Страница:
Витька встал со снега, отряхнул коленки, бока, вытер о штаны руки и покосился на Катьку, застывшую на крыльце в толстенном желтом халате. Чистый гренадер, ей-богу! Может, ее бабы больше интересуют? Может, мужики ей вообще по барабану? И, пока некоторые дураки на что-то надеются, она тихонько под юбками шарит?
Нет, вряд ли. Ее на втором курсе какой-то лох все время провожал до забора. Витька сам видел, как они целовались. Ну и, как положено, бабке настучал. Бабка выслушала, головой кивнула. Больше Витька этого лоха в их районе не видел никогда. А Катька потом месяц ходила с опущенной головой и зареванными глазами. Стала бы она реветь из-за парня какого-то, если бы бабы были ей по вкусу? Вряд ли.
Витька вышел за ворота и нарочно не стал их плотно закрывать. Не велика принцесса, прогуляется до забора, запрет. А он сейчас пойдет прямиком к Митьке, который сто процентов нальет ему за новости.
Шутка ли – Катьку выселять собрались! И насколько Витька понял, выселять ее придется силой. Вон она как вызверилась! Ни на какие уступки девка не пойдет и ни за какие деньги съезжать не станет. И могут тут быть проблемы как у самой девки, так и у парней, что к ней пожалуют. Их ведь встретят тут – однозначно! А кто встретит? Кто-то один из троицы воздыхателей. Либо Макар, либо Митька, либо Леха.
Макар сейчас в рейсе, до него не достучаться, квартира на замке. Номер телефона его мобильного есть, а звонить-то откуда? Леха не пустит, потому как презирает Витьку за пьянство и бродяжничество. А вот Митька будет рад новостям. Не в том смысле, что радоваться станет Катькиным неприятностям. А в том смысле, что обрадуется реальной возможности быть ей полезным.
К Митьке надо идти. Он нальет сто процентов.
Глава 2
Глава 3
Нет, вряд ли. Ее на втором курсе какой-то лох все время провожал до забора. Витька сам видел, как они целовались. Ну и, как положено, бабке настучал. Бабка выслушала, головой кивнула. Больше Витька этого лоха в их районе не видел никогда. А Катька потом месяц ходила с опущенной головой и зареванными глазами. Стала бы она реветь из-за парня какого-то, если бы бабы были ей по вкусу? Вряд ли.
Витька вышел за ворота и нарочно не стал их плотно закрывать. Не велика принцесса, прогуляется до забора, запрет. А он сейчас пойдет прямиком к Митьке, который сто процентов нальет ему за новости.
Шутка ли – Катьку выселять собрались! И насколько Витька понял, выселять ее придется силой. Вон она как вызверилась! Ни на какие уступки девка не пойдет и ни за какие деньги съезжать не станет. И могут тут быть проблемы как у самой девки, так и у парней, что к ней пожалуют. Их ведь встретят тут – однозначно! А кто встретит? Кто-то один из троицы воздыхателей. Либо Макар, либо Митька, либо Леха.
Макар сейчас в рейсе, до него не достучаться, квартира на замке. Номер телефона его мобильного есть, а звонить-то откуда? Леха не пустит, потому как презирает Витьку за пьянство и бродяжничество. А вот Митька будет рад новостям. Не в том смысле, что радоваться станет Катькиным неприятностям. А в том смысле, что обрадуется реальной возможности быть ей полезным.
К Митьке надо идти. Он нальет сто процентов.
Глава 2
– Мишин у нас где? – Начальник отдела поднял на присутствующих глаза поверх оправы очков, треснувшей пару недель назад прямо в районе левого надбровья.
– Мишин на выезде, товарищ полковник, – приподнял зад один из сотрудников, широко раскрыв глаза, пытаясь смотреть чисто, открыто и вежливо.
Этому их учил полковник – моральной чистоте, открытости и вежливости. Но учил применять это на практике, в жизни, в работе с людьми. Учил прививать эти качества в душу саму. Глаза-то при этом зачем таращить?! Их хоть таращь, хоть нет, если внутри ничего нет и не осело, то…
– Что там у него? – буркнул полковник и снова опустил взгляд в сводку.
Фамилия глазастого малого, как назло, выскочила из головы.
Что там у Мишина, он уже знал. Не знал пока подробностей.
– Там у него труп, – проговорил все тот же бестолковый малый. – Он на трупе, товарищ полковник.
– Ясно, что не на утреннике. – Полковник скривил полное лицо, болевшее от неаккуратного утреннего бритья, и тут же порез над губой начал кровоточить. – Кто и что? По одному слову мне из тебя вытягивать, что ли, Фролов?!
Слава богу, вспомнил фамилию бестолкового лейтенанта.
– Убийство в детском доме. Убит брат директора, вроде ножевое, подробностей пока не знаем.
– А брат директора что в детском доме делал? Жил, что ли?
– Жил, работал. – Фролов выпрямился наконец, стоять полусогнутым было неловко.
– Кем работал? Тоже директором? Ты долго будешь мямлить?!
Полковник мазнул рукой по губе, и на пальце остался след от крови.
Чертовщина какая! Сидит перед подчиненными, а у него морда в кровище. Красота! Чего весь изрезался, спрашивается?! Перенервничал? Нечего было нервничать, нечего. Дети и жены, они во всем мире одинаковые. Все чего-то хотят, все чего-то требуют. Орут, машут руками, ногами иногда топают. Зачем же морду-то в кровь резать!
– Подробностей не знаем, товарищ полковник. – Руки Фролова вытянулись по швам. Глаза выпучились пуще прежнего. – Знаем, что работал там, что был убит и что, возможно, произошла ошибка.
– То есть?! – Теперь уже и полковник вытаращился.
– Директор детского дома, когда позвонил, орал, что ошиблись, что убить хотели его, что брат погиб по ошибке.
– Похожи, что ли? – догадался полковник.
– Не могу знать!
– Ладно, садись, – махнул он раздраженно в сторону Фролова бумагами. – Продолжим…
И тут же подумал, что скорее бы уж Мишин возвращался. Он доложит как надо. И по делу, и соображения свои, и предположения, а может, уже и версию какую-нибудь отрабатывает по горячим следам. Он – молоток, Олег Мишин! Не зря полковник его переманил из спецназа. Сразу углядел, что из парня выйдет толк. Мало того, что у него мозги на месте и два и два сложить умеет. Наблюдательный до въедливости. Интуицией Создатель не обидел. Не болтун, не прихвостень, ради звезды выслуживаться не станет. Хороший парень. Дочери бы его такого жениха. Ан нет! Ей скрипача подавай, дуре!
– Что ты с этим скрипачом делать станешь через пару лет голодных? – спросил он ее сегодня, когда она сообщила о намечающейся помолвке. – На улицах будешь со шляпой народ обходить, пока он пиликает на своей скрипочке?
– Папа!!! – Дочь взвизгнула так, что рука у него задрожала, тогда-то он и полоснул по губе. – Как ты смеешь??? Эдик, он… Он талант!!!
– Где работает твой Эдик?
Ну простой же вопрос задал, не обидный. А она в слезы. И жена ей на помощь.
– Он пока нигде не работает, у него временные трудности, – квакала жена, звучно сморкаясь. – Ты бы мог ему помочь и…
Тут он порезался вторично. И тут же вспомнил про Олега Мишина. Уж он-то не стал бы просить будущего тестя через свою невесту о подобной помощи. Он бы сам шишки набивать стал, но добивался бы, добивался.
Скрипач, мать его!..
– Ни с кем говорить не стану, устраивать – тем более. В оркестр, что ли, его при министерстве совать?! – забухтел он и чесанул бритвой возле уха. – Все!
А теперь вот стыдно с чего-то стало и перед дочкой, и перед женой, и даже заочно перед Мишиным. Он-то при чем? Что он его постоянно к дочери своей примеряет? Спросил бы сперва: а она нужна ему, Мишину-то Олегу?! У него, поди, таких…
– Все свободны, – буркнул он.
Дождался, пока за последним подчиненным закроется дверь, и тут же полез в стол за зеркалом. Собственная физиономия ему не понравилась. Щеки в багровых прожилках, теперь вот еще и порезы добавились. Глаза мутные, злые. Губы скорбно поджаты. Недоволен, вечно он всем недоволен. Тяжело с ним, поди, близким. Может, и правда позвонить кому следует и попросить за будущего зятя? Отрекомендовать как «восходящую скрипичную звезду».
Тьфу ты, черт! Даже язык не поворачивается и рука к телефону не тянется! Он – боевой в прошлом офицер, командир, можно так сказать, и такой конфуз с будущим родственничком. О чем вот ему с ним за столом говорить?! О миноре с мажором?!
Дверь чуть приоткрылась, и Олег Мишин запоздало стукнул костяшкой о притолоку.
– Не вовремя, Иван Георгиевич?
– Входи, Олег, входи. – Морщинка на переносице сразу разгладилась, стоило полковнику увидеть своего любимчика. – Ну? Что там?
– Там – просто жесть, Иван Георгиевич! – мотнул густыми волосами Мишин. – Сколько работаю, чтобы такое… Просто живодерня!
– Ну, ну, подробности?
– Детский дом расположен в пригороде. Хороший дом, не бедствуют. Детишки нарядные, насколько я успел заметить. Изможденных и больных не видно.
– Могли и спрятать, – недоверчиво фыркнул полковник.
– Могли. Но вряд ли. Там такая суматоха… – Мишин скрестил на столе руки, глянул исподлобья на начальника. – Оплакивает женская половина персонала покойничка-то нашего. Святой, говорят, был человек.
– Да ну! И кто же тогда посмел его убить за святость? Ножевое?
– Да. Более того, парню вспороли брюхо, внутренности обнаружились полусъеденными в свинарнике. А живот… Живот набили деньгами. – Мишин передернулся, брезгливо сморщив симпатичное лицо. – Целыми пачками пятитысячных купюр.
– Да иди ты!!! – Полковник тяжело задышал, молниеносно представив, насколько резонансным может быть это убийство. – Настоящие? Деньги настоящие?
– Нет, кукла, конечно, да и верхние купюры грубая подделка. Но это… Это только все запутывает. Брат погибшего, директор который, бьется в истерике. Понять ничего не может. Сначала, когда про деньги еще не знал, все твердил, что это его хотели убить.
– А за что, не подсказал? – хмыкнул полковник.
– Сумбурно. Все норовил куда-то в детство свое безрадостное нас увести, про месть какую-то чушь нес. Как про деньги узнал, сразу замолчал и головой замотал. Нет, говорит, ничего не знаю и даже не догадываюсь.
– А как могли их перепутать-то, Олег? Похожи, что ли?
– Близнецы они, товарищ полковник. Братья-близнецы. Похожи невероятно. Просто один в директорах, второй в помощниках. У одного подбородок накрахмаленный воротник подпирает, на втором свитер растянутый. Директор холеный весь до кончиков пальцев. У погибшего брата ногти короткие, грязь под ними. Хотя… Хотя грязь могла появиться, когда он от убийцы отбивался.
– Будем надеяться, – кивнул полковник, но показал в угол на тумбочку с кофеваркой. – Не побалуемся?
– Можно, – понял просьбу Мишин, встал и захлопотал у кофейной машины, продолжая делиться соображениями. – На мой взгляд, Иван Георгиевич, перепутать их довольно сложно. Одеты по-разному, ухожены, повторюсь, опять же тоже. Директор – женат. Брат холост, это также отпечаток накладывает.
– Хм-м, ты вон тоже в холостяках, а молодцом! – похвалил полковник.
– У меня мама… Она молодец. Заботится, – улыбнулся Олег, подставил чашки, вдавил кнопку, по кабинету тут же поплыл аромат свежего кофе. – Так вот, слепым надо быть, чтобы ошибиться. И деньги эти… фальшивые… Все только путают. Убить могли, ладно, допускаю, из ревности, его там столько женщин оплакивают, жуть! Из-за чего же еще?! Он хорошим был человеком, никому не мешал, работал почти задарма. Брат, болтают, скуповат по части окладов.
– Может, не так уж был не прав братец-то, утверждая, что их перепутали?
– Может быть, может быть. Потом все отрицать стал.
– Ну, это понятно. Первый шок прошел. Тогда и деньги все объясняют. Жри, мол, ненасытный. Кстати, на какие средства существует так хорошо этот детский дом?
Полковник с наслаждением хлебнул кофе и зажмурился от удовольствия. Вот даже кофейная машина в руках этого малого ведет себя правильно. Почему-то у него самого так не получается. А Мишин подошел, и все как по волшебству: и напиток густой и ароматный, и пенка чудесная. Это тебе не скрипач какой-нибудь. Можно представить, что за кофе тот сварить сможет. Не кофе, блин, а сплошная рапсодия!
Почему-то слово это, неожиданно всплывшее из тайных глубин его памяти, ассоциировалось у полковника с пародией. Вряд ли это было так, но он сравнением вдруг остался доволен.
– А дом этот существует так отлично за счет собственного хозяйства – раз, за счет государственных дотаций – два, и за счет щедрых благотворителей – три.
– И что, прямо так ничего не воруют?
– Вот не знаю пока, Иван Георгиевич, – покаянно приложил руку к груди Мишин. – Но директор, когда немного отдышался, настойчиво предлагал мне взглянуть на финансовые документы. Утверждал, что все в полном порядке с отчетностью. Недавно, мол, только проверка прошла. Все копеечка в копеечку!
– Хм-мм, но почему полное брюхо денег?! Да еще фальшивых?! – Полковник с сожалением отставил в сторону опустевшую чашку, с Олегом он бы мог кофейничать часами. – Кто из братьев на чем прокололся? Тут явно финансовая подоплека.
– Думаю, да. Даже уверен! Совершить подобное… – Мишина снова передернуло, – мог либо сумасшедший, либо человек, которого очень, очень сильно уязвили.
– Точно! Прямо в точку, Олег! – Даже не выдержал, руку протянул над столом подчиненному. – Не обидели, а уязвили! Задели за живое, так сказать! То есть…
– То есть либо деньги эти у убийцы были украдены. Либо… Либо он был обманут. Неспроста же фальшивки… Хотя, хотя… – Мишин обхватил ладонями затылок. – Хотя настоящие в брюхо мертвецу совать глупо. Зачем они, так ведь? Я не стану пока зацикливаться на фальшивомонетчиках. Оставлю эту версию на потом. А пока…
– Ну? Какие у тебя пока соображения? – перебил его полковник и с неудовольствием покосился на мобильник.
От жены пришло сообщение. Спрашивала, не звонил ли он насчет Эдика.
Да что же такое??? Они что, в самом деле с дочкой считают, что он станет под их смычок маршировать или вальсировать?! Ну разговор сегодня дома состоится, ну разговор будет!
– Пока оставил ребят отрабатывать контакты обоих братьев. С кем дружили, с кем враждовали, где жили, на что, ну и так далее. Потом велел подробно изучить ксерокопии купюр, серийные номера и все такое, сделать запрос в банки города. Слабая надежда, но все же…
– Молодец! – не удержался снова от похвалы полковник и задержал свой взгляд на высоком сотруднике.
Почему его дочери такие бравые парни не нравятся? Почему она предпочитает тонкокостных длинноволосых хлыстов с глазами, «полными потаенного смысла»? Это она ему так сказала давеча, что Эдик ее полон смысла этого самого потаенного. Ну, ну! Намажешь, пожалуй, смысл этот на хлеб, да? И на себя наденешь? И в гости с ним под руку пойдешь? Ох он бы этому скрипачу безработному!..
– Все же меня что-то тревожит в этом убийстве, Иван Георгиевич, – поскучнел Олег, остановившись у двери и медля с уходом. – Что-то наталкивает меня на мысль, что… Что не только денежный интерес тут присутствует.
– А что? – Полковник тихонько ткнул пальцем в кнопку, отослав свое «хрен вашему скрипачу» на телефон жене.
– Что-то подсказывает мне, что не то, все не то. Как-то… Слишком уж. Как-то чрезвычайно… Ну, убил бы. Ну, зарезал. А так, чтобы внутренности все выворачивать! Мало того, тащить их свиньям! Что-то тут с мотивом заморочено. Этот гад будто хотел сказать…
– Жил свиньей, пускай тебя свиньи и жрут?
– Типа того.
– Но все в один голос утверждают, что парень был вполне приличным, или я не так понял?
Мобильник снова крякнул сообщением.
Жена ответила: «Ну и черт с тобой». И полковник немного повеселел. Когда она начинала ругаться, то начинала трезво мыслить, переставала плакать, а потом с ним соглашалась. Глядишь, к его приходу со службы след скрипача растворится, не успев затвердеть, а?
– Все утверждают, что парень был приличный, о директоре так не говорят, как о его брате. Говорю: рыдает в голос больше половины женского персонала.
– А вторая половина что? Злорадствует? Вторая половина что, из отвергнутых?
– Не знаю пока. Но вторая половина более скупа на похвалы в адрес покойного. И более щедра на оценки в адрес директора. Считают его чрезвычайно порядочным, сердечным и отзывчивым.
– То есть мнения разделились?
– Не полярно, но да.
– Вот и давай, работай, Олег, разрабатывай эти мнения. А также купюры. Добудь мне об этих братьях все, что можешь. Включая историю, на которую намекал директор, пока еще не способен был обороняться от вас. Все, иди думай. А я работать стану.
Мишин вышел в коридор, свернул на лестницу и тут же замер у окна, выходившего в сквер. Там рычали снегоуборочные машины, сгребая с проезжей части грязную снеговую кашу.
В такой именно каше был найден сегодня рано утром за свинарником брат директора детского дома. В позе спящего он покоился на охапке соломы, прикрытый сверху своей же курткой. Нашедший его дворник не сразу понял, что случилось, и кинулся мужика будить. Куртка сползла и…
Дворника отпаивали потом на кухне чистейшим спиртом, но к приезду оперативников он продолжал заикаться. Переводила его невнятное заикание старшая по кухне, толстобокая Мария. Из ее степенной речи Мишин понял, что делать за свинарником помощнику директора было совершенно нечего, тем более – лежать в позе отдыхающего. Дворник изумился невероятно, поэтому и не было у него времени на осмысление. Иначе он бы не кинулся трясти лежащего за плечо.
Дальше Мария уточнила, что никого поблизости дворник не видел ни ночью (время, когда предположительно произошло убийство), ни под утро. С вечера брат директора, как и положено, уехал домой. Зачем вернулся? Никто не знает. Он никогда не возвращался до утра.
Никто ничего не видел, не слышал, не заметил. Как можно было так изуродовать тело, не привлекая ничьего внимания? Жертва, по предварительным заключениям эксперта, практически не сопротивлялась. На теле нет гематом и следов борьбы. Одежда, за исключением вспоротого свитера, почти в порядке. Даже пуговицы на куртке все на месте. А ткань-то хлипенькая. Могла бы порваться при малейшем усилии.
Вывод: не боролся. Почему?
– Шокер. Электрошокер, дорогой ты мой, Олежка, – заявил авторитетно ближе к вечеру эксперт Вова. – Парня просто ударили в шею за ухо адской силы разрядом, положили на место…
– Думаешь, прямо там же?
– А ты видел следы волочения на снегу? Нет, правильно. Тут два варианта: либо его на ручках туда принесли, уже вялого, что подразумевает адскую силищу, либо там же за свинарником и подстерегли.
– Хочешь сказать, назначили ему за свинарником встречу?! – выкатил на Вову глаза Мишин.
– Это тебе решать, а я только предполагаю, Олежка. – Вова демонстративно отер чистые руки о белоснежные полы халата и протянул растопыренную пятерню Мишину. – Не побрезгуешь?
Олег пожал руку под «адское» Вовино хихиканье и пошел к выходу.
Что-то подобное он и предполагал. Клиент либо спал, либо был пьян в стельку. Либо его отключили. Убивали ножом его именно в бессознательном состоянии. Не было скрюченных рук и пальцев, как бывает при яростном сопротивлении, не было судорожно сведенных ног, как если бы он брыкался. Человек лежал, как будто спал. И над ним в бессознательном состоянии измывались. Его методично истыкали ножом, вспороли живот, освободили от внутренностей и набили туда фальшивых денег.
КТО и ЗАЧЕМ???
Психопат, решил он, усаживаясь в свою машину. Это мог быть только психопат. Человек, доведенный до крайнего отчаяния, не может получать удовольствия от мучений безвольной жертвы. Он действует спонтанно. А если и обдуманно, то не так витиевато. Что-то не так с этим убийцей. Что-то как-то не так…
– Мишин на выезде, товарищ полковник, – приподнял зад один из сотрудников, широко раскрыв глаза, пытаясь смотреть чисто, открыто и вежливо.
Этому их учил полковник – моральной чистоте, открытости и вежливости. Но учил применять это на практике, в жизни, в работе с людьми. Учил прививать эти качества в душу саму. Глаза-то при этом зачем таращить?! Их хоть таращь, хоть нет, если внутри ничего нет и не осело, то…
– Что там у него? – буркнул полковник и снова опустил взгляд в сводку.
Фамилия глазастого малого, как назло, выскочила из головы.
Что там у Мишина, он уже знал. Не знал пока подробностей.
– Там у него труп, – проговорил все тот же бестолковый малый. – Он на трупе, товарищ полковник.
– Ясно, что не на утреннике. – Полковник скривил полное лицо, болевшее от неаккуратного утреннего бритья, и тут же порез над губой начал кровоточить. – Кто и что? По одному слову мне из тебя вытягивать, что ли, Фролов?!
Слава богу, вспомнил фамилию бестолкового лейтенанта.
– Убийство в детском доме. Убит брат директора, вроде ножевое, подробностей пока не знаем.
– А брат директора что в детском доме делал? Жил, что ли?
– Жил, работал. – Фролов выпрямился наконец, стоять полусогнутым было неловко.
– Кем работал? Тоже директором? Ты долго будешь мямлить?!
Полковник мазнул рукой по губе, и на пальце остался след от крови.
Чертовщина какая! Сидит перед подчиненными, а у него морда в кровище. Красота! Чего весь изрезался, спрашивается?! Перенервничал? Нечего было нервничать, нечего. Дети и жены, они во всем мире одинаковые. Все чего-то хотят, все чего-то требуют. Орут, машут руками, ногами иногда топают. Зачем же морду-то в кровь резать!
– Подробностей не знаем, товарищ полковник. – Руки Фролова вытянулись по швам. Глаза выпучились пуще прежнего. – Знаем, что работал там, что был убит и что, возможно, произошла ошибка.
– То есть?! – Теперь уже и полковник вытаращился.
– Директор детского дома, когда позвонил, орал, что ошиблись, что убить хотели его, что брат погиб по ошибке.
– Похожи, что ли? – догадался полковник.
– Не могу знать!
– Ладно, садись, – махнул он раздраженно в сторону Фролова бумагами. – Продолжим…
И тут же подумал, что скорее бы уж Мишин возвращался. Он доложит как надо. И по делу, и соображения свои, и предположения, а может, уже и версию какую-нибудь отрабатывает по горячим следам. Он – молоток, Олег Мишин! Не зря полковник его переманил из спецназа. Сразу углядел, что из парня выйдет толк. Мало того, что у него мозги на месте и два и два сложить умеет. Наблюдательный до въедливости. Интуицией Создатель не обидел. Не болтун, не прихвостень, ради звезды выслуживаться не станет. Хороший парень. Дочери бы его такого жениха. Ан нет! Ей скрипача подавай, дуре!
– Что ты с этим скрипачом делать станешь через пару лет голодных? – спросил он ее сегодня, когда она сообщила о намечающейся помолвке. – На улицах будешь со шляпой народ обходить, пока он пиликает на своей скрипочке?
– Папа!!! – Дочь взвизгнула так, что рука у него задрожала, тогда-то он и полоснул по губе. – Как ты смеешь??? Эдик, он… Он талант!!!
– Где работает твой Эдик?
Ну простой же вопрос задал, не обидный. А она в слезы. И жена ей на помощь.
– Он пока нигде не работает, у него временные трудности, – квакала жена, звучно сморкаясь. – Ты бы мог ему помочь и…
Тут он порезался вторично. И тут же вспомнил про Олега Мишина. Уж он-то не стал бы просить будущего тестя через свою невесту о подобной помощи. Он бы сам шишки набивать стал, но добивался бы, добивался.
Скрипач, мать его!..
– Ни с кем говорить не стану, устраивать – тем более. В оркестр, что ли, его при министерстве совать?! – забухтел он и чесанул бритвой возле уха. – Все!
А теперь вот стыдно с чего-то стало и перед дочкой, и перед женой, и даже заочно перед Мишиным. Он-то при чем? Что он его постоянно к дочери своей примеряет? Спросил бы сперва: а она нужна ему, Мишину-то Олегу?! У него, поди, таких…
– Все свободны, – буркнул он.
Дождался, пока за последним подчиненным закроется дверь, и тут же полез в стол за зеркалом. Собственная физиономия ему не понравилась. Щеки в багровых прожилках, теперь вот еще и порезы добавились. Глаза мутные, злые. Губы скорбно поджаты. Недоволен, вечно он всем недоволен. Тяжело с ним, поди, близким. Может, и правда позвонить кому следует и попросить за будущего зятя? Отрекомендовать как «восходящую скрипичную звезду».
Тьфу ты, черт! Даже язык не поворачивается и рука к телефону не тянется! Он – боевой в прошлом офицер, командир, можно так сказать, и такой конфуз с будущим родственничком. О чем вот ему с ним за столом говорить?! О миноре с мажором?!
Дверь чуть приоткрылась, и Олег Мишин запоздало стукнул костяшкой о притолоку.
– Не вовремя, Иван Георгиевич?
– Входи, Олег, входи. – Морщинка на переносице сразу разгладилась, стоило полковнику увидеть своего любимчика. – Ну? Что там?
– Там – просто жесть, Иван Георгиевич! – мотнул густыми волосами Мишин. – Сколько работаю, чтобы такое… Просто живодерня!
– Ну, ну, подробности?
– Детский дом расположен в пригороде. Хороший дом, не бедствуют. Детишки нарядные, насколько я успел заметить. Изможденных и больных не видно.
– Могли и спрятать, – недоверчиво фыркнул полковник.
– Могли. Но вряд ли. Там такая суматоха… – Мишин скрестил на столе руки, глянул исподлобья на начальника. – Оплакивает женская половина персонала покойничка-то нашего. Святой, говорят, был человек.
– Да ну! И кто же тогда посмел его убить за святость? Ножевое?
– Да. Более того, парню вспороли брюхо, внутренности обнаружились полусъеденными в свинарнике. А живот… Живот набили деньгами. – Мишин передернулся, брезгливо сморщив симпатичное лицо. – Целыми пачками пятитысячных купюр.
– Да иди ты!!! – Полковник тяжело задышал, молниеносно представив, насколько резонансным может быть это убийство. – Настоящие? Деньги настоящие?
– Нет, кукла, конечно, да и верхние купюры грубая подделка. Но это… Это только все запутывает. Брат погибшего, директор который, бьется в истерике. Понять ничего не может. Сначала, когда про деньги еще не знал, все твердил, что это его хотели убить.
– А за что, не подсказал? – хмыкнул полковник.
– Сумбурно. Все норовил куда-то в детство свое безрадостное нас увести, про месть какую-то чушь нес. Как про деньги узнал, сразу замолчал и головой замотал. Нет, говорит, ничего не знаю и даже не догадываюсь.
– А как могли их перепутать-то, Олег? Похожи, что ли?
– Близнецы они, товарищ полковник. Братья-близнецы. Похожи невероятно. Просто один в директорах, второй в помощниках. У одного подбородок накрахмаленный воротник подпирает, на втором свитер растянутый. Директор холеный весь до кончиков пальцев. У погибшего брата ногти короткие, грязь под ними. Хотя… Хотя грязь могла появиться, когда он от убийцы отбивался.
– Будем надеяться, – кивнул полковник, но показал в угол на тумбочку с кофеваркой. – Не побалуемся?
– Можно, – понял просьбу Мишин, встал и захлопотал у кофейной машины, продолжая делиться соображениями. – На мой взгляд, Иван Георгиевич, перепутать их довольно сложно. Одеты по-разному, ухожены, повторюсь, опять же тоже. Директор – женат. Брат холост, это также отпечаток накладывает.
– Хм-м, ты вон тоже в холостяках, а молодцом! – похвалил полковник.
– У меня мама… Она молодец. Заботится, – улыбнулся Олег, подставил чашки, вдавил кнопку, по кабинету тут же поплыл аромат свежего кофе. – Так вот, слепым надо быть, чтобы ошибиться. И деньги эти… фальшивые… Все только путают. Убить могли, ладно, допускаю, из ревности, его там столько женщин оплакивают, жуть! Из-за чего же еще?! Он хорошим был человеком, никому не мешал, работал почти задарма. Брат, болтают, скуповат по части окладов.
– Может, не так уж был не прав братец-то, утверждая, что их перепутали?
– Может быть, может быть. Потом все отрицать стал.
– Ну, это понятно. Первый шок прошел. Тогда и деньги все объясняют. Жри, мол, ненасытный. Кстати, на какие средства существует так хорошо этот детский дом?
Полковник с наслаждением хлебнул кофе и зажмурился от удовольствия. Вот даже кофейная машина в руках этого малого ведет себя правильно. Почему-то у него самого так не получается. А Мишин подошел, и все как по волшебству: и напиток густой и ароматный, и пенка чудесная. Это тебе не скрипач какой-нибудь. Можно представить, что за кофе тот сварить сможет. Не кофе, блин, а сплошная рапсодия!
Почему-то слово это, неожиданно всплывшее из тайных глубин его памяти, ассоциировалось у полковника с пародией. Вряд ли это было так, но он сравнением вдруг остался доволен.
– А дом этот существует так отлично за счет собственного хозяйства – раз, за счет государственных дотаций – два, и за счет щедрых благотворителей – три.
– И что, прямо так ничего не воруют?
– Вот не знаю пока, Иван Георгиевич, – покаянно приложил руку к груди Мишин. – Но директор, когда немного отдышался, настойчиво предлагал мне взглянуть на финансовые документы. Утверждал, что все в полном порядке с отчетностью. Недавно, мол, только проверка прошла. Все копеечка в копеечку!
– Хм-мм, но почему полное брюхо денег?! Да еще фальшивых?! – Полковник с сожалением отставил в сторону опустевшую чашку, с Олегом он бы мог кофейничать часами. – Кто из братьев на чем прокололся? Тут явно финансовая подоплека.
– Думаю, да. Даже уверен! Совершить подобное… – Мишина снова передернуло, – мог либо сумасшедший, либо человек, которого очень, очень сильно уязвили.
– Точно! Прямо в точку, Олег! – Даже не выдержал, руку протянул над столом подчиненному. – Не обидели, а уязвили! Задели за живое, так сказать! То есть…
– То есть либо деньги эти у убийцы были украдены. Либо… Либо он был обманут. Неспроста же фальшивки… Хотя, хотя… – Мишин обхватил ладонями затылок. – Хотя настоящие в брюхо мертвецу совать глупо. Зачем они, так ведь? Я не стану пока зацикливаться на фальшивомонетчиках. Оставлю эту версию на потом. А пока…
– Ну? Какие у тебя пока соображения? – перебил его полковник и с неудовольствием покосился на мобильник.
От жены пришло сообщение. Спрашивала, не звонил ли он насчет Эдика.
Да что же такое??? Они что, в самом деле с дочкой считают, что он станет под их смычок маршировать или вальсировать?! Ну разговор сегодня дома состоится, ну разговор будет!
– Пока оставил ребят отрабатывать контакты обоих братьев. С кем дружили, с кем враждовали, где жили, на что, ну и так далее. Потом велел подробно изучить ксерокопии купюр, серийные номера и все такое, сделать запрос в банки города. Слабая надежда, но все же…
– Молодец! – не удержался снова от похвалы полковник и задержал свой взгляд на высоком сотруднике.
Почему его дочери такие бравые парни не нравятся? Почему она предпочитает тонкокостных длинноволосых хлыстов с глазами, «полными потаенного смысла»? Это она ему так сказала давеча, что Эдик ее полон смысла этого самого потаенного. Ну, ну! Намажешь, пожалуй, смысл этот на хлеб, да? И на себя наденешь? И в гости с ним под руку пойдешь? Ох он бы этому скрипачу безработному!..
– Все же меня что-то тревожит в этом убийстве, Иван Георгиевич, – поскучнел Олег, остановившись у двери и медля с уходом. – Что-то наталкивает меня на мысль, что… Что не только денежный интерес тут присутствует.
– А что? – Полковник тихонько ткнул пальцем в кнопку, отослав свое «хрен вашему скрипачу» на телефон жене.
– Что-то подсказывает мне, что не то, все не то. Как-то… Слишком уж. Как-то чрезвычайно… Ну, убил бы. Ну, зарезал. А так, чтобы внутренности все выворачивать! Мало того, тащить их свиньям! Что-то тут с мотивом заморочено. Этот гад будто хотел сказать…
– Жил свиньей, пускай тебя свиньи и жрут?
– Типа того.
– Но все в один голос утверждают, что парень был вполне приличным, или я не так понял?
Мобильник снова крякнул сообщением.
Жена ответила: «Ну и черт с тобой». И полковник немного повеселел. Когда она начинала ругаться, то начинала трезво мыслить, переставала плакать, а потом с ним соглашалась. Глядишь, к его приходу со службы след скрипача растворится, не успев затвердеть, а?
– Все утверждают, что парень был приличный, о директоре так не говорят, как о его брате. Говорю: рыдает в голос больше половины женского персонала.
– А вторая половина что? Злорадствует? Вторая половина что, из отвергнутых?
– Не знаю пока. Но вторая половина более скупа на похвалы в адрес покойного. И более щедра на оценки в адрес директора. Считают его чрезвычайно порядочным, сердечным и отзывчивым.
– То есть мнения разделились?
– Не полярно, но да.
– Вот и давай, работай, Олег, разрабатывай эти мнения. А также купюры. Добудь мне об этих братьях все, что можешь. Включая историю, на которую намекал директор, пока еще не способен был обороняться от вас. Все, иди думай. А я работать стану.
Мишин вышел в коридор, свернул на лестницу и тут же замер у окна, выходившего в сквер. Там рычали снегоуборочные машины, сгребая с проезжей части грязную снеговую кашу.
В такой именно каше был найден сегодня рано утром за свинарником брат директора детского дома. В позе спящего он покоился на охапке соломы, прикрытый сверху своей же курткой. Нашедший его дворник не сразу понял, что случилось, и кинулся мужика будить. Куртка сползла и…
Дворника отпаивали потом на кухне чистейшим спиртом, но к приезду оперативников он продолжал заикаться. Переводила его невнятное заикание старшая по кухне, толстобокая Мария. Из ее степенной речи Мишин понял, что делать за свинарником помощнику директора было совершенно нечего, тем более – лежать в позе отдыхающего. Дворник изумился невероятно, поэтому и не было у него времени на осмысление. Иначе он бы не кинулся трясти лежащего за плечо.
Дальше Мария уточнила, что никого поблизости дворник не видел ни ночью (время, когда предположительно произошло убийство), ни под утро. С вечера брат директора, как и положено, уехал домой. Зачем вернулся? Никто не знает. Он никогда не возвращался до утра.
Никто ничего не видел, не слышал, не заметил. Как можно было так изуродовать тело, не привлекая ничьего внимания? Жертва, по предварительным заключениям эксперта, практически не сопротивлялась. На теле нет гематом и следов борьбы. Одежда, за исключением вспоротого свитера, почти в порядке. Даже пуговицы на куртке все на месте. А ткань-то хлипенькая. Могла бы порваться при малейшем усилии.
Вывод: не боролся. Почему?
– Шокер. Электрошокер, дорогой ты мой, Олежка, – заявил авторитетно ближе к вечеру эксперт Вова. – Парня просто ударили в шею за ухо адской силы разрядом, положили на место…
– Думаешь, прямо там же?
– А ты видел следы волочения на снегу? Нет, правильно. Тут два варианта: либо его на ручках туда принесли, уже вялого, что подразумевает адскую силищу, либо там же за свинарником и подстерегли.
– Хочешь сказать, назначили ему за свинарником встречу?! – выкатил на Вову глаза Мишин.
– Это тебе решать, а я только предполагаю, Олежка. – Вова демонстративно отер чистые руки о белоснежные полы халата и протянул растопыренную пятерню Мишину. – Не побрезгуешь?
Олег пожал руку под «адское» Вовино хихиканье и пошел к выходу.
Что-то подобное он и предполагал. Клиент либо спал, либо был пьян в стельку. Либо его отключили. Убивали ножом его именно в бессознательном состоянии. Не было скрюченных рук и пальцев, как бывает при яростном сопротивлении, не было судорожно сведенных ног, как если бы он брыкался. Человек лежал, как будто спал. И над ним в бессознательном состоянии измывались. Его методично истыкали ножом, вспороли живот, освободили от внутренностей и набили туда фальшивых денег.
КТО и ЗАЧЕМ???
Психопат, решил он, усаживаясь в свою машину. Это мог быть только психопат. Человек, доведенный до крайнего отчаяния, не может получать удовольствия от мучений безвольной жертвы. Он действует спонтанно. А если и обдуманно, то не так витиевато. Что-то не так с этим убийцей. Что-то как-то не так…
Глава 3
– Чего надо?
В приоткрывшуюся щель Митькиной двери Витька увидал щелястый пол коридора, старомодную вешалку с гвоздями вместо крючков и одну-единственную Митькину куртку. Это радовало. Значит, гостей у него нет.
– Дело есть, Митяй, – шмыгнул носом Виктор и стянул с лысой башки заячий треух. – Такое дело!!!
– На пол-литра? – Заспанное Митькино лицо сморщилось в понимающей ухмылке, но он тут же потянул носом воздух. – Не пойму: вчерашнее или уже сегодня причастился, Витек?
– Сегодня, – кивнул тот и сделал ужасные глаза, припечатав треух к груди. – Не выпить не мог, поверь!
– Что так? – Митька широко зевнул, зябко дернул плечами, подтянул семейные трусы и отступил в глубь коридора. – Входи уже, чудовище. Не отстанешь ведь, раз пришел.
Витька зашел, огляделся.
Плохо было в Митькином доме. Очень плохо. И не оттого, что дом ветшал без хозяйки, что требовал ремонта и уборки хорошей. А оттого, что нехороший какой-то сквозняк тут гулял. Злой, опасный. Даже Виктору, привыкшему к постели под забором, было плохо в Митькином доме. Все время казалось, что кто-то наблюдает за ним из пыльных темных углов. Нехорошо наблюдает, алчно.
– Проходи в кухню. – Митька пнул босой ногой скрипучую дверь и вошел первым. – Сейчас посмотрю, что осталось.
В кухне было грязно. Пол давно не подметался, на столе – крошки, грязные тарелки и три стакана. Бутылки из-под пива и опустошенная банка селедки, в которой плавали лавровые листья.
– Гудели вчера? – догадался Витька и сел с краю стола. – Что за повод?
Митька глянул на него хмуро, сдернул со спинки стула рубашку, надел и тоже сел к столу. Смотреть, что осталось, он почему-то передумал. Виктор сразу занервничал.
– Тебе-то что, Витька? Гудели не гудели, с кем гудели, по какому поводу? Тебе-то что? – занудил Митька и сдавил ладонями виски – голова трещала.
– А мне что! Что, между прочим! Пока ты тут с шалавами время проводишь… – Витькин заскорузлый палец ткнул в ободок одного из стаканов с ярким следом губной помады. – Хорошие девушки одиноки и нуждаются в твоей помощи, может быть.
– Да что ты? – Митька насмешливо прищурился, взъерошил белокурые волосы, потом пятерней зачесал их назад. – Это ты про Катьку, что ли? Она, что ли, одинокая и в помощи нуждающаяся?
– А кто же!
– Ну-ну… – Митька помрачнел, оглядел загаженный стол и вдруг резким движением смахнул все, кроме селедочной банки с рассолом, со стола. – Нуждается она в моей помощи, как же! Я последний, у кого она ее попросит! Все нервы измотала!!!
Он посидел, подумал и вдруг встрепенулся.
– Слушай, Витек, а чего это ей помощь понадобилась?! Что случилось? И уж не она ли тебе налила с утра?
– Она-то налила… – Витек выразительно вздохнул и покосился на холодильник.
– Понял. – Митька сполз со стула, достал из холодильника бутылку пива и поставил перед Витькой. – Жри, ненасытный! Говори по делу и проваливай, башка трещит. Если новости стоящие, еще одну дам. Если нет – пинка получишь.
Виктор скрутил пробку, опорожнил бутылку прямо из горла до половины, отдышался и начал рассказывать. Дойдя до того места, откуда должны были последовать сведения о Катькиной реакции, он пиво допил. И только тогда уже дорассказал до конца. Немного приукрасил, конечно. Про то, что летел с ее крыльца, растопырив руки, Витька промолчал. Счел, что подобная информация для него, как для глашатая, не будет хорошей рекламой.
– Ишь ты! Дом снести собрались?! Чего это вдруг?! – Митька нервно заходил по кухне, половицы скрипели под его ногами отвратительно. – Как говоришь, дядя назвался?
– Анатолий Анохин, – вспомнил Витька надпись на визитке, которую дядя вручил одной из продавщиц.
– Анохин, Анохин… Гм-м… – Митька встал у окна, обхватив себя руками, и уставился на улицу невидящими глазами.
Витька оглядел парня с удивлением. Как можно в таком хлеву, с таким заплеванным полом, замусоренным пылью и окурками подоконником, давно не крашенными стенами, после вчерашней гульбы с попойкой, как можно было оставаться таким холеным красавцем?!
Митька, на Витькин взгляд, выигрывал у соперников на сто очков вперед.
Лешка, которого в числе претендентов иногда сватала Катьке ее настойчивая бабка, был невысоким, юрким, чернявым. Вроде и не отвратительным он был, но каким-то отталкивающим. То ли глазки его черные, мелко посаженные, слишком резво перебегали с предмета на предмет. То ли руки его с тонкими длинными пальцами, постоянно ощупывающими все, что им попадалось, неприятно удивляли. Но Витьке он абсолютно никак не нравился.
Катьке он его не желал.
Был еще Макар-дальнобойщик. Он был вроде ничего. Деньгу приличную зарабатывал. Собирался еще одну фуру покупать, плюс к двум имеющимся. Прочно стоял на ногах парень. Крепким был, мускулистым, лицо – мужественное, с перебитым носом и квадратным подбородком. Бабам такие нравятся. И Макар нравился, Витьке об этом было известно из многих первоисточников. Но…
Но и его Катьке Витька не желал.
Тяжеловесным Макар был и по сути своей, и внешне. Тяжеловесным и грубым. Катька, хотя и сама давно перестала быть Белоснежкой, но в ней как-то грубость не проявлялась, как-то не портила ее. Она все равно оставалась красивой девчонкой с гривой кудрей, заливистым смехом и озорными глазами. Даже при всем при том, что с лестницы его сегодня наладила мордой вперед.
А вот Митька…
Было что-то в этом стервеце непонятное и тревожащее. Какая-то очаровательная порочность, от которой даже у Витьки дух захватывало, хоть он мужик.
Митька был высоким, жилистым, с длинными крепкими ногами, властным взглядом и неподражаемой лукавой ухмылкой. Чем он занимался, на что жил и дальше жить собирается, никто не знал. Даже сам Витька, а он тут почти все и про всех знал. Знал вот, например, что юркий востроглазый Лешка потихоньку собирает денежки и потихоньку подсиживает своего руководителя строительной фирмы. То ли на его место метил, то ли свой бизнес собирался открывать – пока загадкой было. Но что Лешка думку какую-то пакостную думал, Витька знал доподлинно.
Митька – нет, тот был загадкой для всех. Появился в доме по соседству с Катькой, как из ниоткуда, как из подпола вылез, черт лукавый! Никто его тут прежде не видел. И родителей его тоже. Хотя этот дом, по словам Митяя, им и принадлежал. Но, на Витькин взгляд, дом этот уже сто два года стоял заколоченный, пока несколько лет назад в нем Митька не обосновался. Да, точно, так же вот в конце зимы Митька тут и появился. Приехал на старой, чихающей всем ржавым нутром машине. Тут же закатил вечеринку, напоив всех соседей. Потом тесно сошелся с Катькиной бабкой. Что их могло связывать, никто не знал. И даже не пытались догадки строить – бесполезное занятие. Но Митька и Василиса покойная были дружны. Макара она тоже охотно привечала, да и Леху, если разобраться. Но последнего недолюбливала.
Митька, Митька, Митяй, Дмитрий то бишь.
Кто он такой? Откуда? Почему живет в этом старом доме, рушащемся прямо на глазах? Ладно бы денег не было, а деньги-то есть, и немалые!
В приоткрывшуюся щель Митькиной двери Витька увидал щелястый пол коридора, старомодную вешалку с гвоздями вместо крючков и одну-единственную Митькину куртку. Это радовало. Значит, гостей у него нет.
– Дело есть, Митяй, – шмыгнул носом Виктор и стянул с лысой башки заячий треух. – Такое дело!!!
– На пол-литра? – Заспанное Митькино лицо сморщилось в понимающей ухмылке, но он тут же потянул носом воздух. – Не пойму: вчерашнее или уже сегодня причастился, Витек?
– Сегодня, – кивнул тот и сделал ужасные глаза, припечатав треух к груди. – Не выпить не мог, поверь!
– Что так? – Митька широко зевнул, зябко дернул плечами, подтянул семейные трусы и отступил в глубь коридора. – Входи уже, чудовище. Не отстанешь ведь, раз пришел.
Витька зашел, огляделся.
Плохо было в Митькином доме. Очень плохо. И не оттого, что дом ветшал без хозяйки, что требовал ремонта и уборки хорошей. А оттого, что нехороший какой-то сквозняк тут гулял. Злой, опасный. Даже Виктору, привыкшему к постели под забором, было плохо в Митькином доме. Все время казалось, что кто-то наблюдает за ним из пыльных темных углов. Нехорошо наблюдает, алчно.
– Проходи в кухню. – Митька пнул босой ногой скрипучую дверь и вошел первым. – Сейчас посмотрю, что осталось.
В кухне было грязно. Пол давно не подметался, на столе – крошки, грязные тарелки и три стакана. Бутылки из-под пива и опустошенная банка селедки, в которой плавали лавровые листья.
– Гудели вчера? – догадался Витька и сел с краю стола. – Что за повод?
Митька глянул на него хмуро, сдернул со спинки стула рубашку, надел и тоже сел к столу. Смотреть, что осталось, он почему-то передумал. Виктор сразу занервничал.
– Тебе-то что, Витька? Гудели не гудели, с кем гудели, по какому поводу? Тебе-то что? – занудил Митька и сдавил ладонями виски – голова трещала.
– А мне что! Что, между прочим! Пока ты тут с шалавами время проводишь… – Витькин заскорузлый палец ткнул в ободок одного из стаканов с ярким следом губной помады. – Хорошие девушки одиноки и нуждаются в твоей помощи, может быть.
– Да что ты? – Митька насмешливо прищурился, взъерошил белокурые волосы, потом пятерней зачесал их назад. – Это ты про Катьку, что ли? Она, что ли, одинокая и в помощи нуждающаяся?
– А кто же!
– Ну-ну… – Митька помрачнел, оглядел загаженный стол и вдруг резким движением смахнул все, кроме селедочной банки с рассолом, со стола. – Нуждается она в моей помощи, как же! Я последний, у кого она ее попросит! Все нервы измотала!!!
Он посидел, подумал и вдруг встрепенулся.
– Слушай, Витек, а чего это ей помощь понадобилась?! Что случилось? И уж не она ли тебе налила с утра?
– Она-то налила… – Витек выразительно вздохнул и покосился на холодильник.
– Понял. – Митька сполз со стула, достал из холодильника бутылку пива и поставил перед Витькой. – Жри, ненасытный! Говори по делу и проваливай, башка трещит. Если новости стоящие, еще одну дам. Если нет – пинка получишь.
Виктор скрутил пробку, опорожнил бутылку прямо из горла до половины, отдышался и начал рассказывать. Дойдя до того места, откуда должны были последовать сведения о Катькиной реакции, он пиво допил. И только тогда уже дорассказал до конца. Немного приукрасил, конечно. Про то, что летел с ее крыльца, растопырив руки, Витька промолчал. Счел, что подобная информация для него, как для глашатая, не будет хорошей рекламой.
– Ишь ты! Дом снести собрались?! Чего это вдруг?! – Митька нервно заходил по кухне, половицы скрипели под его ногами отвратительно. – Как говоришь, дядя назвался?
– Анатолий Анохин, – вспомнил Витька надпись на визитке, которую дядя вручил одной из продавщиц.
– Анохин, Анохин… Гм-м… – Митька встал у окна, обхватив себя руками, и уставился на улицу невидящими глазами.
Витька оглядел парня с удивлением. Как можно в таком хлеву, с таким заплеванным полом, замусоренным пылью и окурками подоконником, давно не крашенными стенами, после вчерашней гульбы с попойкой, как можно было оставаться таким холеным красавцем?!
Митька, на Витькин взгляд, выигрывал у соперников на сто очков вперед.
Лешка, которого в числе претендентов иногда сватала Катьке ее настойчивая бабка, был невысоким, юрким, чернявым. Вроде и не отвратительным он был, но каким-то отталкивающим. То ли глазки его черные, мелко посаженные, слишком резво перебегали с предмета на предмет. То ли руки его с тонкими длинными пальцами, постоянно ощупывающими все, что им попадалось, неприятно удивляли. Но Витьке он абсолютно никак не нравился.
Катьке он его не желал.
Был еще Макар-дальнобойщик. Он был вроде ничего. Деньгу приличную зарабатывал. Собирался еще одну фуру покупать, плюс к двум имеющимся. Прочно стоял на ногах парень. Крепким был, мускулистым, лицо – мужественное, с перебитым носом и квадратным подбородком. Бабам такие нравятся. И Макар нравился, Витьке об этом было известно из многих первоисточников. Но…
Но и его Катьке Витька не желал.
Тяжеловесным Макар был и по сути своей, и внешне. Тяжеловесным и грубым. Катька, хотя и сама давно перестала быть Белоснежкой, но в ней как-то грубость не проявлялась, как-то не портила ее. Она все равно оставалась красивой девчонкой с гривой кудрей, заливистым смехом и озорными глазами. Даже при всем при том, что с лестницы его сегодня наладила мордой вперед.
А вот Митька…
Было что-то в этом стервеце непонятное и тревожащее. Какая-то очаровательная порочность, от которой даже у Витьки дух захватывало, хоть он мужик.
Митька был высоким, жилистым, с длинными крепкими ногами, властным взглядом и неподражаемой лукавой ухмылкой. Чем он занимался, на что жил и дальше жить собирается, никто не знал. Даже сам Витька, а он тут почти все и про всех знал. Знал вот, например, что юркий востроглазый Лешка потихоньку собирает денежки и потихоньку подсиживает своего руководителя строительной фирмы. То ли на его место метил, то ли свой бизнес собирался открывать – пока загадкой было. Но что Лешка думку какую-то пакостную думал, Витька знал доподлинно.
Митька – нет, тот был загадкой для всех. Появился в доме по соседству с Катькой, как из ниоткуда, как из подпола вылез, черт лукавый! Никто его тут прежде не видел. И родителей его тоже. Хотя этот дом, по словам Митяя, им и принадлежал. Но, на Витькин взгляд, дом этот уже сто два года стоял заколоченный, пока несколько лет назад в нем Митька не обосновался. Да, точно, так же вот в конце зимы Митька тут и появился. Приехал на старой, чихающей всем ржавым нутром машине. Тут же закатил вечеринку, напоив всех соседей. Потом тесно сошелся с Катькиной бабкой. Что их могло связывать, никто не знал. И даже не пытались догадки строить – бесполезное занятие. Но Митька и Василиса покойная были дружны. Макара она тоже охотно привечала, да и Леху, если разобраться. Но последнего недолюбливала.
Митька, Митька, Митяй, Дмитрий то бишь.
Кто он такой? Откуда? Почему живет в этом старом доме, рушащемся прямо на глазах? Ладно бы денег не было, а деньги-то есть, и немалые!