Страница:
Это оказалось последней каплей. В глазах у Тары потемнело, и она рухнула на постель…
«Никогда больше не буду пить! – была первая мысль после пробуждения. – Никогда, ни за что, тем более в такой компании!.. Пусть хоть зарежут! Все!»
Пробуждение, надо сказать, вышло не из приятных. А что может быть хуже для страдающего с похмелья, чем то, что он чувствует, что его, вместо того, чтобы оставить в покое и дать спокойно умереть от сушняка и головной боли, куда-то тащат, схватив за руки и за ноги? При этом поминутно переворачивают, подхватывают, подпирая в поясницу коленом, разве что не волокут, как мешок, пытаются катить и при этом комментируют свои действия двухголосым шепотом:
– Куда ты ее тащишь? Да не ногами вперед! Разворачивай… Блин, застряла! Ну-ка, подержи…
– Т-ты чего?
– Так надо… Во, сейчас пройдет… Ну-ка, дружно! Еще, взяли!
– Ты ей в-волосы отдавил!
– Главное, что не оторвал… Да перехвати ты ее покрепче! Не стеклянная!.. Давай-давай, заноси…
– С-слушай, ты чего раскомандовался?
– С того, что я лучше знаю, как надо транспортировать девушек!
– Ну и как?
– Как-как… Нежно! Во, все, прошла! А тут ничего… Уютненько! Темновато, ну да жить можно! Главное, что места много! Слушай, а она точно здесь живет?
– Т-точно. У меня след остался – ее рукав…
– А… Вообще мне тут нравится! Эй, а вот это что за штучка?
– Т-ты сюда на экскурсию пришел или п-по делу?
– Ах да! Подымай! На счет «три»… Раз, два – бросили!
Тару со всего размаха опустили на что-то, на ощупь оказавшееся топчаном. Знакомый запах слежавшейся соломы и почти выветрившийся аромат дешевых духов подсказали девушке, что она оказалась в собственной каморке. Спасибо парням и на этом – не бросили валяться в трактире, а доставили до дома. Сейчас они уйдут и…
– Слушай, – судя по хрусту, обладатель жизнерадостного голоса потянулся, – чего-то я устал со всеми этими физическими упражнениями! И есть захотелось… Ты есть хочешь?
– Нет.
– А я хочу. Ладно, я спущусь за бутербродами, а ты, если хочешь, тут посиди… На ее голые коленки полюбуйся…
Хоть и притворялась спящей, Тара почувствовала, что краснеет.
– Н-не смей говорить о ней в та-таком тоне, – прорычал обладатель второго голоса.
– Да ладно, ладно… пошел я. А вы воркуйте, голубки! Интересно, тут есть кухня?
Чуть-чуть приоткрыв глаза, Тара из-под ресниц осторожно окинула взглядом каморку. Сомнений не оставалось – это ее чердачная комнатка. Девушка узнавала мебель, сваленные по углам вещи. На первый взгляд это был обычный чердак, и часть его обстановки составляли вещи, давно выброшенные хозяевами – вернее, хозяйкой – за ненадобностью и ветхостью. Из этих вещей «охотница» и устроила для себя неплохое логово – не слишком тепло зимними ночами, зато крыша не протекает и плата мизерная. Плохо другое – хозяйка упорно придерживалась мнения, что за эти деньги она имеет право лезть в ее жизнь. Столовалась-то девушка у нее, и всякий раз выслушивала очередную порцию нотаций на тему того, чем должна заниматься порядочная девица ее лет. По мнению хозяйки, Тара, уж если с замужеством пока не получается, должна готовиться к монастырю – или к тюрьме, смотря как будет жить дальше. Ибо такая жизнь до добра не доведет и… ну, в общем, понятно!
Зато хозяйка не доносила властям, что у нее на чердаке живет девушка без определенных занятий, которая очень любит носить мужскую одежду, хотя явно не состоит на государственной службе, а также часто уходит и приходит не через дверь, как порядочные люди, а лазит в окошко.
Внизу, на кухне, что-то упало, загрохотало с дребезгом и лязгом, и Тара невольно напряглась.
– Ты п-проснулась, Тариель? – прозвучал голос, от которого девушку мигом пробрала дрожь. Сразу все вспомнив, она рывком села на топчане, сжав руки на груди.
Рядом с нею (хвала всем богам, он сидел, а не лежал, держа ее в объятиях!) обнаружился тот самый голубокожий некрасивый эльф с вертикальными зрачками. Он улыбнулся, протянув к ней руки, и Тара с визгом вскочила, отпрянув.
– Н-не бойся, Тариель, – произнес он. – Я никогда не причиню тебе вреда…
Внизу, на кухне, опять что-то упало, и мужской голос отчетливо помянул матом все кастрюли и чугунки сразу.
– Что там? – Тара решила отвлечь внимание.
– Это? – Фрозинтар скривился, как от зубной боли. – К-карадор…
В следующий миг дом до основания сотряс истошный женский визг.
– Ой, мамочки!
Сорвавшись с места, Тара бросилась к выходу с чердака, напрочь забыв, в каком она виде. Наемник и не подумал ее удерживать.
– Простите, – вякнул Карадор. – Я только хотел… А где у вас тут колбаска? Аа-а-ай!
Глухой удар тяжелым металлическим предметом Тара услышала еще на лестнице и, ворвавшись в кухню, сразу все поняла.
Перепачканный в муке, масле и еще чем-то, не поддающемся определению, Карадор, закрывая макушку обеими руками, носился по кухне туда-сюда, задевая и опрокидывая на пол все то, что пока еще стояло на столах и полках. За ним, рыча не хуже горного льва, гонялась хозяйка дома – неопрятного вида толстуха в нижней сорочке и кое-как повязанной на плечах шали, от души охаживающая эльфа сковородкой.
– Аа-а-а-ййй! – визжал Карадор, козликом перепрыгивая через корзину с репой. – Я больше не буду! Всего-то один бутербродик… с колбаской… мама! Убивают! Спасайте ценного меня!
Подпрыгнув в очередной раз, он задел коленом корзину с яйцами, и толстуха издала такой вопль, что, наверное, пробудила всех соседей. Подхватив упавшую корзину, она от злости запустила ее в незваного гостя, но тот увернулся, и плетеный снаряд прямиком врезался в окно. Раздался веселый звон разбитого стекла.
– Ну вы же разумная женщина! – не сдавался Карадор, заняв выгодную позицию, между ним и его противницей оказался длинный разделочный стол. – Давайте… – он пригнулся, пропуская над головой половник, – поговорим конструктивно!.. Знаете, а вот нож в руке как-то не способствует развитию двустороннего… ой! За что?
