Галич Александр Аркадьевич. Верные друзья

   - Братцы! - вопит Нестратов, отчаянно отбиваясь. - Вы - сума...
   Но Лапин и Чижов, не обращая на его вопли ни малейшего внимания, дружно затягивают:
   Мы пойдем к буржуям в гости,
   Поломаем им все кости,
   Во!.. И боле ничего!..
   На противоположном берегу собираются любопытные. Какой-то старик грозит друзьям зонтиком:
   - Хулиганство!
   - Братцы! - молит Нестратов. - Не пьяные же вы! Ведь мы не мальчишки!
   - Скажи, что больше не будешь, - неумолимо требует Чижов.
   Нестратов, воспользовавшись тем, что его на мгновенье перестали раскачивать, произносит, вися вниз головой, внушительно и строго:
   - Сию же минуту отпустите меня. Есть граница всему!
   - Понятно. Давай, Саша.
   И друзья снова принимаются петь:
   Мы пойдем к буржуям в гости...
   - Больше не буду! - кричит наконец Нестратов. Его отпускают. Он задыхается от негодования.
   - Выскажись, выскажись, - советует Чижов, - тебе легче станет.
   Но Нестратов, повернувшись, собирается уходить. Лапин хватает его за рукав.
   - Стой! - говорит он добродушно. - А то потом будет стыдно.
   Нестратов что-то недовольно бормочет. Чижов наблюдает за ним почти с профессиональным интересом.
   - Глупейшее мальчишество, - сердито сопит Нестратов, - можно и пошутить и подурачиться, я не против, но есть же мера...
   - Тяжелый случай, - как бы про себя произносит Чижов, - запутанный. Я и не думал...
   - Чушь какая! - Нестратов вынимает платок и отряхивается. - Так я ждал вас, думал: вот наконец встретимся, поедем вместе отдыхать, сколько лет собирались... Поговорим по душам, старину вспомним.
   - Эх, хороша наша Яуза, - вздыхает Чижов, - только берега видать!
   - И поедем, и вспомним, - кивает Лапин. - И очень я, друга мои, доволен, что не поедем мы ни в Гагры, ни в Сочи, ни в Кисловодск, а поедем мы по тихим нашим широким русским рекам, как мечталось когда-то, поглядим на неведомые берега, да и вообще есть на что посмотреть и на Чусовой, и на Каме, и на Белой...
   - Подлечиться бы надо, - морщится Нестратов, - совсем я измотался, ежели хотите знать. Энфизема легких от выступлений всяких, от речей. Поверите ли, вот ездил за границу с делегацией, так за месяц - семьдесят выступлений. Не щадят. А ведь я еще нужен! Задыхаюсь при малейшем... По ночам повернусь па другой бок и задыхаюсь, устал... Тромбофлебит, и сердце стало пошаливать. Беречь, беречь себя надо! Для дела, для государства. Поверьте, не о себе беспокоюсь. Хотя на пароходе тоже хорошо. Воздух, вода... Если, конечно, достаточно комфортабельно.
   - Нашел! - восклицает вдруг Чижов с торжеством.
   - Что такое? - Нестратов подозрительно смотрит на него.
   - Ты погоди, постой! - отмахивается Чижов. - Мы сейчас с Сашей пошепчемся немного. Вроде консультации. Тебе как больному нельзя слушать.
   Он наклоняется к Лапину и что-то негромко и оживленно шепчет.
   Нестратов следит за ними с плохо скрытым беспокойством.
   - Опять ерунду какую-нибудь затеваете? - спрашивает он. - И откуда у вас силы берутся? Забот, видно, мало.
   - Не беспокойтесь, - улыбается Лапин, - Чижик надумал прекрасную штуку.
   - Какую?
   - Узнаешь! - сурово отвечает Чижов. - Только для этого потребуется время. Сил надо не пожалеть и отдыхом своим пожертвовать... Так что для тебя это дело не годится...
   - Как это понять? Мы не едем, значит?
   - Обязательно едем! - говорит Лапин.
   - Встреча на вокзале! - командует Чижов. - Форма одежды парадная летняя. И поскольку ты потратился на такси, билеты берем мы!
   Вокзал.
   На круглых вокзальных часах стрелки показывают шестнадцать часов двадцать минут. На перроне, у готового к отправке поезда, обычная предотъездная толчея.
   Проходит с котомками и рюкзаками веселая компания студентов. Какая-то пожилая женщина, окруженная детьми, громко считает:
   - Оля, Петя, Женя, Наташа... А где Вова?
   И все ребята принимаются хором кричать:
   - Вова! Вова! Вова!..
   Пробегает с чемоданчиком уже знакомая нам девушка из Тугурбая. Останавливается, покупает у продавщицы палочку эскимо и, подхватив чемоданчик, устремляется дальше - разыскивать свой вагон.
   У выхода на перрон стоят Чижов и Лапин.
   Их трудно узнать. На Лапине брезентовая куртка, высокие охотничьи сапоги, за плечами вещевой мешок армейского образца и чехол с удочками. А Чижов и вовсе в самом затрапезном виде - в примятой, блином, кепке, в парусиновых брюках, в повидавшем лучшие времена пиджаке с короткими рукавами. И только гитара, висящая у него за спиной, украшена кокетливым розовым бантом.
   - А ты не боишься, - спрашивает Лапин, - Что первый, так сказать, эффект может оказаться слишком уж сильным?
   - Ерунда! - весело говорит Чижов. - В таких случаях нужны не пилюли, а хирургическое вмешательство.
   Лапин хмыкает:
   - Это все так. Но я почему-то слегка волнуюсь. Ты не думаешь, что...
   - Смотри! - перебивает Чижов.
   На перроне появляется Нестратов.
   В светло-серой мохнатой шляпе, в белом пыльнике, он шагает медленно и важно, на голову возвышаясь над толпой. Рядом с ним семенит его жена маленькая, вертлявая, на тоненьких высоких каблучках, в широчайшем модном пальто и зеленой шляпе с торчащим красным перышком. Ее бережно, под локоток поддерживает референт.
   За ними следуют человек шесть провожающих, которые выражают свое отношение к происходящему только жестами и мимикой. А сзади, тяжело отдуваясь, носильщик тащит огромный, апельсинового цвета фибровый чемодан.
   - Василий Васильевич! Индюк!
   - Что?! - Супруга Нестратова оглядывается с испугом и негодованием.
   Нестратов медленно поворачивает голову, удивленно смотрит на друзей:
   - Вы?
   - Мы!
   - Нда! - усмехается Нестратов. - Воистину форма одежды парадная летняя. Уж не на маскарад ли мы едем?
   - Все может быть, Вася! - загадочно отвечает Лапин и любезно раскланивается с женой Нестратова. - Здравствуйте, Елена Вячеславовна! И вы нас не узнали?
   - Здравствуйте, Елена свет Вячеславовна! - подхватывает Чижов. Охотники за приключениями приветствуют вас!
   - Здравствуйте, здравствуйте! - щебечет супруга. - Как мило - вы совсем охотники, я даже видела где-то такую картину... - И тут же, отвернувшись, шепчет референту: - Странные фантазии у Василия! Я всегда, всегда была против... Какие-то воспоминания, какое-то детство... Они приличные люди, я не спорю, но это же все-таки не наш круг... А Василий забывает, что в его положении...
   - Я поражаюсь, Елена Вячеславовна! - сочувственно отвечает референт. Другого слова нет: я по-ража-юсь!
   - Гражданин! - тоненьким от натуги голосом говорит носильщик. - Куда чемодан-то нести? Вагон какой?
   - У кого билеты, товарищи?
   Лапин спокойно достает из кармана куртки конверт с железнодорожными билетами. Нестратов берет конверт не глядя, кивает головой:
   - Ага, отлично. Пошли!
   Все тем же размеренным шагом, негромко и нгутливо, разговаривая с провожающими, Нестратов направляется к международному вагону. Следом носильщик тащит апельсиновый чемодан, а сзади, с загадочными улыбками на лицах, идут Лапин и Чижов.
   - Прошу! - говорит Нестратов и величественным жестом протягивает усатому проводнику международного вагона конверт с билетами.
   Женский голос по радио объявляет:
   - Граждане пассажиры, через три минуты от первой платформы отправляется скорый поезд номер двадцать четыре "Москва - Уфа". Просьба к отъезжающим занять места. Повторяю...
   - Виноват, гражданин начальник! - неожиданно говорит усатый проводник, с удивлением смотрит на Нестратова и возвращает ему билеты. - У вас жесткий будет вагончик.
   Лапин и Чижов замирают.
   На лицах людей, провожающих Нестратова, ужас и изумление.
   - Как - жесткий?! Что за вздор?! Кто брал билеты? - растерянно оборачивается Нестратов к друзьям.
   - Я брал, - умильно говорит Лапин. - А что тебе не нравится, Василий? Отличные, по-моему, билеты, хочешь - нижнее место возьмешь, хочешь верхнее. А в международном - духота, скука, купе двухместное, а нас трое.
   Супруга Нестратова, потерявшая на время дар речи, взвизгивает:
   - Только через мой труп! Сию же минуту домой. Я все время предчувствовала это! Больного человека... - Но ее никто не слушает.
   - Я не поеду в жестком! - дрожащим голосом произносит Нестратов.
   - Поедешь!
   - Нет, не поеду! - в отчаянии восклицает Нестратов и в знак протеста садится на свой апельсиновый чемодан.
   - Поедешь, милый, поедешь. Теперь уже глупо возвращаться домой.
   Громко и протяжно гудит паровоз.
   Высунувшись из окон, пассажиры жесткого вагона - пожилой колхозник с седыми усами, степенная женщина с малышом, две девчушки в цветастых платках, - с интересом наблюдая за разыгравшейся на перроне сценой, подают советы:
   - Эй, с бородой, ты давай вещички его запихивай - он тогда влезет!
   - Дяденьки, дяденьки! Опоздаете, дяденьки!
   Соединенными усилиями Лапину с Чижовым удается втолкнуть Нестратова на площадку вагона.
   Свисток - и поезд трогается.
   Проплывают мимо вагоны с надписью: "Москва - Уфа". На опустевшем перроне молодая женщина в железнодорожной форме спрашивает у дежурного по станции:
   - Что тут за шум был?
   - В девятый вагон ненормального сажали, - спокойно отвечает дежурный. Видать, привезли лечить и не долечили!
   Ужас, почти отчаяние на лице супруги Нестратова.
   Гудит паровоз.
   Ровно, неторопливо постукивают колеса.
   Остались позади пригородные строения, заводские заборы, подмосковные дачные места, и вот уже пошли мелькать перед окнами леса и перелески, быстрые безымянные речки, зеленеющие поля.
   Начинается веселая и хлопотливая жизнь жесткого вагона поезда дальнего следования. В тамбуре проводник уже гремит стаканами в больших металлических подстаканниках. Распаковываются чемоданы и сумки с нехитрым дорожным довольствием - крутыми яйцами, холодными котлетами и жареной курицей. Проходит по вагону добродушный военный в расстегнутом кителе, предлагая желающим "заложить добрую пулечку". Уже любитель громкого пения, выкрутив до отказа усилитель репродуктора, слушает с блаженной улыбкой радостные излияния тенора:
   Хороши весной в саду цветочки,
   Еще лучше девушки весной...
   Лапин, закурив, добродушно обращается к Нестратову:
   - Ну, вот и поехали. Нешто водочки выпить за исполнение желаний? А, Вася?
   Нестратов, угрюмо забившись в угол, гудит в ответ что-то неопределенное.
   - Сердится! - говорит Лапин доверительным шепотом, слышным на другом конце вагона. - А чего, спрашивается, сердиться? Исполняется мечта юности. Впереди - степи, реки, мели-перекаты...
   Усмехнувшись, он затягивает приятным баритоном:
   Ну что ж, друзья!.. Споем, друзья,
   Споем про дальние края...
   - Веселый человек! - одобрительно говорит, свешиваясь с верхней полки, пожилой колхозник и слезает вниз. - Веселый человек! - повторяет он. Поработал, теперь можно и погулять, так?
   - Так, именно так! - смеется Лапин. - Подсаживайся, отец. Прямо ты как в воду глядишь. Поработали на совесть, а теперь гулять едем.
   Пока идет эта беседа, Чижов действует. Он вытаскивает из маленького чемодана какие-то свертки и подозрительно булькающую бутылку, расставляет все это на откидном столике и, полюбовавшись, принимается колдовать над консервной банкой.
   Колхозник, оживившись, подсаживается поближе к друзьям.
   - Будто и рано для обеда. - Он рассматривает содержимое свертков и скептически улыбается. - Эх, товарищи дорогие, разве ж это колбаса? Вот я вам, дозвольте, домашнего изготовления предложу!
   Он лезет под полку и добывает из деревянного чемодана увесистый, в руку толщиной, круг колбасы. Чижов, весело облизываясь, разливает водку по пластмассовым стаканчикам:
   - Прошу, папаша!
   - Ну, со свиданьицем, за знакомство!
   Колхозник бережно поднимает стаканчик:
   - Пить да гулять - дела не забывать!
   - Поехали!
   Пьют, крякают, осторожно выбирают закуску и тотчас же, почувствовав себя старыми знакомыми, рассаживаются поудобнее.
   Дорога, стук колес, паровозный дым, цепляющийся за ветви деревьев.
   - Вы, товарищи, извините, конечно, - любопытствует колхозник, приглядываясь к Лапину, Чижову и Нестратову, - кто же такие будете, ежели не секрет?
   Лапин, указывая на Чижова, охотно отвечает:
   - Вот он - доктор. Этот, - кивает на Нестратова, - знаменитейший архитектор, а я животноводством занимаюсь.
   - Животновод? - радостно переспрашивает колхозник. - Так ведь и наш председатель, Семен Петрович Кузьмин, тоже по этому делу! - Он высовывает голову в проход вагона: - Семен Петрович, товарищ Кузьмин! Давай-ка сюда!
   Приходит Семен Петрович и с ним двое парней, степенных, немногословных, с темными, загорелыми лицами. Следом за ними заглядывает в купе огромный усатый дядя, которого колхозник представляет:
   - Наш колхозный водяной! Мелиоратор то есть.
   Воздух синеет от густого табачного дыма. Разговор становится общим.
   - Еще два года назад, - рассказывает пожилой колхозник, - до объединения, мы о таких итогах и мечтать не мечтали! А нынче у нар один неделимый фонд до двух с лишним миллионов дотянул...
   Лапин, постукивая кулаком по колену, втолковывает Кузьмину:
   - Мы потому и добились некоторых успехов, что использован ценнейший опыт казахстанских животноводов - Бальмонта, Исенжулова, Большаковой...
   - Стойте! - Кузьмин неожиданно вскакивает. - Стойте, товарищ, как ваша фамилия?
   - Лапин.
   - Александр Федорович? - расплывается в счастливой улыбке Кузьмин. - Ну как же это я сразу не догадался? Слышал про вас, Александр Федорович. И статьи ваши читал. И вообще, как говорится, следил за ростом. Очень приятно лично познакомиться!
   Чижов разливает водку в пластмассовые стаканчики и предлагает:
   - Ну, по последней?
   - А что это товарищ архитектор такой невеселый? И водки даже с нами не пьет? - осведомляется пожилой колхозник, и все, словно по команде, оборачиваются к Нестратову, который с обиженным видом одиноко сидит в углу купе.
   - Ты, может, заболел, Василий? - участливо спрашивает Лапин.
   - Да, да, заболел! - отрывисто отвечает Нестратов, еще глубже забиваясь в свой угол.
   - Простыли, не иначе, - сочувственно качает головой пожилой колхозник.
   - Лечь надо и укрыться потеплее! - веско говорит усатый мелиоратор. Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело - пропотеть!
   И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.
   - Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь! - настойчиво уговаривает пожилой колхозник Нестратова.
   - Да я не хочу! Мне не надо! - пытается протестовать Нестратов, но Чижов обрывает его сердитым шепотом:
   - Ложись, ложись! Назвался больным - так ложись. Люди о тебе заботятся, а ты...
   И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.
   Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно говорит:
   - А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.
   Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить "больного", уходят.
   Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с Нестратова кожух и наставительно произносит:
   - Первое дело - пропотеть!
   Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.
   Гудит паровоз, стучат колеса.
   Смеркается.
   Внезапно слышится певучий голос:
   - Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой, печенье, пирожные... Кто желает, граждане, выпить и закусить?
   Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем, бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке и белом фартуке.
   Нестратов, привскочив на койке, окликает ее громким шепотом:
   - Девушка, побыстрее - сто... Нет, лучше полтораста. Два бутерброда с колбасой, два с сыром. Пожалуйста, скорей!
   Он торопливо рассчитывается, поспешно опрокидывает стаканчик и с жадностью набрасывается на бутерброды.
   - Больной сам себе назначил диету?!. Так!
   Нестратов, поперхнувшись, испуганно смотрит вниз - в проходе стоят Чижов, Лапин и Кузьмин.
   - Как тебе, Василий, полегче? - серьезно спрашивает Чижов,
   - Полегче, полегче, - с набитым ртом сердито бормочет Нестратов.
   Гудит паровоз.
   Мелькает за окном ярко освещенное здание железнодорожной станции, врывается на секунду нестройный гул голосов, переборы баяна.
   Лапин неожиданно вскакивает:
   - Грачевка! Честное слово, Грачевка!
   - Она самая, - подтверждает Кузьмин. - Знакомые места?
   Лапин взволнованно и смущенно улыбается:
   - Хорошо знакомые. В тридцатом году по путевке райкома комсомола я ездил сюда проводить коллективизацию.
   - Вот что, - негромко произносит Кузьмин и оборачивается к Чижову. Вот вы сейчас, Борис Петрович, рассказывали нашим ребятам, как вы ездили Комсомольск строить. А я в Комсомольске не был, не довелось. Ну, конечно, коллективизацию - это и я хорошо помню... На Днепрострое два года работал, потом воевал, учился, а теперь вот в колхозе председательствую. Но, удивительное дело, как скажут при мне: Комсомольск, Магнитка, так меня прямо волнение охватывает. И не был я там, а как будто был. И вот я иногда думаю: а может ли быть где-нибудь еще, чтобы жизнь и судьба страны, такой огромной, такой разной, была жизнью и судьбой каждого живущего в ней человека?
   Нестратов, свесившись вниз, внимательно слушает.
   Ровно и неторопливо постукивают колеса.
   Гудит паровоз.
   И снова гудок.
   Гудит стоящий у пристани большой красивый речной пароход с надписью на борту: "Ермак".
   Идет погрузка.
   Цепкие лапы могучих кранов легко несут по воздуху огромные тюки, ящики с сельскохозяйственным оборудованием и деталями машин. Отъезжают и подъезжают грузовики, бегают по скрипучим мосткам шумливые загорелые грузчики.
   Десяток барж у причала возле "Ермака" дожидаются своей очереди.
   Лапин, Чижов и Нестратов стоят на высоком обрывистом берегу городского сада.
   Внизу широко и вольно течет река.
   Чижов вдыхает полной грудью:
   - Хорошо! Честное слово, хорошо! Хорошо, Василий, а?
   С грохотом подъезжает к пристани колонна грузовиков.
   - Ладно, отдыхайте, братцы, - говорит Лапин, - а я пойду добывать средства передвижения.
   - Минутку! - останавливает его Чижов. - Сколько у тебя с собой денег?
   - Тысячи две.
   - Давай сюда. Все! В общий котел! - решительно говорит Чижов, берет у Лапина пачку денег, пересчитывает, отмечает что-то карандашом в записной книжке и оборачивается к Нестратову: - Сколько у тебя, Василий?
   - Три тысячи, - отвечает Нестратов и покорно протягивает деньги Чижову.
   - Прекрасно, - кивает головой Чижов, - и у меня две с половиной. Так вот, - говорит он тоном лектора, обращающегося к огромной аудитории, - прошу следить за ходом рассуждения! Путешествие займет дней двадцать, не больше. Учитывая новое снижение цен, кладем на каждого по две сотни.
   - Позволь! - всплескивает руками Нестратов, и Чижов неумолимо продолжает:
   - Пятьсот рублей - прошу следить за ходом мысли - мы выделяем на средства передвижения, остальные...
   - Погоди, погоди, профессор, - обеспокоенно вмешивается Лапин. - Ты что-то уж больно круто. Оставь, милый друг, толику на непредвиденные расходы.
   - Какие еще непредвиденные расходы? Что это такое? Карточный проигрыш? Подкуп должностных лиц?
   - Ну, мало ли что!
   - Ладно, - подумав, милостиво соглашается Чижов. - Выделим на непредвиденные расходы еще сто рублей. Итак, прошу - пятьсот, - он с поклоном протягивает Лапину пять сотенных бумажек, - на организацию транспорта. В общей кассе путешествия остается неслыханная сумма в семьсот рублей на трех человек.
   Лапин молча, с некоторой укоризной качает головой.
   - Ну, хорошо. Чижик, - с хрипотцой в голосе произносит Нестратов, - а где будут остальные деньги?
   - За ними мы поплывем! - загадочно отвечает Чижов и затягивает во весь голос:
   Мы поплывем, товарищ мой,
   За тридевять земель,
   Поскольку, трум-пурум-пум-пум,
   Прекрасна наша цель!..
   Почта.
   Чижов четко и старательно выводит на бланке почтового перевода:
   "Куйбышев. Почта. До востребования. Василию Васильевичу Нестратову шесть тысяч триста рублей".
   - Ты сошел с ума! - восклицает Нестратов и пытается вырвать у Чижова почтовый бланк. - Я думал, что это шутка, но ты...
   - Не хватай меня за руки, - деловито говорит Чижов, - на тебя обращают внимание!
   Пристань.
   Кончается погрузка.
   У трапа, неторопливо поглядывая на беготню грузчиков, стоят трое: девушка из Тугурбая, высокий молодой паренек в форме речника - помощник капитана парохода "Ермак" Сергей Петровых и светловолосая, очень красивая женщина лет тридцати - руководитель отдела краевого Института животноводства Наталья Сергеевна Калинина.
   - Ну и нечего, Катюша, расстраиваться, - говорит, видимо уже в сотый раз, Сергей, обращаясь к девушке из Тугурбая.
   - Тебе хорошо говорить - нечего, - угрюмо усмехается Катя, - а вот мне вынесут выговор - тогда будет дело.
   - Выговор объявить нужно, - сердито сдвинув брови, говорит Наталья Сергеевна, - но только не вам, Катюша! Странно получается: строится город животноводов, идет большое строительство, а хозяина настоящего, головы нет. Нехода ваш без указания сверху чихнуть боится! Чуть что - ссылается на Москву, на Нестратова.
   - А Нестратов про нас и думать не думает, - печально заключает Катя.
   - Ну и нечего расстраиваться, - повторяет Сергей.
   - "Нечего", "нечего"! - вскипает неожиданно Катя. - Много ты понимаешь!
   - Да уж побольше тебя!
   - Ах, побольше меня?
   - Ну-ну-ну, бросьте ссориться, ребята, - улыбается Наталья Сергеевна. А то уж и так по всей трассе идет про вас слава: не видятся - скучают, а видятся - ссорятся.
   Она поднимает с земли маленький чемоданчик, негромко спрашивает:
   - Вы нас вместе поместили, Сережа?
   - Да, Наталья Сергеевна, вместе с Катей, в одной каюте.
   - Хорошо. Я тогда пойду устраиваться. Она кивает Кате и Сергею, медленно поднимается по трапу на пароход.
   Катя смотрит ей вслед.
   - Красивая она.
   - Красивая, - соглашается Сергей. - Говорят, ее директором Института животноводства назначают у вас в Тутурбае. Катя усмехается:
   - Сперва еще надо построить Тугурбай...
   Наверху, на площадке широкой деревянной лестницы, ведущей к причалу, появляются Лапин, Чижов и Нестратов. Они останавливаются и смотрят на пароход. Нестратов, который держит на плече знаменитый апельсиновый чемодан, тяжело отдуваясь, спрашивает:
   - Ну-с, места, надо полагать, у нас палубные?
   - Еще чего! - презрительно отзывается Лапин. - Кто же это ездит на палубе? Шум, суета... Нет, не об этом мы мечтали. Друзья спускаются вниз, подходят к трапу.
   - Давай билеты! - говорит Нестратов.
   - А зачем билеты? - удивляется Лапин. - Нам билеты не нужны.
   Он кивает головой, как старому знакомому, курносому матросику, проверяющему возле трапа билеты, весело говорит:
   - А вот и мы! Эти товарищи со мной - разрешите?
   Матрос улыбается:
   - Пожалуйте, пожалуйте! Все готово, товарищ начальник!
   - За мной!
   Лапин первый идет вперед по шатким мосткам, за ним с чемоданом на плече следует Нестратов, а усмехающийся Чижов замыкает шествие.
   Ступив на борт парохода, Нестратов нерешительно останавливается:
   - Куда теперь - наверх, вниз?
   - Все прямо и прямо, - командует Лапин.
   Он ведет друзей сквозным трюмным проходом с правого борта парохода на левый, останавливается у перил и торжественно простирает руку.
   - Внимание! Прошу любоваться, но не нужно оваций! Красив, а?
   Внизу, на воде, пришвартованный к борту парохода, чуть покачивается широкий рыбацкий плот с шалашом, сплетенным из толстых ивовых прутьев.
   - Красив, а? - повторяет Лапин и подталкивает локтем ухмыляющегося Чижова.
   - Чудо! - говорит Чижов.
   Нестратов, лишившийся от растерянности и возмущения дара речи, мычит что-то невнятное:
   - Это?!.. Ты хочешь сказать, что это... Мы поплывем на этом?!..
   - Именно! - серьезно подтверждает Лапин. - Это, товарищ действительный член Академии архитектуры, называется плот. И потом, на реке не говорят "поплывем", а говорят "пойдем".
   - Точно! - произносит появившийся за спиной Чижова курносый матросик и становится рядом с Лапиным. - Эх, и прекрасное же это дело - на плоту ходить. Не трясет, не качает, хочешь - пристал, хочешь - дальше пошел. Жизнь! Конечно, и потонуть недолго, так ведь волков бояться...
   - Слыхал? - Лапин смотрит на Нестратова и, перебравшись через перила борта, спрыгивает на плот. - Давайте вещички!
   Чижов передает ему гитару, вещевой мешок, апельсиновый чемодан Нестратова, спускается сам и помогает спуститься все еще находящемуся в состоянии столбняка Нестратову.
   - Что ж мы имеем? - тоном экскурсовода говорит Лапин. - Мы имеем прекрасный плот с шалашом. В шалаше три великолепнейших ложа. Мое, кстати, крайнее - прошу не занимать! Вот это, - он поднимает рулевое весло, техническое усовершенствование - рулевое весло. А засим, как уже было сказано выше, не трясет, не качает, ветер, небо, жизнь! Капитан! - хлопает он по плечу Нестратова и подмигивает Чижову. - Можете командовать - полный вперед!
   - Артисты! - не то одобрительно, не то насмешливо говорит матросик и осведомляется: - Чалку отвязывать?
   - Отвязывай, брат, отвязывай!
   Матросик быстро и ловко распутывает чалку, бросает конец Лапину, и плот, подхваченный течением, медленно отходит от парохода.
   Чижов подбрасывает в воздух шляпу Нестратова:
   - Ура!
   Шляпа падает в воду.
   Матросик, сложив руки рупором, кричит вслед:
   - Попутного ветра!
   Кама.
   Заходящее солнце рябит на зеленоватой воде. Проплывают мимо заводские строения, подъездные пути железнодорожной ветки, нарядная, словно игрушечная вышка спортивной речной станции.