Страница:
Миля за милей, градус за градусом пробирались мы, люди, вперед, напрягая все свои силы. Медленно наступает день; мы все еще находимся в сумерках рассвета, и тьма неизвестности царит над обширными пустынями, окружающими полюс.
Наши предки, древние викинги, были первыми полярными мореплавателями. Говорят, будто их плавания по Ледовитому морю не имели значения, так как не оставили после себя прочных следов. Но это неверно. Как не подлежит сомнению, что нынешние китоловы в своей непрестанной борьбе со льдами и морем являются пионерами исследования полярной области, так же несомненно и то, что древние норманны с Эриком Рыжим,[5] Лейфом[6] и другими во главе были авангардом, первыми пролагателями путей для всех последующих полярных экспедиций.
Не следует забывать, что они были не только первыми мореплавателями, отважившимися пуститься в открытое море, но и первыми, отважившимися на борьбу со льдами. Задолго да того как другие морские нации рискнули расстаться с прибрежными водами, наши предки бороздили моря вдоль и поперек, открыли Исландию и Гренландию, заселили эти страны, а впоследствии нашли Америку и не страшились переплывать Атлантический океан от Гренландии до Норвегии. На своих беспалубных судах им не раз приходилось вести трудную борьбу со льдами у гренландских берегов, и немало их, несомненно, пало в борьбе.
Влекла их в эти плавания не только страсть к приключениям, хотя, конечно, эта страсть – одна из отличительных черт характера нашего народа, но и необходимость найти новые земли для многих беспокойных удалых голов; Норвегия для них становилась слишком тесной. Влекла их также подлинная жажда знания. Уже Оттар,[7] живший в 890 г. в Англии при дворе короля Альфреда, предпринял, как мы знаем, плавание, чтобы исследовать протяжение земли, или, как он рассказывал, «в нем заговорило желание узнать и поведать людям, сколь далеко к северу простирается земля и есть ли там люди на Севере, по ту сторону пустыни». Оттар жил в самой северной части Гельголанда, по всей вероятности, на острове Бьярко. Обогнув Нордкап, он проник на восток до самого Белого моря.
Харальд Хордроде, «мудрый король норвежцев», по словам Адама Бременского,[8] предприняв плавание[9] по морю к северу, изведал на своих кораблях просторы Северного океана, но «мрак разостлался над бездной исчезающего мира, и он едва успел повернуть свои корабли вспять, чтобы избежать бездонной пучины». Это была Гиннунгагап, зияющая бездна на краю света.
Насколько далеко проник на Север Харальд – никому не известно, но во всяком случае он заслуживает признания как один из первых полярных мореплавателей, увлекаемых исключительно жаждой знания.
Само собой разумеется, что норманны не были свободны от суеверных представлений своих современников о полярных странах, где они размещали свои Гиннунгагапы, Нифельхеймы, Хельхеймы и – позже – Троллеботны.[10] Но даже в этих мифических и поэтических представлениях содержалась такая значительная доля действительных наблюдений, что нельзя отказать им в удивительно отчетливом и ясном понимании истинной природы вещей.
Как трезвы и правильны были их наблюдения, лучше всего говорит написанное двести лет спустя ученейшее сочинение нашей древней литературы, «Королевское зерцало»,[11] в котором говорится:
«Пройдя обширное пространство бурного моря, встречают в океане такое несметное количество льда, подобное которому не видано нигде во всем свете. Иные льдины такие плоские, будто образовались на самом море; они имеют в толщину от 4 до 5 локтей и простираются так далеко в море, что, бывает, люди идут по льду четверо и больше дней, чтобы достигнуть суши. Но эти массы льда чаще лежат к северо-востоку или к северу от земли, нежели к югу, юго-западу или западу…»
«…Эти массы льда имеют странное свойство. Иногда они лежат недвижно, разделенные полыньями или большими фьордами; иногда они движутся столь стремительно, что не отстают от корабля, идущего с попутным ветром, и, раз придя в движение, несутся столь же часто против ветра, как и по ветру».
Такие представления покажутся еще более замечательными, если сопоставить их с наивными понятиями, которые имел в те времена весь остальной мир о чужих странах.
Потом наш народ захирел. Прошли века, прежде чем норвежцы снова стали предпринимать плавания в северные воды. На этот раз их опередили другие нации, особенно голландцы и англичане. Трезвые представления древних норманнов были утрачены. Вместо них мы встречаем ряд вспыхивающих одна за другой самых фантастических идей, к каким человек вообще питает пристрастие. И больше всего эта страсть к фантастическим измышлениям сказалась по отношению к северным странам. Не встретив там такой стужи, которая уничтожала бы все живое, люди вдались в другую крайность: они стали предполагать существование там свободного ото льда моря, и удивительно, что эти ложные представления сохранились даже до наших дней. Исстари повторяется одно и то же: самого естественного объяснения явлений люди больше всего опасаются; и если нет среднего пути, то охотнее принимают дикие гипотезы. Только в силу этого и могла возникнуть и сохраниться вера в существование свободного ото льдов Полярного моря, хотя мореплаватели всюду наталкивались на льды. Видно, дескать, оно находится где-то за льдами.
