Я просмотрел довольно объёмистую пачку американских газет и журналов, посвятивших Алану Шепарду специальные статьи и многочисленные фотоснимки. В день этого полёта на пресс-конференции президент Дж. Ф. Кеннеди, комментируя запуск американской ракеты с человеком на борту, заявил, что все люди испытывают огромное удовлетворение этим достижением. Нам предстоит пройти большой путь в области космоса, мы отстали, сказал президент, но мы работаем напряжённо, и мы намерены увеличить наши усилия.
   Газета «Нью-Йорк тайме» с нескрываемой горечью отметила, что ракета, с помощью которой был запущен американский астронавт, имела мощность, составлявшую всего лишь малую часть мощности советской ракеты, а капсула весила значительно меньше кабины «Востока»; продолжительность полёта Алана Шепарда составляла лишь одну шестую часть времени полёта «Востока», а расстояние, покрытое американским пилотом, — примерно одну девяностую часть пути, проделанного русским космонавтом.
 
   Юрий Гагарин на пресс-конференции в Доме учёных.
 
   Я с интересом познакомился с обширными отчётами многочисленных корреспондентов, бывших свидетелями этого запуска. Старт намечался на 8 часов по нью-йоркскому времени. Но ракета с капсулой «Меркурий» и астронавтом поднялась с пусковой платформы лишь в 10 часов 34 минуты. Капсулу несла ракета «Редстоун» высотой 25,3 метра. Вес капсулы, в которой находился человек, составлял 1,5 тонны.
   Алана Шепарда начали непосредственно готовить к полёту после полуночи.
 
   Славный Маршал авиации К. А. Вершинин беседует с Юрием Гагариным.
 
   После того как врачи осмотрели его, он занял своё место в капсуле и оставался в ней около трёх с половиной часов, ожидая, пока выверят все системы. Из-за технических неполадок выверка задерживалась. Ясно представил я состояние американца в капсуле. Видимо, часы ожидания были самыми неприятными в его жизни, ибо он оставался наедине со своими мыслями. Когда ракета взлетает, тогда уже не остаётся времени на размышления, приходится работать и все усилия мозга сосредоточивать на том, чтобы полет провести как можно лучше, Большую часть полёта американцу приходилось самому контролировать «крен и рысканье» летательного аппарата. На третьей минуте после запуска «Редстоуна» капсула отделилась от него. Через четыре минуты после запуска Алан Шепард испытал состояние невесомости, продолжавшееся около пяти минут.
   Нам с товарищами вскоре довелось увидеть документальный фильм американской кинохроники об этом полёте. Мне, уже испытавшему, что такое полёт в космос, были интересны подробности подготовки ракеты «Редстоун» к запуску, её старта, полёта Алана Шепарда и приводнения капсулы с ним в Атлантическом океане вблизи от авианосца с вертолётами на борту. Вот ракета с колоколообразной насадкой на носу — капсулой пилота — медленно, как бы нехотя взяла старт и, все убыстряя полет, пошла в чистое небо. Вот кадры, автоматически снятые в самой капсуле. Крупно — лицо Алана Шепарда под гермошлемом. Его жуткие, бегающие глаза. По фигуре и лицу пилота всё время скользят солнечные блики — капсулу сильно вращает. Вот она уже на океанской волне. Пилота подбирает вертолёт. Он на палубе авианосца, он в празднично украшенной машине, он выступает с речью…
   Алан Шепард сделал всё, что ему позволила сделать американская наука и техника. Это смелый человек. Я дружески жму его мужественную руку и желаю дальнейших успехов ему и его семье. Думаю, рано или поздно нам удастся встретиться.
   Кстати, об Алане Шепарде и его полёте мне довелось поговорить с известным американским промышленником лауреатом Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Сайрусом Итоном и его женой. Это произошло в дни моего пребывания в Болгарии, где гостил и Сайрус Итон. Он сказал мне, а потом и журналистам, что в интересах дела мира были бы весьма полезны моя поездка в США и встреча с американским народом.
   Поездка в Болгарию была вторым моим зарубежным путешествием. Накануне 1 Мая Центральный Комитет Коммунистической партии Чехословакии пригласил меня посетить Чехословацкую Социалистическую Республику. Я с радостью принял приглашение, ибо, хотя и облетел земной шар, никогда до этого в других странах не был. В Чехословакию я летел на обычном рейсовом самолёте «Ту-104». По аэрофлотовскому билету мне досталось место «2а» возле иллюминатора по левому борту. Салоны воздушного корабля заняли студенты из Объединённой Арабской Республики, товарищи из Китая и Чехословакии, а также группа советских туристов, направлявшихся в Италию. Словом, в самолёте собрался интернационал народов. Вёл нашу машину экипаж во главе с известным лётчиком гражданской авиации Героем Советского Союза Павлом Михайловичем Михайловым. Тут же в самолёте он подарил мне свою книгу «10000 часов в воздухе» с дружеской надписью: «С самыми тёплыми чувствами в память о первом заграничном рейсе от лётчика-земляка. Сегодня Вы у меня пассажиром на „Ту-104“, и, кто знает, может быть, скоро я у Вас буду пассажиром при полёте на Луну». Книга пошла по рукам, вызывая у всех улыбку.
 
