Страница:
Кадзияма не утихал.
– Баря-сан… вы срышари?
– Что?
– У Гены-сан три санциметра… менет нада дзераць…
Радостно взвизгнув, Варька помчалась на кухню к подруге Тане.
Лида бросила на Гену сочувственный взгляд. И что только эти дипломаты себе позволяют!
Однако Гена-сан нисколько не смутился. По крайней мере, внешне. Ему было, чем ответить. На стене рядом с его столом висел плакатик, на котором влюблённой Хамагучиной рукой были выведены дежурные японские фразы, но русскими буквами:
«О-намаэ ва?» – Как ваше имя?
«О-гэнки дэсу ка?» – Как здоровье?
«Нан-но мондай дэсу ка?» – Какая у вас проблема?
Рийка хотела, чтобы Гена как можно скорее освоил японский язык и, кто его знает, может быть, даже перебрался бы в Японию.
Однако Гена решил ограничиться третьей фразой, вернее, второй её половиной.
Произношение у него было не ахти, поэтому в его исполнении быстрый вариант звучал довольно-таки матерно. А Хамагучи страшно радовалась: надо же, Гену-сан интересуют её проблемы!
Справедливости ради надо заметить, что далеко не все японские слова звучат матерно. Их просто надо уметь произносить. В слове «дэсу» звук «у» максимально редуцируется, его почти не слышно. Получается не «дэсу ка», а «дэс ка». Но Гене больше нравился полнозвучный вариант. Тем более что он не японист и в такие тонкости вникать не обязан…
Гена-сан проглотил обиду, нанесенную липовым студентом, и ткнул указательным пальцем в плакат.
– Кадзияма-сан!
– Да-да? Что, Гена-сан? Срушаю вас!
– Вот тут написано «дэ-сука»!
– И… что?
– Вам этим надо интересоваться, а вы…
– Что – я?
– Я видел, как вы с грузином из фигурного катания на кухне целовались…
Сказав так пафосно, Гена-сан ещё и пальчиком пригрозил.
Глава 11.
"Сакура всплакнула" В такой обстановке работать очень сложно, никакие нервы не выдержат. Поэтому Хамку особенно-то и винить нельзя. Она всего лишь женщина, обойдённая мужским вниманием. Плюс прирождённый вампирёныш. Био.
В связи с этим в Консульстве существовал определённый ритуал. С утра вечно невыспавшаяся, хмурая-прехмурая Хамагучка влетала в секретную комнату и начинала истошно орать:
– Рида-а-а-!.. Баря-я-я!..
Обе секретарши вскакивали, как укушенные, и неслись к начальнице.
Начальница шёпотом, долго и нудно, ставила им пистоны, а в конце снова принималась голосить:
– Пацему?!.. Пацему не мозете работать как Юроцька-сан?!
«Юроцька-сан» и Гена страшно веселились, хитро перемигивались. У них таки был повод веселиться. Завтра «малышка», примерно в то же время, заорёт:
– Гена-а-а!.. Юр-ра-а-а!..
А после раздачи пистонов добавит:
– Пацему не мозете работать как Баря-сан?!
Этот ритуал имел свой график, хоть на стене вывешивай. Все знали, когда чья очередь бежать низко пригнувшись. Иногда «малышка» своими воплями доводила кого-то до слёз…
Чёткость графика возбуждала, рождала смелые мысли, хотелось даже пари держать.
Гена с Варей однажды на деньги поспорили.
– Варька, сегодня твоя очередь, только громко не реви… А то «Ридоцьку-сан» вчера еле откачали…
– Не «бэ», Гена-сан, не зареву…
– Точно не заревёшь?
– Нет!
– А ну, давай поспорим!
– Давай!
Сразу после этого «Давай!» «малышка» истошно завыла:
– Баря-я-я!..
Варька всё выдержала стоически, как и обещала. Не заревела. Но и «малышка» была не промах. Не поленилась ради Бари-сан график поменять. Три дня подряд измывалась только над ней одной, никого другого не трогала. Даже Гену забросила.
И таки довела вечно порхающую куколку-балетницу до слёз.
Гена-сан, на правах фаворита, всегда не прочь был отомстить. За весь коллектив.
Как-то Хамка, неожиданно расчувствовавшись и войдя в лирическое расположение духа, стала о природе говорить. После обеда, когда все пистоны были розданы, подпитавшийся вампирёныш пожелал расслабиться.
– Гена-сан, у вас в России сакура… какая-то странная..
– М-да? Что вы имеете в виду, Хамагучи-сан?
– Борьсая, берая… А у нас… бывает такзе розовая… маренькая…
– Ей у нас взбледнулось, Хамагучи-сан…
– Сто вы сказари?!
На помощь «малышке» ринулась Варька. Она знала, на что способны Гена с Кадзиямой.
Вдруг начальница уже усвоила плохие омонимы хороших русских слов?!
– Риечка-сан, это сакура всплакнула… белыми слезами… Вы Есенина читали?
– Сто-сто?
Варькин интеллект в тот день зашкаливал. Стала вспоминать забытого Есенина, не известного никому кроме неё до того дня.
– Ни фига! Я сказал «взбледнулось»! – не сдавался Гена. – Не знаете значения, спросите Кадзияму, он как раз сейчас про это дело учит. Кстати, через полчаса за ним зайдёт половой тренер. Если вы ему понравитесь, он и вас чему-нибудь научит…
Рабочий день кончался, через полчаса всем можно было по домам. Так почему бы не поиздеваться над вампиршей?
Рийка ушла в секретную комнату. Поняла ли она, что сказал Гена? Судя по гробовой тишине в секретной комнате – да. Вскоре оттуда послышалось частое шмыгание носом, похожее на всхлипывания.
Что поделаешь, не везло в любви маленькому консульскому вампирёнышу, хоть убей!
Хронически не везло. Будто наколдовал кто. А когда повезло, пришлось с дорогой машиной расстаться. Верно люди говорят: везение в любви влечёт за собой большой финансовый крах.
Глава 12.
"Свиреп, вонюч и волосат…" Любовь нагрянула внезапно, держа в руках анкету. Вернее, не в руках, а в лапищах!
Такими лапищами писать замучаешься, поэтому анкета была накорябана страшным почерком. Даже второклассники так не пишут.
Юрик, держа в руках эту бумагу, долго переводил взгляд с неё на лапищи, с лапищ – на анкету… Вот это субьект! Обладатель великолепных лап работал где-то при Правительстве РФ. Что-то связанное с автомобилями. Для конспирации назовём его Васей. Зачем человека зря чернить? Может, он уже исправился.
Почему он не прислал помощника? Почему анкета не напечатана секретаршей? Зачем было самому трудиться? Не иначе, как тут замешана любовь…
Накануне Хамка дверцу в «мерседесе» поломала и решила позвонить в авторемонт. Ни больше, ни меньше, как в блатную контору, находящуюся под правительственной «крышей».
Обычные ремонтники её не устраивали, она ведь второй секретарь «Пасориства Ипонии»!
Раньше Хамка на момент любви к Лиде приставала: «Ридоцька-сан, найдите мне мездународный брак!» А та только отшучивалась: «Себе найти не могу, Хамагучи-сан, муж и сын расслабиться не дают, на привязи держат…» Опять забыла «Ридоцька» про человеческий фактор, уже в который раз не подсуетилась. Нашла бы многострадальной Хамагучечке дядечку, так и «мерседесик» был бы цел…
Буквы выводить Вася не умел, но машины чинил исправно. Кривую дверцу в миг выровнял, дверца стала хорошо закрываться. А на утро машина исчезла…
«Малышка» не нашла ничего лучшего, как кинуться в ноги студенту Кадзияме. Тот звякнул-брякнул в «гаймусё» студенту Сато. Студент Сато, в свою очередь, визочку быстренько сбацал, прислал по факсу, и у «малышки» уже через четыре (!) дня был повод позвонить любимому, мол, визочка готова. Без повода звонить как-то неудобно.
Но любимый не только не пришёл за визой никогда, его и по телефону-то найти было сложно. Видно, по работе на другой объект забросили. М-да…
Правильно чувствовал Юрик: не из-за Японии приходил тот питекантроп!
В то лето дипломатических машин в Москве было угнано немеряно. По некоторым слухам, похищались исключительно посольские иномарки, а затем перекрашивались и перепродавались.
Иногда удавалось перепродать и неперекрашенную. Так злые люди говорят. В общем, Москва гудела. А чего гудеть-то? Все потерпевшие без исключения получили страховки. И Хамагучи получила. Вот только чем утешить раненое сердце?..
«Чем-чем»… Ясное дело – террором!
Первому досталось на этот раз Генке. За всё пережитое. Ему было поручено разобраться с этим делом. Как будто он главный детектив страны. С самого утра в день пропажи он сидел на телефоне и, что называется, наяривал.
Вразумительный ответ был получен очень быстро. Гена понял: дальше суетиться бесполезно.
– Слушай, Лида-сан…
– Что?
– Говорят, чтоб мы оставили это дело… Мол, не первый случай… мол, ниточки в правительство тянутся…
– А кто там сейчас сидит, в нашем правительстве?
– Да жульё одно… Кстати, упомянули…
Гена-сан назвал фамилию, от которой Лиде сделалось неважно.
– Прям по телефону его упомянули?
– Ну да! Я щас по какому хрену звонил?!
Юрик с Варей влипли в стулья. М-да…
На следующее утро Рийка сидела в секретной комнате чернее тучи.
– Наша «малышка» сегодня средней степени помятости. И пятно большое красное на костюмчике… прям на пузе… Наверно, клюкнула вчера!
При этих словах Таня ещё и шваброй громыхнула. Не упустила случая поиздеваться над начальницей, державшей её столько времени в уборщицах. Иногда Таня-сан начинала верить, что Лида говорила правду. Что не из-за Лиды она, вот уже который год, мела посольские полы…
Узнав о «малышкином» состоянии, неуёмный человеческий фактор, безмозглая Варька-сан, тут же сорвалась с места и кинулась шестерить.
– Риечка-сан, давайте я вам пятнышко выведу! Солью! У меня есть! Снимайте костюмчик, снимайте!..
Ну, не дура? Надо было видеть Хамкино лицо в этот момент. Эх, «Баря-сан», «Баря-сан», святая простота…
Рийка до самого вечера сидела неозвученная, никого не трогала. Пистонный график находился под угрозой срыва. Даже скучновато стало. Но к вечеру всё пришло в норму.
Походив-побродив по комнатам и зачем-то пошевелив ноздрями, Хамка выдала обидную тираду. Да так громко, чтобы всем было слышно:
– Рида-аа!!! Баря-я-я!!! Юр-р-ра!!! Сказите Гене… пусть примет душ!
Сидевший тут же Генка недоумённо захлопал глазами.
Лида и Варя прыснули, а Юрик покраснел, будто речь шла о нём.
«Свиреп, вонюч и волосат…» Таким должен быть настоящий мужик. Жаль, что не все это понимают. Рийка явно ничего не понимала в таких вопросах.
Гена мылся целиком строго по выходным, следуя старому советскому правилу. Когда-то было такое правило. Ввиду нехватки горячей воды в жилищах. Не то, что сейчас.
Сейчас все повадились мыться по два раза в день, «надо – не надо», а тогда горячую воду экономили Что поделаешь, Гена-сан мужик старо-советской закалки. Он был старше почти всех в Консульстве. Старше него был только Симода.
– Юр, слышь, чего она ко мне цепляется? При чём тут душ?
– Да ну её, Генка… Забудь!
Голос Юрика звучал неубедительно. Гена заёрзал.
– Давай, не темни, вываливай! Я же видел, как вы заржали!
Он удивлялся совершенно искренне. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не понимал. К то умеет выбирать духи, тот знает, что носителем духов запах не должен ощущаться.
Его должны чувствовать окружающие. Если чувствуешь запах собственных духов, значит они не твои. Вот и Гена-сан не ощущал своих ароматов. Ибо они его родные.
– Гы-гы… Она что, трахаться со мной намылилась? Так передай ей… этой задрыге… что я не по этому делу… О! Придумал! Скажи ей, что я импотент!
– Ага, скажу, только не рыдай…
Глава 13.
"Убить Уэхару" «Хамагучи», «Хамагучи»… А Уэхару, не надо? Этот вариант ещё ядрёнее. «Уэхару» звучит как «в харю».
После Хамки Консульстве появилась другая командирша. Уэхара-сан. Такая же задрыга, только злее в двадцать раз. Уж как она жучила наших танцовщиц, выезжающих на экзотические танцы в Японию! Всё, как всегда, познаётся в сравнении…
После отъезда «малышки», консульские русскоговорящие реально загрустили. По сравнению с Уэхарой, Хамагучечка всем казалась ангелом. Во всяком случае, Хамкой её уже никто не называл. Увольнялась она не одна – Гену-сан с собой прихватила.
Не то чтобы совсем с собой, но уволиться заставила. Ей давно надоели Генкины фокусы. Особенно его шашни с танцовщицами через «мадогучи».
Гена-сан явно перебарщивал с «дэ-сука». Не только танцовщицы, но и любая другая барышня, принесшая анкету в Консульство, особенно если она была блондинка, удостаивалась масляного взгляда и всяческих намёков. Намёки были разного характера, от комплиментов до прямого шантажа.
Однажды Хамка сказала, что слышала, как Гена говорил одной девице, что та не поедет в Японию, если не сходит с ним в театр. Слышала или не так расслышала – неважно. Хамагучи плохо знала русский, так что разобрать все слова вряд ли могла.
Порой ей достаточно было мимики.
Этот гнусный эпизод сам по себе ни на что не повлиял, Гена-сан ещё долго оставался в штате Консульства. Лишь увольняясь, «малышка» вспомнила про этот компромат. Да и не только про этот. Сложила всё в кучечку и направила рапорт в административный отдел.
Как уже отмечалось, японцы сами никого не увольняют. Случай с Геной-сан был первым. И последним. Если бы Гена немного подождал, вернее, если бы Хамка не так спешила со своим увольнением, то через полгода японцы не уволили бы никого, даже по рапорту. Ни под каким соусом…
Через полгода в Посольство пошли странные звонки. Мафии, направлявшей танцовщиц в заграничные бары, надоело по полгода дожидаться японских виз. У них план горел.
А Уэхара, ненавидя танцовщиц, давала волю не только словам, но и жестам…
Эти зверства продлились не долго. Вскоре нашлись добрые люди, приструнили ефрейтора в юбке. Однажды утром в Консульстве раздался телефонный звонок. Чей-то нахальный голос, то ли мужской, то ли женский – теперь уже никто не помнит! – произнёс:
– На госпожу Уэхара готовится покушение…
Неприятный звонок террориста в Посольство Японии поставил на уши всех-всех-всех.
И японослужащие, и русскоговорящие забегали с выпученными глазами. Получилось броуновское движение на территории отдельно взятого Посольства. Кто-то сел за руль и помчался в неизвестном направлении. Потом вернулся, неизвестно, за каким рожном. Также внезапно, как и отбыл. Вернувшись, помчался в кабинет Консула.
Доложить обстановку. Так поступали многие, дабы доказать свою лояльность.
Неизвестно кому.
К Послу пробраться было труднее, и все кидались со своими выводами и наблюдениями в кабинет Симоды.
Будучи сама по природе террористкой, Уэхара вела себя спокойно. Достойно вела себя. Первый раз в жизни, может быть, достойно себя повела. В три дня собрала шмотки и, ни с кем не попрощавшись, отбыла по месту прописки. В страну никогда не бледнеющей сакуры…
Все восприняли этот поступок как акт беспримерного героизма. Шутка ли – добровольно отказаться от десяти штук баксов в месяц! Зарплата японоговорящих посольчан – тайна за семью печатями. Но ушлые русскоговорящие каким-то образом неплохо ориентировались в вопросе. От них Юрик узнал следующее:
Меньше всех заколачивала бабка Аояги, медсестра Аояги-сан, которую в народе звали Ёжкой-сан, или Бабкой Ёжкой. Ёжкин ежемесячный оклад составлял 6 тысяч зелени.
«Малышка» клала на карман по 10 тысяч, ну а Симода, знамо дело, ровно в два раза больше – целых 20. В то же время рядовой учитель математики или секретарша, где-нибудь в Осаке или Нагано, получали полторы-две штуки в месяц.
Секретарше, может быть, и хватит худо-бедно до замужества дотянуть, а как быть школьному учителю, отцу двоих детей?
С простой японской публикой Юрику тоже пришлось общаться. Правда, гораздо позже, после увольнения из Посольства. Когда японский язык до нужного уровня подтянул.
Вот тогда-то, задним числом, он и узнал всю правду, а узнав, сильно возмутился.
Целый год в Посольстве он только и слышал, как плохо живётся японо-дипломатам вдали от родины и какие у них трудности с деньгами!
После того рокового звонка в Посольстве ничего сколько-нибудь страшного не произошло. Никого не убили, не ограбили, даже не ранили никого. Сколько ни готовились японцы к осадному положению, сколько ни ждали разбойников, так никто и не появился. Зато отношение к русским наёмникам улучшилось на порядок. Если японцы и раньше-то никого не увольняли, а только выживали, то после несостоявшегося покушения и выживать перестали. Совсем почти исправились. Просто Лида вновь стала «Ридоцькой-сан».
Глава 14.
"Белая ночь и синяя «вольвУшка»
Перед самым увольнением Юрик таки успел подружиться кое с кем из японоговорящих.
С Ёжкой, конечно же, больше не с кем было. Ёжкины племянники хотели Питер посмотреть, и старуха резко вспомнила, что Юрик гид по основной профессии…
Встречать самолёт из Токио поехали в Шереметьево-2 на Ёжкиной машинке. Классная машинка, с электронным управлением. Как на 1994-й год – чудо техники. Затем все вчетвером уселись в «Красную стрелу» и помчались белые ночи смотреть.
По приезде в Питер поселились не где-нибудь, а в «Англетэре», с видом на Исакий.
Племянников было двое: толстенький мальчик-барчук десяти лет и девочка-припевочка лет двадцати. Ей на вид и двенадцати не дать было: ножки кривенькие, колёсиком, зубки ещё кривее.
Толстенькому барчуку жилось явно лучше кривоногенькой сестрички. Бабка Ёжка носилась с ним – не то слово! Попросил матрёшечку купить – взяла сразу три.
Футболочку на своё пузико присмотрел, так тоже три ему было куплено.
На девочку бабка почти не тратилась. А у той, бедняжечки, денег совсем не было, безработная она была, даже 2 штучки в месяц на карман не клала. Да-а-а, нет в Японии матриархата! Мальчишкам кайф, а девчонкам-кривоноженькам вилы и лопата.