Толстуха, убедившись, что нож прочно застрял в стене напротив, запустила в эльфа сковородкой и попала в составленные горкой глиняные миски. Не выдержав столкновения, вся горка с хрустом рухнула на пол.
– Я нечаянно! – Круто развернувшись, Карадор задел локтем квашню с тестом, которое тут же вывалилось поверх черепков. – Погодите, я сейчас все уберу!
Он резко присел, и поэтому бросок табуреткой тоже не достиг цели.
Примерно в это время на сцене и появились Тара и Фрозинтар.
– Привет! – Вынырнув из-за стола, Карадор помахал им ладошкой, перепачканной в тесте. – Объясните же вы ей, что я никакой не грабитель, а гость, и хотел всего лишь нарезать бутербродов!
Круто развернувшись, толстуха чуть ли не нос к носу столкнулась с парочкой. Она сразу увидела то, что захотела увидеть, – голую Тару (из одежды на девушке была лишь наброшенная на плечи мужская куртка) и маячившего за ее спиной второго незнакомца.
– Т-ты… – прохрипела толстуха и заорала так, что из окошка повылетали остатки разбитого стекла, а в доме напротив заплакал ребенок и захлопали ставни.
– Э-э, – Карадор сделал попытку заткнуть уши, но передумал, глядя на испачканные пальцы, – она у тебя всегда такая?
Тара страдальчески кивнула, закатив глаза. По горькому опыту она знала, что если хозяйку чем-то не отвлечь (читай – не заткнуть рот), та будет орать и стенать, пока не поднимет на ноги всех соседей. Причем свои рассчитанные на широкую публику истерики она закатывала по любому поводу. Просто удивительно, как владельцы соседних домов еще не скинулись и не сдали ее за круглую сумму в приют при храме Белого Быка, куда тишком свозили всех, чье душевное состояние вызывало сомнения и подвергало опасности здоровье окружающих.
В это время вперед шагнул Фрозинтар. Отстранив Тару, он взял толстуху за плечи, подтянул к себе и сверху вниз глянул на женщину чуть прищуренными глазами. Та внезапно подавилась криком и уставилась в его вертикальные зрачки. Рот ее продолжал разеваться, но вместо крика из него теперь выходило одно только бульканье.
Несколько секунд продолжался обмен взглядами, после чего наемник быстро и решительно поцеловал толстуху в губы.
– Вот присосался, – прокомментировал Карадор, облизывая с пальцев тесто. – А врал – «жена», «жена»…
Когда поцелуй прервался, толстуха покачнулась, как пьяная, с трудом попыталась сфокусировать взгляд на незваных гостях. Фрозинтар облизнулся, отпуская ее. Он мог бы выпить и больше, но остатки жизненной силы трактирной служанки еще ходили в теле – силы молодой крепкой женщины, а не этой развалины, – да и не была ее энергия такой уж вкусной. Если бы не необходимость и подсознательное желание иметь небольшой запас, на всякий случай, он бы даже не посмотрел в ее сторону.
Хозяйка обвела кухню мутным взглядом, слегка вздрогнула, наткнувшись глазами на наемника и, пошатываясь, направилась прочь.
– Вы это… того, – послышался ее сонный голос, – пойду-ка я, прилягу…
– А бутербродик-то сделать можно? – как ни в чем не бывало крикнул ей вслед Карадор.
Толстуха вяло отмахнулась рукой, чуть не потеряв при этом равновесие, и чувствительно приложилась боком к стене, дальше решила продвигаться на ощупь, как больная или пьяная.
– Уф! Еле выпроводил! – Не обращая внимания на выражение лиц своих спутников, Карадор выдернул ножик из стены и деловым взглядом прошелся по разгромленной кухне. – Та-ак… Совсем забыл, где у нас теперь валяется хлеб?
Подкравшись на цыпочках к двери, король Кейтор задержал дыхание и чуть-чуть приоткрыл ее, опасливо высунув в щелочку самый кончик любопытного носа.
Со вчерашнего дня его приемная изменилась до неузнаваемости. Два окна были сплошь заставлены цветами в фигурных горшках, а портьеры делового сине-зеленого цвета сменили кружевные занавесочки – розовые в голубых разводах. Стол секретаря переехал в дальний угол, а на его месте у окна расположилась оттоманка, вокруг которой были накиданы шелковые подушки. Среди подушек валялись недовышитый рушник, лютня, несколько книг и пустой флакон из-под валерьянки. Справа и слева стояли два столика – один поменьше, сплошь заставленный креманками из-под мороженого, бокалами и вазами с фруктами. Второй побольше, с солидных размеров зеркалом. На нем в три этажа было разложено столько косметики, что вся женская половина дворца давно должна была удавиться от зависти – столько оттенков розовой помады не имелось даже у королевы Лианы! Еще один угол был отгорожен ширмой, расписанной лебедями и незабудками. Возле него красовались сундук с башенкой из шкатулочек и чугунная ванна. Предполагалось, что за этой ширмой благородная леди будет переодеваться и совершать обязательное утреннее омовение. В противоположном углу обнаружился один из придворных котов, привалившийся к стене и рассматривающий свои передние лапы. Рядом с ним валялся второй флакон из-под валерьянки.
Сама леди Мидарель со страдальческим выражением лица, которое еще больше подчеркивалось умело наложенным макияжем, возлежала на оттоманке. Две служанки-альфары хлопотали вокруг госпожи, бросая туда-сюда затравленные взгляды. Одна красила госпоже ногти на ногах, другая пыталась соорудить ей прическу. На подушке сидел паж, тоже альфар, и в ожидании, пока на него обратят внимание, развлекался, как и любой ребенок любой расы, тем, что грыз ногти.
Сидящий за своим столом секретарь выглядел как человек, которого ни за что ни про что приговорили к посажению на кол, причем приговор уже привели в исполнение. Он поймал вопросительный взгляд монарха и еле заметно покачал головой.
– Ты что творишь? – внезапно раздался резкий голос леди Мидарель, и оба – король и секретарь – подпрыгнули от неожиданности. – Ты в какой цвет мне ногти красишь? Я же просила бледно-розовый, а это нежно-фуксиевый! Дура неотесанная! – напустилась эльфийка на служанку. – У меня траур! – Она трагически заломила руки и повысила голос до визга: – Я так страдаю! Я так переживаю! Я испытываю трудности, а ты…
Король Кейтор подавил вздох. Пока что трудности его загнанное в угол величество испытывал в том, что касалось перемещений по своим покоям. Леди Мидарель твердо решила держать руку на пульсе расследования по делу о покушении, что выражалось в том, что эльфийка таскалась за королем, куда бы тот ни пошел, доставая его монологами на тему: «Почему ничего не предпринимается для розысков моего Карадорчика?»
