Страница:
Лорел Гамильтон
Жертва всесожжения
1
Вообще-то люди на шрамы не пялятся. Разок, конечно, взглянут и отводят глаза в сторону. Знаете, как это бывает – беглый взгляд, потом опускают глаза и взглядывают еще раз. Но быстро. Шрамы – не картинка из фильма «ужасов», хотя рассмотреть тоже интересно. Капитан Пит Мак-Киннон, пожарный и следователь по поджогам, сидел напротив меня, обхватив крупными ладонми чашку ледяного чая, который принесла ему Мэри, наша секретарша. И он пристально глядел на мои руки – куда мужчины обычно стараются не смотреть. Он пялился на шрамы и ничуть этим не смущался.
У меня на правой руке два шрама от ножа. Один старый и побелевший, а другой свежий, до сих пор еще розовый. На левой руке еще хуже. Грубый выступающий белый рубец на локтевом сгибе. Мне надо всю жизнь работать с тяжестями, иначе шрам затвердеет и рука потеряет подвиность – так мне объяснял мой физиотерапевт. Еще есть крестообразный ожог, искривившийся от рваных ран, нанесенных когтями ведьмы-оборотня. Под блузкой можно найти и другие шрамы, но сильнее всего изранена рука.
Мой босс Берт потребовал, чтобы я на работу надевала классический костюм или хотя бы блузку с длинными рукавами. Говорил, что некоторые клиенты открыто выражали определенные сомнения по поводу моих... э-э... профессиональных травм. Раз он потребовал, то я и не носила длинные рукава, и каждый день Берт включал кондиционер чуть сильнее. Сегодня я даже гусиной кожей покрылась. Все остальные уже приносили на работу свитера. А я стала покупать топы, чтобы открыть шрамы и на спине тоже.
Мак-Киннона мне рекомендовал сержант Рудольф Сторр, коп и его друг. С Мак-Кинноном они играли в колледже в одной футбольной команде и дружили еще с тех пор. Дольф словом «друг» не разбрасывается, и я понимала, что они – люди очень близкие.
– А что у вас с рукой? – спросил наконец Мак-Киннон.
– Я – легальный ликвидатор вампиров. Иногда они очень скверно себя ведут.
– Скверно, – повторил он и улыбнулся.
Мак-Киннон поставил чашку на стол и снял пиджак. Ширина плеч у него была почти как у меня рост. На несколько дюймов он был пониже Дольфа с его ростом шесть футов восемь дюймов, но от этого явно не страдал. Было ему едва за сорок, но волосы уже поседели, а на висках окончательно побелели. Эти седые виски придавали ему вид не то чтобы достойный, скорее усталый. По шрамам он меня переплюнул. Ожоги шли вверх от самых кистей и скрывались под короткими рукавами рубашки. Кожа была испещрена розоватыми пятнами, белыми и какими-то странно загорелыми, как у зверя, который должен регулярно менять шкуру.
– Больно небось было, – сказала я.
– Небось. – Он смотрел мне в глаза, не отворачиваясь. – И вам тоже пришлось, наверное, в больнице поваляться.
– Пришлось. – Я подняла левый рукав и показала блестящую кожу на месте попадания пули. У него глаза чуть расширились. – Теперь, когда мы показали, что мы оба – настоящие мужчины, приступим к делу? Зачем вы пришли, капитан Мак-Киннон?
Он улыбнулся, повесил пиджак на спинку стула, взял со стола свою чашку и отпил глоток.
– Дольф говорил, что вы не любите, когда на вас смотрят оценивающим взглядом.
– Не люблю проходить испытания.
– Откуда вы знаете, что вы его прошли?
Настала моя очередь улыбнуться.
– Женская интуиция. Так что вы хотите?
– Вы знаете, что значит термин «запальник»?
– Поджигатель на жаргоне пожарных, – ответила я.
Он смотрел на меня, ожидая продолжения.
– Пирокинетик, человек, умеющий вызывать огонь психической силой.
Он кивнул.
– Вы когда-нибудь видели настоящего пирокинетика?
– Видала старые фильмы Офелии Райан, – ответила я.
– Старые, еще черно-белые?
– Ага.
– А вы знаете, что она умерла?
– Нет, не знала.
– Сгорела в постели. Самовозгорание. Многие запальники этим кончают, будто они, старея, теряют над собой контроль. В жизни вы хоть одного видели?
– Нет.
– А где вы видели фильмы?
– Два семестра экстрасенсорики. К нам приходили многие экстрасенсы, показывая свои возможности, но пирокинетика – это очень большая редкость. Так что наш проф никого не мог найти.
Мак-Киннон кивнул и одним глотком допил свой чай.
– Я ее видел только однажды. Приятная дама. – Он завертел чашку в больших ладонях и смотрел на нее, а не на меня. – И еще одного запальника я встречал. Молодой, лет двадцать пять. Начал он с поджогов пустых домов, как многие пироманы. Потом стал поджигать дома с людьми, но так, чтобы все вышли. И наконец поджег жилой дом, устроил там настоящий огненный котел. Горели все выходы. Погибли более шестидесяти человек, по большей части женщины и дети.
Мак-Киннон поглядел на меня:
– Никогда не видел на пожаре столько трупов. Он точно так же поджег офисное здание, но упустил из виду два выхода. Двадцать три погибших.
– И как вы его поймали?
– Он стал писать в газеты и на телевидение. Хотел славы. Успел поджечь пару копов, пока мы его взяли. Пришлось надеть металлизированные спецкостюмы, как на пожар на нефтяных вышках. Их он поджечь не мог. Потом мы отвезли его в полицейский участок, и это была ошибка. Он устроил там пожар.
– А куда еще его можно было везти? – спросила я.
Он пожал плечами:
– Не знаю. Куда-нибудь еще. Я был все в том же костюме, и я его сгреб и сказал, что мы сгорим вместе, если он не потушит огонь. Он расхохотался и поджег сам себя. – Мак-Киннон аккуратно поставил чашку на край стола. – Пламя было того же светло-голубого цвета, что при горении газа, только бледнее. Его оно не обжигало, но мой костюм загорелся. Эта хреновина рассчитана на шесть тысяч градусов, и она начала плавиться. Кожа человека загорается при ста двадцати, но почему-то горел только костюм. Мне пришлось его с себя сдирать, пока этот тип ржал. Он вышел в дверь, думая, что дураков нет хватать его руками.
