– С чего это ты распоряжаешься? Ты что, здесь живешь?
– Ну и что? – заносчиво ответила толстушка вопросом на мой вопрос, и мне сразу стало ясно, что ни она, ни ее подруга здесь не живут. – Это наше место, мы уже сто лет здесь!
Сто лет, отлично! И я пошла в наступление:
– Подумаешь! Ты это место не купила.
– Блин, – голос толстушки стал зловещим, – у нас здесь есть дела, а ты иди в свой отстойник, а то плохо будет, – она пробурчала себе под нос слово, которое я не разобрала, и посмотрела на подружку в ожидании поддержки.
Однако та взирала на меня в сильном недоумении – я сидела напротив нее, как зеркальное отражение, точно также подстелив под себя куртку и приняв в точности ту же позу. Даже шапки и сумки наши лежали рядом. Этот использованный мною нехитрый психологический прием, очевидно, сбил ее с толку.
– Какие еще дела? Ты, кстати, почему не в школе? – угрожающе спросила я толстушку и повернулась к «Галюше». – А ты?
На мой вопрос она отреагировала неадекватно – неожиданно начала плакать. Я поначалу даже немного растерялась:
– Ты чего?
Толстушка, не глядя на меня, начала обнимать и успокаивать подругу.
– Галя, Галечка, не плачь!
Галя же, горько всхлипывая, причитала:
– Я пишу, пишу, а она мне все равно три ставит!
– У нее в детстве травма была, – в сердцах сказала мне толстушка, – она чуть что плачет, в школе над ней училки издеваются, да еще ты ее расстроила, б….!
Последнее слово я помнила еще с детского сада, воспитательница сказала, что оно нехорошее. Однако обижаться и устраивать по этому поводу разборки сейчас явно не стоило, и, искренне недоумевая, я спросила:
– Да что такое случилось? Я же не знала, если что-то не так сказала, то извиняюсь. Кто ей ставит три? Кто издевается?
Мое извинение и сочувственно-озабоченный тон способствовали некоторому потеплению климата. Толстушка чуток оттаяла и пояснила:
– Да наша англичанка! Задолбала ее, сука!
– Пишу то же, что и у Юли, – Галя указала на толстушку, – а она, блин, ей ставит четыре, а мне три! И докладную на меня написала!
Училка – это учительница, догадалась я и, хотя в делах российских школьников не очень разбиралась, а про докладные даже не слышала, немедленно приняла сторону Гали:
– Да все они такие, учителя! Паразиты! К кому прицепятся – ничего им не докажешь, хоть умри. С чего она к тебе прицепилась?
Толстушка Юля возмущенно объяснила:
– У нас класс такой – мы на уроках что хотим, то и делаем. Все учителя привыкли, а у этой мозги заклинило – сиди ей, переводи, пиши. А у Гали, может, голова болит. Подумаешь, пошла к окну воздухом подышать! И Порцев первый ее ручкой уколол, п…..
Последнего слова я не поняла, а Галя вдруг от слез перешла к веселому хихиканью:
– Я ему здорово дала, он даже обалдел, …..
Смысл второй половины фразы опять был мне неясен, поэтому я решилась переспросить:
– Я не совсем поняла, что ты сказала – ну, в самом конце.
Обе они посмотрели на меня ошеломленно, потом начали хохотать. Галя покрутила пальцем у виска:
– У нее мозги, точно, п….
Я опять не поняла и растерянно пробормотала:
– Девчонки, я ведь из Литвы, у нас немного не так говорят, что тут смешного?
– Ты чего, в школе не училась, что ли? – снисходительно спросила Юля. – Тебя как зовут, ты в каком классе?
– Вика. Я по-литовски училась, а здесь меня мать хочет в девятый класс отдать. Квартиру найдем, тогда пойду в какую-нибудь школу. У вас в школе есть места?
Девчонки зафыркали, и Галя речитативом произнесла ряд незнакомых мне слов. Судя по интонации, ничего хорошего они не значили, но что я могла ответить, не понимая? Глядя на мое напряженное лицо, Юля насмешливо сморщила нос.
– Опять не поняла? Ладно, научим. Только сейчас иди, погуляй, тут люди прийти должны.
– Кто, консьержка? – я нарочито оживилась. – Я тоже хочу ее видеть, мне мать велела у консьержек про квартиру спрашивать.
– Да ну тебя, здесь консьержки уже сто лет нет! Ладно, иди, иди.