Вера в существование свободного ото льда Северо-восточного или Северо-западного прохода, пути к богатствам Хатая, или Китая, и Индии, зародившаяся впервые в конце XV столетия и терпевшая одно поражение за другим, возрождалась вновь и вновь. Раз в более южных широтах дорогу преграждали льды – значит, проходы находятся дальше к северу! В конце концов стали искать путей через самый полюс.
Как ни дики были эти теории, они все же послужили на пользу человечеству: побуждая к путешествиям и подвигам, они способствовали расширению наших познаний. Из этого следует, что никакой труд на поприще исследований не пропадает даром, даже если он исходит из ложных представлений. Этим химерам в немалой степени должна быть, например, обязана Англия – она стала благодаря им могущественнейшей морской державой в мире.
Разными способами и многими путями пыталось человечество проникнуть в ледяное царство смерти. Вначале пользовались только морем. Корабли того времени были непригодны для борьбы со льдом, и в него входили с неохотой, только при крайней необходимости. Древние норманнские суда, сколоченные из сосновых и еловых досок, были не более приспособлены для плавания во льдах, чем маленькие неуклюжие каравеллы первых английских и голландских полярных мореплавателей. Постепенно, однако, люди научились лучше приспособлять свои суда к существующим условиям и все смелее стали направлять их в глубь страшных ледяных масс.
Между тем первобытные полярные народы – и те, что населяли сибирские тундры, и эскимосы Америки – еще задолго до того как начались полярные плавания, нашли другой, более надежный способ передвижения по этим покрытым снегами и льдом пространствам – сани, запряженные обычно собаками. Впервые этот превосходный способ передвижения был применен при полярных исследованиях в Сибири. Еще в XVII и XVIII столетиях русские совершали самые далекие поездки на санях и наносили на карты сибирские берега от границ Европы до Берингова пролива. Да и ездили они не только вдоль берегов, но переходили по плавучему морскому льду до Новосибирских островов и даже еще севернее. Едва ли когда-либо приходилось путешественникам претерпевать столько лишений и выказывать такую выносливость, как во время этих поездок.
В Америке санями для исследования берегов Ледовитого океана уже давно стали пользоваться англичане. Употребляли они как индейские сани, тобогганы, так и эскимосские. Наиболее широко применялись сани во время экспедиции под руководством Мак-Клинтока.[12] В то время как русские для таких поездок обычно брали большое количество собак и лишь немногих провожатых, англичане предпочитали многолюдные экспедиции, во время которых сани везли исключительно или частично сами люди. Лишь некоторые, как
Мак-Клинток, широко пользовались и собачьей тягой. Во время одной из самых энергичных попыток, когда-либо сделанных для достижения высоких широт, – достопамятного перехода Маркхема[13] с зимней стоянки «Алерта» к северу, тридцать три человека вынуждены были сами тащить свои сани, хотя у них на судне было немало собак; по-видимому, собаки у них особым почетом не пользовались. Американец Пири[14] на материковом льду Гренландии применил совершенно другой метод: по возможности меньше людей и побольше собак.
Огромное значение собак для путешествия на санях стало для меня очевидно еще до моего гренландского путешествия, и если я там ими не пользовался, то лишь потому, что не мог достать хороших ездовых собак.[15]
Третий способ передвижения, применяемый в арктических странах, можно назвать на лодках и на санях. Еще в сагах и в «Королевском зерцале» говорится о том, что древним норманнам приходилось в Гренландском море помногу дней подряд «волочить» свои лодки по льду, чтобы спастись и достигнуть земли. Первым этот способ передвижения в научной экспедиции применил Парри,[16] который во время знаменитой попытки достигнуть полюса в 1827 г. покинул свой корабль и двинулся вперед на север по дрейфующему льду с лодками, поставленными на полозья. Он достиг 82°45 северной широты, превзойти которую долгое время не удавалось никому. Отсюда, однако, течение стало уносить его к югу быстрее, чем он в состоянии был идти в противоположном направлении, и ему пришлось вернуться. Позже этим способом передвижения для достижения полюса пользовались не особенно часто. Следует, впрочем, упомянуть, что и Маркхем в санную поездку брал с собой лодки. Многие экспедиции, покинув или потеряв свои суда, поневоле вынуждены бывали таким способом проходить по плавучим льдам большие пространства. В особенности надо отметить австро-венгерскую экспедицию на «Тегеттгофе» к Земле Франца-Иосифа и несчастную американскую экспедицию на «Жаннетте».
По-видимому, лишь немногим приходило в голову последовать примеру эскимосов: вместо тяжелых лодок брать с собой легкие каяки, которые без труда могут тащить собаки. Такой попытки никогда не было сделано.
Пути, на которых были испробованы все эти способы передвижения, главным образом следующие: пролив Смита, море между Гренландией и Шпицбергеном, море у Земли Франца-Иосифа и Берингов пролив.
Чаще всего за последнее время пытались достигнуть полюса, следуя проливом Смита. Причиной этому были несколько опрометчивые утверждения американских путешественников, будто там они нашли открытое Полярное море, уходившее на севере в беспредельную даль. На самом же деле всем экспедициям здесь преграждали путь мощные массы льдов, которые неслись к югу и скоплялись у берегов.
Важнейшей экспедицией, следовавшей по этому пути, была английская экспедиция под начальством Нэрса[17] в 1875–1876 гг., снаряженная с крупными денежными затратами. Спутник Нэрса командор Маркхем достиг наивысшей для того времени широты 83°20, но это стоило больших трудов и лишений. Нэрс полагал, что он навсегда доказал невозможность достигнуть полюса по этому пути.
Во время пребывания в тех же местах экспедиции Грили[18] в 1881–1884 гг. Локвуду удалось проникнуть еще на несколько минут дальше к северу, до 83°24. Это и была самая северная точка в нашем полушарии, на которую ступала нога человека, до экспедиции, описываемой в этой книге.
Многие попытки проникнуть в тайны ледяных стран сделаны были через море между Гренландией и Шпицбергеном. Еще в 1607 г. Генри Гудзон[19] пустился в путь вдоль восточного берега Гренландии, рассчитывая достичь полюса, где он надеялся найти чистую воду и проход в Тихий океан. Но уже под 7f° северной широты он был остановлен льдом, у места на берегу, которому дал название «Ho1d with Норе» [ «Остановись и надейся»].
Немецкая экспедиция 1869–1870 гг., посетившая те же воды, под начальством Кольдевея достигла, пользуясь санями, 77° северной широты. Вообще область эта, без сомнения, одна из наименее благоприятных для плавания к северу из-за огромных масс льда, которые Полярное течение несет вдоль гренландского берега к югу.
Лучше условия у Шпицбергена, что испытал еще Гудзон после неудачи у Гренландии; пытаясь здесь пройти на север, он достиг 80°23 северной широты. Благодаря теплому течению, идущему на север вдоль западных берегов Шпицбергена, море здесь свободно ото льдов. Несомненно, в этом месте можно лучше и легче всего достигнуть высоких широт по свободным ото льда водам. Поэтому Эдвард Парри и сделал в 1827 г. свою (уже упомянутую выше) попытку пройти к полюсу, отправившись на север от Шпицбергена.
Далее к востоку ледовые условия менее благоприятны, и поэтому лишь немногие полярные экспедиции направлялись в эту сторону. Австро-венгерская экспедиция Вейпрехта и Пайера 1872–1874 гг. задалась первоначально целью отыскать Северо-восточный проход, но при первой же встрече со льдами у северной оконечности Новой Земли была затерта и унесена на север, где открыла Землю Франца-Иосифа, откуда Пайер пытался на санях продвинуться дальше на север. На острове, названном им Землей кронпринца Рудольфа, он достиг 82°05 северной широты.[20] Ему показалось, что и к северу от этой земли лежит обширная суша, которую он наметил приблизительно под 8f° северной широты и назвал Землей Петермана.[21]
Позднее, в 1880 и 1881–1882 гг., Землю Франца-Иосифа дважды посетил англичанин Лей-Смит, а в настоящее время [1897 г.] там находится английская экспедиция Джексона, снаряженная на средства Гармсворта.
В 188f г. датская экспедиция Ховгорда намеревалась проникнуть к Северному полюсу от мыса Челюскина вдоль восточного берега Большой Земли, которая, по мнению Ховгорда, должна была находиться к востоку от Земли Франца-Иосифа.[22] Однако в Карском море экспедицию затерло льдами, она принуждена была там зимовать и через год вернулась обратно.
Попыток пробраться через Берингов пролив было сделано немного. Первой была экспедиция Джемса Кука в 1776 г., последней – экспедиция на «Жаннетте» под руководством Де Лонга, лейтенанта американского флота, в 1879–1881 гг. Едва ли какая другая полярная экспедиция встретила такие непреодолимые ледовые препятствия в столь невысоких сравнительно широтах. Тем не менее именно экспедиция на «Жаннетте» имела наибольшее значение для моего путешествия. Как говорит сам Де Лонг в одном письме к меценату экспедиции Гордону Беннетту, у него было три пути на выбор: пролив Смита, восточный берег Гренландии и Берингов пролив. Де Лонг возлагал наибольшие надежды на последний путь. В конце концов он его и выбрал. Причиной такого выбора послужило Японское течение, – предполагали, что оно идет на север через Берингов пролив и дальше вдоль восточного берега Земли Врангеля, простиравшейся, якобы, далеко на север. Из этого заключали, что теплая вода течения освобождает путь вдоль всего берега и возможно даже – до самого полюса. Китобои наблюдали, что всякий раз, когда их суда бывали здесь затерты льдами, их несло на север; отсюда можно было сделать вывод, что течение в общем идет в этом направлении. «Это должно облегчить исследователям достижение высоких широт, но вместе с тем затруднит обратный путь», – говорил сам Де Лонг, и ему пришлось печальным образом доказать истину своих слов. «Жаннетта» была затерта льдами 6 сентября 1879 г. на 71°35 северной широты и 175°06 восточной долготы, к востоку от Земли Врангеля, которая, как между тем выяснилось, оказалась лишь небольшим островом, и передвигалась в продолжение почти двух лет со льдами на западо-северо-запад, пока не затонула 12 июня 1881 г. к северу от Новосибирских островов под 77°15 северной широты и 154°59 восточной долготы.
Итак, лед повсюду останавливал людей в их стремлении проникнуть на Север. Только в двух случаях корабли арктических экспедиций, затертые льдами, были отнесены по направлению на север. Это случилось с «Тегеттгофом» и с «Жаннеттой», тогда как большая часть других была отброшена плавучими льдами на юг.
При изучении истории полярных исследований мне стало с самого начала ясно, что уже испытанными путями и способами трудно вырвать тайны у далеких и неизведанных ледяных стран. Но где же лежал настоящий путь?
Осенью 1884 г. я случайно прочел в норвежской газете «Моргенбладет» статью профессора Мона[23] о находке на юго-западном берегу Гренландии некоторых предметов, принадлежавших, по всей вероятности, экипажу «Жаннетты». Мон высказал предположение, что эти предметы перенесены через Полярное море на дрейфующей льдине. У меня тотчас мелькнула мысль, что путь найден. Если течение могло перенести через неизвестные пространства льдину, то почему бы не воспользоваться этим течением для экспедиции? Так возник план.
Прошло, однако, много лет, прежде чем я, наконец, в феврале 1890 г., после возвращения из Гренландской экспедиции, доложил свой план Географическому обществу в Христиании.[24] Так как этот доклад имеет решающее значение для истории нынешней экспедиции, я приведу здесь наиболее существенные выдержки из него.
Изложив вкратце историю различных предыдущих полярных экспедиций, я сказал:
«Результат многочисленных попыток достигнуть Северного полюса, после всего сказанного, должен показаться довольно безотрадным. Эти попытки как будто достаточно ясно говорят, что достичь полюса на судне невозможно. Всюду непреодолимым препятствием вставал лед, преграждая дерзновенным путь у самого порога неведомых стран.
Тащить лодки по неровному плавучему льду, находящемуся вдобавок в полной власти течений и ветров, тоже чрезвычайно трудно. Лед ставит на пути исследователя такие препятствия, что всякий, кому приходилось иметь с ним дело, не станет сомневаться в том, что на лодках или с лодками (т. е. то вплавь, то волоком) почти невозможно пробиваться вперед со снаряжением и провиантом, необходимыми для такого предприятия».
Более надежным представлялось мне найти путь по суше, если бы такая там оказалась. В таком случае мы достигли бы полюса «с норвежскими лыжниками в одно лето». Но такой суши мы не знаем. Гренландия, полагал я, вряд ли простирается особенно далеко к северу от известного нам самого северного пункта на ее западном берегу «Маловероятно также, чтобы Земля Франца-Иосифа простиралась до самого полюса; судя по тому, что мы о ней знаем, это архипелаг, и острова его отделены один от другого глубокими проливами; существование там обширного пространства твердой земли весьма сомнительно».
«Многие считают, что лучше отложить исследование столь труднодоступных областей, как полярные страны, до того времени, когда удастся изобрести новые средства передвижения. Я как-то слышал высказывание, что в один прекрасный день можно будет отправиться к полюсу на воздушном шаре, и поэтому пока этот день еще не настал, не стоит пытаться попасть туда. Едва ли нужно доказывать несостоятельность такого рассуждения. Даже если допустить, что в ближайшем или более отдаленном будущем и удастся осуществить эту часто высказываемую идею о полете к полюсу на воздушном корабле, то такое путешествие, как бы интересно оно ни было в известных отношениях, не дало бы таких научных результатов, как экспедиции, проведенные ранее указанными способами.
Болыную научную жатву в различных областях знаний можно получить лишь при непрерывных наблюдениях и продолжительном пребывании в этих странах, тогда как наблюдения во время полета на воздушном шаре неизбежно будут лишь самыми беглыми.
Мы должны поэтому подумать, не найдется ли других путей, и я думаю, что они существуют. Я уверен, что если мы обратим внимание на силы самой природы и попытаемся иметь их не противниками своими, но союзниками, то найдем наиболее верный и легкий способ достигнуть полюса. Бесполезно идти, как делали прежние экспедиции, против течения, мы должны поискать, не найдется ли течения попутного. Экспедиция «Жаннетты», по моему глубокому убеждению, единственная из всех была на верном пути, хотя и случилось это не по ее воле и желанию.
Наши предки, древние викинги, были первыми полярными мореплавателями. Говорят, будто их плавания по Ледовитому морю не имели значения, так как не оставили после себя прочных следов. Но это неверно. Как не подлежит сомнению, что нынешние китоловы в своей непрестанной борьбе со льдами и морем являются пионерами исследования полярной области, так же несомненно и то, что древние норманны с Эриком Рыжим,[5] Лейфом[6] и другими во главе были авангардом, первыми пролагателями путей для всех последующих полярных экспедиций.
Не следует забывать, что они были не только первыми мореплавателями, отважившимися пуститься в открытое море, но и первыми, отважившимися на борьбу со льдами. Задолго да того как другие морские нации рискнули расстаться с прибрежными водами, наши предки бороздили моря вдоль и поперек, открыли Исландию и Гренландию, заселили эти страны, а впоследствии нашли Америку и не страшились переплывать Атлантический океан от Гренландии до Норвегии. На своих беспалубных судах им не раз приходилось вести трудную борьбу со льдами у гренландских берегов, и немало их, несомненно, пало в борьбе.
Влекла их в эти плавания не только страсть к приключениям, хотя, конечно, эта страсть – одна из отличительных черт характера нашего народа, но и необходимость найти новые земли для многих беспокойных удалых голов; Норвегия для них становилась слишком тесной. Влекла их также подлинная жажда знания. Уже Оттар,[7] живший в 890 г. в Англии при дворе короля Альфреда, предпринял, как мы знаем, плавание, чтобы исследовать протяжение земли, или, как он рассказывал, «в нем заговорило желание узнать и поведать людям, сколь далеко к северу простирается земля и есть ли там люди на Севере, по ту сторону пустыни». Оттар жил в самой северной части Гельголанда, по всей вероятности, на острове Бьярко. Обогнув Нордкап, он проник на восток до самого Белого моря.
Харальд Хордроде, «мудрый король норвежцев», по словам Адама Бременского,[8] предприняв плавание[9] по морю к северу, изведал на своих кораблях просторы Северного океана, но «мрак разостлался над бездной исчезающего мира, и он едва успел повернуть свои корабли вспять, чтобы избежать бездонной пучины». Это была Гиннунгагап, зияющая бездна на краю света.
Насколько далеко проник на Север Харальд – никому не известно, но во всяком случае он заслуживает признания как один из первых полярных мореплавателей, увлекаемых исключительно жаждой знания.
Само собой разумеется, что норманны не были свободны от суеверных представлений своих современников о полярных странах, где они размещали свои Гиннунгагапы, Нифельхеймы, Хельхеймы и – позже – Троллеботны.[10] Но даже в этих мифических и поэтических представлениях содержалась такая значительная доля действительных наблюдений, что нельзя отказать им в удивительно отчетливом и ясном понимании истинной природы вещей.
Как трезвы и правильны были их наблюдения, лучше всего говорит написанное двести лет спустя ученейшее сочинение нашей древней литературы, «Королевское зерцало»,[11] в котором говорится:
«Пройдя обширное пространство бурного моря, встречают в океане такое несметное количество льда, подобное которому не видано нигде во всем свете. Иные льдины такие плоские, будто образовались на самом море; они имеют в толщину от 4 до 5 локтей и простираются так далеко в море, что, бывает, люди идут по льду четверо и больше дней, чтобы достигнуть суши. Но эти массы льда чаще лежат к северо-востоку или к северу от земли, нежели к югу, юго-западу или западу…»
«…Эти массы льда имеют странное свойство. Иногда они лежат недвижно, разделенные полыньями или большими фьордами; иногда они движутся столь стремительно, что не отстают от корабля, идущего с попутным ветром, и, раз придя в движение, несутся столь же часто против ветра, как и по ветру».
Такие представления покажутся еще более замечательными, если сопоставить их с наивными понятиями, которые имел в те времена весь остальной мир о чужих странах.
Потом наш народ захирел. Прошли века, прежде чем норвежцы снова стали предпринимать плавания в северные воды. На этот раз их опередили другие нации, особенно голландцы и англичане. Трезвые представления древних норманнов были утрачены. Вместо них мы встречаем ряд вспыхивающих одна за другой самых фантастических идей, к каким человек вообще питает пристрастие. И больше всего эта страсть к фантастическим измышлениям сказалась по отношению к северным странам. Не встретив там такой стужи, которая уничтожала бы все живое, люди вдались в другую крайность: они стали предполагать существование там свободного ото льда моря, и удивительно, что эти ложные представления сохранились даже до наших дней. Исстари повторяется одно и то же: самого естественного объяснения явлений люди больше всего опасаются; и если нет среднего пути, то охотнее принимают дикие гипотезы. Только в силу этого и могла возникнуть и сохраниться вера в существование свободного ото льдов Полярного моря, хотя мореплаватели всюду наталкивались на льды. Видно, дескать, оно находится где-то за льдами.
Вера в существование свободного ото льда Северо-восточного или Северо-западного прохода, пути к богатствам Хатая, или Китая, и Индии, зародившаяся впервые в конце XV столетия и терпевшая одно поражение за другим, возрождалась вновь и вновь. Раз в более южных широтах дорогу преграждали льды – значит, проходы находятся дальше к северу! В конце концов стали искать путей через самый полюс.
Как ни дики были эти теории, они все же послужили на пользу человечеству: побуждая к путешествиям и подвигам, они способствовали расширению наших познаний. Из этого следует, что никакой труд на поприще исследований не пропадает даром, даже если он исходит из ложных представлений. Этим химерам в немалой степени должна быть, например, обязана Англия – она стала благодаря им могущественнейшей морской державой в мире.
Разными способами и многими путями пыталось человечество проникнуть в ледяное царство смерти. Вначале пользовались только морем. Корабли того времени были непригодны для борьбы со льдом, и в него входили с неохотой, только при крайней необходимости. Древние норманнские суда, сколоченные из сосновых и еловых досок, были не более приспособлены для плавания во льдах, чем маленькие неуклюжие каравеллы первых английских и голландских полярных мореплавателей. Постепенно, однако, люди научились лучше приспособлять свои суда к существующим условиям и все смелее стали направлять их в глубь страшных ледяных масс.
Между тем первобытные полярные народы – и те, что населяли сибирские тундры, и эскимосы Америки – еще задолго до того как начались полярные плавания, нашли другой, более надежный способ передвижения по этим покрытым снегами и льдом пространствам – сани, запряженные обычно собаками. Впервые этот превосходный способ передвижения был применен при полярных исследованиях в Сибири. Еще в XVII и XVIII столетиях русские совершали самые далекие поездки на санях и наносили на карты сибирские берега от границ Европы до Берингова пролива. Да и ездили они не только вдоль берегов, но переходили по плавучему морскому льду до Новосибирских островов и даже еще севернее. Едва ли когда-либо приходилось путешественникам претерпевать столько лишений и выказывать такую выносливость, как во время этих поездок.
В Америке санями для исследования берегов Ледовитого океана уже давно стали пользоваться англичане. Употребляли они как индейские сани, тобогганы, так и эскимосские. Наиболее широко применялись сани во время экспедиции под руководством Мак-Клинтока.[12] В то время как русские для таких поездок обычно брали большое количество собак и лишь немногих провожатых, англичане предпочитали многолюдные экспедиции, во время которых сани везли исключительно или частично сами люди. Лишь некоторые, как
Мак-Клинток, широко пользовались и собачьей тягой. Во время одной из самых энергичных попыток, когда-либо сделанных для достижения высоких широт, – достопамятного перехода Маркхема[13] с зимней стоянки «Алерта» к северу, тридцать три человека вынуждены были сами тащить свои сани, хотя у них на судне было немало собак; по-видимому, собаки у них особым почетом не пользовались. Американец Пири[14] на материковом льду Гренландии применил совершенно другой метод: по возможности меньше людей и побольше собак.
Огромное значение собак для путешествия на санях стало для меня очевидно еще до моего гренландского путешествия, и если я там ими не пользовался, то лишь потому, что не мог достать хороших ездовых собак.[15]
Третий способ передвижения, применяемый в арктических странах, можно назвать на лодках и на санях. Еще в сагах и в «Королевском зерцале» говорится о том, что древним норманнам приходилось в Гренландском море помногу дней подряд «волочить» свои лодки по льду, чтобы спастись и достигнуть земли. Первым этот способ передвижения в научной экспедиции применил Парри,[16] который во время знаменитой попытки достигнуть полюса в 1827 г. покинул свой корабль и двинулся вперед на север по дрейфующему льду с лодками, поставленными на полозья. Он достиг 82°45 северной широты, превзойти которую долгое время не удавалось никому. Отсюда, однако, течение стало уносить его к югу быстрее, чем он в состоянии был идти в противоположном направлении, и ему пришлось вернуться. Позже этим способом передвижения для достижения полюса пользовались не особенно часто. Следует, впрочем, упомянуть, что и Маркхем в санную поездку брал с собой лодки. Многие экспедиции, покинув или потеряв свои суда, поневоле вынуждены бывали таким способом проходить по плавучим льдам большие пространства. В особенности надо отметить австро-венгерскую экспедицию на «Тегеттгофе» к Земле Франца-Иосифа и несчастную американскую экспедицию на «Жаннетте».
По-видимому, лишь немногим приходило в голову последовать примеру эскимосов: вместо тяжелых лодок брать с собой легкие каяки, которые без труда могут тащить собаки. Такой попытки никогда не было сделано.
Пути, на которых были испробованы все эти способы передвижения, главным образом следующие: пролив Смита, море между Гренландией и Шпицбергеном, море у Земли Франца-Иосифа и Берингов пролив.
Чаще всего за последнее время пытались достигнуть полюса, следуя проливом Смита. Причиной этому были несколько опрометчивые утверждения американских путешественников, будто там они нашли открытое Полярное море, уходившее на севере в беспредельную даль. На самом же деле всем экспедициям здесь преграждали путь мощные массы льдов, которые неслись к югу и скоплялись у берегов.
Важнейшей экспедицией, следовавшей по этому пути, была английская экспедиция под начальством Нэрса[17] в 1875–1876 гг., снаряженная с крупными денежными затратами. Спутник Нэрса командор Маркхем достиг наивысшей для того времени широты 83°20, но это стоило больших трудов и лишений. Нэрс полагал, что он навсегда доказал невозможность достигнуть полюса по этому пути.
Во время пребывания в тех же местах экспедиции Грили[18] в 1881–1884 гг. Локвуду удалось проникнуть еще на несколько минут дальше к северу, до 83°24. Это и была самая северная точка в нашем полушарии, на которую ступала нога человека, до экспедиции, описываемой в этой книге.
Многие попытки проникнуть в тайны ледяных стран сделаны были через море между Гренландией и Шпицбергеном. Еще в 1607 г. Генри Гудзон[19] пустился в путь вдоль восточного берега Гренландии, рассчитывая достичь полюса, где он надеялся найти чистую воду и проход в Тихий океан. Но уже под 7f° северной широты он был остановлен льдом, у места на берегу, которому дал название «Ho1d with Норе» [ «Остановись и надейся»].
Немецкая экспедиция 1869–1870 гг., посетившая те же воды, под начальством Кольдевея достигла, пользуясь санями, 77° северной широты. Вообще область эта, без сомнения, одна из наименее благоприятных для плавания к северу из-за огромных масс льда, которые Полярное течение несет вдоль гренландского берега к югу.
Лучше условия у Шпицбергена, что испытал еще Гудзон после неудачи у Гренландии; пытаясь здесь пройти на север, он достиг 80°23 северной широты. Благодаря теплому течению, идущему на север вдоль западных берегов Шпицбергена, море здесь свободно ото льдов. Несомненно, в этом месте можно лучше и легче всего достигнуть высоких широт по свободным ото льда водам. Поэтому Эдвард Парри и сделал в 1827 г. свою (уже упомянутую выше) попытку пройти к полюсу, отправившись на север от Шпицбергена.
Далее к востоку ледовые условия менее благоприятны, и поэтому лишь немногие полярные экспедиции направлялись в эту сторону. Австро-венгерская экспедиция Вейпрехта и Пайера 1872–1874 гг. задалась первоначально целью отыскать Северо-восточный проход, но при первой же встрече со льдами у северной оконечности Новой Земли была затерта и унесена на север, где открыла Землю Франца-Иосифа, откуда Пайер пытался на санях продвинуться дальше на север. На острове, названном им Землей кронпринца Рудольфа, он достиг 82°05 северной широты.[20] Ему показалось, что и к северу от этой земли лежит обширная суша, которую он наметил приблизительно под 8f° северной широты и назвал Землей Петермана.[21]
Позднее, в 1880 и 1881–1882 гг., Землю Франца-Иосифа дважды посетил англичанин Лей-Смит, а в настоящее время [1897 г.] там находится английская экспедиция Джексона, снаряженная на средства Гармсворта.
В 188f г. датская экспедиция Ховгорда намеревалась проникнуть к Северному полюсу от мыса Челюскина вдоль восточного берега Большой Земли, которая, по мнению Ховгорда, должна была находиться к востоку от Земли Франца-Иосифа.[22] Однако в Карском море экспедицию затерло льдами, она принуждена была там зимовать и через год вернулась обратно.
Попыток пробраться через Берингов пролив было сделано немного. Первой была экспедиция Джемса Кука в 1776 г., последней – экспедиция на «Жаннетте» под руководством Де Лонга, лейтенанта американского флота, в 1879–1881 гг. Едва ли какая другая полярная экспедиция встретила такие непреодолимые ледовые препятствия в столь невысоких сравнительно широтах. Тем не менее именно экспедиция на «Жаннетте» имела наибольшее значение для моего путешествия. Как говорит сам Де Лонг в одном письме к меценату экспедиции Гордону Беннетту, у него было три пути на выбор: пролив Смита, восточный берег Гренландии и Берингов пролив. Де Лонг возлагал наибольшие надежды на последний путь. В конце концов он его и выбрал. Причиной такого выбора послужило Японское течение, – предполагали, что оно идет на север через Берингов пролив и дальше вдоль восточного берега Земли Врангеля, простиравшейся, якобы, далеко на север. Из этого заключали, что теплая вода течения освобождает путь вдоль всего берега и возможно даже – до самого полюса. Китобои наблюдали, что всякий раз, когда их суда бывали здесь затерты льдами, их несло на север; отсюда можно было сделать вывод, что течение в общем идет в этом направлении. «Это должно облегчить исследователям достижение высоких широт, но вместе с тем затруднит обратный путь», – говорил сам Де Лонг, и ему пришлось печальным образом доказать истину своих слов. «Жаннетта» была затерта льдами 6 сентября 1879 г. на 71°35 северной широты и 175°06 восточной долготы, к востоку от Земли Врангеля, которая, как между тем выяснилось, оказалась лишь небольшим островом, и передвигалась в продолжение почти двух лет со льдами на западо-северо-запад, пока не затонула 12 июня 1881 г. к северу от Новосибирских островов под 77°15 северной широты и 154°59 восточной долготы.
Итак, лед повсюду останавливал людей в их стремлении проникнуть на Север. Только в двух случаях корабли арктических экспедиций, затертые льдами, были отнесены по направлению на север. Это случилось с «Тегеттгофом» и с «Жаннеттой», тогда как большая часть других была отброшена плавучими льдами на юг.
При изучении истории полярных исследований мне стало с самого начала ясно, что уже испытанными путями и способами трудно вырвать тайны у далеких и неизведанных ледяных стран. Но где же лежал настоящий путь?
Осенью 1884 г. я случайно прочел в норвежской газете «Моргенбладет» статью профессора Мона[23] о находке на юго-западном берегу Гренландии некоторых предметов, принадлежавших, по всей вероятности, экипажу «Жаннетты». Мон высказал предположение, что эти предметы перенесены через Полярное море на дрейфующей льдине. У меня тотчас мелькнула мысль, что путь найден. Если течение могло перенести через неизвестные пространства льдину, то почему бы не воспользоваться этим течением для экспедиции? Так возник план.
Прошло, однако, много лет, прежде чем я, наконец, в феврале 1890 г., после возвращения из Гренландской экспедиции, доложил свой план Географическому обществу в Христиании.[24] Так как этот доклад имеет решающее значение для истории нынешней экспедиции, я приведу здесь наиболее существенные выдержки из него.
Изложив вкратце историю различных предыдущих полярных экспедиций, я сказал:
«Результат многочисленных попыток достигнуть Северного полюса, после всего сказанного, должен показаться довольно безотрадным. Эти попытки как будто достаточно ясно говорят, что достичь полюса на судне невозможно. Всюду непреодолимым препятствием вставал лед, преграждая дерзновенным путь у самого порога неведомых стран.
Тащить лодки по неровному плавучему льду, находящемуся вдобавок в полной власти течений и ветров, тоже чрезвычайно трудно. Лед ставит на пути исследователя такие препятствия, что всякий, кому приходилось иметь с ним дело, не станет сомневаться в том, что на лодках или с лодками (т. е. то вплавь, то волоком) почти невозможно пробиваться вперед со снаряжением и провиантом, необходимыми для такого предприятия».
Более надежным представлялось мне найти путь по суше, если бы такая там оказалась. В таком случае мы достигли бы полюса «с норвежскими лыжниками в одно лето». Но такой суши мы не знаем. Гренландия, полагал я, вряд ли простирается особенно далеко к северу от известного нам самого северного пункта на ее западном берегу «Маловероятно также, чтобы Земля Франца-Иосифа простиралась до самого полюса; судя по тому, что мы о ней знаем, это архипелаг, и острова его отделены один от другого глубокими проливами; существование там обширного пространства твердой земли весьма сомнительно».
«Многие считают, что лучше отложить исследование столь труднодоступных областей, как полярные страны, до того времени, когда удастся изобрести новые средства передвижения. Я как-то слышал высказывание, что в один прекрасный день можно будет отправиться к полюсу на воздушном шаре, и поэтому пока этот день еще не настал, не стоит пытаться попасть туда. Едва ли нужно доказывать несостоятельность такого рассуждения. Даже если допустить, что в ближайшем или более отдаленном будущем и удастся осуществить эту часто высказываемую идею о полете к полюсу на воздушном корабле, то такое путешествие, как бы интересно оно ни было в известных отношениях, не дало бы таких научных результатов, как экспедиции, проведенные ранее указанными способами.
Болыную научную жатву в различных областях знаний можно получить лишь при непрерывных наблюдениях и продолжительном пребывании в этих странах, тогда как наблюдения во время полета на воздушном шаре неизбежно будут лишь самыми беглыми.
Мы должны поэтому подумать, не найдется ли других путей, и я думаю, что они существуют. Я уверен, что если мы обратим внимание на силы самой природы и попытаемся иметь их не противниками своими, но союзниками, то найдем наиболее верный и легкий способ достигнуть полюса. Бесполезно идти, как делали прежние экспедиции, против течения, мы должны поискать, не найдется ли течения попутного. Экспедиция «Жаннетты», по моему глубокому убеждению, единственная из всех была на верном пути, хотя и случилось это не по ее воле и желанию.