Юрику стало жаль японо-племянницу. Как истинный джентльмен, с детства повидавший много заграницы, он взял всю ответственность за бедняжечку на себя: сувениров ей накупил, мороженого. Если бы не Изольда и не мечты о Ляле, он бы даже больше ответственности проявил. Может, даже и международный брак бы получился, кто его знает…
Кривоноженька к концу поездки расцвела, чисто в женском смысле, заулыбалась и даже адресок свой Юрику оставила. На всякий случай.
В той поездке ещё много кой чего смешного было.
Из питерского Консульства прямо в номер к Бабке Ёжке, прямо в «Англетэр», позвонило высокое начальство. Типа «Хамагучи-Уэхара», тот же свирепый кингсайз.
Бабка, естественно, выгнулась-прогнулась. А что делать простой медсестре, хотя бы даже и японской? До высочайшего звонка она планировала посетить с племянниками «Литературное кафе», откуда Пушкин стреляться ездил. А в итоге пришлось раскошелиться на дорогущий ресторан «Пётр Первый». Высшее начальство желало угоститься именно там. От этого начальства зависела дальнейшая бабкина судьба: ехать на четыре года в филиппинскую страну или с вязанием дома сидеть.
Высокое начальство подвалило на тёмно-синей «вольвУшке» с алыми дипномерами.
Выглядело начальство традиционно: сатиновое платьишко с выгоревшей спиной, стоптанные лодочки на небритых ножках, головушка две недели не мыта, в ушках жемчужинки, колготочек ноль. Бросив самый первый взгляд на квази-Хамагучи, Юрик с радостью отметил: кингсайз не нарушен!
Когда начальство парковало синюю «вольвушку» у входа в «Англетэр», там никого не наблюдалось. Маячил унылый швейцар – вот и всех людей. Другие люди нарисовались позже. В частности, откуда-то взялся пузатый нацмен, то ли грузин, то ли азербайджанец, словом, лицо кавказской национальности.
Кавказец, натурально, сразу же заприметил синюю «вольвушку». Он бы её заприметил и без алых номеров, а уж с ними-то – и подавно. В общем, глаз от неё оторвать он уже не мог и с нетерпением ждал выхода хозяина. Ему страсть как хотелось посмотреть на гордого водилу такой смертельной тачки. Не забывайте, какой год был на дворе. Тогда синяя «вольвушка» была мечтой любого совкового миллионера.
Когда весёлая компания – бабка, Юрик, племянники и «квази Хамагучи» – высыпала из «Англетэра», нацмен ещё ничего дурного не заподозрил. Он лишь бросил в их сторонузгляд, полный гадливости. Вернее, взглядов было два: сначала на небритые ножки японо-начальства, а потом и на старческие ножки-колбаски Аояги. Бабка решила на отдыхе выпендриться, шортики «турбо» напялила.
Смешная до ужаса мини-группа двинулась по направлению к «вольвушке». Нацмен, конечно же, напрягся, но в душе понадеялся, что мелкота проплывёт мимо…
Когда квази-Хамагучи своим ключиком отперла дверцу и, плюхнувшись за руль, бросила на плечико безопасный ремешочек, надо было видеть лицо этого гомодрила.
Юрику стало его жаль. Чисто по-человечески.
Глава 15.
"Международный брак" Юрик не только бабку Аояги в свет вывозил, он и Хамку проветрил. И даже замуж пристроил. Своими руками. Да и не в Питере дело было вовсе, а в самой, что ни на есть, Швеции!
У японских дипработников Москвы не только денег много, но и льгот немеряно, больше, чем у всех ветеранов всех мировых войн вместе взятых. Если для рядового японского Киноситы Нодзому четыре дня – шикарный отпуск (можно к Наташе смотаться, на коврике полежать), то Хамагучины коллеги по сорок дней гуляли. При этом ухитрялись вернуться на работу плохо отдохнувшими и с лютыми мигренями…
Если рядовой японец зарплату получает у себя на предприятии, то московские японо-дипломаты вынуждены каждый месяц мотаться в Стокгольм. Им зарплату положено брать только в тамошнем банке. В другом месте не положено. Схема была такая: едет кто-то один и берёт денег на весь коллектив.
Поскольку японо-дипломатов в Москве никогда не бывает много, за несколько лет работы в столице каждый из них на халяву раза по два, а то и по три, на халяву в Стокгольм успевал смотался.Даже Ёжка-медсестра два раза съездила.
Зачем японо-дипломатам столько льгот? Работа вредная. Им надбавка полагается – за страх, за унижение на улицах, за арбатских цыган и за ещё много-много чего другого. Надбавка за «расейскую зловредность». Именно поэтому японо-дипломаты, хоть и считают русских олухами, но в Россию, всё же, тянутся. Им в Москве-Питере мёдом помазано. После Вашингтона Москва у японских дипломатов на втором месте по популярности. Поворчат-поворчат, а работать в Москву так и норовят ехать. Когда с Америкой пролетают…
В тот момент, когда Хамке приспела пора в Швецию смотаться, Юрик тоже туда ехал: навестить своего стокгольмского дружка Джерри Ланца, проживавшего по адресу Крукмакаргатан, 5.
Супруга Джерри тоже японочка, но благородных кровей. И имя у неё красивое, двойное – «Алиси-Кейко». А фамилия такая, что Джерри не удержался и присвоил её себе. На правах супруга. Теперь он Джерри Ланц-Тайра.
Императорская династия Тайра в Японии не хухры-мухры, одна из самых древних.
Поэтому Хамагучечка, переступив порог Джерриной квартиры, сразу стушевалась и начала вести себя прилично. Японцы могут вести себя прилично, когда хотят.
А тут ещё, на её бесконечное счастье, международный брак подвернулся. Хамка нашла себе жениха, не выходя из Джерриной квартиры.
В ту минуту, когда вся компания дружно налегла на суши, приготовленные ручками императорской наследницы Алиси-Кейко, раздался звонок в дверь и… Вошел хилого вида мужичок! Как оказалось, англичанин, один из Джерриных дружков-фотографов.
Роста он был невысокого, но Хамке хватило.
В общем, в тот раз всё получилось, как в затёртом анекдоте: «француз уходит из гостей с дочкой хозяйки, а русский с бланшем под глазом». Хамка ушла из гостей с английским женихом. Наконец-то маленькому вампирёнышу свезло. Должно же ведь когда-то!
А Юрик, едва дождавшись окончания контракта, покинул Посольство. Не для него всё это. Он привык быть свободным художником…
КОНЕЦ
– Баря-сан… вы срышари?
