Ох Анохин, ох скотина! Ну почему ты не сделал ничего из того, о чем тебя просили?! Почему не встретился с этой девкой и не переговорил с ней?! Ему-то лично зачем там теперь светиться?! И Анька опять же проявляет ни с чего, казалось бы, беспокойство. После сегодняшней возни на его диване в кабинете вдруг начала задавать вопросы про посторонних баб. Наверняка эта падаль ей все рассказала. Наверняка. Она не просто вошла в его кабинет сегодня после обеда, она влетела. Не смотрела на него, наблюдала. Не смотрела, рассматривала.
Переживает, наверное. Это хорошо. Это много лучше, чем тупое равнодушие, в которое Анька все чаще погружалась в последнее время. Может, ревнует? Не похоже на нее, а все же? Ну, хоть капельку, а? Хоть немного!
А за Тольку все равно начала заступаться. Из порядочности природной или из симпатии давней, а? Может, он поторопился, открыв ей все карты? Может, не надо было так с ней откровенничать? А как иначе?! У нее тоже акции есть, и он на них рассчитывает. К тому же она его жена, если что. Даже если она спит с Толькой, чего Стахов не допускал категорически, она остается женой именно ему.
Как же он запутался!!! Как устал!!! Да… Большие деньги – большие проблемы…
Глава 5
Глава 6
Переживает, наверное. Это хорошо. Это много лучше, чем тупое равнодушие, в которое Анька все чаще погружалась в последнее время. Может, ревнует? Не похоже на нее, а все же? Ну, хоть капельку, а? Хоть немного!
А за Тольку все равно начала заступаться. Из порядочности природной или из симпатии давней, а? Может, он поторопился, открыв ей все карты? Может, не надо было так с ней откровенничать? А как иначе?! У нее тоже акции есть, и он на них рассчитывает. К тому же она его жена, если что. Даже если она спит с Толькой, чего Стахов не допускал категорически, она остается женой именно ему.
Как же он запутался!!! Как устал!!! Да… Большие деньги – большие проблемы…
Глава 5
– Расскажите мне о вашем брате.
Олег сидел в кабинете директора детского дома на следующий день после убийства. Узнать хозяина кабинета во вчерашнем холеном дядечке в накрахмаленной рубашке и дорогом костюме было сегодня сложно. Дядечка сдал за одну ночь. По всему было видно, что он не спал, не ел и не приводил себя в порядок. Костюма на нем сегодня не было, был старенький джемпер домашней вязки поверх клетчатой рубашки. Вместо брюк с острыми стрелками – вельветовые джинсы. Белки глаз в красных прожилках, щеки не бриты, волосы причесаны кое-как, торчали странным кучерявым венчиком вокруг головы.
«Вот сегодня убийца запросто мог бы братьев перепутать, – вдруг подумал Мишин, внимательно рассматривая директора. Если бы еще пан директор пару часов поработал в мастерской и набил себе «трудовой» грязи под ногти, то все – сходство абсолютное».
– Что рассказать? – подал голос оставшийся в живых близнец.
– Все! Где родился, где крестился и учился, как жил, с кем жил. Мне важно узнать все из ваших уст, а не из уст его воздыхательниц.
– Ой, да какие воздыхательницы! О чем вы говорите?! – всплеснул руками директор. – Леша был одиноким, очень одиноким человеком. Я – вся его семья.
– А у вас жена, дети? Имеются?
– Да, у меня есть семья, – скромно, без подробностей ответил директор и потупил взгляд. – Очень хорошая, крепкая семья.
– Гм-мм… – Олег задумчиво осмотрел седую взлохмаченную макушку хозяина кабинета. – Вот вы сказали, что вы – это вся его семья. А с вашими близкими Алексей не был дружен?
Вопроса собеседник ждал и сразу съежился. Даже брови, кажется, съежились, встопорщившись седым ершиком.
– Он-то хотел, да они не очень его жаловали. Сначала его это задевало, оскорбляло даже. Потом он смирился. – Директор прерывисто вздохнул, обошел взглядом Мишина, уставившись в окно. – Мы с ним тут общались, домой я его не приглашал.
– А вы? Вы бывали у него?
– Да, почему же нет? – Он дернул плечами. – Леша жил в однокомнатной квартирке на окраине. Хорошо жил, не бедствовал. Кому-то это могло показаться скромным, даже чрезвычайно скромным, но Леша был доволен.
– Квартира его…
– Это я помог ему купить жилье, – перебил его директор. – Оформил на себя. Он так захотел сам.
– Почему?
– Ну… Я единственный его наследник…
– Он что же, чувствовал близкий конец?! – изумился Олег.
– Да нет, не знаю. – Собеседник поднял голову, взглянул на Олега затравленными, несчастными глазами. – Просто считал, что, если с ним что-то случится, все равно мне вступать в права наследства. Хлопоты, затраты. Он считал, что я и так для него много сделал и… Одним словом, квартира оформлена на меня. Леша там был просто прописан, собственником не являлся.
«Одной заботой меньше», – тут же подумал Мишин, мысленно вычеркивая корыстный жилищный интерес из списка.
– Его странная… Его страшная гибель выбила меня из привычной колеи, понимаете? – Директор положил руки ладонями вниз на стол и принялся внимательно рассматривать свои пальцы. – Жили, жили, строили планы, и тут вдруг…
– А какие планы были у вашего брата?
– Ну, он хотел поколесить по миру. Нигде же не был!
– А вы?
– Я мир повидал.
– А что все это время делал ваш брат? Работал?
– Мой брат?
И снова Мишину показалось, что этого вопроса от него ждали.
– Мой брат, пока я трудился, зарабатывал, ездил по миру… Короче, он все это время сидел.
– В смысле, отбывал срок?!
Мишин чуть слюной не поперхнулся.
Вот работнички, а! Как они могли просмотреть дядю с уголовным стажем?! Его анкетные данные должны были пробить по картотеке. Почему нет?
– Отсидев последний срок, он взял фамилию матери. Паспорт был утерян, вот и… получилось. – Взгляд директора сделался невозможно наглым и хитрым.
Он помог! Мишин сразу понял. Помог, чтобы братца пристроить на работу в детское учреждение. С шикарным отсидочным прошлым еще вопрос, взяли бы. Сейчас многие конторы пробивают претендентов на вакансии через базу. Вот братец и сделал своему двойнику липовый паспорт, вот и не всплыла его уголовная фамилия. Потому и квартирку на себя оформил, чтобы потом заморочек не было с доказательством родства.
Молодец! Красавец! Что еще?
– По каким статьям сидел ваш брат? И сколько раз? Давайте, давайте, Андрей Егорович… – поторопил его Мишин, чуть не ляпнув: «Колитесь». – Не по одному же слову мне из вас тянуть!
– Он все время за что-то сидел, – скроил недовольную мину директор. – С шестнадцати лет!
– Ого! Рановато начал.
– Вот-вот! Могу ли я после этого осуждать свою семью за то, что они не хотят с ним общаться?! – Вопрос директор адресовал скорее себе. Сам же и ответил: – Не могу. Леша был неплохим человеком. Но… Каким-то слабым. Преступно слабым!
– И перед чем же он проявлял преступную слабость?
– Ой, да перед всем! Деньги, украшения, меха, женщины. Особенно одна! Я считаю, что из-за нее он и…
– Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. – Олег даже записывать собрался.
Но директор замотал головой, заметив с огорчением, что женщина эта давно сгинула куда-то. И следа ее не нашел Алексей. Нашел бы, может, и судьба его сложилась иначе.
– Хотя… Хотя вряд ли!
– Почему?
– Она была гораздо старше его. Познакомились они в один из его сроков, когда он сидел. Она была контролером на той зоне. Вот у них и завязалось. Потом он вышел и решил совершить для любимой подвиг. И…
– И снова сел?
– Конечно! Причем надолго!
– И она не дождалась?
– А она собиралась? Мне кажется, ей и о подвиге его ничего известно не было.
– А летопись его геройства имеется?
– Вот хотите – верьте, хотите – нет, ничего не знаю.
Директор прижал обе руки к груди, но Мишин захотел, а не поверил. Надо будет переговорить с его семьей, решил он. Если семья так яростно не принимала родственника, то вполне могла бы озвучить причины.
– Итак… – Олег оперся о стол локтями, взглянул с тоской на директора. – Ваш брат всю свою сознательную жизнь провел в местах не столь отдаленных?
– Да, почти.
– Когда вдруг решил переехать сюда, к вам, вас это не удивило? Вы ведь родом не отсюда, так?
– А чему удивляться? Я – единственный его родственник. Он попросился, я не отказал. Все закономерно. Дело к старости, да и не ждал его нигде никто. А я с жильем, с работой помог.
Да, все закономерно, покивал Мишин. Если только не брать в расчет, что с появлением в городе братца с такой «героической» биографией у человека уважаемого могли возникнуть проблемы. Они и возникли! Пришлось же братцу документик выправить на другую фамилию, пришлось. А там, если поковыряться, можно и еще что-нибудь найти.
– Как думаете, мог убить вашего брата кто-то из его прошлых приятелей или подельников? – спросил Мишин, решив для себя, что именно этой версии стоит придерживаться.
– Не знаю! – Андрей Егорович опасливо вжал голову в плечи и судорожно сглотнул. – Не думаю… Леша ни с кем не общался из своей прошлой жизни.
– Вы уверены?
– Уверенным до конца нельзя быть даже в себе самом, – раздраженно отозвался Быков. – Я же не двадцать четыре часа в сутки с ним проводил, так? Уезжал домой, на отдых. Леша, он, да, почти все время в городе оставался. А я нет. Мог я при таком раскладе его полностью контролировать? Нет!
– А кто мог? У него был роман с кем-нибудь из вашего персонала, вне работы? Отношения с женщинами вообще как? – вспомнился Мишину хоровой плач сотрудниц детского дома по усопшему.
– Я не знаю, – соврал директор, тут же понял, что ложь его неубедительна и поспешна, и поправился: – Не уверен. Дома точно жил один. Но он, к слову, редко там бывал. Все больше здесь. У него в мастерской конурка была с лежанкой и шкафом. Он часто на ночь там оставался. Может, кто из персонала туда и наведывался, я…
– Кто? – перебил его Мишин, поняв, что директор снова собрался врать. – Давайте, Андрей Егорович, будем откровенны, а? Мы же сейчас без протокола, по-человечески. Нехорошо будет, если я узнаю что-то от персонала. И персонал этот будет в недоумении по поводу вашего вранья.
– Катя…
– Какая Катя? Фамилия, возраст, должность. Что я из вас по слову-то тащу, а?! – взорвался Олег и швырнул со злостью карандаш на стол. – А если этот «кто-то» в самом деле шел за вами? Если он еще вернется и исправит свою ошибку!
– Что?! Что вы имеете в виду??? – Директорская шея, спрятанная в воротник джемпера, резко вытянулась, глаза округлились. – Вы думаете, что это приходили по мою душу???
– Не могу знать, – равнодушно пожал плечами Мишин и так же равнодушно посмотрел в полыхавшие ужасом директорские глаза. – Расследование только началось. Кто знает, что за сюрпризы нас ожидают. Вы сотрудничать со следствием категорически не желаете, так что…
Андрей Егорович сполз со стула, постоял, сгорбившись, возле стола. Потом заходил по кабинету неуверенной, шатающейся походкой.
– Катя… Катя Яровая. Воспитательница. Она одинокая, совершенно одинокая женщина. Она очень хорошая и добрая, вот Лешка к ней и потянулся.
– У них были отношения? – Мишин немного повеселел – хоть что-то удалось записать, а то все вхолостую. – Как давно? Где они встречались? Она была замужем, был ли у нее прежде кто-то?
– У них был роман. – Андрей Егорович встал у окна спиной к Мишину, оперся виском о косяк. – Давно начался… Лет пять точно. Встречались здесь. Ни она, ни он не хотели тащить друг друга на свою территорию. Что за табу – не знаю. Сами у нее спросите. О ее прежних связях сказать точно не могу. Но, кажется, замужем она никогда не была. Ухажеров не знаю. Не знакомила. Думаете, ее кто-то приревновал?
– Разберемся.
– Это пустое. – Быков вяло мотнул рукой. – Катя… Она хорошая, конечно, но не из тех, за кого мужчины бьются насмерть. За пять лет их романа, я не слышал ни одной неприятной истории. Все тихо, чинно, чисто.
Ага! Под носом у воспитанников роман крутить с бывшим зэком – это очень чисто! В каморке за мастерской на продавленном матрасе – очень нравственно!
– Понятно. – Мишин захлопнул блокнот. – Больше никаких связей, его порочащих, не было?
– Нет, насколько я знаю, нет. Леша жил тихо и спокойно. Он, знаете, просто упивался душевным комфортом, тишиной. – Директор повернулся к Быкову, моргнул заслезившимися глазами. – Он ничего не хотел больше того, что имеет. Ничего! Я все время думаю про эти деньги у него внутри… Это словно Лешу упрекнули в алчности, понимаете? Мол, жри, или что-то в этом духе! Эти деньги… Они Лешке не были нужны. Он жил на зарплату, и ему вполне хватало. Даже ребятишкам подарки к их праздникам каким-нибудь делал. Я ничего не понимаю, ничего. Хотя думаю об этих деньгах постоянно.
Мишин тоже про них думал, про фальшивки эти чертовы. Только вот актом возмездия за алчность этот убийственный жест ему не казался. Потому как он знал, что деньги, мало того что были фальшивками, скопированы были с грубой подделки, скорее всего с дешевой закладки, продающейся в киоске сувениров. Не существовало купюр с такими сериями и номерами.
Вывод? Вывод у него пока был один – Алексея Быкова наказали за обман. Грандиозный, убийственный обман. Но когда, где и как обманул Быков, а главное – кого?! Нет, кого, понятно – убийцу как раз и обманул. Наемник с потрохами так извращаться не станет. Нет, тут лицо обиженное, уязвленное трудилось. Отыскать бы его, пока оно еще каких-нибудь своих обидчиков не нашло.
Олег сидел в кабинете директора детского дома на следующий день после убийства. Узнать хозяина кабинета во вчерашнем холеном дядечке в накрахмаленной рубашке и дорогом костюме было сегодня сложно. Дядечка сдал за одну ночь. По всему было видно, что он не спал, не ел и не приводил себя в порядок. Костюма на нем сегодня не было, был старенький джемпер домашней вязки поверх клетчатой рубашки. Вместо брюк с острыми стрелками – вельветовые джинсы. Белки глаз в красных прожилках, щеки не бриты, волосы причесаны кое-как, торчали странным кучерявым венчиком вокруг головы.
«Вот сегодня убийца запросто мог бы братьев перепутать, – вдруг подумал Мишин, внимательно рассматривая директора. Если бы еще пан директор пару часов поработал в мастерской и набил себе «трудовой» грязи под ногти, то все – сходство абсолютное».
– Что рассказать? – подал голос оставшийся в живых близнец.
– Все! Где родился, где крестился и учился, как жил, с кем жил. Мне важно узнать все из ваших уст, а не из уст его воздыхательниц.
– Ой, да какие воздыхательницы! О чем вы говорите?! – всплеснул руками директор. – Леша был одиноким, очень одиноким человеком. Я – вся его семья.
– А у вас жена, дети? Имеются?
