Бен и Серношерстка с трудом спустились на негнущихся ногах со спины Лунга и огляделись. Над ними высоко в небо вздымалась гора. Дракон зевнул и стал подыскивать себе укромное местечко между скал, а его седоки подошли к краю плато. Когда Бен увидел внизу на склонах коров, казавшихся не больше божьих коровок, у него закружилась голова. Он поскорее отступил на шаг.
   — Что с тобой? — насмешливо спросила Серношерстка и подошла так близко к краю, что пальцы ее мохнатых ног повисли над пропастью. — Тебе что, не нравятся горы?
   — Я привыкну, — ответил Бен. — Ты ведь тоже не сразу привыкла к полетам, правда? — он обернулся к Лунгу. Тот уже нашел себе местечко и свернулся в тени нависшей скалы, положив голову на лапы и обвив себя хвостом.
   — Драконы ужасно устают от полета, — прошептала Серношерстка Бену. — Если им не удается после этого поспать, они становятся грустными. Такими грустными, что с ними невозможно иметь дело. А если к тому же еще и дождь пойдет, — она закатила глаза, — тут такое начинается… К счастью, — она взглянула на небо, — на дождь совсем не похоже. Или ты опять другого мнения?
   Бен отрицательно покачал головой и снова стал оглядывать окрестности.
   — Похоже, ты никогда раньше не бывал в горах, а? — спросила Серношерстка.
   — Я ходил кататься на санках на гору у нас в городе, но она была не выше вон той елки.
   Бен присел на свой рюкзак, лежавший на мокрой от росы траве. Он казался себе ужасно маленьким среди высоких вершин — маленьким, как букашка. И все же он не мог наглядеться на эти нерукотворные своды и шпили, заслонявшие горизонт. На одной из вершин, далеко-далеко, виднелись развалины замка. Их темный силуэтчетко вырисовывался в утреннем небе. И хотя замок казался не больше спичечного коробка, он выглядел очень грозным.
   — Смотри! — Бен легонько толкнул Серношерстку. — Смотри, там замок!
   Маленькая кобольдиха зевнула.
   — Где? А, этот… — она снова зевнула. — И что в нем особенного? Там, где мы с Лунгом живем, таких полно. Это раньше были человеческие дома. Ты-то должен бы знать.
   Серношерстка открыла рюкзак и сунула в рот пригоршню листьев, которые собрала под мостом.
   — Отлично! — она швырнула рюкзак в низкую траву. — Теперь один из нас может прилечь, а другой покараулит. Бросим жребий?
   — Нет-нет! — поспешно сказал Бен. — Ты ложись спокойно. Я все равно не смогу сейчас заснуть.
   — Как хочешь, — Серношерстка направилась туда, где спал Лунг. — Только не свались откуда-нибудь! — крикнула она через плечо. Потом свернулась клубочком рядом с драконом и мгновенно уснула.
   Бен достал из рюкзака ложку и банку консервов, открыл ее складным ножом и устроился в траве на безопасном расстоянии от обрыва. Вычерпывая ложкой холодные равиоли, он внимательно смотрел вокруг. Караулил. Он снова всмотрелся в развалины замка на дальней горе. Над ними кружили в голубом небе темные точки. Бен невольно вспомнил воронов, о которых рассказывал Гильберт Серохвост. «Да ладно, — сказал он сам себе. — Тебе уже мерещатся небылицы».
   Солнце подымалось все выше. Оно разгоняло туман в долинах и пекло голову Бену, так что ему захотелось спать. Поэтому он вскочил и стал прохаживаться взад-вперед. Серношерстка громко храпела. Он тихонько подошел поближе, залез в ее рюкзак и вытащил карту Гильберта Серохвоста.
   Осторожно развернув ее, он достал из кармана компас. Потом потянул за одну из ленточек и внимательно посмотрел на горы, в которых они сейчас, по всей видимости, находились. Бен с тревогой вглядывался в начерченные крысой знаки.
   — Ну конечно, — пробормотал он. — Так я и знал! Мы приземлились точнехонько на одно из этих желтых пятен. Намного восточнее маршрута. Да, начало хорошее.
   Вдруг за его спиной раздался шорох. Бен поднял голову. Там. Снова. Точно. Он обернулся. Серношерстка и Лунг спали. Кончик драконьего хвоста подрагивал во сне. Бен тревожно озирался. Может быть, в горах водятся змеи? Змеи были почти единственным, чего Бен боялся. «Ерунда, может, это просто кролик», — успокоил он себя. Он сложил карту, упрятал ее обратно в рюкзак Серношерстки — и не поверил своим глазам.
   Из-за большого замшелого валуна в шаге от него осторожно вышел толстый человечек. Ростом он был с курицу, в большой шляпе, серой, как скалы вокруг. В руке он держал отбойный молоток.
   — Нет, это не он, — сказал человечек, оглядывая Бена с головы до ног.
   — Как не он, Гипсобород? — из-за камня показались еще трое человечков. Они таращились на Бена, как на диковинное животное, странным образом оказавшееся у них на горе.
   — Потому что из-за него головы бы у нас не зачесались, вот почему, — ответил Гипсобород. — Это же человек, вы что, не видите? Просто еще маленький.
   Человечек стал озабоченно оглядываться по сторонам. Он посмотрел даже вверх, на небо. Потом решительно направился к Бену, который все еще сидел на земле, совершенно ошарашенный. Гипсобород остановился прямо перед ним, крепко сжимая в маленьких руках свой молоток, как будто он мог помочь ему против этих великанов — людей. Трое остальных остались за камнем и, затаив дыхание, наблюдали за своим отчаянно храбрым вождем.
   — Эй ты, человек, — сказал Гипсобород, хлопая Бена по колену. — Ты с кем здесь?
   — Ч-что? — пролепетал Бен. Толстяк обернулся к своим товарищам и похлопал себя по лбу.
   — Он, похоже, тупой, — крикнул он им, — но я попробую еще разок, — он снова повернулся к Бену.
   — Ты с кем здесь? — с расстановкой спросил он. — Кто тебя привел? Эльф? Фея? Кобольд? Блуждающий огонек?
   Бен невольно бросил быстрый взгляд туда, где спали Лунг и Серношерстка.
   — Ага! — Гипсобород отступил на шаг в сторону, встал на цыпочки и благоговейно затаил дух. Глаза у него стали круглые, как блюдца. Он снял свою огромную шляпу, почесал лысую голову и надел шляпу обратно.
   — Эй, Графит, Галькобород, Амигдалоид! — крикнул он. — Да вылезайте же вы наконец из-за камня! — и добавил почтительно:
   — Вы не поверите: это дракон! Серебряный дракон!
   Медленно, на цыпочках он приблизился к спящему Лунгу. Его друзья взволнованно подбежали к нему.
   — Эй, погодите! — к Бену наконец вернулся дар речи. Он вскочил и встал между Лунгом и человечками. Хотя ростом они были не выше бутылки лимонада, все четверо тут же вскинули свои молотки и кирки и свирепо посмотрели на него.
   — Отойди, человек! — рявкнул Гипсобород. — Мы хотим только посмотреть на него.
   — Серношерстка! — крикнул Бен через плечо. — Серношерстка, проснись, тут какие-то странные малявки!
   — Странные малявки? — Гипсобород шагнул к Бену. — Это ты о нас? Братья, вы слыхали?
   — Что за шум? — проворчала Серношерстка, появляясь из-за спины спящего дракона и отчаянно зевая.
   — Лесной кобольд! — воскликнул Графит с испугом.
   — Горные гномы! — откликнулась Серношерстка. — Вот так раз! От них, видно, нигде покою нет.
   Одним прыжком она оказалась между гномами, схватила Графита за воротник и приподняла. Гном от испуга выронил молоток и отчаянно заколотил по воздуху кривыми ногами. Его друзья тут же бросились на Серношерстку, но маленькая кобольдиха небрежно отбила их атаку свободной лапой.
   — Ну, ну, спокойно! — сказала она, вырвала у гномов молоты и кирки и бросила через плечо. — Вы что, не знаете, что драконов нельзя будить? А? А если бы ему вздумалось скушать вас на завтрак? Таких сочных и пухленьких?
   — Глупая кобольдская болтовня! — закричал Гипсобород. Он мрачно посмотрел на Серношерстку, но на всякий случай отскочил на несколько гномьих шагов назад.
   — Драконы не едят ничего живого! — крикнул самый толстый гном, прячась за камень. — Они питаются только лунным светом. Вся сила у них — от луны. Когда она не светит, они даже летать не могут.
   — Ага, вы тут, я вижу, умники! — Серношерстка поставила брыкающегося Графита обратно на траву и нагнулась к остальным. — Тогда скажите, как вы узнали, что мы здесь? Или мы сдуру приземлились прямо у вас на пороге?
   Четверо гномов боязливо глядели на нее снизу вверх. Гипсобород подтолкнул самого маленького.
   — Давай, Амигдалоид, — буркнул он. — Теперь твоя очередь.
   Амигдалоид робко шагнул вперед, покрутил поля шляпы и с тревогой посмотрел на двух нависших над ним великанов.
   — Нет, мы живем намного выше, — наконец выдавил он из себя дрожащим голосом. — Но сегодня с утра у нас зачесались головы. Так сильно они у нас обычно чешутся только у развалин замка.
   — И что это значит? — с нетерпением спросила Серношерстка.
   — Они у нас всегда чешутся, когда поблизости есть другие сказочные существа, — ответил Амигдалоид. — На людей и животных они никогда не чешутся.
   — К счастью! — заметил Графит. Серношерстка недоверчиво посмотрела на них.
   — Ты что-то сказал о замке, — Бен присел на корточки возле Амигдалоида и вопросительно заглянул ему в глаза. — Это вон тот, там, позади?
   — Мы ничего не знаем! — крикнул из-за камня самый толстый гном.
   — Помолчи, Галькобород! — прикрикнул на него Гипсобород.
   Амигдалоид поглядел на Бена, как затравленный кролик, и поспешил отступить к остальным. Зато Гипсобород подошел поближе к мальчику.
   — Да, вот этот самый замок, — сказал он мрачно. — Там голова чешется так, что терпеть невозможно. Поэтому мы и не ходим туда уже много лет. Хотя гора, на которой он стоит, пахнет золотом так, что голова идет кругом.
   Бен и Серношерстка поглядели на гору напротив.
   — Кто же там живет? — спросил Бен с тревогой.
   — Этого мы не знаем, — прошептал Амигдалоид.
   — Понятия не имеем, — пробормотал Галькобород и смерил Бена с Серношерсткой мрачным взглядом.
   — И не хотим знать, — буркнул Гипсобород. — Там творятся темные дела. Совсем не для нас, правда, братцы?
   Все четверо покачали головами и еще ближе придвинулись друг к другу.
   — Похоже, нам нужно срочно улетать отсюда, — сказала Серношерстка.
   — Говорил я тебе, желтого нужно избегать! — Бен с тревогой посмотрел на Лунга, но тот все еще мирно спал, только слегка повернул голову во сне. — Нам нужно было гораздо дальше на юг. Но ты же мне не поверила.
   — Да, было дело, — Серношерстка сосредоточенно обкусывала свой коготь. — Теперь уж ничего не поделаешь. До захода солнца мы вылететь не можем. И Лунг должен непременно весь день проспать, иначе он будет ночью таким усталым, что не сможет лететь. Ну что ж, — она хлопнула в ладоши, — самое время пополнить мои запасы! Эй, ребята! — она нагнулась к горным гномам. — Покажете мне, где тут есть ягоды и корешки повкуснее?
   Четверо малоросликов зашептались между собой. Наконец Гипсобород с серьезным видом вышел вперед, выпрямился и сказал:
   — Мы покажем тебе, кобольд, хорошее местечко, но только в том случае, если дракон обнюхает для нас скалы.
   Серношерстка удивленно поглядела на него:
   — Это еще зачем?
   Тут и Галькобород не выдержал.
   — Драконы чуют сокровища! — торжественно прошептал он. — Это всем известно.
   — Да что ты? — Серношерстка усмехнулась. — Кто ж это вам рассказал?
   — Так говорят предания, — ответил Гипсобород. — Предания о тех временах, когда еще бывали драконы.
   — Здесь их было много. Очень много, — добавил Амигдалоид. — Но… — он печально пожал плечами. — Они все давным-давно исчезли, — он с восхищением покосился на Лунга.
   — Мой дед по матери, — сказал Графит, — еще ездил верхом на драконе. Дракон вынюхивал для него золото и серебро, кварц, аквамарин, и горный хрусталь, и яшму, и малахит, — гном закатил глаза от восторга.
   — Ну, раз так, — Серношерстка пожала плечами, — я попрошу дракона, когда он проснется, выполнить вашу просьбу. Но только в том случае, если вы покажете мне по-настоящему хорошее место.
   — Ладно, пошли! — гномы потянули Серношерстку за собой туда, где гора круто спускалась к долине. С привычной ловкостью они быстро шагали по отвесному склону Серношерстка испуганно отпрянула.
   — Что, туда вниз? — спросила она. — Ни за что! Я с удовольствием лажу иногда по холмам, когда они округлые и мягкие, как кошачья спинка, но это… Нет уж! Знаете, ребята, вы сбегайте лучше сами, принесите мне что-нибудь. А я подожду здесь и позову вас, когда дракон проснется. Договорились?
   — Как хочешь, — откликнулся Графит, исчезая внизу. — Только позови обязательно.
   — Честное слово, — Серношерстка поглядела вслед гномам и покачала головой. — Надеюсь, они знают, что любят кобольды, — пробормотала она. И заступила на вахту.
   К сожалению, она не заметила, что самый толстый из гномов, Галькобород, незаметно отделился от остальных и исчез за ветвями старой ели.

КРАПИВНИК, ОН ЖЕ ЗОЛОТОЙ

   Гномы были правы.
   Замок, неподалеку от которого приземлился Лунг, был мрачным местом и намного опаснее для дракона, чем для горных гномов. Гномы интересовали обитателя замка не более чем мухи или пауки. Зато дракона он поджидал уже сто пятьдесят лет.
   Стены замка давно размыло дождем, башни обрушились, лестницы заросли чертополохом и терновником. Но это не смущало того, кто здесь жил. Панцирь надежно защищал его от дождя, ветра и холода. Крапивник, он же Золотой, сидел глубоко под землей во влажном сводчатом подвале и тосковал по тем прекрасным временам, когда в крыше замка еще не было дыр, а сам он выходил на охоту, гоняясь за единственной дичью, которая могла его порадовать — за драконами.
   Панцирь Крапивника и сейчас сиял, как чистое золото. Когти его были острее осколков стекла, зубы остры, а сила — больше, чем у любого другого живого существа. Но он скучал. Скука томила его. Она доводила его до озверения, до бешенства, до того, что он становился кусачим, как цепная собака, и давно уже пожрал большинство своих слуг.
   При нем оставался всего один — крошечное, тощее, как спица, существо по имени Мухоножка. День за днем он полировал панцирь Крапивника, стирал пыль с зубцов его гребня, чистил ему сверкающие зубы и точил когти. День за днем, с восхода до заката, проводил он за этим занятием, пока золотой дракон лежал в своем осыпающемся замке и ждал, чтобы один из его бесчисленных шпионов принес наконец долгожданную весть — весть о последних драконах, на которых он мог бы возобновить охоту.
   В то утро, когда Лунг мирно спал между камнями всего в нескольких горных вершинах оттуда, к Крапивнику уже явились два шпиона — один из его воронов с севера и блуждающий огонек с юга. Но сообщить им было нечего. Решительно нечего. Они докладывали всякую ерунду: там один-два тролля, тут две-три феи, морская змея и гигантская птица — они видели все что угодно, но только не драконов. Ни единого дракона. Поэтому Крапивник сожрал их на завтрак, хотя знал, что от вороновых перьев у него заболит живот, непременно и омерзительно заболит.
   Он был в отвратительном настроении, когда Мухоножка со своими тряпками и щетками склонился перед ним в поклоне. Крошка вскарабкался на огромное туловище Крапивника и принялся полировать золотую чешую, покрывавшую тело хозяина с головы до кончика хвоста.
   — Осторожно, гомункулус безмозглый! — зашипел на него Крапивник. — Ой! Не наступай мне сегодня на живот, понял? Почему ты мне не сказал, чтобы я не ел эту мерзкую серную птицу?
   — Вы бы меня не послушались, хозяин, — ответил Мухоножка и плеснул из зеленой бутылки в ведро с водой немного политуры для панциря, которую гномы готовили специально для его хозяина. Без нее чешую невозможно было начистить до такого зеркального блеска, чтобы видеть в ней собственное отражение.
   — Верно, — рыкнул Крапивник.
   Мухоножка смочил тряпку в растворе и принялся за работу. Не успел он почистить и трех пластинок, как его хозяин со стоном повалился на бок. Ведро Мухоножки опрокинулось и упало на пол.
   — Кончай! — рявкнул Крапивник. — Обойдемся сегодня без полировки — у меня от нее еще больше живот болит. Лучше поточи-ка мне когти, ну, живее!
   Ледяным выдохом он сдул Мухоножку со спины. Кроха полетел вниз головой на стертые камни мощеного пола. Он поднялся без единого звука, достал из-за пояса пилку и принялся затачивать черные когти. Крапивник недовольно наблюдал за его работой.
   — Давай-ка расскажи что-нибудь! — прорычал он. — Расскажи мне о моих былых подвигах.
   — Ох, опять, — пробормотал Мухоножка.
   — Что ты сказал? — рыкнул Крапивник.
   — Ничего-ничего, — поспешно ответил Мухоножка. — Уже начинаю, хозяин. Минуточку. Как там это было? Ах да! — крошка распрямился. — Холодной, темной зимней ночью тысяча четыреста двадцать третьего года…
   — Тысяча четыреста двадцать четвертого! — рявкнул Крапивник. — Сколько раз тебе повторять, мозги твои птичьи? — в раздражении он махнул лапой в сторону человечка, но Мухоножка ловко увернулся.
   — Холодной, темной лунной ночью тысяча четыреста двадцать четвертого года, — начал он снова, — великий алхимик Петрозий Белениус создал величайшее чудо, когда-либо виденное миром, могущественнейшее существо…
   — Могущественнейшее и опаснейшее существо, — перебил его Крапивник. — Сосредоточься, пожалуйста. Не то я откушу твои паучьи ножки. Дальше.
   — Могущественнейшее и опаснейшее существо, — покорно продолжал Мухоножка, — когда-либо ступавшее по земле. Он создал его из твари, имени которой не знает никто, из огня и воды, из золота и железа, из твердого камня и нежной росы с листьев фиалки. Затем силою молний он пробудил его к жизни и нарек своему творению имя Крапивник, — Мухоножка зевнул. — Простите, пожалуйста.
   — Продолжай, — прорычал Крапивник и прикрыл красные глаза.
   — Продолжаю, к вашим услугам, — Мухоножка зажал пилку под мышкой и перешел к следующей лапе. — В ту же ночь Петрозий создал еще двенадцать гомункулусов, человечков, последний из которых сидит сейчас здесь и подпиливает вам когти. Остальные…
   — Пропусти это! — рыкнул Крапивник.
   — Может быть, рассказать о конце Петрозия, нашего создателя, в вашей достопочтенной пасти?
   — Нет, это не интересно. Расскажи об охоте, чистильщик панциря, о моей большой охоте.
   Мухоножка вздохнул:
   — Уже вскоре после своего создания великий, непобедимый, вечно сияющий Крапивник, по прозвищу Золотой, поставил себе задачу счистить всех других драконов с лица земли…
   — Счистить? — Крапивник приоткрыл один глаз. — Счистить?! Это хорошо звучит, по-твоему?
