Пока Александр был занят во Фракии и Иллирии, Дарий III, который вполне сознавал опасность, грозившую Персии с запада, воспользовался его отсутствием и послал в Грецию посольство с предложением большой суммы денег в обмен на мятеж. Лишь Спарта, которая не входила в союз, приняла субсидию; однако не приходится сомневаться в том, что многие предводители антимакедонских партий позолотили руки, ибо, хотя Афины отказались от персидского золота, лично Демосфен принял 300 талантов, на которые он купил оружие для изгнанников – фиванцев, многие из которых в то время находились в Афинах. Затем прошел слух, будто Александр погиб в сражении в Иллирии, и, если Демосфен не сам распустил этот ложный слух, чтобы подтолкнуть горожан к восстанию, он воспользовался им в полной мере и даже показывал народу воина, якобы раненного в том же сражении, который будто бы видел Александра мертвым[75].
Вскоре многие поверили в этот слух, и фиванские изгнанники были тайно переправлены в Фивы, где довольно успешно подстрекали граждан к восстанию. После того как два ставленника Александра были убиты, горожане объявили себя свободными и осадили македонский гарнизон, оставленный в Кадмее. Когда об этом стало известно, Этолия, Аркадия и Элида готовы были поддержать восставших, а афиняне, подстрекаемые Демосфеном, стали готовиться к войне.
В этой ситуации следует учитывать, что восстание фиванцев было направлено не против Александра, а против союза, в который входили Фивы. Окажись Александр мертв, все было бы законно, поскольку его гегемония со смертью прекратилась бы; но, поскольку он был жив, это фактически была измена, которая позволила ему, как гегемону, подавить восстание части союза и в то же время избежать порицания за его действия. Так и произошло – хотя в то время он мог этого и не понимать: поспешное принятие Демосфеном ложного слуха о смерти Александра позволило Александру продемонстрировать свою власть не в качестве македонского царя, но в качестве гегемона союза.
Известие о восстании достигло Александра, когда он только что занял Пелий; он находился в 300 милях от Фив, и его армия крайне нуждалась в передышке. Но поскольку он опасался, что Афины, Этолия и Спарта объединятся с Фивами против него, вопрос опять-таки упирался во время: сможет он дойти до Фив, пока это не случилось? Александр бросил все и двинулся форсированным маршем по горному бездорожью Западной Македонии. На тринадцатый день он вошел в Беотию, где к нему присоединился военный контингент фокийцев и беотийцев, членов союза. Его продвижение было столь стремительным, что в Фивах не знали, что он прошел Фермопилы, прежде чем он достиг Онхеста, города в семи милях к северо-западу от Фив. Даже тогда они продолжали тешить себя надеждой, что Александр мертв и приближающуюся армию возглавляет Антипатр из Македонии. На другой день их сомнения были развеяны – Александр стоял под Фивами.
Прежде всего он призвал фиванцев подчиниться и подтвердить их клятву союзу, поскольку он хотел бы, чтобы все греческие государства были его союзниками, а не его врагами. Не получив ответа, на другой день он перенес свой лагерь к воротам Электры, чтобы контролировать дорогу из Фив в Афины и быть ближе к Кадмее. Он все еще откладывал атаку в надежде, что фиванцы пойдут на переговоры. Но вместо этого он получил оскорбительный ответ и фиванцы напали на его передовые посты и заставили его отступить[76]. Тогда Александр выдвинул вперед фалангу, оттеснил фиванцев к воротам Электры и вошел в Фивы вслед за отступавшими, пока ворота не успели закрыть. Затем кадмейский гарнизон присоединился к сражению и началась резня, в которой были убиты 6 тыс. горожан.
Когда Фивы оказались в его руках, Александр, воспользовавшись положением гегемона, созвал экстренную встречу синедриона, поскольку осуждение фиванцев входило в их компетенцию, а не его. На встречу успели прибыть лишь члены совета из близлежащих Платей, Фокии и Беотии, и, поскольку они все ненавидели Фивы, их решением стало сровнять город с землей, а жителей продать в рабство[77]. Безусловно, Александр мог смягчить наказание, и то, что он этого не сделал, некоторыми расценивается как самое крупное его военное преступление. Также сообщают, что впоследствии он сожалел о разрушении Фив. Однако в то время, если он хотел стабильного, надежного тыла для похода в Азию, было стратегически необходимо преподать грекам урок, который они не смогли бы забыть. Кроме того, разрушение Фив означало, что единственными сильными государствами в Греции оставались Афины и Спарта, а поскольку их разделял Коринфский перешеек, им трудно было объединиться, и сравнительно небольшая македонская армия, оставленная по соседству с перешейком, могла предотвратить такое объединение.
Вскоре многие поверили в этот слух, и фиванские изгнанники были тайно переправлены в Фивы, где довольно успешно подстрекали граждан к восстанию. После того как два ставленника Александра были убиты, горожане объявили себя свободными и осадили македонский гарнизон, оставленный в Кадмее. Когда об этом стало известно, Этолия, Аркадия и Элида готовы были поддержать восставших, а афиняне, подстрекаемые Демосфеном, стали готовиться к войне.
В этой ситуации следует учитывать, что восстание фиванцев было направлено не против Александра, а против союза, в который входили Фивы. Окажись Александр мертв, все было бы законно, поскольку его гегемония со смертью прекратилась бы; но, поскольку он был жив, это фактически была измена, которая позволила ему, как гегемону, подавить восстание части союза и в то же время избежать порицания за его действия. Так и произошло – хотя в то время он мог этого и не понимать: поспешное принятие Демосфеном ложного слуха о смерти Александра позволило Александру продемонстрировать свою власть не в качестве македонского царя, но в качестве гегемона союза.
Известие о восстании достигло Александра, когда он только что занял Пелий; он находился в 300 милях от Фив, и его армия крайне нуждалась в передышке. Но поскольку он опасался, что Афины, Этолия и Спарта объединятся с Фивами против него, вопрос опять-таки упирался во время: сможет он дойти до Фив, пока это не случилось? Александр бросил все и двинулся форсированным маршем по горному бездорожью Западной Македонии. На тринадцатый день он вошел в Беотию, где к нему присоединился военный контингент фокийцев и беотийцев, членов союза. Его продвижение было столь стремительным, что в Фивах не знали, что он прошел Фермопилы, прежде чем он достиг Онхеста, города в семи милях к северо-западу от Фив. Даже тогда они продолжали тешить себя надеждой, что Александр мертв и приближающуюся армию возглавляет Антипатр из Македонии. На другой день их сомнения были развеяны – Александр стоял под Фивами.
Прежде всего он призвал фиванцев подчиниться и подтвердить их клятву союзу, поскольку он хотел бы, чтобы все греческие государства были его союзниками, а не его врагами. Не получив ответа, на другой день он перенес свой лагерь к воротам Электры, чтобы контролировать дорогу из Фив в Афины и быть ближе к Кадмее. Он все еще откладывал атаку в надежде, что фиванцы пойдут на переговоры. Но вместо этого он получил оскорбительный ответ и фиванцы напали на его передовые посты и заставили его отступить[76]. Тогда Александр выдвинул вперед фалангу, оттеснил фиванцев к воротам Электры и вошел в Фивы вслед за отступавшими, пока ворота не успели закрыть. Затем кадмейский гарнизон присоединился к сражению и началась резня, в которой были убиты 6 тыс. горожан.
Когда Фивы оказались в его руках, Александр, воспользовавшись положением гегемона, созвал экстренную встречу синедриона, поскольку осуждение фиванцев входило в их компетенцию, а не его. На встречу успели прибыть лишь члены совета из близлежащих Платей, Фокии и Беотии, и, поскольку они все ненавидели Фивы, их решением стало сровнять город с землей, а жителей продать в рабство[77]. Безусловно, Александр мог смягчить наказание, и то, что он этого не сделал, некоторыми расценивается как самое крупное его военное преступление. Также сообщают, что впоследствии он сожалел о разрушении Фив. Однако в то время, если он хотел стабильного, надежного тыла для похода в Азию, было стратегически необходимо преподать грекам урок, который они не смогли бы забыть. Кроме того, разрушение Фив означало, что единственными сильными государствами в Греции оставались Афины и Спарта, а поскольку их разделял Коринфский перешеек, им трудно было объединиться, и сравнительно небольшая македонская армия, оставленная по соседству с перешейком, могла предотвратить такое объединение.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента