плане похожи.
   Уильсон быстро опустил глаза, словно опасался, что я прочту в них отношение к этому своему комментарию, затем поднял их снова.
   — Ну а еще какие впечатления, мистер Бич?
   Я снова призадумался.
   — Пожалуй, Пол Янг был неприятно поражен случившимся… Ну, тем, что во многих бутылках находились совсем не те напитки.
   — Неприятно поражен самим этим фактом или тем, что он обнаружился?
   — Ну… тогда я подумал, что первое. Однако теперь… не знаю. Одно очевидно: он был удивлен и очень сердит.
   Уильсон рассеянно почесал нос.
   — Что-нибудь еще, мистер Бич? Возможно, какие-нибудь мелкие, незначительные детали?
   — Не знаю…
   В этот момент в лавку зашла покупательница — сразу за несколькими разными напитками — и потребовала выписать на каждый отдельный счет, чем я и занялся. Процесс писания пробудил еще несколько дремавших мозговых клеток.
   — У Пола Янга, — сказал я, когда она ушла, — была золотая шариковая авторучка с цветными чернилами и двумя широкими черными полосками возле крышечки. Писал он правой рукой, но почему-то держал ручку между большим и указательным пальцами, а остальные пальцы подгибал под нее, так что ручка все время находилась как бы сверху, над тем, что он писал, а не снизу. Вообще это выглядело довольно странно. Так порой пишут левши… но я абсолютно уверен, что он правша. Потому что писал правой рукой и слуховой аппарат находился у него за правым ухом, и я, помню, еще удивился, отчего это он не заведет себе другой аппарат. Ну, знаете, бывают такие, встроенные в оправу.
   Уильсон рассеянно изучал тонкую бумагу, в которую была завернута бутылка.
   — А вам, мистер Бич, этот Пол Янг показался настоящим?
   — О да, — ответил я. — Держался очень уверенно, точно «Серебряный танец луны» действительно принадлежит его организации, в которой он на первых ролях. И сперва казалось, лишь потому снизошел до этого посещения, что Ларри Трент погиб, управляющего на месте не оказалось, а помощник управляющего заболел гриппом. Ну а третий их сотрудник, помощник помощника, был столь беспомощен… Так что мне показалось вполне естественным, что они прислали человека из управления.
   Какое-то время Уильсон рассматривал бутылку с южноафриканским шерри, затем спросил:
   — А могли бы вы узнать Пола Янга, мистер Бич? Ну если б увидели его снова, в толпе людей?
   — Конечно, — без колебаний ответил я. — Если пройдет не больше года. Ну а после этого… не знаю. Возможно.
   — А на фотографии?
   — Гм… Это зависит…
   Он небрежно кивнул и заерзал на стуле.
   — Я прочитал все отчеты сержанта Риджера. Вы очень помогли нам, мистер Бич.
   — Сержант Риджер сказал мне, — тихо начал я, — какую должность вы занимаете. Просто я спросил, знакомы ли вы, и он сказал. И я, знаете ли, несколько удивлен, что вы заходили ко мне вот уже два раза.
   Он сдержанно улыбнулся.
   — Мне нравится держать руку на пульсе, мистер Бич. Так, время от времени. Ну и, потом, почему бы не заглянуть за бутылкой вина, раз уж я проходил мимо?..
   Он медленно поднялся, собираясь уходить, и тут я задал ему вопрос, который не давал мне покоя со вторника:
   — Скажите, а что, Зарак, ну, официант… был уже мертв, когда?..
   Я умолк на полуслове, и он за меня закончил:
   — Мертв, когда ему залепили голову гипсом?.. Что ж, раз уж вы спрашиваете, мистер Бич, отвечу. Нет, не был. Зарак умер от удушья.
   — О, — тихо произнес я.
   — Впрочем, возможно, — ровным бесцветным тоном продолжил Уильсон, — сперва его оглушили, и он потерял сознание. Может, это несколько вас утешит.
   — Так и было?
   — Не знаю, не могу сказать. Во всяком случае, до официального заключения следователя.
   Все же было в его непроницаемом лице нечто траурное. Слишком уж долго блуждал он в этих дебрях, слишком привык верить в возможность самого страшного.
   — Должен сказать, мне не слишком нравится ваша работа, — сказал я.
   — А вот ваша, мистер Бич, — глаза его обежали ряды бутылок, — ваша мне очень нравится.
   Он одарил меня сдержанной улыбкой, вялым рукопожатием и пошел своей дорогой; я же стал думать о людях, которые обвязали голову еще живого человека бинтами, а потом намочили эти бинты водой — чтоб превратить их в камень.

Глава 8

   Флора прислала ко мне Джерарда Макгрегора — так он, во всяком случае, объяснил, появившись в пятницу вечером у меня в лавке.
   Выглядел он в точности как и в то воскресенье, когда мы с ним строили туннели под обрушившимся полотном и устанавливали козлы. Высокий, за пятьдесят, седеющий мужчина. Страшно вежливый и воспитанный, с умными глазами. Джерард, чье имя начиналось с мягкого звука «дж».
   Мы, улыбаясь, обменялись рукопожатием.
   — Вчера мы с женой приглашали Флору на обед, — сказал он. — Едва уговорили. И она весь вечер твердила о том, что исключительно благодаря вам ей стало лучше.
   — О нет, — скромно отмахнулся я.
   — Да, да. Она говорила о вас часами.
   — Боже, какой скучный предмет. Неужели не нашлось более интересной темы?
   — Вы же знаете, как Флора любит поболтать, — заметил он без всякого сарказма, напротив — с любовью. — И мы все узнали о вас, и о Ларри Тренте, и о том, что произошло в ресторане.
   — Мне очень жаль, — заметил я.
   — О чем тут жалеть? Совершенно потрясающая, занимательнейшая история!
   Только не для Зарака, подумал я. Джерард Макгрегор с любопытством озирался по сторонам.
   — Мы, знаете ли, живем неподалеку от Флоры, — сказал он. — Милях в пяти, но ездим за покупками в другие магазины, по большей части за городом. И я у вас никогда не был, — он начал расхаживать вдоль полок, уставленных бутылками, разглядывать этикетки. — Судя по рассказам Флоры, мне казалось, что заведение ваше куда больше, — в голосе со слабым шотландским акцентом не было и намека на оскорбление, скорее — самый искренний, неподдельный интерес.
   — А мне не к чему расширяться, — объяснил я. — Известно ли вам, что большие магазины с ярко освещенными витринами отпугивают истинных ценителей вина? Такой, по-моему, в самый раз. Достаточно места, чтоб показать образцы всех имеющихся товаров. Больше чем по дюжине каждого вида я обычно не выставляю. Остальное хранится в кладовой. И оборот, надо сказать, не маленький.
   Сам торговый зал не превышал по площади двадцати пяти на тринадцать футов, или, если в метрической системе, восьми на четыре метра. Одна стена была сплошь заставлена вертикальными стеллажами, на каждой из его полочек помещалось по двенадцать бутылок, верхняя бутылка была слегка наклонена — для лучшего обозрения. Напротив располагался прилавок, за ним вдоль стены — ряды полок с крепкими напитками и ликерами.
   Возле самой дальней из стен тоже размещались стеллажи с винами, тут же находилась дверь в кабинет и кладовую; каждый дюйм пространства, каждый простенок были заполнены тесными рядами бутылок с шерри, коктейлями, кокой, баночным пивом и прочими мелочами, пользующимися спросом у покупателей.
   В конце прилавка, немного под углом, стоял средних размеров стол, покрытый длинной, до пола, и очень нарядной скатертью, которую сделала Эмма.
   Поверхность защищена пластиной из прозрачного стекла, и на ней высился небольшой строй бутылок с ликерами, аперитивами и винами. Все открыты, из каждой покупатель мог попробовать, прежде чем сделать окончательный выбор. Под столом, скромно прикрытые скатертью, размещались картонные коробки с теми же напитками. Мы всегда торговали бойко благодаря этому столику, покупки, сделанные после пробы, приводили к повторным заказам. Джерард с интересом рассматривал бутылки.
   — Желаете видеть, что творится за кулисами? — спросил я. И он ответил:
   — Да, очень любопытно.
   Я показал ему крошечный кабинет, столь же крошечный совмещенный санузел и далеко не крошечную кладовую за ними.
   — Эта дверь, — указал я, — открывается во двор, где мы держим машины и производим разгрузку и погрузку. Обычно я держу ее на замке… А вот тут кладовая, — я включил свет, поскольку окон в кладовой не было, и он с интересом разглядывал колонны ящиков и коробок, выстроившиеся у стен, а также посередине комнаты двумя рядами.
   — Прежде запасы у меня были поскромней, — заметил я. — Вообще вначале приходилось особенно трудно, настоящая борьба за выживание, знаете ли… И кладовая была почти пуста. Случалось так, что я покупал товар днем, полностью распродавал его к следующему утру и на те же деньги закупал новую партию Так и крутились. Ужас! Как вспомню, прямо волосы дыбом.
   — Зато теперь, насколько я вижу…
   — О, теперь совсем другое дело. Но повозиться пришлось изрядно. Видите ли, в этом помещении никогда раньше не было винной лавки, и начинали мы, что называется, с нуля.
   — Мы? — переспросил он.
   — Мы с женой.
   — Ах да… Флора говорила…
   — Да, — ровным тоном заметил я. — Она умерла. Он жестом выразил сочувствие, и мы вернулись в торговый зал.
   — А когда вы закрываетесь? — спросил он и предложил пообедать вместе.
   — В девять не поздно?
   О нет, в девять в самый раз, ответил он, и ровно в назначенное время заехал за мной и повез в ресторан — куда-то далеко, где я почти ни разу не бывал. Путь неблизкий, но он уже зарезервировал там столик и сказал, что еда того стоит.
   По дороге мы говорили о несчастном случае у Готорнов и наших хождениях под обрушившимся тентом, за обедом — о Флоре и Джеке, а уже после него — о «Серебряном танце луны» и Ларри Тренте. Ели мы мусс из форели, затем — жареную утку, вино он попросил выбрать меня. В целом вечер получился приятный и достаточно, на мой взгляд, бессмысленный. Но оказалось, что я не прав.
   — Что бы вы сказали, — как бы между прочим осведомился он за кофе, — если бы я предложил вам зарплату консультанта?
   — Консультанта в какой области?
   — Ну, разумеется, в том, в чем вы сильны. К примеру, отличить один сорт виски от другого.
   — Против заработка не возражаю, — со всей прямотой ответил я. — Но дело в том, что я, знаете ли, не эксперт.
   — Зато у вас есть другие качества… — глаза его так и впились мне в лицо, казалось, он способен прочесть каждую, даже самую тайную мысль. — Наблюдательность, находчивость, стремление к лидерству.
   Я рассмеялся.
   — О нет, тут вы ошибаетесь.
   — Мне хотелось бы воспользоваться вашими услугами и попросить сделать для меня одну работу.
   — Какую именно? — несколько растерянно спросил я.
   Вместо ответа он полез во внутренний карман и извлек оттуда листок бумаги, который развернул и разложил на столе перед моими глазами. И я с удивлением увидел, что то была фотокопия одной из страниц телефонного справочника «Желтые страницы».
   «ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО» — было набрано вверху крупным шрифтом. Ниже шли объявления в рамочках, за ними — колонка с перечнем более мелких фирм. Везде мелькало слово «расследование».
   — Я являюсь одним из менеджеров в этой области, — сказал Макгрегор и указал на крупное объявление в рамочке.
   — Вы частный сыщик? — удивился я. — Вот уж никогда не подумал бы.
   — М-м… — голос Макгрегора звучал сухо. — Мы предпочитаем называть себя следователями-консультантами. Прочтите объявление.
   Я прочитал:
   «Диглетс лтд», — гласило оно. — Квалифицированная помощь, полная конфиденциальность гарантируется. Опытные консультанты в области промышленного шпионажа, расследование случаев мошенничества, обеспечение электронными средствами безопасности, проверка персонала, бизнес-исследования всех видов. Широкие международные связи».
   Ниже значился номер абонентного ящика в Лондоне, а также номера факса и телефонов, но никакого адреса указано не было. Конфиденциальность соблюдается, подумал я.
   — Так значит, никакими разводами вы не занимаетесь? — пошутил я.
   — Никаких разводов, — весело подтвердил Макгрегор. — Никаких возвращений долгов и личных дел. Только коммерческие исследования.
   Как-то все это не сочеталось с обликом Макгрегора. Его легко было представить где-нибудь в клубе или на загородном пикнике. Но кулачные бои, тайная ночная жизнь — нет, это не в его стиле.
   — И что же, вы лично, — я ткнул пальцем в страницу, — занимаетесь шпионажем на предприятиях?
   — Не совсем, — вопрос позабавил его. — Когда появляется перспективный клиент, я оцениваю и определяю суть его проблемы, а также цель, которую он преследует. Один или с коллегами, в зависимости от сложности проблемы. И составляю план получения нужного результата
   Настала пауза, во время которой я пытался сообразить, насколько он был со мной откровенен и много ли утаил. Затем решил не задавать лобовых вопросов и заметил только:
   — Не совсем понимаю, почему не воспользоваться обычными деловыми визитками вместо этой ксерокопии из телефонного справочника?
   Он невозмутимо ответил:
   — Мы своих объявлений нигде больше не печатаем. У нас нет ни каталогов, ни рекламных брошюр. И носим мы с собой только личные визитки. Я принес вам этот листок только для того, чтоб показать, что мы действительно существуем. И дать общее представление о нашей деятельности.
   — И вас находят по «Желтым страницам»? Он кивнул.
   — Да. И еще — по устной рекомендации. Ну и, разумеется, клиент, которому мы помогли, при необходимости заходит снова. А это, поверьте, довольно большой и постоянный приток.
   — Вам нравится ваша работа?
   — Очень, — ответил он. В его словах слышалась спокойная уверенность, и я думал о том, что сам никогда не был охотником по природе и, видно, уже не буду. Нет, кто угодно, только не я, норовивший проскочить в ворота, вместо того чтоб взять препятствие, пусть даже лиса ускользает. — Порой, — говорил тем временем он, — нас просят провести расследование в областях, в которых наши сотрудники не слишком компетентны.
   Я взглянул на чашку с кофе.
   — Нам нужен человек, понимающий в виски. Тот, кто может отличить солодовое от зернового. Флора уверяет, вы можете.
   — Тот, кто может отличить зерновое виски от широкой серо-зеленой и мутной реки Лимпопо, — заметил я. — А в реке Лимпопо, к вашему сведению, полным-полно крокодилов.
   — Я же не прошу вас делать ничего опасного, — рассудительно вставил он.
   — Нет, — вздохнул я. — Продолжайте.
   — Что у вас в воскресенье? — спросил он.
   — Сижу в лавке с двенадцати до двух. Мою машину. Разгадываю кроссворды, — вот, черт возьми, и все, подумал я.
   — Ну а потом, после двух? — не отставал он. Вообще-то на первый взгляд все это выглядело достаточно невинно. К тому же нас связывало нечто напоминающее чувство товарищества после совместных спасательных работ у Готорнов. Кроме того, воскресенья всегда так угнетали…
   — О'кей, — кивнул я. — После двух свободен. Что конкретно от меня требуется?
   Похоже, он не слишком спешил сообщить. Вместо этого спросил:
   — Скажите, все зерновое виски одинаково на вкус?
   — Вот именно поэтому-то вам и нужен настоящий эксперт, — сказал я. — Ответ: нет, не совсем, но разница еле уловимая. Все зависит от сорта зерна и воды, а также от срока выдержки.
   — Выдержки?
   — Видите ли, — начал объяснять я, — выпитое сразу после перегонки виски будет драть горло и жечь язык, точно огнем. Оно должно выстояться в деревянных бочонках минимум года три, прежде чем стать пригодным к употреблению.
   — Обязательно в деревянных?
   — Да. Дерево дышит. Правда, в деревянных бочонках все спиртное немного теряет крепость, но если поместить его в металлическую или стеклянную емкость, никаких изменений к лучшему не произойдет. Можете хоть тысячу лет держать полученное после дистилляции виски в стекле, а когда откроете, убедитесь, что оно такое же жесткое, как было вначале.