   Прага встречает Ю. А. Гагарина.
 
   Павел Михайлович пригласил меня в пилотскую кабину. Я сел на кресло второго лётчика, взял в руки штурвал и, наблюдая за показаниями приборов, повёл машину по курсу. Так мне впервые пришлось побывать за штурвалом «Ту-104». Ничего не скажешь — отличный самолёт построил старейшина советских авиационных конструкторов Андрей Николаевич Туполев!
   В самолёте царило приподнятое настроение. Со всех сторон слышались шутки, произносимые на разных языках мира.
   — Не каждому дано полететь с первым космонавтом, — пошутила девушка, направлявшаяся в Италию, — буду рассказывать — никто не поверит.
   Девушка тут же для подтверждения факта попросила автограф. Я посмотрел на пассажиров и смутился: если писать всем, работы хватит, пожалуй, до самой Праги.
   — Автограф не для меня, — добавила девушка, — а для итальянской коммунистической газеты «Унита».
   Я написал: «Большой привет товарищам из „Униты“. И эти слова напечатали в Риме.
   — Высота — девять тысяч метров, температура за бортом — минус пятьдесят градусов, — сообщила стюардесса Марина Зикалина.
   — Как в космосе, не правда ли, Юрий Алексеевич? — с трудом подбирая русские слова, спросил уроженец сирийского города Халеба черноглазый студент Нури Жестон.
   — Там похолоднее, — ответил я, — но в кабине «Востока» было тепло. Меня согревали чувства дружбы всех свободолюбивых народов нашей планеты, в том числе и ваших земляков — арабов.
 
   Прага, 28 апреля 1961 года. Первый секретарь ЦК КПЧ Президент Антонин Новотный беседует с советским космонавтом.
 
   Гостеприимно встретила гостей красавица Злата Прага, засыпала весенними цветами, озарила радостными улыбками, одарила горячими рукопожатиями.
   Президент Чехословацкой Социалистической Республики Антонин Новотный в знак высокой оценки исторической победы советской науки и техники при осуществлении первого в мире полёта человека в космос присвоил мне почётное звание Героя Социалистического Труда. С чувством благодарности в светлом старинном зале Пражского Града принял я пятиконечную Золотую Звезду — самую высокую награду братской Чехословакии. Эта награда по установившейся традиции вручается один раз в год, накануне 1 Мая. Мне было радостно, что вместе со мной в этот день такой награды были удостоены три лучших работника народного хозяйства страны — шахтёр Ян Мусил, техник-машиностроитель Иозеф Вагницкий и член сельскохозяйственного кооператива Иозеф Троусил, своим трудом добившиеся замечательных результатов в социалистическом строительстве.
   Я побывал на крупнейшем в стране машиностроительном заводе «ЧКД — Сталинград», встретился там с рабочими, техниками, инженерами. Было приятно, что этот могучий завод вырабатывает продукцию отличного качества, направляя часть её в Советский Союз и другие страны социалистического лагеря. Рабочие подарили мне, как бывшему литейщику, удачно выполненную фигуру литейщика. Вместе с другими подарками я передал её в музей.
   В Праге состоялось много интересных встреч и задушевных бесед. Навсегда запомнился сердечный разговор с Президентом республики Антонином Новотным.
   — Судьба нашего народа, — сказал он, — связана с судьбой советских людей на вечные времена. Это принцип всей нашей жизни. И нет сил, которые бы могли нарушить великую дружбу наших народов и наших коммунистических партий.
   Товарищ Антонин Новотный сказал, что чехословацкие коммунисты всегда получали и получают неоценимую помощь от Коммунистической партии Советского Союза, получали её и лично от Владимира Ильича Ленина.
   — Ленин, — сказал он, — учил нас, помогал нашей молодой партии стать массовой, сильной, действительно коммунистической.
   Показывая весеннюю Прагу, один из самых старинных и красивейших городов мира, чехословацкие друзья наряду с Пражским Градом, Карловым мостом, Мавзолеем Клемента Готвальда показали советский танк, вздыбленный на постаменте, — знаменитую «тридцатьчетвёрку», экипаж которой первым ворвался в город в мае 1945 года.
   — Советские войска избавили нашу родину от гитлеровского ига, — говорили мне пражане, — и мы свято чтим всё, что связано с их великой освободительной миссией…
   Находясь в Праге, я побывал в редакции журнала «Проблемы мира и социализма». В конференц-зале собрались работники этого журнала. Произошла хорошая, дружеская беседа. Работники редакции преподнесли мне памятный сувенир — только что вышедший, ещё пахнущий типографской краской номер своего журнала с автографами многих представителей коммунистических и рабочих партий мира. А я в ответ написал им: «Полёт в космос — это не личный подвиг. Это — достижение коммунизма. Я горжусь тем, что я — коммунист. Передаю через журнал „Проблемы мира и социализма“ горячий привет единомышленникам — товарищам по партиям на всём земном шаре».
   Покидая Чехословакию, я любовался её зелёными полями, на которых навсегда стёрты межи частнособственнических хозяйств. Даже с заоблачной высоты, где летел наш «Ту-104», видно было, как кипели весенние работы на крупных квадратах кооперативных земель.
   Среди пассажиров оказалось много французов, итальянцев, африканцев и кубинцев. Они направлялись на первомайские праздники в Москву. Пройдя в салон, где расположились летящие из Гаваны Аншен Гутиеррес, Рафаэль Кастеланос и другие кубинцы, я поздравил их с победой, только что одержанной народом героической Кубы, мужественно отразившим вооружённое нападение врагов кубинской революции, и показал им вымпел с цветами государственного флага Кубы, вручённый мне в зале Пражского Града представителями кубинского народа. Я попросил их передать сердечный привет советских космонавтов вождю кубинской революции Фиделю Кастро, которого мы, советские люди, любим и уважаем.
   А через некоторое время мне довелось по приглашению Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии, Президиума Народного собрания и Совета Министров Народной Республики Болгарии побывать в Софии, Пловдиве, Плевене, Варне и других городах этой цветущей страны. Трудящиеся Болгарии прислали тысячи писем в адрес первого космонавта. Во время полёта в Софию в воздухе я с интересом прочитал несколько десятков таких писем. Каждое из них трогало искренностью и горячей любовью к Советскому Союзу, к лагерю социализма. На многих конвертах были наклеены новые марки с изображениями советских спутников Земли и космических кораблей. Космическая тема всё больше и больше проникала в быт.
   София, 22 мая 1961 года. Первый секретарь ЦК БКП Тодор Живков и Председатель Президиума Народного Собрания Народной Республики Болгарии Димитр Ганев встречают советского космонавта.
 
