По встречной полосе проехала полицейская машина. Ребята в больших шляпах не обратили на нас ни малейшего внимания. Но я заметил, как лицо малышки при этом напряглось, как ее руки в перчатках стиснули руль, хотя ей так и не хватило духа окликнуть копов. Когда они удалились, ее лицо расслабилось, а глаза за очками слегка увлажнились. Полагаю, от разочарования, а также от крушения надежд и отвращения к себе самой за то, что недостало смелости завопить во всю глотку. Она была довольно хорошенькой, несмотря на очки. Наверное, двадцати двух – двадцати трех лет. Большую часть времени выглядела совсем юной девчушкой – по крайней мере в тех условиях, в которых я ее наблюдал и которые нормальными никак не назовешь, – но иногда в ней проглядывала зрелость.
Затем малышка принялась устраиваться за рулем более комфортабельно. Должно быть, тот полицейский автомобиль был ее последней надеждой, а теперь она решила немного заняться собой. И вскоре настолько снизила скорость, что смогла стащить запачканные перчатки. С отвращением бросив их на сиденье, она почистила перед пиджака, одернула юбку и начала ее отряхивать. Словом, принялась устраиваться как дома, готовясь к тому, что ее заставят еще долго ездить, и мирясь с мыслью, что освобождение не будет таким скорым, как она еще совсем недавно надеялась. Когда же снова взялась за руль, я заметил на ее пальце кольцо. Всегда полезно знать, что имеешь дело с замужней женщиной, хотя в данных обстоятельствах это вряд ли было для меня важно.
Набив трубку, я раскурил ее и поинтересовался:
– Какого дьявола ты делала в том здании, хотелось бы мне знать?
Она ответила не сразу, а только когда собралась с мыслями.
– Ну, я... – Моя собеседница смешалась и слегка покраснела. – Я просто должна была... Ну, короче, я там работаю.
– Где там?
– В обществе страхования «Северная звезда». Я секретарша мистера Фенвика.
– Кто такой мистер Фенвик?
– Он и есть «Северная звезда».
– О'кей, – удовлетворился я, – продолжай.
– Ну, я работаю там, – повторила она. – И естественно, у меня есть ключ к... Я имею в виду туалет. Мне захотелось перед отъездом... – Ее голос затих.
– Значит, ты явилась туда лишь затем, чтобы воспользоваться сортиром, и это все? – удивился я.
– Д-да.
– У тебя от него был ключ, а само здание оказалось открытым... – Я расхохотался.
Она заерзала и с негодованием взглянула на меня:
– Что тут смешного?
– Ты никак не желаешь понять, – начал я объяснять. – Сейчас весь этот чертов штат встал на уши, а все из-за чего? Да из-за того, что двое глупцов, если не идиотов, не смогли немного потерпеть. Если бы тебе не стало невтерпеж, ты туда не пришла бы, а если бы Уити не приспичило, он не оставил бы дверь офиса незапертой и ты не смогла сунуть свой нос куда не следует... Кстати, малышка, ты, часом, не того?
– Что вы имеете в виду?
– Разве тебе мама не говорила, что допытываться, почему стреляют, невежливо? Людям это здорово не нравится. Какого дьявола ты не сбежала опрометью по лестнице и не схватила за грудки ближайшего полисмена, если уж тебя так потянуло на подвиги?
Она сердито возразила:
– Я же не знала, что это выстрел. Шум был как от взрыва. Меня прорвало.
– Лапочка, взрывы тоже предпочитают одиночество. Им лишние свидетели также ни к чему... В чем дело?
Она потерла уши, сначала одно, затем другое, словно наш разговор напомнил ей о чем-то ее беспокоящем. Наконец ответила:
– Уши болят.
– Еще бы! Ты же стояла почти перед стволом, когда оружие бабахнуло. Еще пару дней будет сказываться.
Я тоже кое-что припомнил и, вытащив из своих ушей ватные тампоны, выкинул их в окошко автомобиля. Если полиция может что-то извлечь из пары ушных затычек, валяющихся в кювете, что ж, могу лишь пожелать им удачи! Потом глянул на руки, но не снял перчаток из свиной кожи, так как еще не решил, что сделаю с малышкой и ее машиной, прежде чем начну оставлять повсюду отпечатки пальцев. А чтобы поддержать разговор, произнес:
– Ты когда-нибудь видела фильм под названием «Шейн»? Там Голливуд, пожалуй, единственный раз ухитрился воспроизвести ружейный выстрел в натуре. Обычно их так называемые выстрелы тарахтят, как жареные кукурузные зерна на сковородке.
Девушка взглянула на меня настороженно и как-то странно.
– Скажите мне кое-что, – вымолвила она и смешалась, очевидно опасаясь неадекватной реакции с моей стороны. Но через несколько секунд все-таки собралась с духом и мужественно спросила: – Вы чокнутый?
Я ухмыльнулся и увидел на ее лице облегчение: должно быть, обрадовалась, что этот чудовищный тип, сидящий с ней рядом, не пришел в ярость. Однако от прямого ответа я ушел.
– Хороший вопрос. А сама-то ты как думаешь? Девушка снова смутилась. Нетрудно было догадаться, в каком направлении работали ее мысли: если ей удастся меня разговорить на эту личную, даже интимную, тему, то, возможно, получится и заслужить мое доверие, а дальше и убедить отпустить ее подобру-поздорову. С другой стороны, конечно же, рассуждала малышка, у меня, очевидно, неустойчивый характер и такой разговор может дать мне повод проявить излишнюю фамильярность... или, даже хуже, натолкнет на мысль воспользоваться преимуществами моего положения. А она определенно не желала, чтобы в моей голове возникли подобные идеи. Короче, с ее стороны это был акт отчаянной балансировки на краю пропасти, но ведь ей приходилось – так она, безусловно, думала – бороться за свою жизнь.
– Я... я думаю, вы странная личность, – выдала девушка, посчитав такие слова достаточно безопасными.
Большинство людей никогда ничего не имеют против, если их называют странными. Всегда предпочтительнее считаться немного загадочным и интересным, нежели вполне нормальным и тусклым до тошноты. Только мне на ее характеристику было плевать. Я сухо ответил:
– Не знаю, странный я или нет, но в эту минуту тебе со мной безопаснее, чем с кем бы то ни было. Не будь меня, ты бы уже влипла по уши, отчудив какой-нибудь дурацкий финт, продиктованный чувством общественного долга, как ты его понимаешь. На всем свете я один-единственный человек, с которым тебе сейчас нечего бояться.