Кончилось все тем, что его величество стал прятаться от «невесты» старого друга где только можно. А выгнать неугомонную эльфийку из дворца было нельзя. Она официально имела статус беженки, что делало ее по новым законам Великой Паннории лицом таким же неприкосновенным, как и посол крайне дружественного государства. Не-ет, надо пересмотреть эти законы и вписать пункт о принудительной экстрадиции отдельных представителей Дивного народа! Ведь Карадор предлагал ему это! Еще год назад предлагал! Как в воду глядел!
«Эх, Карадор, Карадор! Где же ты?»
Кейтор отошел от двери и выглянул в окно. Ему ужасно хотелось в уборную, но выйти он, по понятным причинам, не мог. Хорошо вон тому гвардейцу! Уверенный в том, что его никто не видит, отошел за кустики, отвернулся к дереву и делает свое дело!
Бросив последний взгляд на двери и прислушавшись к доносящемуся оттуда визгу леди Мидарель, король распахнул окно и решительно сел на подоконник, снял камзол, чтобы не мешал спускаться по лепному карнизу.
Тара шла по улице, держа на локте корзину для покупок.
Много ролей пришлось играть девушке – когда ты последние десять лет живешь на улице, кем только не приходится притворяться! Но чтобы вот так, нарядившись в «порядочное» платье – свое единственное платье, надо сказать! – идти по улице, как какая-нибудь горожанка, отправляющаяся на рынок за покупками? И смех, и грех! Парни из «стаи» увидят – засмеют!
А покупок предстояло сделать много. После того как на кухне похозяйничал Карадор, в доме не осталось ни муки, ни масла, ни яиц, ни соли, ни многострадальной колбасы. Ну, кто бы мог подумать, что в тощего – кожа да кости! – эльфа влезут целая палка колбасы и почти полный каравай хлеба? Собственно, из всех продуктов пригодными в пищу оставались только овощи – отмытые от молочно-яично-мучной смеси, они тремя сиротливыми горками высились на столе. К слову сказать, пока Тара наводила порядок, Карадор успел вдвое уменьшить запасы моркови и репы, причем последнюю он грыз вместе с кожурой.
Сами эльфы, которых теперь полагалось чем-то кормить, сидели на чердаке практически взаперти. Фрозинтар заикнулся было, что должен сопровождать «леди Тариель», но девушка приказала ему сторожить Карадора, пока тот еще что-нибудь не выкинул.
А то ведь рано утром этот ненормальный отправился в обход всех соседей с объяснениями ночных событий. И добро бы произнес стандартный монолог из серии: «Люди добрые, сами мы не местные! Дом сгорел, вещи разбежались… Помогите, кто чем может…» Так нет же! Он с чувством, толком и расстановкой пустился в подробный рассказ о своих приключениях! Монолог, который произносился на пороге практически каждого дома, звучал примерно так:
– Здрассьте! А вы чего, тут живете? Как интересно! А вот это чего? Ой, а потрогать можно? Нет? А почему? Ну и ладно, как хотите… А я во-он там теперь живу, у Тары. Ну, то есть не совсем живу. Я у нее как бы скрываюсь… Меня Карадором зовут. Я – эльф. Честно-честно, самый настоящий! Я раньше на Радужном Архипелаге жил, но меня дядя оттуда выгнал. Я, понимаете ли, пацифист, а он считает… Нет, это не заразная болезнь! Я знаю, я у настоящего некроманта консультировался. Он говорит, что пацифизм даже по наследству не передается… Так о чем это я? Ах да! Я скрываюсь! Понимаете ли, меня хотят арестовать… Кто-кто… Тайная служба, вот кто! Я ведь там работал какое-то время… Да, я настоящий тайный страж его величества! Если что, обращайтесь, всех преступников выведем на чистую воду… То есть потом выведем, а сейчас мне надо ненадолго скрыться, потому что я принца Даральда убил…
И так далее. В конце концов Таре пришлось сочинить байку о том, что это всего лишь ее брат, который недавно приехал из глухой деревни. Он с детства на голову ущербный – они раньше с приятелями, когда детьми были, все любили игрища устраивать. Ну, наряжались по-всякому и изображали кто эльфов, кто троллей, кто орков. Целые представления разыгрывали и даже «воевали» с соседней деревней, где были свои «эльфы» и «гномы». Потом бывшие игроки выросли, обзавелись семьями и забыли про детскую блажь, а этого, видать, на каком-то игрище крепко деревянной палкой с надписью «зачарованный меч» приложили – он до сих пор себя воображает эльфом и в одиночку носится по старому пустырю, размахивая дубиной. Вот его в город и направили – дескать, там есть хорошие целители, так пусть они парню мозги на место и поставят. А вчера ему на новом месте приснилось, что он в замке, который штурмует орда троллей. Вот больной на весь череп парень и устроил «Великую битву с Силами зла».
И теперь Тара, как какая-нибудь добропорядочная мать семейства (слово-то какое смешное – добропорядочная!) шла на базар, чтобы потратить все свои сбережения на прокорм двух ненормальных нелюдей. При этом Фрозинтара девушка откровенно боялась – именно из-за многочисленных заверений наемника, что она на самом деле его жена, с которой его насильно разлучили и над памятью которой наверняка поработали маги. Все возражения девушки – что она слишком молода и ничего не помнит о каком-то замужестве, что она полукровка и вообще… – он отметал, объясняя это действием враждебных сил. Мол, на самом деле ей намного больше лет (чуть ли не семь тысяч с хвостиком), а что выглядит как типичная полукровка, так это и есть магия – ей нарочно изменили внешность и дали другую память.
Таре все это решительно не нравилось. Она и на базар-то пошла не столько из желания как-то подольститься к квартирной хозяйке, сколько для того, чтобы хоть ненадолго остаться одной и подумать, как жить дальше.
От эльфов надо избавляться, не вопрос. Только как? Просто за порог не выставишь – это совершенно нереально. Сбежать самой? Но куда? Этот упырь, якобы муженек, ее обязательно отыщет – по его словам, между ними нерушимая связь, которая позволит найти супругу. И еще неизвестно, что он тогда с нею сделает, если поймает! В страшных сказках, которыми развлекали друг друга сироты в приюте, упоминалась жестокая месть Упыря своей неверной невесте – он как минимум пробирался к ней на свадьбу и убивал жениха, отрывая ему голову.
На базарной площади было много народа. Лоточники выставили свой товар – кто на выстроенных рядами прилавках, кто на скамьях, кто просто так, где придется. День сегодня был, увы, не базарный, и большая часть горожан просто бродила туда-сюда.
Особенно много народа толпилось возле помоста, где обычно проводили публичные казни. Во времена правления короля Кейтора наступило кое-какое изменение в судебной практике. Казнили меньше народа, зато всякие там позорные столбы, порка, клеймение и другие демонстративные расправы стали часты. Все они проходили именно здесь, а на площади Справедливости теперь приводились в исполнение только смертные приговоры.