   — А раньше я употреблял какое-то другое слово, хозяин? — Мухоножка потер свой острый нос. — Я его, видимо, забыл. Ой, пилка сломалась.
   — Поди возьми другую! — прорычал Крапивник. — Только поживее, а то я пошлю тебя навестить одиннадцать братцев у меня в желудке.
   — Спасибо, не надо, — прошептал Мухоножка, быстро вскакивая.
   Но в то мгновение, когда он хотел бежать за пилкой, в подземелье спустился по каменной лестнице большой ворон. Воронам Мухоножка не удивлялся. Черноперые были самыми усердными и верными шпионами Крапивника, хоть время от времени он и сжирал одного из них. Но на спине у ворона сидел горный гном. Эти обычно не решались сюда заглядывать. Даже политуру для панциря они не приносили сами, а передавали с кем-нибудь из воронов.
   Трясясь по ступенькам вниз на спине ворона, гном придерживал руками поля огромной шляпы. Лицо у него раскраснелось от волнения. У подножия лестницы он поспешно слез с черной птицы, сделал несколько шагов в сторону Крапивника и во весь рост растянулся перед ним на полу.
   — Чего тебе надо? — недовольно спросил хозяин Мухоножки.
   — Я его видел! — выпалил гном, не подымая лица от пола. — Я его видел, ваше золотое сиятельство!
   — Кого его? — Крапивник со скучающим видом почесывал подбородок. Мухоножка подошел к гному и наклонился над ним.
   — Скорее переходи к делу, — шепнул он, — нечего нос по полу распластывать. Хозяин сегодня в отвратительном настроении, хуже не бывает.
   Гном поспешно вскочил, поднял испуганные глаза на Крапивника и показал дрожащим пальцем на стену напротив.
   — Вот такого, — пролепетал он, — такого я видел.
   Крапивник оглянулся. На стене висел ковер, вытканный людьми много столетий назад. Краски его поблекли, но рисунок был ясно виден даже в полумраке подвала — он изображал серебряного дракона, за которым охотятся рыцари.
   Крапивник поднялся. Его красные глаза уставились сверху на гнома.
   — Ты видел серебряного дракона? — голос его прокатился громом под древними сводами. — Где?
   — На нашей горе, — пролепетал гном. — Он прилетел сегодня утром, с кобольдом и человеком. Я сразу же полетел на вороне сюда, чтобы доложить тебе. Ты дашь мне за это пластину твоей чешуи? Одну золотую пластину!
   — Цыц! — рявкнул Крапивник. — Мне нужно подумать.
   — Но ты обещал мне! — воскликнул гном. Мухоножка оттащил его в сторону.
   — Тихо, болван, — прошептал он ему в ухо. — У тебя что, под шляпой вообще ни капельки мозгов? Радуйся, если он тебя не сожрет. Влезай скорее на ворона и постарайся убраться отсюда подобру-поздорову. Ты, наверное, видел просто большую ящерицу.
   — Нет, нет! — закричал гном. — Это дракон! Чешуя у него будто скована из лунного света, и он большой, очень большой.
   Крапивник застыл, глядя на ковер, потом обернулся.
   — Горе! — сказал он. — Горе тебе, если ты ошибся! Я раздавлю тебя, как таракана, если ты поманил меня напрасной надеждой.
   Гном втянул голову в плечи.
   — Чистильщик панциря, поди сюда! — рыкнул Крапивник. Мухоножка вздрогнул.
   — Пилка, хозяин, пилка! — крикнул он. — Уже беру, иду, лечу!
   — Забудь про пилку! — рявкнул Крапивник. — У меня есть для тебя дело поважнее. Отправляйся на вороне на ту гору, откуда прибыл этот болван. Проверь, что он там видел. И если это действительно дракон, разведай, откуда он прилетел и почему с ним человек и кобольд. Я хочу знать все, слышишь, все!
   Мухоножка кивнул и побежал к ворону, который все еще терпеливо ждал у подножия лестницы. Гном ошарашенно глядел ему вслед.
   — А я как же? — спросил он. — Как же я вернусь?
   Крапивник улыбнулся. Очень мерзкая это была улыбка:
   — Тебе дозволяется точить мне когти, пока Мухоножка отсутствует. Тебе дозволяется полировать мой панцирь, стирать пыль с шипов, чистить мне зубы и снимать мокриц с чешуи. В благодарность за добрую весть я назначаю тебя моим новым чистильщиком панциря!
   Гном с ужасом посмотрел на него. Крапивник облизнул пасть и самодовольно ухмыльнулся.
   — Я быстро, хозяин! — сказал Мухоножка, влезая на ворона. — Я скоро вернусь!
   — Не суетись, — недовольно откликнулся Крапивник. — Будешь докладывать мне через воду, ясно? Это быстрее, чем летать туда-сюда.
   — Через воду? — лицо у Мухоножки вытянулось. — Где же я ее найду на этой горе? Это может тоже выйти не быстро!
   — Спроси у гнома, где там вода, мозги твои птичьи! — рявкнул Крапивник и отвернулся от них. Медленно, тяжелым шагом он подошел к ковру, на котором мерцал вытканный из тысячи нитей серебряный дракон. Крапивник подошел к нему вплотную.
   — А вдруг они и правда снова появились? — тихо сказал он. — Спустя столько долгих лет. Ах, я знал, что не могут они вечно от меня скрываться. От людей — пожалуй, но не от меня.

ШПИОН

   Когда ворон взвился в небо над развалинами замка, Мухоножка боязливо глянул по сторонам. До сих пор гомункулус покидал замок лишь тогда, когда страсть к охоте гнала Крапивника в долины, где он пожирал коров и овец. Крапивник путешествовал под землей. Он плыл по глубоким подземным рекам, а на поверхность выходил только ночью, под покровом тьмы. Сейчас на небе сияло ослепительное жаркое солнце. И никого не было рядом с Мухоножкой, кроме ворона.
   — Далеко еще? — спросил он, стараясь не глядеть вниз.
   — Вон та гора, — прокаркал ворон. — Видишь, с обломанной вершиной, — и стрелой полетел к ней.
   — А нам обязательно лететь так быстро? — Мухоножка вцепился тонкими пальцами в перья ворона. — У меня сейчас уши отвалятся.
   — Мы же вроде спешим, — ответил ворон, не замедляя лета. — Ты весишь вполовину меньше, чем тот гном, хотя росту почти такого же. Из чего ты сделан? Из воздуха?
   — Угадал, — Мухоножка никак не мог устроиться удобно на скользких перьях ворона. — Воздух и еще пара ингредиентов. Рецепт, к сожалению, утрачен, — он напряженно глядел вперед.
   — Там! Там в траве что-то блестит! — крикнул он внезапно. — Клянусь саламандрой! — он протер глаза. — Безмозглый гном сказал правду. Это дракон.
   Ворон стал описывать круги над тем местом, где, свернувшись между скалами, спал Лунг. Бен и Серношерстка сидели чуть поодаль, склонившись над картой. Рядом с ними стояли три горных гнома.
   — Давай опустимся вон на тот уступ, — шепнул Мухоножка ворону. — Прямо у них над головами. Так нам легче всего будет их подслушать.
   Когда ворон приземлился на уступе, Серношерстка настороженно посмотрела вверх.
   — Спрячься! — прошипел Мухоножка ворону. — Вот туда, на ель, пока я тебя не позову. Меня она не видит, а вот ты ее, похоже, беспокоишь.
   Ворон снова поднялся в воздух и исчез в темных лапах ели. Мухоножка осторожно подобрался к самому краю уступа.
   — Да, признаю, — говорила маленькая кобольдиха. — Мы немного отклонились от маршрута. Ничего страшного. Мы все равно сегодня ночью доберемся до моря.
   — Вопрос только — до какого, Серношерстка? — сказал человек. Это был еще маленький человек, мальчик.