Я не сделала напрашивающегося замечания – просто дала ему говорить дальше.
– Я его прижал в коридоре и приложил пару раз об стенку. Самое интересное, что у меня кожа горела всюду, кроме тех мест, где его касалась. Будто огонь перескакивал через это пространство и начинался у меня выше запястий, так что кисти остались целы.
Я кивнула:
– Есть теория, что аура пирокинетиков не дает им загореться. Ваши руки были слишком близки к его собственной защите.
Он посмотрел на меня в упор:
– Может быть, так оно и было. Я его бил об стену снова и снова. А он орал: «Я тебя сожгу, я тебя сожгу заживо!» Потом пламя пожелтело, стало обыкновенным, и он загорелся. Я его отпустил и бросился за огнетушителем. Сбить огонь с его тела нам не удалось. Огнетушители гасили стены, вообще все остальное, но на него не действовали. Будто огонь выползал из него, из глубины тела. Мы сбивали пламя, но оно тут же вспыхивало, да еще с новой силой, пока он весь не стал сплошь огненным.
Глаза Мак-Киннона смотрели куда-то вдаль, и в них был ужас – он все еще это видел.
– Он не умирал, миз Блейк, как должно было бы случиться. Он орал и орал, и мы не могли ему помочь. Не могли.
Он осекся, замолчал, глядя все так же в никуда.
Я подождала. Потом все же повторила свой вопрос:
– А зачем вы пришли сюда, капитан?
Он моргнул, вроде как встряхнулся.
– Мне кажется, что мы имеем дело с очередным запальником, миз Блейк. Дольф сказал, что если кто-то может помочь нам прервать череду мертвых тел, так это вы.
– Экстрасенсорные способности не являются противоестественными в строгом смысле слова. Это просто талант, вроде как у классного питчера в бейсболе.
Он потряс головой:
– Тот, кто погиб тогда на полу полицейского участка, – это не был человек. Не мог быть. Дольф говорит, что вы – эксперт по монстрам. Помогите мне поймать этого монстра, пока он не начал убивать.
– Он – или она – еще никого не убил? Сгорало только имущество?
Мак-Киннон кивнул:
– За встречу с вами я могу лишиться работы. Мне следовало бы подать рапорт по команде и получить согласие с самого верха, но пока что мы потеряли только пару домов. Я хотел бы, чтобы так оно и осталось.
Я медленно вдохнула и так же медленно выдохнула.
– Рада была бы вам помочь, капитан, но, честное слово, не знаю, что я могла бы сделать.
Он протянул мне толстую папку.
– Здесь все, что у нас есть. Посмотрите и перезвоните мне сегодня вечером.
Я взяла папку и положила ее на стол.
– Мой номер там есть. Позвоните. Может, это и не запальник, а что-то другое. Что бы это ни было, миз Блейк, оно может купаться в пламени и не гореть. Оно может идти по дому и разбрызгивать огонь, как сифон воду. Ни бензина, ничего легковоспламеняющегося, миз Блейк, но дома вспыхивают, будто пропитанные чем-то. Когда мы доставляем дерево в лабораторию, оно чисто. Будто тот, кто этим занимается, умеет заставлять огонь делать такое, что огонь в принципе делать не может.
Он посмотрел на часы:
– Я уже опаздываю. Сейчас я стараюсь добиться, чтобы мне разрешили обратиться к вам официально, но боюсь, начальство будет ждать, пока начнут гибнуть люди. Я этого ждать не хочу.
– Я вам перезвоню, но это может быть поздно. Вам можно звонить поздно?
– Звоните в любое время, миз Блейк. В любое.
Я кивнула, встала и протянула руку. Он ее пожал – твердо, но не слишком крепко. Многие клиенты, которых мои шрамы не оставляли равнодушными, жали мне руку так, будто хотели добиться стона. Но этот – нет. У него есть собственные шрамы.
Не успела я сесть, как зазвонил телефон.
– Мэри, в чем дело?
– Это я, – сказал Ларри. – Мэри решила, что ты не будешь против, если она меня соединит.
Ларри Киркланд, стажер – истребитель вампиров, сейчас должен был находиться в морге, пронзая вампиров кольями.
– Не буду. Что стряслось?
– Надо меня подбросить домой. – В его голосе слышалась чуть заметная неуверенность.
– Выкладывай.
Он засмеялся:
– Забыл, что с тобой не надо темнить. Меня зашили. Док говорит, что все будет нормально.
– Что случилось? – спросила я.
– Я тебе все расскажу, когда приедешь.
И этот мелкий сукин сын повесил трубку!
Только по одной причине он мог не хотеть говорить со мной. Наверняка наделал глупостей и получил травму. Два тела на протыкание колом. Два тела, которые еще по крайней мере сутки не встанут. Так что тут могло случиться? Как говорит старая пословица, есть только один способ выяснить.
Мэри перенесла моих клиентов на другое время, я взяла из ящика стола наплечную кобуру с браунингом и надела ее. С тех пор как я перестала надевать в офисе пиджак, пришлось держать пистолет в ящике, но на улице я всегда после темноты хожу с пистолетом. Почти все твари, оставившие на мне шрамы, погибли – по большей части от моей руки. Пули с серебряной оболочкой – чудесная вещь.
У меня на правой руке два шрама от ножа. Один старый и побелевший, а другой свежий, до сих пор еще розовый. На левой руке еще хуже. Грубый выступающий белый рубец на локтевом сгибе. Мне надо всю жизнь работать с тяжестями, иначе шрам затвердеет и рука потеряет подвиность – так мне объяснял мой физиотерапевт. Еще есть крестообразный ожог, искривившийся от рваных ран, нанесенных когтями ведьмы-оборотня. Под блузкой можно найти и другие шрамы, но сильнее всего изранена рука.
Мой босс Берт потребовал, чтобы я на работу надевала классический костюм или хотя бы блузку с длинными рукавами. Говорил, что некоторые клиенты открыто выражали определенные сомнения по поводу моих... э-э... профессиональных травм. Раз он потребовал, то я и не носила длинные рукава, и каждый день Берт включал кондиционер чуть сильнее. Сегодня я даже гусиной кожей покрылась. Все остальные уже приносили на работу свитера. А я стала покупать топы, чтобы открыть шрамы и на спине тоже.
