— Ничего, ровным счетом ничего. Между прочим, и вам, вероятно, будет интересно узнать, что один из ваших отдаленных родственников, Хью Гленмор, был шпионом Стюартов — точнее, того романтического принца Чарли, о котором вы, должно быть, слышали. Этого шпиона схватили и обезглавили. М-да, работа секретного агента во все времена была занятием грязным и опасным, не так ли, мистер Хелм?
— Есть такое мнение, — сухо отозвался я, вставая. Мы молча смотрели друг на друга. Не спуская с него глаз, я протянул руку, взял свои бумаги и сунул их в карман пальто. Выражение его лица, строго говоря, не было что называется враждебным, но и дружелюбным оно мне не показалось. Уоллинг сделал мне скидку. Он просто принял на веру мои слова — касательно Гленморов. Сведения о семье, с которыми я позволил ему ознакомиться, были подлинными. Это ему понравилось. Ему захотелось убедиться, что эти сведения имеют ко мне непосредственное отношение. И тем не менее он прекрасно понимал, что я пришел к нему не просто из интереса к собственной генеалогии. Тут я его одурачить не сумел. И он прекрасно понимал, что, кто бы ни были мои предки, я не простой турист. Он глубоко вздохнул.
— Если вы меня подождете, мистер Хелм, мы можем выйти вместе.
— Конечно!
Я ждал его в приемной, пока он надевал пальто и шляпу. Он проводил меня на лестничную площадку и завозился с дверным замком. Когда мы спускались по лестнице, невысокий, с чуть раскосыми глазами, мужчина в низко надвинутой кепке и наглухо застегнутом макинтоше воровато выскользнул из двери на третьем этаже. На двери висела табличка: “Ориентал экспорте, Лтд.”. Он бросил в нашу сторону косой взгляд и, опередив нас, двинулся вниз.
Все было проделано очень ловко. То есть они сделали мне коробочку. Внезапно зловещий коротышка, идущий впереди меня, развернулся и стал наступать с явным намерением на меня напасть. Пока я рассматривал огромный нож, сверкнувший у него в руке, Уоллинг ударил меня сзади дубинкой.
Глава 6
Глава 7
— Есть такое мнение, — сухо отозвался я, вставая. Мы молча смотрели друг на друга. Не спуская с него глаз, я протянул руку, взял свои бумаги и сунул их в карман пальто. Выражение его лица, строго говоря, не было что называется враждебным, но и дружелюбным оно мне не показалось. Уоллинг сделал мне скидку. Он просто принял на веру мои слова — касательно Гленморов. Сведения о семье, с которыми я позволил ему ознакомиться, были подлинными. Это ему понравилось. Ему захотелось убедиться, что эти сведения имеют ко мне непосредственное отношение. И тем не менее он прекрасно понимал, что я пришел к нему не просто из интереса к собственной генеалогии. Тут я его одурачить не сумел. И он прекрасно понимал, что, кто бы ни были мои предки, я не простой турист. Он глубоко вздохнул.
— Если вы меня подождете, мистер Хелм, мы можем выйти вместе.
— Конечно!
Я ждал его в приемной, пока он надевал пальто и шляпу. Он проводил меня на лестничную площадку и завозился с дверным замком. Когда мы спускались по лестнице, невысокий, с чуть раскосыми глазами, мужчина в низко надвинутой кепке и наглухо застегнутом макинтоше воровато выскользнул из двери на третьем этаже. На двери висела табличка: “Ориентал экспорте, Лтд.”. Он бросил в нашу сторону косой взгляд и, опередив нас, двинулся вниз.
Все было проделано очень ловко. То есть они сделали мне коробочку. Внезапно зловещий коротышка, идущий впереди меня, развернулся и стал наступать с явным намерением на меня напасть. Пока я рассматривал огромный нож, сверкнувший у него в руке, Уоллинг ударил меня сзади дубинкой.
Глава 6
Во всяком случае, именно так оно и должно было произойти. Как я уже сказал, все было проделано лихо, может быть, с чрезмерной лихостью. Однако я этим бизнесом занимаюсь уже довольно продолжительное время, и когда мне под нос суют начинающего доктора фу Маньчу, у которого все на месте: раскосые глазки, вороватая походка и сверкающее лезвие за пазухой, — я никак не могу отделаться от мысли: кто же нанесет мне настоящий удар, пока я занят изучением надвигающейся азиатской угрозы. Все же как-никак во мне шесть футов четыре дюйма росту, и парню на фут меня короче, к тому же стоящему четырьмя или пятью ступеньками ниже на крутой лестнице, чтобы причинить мне невосполнимый урон, надо быть либо вооруженным нунчаками, либо иметь сильную подмогу. Посему для того, чтобы я попал в безвыходную западню, требовался еще один участник, а поскольку на сцене присутствовали только мы трое, следовательно, этим третьим должен был оказаться джентльмен за моей спиной — сколь бы неподходящим кандидатом на такую роль он ни казался. Когда идущий впереди меня косоглазый обернулся, я сунул руку в карман брюк и выхватил свой ножичек с выбрасывающимся лезвием — я всякий раз достаю его н критический момент, — и сделал им резкую отмашку назад с вывертом вверх. Если бы я ошибся, мне пришлось бы вступить с ними в долгое объяснение по поводу своего агрессивного поведения, но я уже давно привык не ошибаться.
Я не ошибся и на этот раз. Со свистом рассекшая воздух дубинка — кажется, в Англии это называется палица — подтвердила правильность моих действий: дубинка пролетела в дюйме от моего черепа и скользнула по вздернутому плечу. В ту же секунду мой нож попал в цель, но не совсем в десятку: мне не повезло, и лезвие ткнулось в пряжку ремня. Мне как-то говорили, что британские джентльмены носят подтяжки, но надо полагать, мистер Уоллинг не был джентльменом. Что ж, эта мысль закралась мне в голову чуть раньше.
Попав в ремень, я не проткнул ему живот, однако сила моего выпада была столь велика, что его отбросило назад, и он сел на ступени, на мгновение сбившись с дыхания. Дубинка выскользнула у него из рук и, подскакивая на ступеньках, покатилась вниз. По меньшей мере, на мгновение он оказался обезоруженным и бездыханным.
Мне надо было этим обстоятельством воспользоваться, ибо я чуял желтую угрозу за спиной: косоглазый явно пытался отыскать на моей спине мягкое место, куда бы вонзить свой полуметровый кинжал. У меня не было времени даже обернуться. Я просто с силой лягнул его, точно норовистый мул. Теперь мне повезло. Удар пяткой пришелся куда-то в него, и он кубарем покатился по ступенькам, правда, не очень далеко. На лету он уцепился за перила и, поднявшись на ноги, вновь устремился ко мне с кинжалом наперевес. Его клинок в длину превосходил мой втрое, а между тем над моей головой Уоллинг приходил в себя и уже стал рыскать по карманам в поисках нового оружия — какого, я пока не мог определить.
Я быстро исчерпал все свои стратегические и тактические приемы. Лестница была слишком узкой, чтобы на ней можно было осуществить какой-нибудь хитроумный маневр. Это, знаете, только в кино герой может до бесконечности противостоять двум вооруженным и хорошо тренированным врагам, не имея пары длинных ног и приличного пространства для маневра. Длинные ноги у меня были, а вот со свободным пространством вышел напряг. Похоже на то, подумал я мрачно, что милашке Уинни придется искать новую подсадную утку...
Внизу раздался оглушительный гулкий грохот. Я услышал знакомый звук, с каким пуля входит в мягкие ткани, и желтолицый коротышка, вздохнув, рухнул на свой кинжал. Послышался топот ног: по лестнице взбегал человек. И тут я услышал спокойный голос сэра Леса Кроу-Бархема — пожалуй, мы были уже достаточно хорошо знакомы, чтобы я мог позволить себе называть этого аристократа просто Лес. Однажды я спас ему жизнь, теперь он отплатил мне тем же.
Я обернулся на Уоллинга. Что-то сверкнуло в его руке, но он замер, словно в задумчивости, потом отшвырнул блестящий предмет в сторону и пулей помчался наверх по лестнице. Я инстинктивно рванул за ним, но потом понял, что нет смысла корчить из себя героя, когда у тебя только короткий нож, в то время как есть готовый к бою револьвер, поэтому я вернулся и бросился вниз и в сторону, расчищая линию огня для второго выстрела Кроу-Бархема. Тут же лестницу сотряс второй выстрел, и я услышал свист пролетевших мимо пуль. Свист малоприятным образом раздался прямо над моим ухом. Звук пролетающей мимо пули всегда малоприятен, если слышен слишком отчетливо.
Однако Уоллингу удалось целым и невредимым одолеть пролет и достичь безопасной площадки третьего этажа. Мимо меня, перепрыгивая через две ступеньки, промчался Лес, все в той же шоферской фуражке. Я присел и только теперь рассмотрел оружие, от которого избавился Уоллинг: крошечный шприц. Это было вовсе не то, что я ожидал. Я потянулся к нему, но меня уже звал Лес, и я, забыв о шприце, бросился вверх по лестнице.
Дверь с табличкой “Ориентал экспорте, Лтд.” была распахнута. Я вошел внутрь, миновал приемную и, оказавшись в кабинете, увидел там Леса, склонившегося над лежащим ничком человеком. Он повернул тело лицом вверх и взглянул на меня. Я покачал головой.
— Не тот, — сказал я. — К тому же, если ты даже и попал в удирающего от тебя парня — а ты явно промахнулся, — то этот мертв уже несколько часов.
Лес хмыкнул и решительно шагнул в глубь кабинета, открыл дверь и вышел в коридорчик, в конце которого была еще одна дверь, ведущая на пожарную лестницу. Та, в свою очередь, выходила на задний двор. Нашего беглеца и след простыл. Лес сунул револьвер в брючный карман. Ну что ж, у каждого свои привычки. Я вот никогда не любил восседать на своем оружии. Но стратегия боя везде разная.
Мы вернулись к телу, лежащему на полу кабинета. Это был мужчина небольшого роста, средних лет с жесткими волосами и узкими усиками. Ему размозжили затылок, возможно, той самой дубинкой, с которой я уже сегодня имел контакт. Пальцы правой руки были изуродованы. Рядом валялись окровавленные клещи — не самое оригинальное орудие пыток, но бесспорно эффективное. Интересно, подумал я, заговорил ли мертвый, и если да, то о чем его просили рассказать.
— Ты знаешь его? — спросил я Леса.
— Позволь мне вас представить друг другу. Мистер Мэттью Хелм. Мистер Энест Уоллинг. Мы следили за ним... мм... по ряду причин. — Он бросил на меня недобрый взгляд.
— Немного недосмотрели, — только и нашелся я, что ответить.
— И недослушали, — вздохнул Лес. — Иногда мне кажется, что мы действовали куда более успешно, пока в нашей профессии не случилась электронная революция. Оперативники сегодня больше предпочитают просиживать свои зады и всю работу возлагают на подслушивание и подсматривающие устройства, вместо того чтобы работать ногами и головой. Но мой нынешний шеф свято верит в могущество современной технологии. — Он передернул плечами. — Мы слышали, как Уоллинг выходил обедать. Потом мы засекли, как он вернулся к себе в контору на четвертом этаже. Во всяком случае, наш штатный слухач решил, что это Уоллинг. Ну и теперь ясно, что он лопухнулся.
— Естественно! Парня схватили, пока он подымался по лестнице, выжали из него максимум информации, а вместо него в контору заявился другой и принимал меня. И кто же этот самозванец?
Лес не ответил. Я взглянул на него и сказал:
— На тот случай, если вы плохо разглядели его в свои окуляры, сообщаю: росту в нем пять футов девять дюймов, вес около ста пятидесяти фунтов, лет сорок пять. Жесткие волосы и усики, как у этого бедолаги, но волосяной покров, разумеется, легко изменить. Его наиболее важная примета: глаза. Мутно-серые. Кто бы он ни был, он сыграл свою роль блистательно. Не шибко смелый — во время потасовки проку от него было мало, а как только началась стрельба, он и вовсе дал стрекача, — но актер и впрямь талантливый. Он прочитал мне целую лекцию по генеалогии, точно это главная страсть его жизни. Признаюсь: он меня купил с потрохами, но я верил ему лишь до момента появления на сцене его сообщника, который мне показался уж чересчур зловещим для настоящего негодяя.
Лес задумчиво оглядел меня.
— Ну, и ты по-прежнему будешь утверждать, что прибыл в Лондон только с целью провести медовый месяц? А, старина? Даже после этой попытки тебя убить?
Вспомнив валяющийся на лестнице шприц, я начал что-то лепетать про то, что я, мол, и не уверен, что они намеревались меня убить — по крайней мере, сразу. Само наличие шприца, готового к употреблению, скорее свидетельствует о попытке похищения. Ведь есть масса более простых способов устранить человека, нежели пытаться вколоть ему иглу. Но с помощью шприца очень легко усыпить жертву, предварительно оглушив се ударом по затылку. Все зависело от того, конечно, что в шприце, но я припомнил, скольких исчезнувших агентов потом обнаруживали мертвыми.
Я усмехнулся, глядя на своего британского коллегу невинными глазами.
— А ты по-прежнему будешь утверждать, будто позвонил мне только лишь с целью поздравить меня с женитьбой и предложить автомобиль, а, старина? — Он смутился и ничего не ответил. Я продолжал: — Ну, ладно, выкладывай, кто этот парень?
На что Лес достаточно твердо заявил:
— Ну, если ты уверяешь, что находишься здесь не по делам службы, тогда я должен тебе сказать, что не уполномочен вести...
— Конечно-конечно, — перебил я его. — Но это не так уж и важно. На него наверняка что-то есть в нашей картотеке. Мне надо только передать в Вашингтон по телефону его приметы, и если... Погоди-ка! — Я все еще размышлял над личностью имитатора. — Убери усики и нервическое подрагивание рук, прибавь короткие седые волосы, добавь фунтов двадцать — и кого же мы получим? Ты не помнишь ли такого умника по имени Бэзил?
— Бэзил мертв! — Лес кривил душой. Он просто произнес эти слова, чтобы услышать, как они звучат. Он всегда чуточку перебарщивал — для своего же блага. — Полтора года назад Бэзила казнили в Москве за то, что предал дело партии.
— О да! Считается, что Бэзил поставил не на ту политическую лошадку. Считается, что его “вычистили”, или ликвидировали, или какой эвфемизм они сейчас употребляют... Так было сказано в официальном сообщении — а ты вспомни, сколько людей, официально считающихся мертвецами, ты видел собственными глазами! Я никогда не вычеркиваю этих прытких хитрованов из своего списка до тех пор, пока собственноручно не предам их трупы земле. Потом я раз в два года их выкапываю, дабы удостовериться, что они не сбежали. Так говоришь, Бэзил мертв? Лес вздохнул.
— Ну, ладно! Судя по твоему описанию, это, вероятно, был Бэзил. Конечно, он замешан в этом деле. У тебя отличная память, дружище.
— Может, она у меня и отличная, но работает медленно. Я и не подозревал, что меня пригласили поучаствовать в маскараде, и странно, что я его сразу не узнал. Разумеется, я с ним никогда не встречался лично, но его досье читал и перечитывал не раз. А что, его так называемая измена и казнь — только прикрытие для какой-то хитроумной операции? Он все еще работает в старой фирме или и впрямь вляпался в печальную историю и, каким-то образом унеся ноги, нанялся в другую контору? — Я замолчал, но Лес не ответил. Я раздраженно поглядел на него. — Послушай, старина, ради всего святого, забудь на минуточку про секретные инструкции!
Он нехотя ответил:
— У нас есть основания предполагать, что Бэзил перешел в другую команду, но мы пока не знаем, кто его новый тренер. Ну все — я не намерен делиться с тобой информацией задарма и советую тебе побыстрее очистить территорию, если не хочешь провести сутки в полицейском участке. Мне придется заняться официальным составлением протокола. Выходи черным ходом. Извини, что не смогу довезти тебя обратно в отель, но тут прямо через площадь станция метро.
— Отлично! — Я двинулся к двери, но, спохватившись, вернулся. — Между прочим, спасибо. Меня же взяли в коробочку. Никогда еще пение “браунинга” не звучало столь восхитительно для моего слуха.
На его длинном лошадином лице появилось выражение крайнего смущения.
— Ты поосторожнее выходи из дома. Бэзил, возможно, все еще околачивается где-нибудь поблизости.
После единоборства с коварным двойником и таинственным азиатом поездка в лондонской подземке оказалась уныло мирной. Как и мой визит в тихую библиотеку, где я взял нужный том “Шотландских пэров”, о которых мне говорил Бэзил, переодетый Уоллингом. Я нашел статью весьма информативной. Кроме того, с помощью библиотекаря я отыскал статью о клане Макрю и выяснил, что, как и сказал мне Бэзил-Уоллинг, их род увял или был уничтожен два иска назад. Интересно, пожалел ли Бэзил о том, что был со мной так откровенен и выдал столько информации? Он, надо сказать, играл роль Уоллинга очень добросовестно — так оно было ему проще. В конце концов, он же полагал, что мой визит к нему будет последним и что со всей полученной от него информацией я уже никуда не денусь.
В генеалогических опусах не было никаких указаний на то, что кто-то из клана Макрю когда-либо эмигрировал в Америку, где стал родоначальником новой ветви, фигурирующей под несколько измененной фамилией. Впрочем, в принципе отрицать саму возможность существования американской ветви клана Макрю я не решился, хотя долго просидел в читальне и даже задержал доброго библиотекаря после окончания его рабочего дня.
Вернувшись в отель, я сразу окунулся было в его атмосферу умиротворенного великолепия и едва не забыл, что каких-то несколько часов назад сражался за свою жизнь или, принимая во внимание шприц, свободу: Потом я заметил Вадю. Она сидела в одиночестве в коктейль-холле, что-то попивая из стакана, — и отель сразу же показался мне менее мирным. Она сидела, изящно скрестив ноги, щедро демонстрируя окружающим нейлоновые чулки. Мне подумалось, что это приглашение, но я его мысленно отверг и направился к лестнице. Сзади меня окликнул вежливый мужской голос:
— Ваш ключ, сэр!
Я вернулся и взял у портье ключ от номера. Я рассеянно взглянул на ключ с тяжелым жетоном на кольце, который служил напоминанием о том, что перед уходом из отеля ключ необходимо сдать. В последний раз, когда я его видел — если, конечно, это был тот самый ключ, а в этом я был уверен, — он лежал на комоде у нас в номере рядом с сигаретами Уинни. Я взял ключ и отдал ей в руки. Портье многозначительно прокашлялся.
— Мадам оставила вам записку, сэр, — сказал он. — Она просила передать ее вам, когда вы вернетесь. Он протянул мне запечатанный фирменный конверт с гербом отеля. На нем была нацарапана моя фамилия — смешными знакомыми каракулями. Определение почерка, разумеется, составляет часть профессиональной подготовки стоящего секретного агента, и я хорошо изучил почерк Уинни, прежде чем покинул Вашингтон.
— Мадам ушла? — спросил я встревоженно. Я же не разрешил ей выходить. Она была опытным оперативным работником, а не легкомысленным ребенком. Уж если Уинни сказала, что останется в номере, она бы никуда не ушла, если, конечно, ее не вынудили к тому обстоятельства. Портье ответил:
— Мадам выехала из отеля!
Судя по выражению его лица, в душе у него шла борьба между официальной учтивостью и простым человеческим любопытством. Во взаимоотношениях молодоженов всегда есть нечто такое, что возбуждает интерес даже у многих повидавших на своем веку гостиничных служащих.
— Что значит — выехала? — повысил я голос. — Вы хотите сказать, она взяла багаж и... — я осекся, точно мне в голову вдруг пришла удивительная догадка, не слишком далекая от реальности. — Она ушла одна?
— Нет, за ней заезжали дама и господин, сэр.
— Как они выглядели? Портье замялся.
— Дама была... мм... азиатка.
Да, в этом деле пруд пруди Фу Маньчу — в мужском и женском обличье! Либо же кто-то изо всех сил старается создать у меня такое впечатление. Но я еще не клюнул на это — пока нет, как не поверил в версию о московских неурядицах Бэзила, что бы там ни говорили об этом мои британские коллеги. Когда-то Бэзил работал в одной связке с Вадей, и как не стоит считать, будто коммунистов всего мира объединяет классовая солидарность, нельзя так же искренне верить, будто они все ненавидят друг друга только потому, что трубят об этом во всеуслышанье.
Я пробормотал слова благодарности портье и бросился вверх по лестнице, изображая взволнованного мужа. В данных обстоятельствах этот выход со сцены не требовал от меня исключительного актерского таланта. Я даже не оглянулся на симпатичную толстушку, попивающую мартини в холле с выражением полнейшего равнодушия на лице. Если она сидела и ждала меня, что казалось маловероятным, то она могла подождать еще немного.
Я не ошибся и на этот раз. Со свистом рассекшая воздух дубинка — кажется, в Англии это называется палица — подтвердила правильность моих действий: дубинка пролетела в дюйме от моего черепа и скользнула по вздернутому плечу. В ту же секунду мой нож попал в цель, но не совсем в десятку: мне не повезло, и лезвие ткнулось в пряжку ремня. Мне как-то говорили, что британские джентльмены носят подтяжки, но надо полагать, мистер Уоллинг не был джентльменом. Что ж, эта мысль закралась мне в голову чуть раньше.
Попав в ремень, я не проткнул ему живот, однако сила моего выпада была столь велика, что его отбросило назад, и он сел на ступени, на мгновение сбившись с дыхания. Дубинка выскользнула у него из рук и, подскакивая на ступеньках, покатилась вниз. По меньшей мере, на мгновение он оказался обезоруженным и бездыханным.
Мне надо было этим обстоятельством воспользоваться, ибо я чуял желтую угрозу за спиной: косоглазый явно пытался отыскать на моей спине мягкое место, куда бы вонзить свой полуметровый кинжал. У меня не было времени даже обернуться. Я просто с силой лягнул его, точно норовистый мул. Теперь мне повезло. Удар пяткой пришелся куда-то в него, и он кубарем покатился по ступенькам, правда, не очень далеко. На лету он уцепился за перила и, поднявшись на ноги, вновь устремился ко мне с кинжалом наперевес. Его клинок в длину превосходил мой втрое, а между тем над моей головой Уоллинг приходил в себя и уже стал рыскать по карманам в поисках нового оружия — какого, я пока не мог определить.
Я быстро исчерпал все свои стратегические и тактические приемы. Лестница была слишком узкой, чтобы на ней можно было осуществить какой-нибудь хитроумный маневр. Это, знаете, только в кино герой может до бесконечности противостоять двум вооруженным и хорошо тренированным врагам, не имея пары длинных ног и приличного пространства для маневра. Длинные ноги у меня были, а вот со свободным пространством вышел напряг. Похоже на то, подумал я мрачно, что милашке Уинни придется искать новую подсадную утку...
Внизу раздался оглушительный гулкий грохот. Я услышал знакомый звук, с каким пуля входит в мягкие ткани, и желтолицый коротышка, вздохнув, рухнул на свой кинжал. Послышался топот ног: по лестнице взбегал человек. И тут я услышал спокойный голос сэра Леса Кроу-Бархема — пожалуй, мы были уже достаточно хорошо знакомы, чтобы я мог позволить себе называть этого аристократа просто Лес. Однажды я спас ему жизнь, теперь он отплатил мне тем же.
Я обернулся на Уоллинга. Что-то сверкнуло в его руке, но он замер, словно в задумчивости, потом отшвырнул блестящий предмет в сторону и пулей помчался наверх по лестнице. Я инстинктивно рванул за ним, но потом понял, что нет смысла корчить из себя героя, когда у тебя только короткий нож, в то время как есть готовый к бою револьвер, поэтому я вернулся и бросился вниз и в сторону, расчищая линию огня для второго выстрела Кроу-Бархема. Тут же лестницу сотряс второй выстрел, и я услышал свист пролетевших мимо пуль. Свист малоприятным образом раздался прямо над моим ухом. Звук пролетающей мимо пули всегда малоприятен, если слышен слишком отчетливо.
Однако Уоллингу удалось целым и невредимым одолеть пролет и достичь безопасной площадки третьего этажа. Мимо меня, перепрыгивая через две ступеньки, промчался Лес, все в той же шоферской фуражке. Я присел и только теперь рассмотрел оружие, от которого избавился Уоллинг: крошечный шприц. Это было вовсе не то, что я ожидал. Я потянулся к нему, но меня уже звал Лес, и я, забыв о шприце, бросился вверх по лестнице.
Дверь с табличкой “Ориентал экспорте, Лтд.” была распахнута. Я вошел внутрь, миновал приемную и, оказавшись в кабинете, увидел там Леса, склонившегося над лежащим ничком человеком. Он повернул тело лицом вверх и взглянул на меня. Я покачал головой.
— Не тот, — сказал я. — К тому же, если ты даже и попал в удирающего от тебя парня — а ты явно промахнулся, — то этот мертв уже несколько часов.
Лес хмыкнул и решительно шагнул в глубь кабинета, открыл дверь и вышел в коридорчик, в конце которого была еще одна дверь, ведущая на пожарную лестницу. Та, в свою очередь, выходила на задний двор. Нашего беглеца и след простыл. Лес сунул револьвер в брючный карман. Ну что ж, у каждого свои привычки. Я вот никогда не любил восседать на своем оружии. Но стратегия боя везде разная.
Мы вернулись к телу, лежащему на полу кабинета. Это был мужчина небольшого роста, средних лет с жесткими волосами и узкими усиками. Ему размозжили затылок, возможно, той самой дубинкой, с которой я уже сегодня имел контакт. Пальцы правой руки были изуродованы. Рядом валялись окровавленные клещи — не самое оригинальное орудие пыток, но бесспорно эффективное. Интересно, подумал я, заговорил ли мертвый, и если да, то о чем его просили рассказать.
— Ты знаешь его? — спросил я Леса.
— Позволь мне вас представить друг другу. Мистер Мэттью Хелм. Мистер Энест Уоллинг. Мы следили за ним... мм... по ряду причин. — Он бросил на меня недобрый взгляд.
— Немного недосмотрели, — только и нашелся я, что ответить.
— И недослушали, — вздохнул Лес. — Иногда мне кажется, что мы действовали куда более успешно, пока в нашей профессии не случилась электронная революция. Оперативники сегодня больше предпочитают просиживать свои зады и всю работу возлагают на подслушивание и подсматривающие устройства, вместо того чтобы работать ногами и головой. Но мой нынешний шеф свято верит в могущество современной технологии. — Он передернул плечами. — Мы слышали, как Уоллинг выходил обедать. Потом мы засекли, как он вернулся к себе в контору на четвертом этаже. Во всяком случае, наш штатный слухач решил, что это Уоллинг. Ну и теперь ясно, что он лопухнулся.
— Естественно! Парня схватили, пока он подымался по лестнице, выжали из него максимум информации, а вместо него в контору заявился другой и принимал меня. И кто же этот самозванец?
Лес не ответил. Я взглянул на него и сказал:
— На тот случай, если вы плохо разглядели его в свои окуляры, сообщаю: росту в нем пять футов девять дюймов, вес около ста пятидесяти фунтов, лет сорок пять. Жесткие волосы и усики, как у этого бедолаги, но волосяной покров, разумеется, легко изменить. Его наиболее важная примета: глаза. Мутно-серые. Кто бы он ни был, он сыграл свою роль блистательно. Не шибко смелый — во время потасовки проку от него было мало, а как только началась стрельба, он и вовсе дал стрекача, — но актер и впрямь талантливый. Он прочитал мне целую лекцию по генеалогии, точно это главная страсть его жизни. Признаюсь: он меня купил с потрохами, но я верил ему лишь до момента появления на сцене его сообщника, который мне показался уж чересчур зловещим для настоящего негодяя.
Лес задумчиво оглядел меня.
— Ну, и ты по-прежнему будешь утверждать, что прибыл в Лондон только с целью провести медовый месяц? А, старина? Даже после этой попытки тебя убить?
Вспомнив валяющийся на лестнице шприц, я начал что-то лепетать про то, что я, мол, и не уверен, что они намеревались меня убить — по крайней мере, сразу. Само наличие шприца, готового к употреблению, скорее свидетельствует о попытке похищения. Ведь есть масса более простых способов устранить человека, нежели пытаться вколоть ему иглу. Но с помощью шприца очень легко усыпить жертву, предварительно оглушив се ударом по затылку. Все зависело от того, конечно, что в шприце, но я припомнил, скольких исчезнувших агентов потом обнаруживали мертвыми.
Я усмехнулся, глядя на своего британского коллегу невинными глазами.
— А ты по-прежнему будешь утверждать, будто позвонил мне только лишь с целью поздравить меня с женитьбой и предложить автомобиль, а, старина? — Он смутился и ничего не ответил. Я продолжал: — Ну, ладно, выкладывай, кто этот парень?
На что Лес достаточно твердо заявил:
— Ну, если ты уверяешь, что находишься здесь не по делам службы, тогда я должен тебе сказать, что не уполномочен вести...
— Конечно-конечно, — перебил я его. — Но это не так уж и важно. На него наверняка что-то есть в нашей картотеке. Мне надо только передать в Вашингтон по телефону его приметы, и если... Погоди-ка! — Я все еще размышлял над личностью имитатора. — Убери усики и нервическое подрагивание рук, прибавь короткие седые волосы, добавь фунтов двадцать — и кого же мы получим? Ты не помнишь ли такого умника по имени Бэзил?
— Бэзил мертв! — Лес кривил душой. Он просто произнес эти слова, чтобы услышать, как они звучат. Он всегда чуточку перебарщивал — для своего же блага. — Полтора года назад Бэзила казнили в Москве за то, что предал дело партии.
— О да! Считается, что Бэзил поставил не на ту политическую лошадку. Считается, что его “вычистили”, или ликвидировали, или какой эвфемизм они сейчас употребляют... Так было сказано в официальном сообщении — а ты вспомни, сколько людей, официально считающихся мертвецами, ты видел собственными глазами! Я никогда не вычеркиваю этих прытких хитрованов из своего списка до тех пор, пока собственноручно не предам их трупы земле. Потом я раз в два года их выкапываю, дабы удостовериться, что они не сбежали. Так говоришь, Бэзил мертв? Лес вздохнул.
— Ну, ладно! Судя по твоему описанию, это, вероятно, был Бэзил. Конечно, он замешан в этом деле. У тебя отличная память, дружище.
— Может, она у меня и отличная, но работает медленно. Я и не подозревал, что меня пригласили поучаствовать в маскараде, и странно, что я его сразу не узнал. Разумеется, я с ним никогда не встречался лично, но его досье читал и перечитывал не раз. А что, его так называемая измена и казнь — только прикрытие для какой-то хитроумной операции? Он все еще работает в старой фирме или и впрямь вляпался в печальную историю и, каким-то образом унеся ноги, нанялся в другую контору? — Я замолчал, но Лес не ответил. Я раздраженно поглядел на него. — Послушай, старина, ради всего святого, забудь на минуточку про секретные инструкции!
Он нехотя ответил:
— У нас есть основания предполагать, что Бэзил перешел в другую команду, но мы пока не знаем, кто его новый тренер. Ну все — я не намерен делиться с тобой информацией задарма и советую тебе побыстрее очистить территорию, если не хочешь провести сутки в полицейском участке. Мне придется заняться официальным составлением протокола. Выходи черным ходом. Извини, что не смогу довезти тебя обратно в отель, но тут прямо через площадь станция метро.
— Отлично! — Я двинулся к двери, но, спохватившись, вернулся. — Между прочим, спасибо. Меня же взяли в коробочку. Никогда еще пение “браунинга” не звучало столь восхитительно для моего слуха.
На его длинном лошадином лице появилось выражение крайнего смущения.
— Ты поосторожнее выходи из дома. Бэзил, возможно, все еще околачивается где-нибудь поблизости.
После единоборства с коварным двойником и таинственным азиатом поездка в лондонской подземке оказалась уныло мирной. Как и мой визит в тихую библиотеку, где я взял нужный том “Шотландских пэров”, о которых мне говорил Бэзил, переодетый Уоллингом. Я нашел статью весьма информативной. Кроме того, с помощью библиотекаря я отыскал статью о клане Макрю и выяснил, что, как и сказал мне Бэзил-Уоллинг, их род увял или был уничтожен два иска назад. Интересно, пожалел ли Бэзил о том, что был со мной так откровенен и выдал столько информации? Он, надо сказать, играл роль Уоллинга очень добросовестно — так оно было ему проще. В конце концов, он же полагал, что мой визит к нему будет последним и что со всей полученной от него информацией я уже никуда не денусь.
В генеалогических опусах не было никаких указаний на то, что кто-то из клана Макрю когда-либо эмигрировал в Америку, где стал родоначальником новой ветви, фигурирующей под несколько измененной фамилией. Впрочем, в принципе отрицать саму возможность существования американской ветви клана Макрю я не решился, хотя долго просидел в читальне и даже задержал доброго библиотекаря после окончания его рабочего дня.
Вернувшись в отель, я сразу окунулся было в его атмосферу умиротворенного великолепия и едва не забыл, что каких-то несколько часов назад сражался за свою жизнь или, принимая во внимание шприц, свободу: Потом я заметил Вадю. Она сидела в одиночестве в коктейль-холле, что-то попивая из стакана, — и отель сразу же показался мне менее мирным. Она сидела, изящно скрестив ноги, щедро демонстрируя окружающим нейлоновые чулки. Мне подумалось, что это приглашение, но я его мысленно отверг и направился к лестнице. Сзади меня окликнул вежливый мужской голос:
— Ваш ключ, сэр!
Я вернулся и взял у портье ключ от номера. Я рассеянно взглянул на ключ с тяжелым жетоном на кольце, который служил напоминанием о том, что перед уходом из отеля ключ необходимо сдать. В последний раз, когда я его видел — если, конечно, это был тот самый ключ, а в этом я был уверен, — он лежал на комоде у нас в номере рядом с сигаретами Уинни. Я взял ключ и отдал ей в руки. Портье многозначительно прокашлялся.
— Мадам оставила вам записку, сэр, — сказал он. — Она просила передать ее вам, когда вы вернетесь. Он протянул мне запечатанный фирменный конверт с гербом отеля. На нем была нацарапана моя фамилия — смешными знакомыми каракулями. Определение почерка, разумеется, составляет часть профессиональной подготовки стоящего секретного агента, и я хорошо изучил почерк Уинни, прежде чем покинул Вашингтон.
— Мадам ушла? — спросил я встревоженно. Я же не разрешил ей выходить. Она была опытным оперативным работником, а не легкомысленным ребенком. Уж если Уинни сказала, что останется в номере, она бы никуда не ушла, если, конечно, ее не вынудили к тому обстоятельства. Портье ответил:
— Мадам выехала из отеля!
Судя по выражению его лица, в душе у него шла борьба между официальной учтивостью и простым человеческим любопытством. Во взаимоотношениях молодоженов всегда есть нечто такое, что возбуждает интерес даже у многих повидавших на своем веку гостиничных служащих.
— Что значит — выехала? — повысил я голос. — Вы хотите сказать, она взяла багаж и... — я осекся, точно мне в голову вдруг пришла удивительная догадка, не слишком далекая от реальности. — Она ушла одна?
— Нет, за ней заезжали дама и господин, сэр.
— Как они выглядели? Портье замялся.
— Дама была... мм... азиатка.
Да, в этом деле пруд пруди Фу Маньчу — в мужском и женском обличье! Либо же кто-то изо всех сил старается создать у меня такое впечатление. Но я еще не клюнул на это — пока нет, как не поверил в версию о московских неурядицах Бэзила, что бы там ни говорили об этом мои британские коллеги. Когда-то Бэзил работал в одной связке с Вадей, и как не стоит считать, будто коммунистов всего мира объединяет классовая солидарность, нельзя так же искренне верить, будто они все ненавидят друг друга только потому, что трубят об этом во всеуслышанье.
Я пробормотал слова благодарности портье и бросился вверх по лестнице, изображая взволнованного мужа. В данных обстоятельствах этот выход со сцены не требовал от меня исключительного актерского таланта. Я даже не оглянулся на симпатичную толстушку, попивающую мартини в холле с выражением полнейшего равнодушия на лице. Если она сидела и ждала меня, что казалось маловероятным, то она могла подождать еще немного.
Глава 7
В номере я, конечно, никаких следов не обнаружил. То есть следов борьбы. Никаких улик — или, если они и были, я их не заметил, ибо не шибко силен в следственно-розыскных действиях. Я не нашел душераздирающей мольбы о помощи, начертанной губной помадой на зеркале в ванной. Да ее и не могло быть. Мы же имели дело не с дилетантами.
На этом-то и основывалась наша хитрость. По плану, единственным дилетантом, участвующим в операции, была сама Уинни. Я слишком поздно понял, что напрасно просил ее оставаться в отеле безвылазно: здесь она была не в большей безопасности, чем где бы то ни было, учитывая ее роль в операции. Она же была всего лишь невинной юной женушкой, и ей был дан приказ таковой и оставаться, что бы ни случилось со мной или с ней, до той самой минуты, пока она не окажется в непосредственной близости от джентльмена, по фамилии Макроу и не прикончит его — или ее не убьют. Последнюю возможность мы не обсуждали с должным вниманием, ибо предполагалось, что больше всего в данной ситуации рискую именно я. С другой стороны, мне было позволено нанести ответный удар. А у Уинни такой возможности не было.
Если из вестибюля ей позвонили какие-то незнакомые люди, назвавшиеся моими старинными друзьями, она должна была пригласить их в номер. Когда они постучали в дверь, ей следовало, ничего не подозревая, открыть зверь, как и поступила бы невинная молодая жена секретного агента. Если ее схватили, она должна была сразу забыть все приемы самозащиты, которым научилась в нашей спецшколе. И если после пары оплеух, отвешенных ей для начала, ее заставили сесть и написать записку под дулом пистолета, она должна была сесть и написать, убедительно обливаясь слезами и трясясь от ужаса.
Я не стал тщательно осматривать номер. Меня даже не интересовало, успели ли они поставить пару невидимых ушей, пока находились здесь. Хотя вряд ли они упустили такой шанс. Я просто сел на кровать и вскрыл конверт. Обнаруженная внутри записка привела меня в восторг. Не вдаваясь в подробности, автор записки намекал на массу поразительных тайн и связей.
“Дорогой Мэтт!
Я только что узнали нечто ужасное, что причиняет мне невыразимую боль.
Я уверена, ты понимаешь, о чем идет речь.
Я была маленькой дурочкой. Пожалуйста, не пытайся искать меня.
Уинни”.
Прочитав записку, я нахмурился и задумался. Записка и впрямь была умело составлена. Она говорила многое всякому, кому могла попасть в руки — от меня до гостиничной горничной, которая потом нашла бы ее в мусорном ведре.
Для меня это было, конечно, предупреждением. Мне сообщили, что если я попытаюсь искать Уинни, ей будет очень больно. Возможно, я должен был дождаться, когда со мной выйдут на связь, а до тех пор играть роль безутешного мужа, чьей молоденькой жене открылся о нем какой-то ужасный секрет и которая его бросила. Мне вменялось не рыпаться, не предавать это происшествие огласке и не обращаться ни к администрации отеля, ни к властям. В записке содержался намек, что если я все же поступлю именно так, как мне предлагается, то Уиннифред не тронут и рано или поздно отпустят — возможно, в обмен на мое согласие сотрудничать.
Я мрачно разглядывал записку. “Я уверена, ты понимаешь, о чем идет речь”, говорилось в ней. Очевидно, это означало, что я знаю, с кем имею дело, хотя в действительности этого я пока не знал. Я знал только то, что сегодня утром в этом отеле поселилась Вадя — примерно в то самое время, как Бэзил готовился к встрече со мной на Уилмот-сквер, но у меня не было уверенности, что они работают вместе. Возможно, это были совершенно не связанные между собой действия, вызванные моим звонком Уоллингу. Первое, что мне надо было сделать, — определить, возможно, методом исключения, кто же похитил Уинни. Конечно, меня предупредили, чтобы я не предпринимал попыток найти се, но это предупреждение можно было проигнорировать. Как обеспокоенный муж, который к тому же является опытным секретным агентом, я же не мог просто сидеть сложа руки. И никто этого от меня и не ждал.
Я снял телефонную трубку. Через несколько минут я узнал рабочий телефон Леса, а по прошествии еще некоторого времени меня с ним соединили.
— Кроу-Бархем у телефона.
— Это Хелм! Ты все уладил в том месте, амиго?
— Да, но на высших этажах есть мнение, что некоторая взаимность не помешала бы, дружище. Если ты обращаешься к нам за помощью, то, как было мне сказано, ты мог бы по меньшей мере доверить нам некоторые свои тайны.
— Погоди — кто обращается? Дружище, прослушай еще раз магнитофонную запись нашего разговора — я ни с чем к вам не обращался. Ты сам мне позвонил и сделал предложение по собственной инициативе. Но только не подумай, что я неблагодарная свинья и все такое... — Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, я продолжал: — Но я обращаюсь теперь. Что, войска Ее Величества все еще в моем распоряжении? Пропала моя жена.
Наступила краткая пауза. Потом он тихо произнес:
— Знаешь, мне очень жаль. Чем я могу помочь?
— Мне нужна тихая комната — очень тихая, возможно даже звуконепроницаемая. И машина с глухонемым шофером. — После паузы я добавил безразличным тоном: — Я бы не отказался от той машины с шофером, которую ты мне сегодня предоставил.
В трубке снова повисла тишина.
— Ты намереваешься что-нибудь оставить в тихой комнате, дружище? Я хочу спросить: кто потом будет там пыль вытирать — ты или мы? — Я ничего не ответил. Он снова погрузился в молчание. Я воочию представил себе, как он стоит или сидит за столом, нахмурившись или пощипывая свои усики, и обдумывает мою просьбу. Он снова заговорил: — Да, в таком деле иногда случаются несчастные случаи, знаешь ли. Если и на этот раз что-то подобное случится, тогда просто оставь все как есть, хлопни дверью и уходи. Мы все сами приберем. Между прочим, кому-то очень хочется, чтобы вы оба остались все-таки в живых. Мы нашли шприц на лестнице в доме на Уилмот-сквер. Содержимое шприца должно было отключить тебя на некоторое время, но оно не смертельно.
— Понятно. Спасибо за информацию.
— В последнее время тут у нас было несколько очень странных похищений. Мы пока что не можем понять их цель. Убийство — это понятно, но похищение... Возможно, ты сумеешь нас просветить на этот счет?
— Боюсь, что нет, мне известно только то, что похитили мою жену.
— Разумеется! — холодно отозвался он. — Где и когда тебе нужна машина?
Я назвал ему время и место. Положив трубку на рычаг, я состроил гримасу в зеркало комода. Не люблю я, знаете, обращаться за помощью к людям, которым вынужден лгать, равно как и лгать людям, к которым я обращаюсь за помощью. Я достал свой чемодан, бросил его на кровать и путем хитроумных манипуляций вскрыл потайное отделение, где среди прочих полезных вещиц покоился мой маленький “тридцать восьмой специальный” — тупорылый пятизарядник с алюминиевыми накладками на рукоятке, который, будучи слишком легким для того, чтобы самортизировать сильную отдачу при стрельбе тяжелыми патронами, может в момент выстрела запросто оторвать вам кисть, не говоря уж о его способности пробивать барабанные перепонки.
На этом-то и основывалась наша хитрость. По плану, единственным дилетантом, участвующим в операции, была сама Уинни. Я слишком поздно понял, что напрасно просил ее оставаться в отеле безвылазно: здесь она была не в большей безопасности, чем где бы то ни было, учитывая ее роль в операции. Она же была всего лишь невинной юной женушкой, и ей был дан приказ таковой и оставаться, что бы ни случилось со мной или с ней, до той самой минуты, пока она не окажется в непосредственной близости от джентльмена, по фамилии Макроу и не прикончит его — или ее не убьют. Последнюю возможность мы не обсуждали с должным вниманием, ибо предполагалось, что больше всего в данной ситуации рискую именно я. С другой стороны, мне было позволено нанести ответный удар. А у Уинни такой возможности не было.
Если из вестибюля ей позвонили какие-то незнакомые люди, назвавшиеся моими старинными друзьями, она должна была пригласить их в номер. Когда они постучали в дверь, ей следовало, ничего не подозревая, открыть зверь, как и поступила бы невинная молодая жена секретного агента. Если ее схватили, она должна была сразу забыть все приемы самозащиты, которым научилась в нашей спецшколе. И если после пары оплеух, отвешенных ей для начала, ее заставили сесть и написать записку под дулом пистолета, она должна была сесть и написать, убедительно обливаясь слезами и трясясь от ужаса.
Я не стал тщательно осматривать номер. Меня даже не интересовало, успели ли они поставить пару невидимых ушей, пока находились здесь. Хотя вряд ли они упустили такой шанс. Я просто сел на кровать и вскрыл конверт. Обнаруженная внутри записка привела меня в восторг. Не вдаваясь в подробности, автор записки намекал на массу поразительных тайн и связей.
“Дорогой Мэтт!
Я только что узнали нечто ужасное, что причиняет мне невыразимую боль.
Я уверена, ты понимаешь, о чем идет речь.
Я была маленькой дурочкой. Пожалуйста, не пытайся искать меня.
Уинни”.
Прочитав записку, я нахмурился и задумался. Записка и впрямь была умело составлена. Она говорила многое всякому, кому могла попасть в руки — от меня до гостиничной горничной, которая потом нашла бы ее в мусорном ведре.
Для меня это было, конечно, предупреждением. Мне сообщили, что если я попытаюсь искать Уинни, ей будет очень больно. Возможно, я должен был дождаться, когда со мной выйдут на связь, а до тех пор играть роль безутешного мужа, чьей молоденькой жене открылся о нем какой-то ужасный секрет и которая его бросила. Мне вменялось не рыпаться, не предавать это происшествие огласке и не обращаться ни к администрации отеля, ни к властям. В записке содержался намек, что если я все же поступлю именно так, как мне предлагается, то Уиннифред не тронут и рано или поздно отпустят — возможно, в обмен на мое согласие сотрудничать.
Я мрачно разглядывал записку. “Я уверена, ты понимаешь, о чем идет речь”, говорилось в ней. Очевидно, это означало, что я знаю, с кем имею дело, хотя в действительности этого я пока не знал. Я знал только то, что сегодня утром в этом отеле поселилась Вадя — примерно в то самое время, как Бэзил готовился к встрече со мной на Уилмот-сквер, но у меня не было уверенности, что они работают вместе. Возможно, это были совершенно не связанные между собой действия, вызванные моим звонком Уоллингу. Первое, что мне надо было сделать, — определить, возможно, методом исключения, кто же похитил Уинни. Конечно, меня предупредили, чтобы я не предпринимал попыток найти се, но это предупреждение можно было проигнорировать. Как обеспокоенный муж, который к тому же является опытным секретным агентом, я же не мог просто сидеть сложа руки. И никто этого от меня и не ждал.
Я снял телефонную трубку. Через несколько минут я узнал рабочий телефон Леса, а по прошествии еще некоторого времени меня с ним соединили.
— Кроу-Бархем у телефона.
— Это Хелм! Ты все уладил в том месте, амиго?
— Да, но на высших этажах есть мнение, что некоторая взаимность не помешала бы, дружище. Если ты обращаешься к нам за помощью, то, как было мне сказано, ты мог бы по меньшей мере доверить нам некоторые свои тайны.
— Погоди — кто обращается? Дружище, прослушай еще раз магнитофонную запись нашего разговора — я ни с чем к вам не обращался. Ты сам мне позвонил и сделал предложение по собственной инициативе. Но только не подумай, что я неблагодарная свинья и все такое... — Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, я продолжал: — Но я обращаюсь теперь. Что, войска Ее Величества все еще в моем распоряжении? Пропала моя жена.
Наступила краткая пауза. Потом он тихо произнес:
— Знаешь, мне очень жаль. Чем я могу помочь?
— Мне нужна тихая комната — очень тихая, возможно даже звуконепроницаемая. И машина с глухонемым шофером. — После паузы я добавил безразличным тоном: — Я бы не отказался от той машины с шофером, которую ты мне сегодня предоставил.
В трубке снова повисла тишина.
— Ты намереваешься что-нибудь оставить в тихой комнате, дружище? Я хочу спросить: кто потом будет там пыль вытирать — ты или мы? — Я ничего не ответил. Он снова погрузился в молчание. Я воочию представил себе, как он стоит или сидит за столом, нахмурившись или пощипывая свои усики, и обдумывает мою просьбу. Он снова заговорил: — Да, в таком деле иногда случаются несчастные случаи, знаешь ли. Если и на этот раз что-то подобное случится, тогда просто оставь все как есть, хлопни дверью и уходи. Мы все сами приберем. Между прочим, кому-то очень хочется, чтобы вы оба остались все-таки в живых. Мы нашли шприц на лестнице в доме на Уилмот-сквер. Содержимое шприца должно было отключить тебя на некоторое время, но оно не смертельно.
— Понятно. Спасибо за информацию.
— В последнее время тут у нас было несколько очень странных похищений. Мы пока что не можем понять их цель. Убийство — это понятно, но похищение... Возможно, ты сумеешь нас просветить на этот счет?
— Боюсь, что нет, мне известно только то, что похитили мою жену.
— Разумеется! — холодно отозвался он. — Где и когда тебе нужна машина?
Я назвал ему время и место. Положив трубку на рычаг, я состроил гримасу в зеркало комода. Не люблю я, знаете, обращаться за помощью к людям, которым вынужден лгать, равно как и лгать людям, к которым я обращаюсь за помощью. Я достал свой чемодан, бросил его на кровать и путем хитроумных манипуляций вскрыл потайное отделение, где среди прочих полезных вещиц покоился мой маленький “тридцать восьмой специальный” — тупорылый пятизарядник с алюминиевыми накладками на рукоятке, который, будучи слишком легким для того, чтобы самортизировать сильную отдачу при стрельбе тяжелыми патронами, может в момент выстрела запросто оторвать вам кисть, не говоря уж о его способности пробивать барабанные перепонки.