– Вы же не ожидаете, что я на самом деле в это поверю?
– Нет, – признался я, – но лучше было бы поверить.
– И легче для вас.
– Точно, – не стал я спорить. – Но вбей себе в голову крепко-накрепко один факт. Не сомневайся, что я мог бы позволить тому громиле там, в офисе, пристрелить тебя, но не сделал этого. И говорю тебе это, исходя не из умозрительных рассуждений, а руководствуясь тем, что знаю наверняка. Вот тот самый голенький факт, каким ты располагаешь. И не дай ему затеряться в ворохе досужих размышлений.
Некоторое время малышка молча вела машину, потом глянула на меня.
– Я... я никак не возьму в толк, – вымолвила она несколько неуверенно, – вы ведь спасли мне жизнь, верно? Понимаете, это случилось так быстро, что я и опомниться не успела... Он собирался меня застрелить? И все из-за того, что я туда зашла? А вместо этого вы застрелили его?
– Попала в точку.
– Но... но ведь был еще выстрел, который заставил меня открыть дверь.
Я мог ответить лишь так:
– Лучше забудь об этом раз и навсегда. Ясно?
– Но как я смогу? – возразила она. – Я ведь слышала выстрел. Вы же вот не забыли... Вас там было двое вооруженных, в той комнате, чтобы кого-то убить! Кого-то на улице. – Ее голос вдруг стал прерывистым, словно ей не хватало дыхания.
– Откуда тебе знать? – упорствовал я. – Это твое предположение.
– Но я в этом уверена! – воскликнула девушка. – Я же своими ушами слышала выстрел, а то нет? И когда открыла дверь, тот, другой мужчина говорил... – Она облизнула губы. – Он говорил: «Ты попал в него. Влепил в него пулю. Он упал». Я же слышала это! Разве это не правда? Что, не так?
– Угу, – протянул я, – более-менее соответствует действительности.
– Нет, не «более-менее»! Это так, и все тут. Я слышала собственными ушами. – Она повернула ко мне голову. – Кто это был? Кого вы застрелили?
– Тебе бы малость поунять свое любопытство, – посоветовал я. – Как бы оно не оказалось причиной твоей смерти. Малышка резко отвернулась и проговорила почти с печалью:
– Вы сами себе противоречите. Сначала спасаете мне жизнь, потом грозитесь меня убить.
– Ничего подобного, – возразил я. – Сверни-ка на бензозаправку вон там впереди – у нас бензин на нуле. А вот это уже угроза: если ты попытаешься дать сигнал о помощи, то заправщик погибнет в расцвете лет. Даже если тебя не волнует собственная участь, подумай о нем, о его жене и детях. Если, конечно, они у него есть. Не при в дурь и следи за каждым своим шагом. Никаких вяканий насчет туалета, с тем чтобы оставить там послание губной помадой на зеркале. Даже если тебе и приспичило, пора научиться сдерживаться, когда это нужно, ты уже взрослая девушка.
Кино и телевидение изо всех сил стараются склонить нас к отчаянным поступкам. Благодаря им оружие в общественном мнении приобрело черты чуть ли не магического жезла: все, что надо сделать, дабы добиться от людей безусловной покорности и сотрудничества, – это помахать перед ними пистолетом. И никогда никому не приходит в голову, что оружие предназначено исключительно для того, чтобы из него стреляли, хотя бывают и такие моменты, когда делать это нежелательно и невыгодно или просто невозможно. Малышка, разумеется, знала о «Пи-38» у меня за поясом, но уже поняла, что я не тороплюсь изрешетить ее пулями, а может, даже оказалась в состоянии сообразить, что не горю особым желанием причинить существенный вред и персоналу автозаправки. Однако я имел пушку, а по канонам ТВ это давало мне право приказывать. Оспорить же мою власть и право означало бы подорвать авторитет самого Хопалонга Кэссиди[1], а это конец всему.
Она подъехала к бензоколонке и покорно сидела подле меня положив руки на колени, пока мужчина-автозаправщик наполнял наш бак.
Уже начинало смеркаться: небо впереди окрасилось в драматические цвета: от малиново-оранжево-желтого до пурпурно-голубого. Со станции, где было включено радио, до нас доносилась музыка. Неожиданно она прервалась, и прозвучал голос диктора:
«Мы прерываем нашу музыкальную программу, чтобы сообщить вам, как развиваются события вокруг попытки убийства губернатора Мартина Мэйни. Полиция штата обнаружила автомобиль, на котором один из стрелявших в него бежал с места преступления. Его нашли брошенным возле небольшого городка Чани-Джанкшн в сорока милях к югу от Кэпитал-Сити. Полиция соседних штатов поднята по тревоге на поиски сбежавшего преступника. По описанию свидетелей, он небольшого роста, смуглый, одет в легкий костюм, на голове большая соломенная шляпа со светлой лентой вокруг тульи. Власти уверены, что он вскоре окажется за решеткой...»
Я с удовлетворением отметил, что диктор дал точное описание Тони, а не мое. Он говорил еще что-то, пока заправщик спрашивал, не проверить ли уровень масла. Я ответил согласием и вновь вслушался в хорошо поставленный голос.
"...Губернатор Мэйни, недавно выдвинувший свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов, находится в отдельной палате Мемориального госпиталя. Врачи говорят о его состоянии как об удовлетворительном, если не считать шока и небольшой потери крови. Однако сомневаются, удастся ли им сохранить правую руку губернатора, раздробленную крупнокалиберной пулей, которую использовал притаившийся снайпер.
Попытка убийства произошла сегодня в три часа пополудни, когда губернатор в сопровождении помощника шел пешком, как любил это делать обычно, из законодательного здания штата в свою официальную резиденцию на Принс-стрит. Полицейские мгновенно определили место, откуда в него стреляли, – окно на третьем этаже Вадеворф-Билдинг, – и взяли здание штурмом, не дав преступникам возможности произвести второй выстрел. Один из них попытался скрыться и был убит в короткой, но жестокой перестрелке. Установлено, что это Сэмюэль Бэнкс, головорез с длинным криминальным списком. Полиция проводит проверку хорошо известных пособников Бэнкса, надеясь возложить на них ответственность за покушение на жизнь губернатора. А теперь мы вновь возвращаемся к прерванной музыкальной программе".