   Самолёт летел над кукурузными полями Украины и виноградниками Молдавии. Он пересёк пограничную реку Прут, и вскоре под крылом возникли вышки румынских нефтепромыслов, а слева по борту проплыли сады Бухареста с его белоснежным зданием нового полиграфического комбината «Скынтейя». Прошло немного времени, и открылись живописные ландшафты Болгарии — страны, являющейся сплошным плодовым садом.
   И вот я в открытой машине вместе с Первым секретарём Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии Тодором Живковым еду по улицам зелёной Софии. Город разукрашен советскими и болгарскими флагами, на всём пути шпалерами стоял народ, приветствующий новое достижение советской науки. Болгарский язык настолько схож с нашим, русским, что я без переводчика понимал все написанное на плакатах и транспарантах, всё, что скандировали люди. А это были слова сердечного привета Коммунистической партии Советского Союза, здравицы Никите Сергеевичу Хрущёву, всему нашему народу.
   Утром мы оказались уже в Пловдиве — старинном фракийском городе, построенном на зелёных холмах. На одном из них воздвигнут памятник советскому солдату-освободителю. В Болгарии его ласково называют «Алёшкой». После стотысячного митинга на центральной площади, на котором я поздравил пловдивчан с их успехами в социалистическом строительстве, мы поднялись на этот вздыбленный холм, к «Алёшке». Я положил к его ногам охапку нежных роз и долго смотрел на высеченную из камня фигуру советского воина в походной плащ-палатке, с автоматом в руках. Видимый отовсюду, как часовой, стоял он на вершине, окидывая орлиным взором освещённую солнцем страну.
   Я глядел на него, как на живого, и мне казалось, что свежий ветер, летящий с Балканских гор, шевелит его молодые, слегка тронутые сединой пряди волос, выбивающиеся из-под фронтовой пилотки. И до чего же велика обобщающая сила искусства! Я вглядывался в улыбающееся лицо «Алёшки» и узнавал в нём волевые черты многих советских людей, которых я знаю.
 
   Труженики болгарских полей приветствуют Юрия Гагарина.
 
   Вечером я вернулся в Софию, и там мне торжественно вручили высокие награды — орден Георгия Димитрова и Золотую Звезду Героя Социалистического Труда Народной Республики Болгарии. Я оказался первым иностранным гражданином, удостоенным этого звания. Принося свою благодарность болгарскому народу, я сказал:
   — Я расцениваю эти награды как награды передовой советской науке, нашему многомиллионному советскому народу, Коммунистической партии Советского Союза и её Центральному Комитету во главе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым.
   Огромное впечатление произвёл на меня традиционный праздник — День просвещения, культуры и славянской письменности — «кириллицы», который вот уже в 104-й раз отмечался болгарским народом. Два часа продолжалась могучая и красочная демонстрация в Софии, посвящённая этим любимым в народе торжествам. Она была пронизана искренним восхищением трудящихся Болгарии историческим подвигом советских людей, штурмующих космос. Во многих колоннах можно было видеть портреты К. Э. Циолковского, макеты, изображающие советский космический корабль «Восток». В небо то и дело взлетали «ракеты», сделанные руками учеников и студентов, над головами демонстрантов колыхались плакаты: «Небо! Советский человек тебя покорил!»
   И снова поездка по благоухающей запахом роз стране. Плевен — город боевой славы русского оружия. Тут в огне сражений опробовалась и закалилась русско-болгарская дружба. Здесь всё напоминает о далёких днях лета и осени 1877 года, когда русские полки наголову разбили кровожадные войска султанской Турции и положили начало освобождению болгарского народа от многовекового ига янычар оттоманской империи. Парк имени храброго русского полководца Михаила Скобелева, картины известного баталиста, певца балканской кампании и славы русских солдат Василия Васильевича Верещагина, старинные пушки, саркофаги с останками павших воинов. Все это оставило заметный след в душе.
   В Плевене один из старейших болгарских коммунистов боевой партизан Димитр Грыбчев рассказал о том, как в тридцатых годах, сидя в Плевенской тюрьме, он вместе с политзаключёнными читал книгу К. Э. Циолковского о межпланетных путешествиях.
   — Конечно, — сказал Димитр Грыбчев, — я не думал тогда, что именно в Плевене мне придётся встретиться с первым космонавтом. Но и тогда, мучаясь и страдая в царских застенках, мы верили в силу и могущество Советского Союза — Друга и старшего брата болгарского народа.
   Затем Варна — город болгарских моряков и курортов, окантованный песчаными пляжами Черноморья; Стара-Загора, Казанлыкская долина цветущих розовых плантаций и, наконец, обильно политая кровью русских солдат легендарная Шипка, с которой, кажется, видна вся Болгария. Там, на Шипке, пожилая женщина передала мне вышитый платочек с вложенной в него запиской. Её написали болгарские кооператоры. Они передавали привет нашей славной Коммунистической партии, советским учёным, называя космонавтов соколами коммунизма. Два слова — соколы коммунизма, а сколько в них настоящей поэзии, музыки и чувств! Так может говорить только свободный народ!
   В этом письме, пахнущем плодородной болгарской землёй, написанном болгарскими крестьянами и переданном болгарской матерью, как бы сосредоточилась вся любовь народа, все его лучшие чувства к советским людям. Весь день я ходил под впечатлением этого ласкового письма, ласковых слов и с чудесным настроением улетел на Родину.
   А здесь меня ждали новые встречи, новые поездки. Я слетал в Оренбург, побывал в родном авиационном училище, повидался с преподавателями, выступил перед курсантами.
   — Думал ли ты, Юрий Алексеевич, — спросил Ядкар Акбулатов, мой бывший лётчик-инструктор, — что твоя фотография окажется в галерее портретов наших выпускников, ставших Героями Советского Союза?
   — Много ещё места в этой галерее, — ответил я и показал ему на курсантов. — Кто знает, чьи портреты ещё придётся увидеть здесь?! В нашей стране ведь каждый может стать героем.
   А здесь меня ждали новые встречи, новые поездки. Я слетал в Оренбург, побывал в родном авиационном училище, повидался с преподавателями, выступил перед курсантами.
   — Думал ли ты, Юрий Алексеевич, — спросил Ядкар Акбулатов, мой бывший лётчик-инструктор, — что твоя фотография окажется в галерее портретов наших выпускников, ставших Героями Советского Союза?
   — Много ещё места в этой галерее, — ответил я и показал ему на курсантов. — Кто знает, чьи портреты ещё придётся увидеть здесь?! В нашей стране ведь каждый может стать героем.
   Все в Оренбурге напоминало о днях моей юности. И прохладные воды Урала, и изумрудная листва заречной рощи, и поросшие дикими цветами степные дали. В хорошем городе довелось мне учиться…
   Ещё в космосе я решил обязательно побывать в старинном русском городе Калуге — колыбели теории межзвёздных полётов. И случай этот быстро представился — калужане пригласили меня на закладку нового музея своего знаменитого земляка К. Э. Циолковского.
 
   Курсанты Оренбургского военного авиационного училища, в котором учился первый космонавт, у стенда, посвящённого полёту Ю. А. Гагарина в космос.
 
   С волнением подъезжал я с аэродрома к раскинувшемуся на взгорье городу, утопавшему в свежей зелени садов, только что омытых шумным грозовым ливнем.
   Первым делом вместе с товарищами мы побывали на могиле учёного, украшенной обелиском, на постаменте которого солнце золотило пророческие слова: «Человечество не останется вечно на земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». Когда-то в Саратове я окончил этой фразой К. Э. Циолковского свой доклад о межпланетных сообщениях. Как тесно прошлое переплетается с настоящим!
   Мы возложили венок из живых цветов На дорогую могилу и долгим молчанием почтили память великого провидца. В это время в небе возникла радуга и повисла над городом, словно венок.
   Почти весь день мы провели в Калуге, где многое связано с именем К. Э. Циолковского: его домик-музей; памятник учёному из бронзы и нержавеющей стали, воздвигнутый в сквере Мира; улица К. Э. Циолковского; школа, в которой он более двух десятков лет преподавал точные науки и где сейчас обучает детей русскому языку и литературе его внучка — Марина Вениаминовна Самбурова. Я повидался с ней и с её братом Алексеем Костиным — местным журналистом. Они многое рассказали о своём деде, его жизни, его привычках. И образ гениального учёного стал для меня ещё более понятным и близким.
 
   Юрий Гагарин среди офицеров Оренбургского военного авиационного училища.
 
   Я был глубоко тронут, когда на митинге, собравшемся на площади имени В. И. Ленина, меня вместе с К. Э. Циолковским назвали почётным гражданином города Калуги. Много ещё впереди смелых полётов в космос, и все наши космонавты будут приезжать в этот близкий их сердцам город, воздавая должное тому, кто первым из людей в своих дерзких планах и чертежах проложил нам путь к звёздам.
   Мне очень хотелось после полёта в космос побывать на своей родине — Смоленщине, погостить в Гжатске, съездить в село Клушино, где прошли детские годы, повидать земляков.
   И вот они, милые моему сердцу, раздольные края. Глубокая и прохладная река Гжать, опушённая метёлками камыша, рощи и перелески, полевые дороги среди цветущей ржи и льна, смугло-золотые вальдшнепы и цоканье соловьёв. Все — как в детстве. Только добавились высоковольтные линии электропередач, да больше стало на дорогах машин, да ещё, пожалуй, масса новых, недавно построенных домов. И отец с матерью встретили меня в новом доме, все на той же Ленинградской улице, где прошло моё детство. Советское правительство построило и подарило им новый домик, окружённый небольшим яблоневым садом.
   Много было радостных, приятных встреч в Гжатске. Я побывал в родной школе на Московской улице, посидел за своей прежней партой, побеседовал со своими учителями, которым многим обязан. Милые, хорошие люди, как много они сделали для меня и как много делают теперь для школьников!
   На митинге, состоявшемся в городе, расцвеченном флагами, мы горячо обнялись с учителем физики Львом Михайловичем Беспаловым. Кто знает, не встреть я его, и, может быть, не был бы космонавтом. Это так важно — с детства определить свой дальнейший жизненный путь и идти по нему, не сворачивая в сторону. Лев Михайлович привил мне любовь к физике и точным наукам, познакомил с творчеством К. Э. Циолковского.
   За столом, во главе которого хлопотала мама, собрались многочисленные родственники: сестра моя, Зоя, с мужем — фрезеровщиком радиозавода Дмитрием Бруевичем, хорошенькой четырнадцатилетней дочерью Тамарой и десятилетним сыном Юрой, который, в подражание мне, твёрдо решил стать космонавтом. Зоя по-прежнему работает медицинской сестрой, всё такая же худенькая, с голубенькими серёжками в ушах. Она старше меня на семь лет и все никак не может привыкнуть к тому, что я уже взрослый и все могу делать без её помощи и советов.
   Брат Борис успел жениться, работает слесарем-ремонтником на радиозаводе, а молодая жена его, Аза Ивановна, — сборщица на том же заводе. Брат Валентин — шофёр на грузовике. Так наша колхозная семья стала семьёй рабочей, во главе которой по-прежнему остаётся строгий и справедливый отец.
   Я побывал в нашем ветхом стареньком домике, расположенном через улицу, напротив нового. Все в нём — и запахи, и потрескивание брёвен — напоминало о детстве. На стенах, оклеенных жёлтенькими обоями, висели фотографии нашей семьи, сделанные во время пребывания в Кремле. Фотографии эти прислала маме Нина Петровна Хрущёва.
   К нашему дому приходило много народу: школьники с учителями, колхозники, пришла даже группа дряхлых старушек. Их интересовало, видел ли я в небесах господа бога? Я вынужден был разочаровать их. Полёт человека в космос нанёс сокрушительный удар церковникам. В потоках писем, идущих ко мне, я с удовлетворением читал признания, в которых верующие под впечатлением достижений науки отрекались от бога, соглашались с тем, что бога нет и все связанное с его именем — выдумка и чепуха.
   В первый же день моего приезда на родину радио передало радостное сообщение о том, что Президиум Верховного Совета СССР, отмечая выдающиеся заслуги Первого секретаря Центрального Комитета КПСС и Председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущёва в руководстве по созданию и развитию ракетной промышленности, науки и техники и успешному осуществлению первого в мире космического полёта советского человека на корабле-спутнике «Восток», открывшего новую эру в освоении космоса, своим Указом наградил товарища Н. С. Хрущёва орденом Ленина и третьей золотой медалью «Серп и Молот».
   Вместе с первооткрывателем космической эры Никитой Сергеевичем Хрущёвым было награждено много рабочих, конструкторов, учёных, руководящих инженерно-технических работников, а также научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и заводов. Семь видных советских учёных и конструкторов были награждены второй золотой медалью «Серп и Молот», а девяноста пяти ведущим конструкторам, руководящим работникам, учёным и рабочим было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Шесть тысяч девятьсот двадцать четыре человека были награждены орденами и медалями Советского Союза.