– Да, у меня есть семья, – скромно, без подробностей ответил директор и потупил взгляд. – Очень хорошая, крепкая семья.
– Гм-мм… – Олег задумчиво осмотрел седую взлохмаченную макушку хозяина кабинета. – Вот вы сказали, что вы – это вся его семья. А с вашими близкими Алексей не был дружен?
Вопроса собеседник ждал и сразу съежился. Даже брови, кажется, съежились, встопорщившись седым ершиком.
– Он-то хотел, да они не очень его жаловали. Сначала его это задевало, оскорбляло даже. Потом он смирился. – Директор прерывисто вздохнул, обошел взглядом Мишина, уставившись в окно. – Мы с ним тут общались, домой я его не приглашал.
– А вы? Вы бывали у него?
– Да, почему же нет? – Он дернул плечами. – Леша жил в однокомнатной квартирке на окраине. Хорошо жил, не бедствовал. Кому-то это могло показаться скромным, даже чрезвычайно скромным, но Леша был доволен.
– Квартира его…
– Это я помог ему купить жилье, – перебил его директор. – Оформил на себя. Он так захотел сам.
– Почему?
– Ну… Я единственный его наследник…
– Он что же, чувствовал близкий конец?! – изумился Олег.
– Да нет, не знаю. – Собеседник поднял голову, взглянул на Олега затравленными, несчастными глазами. – Просто считал, что, если с ним что-то случится, все равно мне вступать в права наследства. Хлопоты, затраты. Он считал, что я и так для него много сделал и… Одним словом, квартира оформлена на меня. Леша там был просто прописан, собственником не являлся.
«Одной заботой меньше», – тут же подумал Мишин, мысленно вычеркивая корыстный жилищный интерес из списка.
– Его странная… Его страшная гибель выбила меня из привычной колеи, понимаете? – Директор положил руки ладонями вниз на стол и принялся внимательно рассматривать свои пальцы. – Жили, жили, строили планы, и тут вдруг…
– А какие планы были у вашего брата?
– Ну, он хотел поколесить по миру. Нигде же не был!
– А вы?
– Я мир повидал.
– А что все это время делал ваш брат? Работал?
– Мой брат?
И снова Мишину показалось, что этого вопроса от него ждали.
– Мой брат, пока я трудился, зарабатывал, ездил по миру… Короче, он все это время сидел.
– В смысле, отбывал срок?!
Мишин чуть слюной не поперхнулся.
Вот работнички, а! Как они могли просмотреть дядю с уголовным стажем?! Его анкетные данные должны были пробить по картотеке. Почему нет?
– Отсидев последний срок, он взял фамилию матери. Паспорт был утерян, вот и… получилось. – Взгляд директора сделался невозможно наглым и хитрым.
Он помог! Мишин сразу понял. Помог, чтобы братца пристроить на работу в детское учреждение. С шикарным отсидочным прошлым еще вопрос, взяли бы. Сейчас многие конторы пробивают претендентов на вакансии через базу. Вот братец и сделал своему двойнику липовый паспорт, вот и не всплыла его уголовная фамилия. Потому и квартирку на себя оформил, чтобы потом заморочек не было с доказательством родства.
Молодец! Красавец! Что еще?
– По каким статьям сидел ваш брат? И сколько раз? Давайте, давайте, Андрей Егорович… – поторопил его Мишин, чуть не ляпнув: «Колитесь». – Не по одному же слову мне из вас тянуть!
– Он все время за что-то сидел, – скроил недовольную мину директор. – С шестнадцати лет!
– Ого! Рановато начал.
– Вот-вот! Могу ли я после этого осуждать свою семью за то, что они не хотят с ним общаться?! – Вопрос директор адресовал скорее себе. Сам же и ответил: – Не могу. Леша был неплохим человеком. Но… Каким-то слабым. Преступно слабым!
– И перед чем же он проявлял преступную слабость?
– Ой, да перед всем! Деньги, украшения, меха, женщины. Особенно одна! Я считаю, что из-за нее он и…
– Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. – Олег даже записывать собрался.
Но директор замотал головой, заметив с огорчением, что женщина эта давно сгинула куда-то. И следа ее не нашел Алексей. Нашел бы, может, и судьба его сложилась иначе.
– Хотя… Хотя вряд ли!
– Почему?
– Она была гораздо старше его. Познакомились они в один из его сроков, когда он сидел. Она была контролером на той зоне. Вот у них и завязалось. Потом он вышел и решил совершить для любимой подвиг. И…
– И снова сел?
– Конечно! Причем надолго!
– И она не дождалась?
– А она собиралась? Мне кажется, ей и о подвиге его ничего известно не было.
– А летопись его геройства имеется?
– Вот хотите – верьте, хотите – нет, ничего не знаю.
Директор прижал обе руки к груди, но Мишин захотел, а не поверил. Надо будет переговорить с его семьей, решил он. Если семья так яростно не принимала родственника, то вполне могла бы озвучить причины.
– Итак… – Олег оперся о стол локтями, взглянул с тоской на директора. – Ваш брат всю свою сознательную жизнь провел в местах не столь отдаленных?
– Да, почти.
– Когда вдруг решил переехать сюда, к вам, вас это не удивило? Вы ведь родом не отсюда, так?
– А чему удивляться? Я – единственный его родственник. Он попросился, я не отказал. Все закономерно. Дело к старости, да и не ждал его нигде никто. А я с жильем, с работой помог.
Да, все закономерно, покивал Мишин. Если только не брать в расчет, что с появлением в городе братца с такой «героической» биографией у человека уважаемого могли возникнуть проблемы. Они и возникли! Пришлось же братцу документик выправить на другую фамилию, пришлось. А там, если поковыряться, можно и еще что-нибудь найти.
– Как думаете, мог убить вашего брата кто-то из его прошлых приятелей или подельников? – спросил Мишин, решив для себя, что именно этой версии стоит придерживаться.
– Не знаю! – Андрей Егорович опасливо вжал голову в плечи и судорожно сглотнул. – Не думаю… Леша ни с кем не общался из своей прошлой жизни.
– Вы уверены?
– Уверенным до конца нельзя быть даже в себе самом, – раздраженно отозвался Быков. – Я же не двадцать четыре часа в сутки с ним проводил, так? Уезжал домой, на отдых. Леша, он, да, почти все время в городе оставался. А я нет. Мог я при таком раскладе его полностью контролировать? Нет!
– А кто мог? У него был роман с кем-нибудь из вашего персонала, вне работы? Отношения с женщинами вообще как? – вспомнился Мишину хоровой плач сотрудниц детского дома по усопшему.
– Я не знаю, – соврал директор, тут же понял, что ложь его неубедительна и поспешна, и поправился: – Не уверен. Дома точно жил один. Но он, к слову, редко там бывал. Все больше здесь. У него в мастерской конурка была с лежанкой и шкафом. Он часто на ночь там оставался. Может, кто из персонала туда и наведывался, я…
– Кто? – перебил его Мишин, поняв, что директор снова собрался врать. – Давайте, Андрей Егорович, будем откровенны, а? Мы же сейчас без протокола, по-человечески. Нехорошо будет, если я узнаю что-то от персонала. И персонал этот будет в недоумении по поводу вашего вранья.
– Катя…
– Какая Катя? Фамилия, возраст, должность. Что я из вас по слову-то тащу, а?! – взорвался Олег и швырнул со злостью карандаш на стол. – А если этот «кто-то» в самом деле шел за вами? Если он еще вернется и исправит свою ошибку!
– Что?! Что вы имеете в виду??? – Директорская шея, спрятанная в воротник джемпера, резко вытянулась, глаза округлились. – Вы думаете, что это приходили по мою душу???