Я положил ладонь на руку девушки, когда та импульсивно попыталась заговорить. Малышка вовремя сдержалась и застыла в напряжении рядом со мной. Я дал пять долларов рабочему станции за заправку бензином и маслом. Потом нам пришлось подождать сдачи – мне не хотелось, чтобы он запомнил нас за излишнюю щедрость.
Краски на небе уже начали исчезать, когда мы наконец покатили прочь. Я заставил малышку свернуть на первую же боковую дорогу. Мы ехали на скорости тридцать пять миль в час и начали спускаться с холма к деревянному мосту, когда она неожиданно попыталась выпрыгнуть из машины.
Я сделал отчаянный рывок и успел поймать ее за запястье. Автомобиль между тем набирал скорость на спуске. Для борьбы было слишком мало места, но она сделала все, что могла. Я повис на рычаге ручного тормоза, не имея в таком положении возможности им воспользоваться, но другой рукой вцепился в руль и крутанул его. К счастью, кювета в том месте не было, просто десятифутовая земельная насыпь. Правый передний бампер принял на себя удар.
Затем мы малость посидели, приходя в себя. Я врезался плечом в лобовое стекло, малышка же схлопотала баранкой прямо в ребра. Шляпка с нее слетела, пиджак задрался до подмышек, юбка накрутилась на бедра. Я взирал на нее, испытывая печаль и непонимание, как мальчишка, ручная малиновка которого продолжает биться о прутья клетки. Затем отпустил ее запястье. Она механически его потерла.
– Почему... почему вы не убиваете меня? – прошептала девушка. – Почему бы вам просто не убить меня – и дело с концом?
– А почему бы тебе не расслабиться?
– Вы должны убить меня, – выдохнула она. – Думаете, я не понимаю, что вы должны меня убить? Я же свидетельница. Я видела вас в той комнате с оружием сразу же после выстрела. И слышала, что сказал тот, другой. Пока я жива, вам не удастся выкрутиться, свалив всю вину на того, второго.
– А кто выкручивается? – удивился я. – И кто на кого перекладывает вину? Да, я стрелял в Мэйни. И не отрицаю этого.
Девушка испустила долгий, вымученный выдох. Потом вдруг выкрикнула:
– Я знаю, кто вы! Вы – один из людей Гандермэна. Ну, валяйте, убейте меня!
Современные методы распространения слухов поистине удивительны. Вот взять хотя бы эту малышку, которая, по ее собственному признанию, не прожила в Кэпитал-Сити достаточно долго, чтобы узнать, где в этом городе есть еще туалеты, помимо ее конторы. Однако она полностью в курсе здешней политики и криминала. Ей все известно о Карле Гандермэне, хотя она не смогла бы его узнать при встрече на улице. Ей известно, что все плохое, происходящее в штате, будь то политика или рост преступности, так или иначе связано с его именем. А потому любой сомнительный тип в Кэпитал-Сити или его окрестностях, особенно если он прячет оружие в особом футляре, обязательно должен находиться на содержании Гандермэна. И если в губернатора стреляли, то Гандермэн уж точно приложил к этому руку. Ну да, здесь она права, он и впрямь по уши замешан в сегодняшних событиях.
Я внимательно посмотрел на нее. Было очевидно, что мы на самом финише. Если она хотела выброситься из машины на ходу, чтобы избавиться от моего присутствия, то с таким же успехом я могу отпустить ее на все четыре стороны и наконец-то позаботиться только о самом себе.
– Дай-ка мне сумочку! – распорядился я.
Она нашла ее и протянула мне. Я заглянул в водительскую лицензию. Там значилось: «Барбара Элизабет Уоллес, белая, пол женский. Рост пять футов и пять дюймов, вес – сто десять фунтов. Родилась 20 марта 1939 года». Лицензия была ей выдана в Грантсвилле – небольшом городишке на юге штата. Малышка явно появилась в Кэпитал-Сити недавно и еще не успела поменять лицензию, как того требует закон. Я положил сумочку ей на колени.
– Кто там у тебя в Грантсвилле?
Она смешалась:
– Сестра с мужем и детьми.
Я глянул на кольцо на ее руке.
– А где твой муж?
– Во Вьетнаме, – с трудом выдавила она и добавила после некоторого замешательства: – Он... не вернулся.
Это тоже имело значение, хотя и без всякой видимой причины, – с чего бы вдруг?
– У твоей сестры больше здравого смысла, чем у тебя? – поинтересовался я. А так как ответа не последовало, продолжил: – Да, задал я тебе перцу, малышка. Ты могла бы получить пулю в голову или сломать, себе шею, выпрыгивая из автомобиля на полном ходу. А теперь послушайся моего совета. Отправляйся к своей сестре и оставайся там. Напиши мистеру – как его там, в страховой компании «Северная звезда», – что обстоятельства вынудили тебя оставить у него работу, ты этим огорчена, но тебе надо срочно вернуться домой... Где ты жила в городе?
– На Севен-стрит.
– О'кей. Через пару дней сообщишь и им эту же приятную новость. Попросишь выслать тебе домой твои вещи. Затем заляг на дно и никому ни гугу. Это будет нелегко, но никогда не знаешь, на что способен, пока не попытаешься. Я оставляю тебе винтовку. Спрячь ее где-нибудь. Причина, по которой я оставляю ее тебе, – та, что вряд ли мне удастся провести ее незамеченной в автобусе. Кроме того, с твоей чересчур чуткой совестью и недостатком здравого смысла тебя непременно потянет на широкий жест, в случае, если арестуют невиновного. Ружье – это твое доказательство, можешь с ним в любое время заявиться в полицию и устроить сенсацию. – Я содрал свои перчатки и швырнул их ей на колени. – Здесь еще доказательства: на них полно частиц пороха, так что спецам-химикам из полицейской лаборатории будет с чем развернуться. Мое имя Найквист. – Я повторил еще раз: – Пол Найквист. У меня небольшая оружейная мастерская на Вестерн-бульваре. Конечно, это всего лишь ширма для всякого рода диких и нелегальных операций. Девушка, шустрая, как ты, это непременно сообразит. А такая толковая, как ты, должна додумать и многое другое, чего пока нет, но может случиться. Помни это, прежде чем сломя голову бросишься в полицию с намерением упечь меня за решетку.
Я открыл дверцу рядом с собой. Ее плотно прижала земельная насыпь, но я все же выбрался и обошел машину кругом. Бампер был помят, однако, подумал я, руль вряд ли пострадал. Затем подошел к дверце с ее стороны. Уже стемнело, и ее лицо казалось бледным овалом.
– Вы... вы позволяете мне уехать?
– А что, это мысль! – подхватил я. – Однако напоследок запомни кое-что. Первое: никто не знает, что ты была замешана в этом деле, кроме Уити, тебя и меня. Уити мертв, а я не склонен распространяться на эту тему. Так что все упирается в тебя. Второе: если ты заговоришь, то ничего не добьешься. Поверь мне, это дельце не из тех, что раскрываются полицией. Оно будет решено в другом месте и без всяких свидетельств слишком шустрых маленьких девушек с длинными любопытными носами. Их показания могут не понравиться некоторым важным шишкам, эти люди не любят попадать в неудобные положения. Поэтому если ты заговоришь, то почти наверняка будешь убита, и заметь – не мною. Лично я не желаю иметь к этому никакого отношения... А теперь, если подашь машину задом, думаю, тебе удастся вывести ее отсюда благополучно. Сожалею, что помят бампер.
Я пронаблюдал, как она скрылась из виду. Затем повернулся и зашагал в другую сторону.
Глава 4
Затем малышка принялась устраиваться за рулем более комфортабельно. Должно быть, тот полицейский автомобиль был ее последней надеждой, а теперь она решила немного заняться собой. И вскоре настолько снизила скорость, что смогла стащить запачканные перчатки. С отвращением бросив их на сиденье, она почистила перед пиджака, одернула юбку и начала ее отряхивать. Словом, принялась устраиваться как дома, готовясь к тому, что ее заставят еще долго ездить, и мирясь с мыслью, что освобождение не будет таким скорым, как она еще совсем недавно надеялась. Когда же снова взялась за руль, я заметил на ее пальце кольцо. Всегда полезно знать, что имеешь дело с замужней женщиной, хотя в данных обстоятельствах это вряд ли было для меня важно.
Набив трубку, я раскурил ее и поинтересовался:
– Какого дьявола ты делала в том здании, хотелось бы мне знать?
Она ответила не сразу, а только когда собралась с мыслями.
– Ну, я... – Моя собеседница смешалась и слегка покраснела. – Я просто должна была... Ну, короче, я там работаю.
– Где там?
– В обществе страхования «Северная звезда». Я секретарша мистера Фенвика.
– Кто такой мистер Фенвик?
– Он и есть «Северная звезда».
– О'кей, – удовлетворился я, – продолжай.
– Ну, я работаю там, – повторила она. – И естественно, у меня есть ключ к... Я имею в виду туалет. Мне захотелось перед отъездом... – Ее голос затих.
– Значит, ты явилась туда лишь затем, чтобы воспользоваться сортиром, и это все? – удивился я.
– Д-да.
– У тебя от него был ключ, а само здание оказалось открытым... – Я расхохотался.
Она заерзала и с негодованием взглянула на меня:
– Что тут смешного?
– Ты никак не желаешь понять, – начал я объяснять. – Сейчас весь этот чертов штат встал на уши, а все из-за чего? Да из-за того, что двое глупцов, если не идиотов, не смогли немного потерпеть. Если бы тебе не стало невтерпеж, ты туда не пришла бы, а если бы Уити не приспичило, он не оставил бы дверь офиса незапертой и ты не смогла сунуть свой нос куда не следует... Кстати, малышка, ты, часом, не того?
– Что вы имеете в виду?
– Разве тебе мама не говорила, что допытываться, почему стреляют, невежливо? Людям это здорово не нравится. Какого дьявола ты не сбежала опрометью по лестнице и не схватила за грудки ближайшего полисмена, если уж тебя так потянуло на подвиги?
Она сердито возразила:
– Я же не знала, что это выстрел. Шум был как от взрыва. Меня прорвало.
– Лапочка, взрывы тоже предпочитают одиночество. Им лишние свидетели также ни к чему... В чем дело?
Она потерла уши, сначала одно, затем другое, словно наш разговор напомнил ей о чем-то ее беспокоящем. Наконец ответила:
– Уши болят.
– Еще бы! Ты же стояла почти перед стволом, когда оружие бабахнуло. Еще пару дней будет сказываться.
Я тоже кое-что припомнил и, вытащив из своих ушей ватные тампоны, выкинул их в окошко автомобиля. Если полиция может что-то извлечь из пары ушных затычек, валяющихся в кювете, что ж, могу лишь пожелать им удачи! Потом глянул на руки, но не снял перчаток из свиной кожи, так как еще не решил, что сделаю с малышкой и ее машиной, прежде чем начну оставлять повсюду отпечатки пальцев. А чтобы поддержать разговор, произнес:
– Ты когда-нибудь видела фильм под названием «Шейн»? Там Голливуд, пожалуй, единственный раз ухитрился воспроизвести ружейный выстрел в натуре. Обычно их так называемые выстрелы тарахтят, как жареные кукурузные зерна на сковородке.
Девушка взглянула на меня настороженно и как-то странно.
– Скажите мне кое-что, – вымолвила она и смешалась, очевидно опасаясь неадекватной реакции с моей стороны. Но через несколько секунд все-таки собралась с духом и мужественно спросила: – Вы чокнутый?
Я ухмыльнулся и увидел на ее лице облегчение: должно быть, обрадовалась, что этот чудовищный тип, сидящий с ней рядом, не пришел в ярость. Однако от прямого ответа я ушел.
– Хороший вопрос. А сама-то ты как думаешь? Девушка снова смутилась. Нетрудно было догадаться, в каком направлении работали ее мысли: если ей удастся меня разговорить на эту личную, даже интимную, тему, то, возможно, получится и заслужить мое доверие, а дальше и убедить отпустить ее подобру-поздорову. С другой стороны, конечно же, рассуждала малышка, у меня, очевидно, неустойчивый характер и такой разговор может дать мне повод проявить излишнюю фамильярность... или, даже хуже, натолкнет на мысль воспользоваться преимуществами моего положения. А она определенно не желала, чтобы в моей голове возникли подобные идеи. Короче, с ее стороны это был акт отчаянной балансировки на краю пропасти, но ведь ей приходилось – так она, безусловно, думала – бороться за свою жизнь.
– Я... я думаю, вы странная личность, – выдала девушка, посчитав такие слова достаточно безопасными.
Большинство людей никогда ничего не имеют против, если их называют странными. Всегда предпочтительнее считаться немного загадочным и интересным, нежели вполне нормальным и тусклым до тошноты. Только мне на ее характеристику было плевать. Я сухо ответил:
– Не знаю, странный я или нет, но в эту минуту тебе со мной безопаснее, чем с кем бы то ни было. Не будь меня, ты бы уже влипла по уши, отчудив какой-нибудь дурацкий финт, продиктованный чувством общественного долга, как ты его понимаешь. На всем свете я один-единственный человек, с которым тебе сейчас нечего бояться.
– Вы же не ожидаете, что я на самом деле в это поверю?
– Нет, – признался я, – но лучше было бы поверить.
– И легче для вас.
– Точно, – не стал я спорить. – Но вбей себе в голову крепко-накрепко один факт. Не сомневайся, что я мог бы позволить тому громиле там, в офисе, пристрелить тебя, но не сделал этого. И говорю тебе это, исходя не из умозрительных рассуждений, а руководствуясь тем, что знаю наверняка. Вот тот самый голенький факт, каким ты располагаешь. И не дай ему затеряться в ворохе досужих размышлений.
Некоторое время малышка молча вела машину, потом глянула на меня.
– Я... я никак не возьму в толк, – вымолвила она несколько неуверенно, – вы ведь спасли мне жизнь, верно? Понимаете, это случилось так быстро, что я и опомниться не успела... Он собирался меня застрелить? И все из-за того, что я туда зашла? А вместо этого вы застрелили его?
– Попала в точку.
– Но... но ведь был еще выстрел, который заставил меня открыть дверь.
Я мог ответить лишь так:
– Лучше забудь об этом раз и навсегда. Ясно?
– Но как я смогу? – возразила она. – Я ведь слышала выстрел. Вы же вот не забыли... Вас там было двое вооруженных, в той комнате, чтобы кого-то убить! Кого-то на улице. – Ее голос вдруг стал прерывистым, словно ей не хватало дыхания.
– Откуда тебе знать? – упорствовал я. – Это твое предположение.
– Но я в этом уверена! – воскликнула девушка. – Я же своими ушами слышала выстрел, а то нет? И когда открыла дверь, тот, другой мужчина говорил... – Она облизнула губы. – Он говорил: «Ты попал в него. Влепил в него пулю. Он упал». Я же слышала это! Разве это не правда? Что, не так?
– Угу, – протянул я, – более-менее соответствует действительности.
– Нет, не «более-менее»! Это так, и все тут. Я слышала собственными ушами. – Она повернула ко мне голову. – Кто это был? Кого вы застрелили?
– Тебе бы малость поунять свое любопытство, – посоветовал я. – Как бы оно не оказалось причиной твоей смерти. Малышка резко отвернулась и проговорила почти с печалью:
– Вы сами себе противоречите. Сначала спасаете мне жизнь, потом грозитесь меня убить.
– Ничего подобного, – возразил я. – Сверни-ка на бензозаправку вон там впереди – у нас бензин на нуле. А вот это уже угроза: если ты попытаешься дать сигнал о помощи, то заправщик погибнет в расцвете лет. Даже если тебя не волнует собственная участь, подумай о нем, о его жене и детях. Если, конечно, они у него есть. Не при в дурь и следи за каждым своим шагом. Никаких вяканий насчет туалета, с тем чтобы оставить там послание губной помадой на зеркале. Даже если тебе и приспичило, пора научиться сдерживаться, когда это нужно, ты уже взрослая девушка.
Кино и телевидение изо всех сил стараются склонить нас к отчаянным поступкам. Благодаря им оружие в общественном мнении приобрело черты чуть ли не магического жезла: все, что надо сделать, дабы добиться от людей безусловной покорности и сотрудничества, – это помахать перед ними пистолетом. И никогда никому не приходит в голову, что оружие предназначено исключительно для того, чтобы из него стреляли, хотя бывают и такие моменты, когда делать это нежелательно и невыгодно или просто невозможно. Малышка, разумеется, знала о «Пи-38» у меня за поясом, но уже поняла, что я не тороплюсь изрешетить ее пулями, а может, даже оказалась в состоянии сообразить, что не горю особым желанием причинить существенный вред и персоналу автозаправки. Однако я имел пушку, а по канонам ТВ это давало мне право приказывать. Оспорить же мою власть и право означало бы подорвать авторитет самого Хопалонга Кэссиди[1], а это конец всему.
Она подъехала к бензоколонке и покорно сидела подле меня положив руки на колени, пока мужчина-автозаправщик наполнял наш бак.
Уже начинало смеркаться: небо впереди окрасилось в драматические цвета: от малиново-оранжево-желтого до пурпурно-голубого. Со станции, где было включено радио, до нас доносилась музыка. Неожиданно она прервалась, и прозвучал голос диктора:
«Мы прерываем нашу музыкальную программу, чтобы сообщить вам, как развиваются события вокруг попытки убийства губернатора Мартина Мэйни. Полиция штата обнаружила автомобиль, на котором один из стрелявших в него бежал с места преступления. Его нашли брошенным возле небольшого городка Чани-Джанкшн в сорока милях к югу от Кэпитал-Сити. Полиция соседних штатов поднята по тревоге на поиски сбежавшего преступника. По описанию свидетелей, он небольшого роста, смуглый, одет в легкий костюм, на голове большая соломенная шляпа со светлой лентой вокруг тульи. Власти уверены, что он вскоре окажется за решеткой...»
Я с удовлетворением отметил, что диктор дал точное описание Тони, а не мое. Он говорил еще что-то, пока заправщик спрашивал, не проверить ли уровень масла. Я ответил согласием и вновь вслушался в хорошо поставленный голос.
"...Губернатор Мэйни, недавно выдвинувший свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов, находится в отдельной палате Мемориального госпиталя. Врачи говорят о его состоянии как об удовлетворительном, если не считать шока и небольшой потери крови. Однако сомневаются, удастся ли им сохранить правую руку губернатора, раздробленную крупнокалиберной пулей, которую использовал притаившийся снайпер.
Попытка убийства произошла сегодня в три часа пополудни, когда губернатор в сопровождении помощника шел пешком, как любил это делать обычно, из законодательного здания штата в свою официальную резиденцию на Принс-стрит. Полицейские мгновенно определили место, откуда в него стреляли, – окно на третьем этаже Вадеворф-Билдинг, – и взяли здание штурмом, не дав преступникам возможности произвести второй выстрел. Один из них попытался скрыться и был убит в короткой, но жестокой перестрелке. Установлено, что это Сэмюэль Бэнкс, головорез с длинным криминальным списком. Полиция проводит проверку хорошо известных пособников Бэнкса, надеясь возложить на них ответственность за покушение на жизнь губернатора. А теперь мы вновь возвращаемся к прерванной музыкальной программе".
Я положил ладонь на руку девушки, когда та импульсивно попыталась заговорить. Малышка вовремя сдержалась и застыла в напряжении рядом со мной. Я дал пять долларов рабочему станции за заправку бензином и маслом. Потом нам пришлось подождать сдачи – мне не хотелось, чтобы он запомнил нас за излишнюю щедрость.
Краски на небе уже начали исчезать, когда мы наконец покатили прочь. Я заставил малышку свернуть на первую же боковую дорогу. Мы ехали на скорости тридцать пять миль в час и начали спускаться с холма к деревянному мосту, когда она неожиданно попыталась выпрыгнуть из машины.
Я сделал отчаянный рывок и успел поймать ее за запястье. Автомобиль между тем набирал скорость на спуске. Для борьбы было слишком мало места, но она сделала все, что могла. Я повис на рычаге ручного тормоза, не имея в таком положении возможности им воспользоваться, но другой рукой вцепился в руль и крутанул его. К счастью, кювета в том месте не было, просто десятифутовая земельная насыпь. Правый передний бампер принял на себя удар.
Затем мы малость посидели, приходя в себя. Я врезался плечом в лобовое стекло, малышка же схлопотала баранкой прямо в ребра. Шляпка с нее слетела, пиджак задрался до подмышек, юбка накрутилась на бедра. Я взирал на нее, испытывая печаль и непонимание, как мальчишка, ручная малиновка которого продолжает биться о прутья клетки. Затем отпустил ее запястье. Она механически его потерла.
– Почему... почему вы не убиваете меня? – прошептала девушка. – Почему бы вам просто не убить меня – и дело с концом?
– А почему бы тебе не расслабиться?
– Вы должны убить меня, – выдохнула она. – Думаете, я не понимаю, что вы должны меня убить? Я же свидетельница. Я видела вас в той комнате с оружием сразу же после выстрела. И слышала, что сказал тот, другой. Пока я жива, вам не удастся выкрутиться, свалив всю вину на того, второго.
– А кто выкручивается? – удивился я. – И кто на кого перекладывает вину? Да, я стрелял в Мэйни. И не отрицаю этого.
Девушка испустила долгий, вымученный выдох. Потом вдруг выкрикнула:
– Я знаю, кто вы! Вы – один из людей Гандермэна. Ну, валяйте, убейте меня!
Современные методы распространения слухов поистине удивительны. Вот взять хотя бы эту малышку, которая, по ее собственному признанию, не прожила в Кэпитал-Сити достаточно долго, чтобы узнать, где в этом городе есть еще туалеты, помимо ее конторы. Однако она полностью в курсе здешней политики и криминала. Ей все известно о Карле Гандермэне, хотя она не смогла бы его узнать при встрече на улице. Ей известно, что все плохое, происходящее в штате, будь то политика или рост преступности, так или иначе связано с его именем. А потому любой сомнительный тип в Кэпитал-Сити или его окрестностях, особенно если он прячет оружие в особом футляре, обязательно должен находиться на содержании Гандермэна. И если в губернатора стреляли, то Гандермэн уж точно приложил к этому руку. Ну да, здесь она права, он и впрямь по уши замешан в сегодняшних событиях.
Я внимательно посмотрел на нее. Было очевидно, что мы на самом финише. Если она хотела выброситься из машины на ходу, чтобы избавиться от моего присутствия, то с таким же успехом я могу отпустить ее на все четыре стороны и наконец-то позаботиться только о самом себе.
– Дай-ка мне сумочку! – распорядился я.
Она нашла ее и протянула мне. Я заглянул в водительскую лицензию. Там значилось: «Барбара Элизабет Уоллес, белая, пол женский. Рост пять футов и пять дюймов, вес – сто десять фунтов. Родилась 20 марта 1939 года». Лицензия была ей выдана в Грантсвилле – небольшом городишке на юге штата. Малышка явно появилась в Кэпитал-Сити недавно и еще не успела поменять лицензию, как того требует закон. Я положил сумочку ей на колени.
– Кто там у тебя в Грантсвилле?
Она смешалась:
– Сестра с мужем и детьми.
Я глянул на кольцо на ее руке.
– А где твой муж?
– Во Вьетнаме, – с трудом выдавила она и добавила после некоторого замешательства: – Он... не вернулся.
Это тоже имело значение, хотя и без всякой видимой причины, – с чего бы вдруг?
– У твоей сестры больше здравого смысла, чем у тебя? – поинтересовался я. А так как ответа не последовало, продолжил: – Да, задал я тебе перцу, малышка. Ты могла бы получить пулю в голову или сломать, себе шею, выпрыгивая из автомобиля на полном ходу. А теперь послушайся моего совета. Отправляйся к своей сестре и оставайся там. Напиши мистеру – как его там, в страховой компании «Северная звезда», – что обстоятельства вынудили тебя оставить у него работу, ты этим огорчена, но тебе надо срочно вернуться домой... Где ты жила в городе?
– На Севен-стрит.
– О'кей. Через пару дней сообщишь и им эту же приятную новость. Попросишь выслать тебе домой твои вещи. Затем заляг на дно и никому ни гугу. Это будет нелегко, но никогда не знаешь, на что способен, пока не попытаешься. Я оставляю тебе винтовку. Спрячь ее где-нибудь. Причина, по которой я оставляю ее тебе, – та, что вряд ли мне удастся провести ее незамеченной в автобусе. Кроме того, с твоей чересчур чуткой совестью и недостатком здравого смысла тебя непременно потянет на широкий жест, в случае, если арестуют невиновного. Ружье – это твое доказательство, можешь с ним в любое время заявиться в полицию и устроить сенсацию. – Я содрал свои перчатки и швырнул их ей на колени. – Здесь еще доказательства: на них полно частиц пороха, так что спецам-химикам из полицейской лаборатории будет с чем развернуться. Мое имя Найквист. – Я повторил еще раз: – Пол Найквист. У меня небольшая оружейная мастерская на Вестерн-бульваре. Конечно, это всего лишь ширма для всякого рода диких и нелегальных операций. Девушка, шустрая, как ты, это непременно сообразит. А такая толковая, как ты, должна додумать и многое другое, чего пока нет, но может случиться. Помни это, прежде чем сломя голову бросишься в полицию с намерением упечь меня за решетку.
Я открыл дверцу рядом с собой. Ее плотно прижала земельная насыпь, но я все же выбрался и обошел машину кругом. Бампер был помят, однако, подумал я, руль вряд ли пострадал. Затем подошел к дверце с ее стороны. Уже стемнело, и ее лицо казалось бледным овалом.
– Вы... вы позволяете мне уехать?
– А что, это мысль! – подхватил я. – Однако напоследок запомни кое-что. Первое: никто не знает, что ты была замешана в этом деле, кроме Уити, тебя и меня. Уити мертв, а я не склонен распространяться на эту тему. Так что все упирается в тебя. Второе: если ты заговоришь, то ничего не добьешься. Поверь мне, это дельце не из тех, что раскрываются полицией. Оно будет решено в другом месте и без всяких свидетельств слишком шустрых маленьких девушек с длинными любопытными носами. Их показания могут не понравиться некоторым важным шишкам, эти люди не любят попадать в неудобные положения. Поэтому если ты заговоришь, то почти наверняка будешь убита, и заметь – не мною. Лично я не желаю иметь к этому никакого отношения... А теперь, если подашь машину задом, думаю, тебе удастся вывести ее отсюда благополучно. Сожалею, что помят бампер.
Я пронаблюдал, как она скрылась из виду. Затем повернулся и зашагал в другую сторону.
Глава 4
Автобус доставил меня на Тополиный остров в десять часов вечера. Автобусная станция в центре города была одновременно автозаправкой и закусочной с гамбургерами. В бензине я не нуждался, а вот голод испытывал. Однако решил не привлекать к себе внимание, отправившись сразу же вовнутрь здания, да и подумал, что пищеварение у меня значительно улучшится, если вначале я разузнаю ситуацию. Впрочем, может, и ухудшится – кто знает? Я потянулся, чтобы размять затекшие мышцы спины и ягодиц, заправил рубашку в слаксы, прикрыл полой пиджака рукоятку «Пи-38» и зашагал по левой стороне проезжей части навстречу движению – точно так, как было рекомендовано побитым дорожным знаком. Субботняя ночь заметно увеличила количество машин на дороге. Я старался игнорировать слепящий свет фар с обеих сторон. Казалось бы, человек, постоянно внушающий себе в течение двух лет, что ему нечего держаться за жизнь, в состоянии держать свои рефлексы под строгим контролем. Но инстинкт самосохранения – сильное животное чувство, превалирующее над разумом. А потому время от времени меня так и подмывало броситься в кювет при звуках выхлопных труб грузовиков, напоминающих выстрелы.
Тополиный остров – на самом деле полуостров, а вовсе не остров, как следует из его названия. Что же касается тополей, то их тут почти не сохранилось – большинство деревьев были выкорчеваны теми, кто превратил здешний рыбацкий поселок в курортный пляж. Думаю, не последнюю роль сыграло и то, что, по моим наблюдениям, строители, архитекторы и подрядчики на дух не переносят вида живых деревьев. Они, как мне сдается, не решаются даже приблизиться к месту предполагаемого строительства, пока бульдозеры с корнем не выдерут последние остатки растительности. Возможно, у них срабатывает и комплекс вины: эти люди используют такое огромное количество древесины, что не хотят никакого напоминания о загубленных для этого деревьях. А может, просто не желают сами себе признаться, что это местечко гораздо больше радовало глаз, пока они не наставили тут помпезных коробок пастельного цвета.
Впереди засияла вывеска туристского кемпинга. Мне доводилось слышать, что здесь находятся один или два мотеля, в которых не принимают парочек из автомобилей с номерными знаками штата, пока они не продемонстрируют обручальные кольца, солидный багаж или что-то другое, так же свидетельствующее об их респектабельности. Но кемпинг впереди был явно не из таких. Про него мне было известно, что во время сезона его три или четыре хижины никогда не сдаются больше чем на одну ночь, как бы ни требовали останавливающиеся. Они приберегаются для коротких «деловых» встреч посетителей соседних пивных пабов. Хотя это, конечно, слухи, не могу ручаться за их достоверность. Но есть же люди, которые всегда и во всем видят секс. И можно только удивляться, насколько часто они оказываются правы.
Моя машина – небольшой «плимут» с закрытым кузовом – поджидала меня перед хижиной номер 14. Освещение было слабым, поэтому я мог только догадываться о цвете стоящего там автомобиля, вмятинах на его заднем бампере и надписи на двери: «Найквист Хоффмайер и патентованные оружейники». Но место и контуры машины были те самые.
Я постоял под прикрытием дерева – одним из тех, что сохранились на самых задворках, – глядя на освещенное окно хижины и размышляя о том, кто же там внутри. Был только один способ выяснить это достоверно. Поэтому я зарядил «Пи-38», заткнул оружие обратно за пояс и, не застегнув пиджака, пошел вперед.
Да, это был мой автомобиль – все верно. Я прошел мимо него к двери хижины. Никакого смысла проявлять особую изобретательность просто не было. Моя пушка за поясом могла служить лишь моральной поддержкой – она ровным счетом ни черта не значила бы, если бы на мой счет вынесли вердикт там, в Кэпитал-Сити. В этом случае где-то здесь из темноты в мою спину уже целился бы киллер.
Я повернул ручку замка. Дверь была не заперта. Оставалось только войти.
Мужчина, лежащий на ближайшей кровати, тут же рявкнул:
– Какого дьявола ты так задержался?
Никогда прежде я не видел этого типа, и все же в нем было что-то знакомое: волосы такого же цвета, как у меня, примерно мои габариты. В остальном он несколько отличался, особенно по части изысканности в одежде, иначе я возненавидел бы даже саму мысль о нашем слишком сильном сходстве. Но все же следовало признать, что организация оказалась на должной высоте. Все было продумано, за исключением разве что возможной неудачи. Но я ничуть не сомневался, что именно сейчас, с запозданием, прорабатываются меры, которые необходимо предпринять в случае провала. И мне они скоро станут известны, хотя конечно же не нынешней ночью. Этой ночью состав, поставленный на рельсы, катился по расписанию.
– Лучше поздно, чем никогда, разве не так? – огрызнулся я.
– Да мне все это по фигу, пока идут денежки, только вот из-за тебя я опоздал на самолет, – сообщил мой двойник.
– Ничего, тебе зарезервируют место на другой рейс, – успокоил я его.
Он встал, надел пиджак и пошел к двери.
– Тут все в порядке, – сообщил он, – только тебе следует проверить балансировку передних колес. Эта тачка трясется, как миксер, на скорости семьдесят миль в час.
– Нет такого закона, чтобы ездить только на семидесяти, – буркнул я.
Еще мгновение мы смотрели друг на друга. Я знал, что больше никогда его не увижу. Он был нанят для этой работы издалека по объявлению: «Требуется мужчина, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто семьдесят фунтов, правильные черты лица, блондин, никому не известный на месте выезда. Расходы и вознаграждение за счет фирмы». Теперь этот тип вернется туда, откуда прибыл. Или, возможно, его отвезут в бухту и выбросят за борт. Сие мне неизвестно. По слабой неуверенности, проскальзывающей в его глазах, я понял, что и он испытывает сомнение насчет своей дальнейшей судьбы. Видимо, как и я, знал: в работе подобного рода летальный исход не исключается. А может, ему даже было известно об этом куда больше, чем мне. В конце концов, я активно подвизался в этом бизнесе всего какие-то последние семь часов, начиная с того времени, как пополудни нажал на спусковой крючок «спрингфилда». До того момента я был всего лишь почетным членом «андерграунда». Сейчас же заполучил алиби от криминала. Впрочем, все это мне было до лампочки. Последнюю пару лет меня ничего особенно не волновало, да и сейчас тоже.
Тополиный остров – на самом деле полуостров, а вовсе не остров, как следует из его названия. Что же касается тополей, то их тут почти не сохранилось – большинство деревьев были выкорчеваны теми, кто превратил здешний рыбацкий поселок в курортный пляж. Думаю, не последнюю роль сыграло и то, что, по моим наблюдениям, строители, архитекторы и подрядчики на дух не переносят вида живых деревьев. Они, как мне сдается, не решаются даже приблизиться к месту предполагаемого строительства, пока бульдозеры с корнем не выдерут последние остатки растительности. Возможно, у них срабатывает и комплекс вины: эти люди используют такое огромное количество древесины, что не хотят никакого напоминания о загубленных для этого деревьях. А может, просто не желают сами себе признаться, что это местечко гораздо больше радовало глаз, пока они не наставили тут помпезных коробок пастельного цвета.
Впереди засияла вывеска туристского кемпинга. Мне доводилось слышать, что здесь находятся один или два мотеля, в которых не принимают парочек из автомобилей с номерными знаками штата, пока они не продемонстрируют обручальные кольца, солидный багаж или что-то другое, так же свидетельствующее об их респектабельности. Но кемпинг впереди был явно не из таких. Про него мне было известно, что во время сезона его три или четыре хижины никогда не сдаются больше чем на одну ночь, как бы ни требовали останавливающиеся. Они приберегаются для коротких «деловых» встреч посетителей соседних пивных пабов. Хотя это, конечно, слухи, не могу ручаться за их достоверность. Но есть же люди, которые всегда и во всем видят секс. И можно только удивляться, насколько часто они оказываются правы.
Моя машина – небольшой «плимут» с закрытым кузовом – поджидала меня перед хижиной номер 14. Освещение было слабым, поэтому я мог только догадываться о цвете стоящего там автомобиля, вмятинах на его заднем бампере и надписи на двери: «Найквист Хоффмайер и патентованные оружейники». Но место и контуры машины были те самые.
Я постоял под прикрытием дерева – одним из тех, что сохранились на самых задворках, – глядя на освещенное окно хижины и размышляя о том, кто же там внутри. Был только один способ выяснить это достоверно. Поэтому я зарядил «Пи-38», заткнул оружие обратно за пояс и, не застегнув пиджака, пошел вперед.
Да, это был мой автомобиль – все верно. Я прошел мимо него к двери хижины. Никакого смысла проявлять особую изобретательность просто не было. Моя пушка за поясом могла служить лишь моральной поддержкой – она ровным счетом ни черта не значила бы, если бы на мой счет вынесли вердикт там, в Кэпитал-Сити. В этом случае где-то здесь из темноты в мою спину уже целился бы киллер.
Я повернул ручку замка. Дверь была не заперта. Оставалось только войти.
Мужчина, лежащий на ближайшей кровати, тут же рявкнул:
– Какого дьявола ты так задержался?
Никогда прежде я не видел этого типа, и все же в нем было что-то знакомое: волосы такого же цвета, как у меня, примерно мои габариты. В остальном он несколько отличался, особенно по части изысканности в одежде, иначе я возненавидел бы даже саму мысль о нашем слишком сильном сходстве. Но все же следовало признать, что организация оказалась на должной высоте. Все было продумано, за исключением разве что возможной неудачи. Но я ничуть не сомневался, что именно сейчас, с запозданием, прорабатываются меры, которые необходимо предпринять в случае провала. И мне они скоро станут известны, хотя конечно же не нынешней ночью. Этой ночью состав, поставленный на рельсы, катился по расписанию.
– Лучше поздно, чем никогда, разве не так? – огрызнулся я.
– Да мне все это по фигу, пока идут денежки, только вот из-за тебя я опоздал на самолет, – сообщил мой двойник.
– Ничего, тебе зарезервируют место на другой рейс, – успокоил я его.
Он встал, надел пиджак и пошел к двери.
– Тут все в порядке, – сообщил он, – только тебе следует проверить балансировку передних колес. Эта тачка трясется, как миксер, на скорости семьдесят миль в час.
– Нет такого закона, чтобы ездить только на семидесяти, – буркнул я.
Еще мгновение мы смотрели друг на друга. Я знал, что больше никогда его не увижу. Он был нанят для этой работы издалека по объявлению: «Требуется мужчина, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто семьдесят фунтов, правильные черты лица, блондин, никому не известный на месте выезда. Расходы и вознаграждение за счет фирмы». Теперь этот тип вернется туда, откуда прибыл. Или, возможно, его отвезут в бухту и выбросят за борт. Сие мне неизвестно. По слабой неуверенности, проскальзывающей в его глазах, я понял, что и он испытывает сомнение насчет своей дальнейшей судьбы. Видимо, как и я, знал: в работе подобного рода летальный исход не исключается. А может, ему даже было известно об этом куда больше, чем мне. В конце концов, я активно подвизался в этом бизнесе всего какие-то последние семь часов, начиная с того времени, как пополудни нажал на спусковой крючок «спрингфилда». До того момента я был всего лишь почетным членом «андерграунда». Сейчас же заполучил алиби от криминала. Впрочем, все это мне было до лампочки. Последнюю пару лет меня ничего особенно не волновало, да и сейчас тоже.