Девочка Юля, видно, любит командовать. Что ж, придется ее осадить.
– Куда это мне идти? Мне и здесь хорошо! – вытянув ноги, я зевнула и вытащила свой iPad.
Две пары глаз уставились на мои руки, как на восьмое чудо света.
– Третий? – хрипло спросила Юля, присаживаясь рядом со мной на корточки. – Дашь нам немного поиграть?
Равнодушно пожав плечами, я протянула им iPad, предварительно вытащив из него сим-карту – этой картой сто лет уже никто не пользовался, но она была куплена в Австралии, и не стоило оставлять здесь такой след.
– Берите насовсем.
– Как…насовсем?
– У меня еще два есть – мать в салоне связи работает, там их много.
Возможно, я плела ерунду, но девочкам это было безразлично – с двух сторон вцепившись в iPad, они с головой ушли в игру и не сразу обратили внимание на настойчиво вибрировавший в кармане Юли мобильник.
– Да, Андрюша, – сладким голосом проговорила она в трубку. – Нет, все нормально, просто мы играли. Да, иди.
«Андрюша» появился минут через двадцать – рослый симпатичный парень лет семнадцати с кудрявыми рыжеватыми волосами. Я мило улыбнулась и первая поздоровалась:
– Здравствуйте, я Вика.
Руки, правда, протягивать не стала – мое присутствие было ему явно не по душе, и не хотелось нарываться на грубость. Не ответив, он уперся в мою особу изучающим взглядом чуть косящих глаз, потом вопросительно посмотрел на Юлю. Она затараторила:
– Это наша подруга Вика, она надежная – iPad нам с Галей подарила. У нее у матери их навалом, она в салоне работает.
Надо же, как легко iPad сделал меня их надежной подругой! На Андрея слова Юли произвели магическое действие. Он уставился на мой iPad в руке Гали, и выражение недовольства на его лице сменилось восторгом.
– Третий? – спросил он. – У твоей матери они почем?
Вот и влипла – откуда мне знать, сколько стоит третий iPad в рублях в московских салонах, если я покупала его в австралийских долларах в Мельбурне? Спасибо Юле, выручила:
– Андрюша, они с матерью приезжие, квартиру ищут. Ты помоги им найти, тебе Вика тоже iPad подарит. Да, Вика?
– Конечно, – совершенно искренним тоном подтвердила я, – у меня еще есть.
Кажется, девочка Юля имела все задатки будущего дипломата. Спустя пару минут я убедилась, что она не менее поднаторела и в бизнесе. Уже не смущаясь моим присутствием, Андрей поставил на круглый столик у окна большую сумку, открыл ее и вытащил полиэтиленовый мешок с чем-то сыпучим.
– Агафон сказал Ларшину не давать, он, п…. ц, чуть нас всех не подставил.
– Блин, – с досадой протянула Юля, – а он уже утром приходил, говорит, деньги тебе еще в прошлый раз дал.
– Что дал, я ему вернул. На х… надо – он тогда под кайфом к электричке прицепился и до Царицыно ехал, пока менты не сняли. Привели в отделение, а в кармане дурь, так он, сука, еще на нас царицынских ментов навел. На х… надо Агафону потом от них откупаться! Вот тебе список, только этим давай, – он повернулся ко мне: – Так я узнаю насчет квартиры, договорились? Когда принесешь?
Нахальный парень, однако! Еще ничего не нашел, а уже ему iPad неси! Я нежно улыбнулась:
– Не знаю – завтра или послезавтра. Ты квартиру нам найди, и будет тебе iPad.
– Договорились.
Андрей ушел, а Юля открыла принесенный Андреем мешок, потом вытряхнула из Галиной сумки пачку рекламных изданий и начала резать газетные листы на небольшие квадратики. В эти квадратики она мерной ложкой насыпала порошок из мешка и аккуратно сворачивала их в пакетики.
– Юль, – плаксивым голосом заныла Галя, – голова болит!
– Нет, Галюша, – менторским тоном возразила Юля, – здесь нельзя, блин, ты же знаешь.
– Немножко!
– Ладно, только иди на улицу. На.
Она вытащила из кармана пачку сигарет. Повеселевшая Галя из маленькой щепотки порошка скатала шарик, запихала в одну из сигарет и побежала с ней на улицу.
У меня похолодело в животе – в мешке Андрея явно был не сахар. Будь я в Австралии, то немедленно сообщила бы в полицию о творящей сомнительные дела малолетней наркомафии, но что мне следует сделать в России?
– Хочешь, тоже сходи, – предложила Юля, заметив мое замешательство и по-своему истолковав его причину, – я тебе отсыплю, Андрей не заметит.
Я поежилась, чувствуя ползущую между лопаток струйку холодного пота – влипла! Застукает нас сейчас кто-нибудь, и во всем обвинят меня – девчонки-то малолетки, с них спроса нет. От великодушного предложения Юли побаловаться дурью я, конечно, уклонилась, объяснив это понятным ей языком:
– А вдруг сюда ваша полиция заглянет? Нас с матерью тогда сразу в Литву депортируют.
– Сдурела? Все местные менты у Агафона в кармане, даже предупреждают, если что. Ладно, если боишься – сиди просто так, я тебе с собой заверну.
Понятно, эта милая девочка всеми доступными ей силами пыталась отблагодарить меня за подаренный ей iPad. Кстати, в отличие от Гали, Юля выглядела вполне уравновешенной, а зрачки и взгляд у нее были совершенно нормальными. Чисто из любопытства я с нарочитой озабоченностью поинтересовалась:
– А себе ты что, не оставишь?
– Не, мне не нужно, – безмятежно ответила она, – я не люблю. Андрюха потому мне и доверяет.
– Совсем-совсем?
– Ага. От этого толстеют. Ну, только если в ночном клубе кто-то угостит, то покурю, а так….
– Тебя что, уже пускают в ночной клуб? И не спрашивают, сколько лет? – я была по-настоящему потрясена, хотя уже не в первый раз сталкивалась в России с чудесами.
– Запросто, какое их дело, п….ц? У меня там половина знакомых, хочешь, тебя тоже отведу? У меня мать, когда в ночную, я там по крутому балдею.
Что ж, мои вновь установившиеся отношения с Юлей вполне можно было считать дружескими и откровенными. Я уже собралась приступить к делу и закинуть удочку насчет того, что произошло в декабре минувшего года, но приятный разговор наш был прерван появлением повеселевшей Гали и высокого худенького паренька с бледным лицом и бегающими глазами. Юля немедленно на него набросилась:
– Знаешь, Ларшин, иди отсюда на х…, Андрей велел тебе не давать.
Паренек присел на краешек стола, где лежал мешок и, кося на него глазом, вкрадчиво заныл:
– Юль, ну Юль! Я же деньги Андрюхе отдал!
– Иди в ж…у, он тебе их вернул!
– Блин, я тебе заплачу.
Юля сопротивляется не особо долго, скорей всего, именно на это она и рассчитывала, потому что сразу протянула руку.
– Давай деньги, придурок несчастный! Если опять сковырнешься, и Андрей узнает – больше хрен получишь.
Я начала мучительно припоминать, как переводится «хрен» на английский – кажется, «horseradish». Люблю приправлять им мясо, но причем здесь это? Может, Юля имела в виду, что парень ширяется героином – «hooked on horseradish»? Нужно будет прослушать запись и выяснить точное значение всех непонятных слов.
Повеселев, Ларшин исчез вместе с пакетиком.
– Сейчас в кайф врубится и придет, – сказала Галя, не отрываясь от игры.
Действительно, Ларшин вскоре вернулся и, присев на пол рядом с Галей, начал восторженно следить, за ее пальцами.
– Круто, откуда третий iPad?
Галя, не отводя глаз от дисплея и не отрывая пальцев от клавиш, указала на меня подбородком:
– Она Юльке подарила.
– Во, дает! – наконец-то обратил он на меня свое внимание. – А мне подаришь?
– П…ц тебе, – звучно ответила за меня Галя.
Это незнакомое слово здесь повторяют уже который раз, обязательно нужно будет выяснить его значение.
– Саша, иди дверь заклинь, скоро уже начнут приходить, – посмотрев на свои часики, велела Юля тоном человека, привыкшего к послушанию окружающих.
Ларшин, которого, оказывается, звали Сашей, послушно отправился заклинивать входную дверь – чтобы, как я поняла, она не издавала протяжного писка каждый раз, когда в подъезд кто-нибудь заходит. Почти сразу после этого появились первые «клиенты» – три мальчика и две девочки от двенадцати до пятнадцати лет. Сверившись со списком, Юля каждому дала пакетик и вычеркнула его имя.
Получив товар, трое – мальчик и обе девочки – ушли, но два мальчика, покурив на улице, вернулись и облепили играющую Галю.
– Они теперь до ночи будут сидеть, – матерински снисходительным тоном заметила Юля, продолжая свою работу, – слушай, Вика, может, сходишь за чипсами?
– Извини, Юля, я не знаю, куда идти, я не из этого района, – ответила я, ясно давая понять, что на побегушках у нее быть не собираюсь.
– Ладно. Саш, а Саш! Сбегай за чипсами.
Она отсчитала деньги послушно откликнувшемуся на ее зов Саше Ларшину, и спустя десять минут он вернулся с тремя пакетами чипсов.
– Бери, – сказала Юля, открыв один из них и протягивая мне, – а то тут целый день сидеть, блин, сдохнешь.
Поколебавшись, я мужественно сунула пару чипсов в рот, прожевала их и проглотила, сдержав позыв на рвоту – они имели вкус проперченной бумаги.
– Спасибо. А вы с Галей что, каждый день здесь сидите?
– Когда товар есть.
– А школа? Вдруг из школы позвонят родителям?
В ответ Юля презрительно машет рукой:
– У меня мать и в больнице, и поликлинике работает, ей это надо? Она мне лучше справку выпишет, чтобы в школе не цеплялись.
– Вы всегда в этом подъезде?
– Ага. Здесь раньше тетя Фируза работала, она нас пускала.
Один из мальчиков, следивших за игрой, поднял голову.
– Тетя Фируза добрая была, – сказал он.
Юля презрительно сморщила нос.
– Ой, только не надо п…ить, Порцев, ей Андрей платил, чтобы мы тут сидели.
– Добрая, – настаивал мальчик, – она мне конфет давала.
Он приблизился к нам и потянулся к открытому пакету с чипсами. Юля сильно стукнула его по руке.
– Убери грязную лапу, от тебя воняет.
От давно нестиранной одежды мальчика действительно несло гнильем. Расстегнутая куртка открывала криво застегнутую рубашку и брюки, испачканные чем-то белым. Он ответил Юле фразой, из которой я поняла только «иди ты на».
– Кончай ругаться, не в школе! – крикнула из своего угла Галя.
Она сунула iPad Саше Ларшину и с угрожающим видом поднялась. Я попыталась вмешаться, но не успела – она вцепилась Порцеву в шею, а он изо всех сил двинул ее локтем в живот. Их тут же растащили. Галя, сев на пол, уткнулась лицом в колени и начала плакать, Порцев ощупал свою шею и яростно прошипел:
– Сука!
Юля поцеловала Галю, что-то прошептала ей на ухо и, увидев, что Ларшин занялся iPadом, сердито сказала:
– Дай сюда!
– Юль, ну, немного!
В конце концов, она разрешила, а на Порцева прикрикнула:
– Чего тебе надо? Взял товар и катись отсюда.
– Дай ему чипсов, – попросила я.
Пожав плечами, она отсыпала ему из пакета в сложенные лодочкой руки. Он ел жадно, захватывал губами прямо с ладоней.
– Тебя что, дома не кормят? – подивилась я.
– Мать на работе, у меня ключа нет, – с набитым ртом ответил он.
– Мать платит, чтоб его в школе кормили, а он в школу обедать не пошел, – презрительно объяснила Юля.
– В школе дерьмо дают, – возразил он.
«Shit», – сообразила я и с деланным безразличием спросила:
– А тетя Фируза тебя конфетами больше не кормит?
– Так ее давно уже прогнали.
– Почему?
– Потому что черножопая была! – оторвав голову от колен, зло крикнула Галя.
– Ничего не выгнали, – авторитетно заявил один из мальчиков, следивших за игравшим Сашей Ларшиным, – она сама сбежала, когда Анну Юрьевну убили, у нее регистрации не было. И дочка ее сбежала.
Я широко раскрыла глаза.
– Кого убили?
– Ты че? Училку нашу, не помнишь, что ли? Тогда тут везде менты толклись, и нам еще сказали на станцию за товаром ходить.
– Нет, я не знала.
Голос мой прозвучал очень жалобно, и все дружно заговорили – перебивая остальных, каждый желал поделиться сенсацией с новым человеком. Даже Ларшин положил iPad на колени и принял участие в общей дискуссии. Я слушала, не задавая вопросов и не пытаясь систематизировать поступающую информацию – все записывается, пусть ХОЛМС сам свои электронные мозги напрягает.
– Ну и что? – заносчиво ответила толстушка вопросом на мой вопрос, и мне сразу стало ясно, что ни она, ни ее подруга здесь не живут. – Это наше место, мы уже сто лет здесь!
Сто лет, отлично! И я пошла в наступление:
– Подумаешь! Ты это место не купила.
– Блин, – голос толстушки стал зловещим, – у нас здесь есть дела, а ты иди в свой отстойник, а то плохо будет, – она пробурчала себе под нос слово, которое я не разобрала, и посмотрела на подружку в ожидании поддержки.
Однако та взирала на меня в сильном недоумении – я сидела напротив нее, как зеркальное отражение, точно также подстелив под себя куртку и приняв в точности ту же позу. Даже шапки и сумки наши лежали рядом. Этот использованный мною нехитрый психологический прием, очевидно, сбил ее с толку.
– Какие еще дела? Ты, кстати, почему не в школе? – угрожающе спросила я толстушку и повернулась к «Галюше». – А ты?
На мой вопрос она отреагировала неадекватно – неожиданно начала плакать. Я поначалу даже немного растерялась:
– Ты чего?
Толстушка, не глядя на меня, начала обнимать и успокаивать подругу.
– Галя, Галечка, не плачь!
Галя же, горько всхлипывая, причитала:
– Я пишу, пишу, а она мне все равно три ставит!
– У нее в детстве травма была, – в сердцах сказала мне толстушка, – она чуть что плачет, в школе над ней училки издеваются, да еще ты ее расстроила, б….!
Последнее слово я помнила еще с детского сада, воспитательница сказала, что оно нехорошее. Однако обижаться и устраивать по этому поводу разборки сейчас явно не стоило, и, искренне недоумевая, я спросила:
– Да что такое случилось? Я же не знала, если что-то не так сказала, то извиняюсь. Кто ей ставит три? Кто издевается?
Мое извинение и сочувственно-озабоченный тон способствовали некоторому потеплению климата. Толстушка чуток оттаяла и пояснила:
– Да наша англичанка! Задолбала ее, сука!
– Пишу то же, что и у Юли, – Галя указала на толстушку, – а она, блин, ей ставит четыре, а мне три! И докладную на меня написала!
Училка – это учительница, догадалась я и, хотя в делах российских школьников не очень разбиралась, а про докладные даже не слышала, немедленно приняла сторону Гали:
– Да все они такие, учителя! Паразиты! К кому прицепятся – ничего им не докажешь, хоть умри. С чего она к тебе прицепилась?
Толстушка Юля возмущенно объяснила:
– У нас класс такой – мы на уроках что хотим, то и делаем. Все учителя привыкли, а у этой мозги заклинило – сиди ей, переводи, пиши. А у Гали, может, голова болит. Подумаешь, пошла к окну воздухом подышать! И Порцев первый ее ручкой уколол, п…..
Последнего слова я не поняла, а Галя вдруг от слез перешла к веселому хихиканью:
– Я ему здорово дала, он даже обалдел, …..
Смысл второй половины фразы опять был мне неясен, поэтому я решилась переспросить:
– Я не совсем поняла, что ты сказала – ну, в самом конце.
Обе они посмотрели на меня ошеломленно, потом начали хохотать. Галя покрутила пальцем у виска:
– У нее мозги, точно, п….
Я опять не поняла и растерянно пробормотала:
– Девчонки, я ведь из Литвы, у нас немного не так говорят, что тут смешного?
– Ты чего, в школе не училась, что ли? – снисходительно спросила Юля. – Тебя как зовут, ты в каком классе?
– Вика. Я по-литовски училась, а здесь меня мать хочет в девятый класс отдать. Квартиру найдем, тогда пойду в какую-нибудь школу. У вас в школе есть места?
Девчонки зафыркали, и Галя речитативом произнесла ряд незнакомых мне слов. Судя по интонации, ничего хорошего они не значили, но что я могла ответить, не понимая? Глядя на мое напряженное лицо, Юля насмешливо сморщила нос.
– Опять не поняла? Ладно, научим. Только сейчас иди, погуляй, тут люди прийти должны.
– Кто, консьержка? – я нарочито оживилась. – Я тоже хочу ее видеть, мне мать велела у консьержек про квартиру спрашивать.
– Да ну тебя, здесь консьержки уже сто лет нет! Ладно, иди, иди.
Девочка Юля, видно, любит командовать. Что ж, придется ее осадить.
– Куда это мне идти? Мне и здесь хорошо! – вытянув ноги, я зевнула и вытащила свой iPad.
Две пары глаз уставились на мои руки, как на восьмое чудо света.
– Третий? – хрипло спросила Юля, присаживаясь рядом со мной на корточки. – Дашь нам немного поиграть?
Равнодушно пожав плечами, я протянула им iPad, предварительно вытащив из него сим-карту – этой картой сто лет уже никто не пользовался, но она была куплена в Австралии, и не стоило оставлять здесь такой след.
– Берите насовсем.
– Как…насовсем?
– У меня еще два есть – мать в салоне связи работает, там их много.
Возможно, я плела ерунду, но девочкам это было безразлично – с двух сторон вцепившись в iPad, они с головой ушли в игру и не сразу обратили внимание на настойчиво вибрировавший в кармане Юли мобильник.
– Да, Андрюша, – сладким голосом проговорила она в трубку. – Нет, все нормально, просто мы играли. Да, иди.
«Андрюша» появился минут через двадцать – рослый симпатичный парень лет семнадцати с кудрявыми рыжеватыми волосами. Я мило улыбнулась и первая поздоровалась:
– Здравствуйте, я Вика.
Руки, правда, протягивать не стала – мое присутствие было ему явно не по душе, и не хотелось нарываться на грубость. Не ответив, он уперся в мою особу изучающим взглядом чуть косящих глаз, потом вопросительно посмотрел на Юлю. Она затараторила:
– Это наша подруга Вика, она надежная – iPad нам с Галей подарила. У нее у матери их навалом, она в салоне работает.
Надо же, как легко iPad сделал меня их надежной подругой! На Андрея слова Юли произвели магическое действие. Он уставился на мой iPad в руке Гали, и выражение недовольства на его лице сменилось восторгом.
– Третий? – спросил он. – У твоей матери они почем?
Вот и влипла – откуда мне знать, сколько стоит третий iPad в рублях в московских салонах, если я покупала его в австралийских долларах в Мельбурне? Спасибо Юле, выручила:
– Андрюша, они с матерью приезжие, квартиру ищут. Ты помоги им найти, тебе Вика тоже iPad подарит. Да, Вика?
– Конечно, – совершенно искренним тоном подтвердила я, – у меня еще есть.
Кажется, девочка Юля имела все задатки будущего дипломата. Спустя пару минут я убедилась, что она не менее поднаторела и в бизнесе. Уже не смущаясь моим присутствием, Андрей поставил на круглый столик у окна большую сумку, открыл ее и вытащил полиэтиленовый мешок с чем-то сыпучим.
– Агафон сказал Ларшину не давать, он, п…. ц, чуть нас всех не подставил.
– Блин, – с досадой протянула Юля, – а он уже утром приходил, говорит, деньги тебе еще в прошлый раз дал.
– Что дал, я ему вернул. На х… надо – он тогда под кайфом к электричке прицепился и до Царицыно ехал, пока менты не сняли. Привели в отделение, а в кармане дурь, так он, сука, еще на нас царицынских ментов навел. На х… надо Агафону потом от них откупаться! Вот тебе список, только этим давай, – он повернулся ко мне: – Так я узнаю насчет квартиры, договорились? Когда принесешь?
Нахальный парень, однако! Еще ничего не нашел, а уже ему iPad неси! Я нежно улыбнулась:
– Не знаю – завтра или послезавтра. Ты квартиру нам найди, и будет тебе iPad.
– Договорились.
Андрей ушел, а Юля открыла принесенный Андреем мешок, потом вытряхнула из Галиной сумки пачку рекламных изданий и начала резать газетные листы на небольшие квадратики. В эти квадратики она мерной ложкой насыпала порошок из мешка и аккуратно сворачивала их в пакетики.
– Юль, – плаксивым голосом заныла Галя, – голова болит!
– Нет, Галюша, – менторским тоном возразила Юля, – здесь нельзя, блин, ты же знаешь.
– Немножко!
– Ладно, только иди на улицу. На.
Она вытащила из кармана пачку сигарет. Повеселевшая Галя из маленькой щепотки порошка скатала шарик, запихала в одну из сигарет и побежала с ней на улицу.
У меня похолодело в животе – в мешке Андрея явно был не сахар. Будь я в Австралии, то немедленно сообщила бы в полицию о творящей сомнительные дела малолетней наркомафии, но что мне следует сделать в России?
– Хочешь, тоже сходи, – предложила Юля, заметив мое замешательство и по-своему истолковав его причину, – я тебе отсыплю, Андрей не заметит.
Я поежилась, чувствуя ползущую между лопаток струйку холодного пота – влипла! Застукает нас сейчас кто-нибудь, и во всем обвинят меня – девчонки-то малолетки, с них спроса нет. От великодушного предложения Юли побаловаться дурью я, конечно, уклонилась, объяснив это понятным ей языком:
– А вдруг сюда ваша полиция заглянет? Нас с матерью тогда сразу в Литву депортируют.
– Сдурела? Все местные менты у Агафона в кармане, даже предупреждают, если что. Ладно, если боишься – сиди просто так, я тебе с собой заверну.
Понятно, эта милая девочка всеми доступными ей силами пыталась отблагодарить меня за подаренный ей iPad. Кстати, в отличие от Гали, Юля выглядела вполне уравновешенной, а зрачки и взгляд у нее были совершенно нормальными. Чисто из любопытства я с нарочитой озабоченностью поинтересовалась:
– А себе ты что, не оставишь?
– Не, мне не нужно, – безмятежно ответила она, – я не люблю. Андрюха потому мне и доверяет.
– Совсем-совсем?
– Ага. От этого толстеют. Ну, только если в ночном клубе кто-то угостит, то покурю, а так….
– Тебя что, уже пускают в ночной клуб? И не спрашивают, сколько лет? – я была по-настоящему потрясена, хотя уже не в первый раз сталкивалась в России с чудесами.
– Запросто, какое их дело, п….ц? У меня там половина знакомых, хочешь, тебя тоже отведу? У меня мать, когда в ночную, я там по крутому балдею.
Что ж, мои вновь установившиеся отношения с Юлей вполне можно было считать дружескими и откровенными. Я уже собралась приступить к делу и закинуть удочку насчет того, что произошло в декабре минувшего года, но приятный разговор наш был прерван появлением повеселевшей Гали и высокого худенького паренька с бледным лицом и бегающими глазами. Юля немедленно на него набросилась:
– Знаешь, Ларшин, иди отсюда на х…, Андрей велел тебе не давать.
Паренек присел на краешек стола, где лежал мешок и, кося на него глазом, вкрадчиво заныл:
– Юль, ну Юль! Я же деньги Андрюхе отдал!
– Иди в ж…у, он тебе их вернул!
– Блин, я тебе заплачу.
Юля сопротивляется не особо долго, скорей всего, именно на это она и рассчитывала, потому что сразу протянула руку.
– Давай деньги, придурок несчастный! Если опять сковырнешься, и Андрей узнает – больше хрен получишь.
Я начала мучительно припоминать, как переводится «хрен» на английский – кажется, «horseradish». Люблю приправлять им мясо, но причем здесь это? Может, Юля имела в виду, что парень ширяется героином – «hooked on horseradish»? Нужно будет прослушать запись и выяснить точное значение всех непонятных слов.
Повеселев, Ларшин исчез вместе с пакетиком.
– Сейчас в кайф врубится и придет, – сказала Галя, не отрываясь от игры.
Действительно, Ларшин вскоре вернулся и, присев на пол рядом с Галей, начал восторженно следить, за ее пальцами.
– Круто, откуда третий iPad?
Галя, не отводя глаз от дисплея и не отрывая пальцев от клавиш, указала на меня подбородком:
– Она Юльке подарила.
– Во, дает! – наконец-то обратил он на меня свое внимание. – А мне подаришь?
– П…ц тебе, – звучно ответила за меня Галя.
Это незнакомое слово здесь повторяют уже который раз, обязательно нужно будет выяснить его значение.
– Саша, иди дверь заклинь, скоро уже начнут приходить, – посмотрев на свои часики, велела Юля тоном человека, привыкшего к послушанию окружающих.
Ларшин, которого, оказывается, звали Сашей, послушно отправился заклинивать входную дверь – чтобы, как я поняла, она не издавала протяжного писка каждый раз, когда в подъезд кто-нибудь заходит. Почти сразу после этого появились первые «клиенты» – три мальчика и две девочки от двенадцати до пятнадцати лет. Сверившись со списком, Юля каждому дала пакетик и вычеркнула его имя.
Получив товар, трое – мальчик и обе девочки – ушли, но два мальчика, покурив на улице, вернулись и облепили играющую Галю.