Тара из любопытства свернула в ту сторону – поскольку она была грамотной, приятели часто просили ее прочитать, что за объявления висят тут и там. И, уже подходя, она услышала громкий усталый голос, видимо, в который раз повторявший одно и то же:
– Эльф это, Карадором его звать… Разыскивается по подозрению в убийстве его высочества наследного принца Даральда…
Тара прикусила губу и стала осторожно пробираться к стражнику в форме Тайной службы, который, одним глазом то и дело сверяясь с пергаментом, давал народу разъяснения.
– А кто означенного эльфа где увидит, должен немедля спешить в Тайную службу с донесением, – как раз в это время чуть ли не по памяти зачитывал он. – Его величество король Кейтор Первый Паннорский установил награду за сведения о Карадоре по прозвищу Шутник – целых сто золотых подковок.
Сто подковок! Тара ойкнула. Она сроду таких денег в руках не держала. Даже когда им удалось ограбить купца сразу после свершения им удачной сделки, выяснилось, что у него при себе только полсотни подковок, причем не все золотые, были и серебряные, и железные. Это какое же богатство у нее на чердаке! С такими деньгами она может… она может…
Голова у девушки пошла кругом от радужных надежд, и она решительно протолкалась к стражнику, подергала его за локоть.
– Чего тебе?
– А если я знаю, где этот Карадор сидит, что мне за это будет?
Уж если откровенно, то Карадор нигде не сидел – как раз в это время он кругами носился по чердаку и разве что ногами не топал.
– Нет, я так не могу! – вещал он развалившемуся на топчане Фрозинтару. – Вот чего ты разлегся? Что разлегся, я тебя спрашиваю? У тебя что, дел никаких нет?
Наемник чистил кинжалом ногти и не сразу удостоил собеседника ответом.
– П-почему нет? Есть…
– Да? И какие?
– Одно. Са-самое важное. – Фрозинтар решил не выкладывать всю подноготную. «Объект» до самого последнего момента не должен был ни о чем догадываться. Насколько он успел узнать своего подопечного, лучше всего подстроить смерть от несчастного случая. Кирпич на голову упадет, лошадь споткнется и неудачно свалит его в глубокий колодец, мясо в трактире подадут несвежее… хотя нет, организм эльфов не так восприимчив к яду, как человеческий. Эльфа просто невозможно накормить тухлятиной так, чтобы он этого не заметил. Разве что в вино что-то подлить, но яд нужного состава еще надо где-то достать!
– У меня всего одно д-дело, – промолвил наемник. – Вернуть Т-тариель память. Моя жена ждала меня с-слишком долго. Я не могу заставлять ее ждать еще.
– «Твоя жена»! «Твоя жена»! – передразнил Карадор. – Она девчонка красивая, но вряд ли ты ей очень уж нравишься! Из-за чего вы хоть расстались?
Наемник прикрыл глаза. Эти слова он слышал всего один раз, но запомнил на всю жизнь. Хотели или нет его палачи, он не потерял память после свершения казни…
– За то, что ты натворил, тебя мало казнить. В мире нет такой кары, которая подходила бы тебе…
– Значит, вы меня не убьете?
Судьи переглянулись. Стискивающий лоб обруч мешал ему, но он знал, что сейчас они обмениваются мыслями.
– Не убьем, – кивнул один из них. – Но и в живых ты не останешься!
– Нет. – Одна из судий, относительно молодая женщина, встала с места. – Это слишком жестоко…
– Поверьте, миледи, ЭТО – еще милосердие с нашей стороны! – Председательствующий на судилище отец Тариель улыбнулся, и подсудимому захотелось задушить его за одну эту улыбку.
Милосердие… Фрозинтар поднял руку с растопыренными пальцами, посмотрел на свет. Энергии в нем было пока достаточно, и он выглядел нормально, но что станет, когда она пойдет на убыль?
– Ей за-запретил отец, – с неохотой выдавил наемник, понимая, что должен сказать хоть что-то – слишком большими и вопросительными глазами смотрел на него Карадор.
– Из-за того, что ты стал вампиром?
Простые слова были подобны взрыву. Фрозинтара смело с места. Он одним прыжком добрался до Карадора и встряхнул того за грудки.
– За-запомни т-ты, – слова давались с трудом, – эльфы н-никогд-да не становятся в-вамп-пирами! Д-д-другая г-генетика…
– Точно? – Карадор невинно захлопал ресницами. – Понимаешь, у меня в детстве книжка была. «Принцесса и вампир» называлась… Такой рыцарский роман. Они должны были пожениться, но рыцарь уехал куда-то в странствия по белу свету, и где-то там, в другой стране, его превратили в вампира. Он вернулся, но его возлюбленная… Погоди-погоди, как же его звали? Фа…Фо…Фря…Фло… Это не про тебя случайно?
– Н-нет, – выдохнул наемник, с сожалением выпуская воротник его туники. – Я не был рыцарем. Я б-был ученым. Это был очень рискованный эксперимент…
– По превращению эльфов в вампиров?
– Сл-лушай, может быть, ты заткнешься? Тебе все равно н-не понять… А, ладно, – он обреченно махнул рукой, – я изучал межмировые пласты, хотел постичь м-механику взаимодействия разных слоев реальности… – Эльф сделал расплывчатый жест. – Я хотел п-построить Портал, который ведет не в д-другую часть нашего материка, не на другой континент или на острова, а в д-другую эпоху или…
– Путешествия во времени, да? – выдохнул Карадор с восторгом ребенка, которому наконец-то рассказали сказку.
– П-путешествия в параллельные миры! – отрезал Фрозинтар. – Наши Покровители пришли из д-другого измерения!
– Враки!
– Мне с-сказали то же самое. Тогда я решил доказать, и…
Наемник обреченно отмахнулся, прервал сам себя. Откровенничать дальше смысла не имело. Что на него нашло? Столько лет он молчал, никому даже не заикался о том, за что был приговорен к вечности. А что теперь? Неужели близость Тариель так подействовала на него? Мальчишка был прав – он не профессионал. Настоящий охотник за головами так бы никогда не раскрылся перед «объектом».
«Это мое последнее задание! – напомнил он себе. – Я подстрою Карадору несчастный случай, добуду доказательства его смерти, потом расторгну договор с хозяином, получу назад мою жизнь, верну Тариель память и заживу… За-жи-ву!» – последнее слово он произнес чуть ли не вслух, примеряя его на вкус. Жить – как это здорово! Жить по-настоящему. Пить вино и есть хлеб, чувствовать, ощущать тепло и мягкость женского тела, жару и холод, боль и усталость, вспотеть, выполняя свою мужскую работу, и девять месяцев спустя взять на руки дрожащий мокрый комочек…
«Никогда больше не буду пить! – была первая мысль после пробуждения. – Никогда, ни за что, тем более в такой компании!.. Пусть хоть зарежут! Все!»
Пробуждение, надо сказать, вышло не из приятных. А что может быть хуже для страдающего с похмелья, чем то, что он чувствует, что его, вместо того, чтобы оставить в покое и дать спокойно умереть от сушняка и головной боли, куда-то тащат, схватив за руки и за ноги? При этом поминутно переворачивают, подхватывают, подпирая в поясницу коленом, разве что не волокут, как мешок, пытаются катить и при этом комментируют свои действия двухголосым шепотом:
– Куда ты ее тащишь? Да не ногами вперед! Разворачивай… Блин, застряла! Ну-ка, подержи…
– Т-ты чего?
– Так надо… Во, сейчас пройдет… Ну-ка, дружно! Еще, взяли!
– Ты ей в-волосы отдавил!
– Главное, что не оторвал… Да перехвати ты ее покрепче! Не стеклянная!.. Давай-давай, заноси…
– С-слушай, ты чего раскомандовался?
– С того, что я лучше знаю, как надо транспортировать девушек!
– Ну и как?
– Как-как… Нежно! Во, все, прошла! А тут ничего… Уютненько! Темновато, ну да жить можно! Главное, что места много! Слушай, а она точно здесь живет?
– Т-точно. У меня след остался – ее рукав…
– А… Вообще мне тут нравится! Эй, а вот это что за штучка?
– Т-ты сюда на экскурсию пришел или п-по делу?
– Ах да! Подымай! На счет «три»… Раз, два – бросили!
Тару со всего размаха опустили на что-то, на ощупь оказавшееся топчаном. Знакомый запах слежавшейся соломы и почти выветрившийся аромат дешевых духов подсказали девушке, что она оказалась в собственной каморке. Спасибо парням и на этом – не бросили валяться в трактире, а доставили до дома. Сейчас они уйдут и…
– Слушай, – судя по хрусту, обладатель жизнерадостного голоса потянулся, – чего-то я устал со всеми этими физическими упражнениями! И есть захотелось… Ты есть хочешь?
– Нет.
– А я хочу. Ладно, я спущусь за бутербродами, а ты, если хочешь, тут посиди… На ее голые коленки полюбуйся…
Хоть и притворялась спящей, Тара почувствовала, что краснеет.
– Н-не смей говорить о ней в та-таком тоне, – прорычал обладатель второго голоса.
– Да ладно, ладно… пошел я. А вы воркуйте, голубки! Интересно, тут есть кухня?
Чуть-чуть приоткрыв глаза, Тара из-под ресниц осторожно окинула взглядом каморку. Сомнений не оставалось – это ее чердачная комнатка. Девушка узнавала мебель, сваленные по углам вещи. На первый взгляд это был обычный чердак, и часть его обстановки составляли вещи, давно выброшенные хозяевами – вернее, хозяйкой – за ненадобностью и ветхостью. Из этих вещей «охотница» и устроила для себя неплохое логово – не слишком тепло зимними ночами, зато крыша не протекает и плата мизерная. Плохо другое – хозяйка упорно придерживалась мнения, что за эти деньги она имеет право лезть в ее жизнь. Столовалась-то девушка у нее, и всякий раз выслушивала очередную порцию нотаций на тему того, чем должна заниматься порядочная девица ее лет. По мнению хозяйки, Тара, уж если с замужеством пока не получается, должна готовиться к монастырю – или к тюрьме, смотря как будет жить дальше. Ибо такая жизнь до добра не доведет и… ну, в общем, понятно!
Зато хозяйка не доносила властям, что у нее на чердаке живет девушка без определенных занятий, которая очень любит носить мужскую одежду, хотя явно не состоит на государственной службе, а также часто уходит и приходит не через дверь, как порядочные люди, а лазит в окошко.
Внизу, на кухне, что-то упало, загрохотало с дребезгом и лязгом, и Тара невольно напряглась.
– Ты п-проснулась, Тариель? – прозвучал голос, от которого девушку мигом пробрала дрожь. Сразу все вспомнив, она рывком села на топчане, сжав руки на груди.
Рядом с нею (хвала всем богам, он сидел, а не лежал, держа ее в объятиях!) обнаружился тот самый голубокожий некрасивый эльф с вертикальными зрачками. Он улыбнулся, протянув к ней руки, и Тара с визгом вскочила, отпрянув.
– Н-не бойся, Тариель, – произнес он. – Я никогда не причиню тебе вреда…
Внизу, на кухне, опять что-то упало, и мужской голос отчетливо помянул матом все кастрюли и чугунки сразу.
– Что там? – Тара решила отвлечь внимание.
– Это? – Фрозинтар скривился, как от зубной боли. – К-карадор…
В следующий миг дом до основания сотряс истошный женский визг.
– Ой, мамочки!
Сорвавшись с места, Тара бросилась к выходу с чердака, напрочь забыв, в каком она виде. Наемник и не подумал ее удерживать.
– Простите, – вякнул Карадор. – Я только хотел… А где у вас тут колбаска? Аа-а-ай!
Глухой удар тяжелым металлическим предметом Тара услышала еще на лестнице и, ворвавшись в кухню, сразу все поняла.
Перепачканный в муке, масле и еще чем-то, не поддающемся определению, Карадор, закрывая макушку обеими руками, носился по кухне туда-сюда, задевая и опрокидывая на пол все то, что пока еще стояло на столах и полках. За ним, рыча не хуже горного льва, гонялась хозяйка дома – неопрятного вида толстуха в нижней сорочке и кое-как повязанной на плечах шали, от души охаживающая эльфа сковородкой.
– Аа-а-а-ййй! – визжал Карадор, козликом перепрыгивая через корзину с репой. – Я больше не буду! Всего-то один бутербродик… с колбаской… мама! Убивают! Спасайте ценного меня!
Подпрыгнув в очередной раз, он задел коленом корзину с яйцами, и толстуха издала такой вопль, что, наверное, пробудила всех соседей. Подхватив упавшую корзину, она от злости запустила ее в незваного гостя, но тот увернулся, и плетеный снаряд прямиком врезался в окно. Раздался веселый звон разбитого стекла.
– Ну вы же разумная женщина! – не сдавался Карадор, заняв выгодную позицию, между ним и его противницей оказался длинный разделочный стол. – Давайте… – он пригнулся, пропуская над головой половник, – поговорим конструктивно!.. Знаете, а вот нож в руке как-то не способствует развитию двустороннего… ой! За что?
Толстуха, убедившись, что нож прочно застрял в стене напротив, запустила в эльфа сковородкой и попала в составленные горкой глиняные миски. Не выдержав столкновения, вся горка с хрустом рухнула на пол.
– Я нечаянно! – Круто развернувшись, Карадор задел локтем квашню с тестом, которое тут же вывалилось поверх черепков. – Погодите, я сейчас все уберу!
Он резко присел, и поэтому бросок табуреткой тоже не достиг цели.
Примерно в это время на сцене и появились Тара и Фрозинтар.
– Привет! – Вынырнув из-за стола, Карадор помахал им ладошкой, перепачканной в тесте. – Объясните же вы ей, что я никакой не грабитель, а гость, и хотел всего лишь нарезать бутербродов!
Круто развернувшись, толстуха чуть ли не нос к носу столкнулась с парочкой. Она сразу увидела то, что захотела увидеть, – голую Тару (из одежды на девушке была лишь наброшенная на плечи мужская куртка) и маячившего за ее спиной второго незнакомца.
– Т-ты… – прохрипела толстуха и заорала так, что из окошка повылетали остатки разбитого стекла, а в доме напротив заплакал ребенок и захлопали ставни.
– Э-э, – Карадор сделал попытку заткнуть уши, но передумал, глядя на испачканные пальцы, – она у тебя всегда такая?
Тара страдальчески кивнула, закатив глаза. По горькому опыту она знала, что если хозяйку чем-то не отвлечь (читай – не заткнуть рот), та будет орать и стенать, пока не поднимет на ноги всех соседей. Причем свои рассчитанные на широкую публику истерики она закатывала по любому поводу. Просто удивительно, как владельцы соседних домов еще не скинулись и не сдали ее за круглую сумму в приют при храме Белого Быка, куда тишком свозили всех, чье душевное состояние вызывало сомнения и подвергало опасности здоровье окружающих.
В это время вперед шагнул Фрозинтар. Отстранив Тару, он взял толстуху за плечи, подтянул к себе и сверху вниз глянул на женщину чуть прищуренными глазами. Та внезапно подавилась криком и уставилась в его вертикальные зрачки. Рот ее продолжал разеваться, но вместо крика из него теперь выходило одно только бульканье.
Несколько секунд продолжался обмен взглядами, после чего наемник быстро и решительно поцеловал толстуху в губы.
– Вот присосался, – прокомментировал Карадор, облизывая с пальцев тесто. – А врал – «жена», «жена»…
Когда поцелуй прервался, толстуха покачнулась, как пьяная, с трудом попыталась сфокусировать взгляд на незваных гостях. Фрозинтар облизнулся, отпуская ее. Он мог бы выпить и больше, но остатки жизненной силы трактирной служанки еще ходили в теле – силы молодой крепкой женщины, а не этой развалины, – да и не была ее энергия такой уж вкусной. Если бы не необходимость и подсознательное желание иметь небольшой запас, на всякий случай, он бы даже не посмотрел в ее сторону.
Хозяйка обвела кухню мутным взглядом, слегка вздрогнула, наткнувшись глазами на наемника и, пошатываясь, направилась прочь.
– Вы это… того, – послышался ее сонный голос, – пойду-ка я, прилягу…
– А бутербродик-то сделать можно? – как ни в чем не бывало крикнул ей вслед Карадор.
Толстуха вяло отмахнулась рукой, чуть не потеряв при этом равновесие, и чувствительно приложилась боком к стене, дальше решила продвигаться на ощупь, как больная или пьяная.
– Уф! Еле выпроводил! – Не обращая внимания на выражение лиц своих спутников, Карадор выдернул ножик из стены и деловым взглядом прошелся по разгромленной кухне. – Та-ак… Совсем забыл, где у нас теперь валяется хлеб?
Подкравшись на цыпочках к двери, король Кейтор задержал дыхание и чуть-чуть приоткрыл ее, опасливо высунув в щелочку самый кончик любопытного носа.
Со вчерашнего дня его приемная изменилась до неузнаваемости. Два окна были сплошь заставлены цветами в фигурных горшках, а портьеры делового сине-зеленого цвета сменили кружевные занавесочки – розовые в голубых разводах. Стол секретаря переехал в дальний угол, а на его месте у окна расположилась оттоманка, вокруг которой были накиданы шелковые подушки. Среди подушек валялись недовышитый рушник, лютня, несколько книг и пустой флакон из-под валерьянки. Справа и слева стояли два столика – один поменьше, сплошь заставленный креманками из-под мороженого, бокалами и вазами с фруктами. Второй побольше, с солидных размеров зеркалом. На нем в три этажа было разложено столько косметики, что вся женская половина дворца давно должна была удавиться от зависти – столько оттенков розовой помады не имелось даже у королевы Лианы! Еще один угол был отгорожен ширмой, расписанной лебедями и незабудками. Возле него красовались сундук с башенкой из шкатулочек и чугунная ванна. Предполагалось, что за этой ширмой благородная леди будет переодеваться и совершать обязательное утреннее омовение. В противоположном углу обнаружился один из придворных котов, привалившийся к стене и рассматривающий свои передние лапы. Рядом с ним валялся второй флакон из-под валерьянки.
Сама леди Мидарель со страдальческим выражением лица, которое еще больше подчеркивалось умело наложенным макияжем, возлежала на оттоманке. Две служанки-альфары хлопотали вокруг госпожи, бросая туда-сюда затравленные взгляды. Одна красила госпоже ногти на ногах, другая пыталась соорудить ей прическу. На подушке сидел паж, тоже альфар, и в ожидании, пока на него обратят внимание, развлекался, как и любой ребенок любой расы, тем, что грыз ногти.
Сидящий за своим столом секретарь выглядел как человек, которого ни за что ни про что приговорили к посажению на кол, причем приговор уже привели в исполнение. Он поймал вопросительный взгляд монарха и еле заметно покачал головой.
– Ты что творишь? – внезапно раздался резкий голос леди Мидарель, и оба – король и секретарь – подпрыгнули от неожиданности. – Ты в какой цвет мне ногти красишь? Я же просила бледно-розовый, а это нежно-фуксиевый! Дура неотесанная! – напустилась эльфийка на служанку. – У меня траур! – Она трагически заломила руки и повысила голос до визга: – Я так страдаю! Я так переживаю! Я испытываю трудности, а ты…
Король Кейтор подавил вздох. Пока что трудности его загнанное в угол величество испытывал в том, что касалось перемещений по своим покоям. Леди Мидарель твердо решила держать руку на пульсе расследования по делу о покушении, что выражалось в том, что эльфийка таскалась за королем, куда бы тот ни пошел, доставая его монологами на тему: «Почему ничего не предпринимается для розысков моего Карадорчика?»
Кончилось все тем, что его величество стал прятаться от «невесты» старого друга где только можно. А выгнать неугомонную эльфийку из дворца было нельзя. Она официально имела статус беженки, что делало ее по новым законам Великой Паннории лицом таким же неприкосновенным, как и посол крайне дружественного государства. Не-ет, надо пересмотреть эти законы и вписать пункт о принудительной экстрадиции отдельных представителей Дивного народа! Ведь Карадор предлагал ему это! Еще год назад предлагал! Как в воду глядел!
«Эх, Карадор, Карадор! Где же ты?»
Кейтор отошел от двери и выглянул в окно. Ему ужасно хотелось в уборную, но выйти он, по понятным причинам, не мог. Хорошо вон тому гвардейцу! Уверенный в том, что его никто не видит, отошел за кустики, отвернулся к дереву и делает свое дело!
Бросив последний взгляд на двери и прислушавшись к доносящемуся оттуда визгу леди Мидарель, король распахнул окно и решительно сел на подоконник, снял камзол, чтобы не мешал спускаться по лепному карнизу.
Тара шла по улице, держа на локте корзину для покупок.
Много ролей пришлось играть девушке – когда ты последние десять лет живешь на улице, кем только не приходится притворяться! Но чтобы вот так, нарядившись в «порядочное» платье – свое единственное платье, надо сказать! – идти по улице, как какая-нибудь горожанка, отправляющаяся на рынок за покупками? И смех, и грех! Парни из «стаи» увидят – засмеют!
А покупок предстояло сделать много. После того как на кухне похозяйничал Карадор, в доме не осталось ни муки, ни масла, ни яиц, ни соли, ни многострадальной колбасы. Ну, кто бы мог подумать, что в тощего – кожа да кости! – эльфа влезут целая палка колбасы и почти полный каравай хлеба? Собственно, из всех продуктов пригодными в пищу оставались только овощи – отмытые от молочно-яично-мучной смеси, они тремя сиротливыми горками высились на столе. К слову сказать, пока Тара наводила порядок, Карадор успел вдвое уменьшить запасы моркови и репы, причем последнюю он грыз вместе с кожурой.
Сами эльфы, которых теперь полагалось чем-то кормить, сидели на чердаке практически взаперти. Фрозинтар заикнулся было, что должен сопровождать «леди Тариель», но девушка приказала ему сторожить Карадора, пока тот еще что-нибудь не выкинул.
А то ведь рано утром этот ненормальный отправился в обход всех соседей с объяснениями ночных событий. И добро бы произнес стандартный монолог из серии: «Люди добрые, сами мы не местные! Дом сгорел, вещи разбежались… Помогите, кто чем может…» Так нет же! Он с чувством, толком и расстановкой пустился в подробный рассказ о своих приключениях! Монолог, который произносился на пороге практически каждого дома, звучал примерно так:
– Здрассьте! А вы чего, тут живете? Как интересно! А вот это чего? Ой, а потрогать можно? Нет? А почему? Ну и ладно, как хотите… А я во-он там теперь живу, у Тары. Ну, то есть не совсем живу. Я у нее как бы скрываюсь… Меня Карадором зовут. Я – эльф. Честно-честно, самый настоящий! Я раньше на Радужном Архипелаге жил, но меня дядя оттуда выгнал. Я, понимаете ли, пацифист, а он считает… Нет, это не заразная болезнь! Я знаю, я у настоящего некроманта консультировался. Он говорит, что пацифизм даже по наследству не передается… Так о чем это я? Ах да! Я скрываюсь! Понимаете ли, меня хотят арестовать… Кто-кто… Тайная служба, вот кто! Я ведь там работал какое-то время… Да, я настоящий тайный страж его величества! Если что, обращайтесь, всех преступников выведем на чистую воду… То есть потом выведем, а сейчас мне надо ненадолго скрыться, потому что я принца Даральда убил…
И так далее. В конце концов Таре пришлось сочинить байку о том, что это всего лишь ее брат, который недавно приехал из глухой деревни. Он с детства на голову ущербный – они раньше с приятелями, когда детьми были, все любили игрища устраивать. Ну, наряжались по-всякому и изображали кто эльфов, кто троллей, кто орков. Целые представления разыгрывали и даже «воевали» с соседней деревней, где были свои «эльфы» и «гномы». Потом бывшие игроки выросли, обзавелись семьями и забыли про детскую блажь, а этого, видать, на каком-то игрище крепко деревянной палкой с надписью «зачарованный меч» приложили – он до сих пор себя воображает эльфом и в одиночку носится по старому пустырю, размахивая дубиной. Вот его в город и направили – дескать, там есть хорошие целители, так пусть они парню мозги на место и поставят. А вчера ему на новом месте приснилось, что он в замке, который штурмует орда троллей. Вот больной на весь череп парень и устроил «Великую битву с Силами зла».
И теперь Тара, как какая-нибудь добропорядочная мать семейства (слово-то какое смешное – добропорядочная!) шла на базар, чтобы потратить все свои сбережения на прокорм двух ненормальных нелюдей. При этом Фрозинтара девушка откровенно боялась – именно из-за многочисленных заверений наемника, что она на самом деле его жена, с которой его насильно разлучили и над памятью которой наверняка поработали маги. Все возражения девушки – что она слишком молода и ничего не помнит о каком-то замужестве, что она полукровка и вообще… – он отметал, объясняя это действием враждебных сил. Мол, на самом деле ей намного больше лет (чуть ли не семь тысяч с хвостиком), а что выглядит как типичная полукровка, так это и есть магия – ей нарочно изменили внешность и дали другую память.
Таре все это решительно не нравилось. Она и на базар-то пошла не столько из желания как-то подольститься к квартирной хозяйке, сколько для того, чтобы хоть ненадолго остаться одной и подумать, как жить дальше.
От эльфов надо избавляться, не вопрос. Только как? Просто за порог не выставишь – это совершенно нереально. Сбежать самой? Но куда? Этот упырь, якобы муженек, ее обязательно отыщет – по его словам, между ними нерушимая связь, которая позволит найти супругу. И еще неизвестно, что он тогда с нею сделает, если поймает! В страшных сказках, которыми развлекали друг друга сироты в приюте, упоминалась жестокая месть Упыря своей неверной невесте – он как минимум пробирался к ней на свадьбу и убивал жениха, отрывая ему голову.
На базарной площади было много народа. Лоточники выставили свой товар – кто на выстроенных рядами прилавках, кто на скамьях, кто просто так, где придется. День сегодня был, увы, не базарный, и большая часть горожан просто бродила туда-сюда.
Особенно много народа толпилось возле помоста, где обычно проводили публичные казни. Во времена правления короля Кейтора наступило кое-какое изменение в судебной практике. Казнили меньше народа, зато всякие там позорные столбы, порка, клеймение и другие демонстративные расправы стали часты. Все они проходили именно здесь, а на площади Справедливости теперь приводились в исполнение только смертные приговоры.
Тара из любопытства свернула в ту сторону – поскольку она была грамотной, приятели часто просили ее прочитать, что за объявления висят тут и там. И, уже подходя, она услышала громкий усталый голос, видимо, в который раз повторявший одно и то же:
– Эльф это, Карадором его звать… Разыскивается по подозрению в убийстве его высочества наследного принца Даральда…
Тара прикусила губу и стала осторожно пробираться к стражнику в форме Тайной службы, который, одним глазом то и дело сверяясь с пергаментом, давал народу разъяснения.
– А кто означенного эльфа где увидит, должен немедля спешить в Тайную службу с донесением, – как раз в это время чуть ли не по памяти зачитывал он. – Его величество король Кейтор Первый Паннорский установил награду за сведения о Карадоре по прозвищу Шутник – целых сто золотых подковок.
Сто подковок! Тара ойкнула. Она сроду таких денег в руках не держала. Даже когда им удалось ограбить купца сразу после свершения им удачной сделки, выяснилось, что у него при себе только полсотни подковок, причем не все золотые, были и серебряные, и железные. Это какое же богатство у нее на чердаке! С такими деньгами она может… она может…
Голова у девушки пошла кругом от радужных надежд, и она решительно протолкалась к стражнику, подергала его за локоть.
– Чего тебе?
– А если я знаю, где этот Карадор сидит, что мне за это будет?
Уж если откровенно, то Карадор нигде не сидел – как раз в это время он кругами носился по чердаку и разве что ногами не топал.
– Нет, я так не могу! – вещал он развалившемуся на топчане Фрозинтару. – Вот чего ты разлегся? Что разлегся, я тебя спрашиваю? У тебя что, дел никаких нет?
Наемник чистил кинжалом ногти и не сразу удостоил собеседника ответом.
– П-почему нет? Есть…
– Да? И какие?
– Одно. Са-самое важное. – Фрозинтар решил не выкладывать всю подноготную. «Объект» до самого последнего момента не должен был ни о чем догадываться. Насколько он успел узнать своего подопечного, лучше всего подстроить смерть от несчастного случая. Кирпич на голову упадет, лошадь споткнется и неудачно свалит его в глубокий колодец, мясо в трактире подадут несвежее… хотя нет, организм эльфов не так восприимчив к яду, как человеческий. Эльфа просто невозможно накормить тухлятиной так, чтобы он этого не заметил. Разве что в вино что-то подлить, но яд нужного состава еще надо где-то достать!
– У меня всего одно д-дело, – промолвил наемник. – Вернуть Т-тариель память. Моя жена ждала меня с-слишком долго. Я не могу заставлять ее ждать еще.
– «Твоя жена»! «Твоя жена»! – передразнил Карадор. – Она девчонка красивая, но вряд ли ты ей очень уж нравишься! Из-за чего вы хоть расстались?
Наемник прикрыл глаза. Эти слова он слышал всего один раз, но запомнил на всю жизнь. Хотели или нет его палачи, он не потерял память после свершения казни…
– За то, что ты натворил, тебя мало казнить. В мире нет такой кары, которая подходила бы тебе…
– Значит, вы меня не убьете?
Судьи переглянулись. Стискивающий лоб обруч мешал ему, но он знал, что сейчас они обмениваются мыслями.
– Не убьем, – кивнул один из них. – Но и в живых ты не останешься!
– Нет. – Одна из судий, относительно молодая женщина, встала с места. – Это слишком жестоко…
– Поверьте, миледи, ЭТО – еще милосердие с нашей стороны! – Председательствующий на судилище отец Тариель улыбнулся, и подсудимому захотелось задушить его за одну эту улыбку.
Милосердие… Фрозинтар поднял руку с растопыренными пальцами, посмотрел на свет. Энергии в нем было пока достаточно, и он выглядел нормально, но что станет, когда она пойдет на убыль?
– Ей за-запретил отец, – с неохотой выдавил наемник, понимая, что должен сказать хоть что-то – слишком большими и вопросительными глазами смотрел на него Карадор.
– Из-за того, что ты стал вампиром?
Простые слова были подобны взрыву. Фрозинтара смело с места. Он одним прыжком добрался до Карадора и встряхнул того за грудки.
– За-запомни т-ты, – слова давались с трудом, – эльфы н-никогд-да не становятся в-вамп-пирами! Д-д-другая г-генетика…
– Точно? – Карадор невинно захлопал ресницами. – Понимаешь, у меня в детстве книжка была. «Принцесса и вампир» называлась… Такой рыцарский роман. Они должны были пожениться, но рыцарь уехал куда-то в странствия по белу свету, и где-то там, в другой стране, его превратили в вампира. Он вернулся, но его возлюбленная… Погоди-погоди, как же его звали? Фа…Фо…Фря…Фло… Это не про тебя случайно?
– Н-нет, – выдохнул наемник, с сожалением выпуская воротник его туники. – Я не был рыцарем. Я б-был ученым. Это был очень рискованный эксперимент…
– По превращению эльфов в вампиров?
– Сл-лушай, может быть, ты заткнешься? Тебе все равно н-не понять… А, ладно, – он обреченно махнул рукой, – я изучал межмировые пласты, хотел постичь м-механику взаимодействия разных слоев реальности… – Эльф сделал расплывчатый жест. – Я хотел п-построить Портал, который ведет не в д-другую часть нашего материка, не на другой континент или на острова, а в д-другую эпоху или…
– Путешествия во времени, да? – выдохнул Карадор с восторгом ребенка, которому наконец-то рассказали сказку.
– П-путешествия в параллельные миры! – отрезал Фрозинтар. – Наши Покровители пришли из д-другого измерения!
– Враки!
– Мне с-сказали то же самое. Тогда я решил доказать, и…
Наемник обреченно отмахнулся, прервал сам себя. Откровенничать дальше смысла не имело. Что на него нашло? Столько лет он молчал, никому даже не заикался о том, за что был приговорен к вечности. А что теперь? Неужели близость Тариель так подействовала на него? Мальчишка был прав – он не профессионал. Настоящий охотник за головами так бы никогда не раскрылся перед «объектом».
«Это мое последнее задание! – напомнил он себе. – Я подстрою Карадору несчастный случай, добуду доказательства его смерти, потом расторгну договор с хозяином, получу назад мою жизнь, верну Тариель память и заживу… За-жи-ву!» – последнее слово он произнес чуть ли не вслух, примеряя его на вкус. Жить – как это здорово! Жить по-настоящему. Пить вино и есть хлеб, чувствовать, ощущать тепло и мягкость женского тела, жару и холод, боль и усталость, вспотеть, выполняя свою мужскую работу, и девять месяцев спустя взять на руки дрожащий мокрый комочек…