Мак-Киннона мне рекомендовал сержант Рудольф Сторр, коп и его друг. С Мак-Кинноном они играли в колледже в одной футбольной команде и дружили еще с тех пор. Дольф словом «друг» не разбрасывается, и я понимала, что они – люди очень близкие.
– А что у вас с рукой? – спросил наконец Мак-Киннон.
– Я – легальный ликвидатор вампиров. Иногда они очень скверно себя ведут.
– Скверно, – повторил он и улыбнулся.
Мак-Киннон поставил чашку на стол и снял пиджак. Ширина плеч у него была почти как у меня рост. На несколько дюймов он был пониже Дольфа с его ростом шесть футов восемь дюймов, но от этого явно не страдал. Было ему едва за сорок, но волосы уже поседели, а на висках окончательно побелели. Эти седые виски придавали ему вид не то чтобы достойный, скорее усталый. По шрамам он меня переплюнул. Ожоги шли вверх от самых кистей и скрывались под короткими рукавами рубашки. Кожа была испещрена розоватыми пятнами, белыми и какими-то странно загорелыми, как у зверя, который должен регулярно менять шкуру.
– Больно небось было, – сказала я.
– Небось. – Он смотрел мне в глаза, не отворачиваясь. – И вам тоже пришлось, наверное, в больнице поваляться.
– Пришлось. – Я подняла левый рукав и показала блестящую кожу на месте попадания пули. У него глаза чуть расширились. – Теперь, когда мы показали, что мы оба – настоящие мужчины, приступим к делу? Зачем вы пришли, капитан Мак-Киннон?
Он улыбнулся, повесил пиджак на спинку стула, взял со стола свою чашку и отпил глоток.
– Дольф говорил, что вы не любите, когда на вас смотрят оценивающим взглядом.
– Не люблю проходить испытания.
– Откуда вы знаете, что вы его прошли?
Настала моя очередь улыбнуться.
– Женская интуиция. Так что вы хотите?
– Вы знаете, что значит термин «запальник»?
– Поджигатель на жаргоне пожарных, – ответила я.
Он смотрел на меня, ожидая продолжения.
– Пирокинетик, человек, умеющий вызывать огонь психической силой.
Он кивнул.
– Вы когда-нибудь видели настоящего пирокинетика?
– Видала старые фильмы Офелии Райан, – ответила я.
– Старые, еще черно-белые?
– Ага.
– А вы знаете, что она умерла?
– Нет, не знала.
– Сгорела в постели. Самовозгорание. Многие запальники этим кончают, будто они, старея, теряют над собой контроль. В жизни вы хоть одного видели?
– Нет.
– А где вы видели фильмы?
– Два семестра экстрасенсорики. К нам приходили многие экстрасенсы, показывая свои возможности, но пирокинетика – это очень большая редкость. Так что наш проф никого не мог найти.
Мак-Киннон кивнул и одним глотком допил свой чай.
– Я ее видел только однажды. Приятная дама. – Он завертел чашку в больших ладонях и смотрел на нее, а не на меня. – И еще одного запальника я встречал. Молодой, лет двадцать пять. Начал он с поджогов пустых домов, как многие пироманы. Потом стал поджигать дома с людьми, но так, чтобы все вышли. И наконец поджег жилой дом, устроил там настоящий огненный котел. Горели все выходы. Погибли более шестидесяти человек, по большей части женщины и дети.
Мак-Киннон поглядел на меня:
– Никогда не видел на пожаре столько трупов. Он точно так же поджег офисное здание, но упустил из виду два выхода. Двадцать три погибших.
– И как вы его поймали?
– Он стал писать в газеты и на телевидение. Хотел славы. Успел поджечь пару копов, пока мы его взяли. Пришлось надеть металлизированные спецкостюмы, как на пожар на нефтяных вышках. Их он поджечь не мог. Потом мы отвезли его в полицейский участок, и это была ошибка. Он устроил там пожар.
– А куда еще его можно было везти? – спросила я.
Он пожал плечами:
– Не знаю. Куда-нибудь еще. Я был все в том же костюме, и я его сгреб и сказал, что мы сгорим вместе, если он не потушит огонь. Он расхохотался и поджег сам себя. – Мак-Киннон аккуратно поставил чашку на край стола. – Пламя было того же светло-голубого цвета, что при горении газа, только бледнее. Его оно не обжигало, но мой костюм загорелся. Эта хреновина рассчитана на шесть тысяч градусов, и она начала плавиться. Кожа человека загорается при ста двадцати, но почему-то горел только костюм. Мне пришлось его с себя сдирать, пока этот тип ржал. Он вышел в дверь, думая, что дураков нет хватать его руками.
Я не сделала напрашивающегося замечания – просто дала ему говорить дальше.
– Я его прижал в коридоре и приложил пару раз об стенку. Самое интересное, что у меня кожа горела всюду, кроме тех мест, где его касалась. Будто огонь перескакивал через это пространство и начинался у меня выше запястий, так что кисти остались целы.
Я кивнула:
– Есть теория, что аура пирокинетиков не дает им загореться. Ваши руки были слишком близки к его собственной защите.
Он посмотрел на меня в упор:
– Может быть, так оно и было. Я его бил об стену снова и снова. А он орал: «Я тебя сожгу, я тебя сожгу заживо!» Потом пламя пожелтело, стало обыкновенным, и он загорелся. Я его отпустил и бросился за огнетушителем. Сбить огонь с его тела нам не удалось. Огнетушители гасили стены, вообще все остальное, но на него не действовали. Будто огонь выползал из него, из глубины тела. Мы сбивали пламя, но оно тут же вспыхивало, да еще с новой силой, пока он весь не стал сплошь огненным.
Глаза Мак-Киннона смотрели куда-то вдаль, и в них был ужас – он все еще это видел.
– Он не умирал, миз Блейк, как должно было бы случиться. Он орал и орал, и мы не могли ему помочь. Не могли.
Он осекся, замолчал, глядя все так же в никуда.
Я подождала. Потом все же повторила свой вопрос:
– А зачем вы пришли сюда, капитан?
Он моргнул, вроде как встряхнулся.
– Мне кажется, что мы имеем дело с очередным запальником, миз Блейк. Дольф сказал, что если кто-то может помочь нам прервать череду мертвых тел, так это вы.
– Экстрасенсорные способности не являются противоестественными в строгом смысле слова. Это просто талант, вроде как у классного питчера в бейсболе.
Он потряс головой:
– Тот, кто погиб тогда на полу полицейского участка, – это не был человек. Не мог быть. Дольф говорит, что вы – эксперт по монстрам. Помогите мне поймать этого монстра, пока он не начал убивать.
– Он – или она – еще никого не убил? Сгорало только имущество?
Мак-Киннон кивнул:
– За встречу с вами я могу лишиться работы. Мне следовало бы подать рапорт по команде и получить согласие с самого верха, но пока что мы потеряли только пару домов. Я хотел бы, чтобы так оно и осталось.
Я медленно вдохнула и так же медленно выдохнула.
– Рада была бы вам помочь, капитан, но, честное слово, не знаю, что я могла бы сделать.
Он протянул мне толстую папку.
– Здесь все, что у нас есть. Посмотрите и перезвоните мне сегодня вечером.
Я взяла папку и положила ее на стол.
– Мой номер там есть. Позвоните. Может, это и не запальник, а что-то другое. Что бы это ни было, миз Блейк, оно может купаться в пламени и не гореть. Оно может идти по дому и разбрызгивать огонь, как сифон воду. Ни бензина, ничего легковоспламеняющегося, миз Блейк, но дома вспыхивают, будто пропитанные чем-то. Когда мы доставляем дерево в лабораторию, оно чисто. Будто тот, кто этим занимается, умеет заставлять огонь делать такое, что огонь в принципе делать не может.
Он посмотрел на часы:
– Я уже опаздываю. Сейчас я стараюсь добиться, чтобы мне разрешили обратиться к вам официально, но боюсь, начальство будет ждать, пока начнут гибнуть люди. Я этого ждать не хочу.
– Я вам перезвоню, но это может быть поздно. Вам можно звонить поздно?
– Звоните в любое время, миз Блейк. В любое.
Я кивнула, встала и протянула руку. Он ее пожал – твердо, но не слишком крепко. Многие клиенты, которых мои шрамы не оставляли равнодушными, жали мне руку так, будто хотели добиться стона. Но этот – нет. У него есть собственные шрамы.
Не успела я сесть, как зазвонил телефон.
– Мэри, в чем дело?
– Это я, – сказал Ларри. – Мэри решила, что ты не будешь против, если она меня соединит.
Ларри Киркланд, стажер – истребитель вампиров, сейчас должен был находиться в морге, пронзая вампиров кольями.
– Не буду. Что стряслось?
– Надо меня подбросить домой. – В его голосе слышалась чуть заметная неуверенность.
– Выкладывай.
Он засмеялся:
– Забыл, что с тобой не надо темнить. Меня зашили. Док говорит, что все будет нормально.
– Что случилось? – спросила я.
– Я тебе все расскажу, когда приедешь.
И этот мелкий сукин сын повесил трубку!
Только по одной причине он мог не хотеть говорить со мной. Наверняка наделал глупостей и получил травму. Два тела на протыкание колом. Два тела, которые еще по крайней мере сутки не встанут. Так что тут могло случиться? Как говорит старая пословица, есть только один способ выяснить.
Мэри перенесла моих клиентов на другое время, я взяла из ящика стола наплечную кобуру с браунингом и надела ее. С тех пор как я перестала надевать в офисе пиджак, пришлось держать пистолет в ящике, но на улице я всегда после темноты хожу с пистолетом. Почти все твари, оставившие на мне шрамы, погибли – по большей части от моей руки. Пули с серебряной оболочкой – чудесная вещь.
2
Ларри сидел на пассажирском сиденье моего джипа в очень напряженной позе. Трудно сидеть в машине, когда у тебя на спине свежие швы. Рану я видела – один острый прокол и длинная рваная царапина, то есть фактически две раны.
На Ларри была та же синяя футболка, в которой он приехал, только на спине она была разорвана и окровавлена. На меня произвело впечатление, что он не дал сестрам ее разрезать. Они всю одежду, что им мешает, режут не задумывясь.
Он подался вперед, упираясь в привязной ремень, пытаясь найти удобную позу. Рыжие волосы его были острижены так коротко, что почти не замечалась их курчавость. Ростом Ларри был пять футов четыре дюйма – на дюйм выше меня. В мае он получил диплом по противоестественной биологии, но со своими веснушками и морщинкой боли между ясными голубыми глазами он выглядел на шестнадцать, а не на двадцать один.
Я так засмотрелась, как он вертится, что пропустила поворот на I-270, и мы застряли на Балласе, выбираясь на Олив. Приближалось как раз время ленча, и улица была забита людьми, стремящимися быстро набить желудок и вернуться к работе.
– Ты обезболивающее принял? – спросила я.
Он пытался сидеть неподвижно, стиснув рукой край сиденья.
– Нет.
– Почему?
– Такие штуки меня отключают. А я не хочу спать.
– Сон от лекарств – совсем не то что обычный сон, – сказала я.
– Нет, – сказал он. – Сны снятся похуже.
С этим я была согласна.
– Ларри, что произошло?
– Я восхищен, что ты так долго не задавала этого вопроса.
– Я тоже, но не хотела спрашивать тебя при враче. Если начать разговаривать с пациентом, доктор обычно переходит к другому больному. А я хотела узнать у него, насколько серьезно ты ранен.
– Несколько швов, – ответил он.
– Двадцать.
– Восемнадцать, – уточнил он.
– Я округлила.
– Спасибо, лучше не надо. Мне хватает восемнадцати. – Он скривился. – И почему оно так болит?
Вопрос, может, был и риторический, но я все же ответила:
– При каждом движении руки или ноги работают мышцы спины. Движение головы и мышц плеч тоже передается спине. Спину не ценишь, пока она не откажет.
– Ничего себе, – проворчал Ларри.
– Ларри, хватит ходить вокруг да около. Рассказывай, что произошло.
Мы стояли в длинной очереди машин у светофора на Олив, зажатые между двумя торговыми рядами. Слева брызгали фонтанчики «Ви-Джей Ти энд Спайс», где я покупаю кофе, справа светились лавочки со звукозаписями и китайский буфет. Если ехать по Баллас во время ленча, хватит времени изучить все магазины по обе стороны.
Ларри улыбнулся, потом скривился:
– Мне надо было проткнуть два тела. Жертвы вампиров, которые не хотели восстать вампирами.
– Оба составили завещание, помню. Последнее время почти всю эту работу делаешь ты.
Он попытался кивнуть и резко замер.
– Черт, даже кивать больно.
– Завтра будет больнее.
– Ну, спасибо, начальник. Мне просто необходимо было это знать.
Я пожала плечами:
– Если бы я соврала, боль от этого не убавилась бы.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты обращаешься с больными безобразно?
– Многие говорили.
Ларри чуть слышно хмыкнул:
– Охотно верю. В общем, я закончил с телами и собирал шмотки. И тут какая-то женщина вкатывает еще одно тело. Говорит, что это вампир, только без ордера суда на ликвидацию.
Я нахмурилась:
– Но ты же не стал работать с телом без документов?
Он тоже нахмурился в ответ:
– Нет, конечно. Я им сказал: ордера нет – и убитого вампира тоже нет. Закапывание вампира без ордера есть убийство, и мне неохота идти под суд оттого, что кто-то напортачил с документами. Объяснил им совершенно недвусмысленно.
– Им? – переспросила я, подавая машину ближе к светофору.
– А там пришел еще один работник морга. Они отправились искать пропавшие документы, а я остался с вампиром. Было утро. Он все равно никуда не делся бы.
Ларри попытался отвернуться, но было больно. Так что он продолжал глядеть мне в глаза, хотя и злился.
– Я вышел покурить.
Я уставилась на него и еле успела ударить по тормозам, когда машины впереди остановились. Ларри бросило на ремень, он застонал, а когда закончил вертеться на сиденье от боли, сказал:
– Ты это нарочно сделала.
– Нет, но надо было бы, наверное. Ты оставил тело вампира без присмотра. Вампира, на которого мог быть выписан ордер. И ты бросил его одного в морге.
– Я не только покурить вышел, Анита. Понимаешь, это тело просто лежало себе на каталке. Ни приковано не было, ни связано. Крестов тоже не было. Я выполнял приговоры, случалось. Тех вампиров так заматывают серебряными цепями и крестами, что сердце еле найдешь. Что-то тут было не так, и я хотел поговорить с судмедэкспертшей. К тому же она оказалась курящей. Я и решил, что мы можем покурить у нее в кабинете.
– И? – спросила я.
– Ее не было, и я вернулся в морг. Когда я вошел, служительница пыталась проткнуть грудь вампира колом.
Повезло, что мы в этот момент стояли в потоке. Если бы мы ехали, я бы в кого-нибудь врезалась.
– Ты и сумку с инструментами бросил без присмотра?
Ларри как-то удавалось выглядеть одновременно и сконфуженным, и рассерженным.
– У меня в сумке нет обреза, как у тебя, так я и подумал: кто туда полезет?
– Многие из такой сумки могут что-нибудь унести как сувенир, Ларри.
Машины поползли вперед, и мне пришлось смотреть не на Ларри, а на дорогу.
– Ладно, ладно, я допустил ошибку. Сам знаю. Я эту женщину обхватил за пояс и оттащил от вампира. – Ларри опустил глаза, не глядя на меня. Наступал момент рассказа, который его смущал или должен был мне особенно не понравиться. – Я к ней повернулся спиной, чтобы осмотреть вампира. Проверить, что она его не проткнула.
– И она тебе располосовала спину, – сказала я.
Мы ползли вперед, и теперь стояли между молочной «Дэйри квин» и «Кентуккийскими жареными цыплятами» с одной стороны и авторемонтной мастерской с автозаправкой с другой.
– Именно так. Она, наверное, решила, что я в нокауте, потому что оставила меня и набросилась опять на вампира, и тут вошел ее напарник. Я ее обезоружил, но она все пыталась добраться до вампира, и мы только с ее напарником сумели ее скрутить. Она просто обезумела.
– А почему ты не вытащил пистолет, Ларри?
Пистолет сейчас был у него в сумке с инструментами, поскольку наплечная кобура неудобна для раненой спины. Но тогда он был вооружен. Я его водила в тир и на охоту на вампиров, пока не стала уверена, что он не прострелит себе ногу.
– Если бы вытащил, то мог бы ее застрелить.
– В этом вроде бы и смысл, Ларри.
– Именно в этом, – твердо сказал он. – Я не хотел ее убивать.
– Она могла тебя убить, Ларри.
– Знаю.
Я вцепилась в баранку так, что по коже рук пошли розовые пятна. Потом медленно выдохнула и попыталась не заорать.
– Все-таки не знаешь, иначе был бы осторожнее.
– Я жив, и она не убита. У вампира даже ни царапины. Так что вышло все отлично.
Я выехала на Олив и поползла к шоссе 270. Нам надо было на север, к Сент-Чарльзу, где жил Ларри. Ехать минут двадцать плюс-минус сколько-то. Квартира Ларри выходила на озеро, где весной гуси вили гнезда, а зимой собирались в стадо. Переезжать ему помогали я и Ричард Зееман, преподаватель естественных наук в старших классах, вервольф альфа и мой тогдашний кавалер. Ричарду очень нравилосъ, что гуси гнездятся прямо под балконом. Мне тоже.
– Ларри, либо ты бросишь эту щепетильность, либо тебя в конце концов убьют.
– Я буду делать то, что считаю правильным, Анита. То, что ты можешь сказать, не изменит моего мнения.
– Черт тебя побери, Ларри, я не хочу, чтобы мне пришлось тебя хоронить!
– А что бы сделала ты? Застрелила бы ее?
– Я бы не повернулась к ней спиной, Ларри. Может, разоружила бы ее или сцепилась бы с ней до подхода второго служителя. Мне не пришлось бы в нее стрелять.
– Ситуация вышла у меня из-под контроля, – признал он.
– Ты перепутал порядок действий. Сначала надо было нейтрализовать угрозу, а потом проверять, что там с жертвой. Живой ты мог бы помочь вампиру, а мертвый – составил бы ему компанию на тот свет.
– Ну, зато у меня теперь будет шрам, которого у тебя нет.
Я покачала головой:
– Тебе придется сильнее постараться, чтобы получить шрам, которого нет у меня.
– Ты позволила кому-то всадить тебе в спину твой собственный кол?
– Их было двое. Оба с множественными укусами – я их тогда называла слугами, пока не узнала, что значит этот термин. Одного я зафиксировала и протыкала, когда женщина набросилась на меня сзади.
– Так когда это сделала ты, это не было ошибкой?
Я пожала плечами:
– Я могла их застрелить, когда увидела, но в те времена я еще не убивала людей так запросто. Урок я запомнила. Если у кого-то нет клыков, это еще не значит, что он тебя не может убить.
– Ты проявляла щепетильность в убийстве людей-слуг? – спросил Ларри.
Я свернула на двести семидесятое.
– У всех бывают проколы. А почему эта женщина так рвалась убить вампира?
Он осклабился:
– Ответ тебе понравится. Она из группы «Человек Превыше Всего». А вампир – доктор той же больницы. Он забился в бельевой чулан – там он всегда спал днем, если застревал на работе и не успевал домой. Она его взвалила на каталку и притащила в морг.
– Меня удивляет, что она просто не вытащила его на солнце. Предзакатный свет действует ничуть не хуже полуденного.
– Этот чулан в подвале он использовал на всякий случай – вдруг кто-то откроет дверь днем. Окон там нет. Она боялась, что ее заметят, когда она будет закатывать каталку в лифт или выкатывать наружу.
– И она действительно думала, что ты его проткнешь?
– Наверное. Не знаю, Анита. Она сумасшедшая, по-настоящему сумасшедшая. Плевалась в вампира, в нас. Кричала, что все мы будем гореть в аду. Что мы должны очистить мир от монстров. Что монстры нас всех поработят. – Ларри передернулся, помрачнел. – Знаешь, я.думал, что «Люди Против Вампиров» – психи, но эта отколовшаяся группа, ЧПВ, – это действительно страшно.
– ЛПВ пытается действовать в рамках закона, – ответила я. – ЧПВ даже не притворяется. Они взяли на себя убийство того мэра-вампира в Мичигане.
– Взяли на себя? Ты им не веришь?
– Я думаю, это сделал кто-то из родных и близких.
– Почему?
– Копы послали мне фотографии и описание тех мер безопасности, что он предпринимал. ЧПВ – группа радикальная, но пока что не слишком организованная. Чтобы добраться до того вампира днем, нужен был точный расчет и большая удача. Я думаю, что истинный виновник был рад отдать всю славу этим правым радикалам.
– Ты сказала полиции?
– Естественно. Об этом они и спрашивали.
– Удивительно, что они тебя не вызвали, чтобы ты посмотрела лично.
Я пожала плечами:
– Я не могу лично выезжать на все противоестественные преступления. И вообще я штатская. Копы не любят привлекать к своим делам штатских, но куда важнее, что репортеры подняли бы шум. «Истребительница вампиров раскрывает убийство вампира».
Ларри усмехнулся:
– Для тебя это еще слабый заголовок.
– К сожалению, – согласилась я. – И еще, я думаю, что убийца – человек. Кто-то из близких. Как в любом хорошо спланированном убийстве, только жертва – вампир.
– Только в твоем описании убийство вампира в запертой комнате звучит так ординарно.
Я не могла не улыбнуться.
– Наверное.
У меня пискнул пейджер, и я вздрогнула. Вытащив этот чертов прибор из-под юбки, я посмотрела на номер и нахмурилась.
– Что такое? Полиция? – спросил Ларри
– Нет. Я не знаю этого номера.
– Ты же не даешь номер пейджера незнакомым людям?
– Мне это известно.
– Слушай, не надо на меня огрызаться.
Я вздохнула:
– Извини.
Ларри постепенно, простым повторением снижал мне порог агрессии. Он учил меня быть мягче. Любому другому я бы уже голову оторвала, но Ларри умел правильно нажимать на кнопки. Он мог меня попросить быть помягче, и я его не убивала. На этом часто строятся удачные союзы.
До дома Ларри оставалось несколько минут езды. Я засуну его в койку и перезвоню по этому номеру. И если это не полиция и не с работы, я могу выйти из себя. Терпеть не могу, когда меня дергают за пейджер по пустякам. Пейджеры – они же для важных дел? И если это дело не важное, я кому-то хорошую задам головомойку. Когда Ларри заснет, я уж буду собачиться как захочу.
И это было почти облегчение.
На Ларри была та же синяя футболка, в которой он приехал, только на спине она была разорвана и окровавлена. На меня произвело впечатление, что он не дал сестрам ее разрезать. Они всю одежду, что им мешает, режут не задумывясь.
Он подался вперед, упираясь в привязной ремень, пытаясь найти удобную позу. Рыжие волосы его были острижены так коротко, что почти не замечалась их курчавость. Ростом Ларри был пять футов четыре дюйма – на дюйм выше меня. В мае он получил диплом по противоестественной биологии, но со своими веснушками и морщинкой боли между ясными голубыми глазами он выглядел на шестнадцать, а не на двадцать один.
Я так засмотрелась, как он вертится, что пропустила поворот на I-270, и мы застряли на Балласе, выбираясь на Олив. Приближалось как раз время ленча, и улица была забита людьми, стремящимися быстро набить желудок и вернуться к работе.
– Ты обезболивающее принял? – спросила я.
Он пытался сидеть неподвижно, стиснув рукой край сиденья.
– Нет.
– Почему?
– Такие штуки меня отключают. А я не хочу спать.
– Сон от лекарств – совсем не то что обычный сон, – сказала я.
– Нет, – сказал он. – Сны снятся похуже.
С этим я была согласна.
– Ларри, что произошло?
– Я восхищен, что ты так долго не задавала этого вопроса.
– Я тоже, но не хотела спрашивать тебя при враче. Если начать разговаривать с пациентом, доктор обычно переходит к другому больному. А я хотела узнать у него, насколько серьезно ты ранен.
– Несколько швов, – ответил он.
– Двадцать.
– Восемнадцать, – уточнил он.
– Я округлила.
– Спасибо, лучше не надо. Мне хватает восемнадцати. – Он скривился. – И почему оно так болит?
Вопрос, может, был и риторический, но я все же ответила:
– При каждом движении руки или ноги работают мышцы спины. Движение головы и мышц плеч тоже передается спине. Спину не ценишь, пока она не откажет.
– Ничего себе, – проворчал Ларри.
– Ларри, хватит ходить вокруг да около. Рассказывай, что произошло.
Мы стояли в длинной очереди машин у светофора на Олив, зажатые между двумя торговыми рядами. Слева брызгали фонтанчики «Ви-Джей Ти энд Спайс», где я покупаю кофе, справа светились лавочки со звукозаписями и китайский буфет. Если ехать по Баллас во время ленча, хватит времени изучить все магазины по обе стороны.
Ларри улыбнулся, потом скривился:
– Мне надо было проткнуть два тела. Жертвы вампиров, которые не хотели восстать вампирами.
– Оба составили завещание, помню. Последнее время почти всю эту работу делаешь ты.
Он попытался кивнуть и резко замер.
– Черт, даже кивать больно.
– Завтра будет больнее.
– Ну, спасибо, начальник. Мне просто необходимо было это знать.
Я пожала плечами:
– Если бы я соврала, боль от этого не убавилась бы.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты обращаешься с больными безобразно?
– Многие говорили.
Ларри чуть слышно хмыкнул:
– Охотно верю. В общем, я закончил с телами и собирал шмотки. И тут какая-то женщина вкатывает еще одно тело. Говорит, что это вампир, только без ордера суда на ликвидацию.
Я нахмурилась:
– Но ты же не стал работать с телом без документов?
Он тоже нахмурился в ответ:
– Нет, конечно. Я им сказал: ордера нет – и убитого вампира тоже нет. Закапывание вампира без ордера есть убийство, и мне неохота идти под суд оттого, что кто-то напортачил с документами. Объяснил им совершенно недвусмысленно.
– Им? – переспросила я, подавая машину ближе к светофору.
– А там пришел еще один работник морга. Они отправились искать пропавшие документы, а я остался с вампиром. Было утро. Он все равно никуда не делся бы.
Ларри попытался отвернуться, но было больно. Так что он продолжал глядеть мне в глаза, хотя и злился.
– Я вышел покурить.
Я уставилась на него и еле успела ударить по тормозам, когда машины впереди остановились. Ларри бросило на ремень, он застонал, а когда закончил вертеться на сиденье от боли, сказал:
– Ты это нарочно сделала.
– Нет, но надо было бы, наверное. Ты оставил тело вампира без присмотра. Вампира, на которого мог быть выписан ордер. И ты бросил его одного в морге.
– Я не только покурить вышел, Анита. Понимаешь, это тело просто лежало себе на каталке. Ни приковано не было, ни связано. Крестов тоже не было. Я выполнял приговоры, случалось. Тех вампиров так заматывают серебряными цепями и крестами, что сердце еле найдешь. Что-то тут было не так, и я хотел поговорить с судмедэкспертшей. К тому же она оказалась курящей. Я и решил, что мы можем покурить у нее в кабинете.
– И? – спросила я.
– Ее не было, и я вернулся в морг. Когда я вошел, служительница пыталась проткнуть грудь вампира колом.
Повезло, что мы в этот момент стояли в потоке. Если бы мы ехали, я бы в кого-нибудь врезалась.
– Ты и сумку с инструментами бросил без присмотра?
Ларри как-то удавалось выглядеть одновременно и сконфуженным, и рассерженным.
– У меня в сумке нет обреза, как у тебя, так я и подумал: кто туда полезет?
– Многие из такой сумки могут что-нибудь унести как сувенир, Ларри.
Машины поползли вперед, и мне пришлось смотреть не на Ларри, а на дорогу.
– Ладно, ладно, я допустил ошибку. Сам знаю. Я эту женщину обхватил за пояс и оттащил от вампира. – Ларри опустил глаза, не глядя на меня. Наступал момент рассказа, который его смущал или должен был мне особенно не понравиться. – Я к ней повернулся спиной, чтобы осмотреть вампира. Проверить, что она его не проткнула.
– И она тебе располосовала спину, – сказала я.
Мы ползли вперед, и теперь стояли между молочной «Дэйри квин» и «Кентуккийскими жареными цыплятами» с одной стороны и авторемонтной мастерской с автозаправкой с другой.
– Именно так. Она, наверное, решила, что я в нокауте, потому что оставила меня и набросилась опять на вампира, и тут вошел ее напарник. Я ее обезоружил, но она все пыталась добраться до вампира, и мы только с ее напарником сумели ее скрутить. Она просто обезумела.
– А почему ты не вытащил пистолет, Ларри?
Пистолет сейчас был у него в сумке с инструментами, поскольку наплечная кобура неудобна для раненой спины. Но тогда он был вооружен. Я его водила в тир и на охоту на вампиров, пока не стала уверена, что он не прострелит себе ногу.
– Если бы вытащил, то мог бы ее застрелить.
– В этом вроде бы и смысл, Ларри.
– Именно в этом, – твердо сказал он. – Я не хотел ее убивать.
– Она могла тебя убить, Ларри.
– Знаю.
Я вцепилась в баранку так, что по коже рук пошли розовые пятна. Потом медленно выдохнула и попыталась не заорать.
– Все-таки не знаешь, иначе был бы осторожнее.
– Я жив, и она не убита. У вампира даже ни царапины. Так что вышло все отлично.
Я выехала на Олив и поползла к шоссе 270. Нам надо было на север, к Сент-Чарльзу, где жил Ларри. Ехать минут двадцать плюс-минус сколько-то. Квартира Ларри выходила на озеро, где весной гуси вили гнезда, а зимой собирались в стадо. Переезжать ему помогали я и Ричард Зееман, преподаватель естественных наук в старших классах, вервольф альфа и мой тогдашний кавалер. Ричарду очень нравилосъ, что гуси гнездятся прямо под балконом. Мне тоже.
– Ларри, либо ты бросишь эту щепетильность, либо тебя в конце концов убьют.
– Я буду делать то, что считаю правильным, Анита. То, что ты можешь сказать, не изменит моего мнения.
– Черт тебя побери, Ларри, я не хочу, чтобы мне пришлось тебя хоронить!
– А что бы сделала ты? Застрелила бы ее?
– Я бы не повернулась к ней спиной, Ларри. Может, разоружила бы ее или сцепилась бы с ней до подхода второго служителя. Мне не пришлось бы в нее стрелять.
– Ситуация вышла у меня из-под контроля, – признал он.
– Ты перепутал порядок действий. Сначала надо было нейтрализовать угрозу, а потом проверять, что там с жертвой. Живой ты мог бы помочь вампиру, а мертвый – составил бы ему компанию на тот свет.
– Ну, зато у меня теперь будет шрам, которого у тебя нет.
Я покачала головой:
– Тебе придется сильнее постараться, чтобы получить шрам, которого нет у меня.
– Ты позволила кому-то всадить тебе в спину твой собственный кол?
– Их было двое. Оба с множественными укусами – я их тогда называла слугами, пока не узнала, что значит этот термин. Одного я зафиксировала и протыкала, когда женщина набросилась на меня сзади.
– Так когда это сделала ты, это не было ошибкой?
Я пожала плечами:
– Я могла их застрелить, когда увидела, но в те времена я еще не убивала людей так запросто. Урок я запомнила. Если у кого-то нет клыков, это еще не значит, что он тебя не может убить.
– Ты проявляла щепетильность в убийстве людей-слуг? – спросил Ларри.
Я свернула на двести семидесятое.
– У всех бывают проколы. А почему эта женщина так рвалась убить вампира?
Он осклабился:
– Ответ тебе понравится. Она из группы «Человек Превыше Всего». А вампир – доктор той же больницы. Он забился в бельевой чулан – там он всегда спал днем, если застревал на работе и не успевал домой. Она его взвалила на каталку и притащила в морг.
– Меня удивляет, что она просто не вытащила его на солнце. Предзакатный свет действует ничуть не хуже полуденного.
– Этот чулан в подвале он использовал на всякий случай – вдруг кто-то откроет дверь днем. Окон там нет. Она боялась, что ее заметят, когда она будет закатывать каталку в лифт или выкатывать наружу.
– И она действительно думала, что ты его проткнешь?
– Наверное. Не знаю, Анита. Она сумасшедшая, по-настоящему сумасшедшая. Плевалась в вампира, в нас. Кричала, что все мы будем гореть в аду. Что мы должны очистить мир от монстров. Что монстры нас всех поработят. – Ларри передернулся, помрачнел. – Знаешь, я.думал, что «Люди Против Вампиров» – психи, но эта отколовшаяся группа, ЧПВ, – это действительно страшно.
– ЛПВ пытается действовать в рамках закона, – ответила я. – ЧПВ даже не притворяется. Они взяли на себя убийство того мэра-вампира в Мичигане.
– Взяли на себя? Ты им не веришь?
– Я думаю, это сделал кто-то из родных и близких.
– Почему?
– Копы послали мне фотографии и описание тех мер безопасности, что он предпринимал. ЧПВ – группа радикальная, но пока что не слишком организованная. Чтобы добраться до того вампира днем, нужен был точный расчет и большая удача. Я думаю, что истинный виновник был рад отдать всю славу этим правым радикалам.
– Ты сказала полиции?
– Естественно. Об этом они и спрашивали.
– Удивительно, что они тебя не вызвали, чтобы ты посмотрела лично.
Я пожала плечами:
– Я не могу лично выезжать на все противоестественные преступления. И вообще я штатская. Копы не любят привлекать к своим делам штатских, но куда важнее, что репортеры подняли бы шум. «Истребительница вампиров раскрывает убийство вампира».
Ларри усмехнулся:
– Для тебя это еще слабый заголовок.
– К сожалению, – согласилась я. – И еще, я думаю, что убийца – человек. Кто-то из близких. Как в любом хорошо спланированном убийстве, только жертва – вампир.
– Только в твоем описании убийство вампира в запертой комнате звучит так ординарно.
Я не могла не улыбнуться.
– Наверное.
У меня пискнул пейджер, и я вздрогнула. Вытащив этот чертов прибор из-под юбки, я посмотрела на номер и нахмурилась.
– Что такое? Полиция? – спросил Ларри
– Нет. Я не знаю этого номера.
– Ты же не даешь номер пейджера незнакомым людям?
– Мне это известно.
– Слушай, не надо на меня огрызаться.
Я вздохнула:
– Извини.
Ларри постепенно, простым повторением снижал мне порог агрессии. Он учил меня быть мягче. Любому другому я бы уже голову оторвала, но Ларри умел правильно нажимать на кнопки. Он мог меня попросить быть помягче, и я его не убивала. На этом часто строятся удачные союзы.
До дома Ларри оставалось несколько минут езды. Я засуну его в койку и перезвоню по этому номеру. И если это не полиция и не с работы, я могу выйти из себя. Терпеть не могу, когда меня дергают за пейджер по пустякам. Пейджеры – они же для важных дел? И если это дело не важное, я кому-то хорошую задам головомойку. Когда Ларри заснет, я уж буду собачиться как захочу.
И это было почти облегчение.
3
Засунув Ларри в постель и накормив демеролом, я подождала, пока он заснет крепко – и разве что землетрясение его разбудит. Затем только я перезвонила. Мне все еще было невдомек, кто бы это мог быть, что мне не очень-то нравилось. Просто нервировало. Кому еще приспичило раздавать мой личный номер, да и зачем?
Телефон не успел даже прозвенеть как следует, а трубку уже сняли. Голос был мужской, тихий и перепуганный:
– Алло?
Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде страха.
– Стивен, что случилось?
– Слава богу! – выдохнул он на том конце.
– Что произошло? – спросила я отчетливо и очень спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить, что там, черт побери, стряслось.
– Ты можешь приехать в больницу университета Сент-Луиса?
До меня стало доходить.
– Ты сильно ранен?
– Это не я.
Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос прозвучал сдавленно:
– Жан-Клод.
Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня. Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики, просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно защититься.
– Это не Жан-Клод. Это Натэниел.
– Кто?
Стивен вздохнул тяжело и глубоко.
– Один из парней Габриэля.
Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила? Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира – имеет свои преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру – до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой. Оборотни обычно падали не любят.
Телефон не успел даже прозвенеть как следует, а трубку уже сняли. Голос был мужской, тихий и перепуганный:
– Алло?
Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде страха.
– Стивен, что случилось?
– Слава богу! – выдохнул он на том конце.
– Что произошло? – спросила я отчетливо и очень спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить, что там, черт побери, стряслось.
– Ты можешь приехать в больницу университета Сент-Луиса?
До меня стало доходить.
– Ты сильно ранен?
– Это не я.
Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос прозвучал сдавленно:
– Жан-Клод.
Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня. Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики, просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно защититься.
– Это не Жан-Клод. Это Натэниел.
– Кто?
Стивен вздохнул тяжело и глубоко.
– Один из парней Габриэля.
Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила? Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира – имеет свои преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру – до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой. Оборотни обычно падали не любят.