– Они теперь до ночи будут сидеть, – матерински снисходительным тоном заметила Юля, продолжая свою работу, – слушай, Вика, может, сходишь за чипсами?
– Извини, Юля, я не знаю, куда идти, я не из этого района, – ответила я, ясно давая понять, что на побегушках у нее быть не собираюсь.
– Ладно. Саш, а Саш! Сбегай за чипсами.
Она отсчитала деньги послушно откликнувшемуся на ее зов Саше Ларшину, и спустя десять минут он вернулся с тремя пакетами чипсов.
– Бери, – сказала Юля, открыв один из них и протягивая мне, – а то тут целый день сидеть, блин, сдохнешь.
Поколебавшись, я мужественно сунула пару чипсов в рот, прожевала их и проглотила, сдержав позыв на рвоту – они имели вкус проперченной бумаги.
– Спасибо. А вы с Галей что, каждый день здесь сидите?
– Когда товар есть.
– А школа? Вдруг из школы позвонят родителям?
В ответ Юля презрительно машет рукой:
– У меня мать и в больнице, и поликлинике работает, ей это надо? Она мне лучше справку выпишет, чтобы в школе не цеплялись.
– Вы всегда в этом подъезде?
– Ага. Здесь раньше тетя Фируза работала, она нас пускала.
Один из мальчиков, следивших за игрой, поднял голову.
– Тетя Фируза добрая была, – сказал он.
Юля презрительно сморщила нос.
– Ой, только не надо п…ить, Порцев, ей Андрей платил, чтобы мы тут сидели.
– Добрая, – настаивал мальчик, – она мне конфет давала.
Он приблизился к нам и потянулся к открытому пакету с чипсами. Юля сильно стукнула его по руке.
– Убери грязную лапу, от тебя воняет.
От давно нестиранной одежды мальчика действительно несло гнильем. Расстегнутая куртка открывала криво застегнутую рубашку и брюки, испачканные чем-то белым. Он ответил Юле фразой, из которой я поняла только «иди ты на».
– Кончай ругаться, не в школе! – крикнула из своего угла Галя.
Она сунула iPad Саше Ларшину и с угрожающим видом поднялась. Я попыталась вмешаться, но не успела – она вцепилась Порцеву в шею, а он изо всех сил двинул ее локтем в живот. Их тут же растащили. Галя, сев на пол, уткнулась лицом в колени и начала плакать, Порцев ощупал свою шею и яростно прошипел:
– Сука!
Юля поцеловала Галю, что-то прошептала ей на ухо и, увидев, что Ларшин занялся iPadом, сердито сказала:
– Дай сюда!
– Юль, ну, немного!
В конце концов, она разрешила, а на Порцева прикрикнула:
– Чего тебе надо? Взял товар и катись отсюда.
– Дай ему чипсов, – попросила я.
Пожав плечами, она отсыпала ему из пакета в сложенные лодочкой руки. Он ел жадно, захватывал губами прямо с ладоней.
– Тебя что, дома не кормят? – подивилась я.
– Мать на работе, у меня ключа нет, – с набитым ртом ответил он.
– Мать платит, чтоб его в школе кормили, а он в школу обедать не пошел, – презрительно объяснила Юля.
– В школе дерьмо дают, – возразил он.
«Shit», – сообразила я и с деланным безразличием спросила:
– А тетя Фируза тебя конфетами больше не кормит?
– Так ее давно уже прогнали.
– Почему?
– Потому что черножопая была! – оторвав голову от колен, зло крикнула Галя.
– Ничего не выгнали, – авторитетно заявил один из мальчиков, следивших за игравшим Сашей Ларшиным, – она сама сбежала, когда Анну Юрьевну убили, у нее регистрации не было. И дочка ее сбежала.
Я широко раскрыла глаза.
– Кого убили?
– Ты че? Училку нашу, не помнишь, что ли? Тогда тут везде менты толклись, и нам еще сказали на станцию за товаром ходить.
– Нет, я не знала.
Голос мой прозвучал очень жалобно, и все дружно заговорили – перебивая остальных, каждый желал поделиться сенсацией с новым человеком. Даже Ларшин положил iPad на колени и принял участие в общей дискуссии. Я слушала, не задавая вопросов и не пытаясь систематизировать поступающую информацию – все записывается, пусть ХОЛМС сам свои электронные мозги напрягает.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента