— Только послушайте — слухи! — взорвался я и скорчил гримасу в пустоту. — И это всё?
— И это все. И я не буду вынуждать тебя бросить трубку в ответ на мой вопрос, а точно ли ты видел “Рудовик-ПI” в джунглях.
— Да нет же, сэр, придется мне вам все рассказать начистоту. Я позаимствовал описание ракеты из местной воскресной газеты. Мне казалось, что это хорошая возможность немного оживить пейзаж в Вашингтоне.
— Да, это уж понятно, — ответил Мак. — Ладно, пускай наши славные дипломаты ломают себе над этим голову. Ты изучил инструкции?
— Да, сэр.
— Ты начнешь выполнять программу собеседований в Тусоне через неделю, начиная с этой среды, чтобы совпасть по времени с опросом, действительно проводящимся в других городах. Тебе надо обойти одиннадцать кварталов. В каждом из этих одиннадцати кварталов ты проведешь собеседование с жителями всех домов под видом штатного интервьюера организации “Маркет рисерч ассоушийтс”.
— Да, сэр. Я все это прочитал в буклете. Лучше бы я его не читал. Вы сказали: во всех домах, расположенных в одиннадцати кварталах?
— Верно. Эта методика используется компанией, в которой ты якобы работаешь. В каждом из выбранных кварталов имеется только один адрес, представляющий для нас особый интерес, но если люди, которых ты там встретишь, вдруг заподозрят неладное, пусть они знают, что их соседей тоже навещал сотрудник “Маркет рисерч”. Я и сам не знаю, на что тебе надо обращать внимание. Мы пытаемся отыскать связь между одиннадцатью домами в том районе или, по крайней мере, нечто общее между кем-то из их обитателей.
— Понял, сэр. Вы имеете в виду: две ноги, две руки, голова... Такого рода связь?
— Скорее, они связаны друг с другом через Генриха фон Закса, — Невозмутимо сказал Мак. — Эти дома регулярно посещал человек, работающий, насколько нам известно, на фон Закса. Этого человека видели в небольшом приграничном городке в Аризоне — Антелоуп-Веллз. Это где-то к востоку от Ногалеса, судя по имеющейся у меня информации.
— Да, это на востоке, — подтвердил я. — Городок расположен по ту сторону восточной границы штата Нью-Мексико.
— Да? Надо посмотреть по карте. Ты знаешь этот городишко, Эрик?
— Вы несколько преувеличиваете, сэр. Это даже не городишко, а просто ворота в международном заборе. Насколько я помню, когда-то эти ворота обычно закрывали на ночь и по выходным. Может, и до сих пор закрывают. С нашей стороны там есть забегаловка для таможенников и работников иммиграционной службы. На мексиканской стороне — полдюжины хибар, какая-то поросль чахлых деревьев и пара-тройка пограничников. К югу от того места миль на девяносто ничего нет, за исключением проселка в пустыне — настоящей пустыне, сэр. Это один из самых бесперспективных участков недвижимости на нашей планете — песок, камни, кактусы, мескитовые заросли и гряда голых хребтов, называемых Насиментос, если не ошибаюсь.
— Мы полагаем, — сказал Мак, — что фон Заксу было выдано разрешение — на другое имя — провести археологические раскопки в горах Насиментос. Вопрос — где именно. Как ты верно говоришь, район совершенно дикий. И обширный. Люди, которые занимались этим делом до того, как его передали в наше ведение, говорят, что все попытки обнаружить местопребывание фон Закса оказались безрезультатными. Полагаю, наш первый шаг — установить лиц в Тусоне, располагающих о нем какой-либо информацией.
— А что человек, который их навещал? Предполагаемый сообщник фон Закса? Ему-то должно быть известно, из каких мест он пришел в Антелоуп-Веллз.
— Даже если и знает, он уже ничего не скажет. К несчастью, об этом джентльмене приходится говорить в прошедшем времени.
— Понял. Это значительно облегчает задачу. И что же с ним произошло?
— Он направлялся в Тусон. Как можно предположить, он был у них курьером или связным. Мы взяли на заметку адреса домов, где он побывал. Начал с Финикса. Ясно, что его маршрут лежал через несколько городов. Но что-то его спугнуло, и он поспешно повернул назад — прямо к Антелоуп-Веллз. Кто-то решил, что его надо задержать и допросить, пока он не улизнул за границу. Но люди, осуществлявшие его задержание, лопухнулись, и он успел сунуть себе что-то в рот. В протоколе было зафиксировано, что он успел крикнуть что-то вроде “Вива Кинтана!” — после чего живописно отсалютовал и рухнул ничком на землю. Смерть от цианистого калия наступила мгновенно. А отсалютовал он традиционным нацистским приветствием — косо выбросив прямую руку вверх.
— Как в кино, — ехидно заметил я. — А кто такой Кинтана?
— Кто же как не брат фон Закс? В Мексике он известен под именем Курта Кинтаны — мать немка, отец мексиканец. Документы, подтверждающие его происхождение, разумеется, фальшивые, но пока это не доказано, он полноправный гражданин Мексики. Он может добиться ареста любого, кто к нему сунется. Если ты попытаешься потревожить его покой, он упечет тебя за решетку.
— Я это учту.
— Насколько я понимаю, твой “универсал” на ладан дышит. В Финиксе можешь взять себе почти новенький “фольксваген”. Что же касается оружия, — продолжал Мак, — если хочешь что-нибудь особенное, тебе придется позаботиться самому или подожди, пока мы сумеем выслать тебе то, что тебя устроит. Если нужен помощник, можем обеспечить. Сейчас на ранчо есть несколько молодых парней на переподготовке, одному из которых не помешает небольшая практика. Скажем, он мог бы начать проводить опросы, пока ты займешься изучением ситуации в приграничном районе.
— Да, знаете ли, одиннадцать кварталов — это черт знает сколько домов, — сказал я. — Помощник мне бы не помешал, но я решительно отказываюсь вешать себе на шею необстрелянного юнца. — Я засмеялся. Пришедшая мне в голову мысль была, конечно, смехотворной, но вдруг я услышал собственный голос: — А как насчет Шейлы? Она уже малость пообтесалась, чтобы сгодиться в таком деле.
— Шейла? — Недоверчиво переспросил он. Но я не унимался.
— Ей тут не нравится. Она рвется отсюда. Именно чтобы сообщить мне это, она и приходила ко мне сегодня ночью.
— Это абсолютно исключено. Доктор Стерн считает...
— У доктора Томми пунктик — он обожает лечить. Мне кажется, иногда он даже забывает, что его задача — Не в том, чтобы превращать нас в тщательно отремонтированных человеческих существ, а просто возвращать на огневой рубеж способными держать в руках оружие. Черт побери, да если бы ему удавалось отремонтировать нас так, как ему хочется, мы бы давно все подали рапорт об увольнении. Девчонка уже ходит, обрела дар речи, и ей не терпится отсюда смыться.
— Что-то ты стал сентиментальным, — заметил Мак.
— Так точно, сэр.
— Но она же еще не может...
— ...задавать дурацкие вопросы и записывать дурацкие ответы в вопроснике компании “Маркет рисерч”? Ну если сейчас не в состоянии, то будет в состоянии дней через десять. Лучше пускай прогуляется по улицам Тусона, чем торчит здесь на радость доктора Томми и его сиделок, экспериментирующих с ее подсознанием. Мы тут это называем практической терапией.
Наступило продолжительное молчание. Потом он нехотя произнес:
— Вся ответственность ложится на тебя, Эрик. И запомни: мы оплачиваем услуги врачей, но ты не из их числа. У тебя есть задание, о котором ты должен думать в первую очередь.
— Да, сэр.
— О вкусах не спорят, конечно, — продолжил он миролюбиво. — Но мне казалось, в Техасе есть некая леди...
— Какое к этому отношение имеет моя личная жизнь?
— Тогда что же... Я состроил рожу.
— Вы же сами говорите: я стал сентиментальным. Сэр, вы помните парня по имени Вэнс?
— Да. Он погиб в Северной Европе.
— Правильно, сэр. А помните парня по имени Барон?
— Да. Он погиб... А, теперь я, кажется, начинаю понимать. Пока еще смутно.
— Да, сэр. Барон был убит в Хуаресе, помогая мне. Вэнса убили в Кируне, в Швеции. Он помогал мне. А сколько еще классных агентов по моей милости полегли при исполнении? И вот когда я один раз в жизни сумел найти агента и вернуть в строй, мне просто хочется убедиться, что у нее все получается и мои усилия были не напрасными. Да сам доктор Томми признается вам, что бессилен ей помочь против ее желания. А она не хочет от него помощи. Может, мне удастся.
— Ну ладно, — сказал Мак сурово. — Я предупреждаю, что вся ответственность лежит на тебе. Пускай она начинает опросы через неделю, считая с ближайшей среды. А ты отправляйся в Антелоуп-Веллз, как только получишь разрешение у врачей. Но смотри: будь готов приехать в Тусон и подменить Шейлу, если вдруг у нее что-то сорвется.
— Да, сэр. Если она провалит задание и на этот раз, я отправлю ее останки обратно тихим ходом и доведу работу до конца самостоятельно.
— И запомни: психическое здоровье агента — даже ее жизнь (как и твоя, впрочем) имеют незначительную ценность по сравнению с большим делом.
С приближением старости речь Мака все больше напоминала риторику рекламного агента.
— С большим делом, — повторил я. — Конечно, сэр. Мы доставим вам фон Закса.
Глава 8
Глава 9
— И это все. И я не буду вынуждать тебя бросить трубку в ответ на мой вопрос, а точно ли ты видел “Рудовик-ПI” в джунглях.
— Да нет же, сэр, придется мне вам все рассказать начистоту. Я позаимствовал описание ракеты из местной воскресной газеты. Мне казалось, что это хорошая возможность немного оживить пейзаж в Вашингтоне.
— Да, это уж понятно, — ответил Мак. — Ладно, пускай наши славные дипломаты ломают себе над этим голову. Ты изучил инструкции?
— Да, сэр.
— Ты начнешь выполнять программу собеседований в Тусоне через неделю, начиная с этой среды, чтобы совпасть по времени с опросом, действительно проводящимся в других городах. Тебе надо обойти одиннадцать кварталов. В каждом из этих одиннадцати кварталов ты проведешь собеседование с жителями всех домов под видом штатного интервьюера организации “Маркет рисерч ассоушийтс”.
— Да, сэр. Я все это прочитал в буклете. Лучше бы я его не читал. Вы сказали: во всех домах, расположенных в одиннадцати кварталах?
— Верно. Эта методика используется компанией, в которой ты якобы работаешь. В каждом из выбранных кварталов имеется только один адрес, представляющий для нас особый интерес, но если люди, которых ты там встретишь, вдруг заподозрят неладное, пусть они знают, что их соседей тоже навещал сотрудник “Маркет рисерч”. Я и сам не знаю, на что тебе надо обращать внимание. Мы пытаемся отыскать связь между одиннадцатью домами в том районе или, по крайней мере, нечто общее между кем-то из их обитателей.
— Понял, сэр. Вы имеете в виду: две ноги, две руки, голова... Такого рода связь?
— Скорее, они связаны друг с другом через Генриха фон Закса, — Невозмутимо сказал Мак. — Эти дома регулярно посещал человек, работающий, насколько нам известно, на фон Закса. Этого человека видели в небольшом приграничном городке в Аризоне — Антелоуп-Веллз. Это где-то к востоку от Ногалеса, судя по имеющейся у меня информации.
— Да, это на востоке, — подтвердил я. — Городок расположен по ту сторону восточной границы штата Нью-Мексико.
— Да? Надо посмотреть по карте. Ты знаешь этот городишко, Эрик?
— Вы несколько преувеличиваете, сэр. Это даже не городишко, а просто ворота в международном заборе. Насколько я помню, когда-то эти ворота обычно закрывали на ночь и по выходным. Может, и до сих пор закрывают. С нашей стороны там есть забегаловка для таможенников и работников иммиграционной службы. На мексиканской стороне — полдюжины хибар, какая-то поросль чахлых деревьев и пара-тройка пограничников. К югу от того места миль на девяносто ничего нет, за исключением проселка в пустыне — настоящей пустыне, сэр. Это один из самых бесперспективных участков недвижимости на нашей планете — песок, камни, кактусы, мескитовые заросли и гряда голых хребтов, называемых Насиментос, если не ошибаюсь.
— Мы полагаем, — сказал Мак, — что фон Заксу было выдано разрешение — на другое имя — провести археологические раскопки в горах Насиментос. Вопрос — где именно. Как ты верно говоришь, район совершенно дикий. И обширный. Люди, которые занимались этим делом до того, как его передали в наше ведение, говорят, что все попытки обнаружить местопребывание фон Закса оказались безрезультатными. Полагаю, наш первый шаг — установить лиц в Тусоне, располагающих о нем какой-либо информацией.
— А что человек, который их навещал? Предполагаемый сообщник фон Закса? Ему-то должно быть известно, из каких мест он пришел в Антелоуп-Веллз.
— Даже если и знает, он уже ничего не скажет. К несчастью, об этом джентльмене приходится говорить в прошедшем времени.
— Понял. Это значительно облегчает задачу. И что же с ним произошло?
— Он направлялся в Тусон. Как можно предположить, он был у них курьером или связным. Мы взяли на заметку адреса домов, где он побывал. Начал с Финикса. Ясно, что его маршрут лежал через несколько городов. Но что-то его спугнуло, и он поспешно повернул назад — прямо к Антелоуп-Веллз. Кто-то решил, что его надо задержать и допросить, пока он не улизнул за границу. Но люди, осуществлявшие его задержание, лопухнулись, и он успел сунуть себе что-то в рот. В протоколе было зафиксировано, что он успел крикнуть что-то вроде “Вива Кинтана!” — после чего живописно отсалютовал и рухнул ничком на землю. Смерть от цианистого калия наступила мгновенно. А отсалютовал он традиционным нацистским приветствием — косо выбросив прямую руку вверх.
— Как в кино, — ехидно заметил я. — А кто такой Кинтана?
— Кто же как не брат фон Закс? В Мексике он известен под именем Курта Кинтаны — мать немка, отец мексиканец. Документы, подтверждающие его происхождение, разумеется, фальшивые, но пока это не доказано, он полноправный гражданин Мексики. Он может добиться ареста любого, кто к нему сунется. Если ты попытаешься потревожить его покой, он упечет тебя за решетку.
— Я это учту.
— Насколько я понимаю, твой “универсал” на ладан дышит. В Финиксе можешь взять себе почти новенький “фольксваген”. Что же касается оружия, — продолжал Мак, — если хочешь что-нибудь особенное, тебе придется позаботиться самому или подожди, пока мы сумеем выслать тебе то, что тебя устроит. Если нужен помощник, можем обеспечить. Сейчас на ранчо есть несколько молодых парней на переподготовке, одному из которых не помешает небольшая практика. Скажем, он мог бы начать проводить опросы, пока ты займешься изучением ситуации в приграничном районе.
— Да, знаете ли, одиннадцать кварталов — это черт знает сколько домов, — сказал я. — Помощник мне бы не помешал, но я решительно отказываюсь вешать себе на шею необстрелянного юнца. — Я засмеялся. Пришедшая мне в голову мысль была, конечно, смехотворной, но вдруг я услышал собственный голос: — А как насчет Шейлы? Она уже малость пообтесалась, чтобы сгодиться в таком деле.
— Шейла? — Недоверчиво переспросил он. Но я не унимался.
— Ей тут не нравится. Она рвется отсюда. Именно чтобы сообщить мне это, она и приходила ко мне сегодня ночью.
— Это абсолютно исключено. Доктор Стерн считает...
— У доктора Томми пунктик — он обожает лечить. Мне кажется, иногда он даже забывает, что его задача — Не в том, чтобы превращать нас в тщательно отремонтированных человеческих существ, а просто возвращать на огневой рубеж способными держать в руках оружие. Черт побери, да если бы ему удавалось отремонтировать нас так, как ему хочется, мы бы давно все подали рапорт об увольнении. Девчонка уже ходит, обрела дар речи, и ей не терпится отсюда смыться.
— Что-то ты стал сентиментальным, — заметил Мак.
— Так точно, сэр.
— Но она же еще не может...
— ...задавать дурацкие вопросы и записывать дурацкие ответы в вопроснике компании “Маркет рисерч”? Ну если сейчас не в состоянии, то будет в состоянии дней через десять. Лучше пускай прогуляется по улицам Тусона, чем торчит здесь на радость доктора Томми и его сиделок, экспериментирующих с ее подсознанием. Мы тут это называем практической терапией.
Наступило продолжительное молчание. Потом он нехотя произнес:
— Вся ответственность ложится на тебя, Эрик. И запомни: мы оплачиваем услуги врачей, но ты не из их числа. У тебя есть задание, о котором ты должен думать в первую очередь.
— Да, сэр.
— О вкусах не спорят, конечно, — продолжил он миролюбиво. — Но мне казалось, в Техасе есть некая леди...
— Какое к этому отношение имеет моя личная жизнь?
— Тогда что же... Я состроил рожу.
— Вы же сами говорите: я стал сентиментальным. Сэр, вы помните парня по имени Вэнс?
— Да. Он погиб в Северной Европе.
— Правильно, сэр. А помните парня по имени Барон?
— Да. Он погиб... А, теперь я, кажется, начинаю понимать. Пока еще смутно.
— Да, сэр. Барон был убит в Хуаресе, помогая мне. Вэнса убили в Кируне, в Швеции. Он помогал мне. А сколько еще классных агентов по моей милости полегли при исполнении? И вот когда я один раз в жизни сумел найти агента и вернуть в строй, мне просто хочется убедиться, что у нее все получается и мои усилия были не напрасными. Да сам доктор Томми признается вам, что бессилен ей помочь против ее желания. А она не хочет от него помощи. Может, мне удастся.
— Ну ладно, — сказал Мак сурово. — Я предупреждаю, что вся ответственность лежит на тебе. Пускай она начинает опросы через неделю, считая с ближайшей среды. А ты отправляйся в Антелоуп-Веллз, как только получишь разрешение у врачей. Но смотри: будь готов приехать в Тусон и подменить Шейлу, если вдруг у нее что-то сорвется.
— Да, сэр. Если она провалит задание и на этот раз, я отправлю ее останки обратно тихим ходом и доведу работу до конца самостоятельно.
— И запомни: психическое здоровье агента — даже ее жизнь (как и твоя, впрочем) имеют незначительную ценность по сравнению с большим делом.
С приближением старости речь Мака все больше напоминала риторику рекламного агента.
— С большим делом, — повторил я. — Конечно, сэр. Мы доставим вам фон Закса.
Глава 8
Приграничный район мало изменился с тех пор, как я отсюда уехал. Все тот же голый серо-желто-зеленый пейзаж с изредка попадавшимися тополями и высящиеся на горизонте горные массивы, нарушавшие однообразие бесконечной плоской пустыни. Чем дальше на юг по направлении? к Антелоуп-Веллз я продвигался, тем меньше вокруг было достопримечательностей. Если кому-то захочется назвать эти края пустыней, я не буду возражать, хотя время от времени я проезжал мимо ветряной мельницы и водонапорной башни, которые, казалось, свидетельствовали, что эта пустынная земля, в конце концов, кому-то принадлежит и используется не только для разведения на ней кактусов и гремучих змей.
Задав все возникшие в моей голове вопросы — надо сказать, найти кого-нибудь в глухомани, у кого можно было бы что-то спросить, оказалось проблемой не из легких, — я повернул обратно в Тусон. Там я зашел в магазин спортивных товаров, где предлагался большой ассортимент охотничьих ружей — иные из них имели потрясающей работы приклады с инкрустацией и толстыми резиновыми накладками для смягчения отдачи. К несчастью, я был вынужден тратить казенные деньги и потому очень засомневался, что сумею убедить нашего невозмутимого отдельского бухгалтера, будто изукрашенный филигранным орнаментом “винчестер” стреляет лучше обычного ружья, ибо и сам в это не верил. Что же касается резиновых накладок, то есть точка зрения, согласно которой резиновый барьер между прикладом и щекой только увеличивает силу отдачи и грозит изуродовать лицо после выстрела.
Изображая из себя охотника на оленей, с нетерпением ждущего открытия сезона, я выбрал скромный “винчестер”-М-70 надежного калибра 30-60. У них имелись и “магнумы”, но у меня не было ни времени, ни возможности выбирать себе ружье, аналогичное тому, что я оставил Химинесу в Коста-Верде. Мне предстояло стрелять стандартными патронами, а не подыскивать боеприпасы специально для этого случая.
На сей раз я вынужден был обойтись без сверхдальнобойного и сверхточного оружия, а легкий патрон мог обеспечить достаточную точность дальнего выстрела. К тому же такое ружье и нести легче. Я купил несколько коробок патронов разного веса. Никогда не знаешь заранее, какого веса патроны твое новое ружье примет с большей благосклонностью, пока не попробуешь из него пострелять. Еще я прикупил четырехкратный оптический прицел и попросил продавца установить его при мне.
Потом я отнес покупки в машину — это был все тот же древний “понтиак-универсал”, со слегка омоложенным организмом. Поскольку теперь нас на задании было двое, нам необходимо было иметь два транспортных средства, а дело происходило, кажется, в то время, когда ЦРУ или еще кто-то греб под себя все бюджетные средства, используемые для тайных операций. Я находился в лучшей форме, чем Шейла, чтобы устранить внезапно возникающие неполадки. Потому-то я и выбрал себе это доисторическое животное.
Я не видел ее с прошлого уик-энда. Мы встретились на последнем брифинге в кабинете рассудительного доктора Тома Стерна, который изо всех сил пытался отговорить ее от этой затеи, но она не позволила ему себя запугать. И теперь, подъехав к скромному мотелю, выбранному в качестве нашего штаба в Тусоне, я стал искать глазами ее “фольксваген”. Мне сказали, что машина голубого цвета, но я не заметил ни одного четырехколесного “жучка” иностранного производства, имевшего голубую окраску. Что ж, было еще довольно рано, и она, по-видимому, не вернулась с опроса. И тем не менее против своей воли я был чуточку разочарован и даже обеспокоен. Я надеялся, что она не совершила никакой ошибки и не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю. “На тебе вся ответственность” — вспомнил я слова Мака.
Она забронировала для меня номер рядом со своим — и рядом с открытым бассейном, где визжа возились ребятишки. В этой части страны даже наиболее трущобного вида общежития оборудованы бассейнами. Я забросил вещи в номер, произвел привычный ритуал проверки помещения и, убедившись, что кондиционер работает на полную катушку, завалился на большую двуспальную кровать. До разговора с моей помощницей думать мне особенно-то было не о чем. В нашем деле надо ловить момент для сна, когда только представляется возможность. Что я и сделал.
Вскоре меня разбудил стук в дверь. Три коротких стука и после паузы еще два. В определенных обстоятельствах такой стук является сигналом того, что тебе вовсе не обязательно выхватывать из-под подушки револьвер или прыгать в окно. В других обстоятельствах — как сейчас — этот стук просто означает “привет, это я”. Я встал, зевнул и пошел ей открывать.
— Мистер Эванс? — поинтересовалась она громко, учитывая возможное любопытство кого-нибудь, кто мог подслушивать. — Мистер Эванс, это Шейла Саммертон. Извините, что меня не было в номере, когда вы приехали. Я проводила опросы на другом конце города и не думала, что вы появитесь так рано.
— Все в порядке, — ответил я. — Жаль, что вам пришлось приступить к работе в одиночку, но я просто никак не мог вырваться раньше. Заходите, пожалуйста.
Я отступил в сторону, пропуская ее в дверь, и подумал, что впервые вижу ее в платье — в обтяжку, без рукавов, с длинной юбкой и веселыми цветочками, от которых она почему-то казалась маленькой и беззащитной. Я даже изумился про себя тому, что рад се видеть, точно я давным-давно был с ней знаком и мне нравилось ее общество. Как будто тут было нечто большее, чем просто ответственность за нее, которую я на себя взвалил по причине внезапно посетившей меня идиотской сентиментальности.
Я закрыл за ней дверь и сказал:
— Ну, привет, Худышка!
Она быстро нахмурилась и обвела взглядом комнату.
— Мы можем... то есть я хочу спросить, тут можно говорить?
— Я провел предварительный осмотр. Ты считаешь, что мы для кого-то представляем настолько большой интерес, чтобы поставить наши номера на прослушивание?
Она покачала головой.
— Нет, просто мне было довольно скучно. И жарко.
— Сколько ты успела сделать?
— Два квартала полностью. И один не до конца. Я закончу там либо сегодня вечером, либо завтра с утра.
— Тебя никто не заставляет работать на износ, Худышка. Тебе же было сказано: работай спокойно. Три квартала за три дня — это слишком. Ты ужасно выглядишь.
— Благодарю, — буркнула она. — Ничто не способствует так поднятию морального духа войск, как благодарность и лесть. — И она расплакалась. Она стояла, сжимая в руке чемоданчик-“дипломат” — кончики пальцев перевязаны узким бинтом, — смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам. — А ч-черт! Прости. Похоже, я немного устала.
— Похоже, — сказал я, протянул руку, взял у нее “дипломат” и поставил на пол. — Садись, пока не упала.
Она не двинулась. Я обнял ее за плечи, чтобы подвести к креслу, и вдруг в комнате сразу как-то заледенело, если вы понимаете, что я имею в виду. Она вся подобралась. Но через мгновение перевела взгляд с моего лица на руку, лежащую у нее на плече. В ее глазах заиграли желтые искорки.
— Извини, — сказал я и убрал руку.
Она пошла к кровати и села. Через несколько секунд она подняла глаза и произнесла уже совсем нормальным голосом:
— Прости! Глупо я себя веду. Мне надо привыкнуть. У тебя случайно нет лишнего платка?
Из ящика комода я достал чистый платок. Пока она вытирала слезы, я взял с комода ведерко для льда и пошел наполнить его из автомата-ледника. Когда я вернулся, она сидела там, где я ее оставил, но лицо у нее было сухим. Она открыла “дипломат”.
— Я прошу прощения за эту сцену, — повторила она. — Просто пережарилась на солнце и натерла ногу. Хочешь послушать мой отчет?
— Если хочешь это сделать, — сказал я. — Только не торопись.
— Пока что я провела две заслуживающих внимания беседы — это были дома, которые посещались связным фон Закса. Первый адрес — дом 2032 по Монтесума-авеню. Фред Уинтер. Маленький дешевый домишко в трущобном районе на окраине. Домовладелицей является миссис Уинтер, школьная учительница. Уинтер — механик, не имеющий постоянной работы, все свое свободное время, похоже, проводит у телевизора за пивом — пиво он поглощает галлонами, если судить по пустой таре — он все жаловался на больную спину и прочие напасти. В квартире есть радиоприемник и телевизор. Ни проигрывателя, ни магнитофона. И коротковолнового приемника я тоже не заметила.
Я вложил ей в ладонь стакан с выпивкой.
— Продолжай, я слушаю.
— Второй адрес — дом 174-6 по Росарио-лейн. Эладио Гриего. Это хижина в Испанском квартале или как там это называется. Его мать едва может связать два слова по-английски. Я беседовала только с ней, поскольку Эладио с прошлой недели сидит в тюрьме за поножовщину. Задержан, видимо, уже давно.
— Но он еще не сидел в тюрьме, когда сюда приезжал курьер?
— Нет. У них есть радиоприемник, но он не работает.
Есть исправный телевизор. Ни проигрывателя, ни магнитофона. Квартирка темная и заставлена рухлядью. Среди этого хлама, конечно, можно было бы спрятать массу электронного оборудования, но я в этом очень сомневаюсь.
Я нахмурился.
— Конечно, мы же точно не знаем, что с фон Заксом связан именно мужчина, проживающий в доме. Если на то пошло, то мы даже не знаем, стоит ли нам подозревать каждый дом, где побывал курьер. Он же просто мог зайти в гости к девушке или, скажем, к любимому дяде.
— Ну, пока что у нас, по-моему, два перспективных варианта, — сказала Шейла. — Я не встречалась с миссис Уинтер — она была в школе. Но ее муж — озлобленный хам, ненавидящий всех и вся, так что он вполне подходящий кандидат. Старая миссис Гриего слабая и полуслепая, но ее Эладио явно парень здоровый, который способен проломить любому башку просто ради забавы. Отличный материал для вербовки.
— Увы, Эладио нам немногим поможет, находясь за решеткой, — сказал я. — Пришлось бы слишком усердно потрудиться, чтобы добраться до него. Надо при минимуме усилий отыскать кого-нибудь, кто знает местонахождение штаба фон Закса-Кинтаны в Мексике. Не похоже, чтобы этому любителю пива Уинтеру доверили подобную информацию — пускай он даже член их организации, — я отпил из стакана. — А в третьем квартале есть что-нибудь многообещающее?
Шейла бросила взгляд на лист бумаги, лежащий перед ней на кровати.
— Номер три. Дом 1420 по Мимоза-стрит. Эрнест Хед. Он, похоже, лучше устроен в жизни, чем те, о которых я уже сказала — судя по дому. Он был у себя, но вернулся домой с работы как раз перед моим приходом, и жена сказала, что он очень устал и просит прийти меня сегодня после ужина. Я... — Она осеклась, нахмурившись.
— Ну что?
— Что-то там было странное. Я только что вспомнила. Хочу тебя об этом спросить.
— Валяй!
— Никак не могу понять... Позади их дома, сразу за двором, стоит небольшой коттедж — оттуда и доносилась музыка. Проигрыватель. Он был включен на полную громкость, и окна коттеджа были распахнуты.
Так вот, одна песня... Мне стало как-то не по себе.
То есть она мне что-то напомнила. Я уже где-то слышала эту мелодию. И у меня такое ощущение, что это очень важно.
— Почему?
— Не знаю. Понимаешь, песенка эта звучит там очень не к месту. Та-та-та-там там-там... Узнаешь?
— Не совсем, — усмехнулся я.
— О Господи, — горестно вздохнула она. — Мой слух оставляет желать лучшего. Вот бы вспомнить, где же я ее раньше слышала.
— Ты сверяла адрес?
— Конечно.
— Этот дом не фигурирует в нашем списке приоритетных адресов?
— Нет, я же сказала. Я пошла туда, когда услышала музыку. — Шейла замолчала. — Если подбросишь меня сегодня вечером туда, можешь подождать на улице и послушать. Вдруг она ее опять поставит. Мне кажется, ты узнаешь мелодию.
— Она?
— Да, это совершенно точно женщина. Мисс Кэтрин Смит, как указано на ее почтовом ящике. Я задумчиво воззрился на нее.
— И ты считаешь, это стоит того, чтобы я просиживал свой зад в машине два часа кряду, Худышка? Она коротко передернула плечиками.
— Считай, что это моя догадка. Я понимаю, что все это смешно и глупо, но...
— Ладно, твоя взяла, — сказал я. — Мне удавалось до сих пор оставаться живым, занимаясь этим делом, только потому, что я никогда не игнорировал чужих догадок. Но если выяснится, что это Элвис Пресли заставляет тебя испытывать волнение, то с тебя выпивка.
Задав все возникшие в моей голове вопросы — надо сказать, найти кого-нибудь в глухомани, у кого можно было бы что-то спросить, оказалось проблемой не из легких, — я повернул обратно в Тусон. Там я зашел в магазин спортивных товаров, где предлагался большой ассортимент охотничьих ружей — иные из них имели потрясающей работы приклады с инкрустацией и толстыми резиновыми накладками для смягчения отдачи. К несчастью, я был вынужден тратить казенные деньги и потому очень засомневался, что сумею убедить нашего невозмутимого отдельского бухгалтера, будто изукрашенный филигранным орнаментом “винчестер” стреляет лучше обычного ружья, ибо и сам в это не верил. Что же касается резиновых накладок, то есть точка зрения, согласно которой резиновый барьер между прикладом и щекой только увеличивает силу отдачи и грозит изуродовать лицо после выстрела.
Изображая из себя охотника на оленей, с нетерпением ждущего открытия сезона, я выбрал скромный “винчестер”-М-70 надежного калибра 30-60. У них имелись и “магнумы”, но у меня не было ни времени, ни возможности выбирать себе ружье, аналогичное тому, что я оставил Химинесу в Коста-Верде. Мне предстояло стрелять стандартными патронами, а не подыскивать боеприпасы специально для этого случая.
На сей раз я вынужден был обойтись без сверхдальнобойного и сверхточного оружия, а легкий патрон мог обеспечить достаточную точность дальнего выстрела. К тому же такое ружье и нести легче. Я купил несколько коробок патронов разного веса. Никогда не знаешь заранее, какого веса патроны твое новое ружье примет с большей благосклонностью, пока не попробуешь из него пострелять. Еще я прикупил четырехкратный оптический прицел и попросил продавца установить его при мне.
Потом я отнес покупки в машину — это был все тот же древний “понтиак-универсал”, со слегка омоложенным организмом. Поскольку теперь нас на задании было двое, нам необходимо было иметь два транспортных средства, а дело происходило, кажется, в то время, когда ЦРУ или еще кто-то греб под себя все бюджетные средства, используемые для тайных операций. Я находился в лучшей форме, чем Шейла, чтобы устранить внезапно возникающие неполадки. Потому-то я и выбрал себе это доисторическое животное.
Я не видел ее с прошлого уик-энда. Мы встретились на последнем брифинге в кабинете рассудительного доктора Тома Стерна, который изо всех сил пытался отговорить ее от этой затеи, но она не позволила ему себя запугать. И теперь, подъехав к скромному мотелю, выбранному в качестве нашего штаба в Тусоне, я стал искать глазами ее “фольксваген”. Мне сказали, что машина голубого цвета, но я не заметил ни одного четырехколесного “жучка” иностранного производства, имевшего голубую окраску. Что ж, было еще довольно рано, и она, по-видимому, не вернулась с опроса. И тем не менее против своей воли я был чуточку разочарован и даже обеспокоен. Я надеялся, что она не совершила никакой ошибки и не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю. “На тебе вся ответственность” — вспомнил я слова Мака.
Она забронировала для меня номер рядом со своим — и рядом с открытым бассейном, где визжа возились ребятишки. В этой части страны даже наиболее трущобного вида общежития оборудованы бассейнами. Я забросил вещи в номер, произвел привычный ритуал проверки помещения и, убедившись, что кондиционер работает на полную катушку, завалился на большую двуспальную кровать. До разговора с моей помощницей думать мне особенно-то было не о чем. В нашем деле надо ловить момент для сна, когда только представляется возможность. Что я и сделал.
Вскоре меня разбудил стук в дверь. Три коротких стука и после паузы еще два. В определенных обстоятельствах такой стук является сигналом того, что тебе вовсе не обязательно выхватывать из-под подушки револьвер или прыгать в окно. В других обстоятельствах — как сейчас — этот стук просто означает “привет, это я”. Я встал, зевнул и пошел ей открывать.
— Мистер Эванс? — поинтересовалась она громко, учитывая возможное любопытство кого-нибудь, кто мог подслушивать. — Мистер Эванс, это Шейла Саммертон. Извините, что меня не было в номере, когда вы приехали. Я проводила опросы на другом конце города и не думала, что вы появитесь так рано.
— Все в порядке, — ответил я. — Жаль, что вам пришлось приступить к работе в одиночку, но я просто никак не мог вырваться раньше. Заходите, пожалуйста.
Я отступил в сторону, пропуская ее в дверь, и подумал, что впервые вижу ее в платье — в обтяжку, без рукавов, с длинной юбкой и веселыми цветочками, от которых она почему-то казалась маленькой и беззащитной. Я даже изумился про себя тому, что рад се видеть, точно я давным-давно был с ней знаком и мне нравилось ее общество. Как будто тут было нечто большее, чем просто ответственность за нее, которую я на себя взвалил по причине внезапно посетившей меня идиотской сентиментальности.
Я закрыл за ней дверь и сказал:
— Ну, привет, Худышка!
Она быстро нахмурилась и обвела взглядом комнату.
— Мы можем... то есть я хочу спросить, тут можно говорить?
— Я провел предварительный осмотр. Ты считаешь, что мы для кого-то представляем настолько большой интерес, чтобы поставить наши номера на прослушивание?
Она покачала головой.
— Нет, просто мне было довольно скучно. И жарко.
— Сколько ты успела сделать?
— Два квартала полностью. И один не до конца. Я закончу там либо сегодня вечером, либо завтра с утра.
— Тебя никто не заставляет работать на износ, Худышка. Тебе же было сказано: работай спокойно. Три квартала за три дня — это слишком. Ты ужасно выглядишь.
— Благодарю, — буркнула она. — Ничто не способствует так поднятию морального духа войск, как благодарность и лесть. — И она расплакалась. Она стояла, сжимая в руке чемоданчик-“дипломат” — кончики пальцев перевязаны узким бинтом, — смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам. — А ч-черт! Прости. Похоже, я немного устала.
— Похоже, — сказал я, протянул руку, взял у нее “дипломат” и поставил на пол. — Садись, пока не упала.
Она не двинулась. Я обнял ее за плечи, чтобы подвести к креслу, и вдруг в комнате сразу как-то заледенело, если вы понимаете, что я имею в виду. Она вся подобралась. Но через мгновение перевела взгляд с моего лица на руку, лежащую у нее на плече. В ее глазах заиграли желтые искорки.
— Извини, — сказал я и убрал руку.
Она пошла к кровати и села. Через несколько секунд она подняла глаза и произнесла уже совсем нормальным голосом:
— Прости! Глупо я себя веду. Мне надо привыкнуть. У тебя случайно нет лишнего платка?
Из ящика комода я достал чистый платок. Пока она вытирала слезы, я взял с комода ведерко для льда и пошел наполнить его из автомата-ледника. Когда я вернулся, она сидела там, где я ее оставил, но лицо у нее было сухим. Она открыла “дипломат”.
— Я прошу прощения за эту сцену, — повторила она. — Просто пережарилась на солнце и натерла ногу. Хочешь послушать мой отчет?
— Если хочешь это сделать, — сказал я. — Только не торопись.
— Пока что я провела две заслуживающих внимания беседы — это были дома, которые посещались связным фон Закса. Первый адрес — дом 2032 по Монтесума-авеню. Фред Уинтер. Маленький дешевый домишко в трущобном районе на окраине. Домовладелицей является миссис Уинтер, школьная учительница. Уинтер — механик, не имеющий постоянной работы, все свое свободное время, похоже, проводит у телевизора за пивом — пиво он поглощает галлонами, если судить по пустой таре — он все жаловался на больную спину и прочие напасти. В квартире есть радиоприемник и телевизор. Ни проигрывателя, ни магнитофона. И коротковолнового приемника я тоже не заметила.
Я вложил ей в ладонь стакан с выпивкой.
— Продолжай, я слушаю.
— Второй адрес — дом 174-6 по Росарио-лейн. Эладио Гриего. Это хижина в Испанском квартале или как там это называется. Его мать едва может связать два слова по-английски. Я беседовала только с ней, поскольку Эладио с прошлой недели сидит в тюрьме за поножовщину. Задержан, видимо, уже давно.
— Но он еще не сидел в тюрьме, когда сюда приезжал курьер?
— Нет. У них есть радиоприемник, но он не работает.
Есть исправный телевизор. Ни проигрывателя, ни магнитофона. Квартирка темная и заставлена рухлядью. Среди этого хлама, конечно, можно было бы спрятать массу электронного оборудования, но я в этом очень сомневаюсь.
Я нахмурился.
— Конечно, мы же точно не знаем, что с фон Заксом связан именно мужчина, проживающий в доме. Если на то пошло, то мы даже не знаем, стоит ли нам подозревать каждый дом, где побывал курьер. Он же просто мог зайти в гости к девушке или, скажем, к любимому дяде.
— Ну, пока что у нас, по-моему, два перспективных варианта, — сказала Шейла. — Я не встречалась с миссис Уинтер — она была в школе. Но ее муж — озлобленный хам, ненавидящий всех и вся, так что он вполне подходящий кандидат. Старая миссис Гриего слабая и полуслепая, но ее Эладио явно парень здоровый, который способен проломить любому башку просто ради забавы. Отличный материал для вербовки.
— Увы, Эладио нам немногим поможет, находясь за решеткой, — сказал я. — Пришлось бы слишком усердно потрудиться, чтобы добраться до него. Надо при минимуме усилий отыскать кого-нибудь, кто знает местонахождение штаба фон Закса-Кинтаны в Мексике. Не похоже, чтобы этому любителю пива Уинтеру доверили подобную информацию — пускай он даже член их организации, — я отпил из стакана. — А в третьем квартале есть что-нибудь многообещающее?
Шейла бросила взгляд на лист бумаги, лежащий перед ней на кровати.
— Номер три. Дом 1420 по Мимоза-стрит. Эрнест Хед. Он, похоже, лучше устроен в жизни, чем те, о которых я уже сказала — судя по дому. Он был у себя, но вернулся домой с работы как раз перед моим приходом, и жена сказала, что он очень устал и просит прийти меня сегодня после ужина. Я... — Она осеклась, нахмурившись.
— Ну что?
— Что-то там было странное. Я только что вспомнила. Хочу тебя об этом спросить.
— Валяй!
— Никак не могу понять... Позади их дома, сразу за двором, стоит небольшой коттедж — оттуда и доносилась музыка. Проигрыватель. Он был включен на полную громкость, и окна коттеджа были распахнуты.
Так вот, одна песня... Мне стало как-то не по себе.
То есть она мне что-то напомнила. Я уже где-то слышала эту мелодию. И у меня такое ощущение, что это очень важно.
— Почему?
— Не знаю. Понимаешь, песенка эта звучит там очень не к месту. Та-та-та-там там-там... Узнаешь?
— Не совсем, — усмехнулся я.
— О Господи, — горестно вздохнула она. — Мой слух оставляет желать лучшего. Вот бы вспомнить, где же я ее раньше слышала.
— Ты сверяла адрес?
— Конечно.
— Этот дом не фигурирует в нашем списке приоритетных адресов?
— Нет, я же сказала. Я пошла туда, когда услышала музыку. — Шейла замолчала. — Если подбросишь меня сегодня вечером туда, можешь подождать на улице и послушать. Вдруг она ее опять поставит. Мне кажется, ты узнаешь мелодию.
— Она?
— Да, это совершенно точно женщина. Мисс Кэтрин Смит, как указано на ее почтовом ящике. Я задумчиво воззрился на нее.
— И ты считаешь, это стоит того, чтобы я просиживал свой зад в машине два часа кряду, Худышка? Она коротко передернула плечиками.
— Считай, что это моя догадка. Я понимаю, что все это смешно и глупо, но...
— Ладно, твоя взяла, — сказал я. — Мне удавалось до сих пор оставаться живым, занимаясь этим делом, только потому, что я никогда не игнорировал чужих догадок. Но если выяснится, что это Элвис Пресли заставляет тебя испытывать волнение, то с тебя выпивка.
Глава 9
Это был настоящий концерт. У мисс Смит, если ее именно так звали, была огромная коллекция пластинок, а ее звукопроигрывающая аппаратура обладала изрядной мощностью. Даже сидя в машине на приличном расстоянии от ее дома, я мог не напрягать слух. Ее ближайшие соседи, по-видимому, были либо очень терпимыми, либо глухими, если спокойно сносили это се увлечение. Но, в конце концов, живя в таких районах, приходится привыкать к чужим музыкальным вкусам.
Этот железобетонный оазис на краю Тусона, возникший здесь недавно и частично еще невозделанный, назывался Сагуаро-хайте. Здесь стояли одинаковые небольшие домики из прессованных шлакоблоков, окрашенные в розовый, голубой, зеленый и желтый цвета. Над всеми крышами виднелись телевизионные антенны, а перед каждой дверью зеленела лужайка. Чем дальше в пустыню продвигается граница поселения, тем с большим рвением жители стремятся культивировать зеленые насаждения.
Я сидел в “универсале” напротив дома мистера и миссис Эрнест Хед. В садике перед домом Хедов росло декоративное вечнозеленое деревце и несколько пышно цветущих субтропических кустовых цветов. Судя по трехколесному велосипеду и вещам, разбросанным в саду, у них были дети. Сверкающий новенький автомобиль — одна из последних компактных моделей “понтиака”, совсем не похожая на мою исполинскую развалину, — стоял на небольшой железобетонной площадке, соединявшей гараж с проезжей частью улицы.
Голубенький дом Хедов отделяли от соседнего розового близнеца каких-то двадцать футов. Бросая взгляд в узкий проем между домами, я мог видеть, прямо за задним двориком, где висели качели и бельевые веревки, открытое окно, из которого доносилась музыка. Но пока что там никто не появился.
Я взглянул на часы и зевнул. Что ж, это было одно из самых главных собеседований, и Шейла правильно поступала, стараясь провести у Хедов столько времени, чтобы не показаться назойливой. Может быть, ей что-то удалось выведать. Но как бы там ни было, вечер стоял жаркий и душный, а липкое сиденье “универсала” вспучилось от старости. Я снова зевнул и попытался вытянуть затекшие ноги. Тут дверь дома напротив раскрылась, и вышла Шейла. В летнем платье и в туфельках на высоких каблуках она показалась мне симпатичной и незнакомой. Только забинтованные кончики пальцев напомнили мне о той груде кожи и костей, мало похожей на существо женского пола, которую я выносил из джунглей в Коста-Верде. Она перешла улицу и встала перед моим окном.
— Ну и? — с надеждой спросила она.
— Картинки нет. Но звук отличный, — ответил я. — Отрывки из “Моей прекрасной леди”. Фрагмент сюиты из балета “Лебединое озеро”. Какие-то вальсы — похоже, Штраус и, по-моему, немного Легара. Когда ей надоедает какая-то мелодия, она снимает пластинку и ставит другую. В настоящее время, как ты можешь слышать, Зигфрид с боями пробирается к Рейну. Может, он успеет добраться до реки, а может, и нет. Как ей захочется.
— Ох, — вздохнула она. — Прости. Похоже, я тебя здесь зря продержала.
— Не терзайся. Я значительно повысил свой уровень музыкальной культуры. А ты что-нибудь там заметила? Она покачала головой.
— Насколько я могу судить, на первый взгляд ничего необычного. Мистер Хед торгует автомобилями. Его жена — симпатичная смуглянка, двое чудесных ребятишек. Есть проигрыватель — им пользуются в основном дети, есть, конечно, и телевизор, а также три радиоприемника: радиочасы в спальне, небольшой приемник на кухне и дорогой многоволновый транзистор, недавно ими приобретенный для семейных пикников. Миссис Хед говорит, что слушает по нему передачи “Би-би-си”.
Этот железобетонный оазис на краю Тусона, возникший здесь недавно и частично еще невозделанный, назывался Сагуаро-хайте. Здесь стояли одинаковые небольшие домики из прессованных шлакоблоков, окрашенные в розовый, голубой, зеленый и желтый цвета. Над всеми крышами виднелись телевизионные антенны, а перед каждой дверью зеленела лужайка. Чем дальше в пустыню продвигается граница поселения, тем с большим рвением жители стремятся культивировать зеленые насаждения.
Я сидел в “универсале” напротив дома мистера и миссис Эрнест Хед. В садике перед домом Хедов росло декоративное вечнозеленое деревце и несколько пышно цветущих субтропических кустовых цветов. Судя по трехколесному велосипеду и вещам, разбросанным в саду, у них были дети. Сверкающий новенький автомобиль — одна из последних компактных моделей “понтиака”, совсем не похожая на мою исполинскую развалину, — стоял на небольшой железобетонной площадке, соединявшей гараж с проезжей частью улицы.
Голубенький дом Хедов отделяли от соседнего розового близнеца каких-то двадцать футов. Бросая взгляд в узкий проем между домами, я мог видеть, прямо за задним двориком, где висели качели и бельевые веревки, открытое окно, из которого доносилась музыка. Но пока что там никто не появился.
Я взглянул на часы и зевнул. Что ж, это было одно из самых главных собеседований, и Шейла правильно поступала, стараясь провести у Хедов столько времени, чтобы не показаться назойливой. Может быть, ей что-то удалось выведать. Но как бы там ни было, вечер стоял жаркий и душный, а липкое сиденье “универсала” вспучилось от старости. Я снова зевнул и попытался вытянуть затекшие ноги. Тут дверь дома напротив раскрылась, и вышла Шейла. В летнем платье и в туфельках на высоких каблуках она показалась мне симпатичной и незнакомой. Только забинтованные кончики пальцев напомнили мне о той груде кожи и костей, мало похожей на существо женского пола, которую я выносил из джунглей в Коста-Верде. Она перешла улицу и встала перед моим окном.
— Ну и? — с надеждой спросила она.
— Картинки нет. Но звук отличный, — ответил я. — Отрывки из “Моей прекрасной леди”. Фрагмент сюиты из балета “Лебединое озеро”. Какие-то вальсы — похоже, Штраус и, по-моему, немного Легара. Когда ей надоедает какая-то мелодия, она снимает пластинку и ставит другую. В настоящее время, как ты можешь слышать, Зигфрид с боями пробирается к Рейну. Может, он успеет добраться до реки, а может, и нет. Как ей захочется.
— Ох, — вздохнула она. — Прости. Похоже, я тебя здесь зря продержала.
— Не терзайся. Я значительно повысил свой уровень музыкальной культуры. А ты что-нибудь там заметила? Она покачала головой.
— Насколько я могу судить, на первый взгляд ничего необычного. Мистер Хед торгует автомобилями. Его жена — симпатичная смуглянка, двое чудесных ребятишек. Есть проигрыватель — им пользуются в основном дети, есть, конечно, и телевизор, а также три радиоприемника: радиочасы в спальне, небольшой приемник на кухне и дорогой многоволновый транзистор, недавно ими приобретенный для семейных пикников. Миссис Хед говорит, что слушает по нему передачи “Би-би-си”.