– Не могу знать, – равнодушно пожал плечами Мишин и так же равнодушно посмотрел в полыхавшие ужасом директорские глаза. – Расследование только началось. Кто знает, что за сюрпризы нас ожидают. Вы сотрудничать со следствием категорически не желаете, так что…
Андрей Егорович сполз со стула, постоял, сгорбившись, возле стола. Потом заходил по кабинету неуверенной, шатающейся походкой.
– Катя… Катя Яровая. Воспитательница. Она одинокая, совершенно одинокая женщина. Она очень хорошая и добрая, вот Лешка к ней и потянулся.
– У них были отношения? – Мишин немного повеселел – хоть что-то удалось записать, а то все вхолостую. – Как давно? Где они встречались? Она была замужем, был ли у нее прежде кто-то?
– У них был роман. – Андрей Егорович встал у окна спиной к Мишину, оперся виском о косяк. – Давно начался… Лет пять точно. Встречались здесь. Ни она, ни он не хотели тащить друг друга на свою территорию. Что за табу – не знаю. Сами у нее спросите. О ее прежних связях сказать точно не могу. Но, кажется, замужем она никогда не была. Ухажеров не знаю. Не знакомила. Думаете, ее кто-то приревновал?
– Разберемся.
– Это пустое. – Быков вяло мотнул рукой. – Катя… Она хорошая, конечно, но не из тех, за кого мужчины бьются насмерть. За пять лет их романа, я не слышал ни одной неприятной истории. Все тихо, чинно, чисто.
Ага! Под носом у воспитанников роман крутить с бывшим зэком – это очень чисто! В каморке за мастерской на продавленном матрасе – очень нравственно!
– Понятно. – Мишин захлопнул блокнот. – Больше никаких связей, его порочащих, не было?
– Нет, насколько я знаю, нет. Леша жил тихо и спокойно. Он, знаете, просто упивался душевным комфортом, тишиной. – Директор повернулся к Быкову, моргнул заслезившимися глазами. – Он ничего не хотел больше того, что имеет. Ничего! Я все время думаю про эти деньги у него внутри… Это словно Лешу упрекнули в алчности, понимаете? Мол, жри, или что-то в этом духе! Эти деньги… Они Лешке не были нужны. Он жил на зарплату, и ему вполне хватало. Даже ребятишкам подарки к их праздникам каким-нибудь делал. Я ничего не понимаю, ничего. Хотя думаю об этих деньгах постоянно.
Мишин тоже про них думал, про фальшивки эти чертовы. Только вот актом возмездия за алчность этот убийственный жест ему не казался. Потому как он знал, что деньги, мало того что были фальшивками, скопированы были с грубой подделки, скорее всего с дешевой закладки, продающейся в киоске сувениров. Не существовало купюр с такими сериями и номерами.
Вывод? Вывод у него пока был один – Алексея Быкова наказали за обман. Грандиозный, убийственный обман. Но когда, где и как обманул Быков, а главное – кого?! Нет, кого, понятно – убийцу как раз и обманул. Наемник с потрохами так извращаться не станет. Нет, тут лицо обиженное, уязвленное трудилось. Отыскать бы его, пока оно еще каких-нибудь своих обидчиков не нашло.
Глава 6
– Катерина, зайдите ко мне.
Начальница обогнула ее рабочее место по непривычной траектории, даже за кудрявый хвостик не тронула, а иногда позволяла. Более того, дошла до двери, обернулась, взглянула на Катю строго и добавила:
– Немедленно.
Она немедленно следом за ней и вошла. Встала у двери, посмотрела на Маргариту, выглядевшую непривычно озадаченно и отстраненно.
– Ага, вот, – фальшиво обрадовалась Маргарита, выдергивая из принтера чистый лист бумаги. – Садись, пиши.
Катя села, пододвинула лист бумаги, авторучку, приготовилась писать под диктовку.
Маргарита мешкала, все время таращась в окно. А там ничего нет, кроме сизого неба и провисших проводов соседствующего промышленного предприятия. Что-то затевалось, а вот что?
– Что писать, Маргарита Сергеевна? – позволила себе спросить Катя, просидев с ручкой на изготовку минут пять.
– Заявление, что еще-то, – воскликнула начальница и вздохнула, глянув на Катю впервые с сочувствием. – Ну? Во что хоть влипла-то? Не дала, что ли, кому?
– В смысле? – Катерина покраснела.
– Сам вызвал с утра и велел тебя уволить в спешном порядке. Кто-то его попросил об одолжении, – скороговоркой прошептала Маргарита, перегнувшись через стол к Катькиному уху. – Я глаза вытаращила и с вопросами. А он – убери с глаз, и все! Так что, сама понимаешь…
– Понимаю.
Катя закусила губу, тут же вспомнив про воскресный визит алкаша Виктора поутру. Но сегодня только вторник. Она еще и ответа никому дать не успела. Кто так торопится?
– Страхуются, милая, – вздохнула Маргарита, выслушав ее рассказ. – Чтобы ты выкобениваться не стала с отказом. И кому он нужен-то, дом твой?! Да и место сомнительной ценности. Странно… Может, конкретно тебя кто прессинговать собрался? Кому ты дорогу перешла, признавайся? Не дала кому-то из важных персон?
– Никто и не просил, – буркнула Катя, заполнив шапку заявления. – С какого числа увольняться?
– Что? – Маргарита снова успела уставиться в сизое небо за окном и успела отвлечься.
– С какого числа увольняться, Маргарита Сергеевна?
– Ты это… – Взгляд начальницы заметался между провисшими проводами. – Пиши пока на отпуск, а?
– Так отгуляла я, когда бабку хоронила.
– Да? – Маргарита прикусила губу, да, видно, больно, поморщилась, потрогала ее пальчиком. – Пиши за свой счет. На пару месяцев напиши, может, разрулишь к тому времени.
– А Сам?
– Его я возьму на себя. – Маргарита приподняла ладонями высокую грудь, колыхнула. – У меня к нему есть пути-дороги. Пиши за свой счет на два месяца, и точка. Деньги-то есть, красотка?
– Есть, – кивнула Катерина.
Деньги ей привычно оставляли водители, которых бабка поила, кормила и ночевать оставляла. Катерина, конечно, такой сервис им не обеспечивала, ночевать не пускала, но обедами время от времени угощала и термосы с кофе и чаем готовила. Придется ставить это дело на поток, если, конечно, ее не выселят из дома за пару недель, а то и дней.
Чего прицепились, интересно? Может, правда там строительство решили замутить, как Маргарита изволила выразиться? А начать выселение решили с нее, как со слабого звена. А остальным потом кивать в ее сторону, как на пример.
Маргарита женщина умная и чрезвычайная мудрая, она пятерых генеральных ухитрилась пересидеть в своем кресле. Уж чем она их брала: тактикой или тем, что за пазухой, – неизвестно. Но ценили ее буквально все. Катерина не была исключением.
Через полчаса она уже выгружалась с покупками из машины у своего крыльца. У забора привычно крутился Витька.
– Наливать не буду, – предупредила она, только отпирая ворота. – Можешь не маячить.
– А чего это ты не на работе? – тут же пристал он и потрусил следом за ее машинкой во двор. – Катька, чего не на работе-то?
– Уволили, – буркнула она нелюбезно и стала выгружать пакеты из багажника. – Помогай вот лучше. Снова придется дальнобоев кормить, а что делать?
– Уволили?! – ахнул Витька и застыл столбом возле открытого багажника. – Я так и знал!
– Что ты знал? – Она швырнула ему в руки пакет с картошкой, луком и капустой. – Тащи в кухню.
– Я так и знал, Катя, что они с тебя, с живой, не слезут! – брякнул он, тут же понял, что брякнул что-то не то и что можно запросто снова с крыльца носом вперед полететь, и поправился. – В смысле не мытьем, так катаньем. Значит, уже на работу твою пробрались. Оно и понятно: ребята с фирмы «ЮСТАС», весьма крутые.