– Что?
– У Гены-сан три санциметра… менет нада дзераць…
Радостно взвизгнув, Варька помчалась на кухню к подруге Тане.
Лида бросила на Гену сочувственный взгляд. И что только эти дипломаты себе позволяют!
Однако Гена-сан нисколько не смутился. По крайней мере, внешне. Ему было, чем ответить. На стене рядом с его столом висел плакатик, на котором влюблённой Хамагучиной рукой были выведены дежурные японские фразы, но русскими буквами:
«О-намаэ ва?» – Как ваше имя?
«О-гэнки дэсу ка?» – Как здоровье?
«Нан-но мондай дэсу ка?» – Какая у вас проблема?
Рийка хотела, чтобы Гена как можно скорее освоил японский язык и, кто его знает, может быть, даже перебрался бы в Японию.
Однако Гена решил ограничиться третьей фразой, вернее, второй её половиной.
Произношение у него было не ахти, поэтому в его исполнении быстрый вариант звучал довольно-таки матерно. А Хамагучи страшно радовалась: надо же, Гену-сан интересуют её проблемы!
Справедливости ради надо заметить, что далеко не все японские слова звучат матерно. Их просто надо уметь произносить. В слове «дэсу» звук «у» максимально редуцируется, его почти не слышно. Получается не «дэсу ка», а «дэс ка». Но Гене больше нравился полнозвучный вариант. Тем более что он не японист и в такие тонкости вникать не обязан…
Гена-сан проглотил обиду, нанесенную липовым студентом, и ткнул указательным пальцем в плакат.
– Кадзияма-сан!
– Да-да? Что, Гена-сан? Срушаю вас!
– Вот тут написано «дэ-сука»!
– И… что?
– Вам этим надо интересоваться, а вы…
– Что – я?
– Я видел, как вы с грузином из фигурного катания на кухне целовались…
Сказав так пафосно, Гена-сан ещё и пальчиком пригрозил.
Глава 11.
"Сакура всплакнула" В такой обстановке работать очень сложно, никакие нервы не выдержат. Поэтому Хамку особенно-то и винить нельзя. Она всего лишь женщина, обойдённая мужским вниманием. Плюс прирождённый вампирёныш. Био.
В связи с этим в Консульстве существовал определённый ритуал. С утра вечно невыспавшаяся, хмурая-прехмурая Хамагучка влетала в секретную комнату и начинала истошно орать:
– Рида-а-а-!.. Баря-я-я!..
Обе секретарши вскакивали, как укушенные, и неслись к начальнице.
Начальница шёпотом, долго и нудно, ставила им пистоны, а в конце снова принималась голосить:
– Пацему?!.. Пацему не мозете работать как Юроцька-сан?!
«Юроцька-сан» и Гена страшно веселились, хитро перемигивались. У них таки был повод веселиться. Завтра «малышка», примерно в то же время, заорёт:
– Гена-а-а!.. Юр-ра-а-а!..
А после раздачи пистонов добавит:
– Пацему не мозете работать как Баря-сан?!
Этот ритуал имел свой график, хоть на стене вывешивай. Все знали, когда чья очередь бежать низко пригнувшись. Иногда «малышка» своими воплями доводила кого-то до слёз…
Чёткость графика возбуждала, рождала смелые мысли, хотелось даже пари держать.
Гена с Варей однажды на деньги поспорили.
– Варька, сегодня твоя очередь, только громко не реви… А то «Ридоцьку-сан» вчера еле откачали…
– Не «бэ», Гена-сан, не зареву…
– Точно не заревёшь?
– Нет!
– А ну, давай поспорим!
– Давай!
Сразу после этого «Давай!» «малышка» истошно завыла:
– Баря-я-я!..
Варька всё выдержала стоически, как и обещала. Не заревела. Но и «малышка» была не промах. Не поленилась ради Бари-сан график поменять. Три дня подряд измывалась только над ней одной, никого другого не трогала. Даже Гену забросила.
И таки довела вечно порхающую куколку-балетницу до слёз.
*****
Гена-сан, на правах фаворита, всегда не прочь был отомстить. За весь коллектив.
Как-то Хамка, неожиданно расчувствовавшись и войдя в лирическое расположение духа, стала о природе говорить. После обеда, когда все пистоны были розданы, подпитавшийся вампирёныш пожелал расслабиться.
– Гена-сан, у вас в России сакура… какая-то странная..
– М-да? Что вы имеете в виду, Хамагучи-сан?
– Борьсая, берая… А у нас… бывает такзе розовая… маренькая…
– Ей у нас взбледнулось, Хамагучи-сан…
– Сто вы сказари?!
На помощь «малышке» ринулась Варька. Она знала, на что способны Гена с Кадзиямой.
Вдруг начальница уже усвоила плохие омонимы хороших русских слов?!
– Риечка-сан, это сакура всплакнула… белыми слезами… Вы Есенина читали?
– Сто-сто?
Варькин интеллект в тот день зашкаливал. Стала вспоминать забытого Есенина, не известного никому кроме неё до того дня.
– Ни фига! Я сказал «взбледнулось»! – не сдавался Гена. – Не знаете значения, спросите Кадзияму, он как раз сейчас про это дело учит. Кстати, через полчаса за ним зайдёт половой тренер. Если вы ему понравитесь, он и вас чему-нибудь научит…
Рабочий день кончался, через полчаса всем можно было по домам. Так почему бы не поиздеваться над вампиршей?
Рийка ушла в секретную комнату. Поняла ли она, что сказал Гена? Судя по гробовой тишине в секретной комнате – да. Вскоре оттуда послышалось частое шмыгание носом, похожее на всхлипывания.
Что поделаешь, не везло в любви маленькому консульскому вампирёнышу, хоть убей!
Хронически не везло. Будто наколдовал кто. А когда повезло, пришлось с дорогой машиной расстаться. Верно люди говорят: везение в любви влечёт за собой большой финансовый крах.
Глава 12.
"Свиреп, вонюч и волосат…" Любовь нагрянула внезапно, держа в руках анкету. Вернее, не в руках, а в лапищах!
Такими лапищами писать замучаешься, поэтому анкета была накорябана страшным почерком. Даже второклассники так не пишут.
Юрик, держа в руках эту бумагу, долго переводил взгляд с неё на лапищи, с лапищ – на анкету… Вот это субьект! Обладатель великолепных лап работал где-то при Правительстве РФ. Что-то связанное с автомобилями. Для конспирации назовём его Васей. Зачем человека зря чернить? Может, он уже исправился.
Почему он не прислал помощника? Почему анкета не напечатана секретаршей? Зачем было самому трудиться? Не иначе, как тут замешана любовь…
Накануне Хамка дверцу в «мерседесе» поломала и решила позвонить в авторемонт. Ни больше, ни меньше, как в блатную контору, находящуюся под правительственной «крышей».
Обычные ремонтники её не устраивали, она ведь второй секретарь «Пасориства Ипонии»!
Раньше Хамка на момент любви к Лиде приставала: «Ридоцька-сан, найдите мне мездународный брак!» А та только отшучивалась: «Себе найти не могу, Хамагучи-сан, муж и сын расслабиться не дают, на привязи держат…» Опять забыла «Ридоцька» про человеческий фактор, уже в который раз не подсуетилась. Нашла бы многострадальной Хамагучечке дядечку, так и «мерседесик» был бы цел…
Буквы выводить Вася не умел, но машины чинил исправно. Кривую дверцу в миг выровнял, дверца стала хорошо закрываться. А на утро машина исчезла…
«Малышка» не нашла ничего лучшего, как кинуться в ноги студенту Кадзияме. Тот звякнул-брякнул в «гаймусё» студенту Сато. Студент Сато, в свою очередь, визочку быстренько сбацал, прислал по факсу, и у «малышки» уже через четыре (!) дня был повод позвонить любимому, мол, визочка готова. Без повода звонить как-то неудобно.
Но любимый не только не пришёл за визой никогда, его и по телефону-то найти было сложно. Видно, по работе на другой объект забросили. М-да…
Правильно чувствовал Юрик: не из-за Японии приходил тот питекантроп!
В то лето дипломатических машин в Москве было угнано немеряно. По некоторым слухам, похищались исключительно посольские иномарки, а затем перекрашивались и перепродавались.
Иногда удавалось перепродать и неперекрашенную. Так злые люди говорят. В общем, Москва гудела. А чего гудеть-то? Все потерпевшие без исключения получили страховки. И Хамагучи получила. Вот только чем утешить раненое сердце?..
«Чем-чем»… Ясное дело – террором!
Первому досталось на этот раз Генке. За всё пережитое. Ему было поручено разобраться с этим делом. Как будто он главный детектив страны. С самого утра в день пропажи он сидел на телефоне и, что называется, наяривал.
Вразумительный ответ был получен очень быстро. Гена понял: дальше суетиться бесполезно.
– Слушай, Лида-сан…
– Что?
– Говорят, чтоб мы оставили это дело… Мол, не первый случай… мол, ниточки в правительство тянутся…
– А кто там сейчас сидит, в нашем правительстве?
– Да жульё одно… Кстати, упомянули…
Гена-сан назвал фамилию, от которой Лиде сделалось неважно.
– Прям по телефону его упомянули?
– Ну да! Я щас по какому хрену звонил?!
Юрик с Варей влипли в стулья. М-да…
*****
На следующее утро Рийка сидела в секретной комнате чернее тучи.
– Наша «малышка» сегодня средней степени помятости. И пятно большое красное на костюмчике… прям на пузе… Наверно, клюкнула вчера!
При этих словах Таня ещё и шваброй громыхнула. Не упустила случая поиздеваться над начальницей, державшей её столько времени в уборщицах. Иногда Таня-сан начинала верить, что Лида говорила правду. Что не из-за Лиды она, вот уже который год, мела посольские полы…
Узнав о «малышкином» состоянии, неуёмный человеческий фактор, безмозглая Варька-сан, тут же сорвалась с места и кинулась шестерить.
– Риечка-сан, давайте я вам пятнышко выведу! Солью! У меня есть! Снимайте костюмчик, снимайте!..
Ну, не дура? Надо было видеть Хамкино лицо в этот момент. Эх, «Баря-сан», «Баря-сан», святая простота…
Рийка до самого вечера сидела неозвученная, никого не трогала. Пистонный график находился под угрозой срыва. Даже скучновато стало. Но к вечеру всё пришло в норму.
Походив-побродив по комнатам и зачем-то пошевелив ноздрями, Хамка выдала обидную тираду. Да так громко, чтобы всем было слышно:
– Рида-аа!!! Баря-я-я!!! Юр-р-ра!!! Сказите Гене… пусть примет душ!
Сидевший тут же Генка недоумённо захлопал глазами.
Лида и Варя прыснули, а Юрик покраснел, будто речь шла о нём.
«Свиреп, вонюч и волосат…» Таким должен быть настоящий мужик. Жаль, что не все это понимают. Рийка явно ничего не понимала в таких вопросах.
Гена мылся целиком строго по выходным, следуя старому советскому правилу. Когда-то было такое правило. Ввиду нехватки горячей воды в жилищах. Не то, что сейчас.
Сейчас все повадились мыться по два раза в день, «надо – не надо», а тогда горячую воду экономили Что поделаешь, Гена-сан мужик старо-советской закалки. Он был старше почти всех в Консульстве. Старше него был только Симода.
– Юр, слышь, чего она ко мне цепляется? При чём тут душ?
– Да ну её, Генка… Забудь!
Голос Юрика звучал неубедительно. Гена заёрзал.
– Давай, не темни, вываливай! Я же видел, как вы заржали!
Он удивлялся совершенно искренне. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не понимал. К то умеет выбирать духи, тот знает, что носителем духов запах не должен ощущаться.
Его должны чувствовать окружающие. Если чувствуешь запах собственных духов, значит они не твои. Вот и Гена-сан не ощущал своих ароматов. Ибо они его родные.
– Гы-гы… Она что, трахаться со мной намылилась? Так передай ей… этой задрыге… что я не по этому делу… О! Придумал! Скажи ей, что я импотент!
– Ага, скажу, только не рыдай…
Глава 13.
"Убить Уэхару" «Хамагучи», «Хамагучи»… А Уэхару, не надо? Этот вариант ещё ядрёнее. «Уэхару» звучит как «в харю».
После Хамки Консульстве появилась другая командирша. Уэхара-сан. Такая же задрыга, только злее в двадцать раз. Уж как она жучила наших танцовщиц, выезжающих на экзотические танцы в Японию! Всё, как всегда, познаётся в сравнении…
После отъезда «малышки», консульские русскоговорящие реально загрустили. По сравнению с Уэхарой, Хамагучечка всем казалась ангелом. Во всяком случае, Хамкой её уже никто не называл. Увольнялась она не одна – Гену-сан с собой прихватила.
Не то чтобы совсем с собой, но уволиться заставила. Ей давно надоели Генкины фокусы. Особенно его шашни с танцовщицами через «мадогучи».
Гена-сан явно перебарщивал с «дэ-сука». Не только танцовщицы, но и любая другая барышня, принесшая анкету в Консульство, особенно если она была блондинка, удостаивалась масляного взгляда и всяческих намёков. Намёки были разного характера, от комплиментов до прямого шантажа.
Однажды Хамка сказала, что слышала, как Гена говорил одной девице, что та не поедет в Японию, если не сходит с ним в театр. Слышала или не так расслышала – неважно. Хамагучи плохо знала русский, так что разобрать все слова вряд ли могла.
Порой ей достаточно было мимики.
Этот гнусный эпизод сам по себе ни на что не повлиял, Гена-сан ещё долго оставался в штате Консульства. Лишь увольняясь, «малышка» вспомнила про этот компромат. Да и не только про этот. Сложила всё в кучечку и направила рапорт в административный отдел.
Как уже отмечалось, японцы сами никого не увольняют. Случай с Геной-сан был первым. И последним. Если бы Гена немного подождал, вернее, если бы Хамка не так спешила со своим увольнением, то через полгода японцы не уволили бы никого, даже по рапорту. Ни под каким соусом…
Через полгода в Посольство пошли странные звонки. Мафии, направлявшей танцовщиц в заграничные бары, надоело по полгода дожидаться японских виз. У них план горел.
А Уэхара, ненавидя танцовщиц, давала волю не только словам, но и жестам…
Эти зверства продлились не долго. Вскоре нашлись добрые люди, приструнили ефрейтора в юбке. Однажды утром в Консульстве раздался телефонный звонок. Чей-то нахальный голос, то ли мужской, то ли женский – теперь уже никто не помнит! – произнёс:
– На госпожу Уэхара готовится покушение…
Неприятный звонок террориста в Посольство Японии поставил на уши всех-всех-всех.
И японослужащие, и русскоговорящие забегали с выпученными глазами. Получилось броуновское движение на территории отдельно взятого Посольства. Кто-то сел за руль и помчался в неизвестном направлении. Потом вернулся, неизвестно, за каким рожном. Также внезапно, как и отбыл. Вернувшись, помчался в кабинет Консула.
Доложить обстановку. Так поступали многие, дабы доказать свою лояльность.
Неизвестно кому.
К Послу пробраться было труднее, и все кидались со своими выводами и наблюдениями в кабинет Симоды.
Будучи сама по природе террористкой, Уэхара вела себя спокойно. Достойно вела себя. Первый раз в жизни, может быть, достойно себя повела. В три дня собрала шмотки и, ни с кем не попрощавшись, отбыла по месту прописки. В страну никогда не бледнеющей сакуры…
Все восприняли этот поступок как акт беспримерного героизма. Шутка ли – добровольно отказаться от десяти штук баксов в месяц! Зарплата японоговорящих посольчан – тайна за семью печатями. Но ушлые русскоговорящие каким-то образом неплохо ориентировались в вопросе. От них Юрик узнал следующее:
Меньше всех заколачивала бабка Аояги, медсестра Аояги-сан, которую в народе звали Ёжкой-сан, или Бабкой Ёжкой. Ёжкин ежемесячный оклад составлял 6 тысяч зелени.
«Малышка» клала на карман по 10 тысяч, ну а Симода, знамо дело, ровно в два раза больше – целых 20. В то же время рядовой учитель математики или секретарша, где-нибудь в Осаке или Нагано, получали полторы-две штуки в месяц.
Секретарше, может быть, и хватит худо-бедно до замужества дотянуть, а как быть школьному учителю, отцу двоих детей?
С простой японской публикой Юрику тоже пришлось общаться. Правда, гораздо позже, после увольнения из Посольства. Когда японский язык до нужного уровня подтянул.
Вот тогда-то, задним числом, он и узнал всю правду, а узнав, сильно возмутился.
Целый год в Посольстве он только и слышал, как плохо живётся японо-дипломатам вдали от родины и какие у них трудности с деньгами!
После того рокового звонка в Посольстве ничего сколько-нибудь страшного не произошло. Никого не убили, не ограбили, даже не ранили никого. Сколько ни готовились японцы к осадному положению, сколько ни ждали разбойников, так никто и не появился. Зато отношение к русским наёмникам улучшилось на порядок. Если японцы и раньше-то никого не увольняли, а только выживали, то после несостоявшегося покушения и выживать перестали. Совсем почти исправились. Просто Лида вновь стала «Ридоцькой-сан».
Глава 14.
"Белая ночь и синяя «вольвУшка»
Перед самым увольнением Юрик таки успел подружиться кое с кем из японоговорящих.
С Ёжкой, конечно же, больше не с кем было. Ёжкины племянники хотели Питер посмотреть, и старуха резко вспомнила, что Юрик гид по основной профессии…
Встречать самолёт из Токио поехали в Шереметьево-2 на Ёжкиной машинке. Классная машинка, с электронным управлением. Как на 1994-й год – чудо техники. Затем все вчетвером уселись в «Красную стрелу» и помчались белые ночи смотреть.
По приезде в Питер поселились не где-нибудь, а в «Англетэре», с видом на Исакий.
Племянников было двое: толстенький мальчик-барчук десяти лет и девочка-припевочка лет двадцати. Ей на вид и двенадцати не дать было: ножки кривенькие, колёсиком, зубки ещё кривее.
Толстенькому барчуку жилось явно лучше кривоногенькой сестрички. Бабка Ёжка носилась с ним – не то слово! Попросил матрёшечку купить – взяла сразу три.
Футболочку на своё пузико присмотрел, так тоже три ему было куплено.
На девочку бабка почти не тратилась. А у той, бедняжечки, денег совсем не было, безработная она была, даже 2 штучки в месяц на карман не клала. Да-а-а, нет в Японии матриархата! Мальчишкам кайф, а девчонкам-кривоноженькам вилы и лопата.
Юрику стало жаль японо-племянницу. Как истинный джентльмен, с детства повидавший много заграницы, он взял всю ответственность за бедняжечку на себя: сувениров ей накупил, мороженого. Если бы не Изольда и не мечты о Ляле, он бы даже больше ответственности проявил. Может, даже и международный брак бы получился, кто его знает…
Кривоноженька к концу поездки расцвела, чисто в женском смысле, заулыбалась и даже адресок свой Юрику оставила. На всякий случай.
В той поездке ещё много кой чего смешного было.
Из питерского Консульства прямо в номер к Бабке Ёжке, прямо в «Англетэр», позвонило высокое начальство. Типа «Хамагучи-Уэхара», тот же свирепый кингсайз.
Бабка, естественно, выгнулась-прогнулась. А что делать простой медсестре, хотя бы даже и японской? До высочайшего звонка она планировала посетить с племянниками «Литературное кафе», откуда Пушкин стреляться ездил. А в итоге пришлось раскошелиться на дорогущий ресторан «Пётр Первый». Высшее начальство желало угоститься именно там. От этого начальства зависела дальнейшая бабкина судьба: ехать на четыре года в филиппинскую страну или с вязанием дома сидеть.
Высокое начальство подвалило на тёмно-синей «вольвУшке» с алыми дипномерами.
Выглядело начальство традиционно: сатиновое платьишко с выгоревшей спиной, стоптанные лодочки на небритых ножках, головушка две недели не мыта, в ушках жемчужинки, колготочек ноль. Бросив самый первый взгляд на квази-Хамагучи, Юрик с радостью отметил: кингсайз не нарушен!
Когда начальство парковало синюю «вольвушку» у входа в «Англетэр», там никого не наблюдалось. Маячил унылый швейцар – вот и всех людей. Другие люди нарисовались позже. В частности, откуда-то взялся пузатый нацмен, то ли грузин, то ли азербайджанец, словом, лицо кавказской национальности.
Кавказец, натурально, сразу же заприметил синюю «вольвушку». Он бы её заприметил и без алых номеров, а уж с ними-то – и подавно. В общем, глаз от неё оторвать он уже не мог и с нетерпением ждал выхода хозяина. Ему страсть как хотелось посмотреть на гордого водилу такой смертельной тачки. Не забывайте, какой год был на дворе. Тогда синяя «вольвушка» была мечтой любого совкового миллионера.
Когда весёлая компания – бабка, Юрик, племянники и «квази Хамагучи» – высыпала из «Англетэра», нацмен ещё ничего дурного не заподозрил. Он лишь бросил в их сторонузгляд, полный гадливости. Вернее, взглядов было два: сначала на небритые ножки японо-начальства, а потом и на старческие ножки-колбаски Аояги. Бабка решила на отдыхе выпендриться, шортики «турбо» напялила.
Смешная до ужаса мини-группа двинулась по направлению к «вольвушке». Нацмен, конечно же, напрягся, но в душе понадеялся, что мелкота проплывёт мимо…
Когда квази-Хамагучи своим ключиком отперла дверцу и, плюхнувшись за руль, бросила на плечико безопасный ремешочек, надо было видеть лицо этого гомодрила.
Юрику стало его жаль. Чисто по-человечески.
Глава 15.
"Международный брак" Юрик не только бабку Аояги в свет вывозил, он и Хамку проветрил. И даже замуж пристроил. Своими руками. Да и не в Питере дело было вовсе, а в самой, что ни на есть, Швеции!
У японских дипработников Москвы не только денег много, но и льгот немеряно, больше, чем у всех ветеранов всех мировых войн вместе взятых. Если для рядового японского Киноситы Нодзому четыре дня – шикарный отпуск (можно к Наташе смотаться, на коврике полежать), то Хамагучины коллеги по сорок дней гуляли. При этом ухитрялись вернуться на работу плохо отдохнувшими и с лютыми мигренями…
Если рядовой японец зарплату получает у себя на предприятии, то московские японо-дипломаты вынуждены каждый месяц мотаться в Стокгольм. Им зарплату положено брать только в тамошнем банке. В другом месте не положено. Схема была такая: едет кто-то один и берёт денег на весь коллектив.
Поскольку японо-дипломатов в Москве никогда не бывает много, за несколько лет работы в столице каждый из них на халяву раза по два, а то и по три, на халяву в Стокгольм успевал смотался.Даже Ёжка-медсестра два раза съездила.
Зачем японо-дипломатам столько льгот? Работа вредная. Им надбавка полагается – за страх, за унижение на улицах, за арбатских цыган и за ещё много-много чего другого. Надбавка за «расейскую зловредность». Именно поэтому японо-дипломаты, хоть и считают русских олухами, но в Россию, всё же, тянутся. Им в Москве-Питере мёдом помазано. После Вашингтона Москва у японских дипломатов на втором месте по популярности. Поворчат-поворчат, а работать в Москву так и норовят ехать. Когда с Америкой пролетают…
В тот момент, когда Хамке приспела пора в Швецию смотаться, Юрик тоже туда ехал: навестить своего стокгольмского дружка Джерри Ланца, проживавшего по адресу Крукмакаргатан, 5.
Супруга Джерри тоже японочка, но благородных кровей. И имя у неё красивое, двойное – «Алиси-Кейко». А фамилия такая, что Джерри не удержался и присвоил её себе. На правах супруга. Теперь он Джерри Ланц-Тайра.
Императорская династия Тайра в Японии не хухры-мухры, одна из самых древних.
Поэтому Хамагучечка, переступив порог Джерриной квартиры, сразу стушевалась и начала вести себя прилично. Японцы могут вести себя прилично, когда хотят.
А тут ещё, на её бесконечное счастье, международный брак подвернулся. Хамка нашла себе жениха, не выходя из Джерриной квартиры.
В ту минуту, когда вся компания дружно налегла на суши, приготовленные ручками императорской наследницы Алиси-Кейко, раздался звонок в дверь и… Вошел хилого вида мужичок! Как оказалось, англичанин, один из Джерриных дружков-фотографов.
Роста он был невысокого, но Хамке хватило.
В общем, в тот раз всё получилось, как в затёртом анекдоте: «француз уходит из гостей с дочкой хозяйки, а русский с бланшем под глазом». Хамка ушла из гостей с английским женихом. Наконец-то маленькому вампирёнышу свезло. Должно же ведь когда-то!
А Юрик, едва дождавшись окончания контракта, покинул Посольство. Не для него всё это. Он привык быть свободным художником…