– Что за фирма?
Удивляться Витькиным соображениям и рассуждениям, которые еще до вчерашнего утра считала давно пропитыми и примитивными, она не стала. Не всегда же он был пьянью и идиотом. Болтали, что когда-то он даже историю в школе преподавал. Может, остатки разума сейчас как раз и работают?
– Фирма «ЮСТАС». Солидная фирма, лет десять уже существует.
– Чем занимается?
– Ой, да чем они все сейчас занимаются-то?! Там купил, там продал, туда вложил, там поимел. Короче, производства никакого, одни денежные потоки туда-сюда. Но все солидно, авторитетно.
Витька с пыхтением опустил тяжелые пакеты на пол, полез в карман старого засаленного ватника, вытащил оттуда визитку, которую пришлось клянчить у продавщицы и за которую пришлось пообещать вскопать грядки под рассаду.
– Три учредителя, – прочитал на оборотной стороне визитки Витька. – Юрий Стахов, Анатолий Анохин, Анна Стахова. Просекаешь, что из заглавных букв их имен название?
– Дальше что?
– Стаховы – муж и жена. Анохин их друг. Давний друг. Он как раз и приезжал, и в магазине все скупил, и с замом главы Управы разговоры говорил. Так вот…
Витька запнулся на полуслове, уставившись в распахнутый холодильник. Три непочатые бутылки водки стояли рядком этикетками внутрь. Хорошенькие такие, полненькие. И тарелка с нарезанной колбасой и сыром стояла уже наготове. Видимо, Катерина и впрямь собиралась возрождать бабкино ремесло, ждала кого-то уже сегодня.
– Даже и не думай, – перехватила Катерина Витькин взгляд и холодильник резко захлопнула. – Что запнулся? Продолжай!
– А что продолжать-то? Я мало пока знаю. Так, только то, что удалось из Интернета скачать.
– Из какого Интернета?! – опешила Катерина: сколько себя помнила, столько помнила Витьку бездомным. – Ты… Откуда он у тебя? Брешешь, гад?! Стакан зарабатываешь?
– Да нет. Не вру. – Он благодушно улыбнулся, заметив, что девушка начала хлопотно собирать ему на стол поесть. Хоть что-то. – Посетил вчера всех твоих воздыхателей безнадежных. С утра-то только у Митьки побывал. А потом, ближе к вечеру, решил всех оповестить. У Лешки задержался. Влезли с ним в компьютер, нашли эту фирму. Информации не очень много, но вся хвалебная. А понять толком ничего нельзя.
– Мне их бизнес неинтересен. Люди… Что за люди?
– Про людей я тебе уже все сказал: муж с женой Стаховы и их друг – симпатяга Анатолий Анохин. Кстати, что-то Митяю это имя не понравилось. Мне показалось, что откуда-то он его знает или знал. Но почему-то скулы ему свело, когда я имечко это назвал.
– Чего это? – Катерина подтолкнула Витьку в спину. – Садись уже, пожуй. И это… Помогал бы ты мне, что ли, по хозяйству, Виктор. Все одно мотаешься по поселку, как бродячий пес. Грязный весь, пьяный вечно.
– А ты… – Его морщинистая шея показалась из рваного воротника ватника, глаза слезливо сморщились. – Ты во мне нуждаешься, Катька?!
– Ну, как-то так выходит, что да, – нехотя признала она и тут же вспомнила бабкин наказ: не отказываться от людской помощи, если в такой нужда возникнет. – Но больно ты грязен и… Пьянки не потерплю, так и знай. Если и налью когда, то не просто так. Ну что, согласен?
От боли, сжавшей правую Витькину лопатку, хрустело в ушах. Он оглох то ли от счастья, то ли еще от чего-то непонятного, нахлынувшего так внезапно. Захотелось защитить не только эту кудрявую девчонку, вспомнившую, что он человек, но и, кажется, весь мир. Он увидел себя большим и сильным, а еще – благородным и значительным, каким никогда в своей жизни не был. А вот увидел, и сразу захотелось стать таким.
– Ну! Чего остолбенел? Не согласен на жизнь трезвую? – Катерина толкнула его в плечо.
Задвинула стул ему под коленки, толкнула, Витька послушно уселся. Она подала тарелку с макаронами и колбасой.
– Поешь сначала, потом ответишь, – пробормотала она и поставила на газовую плиту чайник.
Витькино замешательство ее смущало. Сейчас начнет, чего доброго, торговаться, на ребят, которых вчера оповестил, кивать. А ей помощи от ребят не нужно. Слишком высоки будут ставки, на таковые она не согласна. К тому же поселить кого-то из них в пристройке к дому, как Витьку, она не сможет. Они на расстоянии, не распуская рук, ухитрялись к ней липнуть. Что будет, если поселятся здесь?
Нет, Витька был идеален на роль дуэньи. Только бы не запил! А запьет – она его выставит.
– Я согласен, Катерина.
Он разом смахнул макароны с тарелки, колбасу почти не тронул, объяснив, что это не еда, а закуска. А раз он теперь не пьет, то и закусывать не станет.
– С чего начинать? – Он встал из-за стола, оглядел себя, опустив голову, и пожаловался: – Вот переодеться не во что, Кать. Не пристало мне в такой чистоте, да с такой, как ты, рядом, во всем этом. В баню-то я схожу, а вот штаны…
– Я сейчас.
Она пошла в бабкину кладовку, в которой та хранила вещи водителей, забытые или оставленные просто за ненадобностью. Выбрала спортивный костюм черного цвета, болоньевую куртку, темную, как ночь. Нашлись носки с этикеткой, новая майка.
– Трусы купишь, – сунула она ему три сотни и предупредила, пытливо взглянув в заметавшиеся глаза Витьки: – Это для тебя испытание. Не выдержишь – близко к воротам не подпущу.
– Что это… – Он маетно листал три сотенные купюры, вздыхал, глядел на нее с мольбой. – Что это за трусы-то такие дорогие? Три сотни! Это же сколько…
– Пива можно купить? – закончила она за него и ощутимо шлепнула в лоб. – Все на выпивку пересчитываешь! Трусы-то тебе не одни нужны, дубина. Купи, на сколько денег хватит. И не дай бог… Учую вонь спиртную – выгоню!
Самым страшным для него оказалось не выбрать себе трусы в магазине у железки, какие тут проблемы, а пройти мимо винного отдела и не обернуться. Потом снова пройти мимо, зная, что в кармане сдачи осталось на полтораху пива. Потом пройти мимо местных любителей выпить, зависших на магазинном крыльце с чекушкой. Потом вернуться к Катьке в дом и забыть про водку в холодильнике.
К вечеру он выдохся настолько, что разговаривать едва мог. Вылил последние ведра с грязной водой – Катька вымыла гостевые спальни до блеска, постелила свежее постельное белье и повесила на окна шторы. Он ополоснул ведра водой из лужи, отнес в сарай, где тоже полдня разбирался. «Без мужика, конечно, дом – сирота», – сделал вывод Витька ближе к вечеру. Василиса, когда была жива, мужскую силу пользовала по полной программе. А вот Катька быстро сдала ее позиции. И результат? Крыша в сарае течет; дверь на одной петле, того гляди, отвалится. В коридоре в доме из бревен повылезали шляпки гвоздей, он сегодня вбивать их замучился. Хлопотал, одним словом, как мог. Хлопотал и старался. Оценит, нет?
Витька вошел в кухню, где накрывался стол на четыре персоны к хорошему ужину. Сглотнул слюну, увидав три стопки. Себе Катька не поставила. А три кому?
– Ухажеры явиться обещали, – пояснила она и ткнула пальцем в его штаны. – Для дома я тебе еще одежду нашла. В комнату тебе отнесла, в шкаф повесила. Рубашки еще и свитер.
Витька ее не слушал, продолжая таращиться на стопки.
Вот как оно, да?! Им, значит, накрыла, а его персону обошла? Конечно! Кто он?! Он подмастерье, он…
– Я с вами сидеть не стану за столом, – вдруг поняла его обиду Катерина. – Поужинаете вчетвером. Поужинаете, поговорите, а я послушаю. Интересны мне их соображения. А твои особенно, Витя. Трезвые! Если ты об этом.
Катька постучала пальчиком по одной из стопок, снова напомнила, что для него сухой закон под крышей ее дома. Если его что-то не устраивает, он может прямо сейчас откланяться.
– А за работу заплачу.
И Катька мазнула по нему взглядом, точь-в-точь как у ее злющей бабки. Вот порода! Никуда от нее не деться.
– Не надо мне, – буркнул он, прислушиваясь к ощущениям, бурлившим внутри.
Их было много, и все – противоречивые. И обидно было, и маетно, что его стопки лишили. А с другой стороны, гордость брала, ведь за одним столом сидеть станет с приличными парнями. Говорить будет с ними. И говорить на равных. Тут уж Митяй не посмеет его взашей вытолкать. И орать не посмеет. И опять же его мнение тут не последним будет. Катерина совершенно точно сказала, что его мнение ей интереснее других.
– Не подведешь? – Катька обошла его со спины и встала там божьим наказанием.
– Нет, – уже тверже ответил Витька, не оборачиваясь, и почесал бок.
После бани, в которой он проторчал сегодня полтора часа, да в чистой одежде тело вело себя непривычно и неприлично, сделавшись каким-то слабым и уязвимым. Он даже сквозняки сегодня все чувствовал, чудеса божьи! Будто вместе с грязью с себя слой кожи снял. Еще пару дней назад мог в сугроб упасть и полчаса в нем продремать, пока кто-нибудь не растолкает. А сейчас вон лопатками Катькино дыхание чует. Дышит она точно Змей Горыныч. Вылитая бабка, царствие ей небесное! Сказала – отрезала. И не возразишь, и не ослушаешься. Странно, что при таком норове эти трое свой пылкий интерес к ней не утратили. С чем, интересно, пожалуют? С предложениями руки и сердца или еще что-нибудь придумают?
Ребята пришли одновременно. Дверь им открывать не пришлось, дорогу все знали. Вошли в кухню, оглядели стол одобрительно. Витьку рассматривали с недоумением. Катерину чуть не изглодали взглядами.
Она и правда хороша была. Высокая, статная, в джинсах и кофточке небесно-синей, очень подходившей к ее глазищам. Волосы подобрала. На запястье шнурочки какие-то с погремушками, и на шее такие же. Красиво. Ей шло. Делало ее какой-то дикой, первобытной. Да еще босая по полу шлепала, ну правда, как какая-то дикарка. Эти трое глаза перетрудили, то на ступни ее босые, то на коленки, то на локти, то еще куда таращатся. Витька даже разозлился.
– Хватит глазеть, – решил он взять инициативу в свои руки, поскольку Катька равнодушно молчала, встав у окна и сложив руки на груди. – Садитесь к столу, говорить будем.
Митька дернулся, будто его ударили. «Надо же, – полыхали его глаза, – какой-то алкаш команды раздает, да еще и хозяином здесь себя чувствует!» Лешка тоже занервничал, тонкие крылья его острого носа затрепетали, как крылья бабочки, а левая коленка задергалась. Один Макар остался безучастным. Смотрел лениво, с прищуром. Услышав предложение, едва заметно дернул плечами, хлопнул в ладоши, одобрительно крякнул и уселся на стул. За ним Лешка, Митька сел после них. Потом уж и Виктор приземлился напротив. Так получилось, что мужики сидели по одну сторону стола, он – по другую, а за спиной его стояла Катька, так и не проронившая ни слова.
Парни выпили, захрустели капустой, огурцами. Лешка все сыр таскал с тарелки. «Почти весь сожрал», – неодобрительно покосился в его сторону Виктор. Сам он за мгновение опустошил тарелку с картошкой и грибами, обойдя хрустящую закуску стороной. Пить не будет, нечего и баловаться. Только желание подогревать.
– Итак, парни, как вам всем известно, у Катерины проблемы.
Витька взял пустую грязную тарелку в руки, обернулся вопросительно на Катьку. Она и бровью не повела. Он крякнул и тарелку сунул на подоконник между цветочными горшками.
– И проблемы могут оказаться куда бо́льшими, чем она представляет? – снова заговорил он, быстро восстанавливая растраченные за пьяные годы учительские навыки.
– Это мы уже поняли, – нервно дернул шеей Митька, расстегнул две пуговицы на джинсовой рубашке, обнажая загорелую крепкую грудь с массивным крестом на толстой цепочке. – Поэтому и пришли… Не понял я одного, почему ты-то тут?! Кто тут ты-то?! А?!
Лехин острый подбородок тут же заходил вверх-вниз, соглашался он таким образом, засранец.
Макар молчал, загадочно ухмыляясь и катая по столу пустую стопку из-под водки.
– Я? Я тут это…
Витька не знал, что говорить, снова обернулся на Катьку, но она стояла статуей. Не смотрела вообще ни на кого. Просто стояла, сунув ладони под мышки, и глядела куда-то в пустоту. Или в угол кухонный.
Начальница обогнула ее рабочее место по непривычной траектории, даже за кудрявый хвостик не тронула, а иногда позволяла. Более того, дошла до двери, обернулась, взглянула на Катю строго и добавила:
– Немедленно.
Она немедленно следом за ней и вошла. Встала у двери, посмотрела на Маргариту, выглядевшую непривычно озадаченно и отстраненно.
– Ага, вот, – фальшиво обрадовалась Маргарита, выдергивая из принтера чистый лист бумаги. – Садись, пиши.
Катя села, пододвинула лист бумаги, авторучку, приготовилась писать под диктовку.
Маргарита мешкала, все время таращась в окно. А там ничего нет, кроме сизого неба и провисших проводов соседствующего промышленного предприятия. Что-то затевалось, а вот что?
– Что писать, Маргарита Сергеевна? – позволила себе спросить Катя, просидев с ручкой на изготовку минут пять.
– Заявление, что еще-то, – воскликнула начальница и вздохнула, глянув на Катю впервые с сочувствием. – Ну? Во что хоть влипла-то? Не дала, что ли, кому?
– В смысле? – Катерина покраснела.
– Сам вызвал с утра и велел тебя уволить в спешном порядке. Кто-то его попросил об одолжении, – скороговоркой прошептала Маргарита, перегнувшись через стол к Катькиному уху. – Я глаза вытаращила и с вопросами. А он – убери с глаз, и все! Так что, сама понимаешь…
– Понимаю.
Катя закусила губу, тут же вспомнив про воскресный визит алкаша Виктора поутру. Но сегодня только вторник. Она еще и ответа никому дать не успела. Кто так торопится?
– Страхуются, милая, – вздохнула Маргарита, выслушав ее рассказ. – Чтобы ты выкобениваться не стала с отказом. И кому он нужен-то, дом твой?! Да и место сомнительной ценности. Странно… Может, конкретно тебя кто прессинговать собрался? Кому ты дорогу перешла, признавайся? Не дала кому-то из важных персон?
– Никто и не просил, – буркнула Катя, заполнив шапку заявления. – С какого числа увольняться?
– Что? – Маргарита снова успела уставиться в сизое небо за окном и успела отвлечься.
– С какого числа увольняться, Маргарита Сергеевна?
– Ты это… – Взгляд начальницы заметался между провисшими проводами. – Пиши пока на отпуск, а?
– Так отгуляла я, когда бабку хоронила.
– Да? – Маргарита прикусила губу, да, видно, больно, поморщилась, потрогала ее пальчиком. – Пиши за свой счет. На пару месяцев напиши, может, разрулишь к тому времени.
– А Сам?
– Его я возьму на себя. – Маргарита приподняла ладонями высокую грудь, колыхнула. – У меня к нему есть пути-дороги. Пиши за свой счет на два месяца, и точка. Деньги-то есть, красотка?
– Есть, – кивнула Катерина.
Деньги ей привычно оставляли водители, которых бабка поила, кормила и ночевать оставляла. Катерина, конечно, такой сервис им не обеспечивала, ночевать не пускала, но обедами время от времени угощала и термосы с кофе и чаем готовила. Придется ставить это дело на поток, если, конечно, ее не выселят из дома за пару недель, а то и дней.
Чего прицепились, интересно? Может, правда там строительство решили замутить, как Маргарита изволила выразиться? А начать выселение решили с нее, как со слабого звена. А остальным потом кивать в ее сторону, как на пример.
Маргарита женщина умная и чрезвычайная мудрая, она пятерых генеральных ухитрилась пересидеть в своем кресле. Уж чем она их брала: тактикой или тем, что за пазухой, – неизвестно. Но ценили ее буквально все. Катерина не была исключением.
Через полчаса она уже выгружалась с покупками из машины у своего крыльца. У забора привычно крутился Витька.
– Наливать не буду, – предупредила она, только отпирая ворота. – Можешь не маячить.
– А чего это ты не на работе? – тут же пристал он и потрусил следом за ее машинкой во двор. – Катька, чего не на работе-то?
– Уволили, – буркнула она нелюбезно и стала выгружать пакеты из багажника. – Помогай вот лучше. Снова придется дальнобоев кормить, а что делать?
– Уволили?! – ахнул Витька и застыл столбом возле открытого багажника. – Я так и знал!
– Что ты знал? – Она швырнула ему в руки пакет с картошкой, луком и капустой. – Тащи в кухню.
– Я так и знал, Катя, что они с тебя, с живой, не слезут! – брякнул он, тут же понял, что брякнул что-то не то и что можно запросто снова с крыльца носом вперед полететь, и поправился. – В смысле не мытьем, так катаньем. Значит, уже на работу твою пробрались. Оно и понятно: ребята с фирмы «ЮСТАС», весьма крутые.
– Что за фирма?
Удивляться Витькиным соображениям и рассуждениям, которые еще до вчерашнего утра считала давно пропитыми и примитивными, она не стала. Не всегда же он был пьянью и идиотом. Болтали, что когда-то он даже историю в школе преподавал. Может, остатки разума сейчас как раз и работают?
– Фирма «ЮСТАС». Солидная фирма, лет десять уже существует.
– Чем занимается?
– Ой, да чем они все сейчас занимаются-то?! Там купил, там продал, туда вложил, там поимел. Короче, производства никакого, одни денежные потоки туда-сюда. Но все солидно, авторитетно.
Витька с пыхтением опустил тяжелые пакеты на пол, полез в карман старого засаленного ватника, вытащил оттуда визитку, которую пришлось клянчить у продавщицы и за которую пришлось пообещать вскопать грядки под рассаду.
– Три учредителя, – прочитал на оборотной стороне визитки Витька. – Юрий Стахов, Анатолий Анохин, Анна Стахова. Просекаешь, что из заглавных букв их имен название?
– Дальше что?
– Стаховы – муж и жена. Анохин их друг. Давний друг. Он как раз и приезжал, и в магазине все скупил, и с замом главы Управы разговоры говорил. Так вот…
Витька запнулся на полуслове, уставившись в распахнутый холодильник. Три непочатые бутылки водки стояли рядком этикетками внутрь. Хорошенькие такие, полненькие. И тарелка с нарезанной колбасой и сыром стояла уже наготове. Видимо, Катерина и впрямь собиралась возрождать бабкино ремесло, ждала кого-то уже сегодня.
– Даже и не думай, – перехватила Катерина Витькин взгляд и холодильник резко захлопнула. – Что запнулся? Продолжай!
– А что продолжать-то? Я мало пока знаю. Так, только то, что удалось из Интернета скачать.
– Из какого Интернета?! – опешила Катерина: сколько себя помнила, столько помнила Витьку бездомным. – Ты… Откуда он у тебя? Брешешь, гад?! Стакан зарабатываешь?
– Да нет. Не вру. – Он благодушно улыбнулся, заметив, что девушка начала хлопотно собирать ему на стол поесть. Хоть что-то. – Посетил вчера всех твоих воздыхателей безнадежных. С утра-то только у Митьки побывал. А потом, ближе к вечеру, решил всех оповестить. У Лешки задержался. Влезли с ним в компьютер, нашли эту фирму. Информации не очень много, но вся хвалебная. А понять толком ничего нельзя.
– Мне их бизнес неинтересен. Люди… Что за люди?
– Про людей я тебе уже все сказал: муж с женой Стаховы и их друг – симпатяга Анатолий Анохин. Кстати, что-то Митяю это имя не понравилось. Мне показалось, что откуда-то он его знает или знал. Но почему-то скулы ему свело, когда я имечко это назвал.
– Чего это? – Катерина подтолкнула Витьку в спину. – Садись уже, пожуй. И это… Помогал бы ты мне, что ли, по хозяйству, Виктор. Все одно мотаешься по поселку, как бродячий пес. Грязный весь, пьяный вечно.
– А ты… – Его морщинистая шея показалась из рваного воротника ватника, глаза слезливо сморщились. – Ты во мне нуждаешься, Катька?!
– Ну, как-то так выходит, что да, – нехотя признала она и тут же вспомнила бабкин наказ: не отказываться от людской помощи, если в такой нужда возникнет. – Но больно ты грязен и… Пьянки не потерплю, так и знай. Если и налью когда, то не просто так. Ну что, согласен?
От боли, сжавшей правую Витькину лопатку, хрустело в ушах. Он оглох то ли от счастья, то ли еще от чего-то непонятного, нахлынувшего так внезапно. Захотелось защитить не только эту кудрявую девчонку, вспомнившую, что он человек, но и, кажется, весь мир. Он увидел себя большим и сильным, а еще – благородным и значительным, каким никогда в своей жизни не был. А вот увидел, и сразу захотелось стать таким.
– Ну! Чего остолбенел? Не согласен на жизнь трезвую? – Катерина толкнула его в плечо.
Задвинула стул ему под коленки, толкнула, Витька послушно уселся. Она подала тарелку с макаронами и колбасой.
– Поешь сначала, потом ответишь, – пробормотала она и поставила на газовую плиту чайник.
Витькино замешательство ее смущало. Сейчас начнет, чего доброго, торговаться, на ребят, которых вчера оповестил, кивать. А ей помощи от ребят не нужно. Слишком высоки будут ставки, на таковые она не согласна. К тому же поселить кого-то из них в пристройке к дому, как Витьку, она не сможет. Они на расстоянии, не распуская рук, ухитрялись к ней липнуть. Что будет, если поселятся здесь?
Нет, Витька был идеален на роль дуэньи. Только бы не запил! А запьет – она его выставит.
– Я согласен, Катерина.
Он разом смахнул макароны с тарелки, колбасу почти не тронул, объяснив, что это не еда, а закуска. А раз он теперь не пьет, то и закусывать не станет.
– С чего начинать? – Он встал из-за стола, оглядел себя, опустив голову, и пожаловался: – Вот переодеться не во что, Кать. Не пристало мне в такой чистоте, да с такой, как ты, рядом, во всем этом. В баню-то я схожу, а вот штаны…
– Я сейчас.
Она пошла в бабкину кладовку, в которой та хранила вещи водителей, забытые или оставленные просто за ненадобностью. Выбрала спортивный костюм черного цвета, болоньевую куртку, темную, как ночь. Нашлись носки с этикеткой, новая майка.
– Трусы купишь, – сунула она ему три сотни и предупредила, пытливо взглянув в заметавшиеся глаза Витьки: – Это для тебя испытание. Не выдержишь – близко к воротам не подпущу.
– Что это… – Он маетно листал три сотенные купюры, вздыхал, глядел на нее с мольбой. – Что это за трусы-то такие дорогие? Три сотни! Это же сколько…
– Пива можно купить? – закончила она за него и ощутимо шлепнула в лоб. – Все на выпивку пересчитываешь! Трусы-то тебе не одни нужны, дубина. Купи, на сколько денег хватит. И не дай бог… Учую вонь спиртную – выгоню!
Самым страшным для него оказалось не выбрать себе трусы в магазине у железки, какие тут проблемы, а пройти мимо винного отдела и не обернуться. Потом снова пройти мимо, зная, что в кармане сдачи осталось на полтораху пива. Потом пройти мимо местных любителей выпить, зависших на магазинном крыльце с чекушкой. Потом вернуться к Катьке в дом и забыть про водку в холодильнике.
К вечеру он выдохся настолько, что разговаривать едва мог. Вылил последние ведра с грязной водой – Катька вымыла гостевые спальни до блеска, постелила свежее постельное белье и повесила на окна шторы. Он ополоснул ведра водой из лужи, отнес в сарай, где тоже полдня разбирался. «Без мужика, конечно, дом – сирота», – сделал вывод Витька ближе к вечеру. Василиса, когда была жива, мужскую силу пользовала по полной программе. А вот Катька быстро сдала ее позиции. И результат? Крыша в сарае течет; дверь на одной петле, того гляди, отвалится. В коридоре в доме из бревен повылезали шляпки гвоздей, он сегодня вбивать их замучился. Хлопотал, одним словом, как мог. Хлопотал и старался. Оценит, нет?
Витька вошел в кухню, где накрывался стол на четыре персоны к хорошему ужину. Сглотнул слюну, увидав три стопки. Себе Катька не поставила. А три кому?
– Ухажеры явиться обещали, – пояснила она и ткнула пальцем в его штаны. – Для дома я тебе еще одежду нашла. В комнату тебе отнесла, в шкаф повесила. Рубашки еще и свитер.
Витька ее не слушал, продолжая таращиться на стопки.
Вот как оно, да?! Им, значит, накрыла, а его персону обошла? Конечно! Кто он?! Он подмастерье, он…
– Я с вами сидеть не стану за столом, – вдруг поняла его обиду Катерина. – Поужинаете вчетвером. Поужинаете, поговорите, а я послушаю. Интересны мне их соображения. А твои особенно, Витя. Трезвые! Если ты об этом.
Катька постучала пальчиком по одной из стопок, снова напомнила, что для него сухой закон под крышей ее дома. Если его что-то не устраивает, он может прямо сейчас откланяться.
– А за работу заплачу.
И Катька мазнула по нему взглядом, точь-в-точь как у ее злющей бабки. Вот порода! Никуда от нее не деться.
– Не надо мне, – буркнул он, прислушиваясь к ощущениям, бурлившим внутри.
Их было много, и все – противоречивые. И обидно было, и маетно, что его стопки лишили. А с другой стороны, гордость брала, ведь за одним столом сидеть станет с приличными парнями. Говорить будет с ними. И говорить на равных. Тут уж Митяй не посмеет его взашей вытолкать. И орать не посмеет. И опять же его мнение тут не последним будет. Катерина совершенно точно сказала, что его мнение ей интереснее других.
– Не подведешь? – Катька обошла его со спины и встала там божьим наказанием.
– Нет, – уже тверже ответил Витька, не оборачиваясь, и почесал бок.
После бани, в которой он проторчал сегодня полтора часа, да в чистой одежде тело вело себя непривычно и неприлично, сделавшись каким-то слабым и уязвимым. Он даже сквозняки сегодня все чувствовал, чудеса божьи! Будто вместе с грязью с себя слой кожи снял. Еще пару дней назад мог в сугроб упасть и полчаса в нем продремать, пока кто-нибудь не растолкает. А сейчас вон лопатками Катькино дыхание чует. Дышит она точно Змей Горыныч. Вылитая бабка, царствие ей небесное! Сказала – отрезала. И не возразишь, и не ослушаешься. Странно, что при таком норове эти трое свой пылкий интерес к ней не утратили. С чем, интересно, пожалуют? С предложениями руки и сердца или еще что-нибудь придумают?
Ребята пришли одновременно. Дверь им открывать не пришлось, дорогу все знали. Вошли в кухню, оглядели стол одобрительно. Витьку рассматривали с недоумением. Катерину чуть не изглодали взглядами.
Она и правда хороша была. Высокая, статная, в джинсах и кофточке небесно-синей, очень подходившей к ее глазищам. Волосы подобрала. На запястье шнурочки какие-то с погремушками, и на шее такие же. Красиво. Ей шло. Делало ее какой-то дикой, первобытной. Да еще босая по полу шлепала, ну правда, как какая-то дикарка. Эти трое глаза перетрудили, то на ступни ее босые, то на коленки, то на локти, то еще куда таращатся. Витька даже разозлился.
– Хватит глазеть, – решил он взять инициативу в свои руки, поскольку Катька равнодушно молчала, встав у окна и сложив руки на груди. – Садитесь к столу, говорить будем.
Митька дернулся, будто его ударили. «Надо же, – полыхали его глаза, – какой-то алкаш команды раздает, да еще и хозяином здесь себя чувствует!» Лешка тоже занервничал, тонкие крылья его острого носа затрепетали, как крылья бабочки, а левая коленка задергалась. Один Макар остался безучастным. Смотрел лениво, с прищуром. Услышав предложение, едва заметно дернул плечами, хлопнул в ладоши, одобрительно крякнул и уселся на стул. За ним Лешка, Митька сел после них. Потом уж и Виктор приземлился напротив. Так получилось, что мужики сидели по одну сторону стола, он – по другую, а за спиной его стояла Катька, так и не проронившая ни слова.
Парни выпили, захрустели капустой, огурцами. Лешка все сыр таскал с тарелки. «Почти весь сожрал», – неодобрительно покосился в его сторону Виктор. Сам он за мгновение опустошил тарелку с картошкой и грибами, обойдя хрустящую закуску стороной. Пить не будет, нечего и баловаться. Только желание подогревать.
– Итак, парни, как вам всем известно, у Катерины проблемы.
Витька взял пустую грязную тарелку в руки, обернулся вопросительно на Катьку. Она и бровью не повела. Он крякнул и тарелку сунул на подоконник между цветочными горшками.
– И проблемы могут оказаться куда бо́льшими, чем она представляет? – снова заговорил он, быстро восстанавливая растраченные за пьяные годы учительские навыки.
– Это мы уже поняли, – нервно дернул шеей Митька, расстегнул две пуговицы на джинсовой рубашке, обнажая загорелую крепкую грудь с массивным крестом на толстой цепочке. – Поэтому и пришли… Не понял я одного, почему ты-то тут?! Кто тут ты-то?! А?!
Лехин острый подбородок тут же заходил вверх-вниз, соглашался он таким образом, засранец.
Макар молчал, загадочно ухмыляясь и катая по столу пустую стопку из-под водки.
– Я? Я тут это…
Витька не знал, что говорить, снова обернулся на Катьку, но она стояла статуей. Не смотрела вообще ни на кого. Просто стояла, сунув ладони под мышки, и глядела куда-то в пустоту. Или в угол кухонный.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента