Страница:
За честь они это считали,
С дарами к нему посылали гонцов
И в гости его приглашали.
Гонцы увозили, нахмурясь, как ночь,
Любезные строки отказа.
Писал он владыкам:
"И на день невмочь
Оставить мне женщин Шираза".
Саади бывал и в далеких краях,
Где пел он над струнами саза,
Но в жизни ни разу -
любви падишах -
Хафиз не оставил Шираза.
И к женщинам лик обращал, как привет,
Он даже во время намаза,
Покинуть боялся, наверное, свет
Хафиз в отдаленье Шираза.
Жизнь - высшее училище любви,
Чьи кафедры не каждому потрафили,
Ты в нем на факультете географии
Пред картой мира взгляд останови.
Материки, как полуострова,
Но даже там, где правит бал военщина, -
"Целуй меня!" -
мужчине шепчет женщина -
Знак вечности не эти ли слова?
В училище история должна
Былые страсти изучать и чаянья.
Встарь поклонялись женщине отчаянно,
Тому пример Троянская война.
А это - медицинский факультет,
Но здесь не знают способов лечения,
Когда наносит женщина ранение
Мужскому сердцу, излучая свет.
На кафедре астрономов сто крат
Движения небесных тел осознаны,
А мне бы знать,
двумя любуясь звездами,
О чем они на небе говорят?
Завещала любовь:
- Берегите меня
Вы не в каменных душах
бестрепетных скал,
Берегите меня, как в дороге коня,
Как для песни чунгур,
как для мести кинжал.
Завещала любовь:-
- Берегите меня
Не в мечети, где вас
разделяет аллах,
Берегите меня среди ночи и дня,
Там, где жар оставляют
уста на устах.
Завещала любовьг
- Всем наследникам вы
Накажите моих не оспаривать прав,
Чтобы думой для каждой
была голова,
Мастерам колыбелей работу задав.
Завещала любовь:
- В неоплатном долгу
Предо мной вы должны
на земле пребывать.
Как изделья свои на
гончарном кругу,
Стану вас я кружить
и в огне обжигать.
Я спросил на вершине, поросшей кизилом:
"Что мужского достоинства служит мерилом?" -
"Отношение к женщине", -
молвило небе в ответ.
"Чем измерить, - спросил я у древней былины, -
Настоящее мужество в сердце мужтаны?." -
"Отношением к женщине", -
мне отвечала она.
"Чем любовь измеряется сердца мужского?" -
"Отношением к женщине!"...
"Нету мерила такого!" -
Возразили служители мер и весов.
Эй, мужчины,
вам к лицу ли
Разжигать, друзья мои,
В древнекаменном ауле
Петушиные бои?
И безумен ваш обычай:
Шумной, спорящей гурьбой
Наблюдать, ликуя, бычий
Завсегда кровавый бой.
Эй, мужчины,
вы и сами
Рассудительно лихи,
Не должны под небесами
Бой вести, как петухи.
Стародавнею порою,
Раны чести бередя,
Дрались горцы под горою,
С черных бурок не сходя.
Эй, мужчины, вам завещан
Долг высокий, чтобы вы
Бой вели во славу женщин,
Не склоняя головы.
Эй, мужчины,
не в разладе,
А коль драться, то в бою
Защищая жизни ради
Землю отчую свою.
Я и сам, где высь крылата,
У гнездовия дождя,
Бой веду за все, что свято,
С черной бурки не сходя.
В Иран приехав вешнею порою,
Трех женщин я повсюду встретить мог.
Одна тысячелетнею чадрою
Окутана была до самых ног.
Красивых женщин пели не случайно
Поэты здесь в былые времена.
- Кто вы, Ханум, чей лик сокрыт, как тайна?
- Я - Персия, - ответила она.
Чадра другой была под стать вуали,
Приметить позволяя неспроста
Жемчужины,
которые сверкали
В полуоткрытой киновари рта.
Казалось, проплывавшая в зените,
Слегка прикрылась облаком луна.
- Кто вы, Ханум? Как вас зовут, скажите?
- Я - Персия, - ответила она.
Точеные, как будто из самшита,
У третьей были ножки.
И, смугла,
Мне улыбалась женщина открыто,
И я подумал: "Боже, как мила!"
Прекрасный лик. Точеная осанка,
И дерзко грудь почти обнажена.
- А вы, мадам, наверно, парижанка?
- Я - Персия, -
ответила она!
Я спросил в Ширазе речку малую:
- Как случилось, что не первый век,
Осенясь звездою семипалою,
Стала ты известней многих рек?
Отвечала речка светло-сизая:
- Потому завиден мой удел,
Что поила некогда Хафиза я
И меня он некогда воспел.
Я спросил в Ширазе розу красную:
- Почему не первый век подряд,
Называя самою прекрасною,
О тебе повсюду говорят?
Почему ты, как звезда вечерняя,
Выше роз других вознесена?
- Пел Хафиз, -
сказала роза чермная, -
Обо мне в былые времена.
И, на женщин бросив взгляд не издали,
Я спросил в Ширазе как-то раз:
- Почему считают в мире исстари
Первыми красавицами вас?
- Жизнь сравнивший с чашею пригубленной,
Так считал Хафиз.
И, не скупой,
Самарканд за родину возлюбленной
Отдавал он вместе с Бухарой.
Я в сотню девушек влюблен,
Они везде, повсюду,
Они и явь, они и сон,
Я век их помнить буду.
Я помню давнюю весну:
Мальчишка босоногий,
Я встретил девочку одну
С кувшином на дороге.
Казалось, девочка была,
Совсем как тот кувшин, мала.
Вода была холодной в нем -
Я знал наверняка, -
Но обожгла меня огнем
Вода из родника.
Таил насмешку быстрый взор...
Ее люблю я до сих пор.
А позже, в стужу и весной,
У сизых волн каспийских
Я брел за девушкой одной,
Не подходя к ней близко.
Ходил за ней я как во сне,
По улицам кружа,
А чтоб увидеть тень в окне
Второго этажа,
Влезал я на высокий клен...
Я до сих пор в нее влюблен.
Не позабыть, пока живу,
Мне девушки одной,
Что как-то ехала в Москву
В одном купе со мной.
Спасибо, дорогой кассир,
Что дал места нам рядом,
Что с ней в одно окно на мир -
Одним смотрели взглядом.
Так, рядом с ней, вдвоем, вез слов
Всю жизнь я ехать был готов.
Мне злая девушка одна
И до сих пор мила,
Что, раздражения полна,
Стихи мои рвала.
Люблю я взгляд веселых глаз
Одной девчонки милой,
Что в восхищенье столько раз
Стихи мои хвалила.
Я в злую девушку влюблен,
В простую девушку влюблен,
И в очень строгую влюблен,
И в недотрогу я влюблен,
И в равнодушную влюблен,
И в девушку смешливую,
И я в послушную влюблен,
Влюблен я и в строптивую.
Я в каждом городе влюблен,
На всех путях-маршрутах,
В студенток разных я влюблен
Всех курсов института.
Своей любовью окрылен,
Их всех зову я "милой", -
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой.
Но ты мрачнеешь неспроста!
Ты даже с места встала.
"Ах, значит, я одна из ста?
Спасибо, я не знала!.."
Я отвечаю: нет, постой,
Мой друг, все сто в тебе одной!
Сто разных девушек в тебе,
А ты одна в моей судьбе!..
Когда бежал я у села
Мальчишкой босоногим,
Ведь это ты с кувшином шла
По узенькой дороге.
А в городе, средь суеты,
Где Каспия прибой,
Не замечала разве ты,
Как шел я за тобой?
Потом - ты помнишь стук колес
И поезд, что в Москву нас вез?
Сто девушек - та ты сама,
Ты их вместила всех,
В гебе - и лето и зима,
В тебе - печаль и смех.
Порой ты равнодушная,
Бываешь злой - не скрою,
Порою ты послушная
И нежная порою...
Куда бы ни летела ты,
Я за тобой летел,
Чего б ни захотела ты,.
Добыть тебе хотел.
С тобою шли мы: по горам,
Где туч стада лежали,
И к самым разным городам
Мы вместе подъезжали.
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой...
Тебя, любовью окрылен,
Сто раз зову я "милой".
В тебе сто девушек любя,
В сто раз сильней люблю тебя!
С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?!
С каждым годом весна веселей,
И меньше стихов о ней с каждым годом,
С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?
Девушки с каждым годом милей,
И меньше стихов о них с каждым годом.
Хожу и думаю столько дней -
С кем обидой своей поделиться?
Стихи о самой любимой моей
Печатаются на последней странице.
Она из Чоха, из Ругуджи; он -
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти,
И, словно красный сокол на запястьй,
Вскормлен глагол, что к милой обращен.
Но знатная у девушки родня,
И здравствует восточная манера:
Отцу невесты сваты офицера
В дар привели арабского коня.
Клыкам подобны скалы с двух сторон,
Чох расположен, словно в волчьей пасти.
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти
К возлюбленной на свадьбу приглашен.
Ответить бы отказом, но тогда
Противники сочтут за трусость это.
"Эй, виночерпий!
Чашу для поэта
Скорей наполни!" -
крикнул тамада.
"Отравлено вино - не пей вина", -
Как смерть бледна, знак подала невеста,
Но за нее,
не двинувшийся с места,
Он гордо чашу осушил до дна.
Вольны враги решить его удел,
Зато у них над словом нету власти,
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти,
Держа кумуз, последний раз запел.
И видел он: темнеет вышина,
Горит звезда, как рана в ней сквозная..,
Пью чашу жизни я,
того не зная,
Нто, может быть, оправлена она.
АЙ ЛАЗЗАТ*
Иди в объятия ко мне,
Зачем нам ждать прихода ночи?
Знай, что у сплетниц при луне
Еще старательнее очи.
Таких здесь не было времен,
Чтоб, возвратясь, как из разведки,
Двух не склоняли бы имен
Осведомленные соседки.
Давай обнимемся мы так,
Чтоб тайно сплетницы вздыхали,
И подражанья вещий знак
Влюбленным виделся сквозь дали.
Иди в объятия мои,
Чтоб снег летел, как цвет черешни,
Великий грех не знать любви,
Ведь только любящий безгрешен.
Дороги нету нам назад,
Теперь и вправду мы едины.
И шепчут "аи лаззат" вершины,
И небо вториг: "Ай лаззат!"
Мы в недоступной вышине,
И окружают нас, не старясь,
И восхищение, и зависть,
И звезды, словно при луне.
Значимей прежнего стократ
Простое делается слово.
Ты шепчешь: "Ай лаззат!" - в снова
Тебе я вторю: "Ай лаззат".
*Ай лаззат - как чудно, как хорошо!
От общего наследия любви
Живет частица и в моей крови.
Не оттого ль рассвет любого дня
Так радостен и светел для меня?
И ночью звезды Млечного Пути
Не оттого ль горят в моей горсти?
От достоянья общего любви
Частица малая - в моей крови.
Лишь с ней одной я был бы богачом,
Когда б в другом не преуспел ни в чем.
Любовь людей - волшебная казна -
Хоть раздает себя, а все полна.
И более, чем сам я над казной,
Моя казна трясется надо мной.
- Скажи, чья радость прочих веселей?
- Того, кто прежде радости не знал.
- Скажи, чье горе прочих тяжелей?
- Того, кто никогда не горевал.
- А мы с тобой, любимая, давно
Все знаем, от веселья до потерь.
- Немудрено нам знать, немудрено,
Ведь жизнь всегда стучалась в нашу дверь...
- Что за окном: закат или восход,
Свистит ли ветер иль поет свирель?
Что за окном: черешня ли цветет
Иль кружится январская метель?
Что за окном, не все ли то равно,
Еще с тобой мы молоды, поверь.
Нальем и выпьем старое вино,
Чтоб жизнь всегда стучалась в нашу дверь.
Прильни щекою к моему плечу,
И я сквозь снег и ночи темноту
Туда с тобою вместе улечу,
Где обнялись два дерева в цвету.
Я по гористой дороге иду,
Где притаились капканы-ущелья.
Грозный поток отделяет мечту
От непростого ее воплощенья.
Мне говорили: какая награда
Стоит того, чтобы так изнывать?!
Плюнь на мечту, за которую надо
Драться и жизнью своей рисковать!
Шел я. Метели в пути завывали.
Шел я. Любовь согревала в пути.
Руку друг другу мы подавали
И помогали друг другу идти.
Впрочем, надежды бывали пустыми,
Те, что в начале кружащейся мглы
Ярко горели, да скоро остыли,
Стали обычною кучкой золы.
И, по волнам леденящим кочуя,
В вихрях, ревущих на сотни ладов,
Я сохранил, я сберег это чудо - Чувство,
которому имя - любовь!
Писал поэт стихи жене:
"Ты свет мой, и звезда, и зорька.
Когда ты рядом - сладко мне,
Когда тебя не вижу - горько!"
Но вот жена - звезда и свет -
Явилась, встала у порога.
"Опять ты здесь, - вскричал поэт, -
Дай мне работать, ради бога!"
Высокие травы родимого края
Июньское солнце сжигает дотла.
И я, как трава, увядаю, сгораю,
Хоть мне твоего не хватает тепла.
От ливня июньского никнет пшеница,
Всплывает на озере донная муть.
А мне бы напиться, а мне бы напиться,
А мне бы в бездонных глазах утонуть.
"Радость, помедли, куда ты летишь?" -
"В сердце, которое любит!"
"Юность, куда ты вернуться спешишь?" -
"В сердце, которое любит!"
"Сила и смелость, куда вы, куда?" -
"В сердце, которое любит!"
"А вы куда, печаль да беда?" -
"В сердце, которое любит!"
Три страстных желанья -
одно к одному -
Душа во мне пламенно будит...
Еще одну женщину я обниму,
А после - что будет, то будет.
Еще один рог за столом осушу,
За это сам бог не осудит.
Еще один стих о любви напишу,
А после - что будет, то будет.
Я женщину обнял, но словно она
Не та, что светила надежде.
И уксусом кажутся капли вина,
И стих не искрится, как прежде.
И пущенный кем-то обидный хабар *
Над горной летит стороною
О том, что угас моей лихости жар
И конь захромал подо мною.
Себя отпевать я не дам никому,
Покуда -
пусть мир не забудет -
Еще одну женщину не обниму,
А после - что будет, то будет.
Покуда еще один рог не допью
И, каждое взвесив словечко,
Покуда стрелу не заставлю свою
Попасть в золотое колечко.
Я звезды зажгу у стиха в головах,
И время его не остудит.
И вы удивленно воскликнете: "Вах!" -
А после - что будет, то будет.
* Хабар - слухи, вести.
Три женщины в путь провожали меня.
Одна прислонилась к платану
И бросила вслед,
головы не клоня:
- Забудешь, я плакать не стану.
Вторая стояла близ отчих дверей,
Кувшин она полный держала.
И я услыхал:
- Возвращайся скорей!
- А третья, вздохнув, промолчала.
О первой забыл я за первой горой,
Белевшей под облаком алым,
И с легкой душою в пути о второй
Забыл за вторым перевалом.
Летал и кружил я по сотням дорог,
Подхлестывал время, как плетью,
Но все ж позабыть за горами не мог
Из трех, мной целованных, третью.
И первая, злая, на крыше ждала,
Когда я вернулся к вершинам.
И вышла вторая, добра и мила,
Навстречу мне с полным кувшином.
А третью,
хоть даже не стала встречать,
Забыть не сумею и впредь я.
И будет ночами мне сниться опять
Из трех, мной целованных, третья.
Друзья, извините, я к вам не приду,
И вы не звоните ко мне.
Вечер сегодняшний я проведу
С женщиной наедине.
Мы будем вдвоем: только я и она,
Часов остановится ход.
Музыкой сделается тишина
И таинство обретет.
Похожие правом своим на орду,
Дела, не врывайтесь ко мне.
Вечер сегодняшний я проведу
С женщиной наедине.
Пусть, словно за окнами поезда лес,
Закружится вновь голова.
И станут, как звезды на черни небес,
Земные мерцать слова.
Порву я билет на ночной самолет,
Торжественный зал подведу.
Сегодняшний вечер весь напролет
С женщиной я проведу.
Если ты мужчина, узаконь
И предай огласке повсеместной,
Что мужское сердце - это конь,
Скачущий в горах над самой бездной.
Женщина, а ты мне подтверди -
Это ведь не вымысел, а правда, -
Что плывет у женщины в груди
Колыбель, покачиваясь плавно.
Смеемся или хмурим брови,
Для нас в любые времена
В раздумий, в поступке, в слове
Таинственность заключена.
Не все понятно для меня,
И рад я мыслить не предвзято
О таинстве рожденья дня,
О таинстве его заката.
От века женщина полна
Таинственности,
и не скрою,
Что в силу этого она
Обожествляется порою.
Таинственность в ее глазах
И в стати, что подобна скрипке,
Таинственность в ее слезах,
Таинственность в ее улыбке.
Огонь - таинственность:
в огне
Свои черты мы наблюдаем,
И сон - таинственность:
во сне
Мы, словно ангелы, летаем.
Всегда таинственна луна,
А в дымном сумраке духана
Таится в капельке вина
Таинственность на дне стакана.
Таинственна несхожесть лиц,
И души многих поколений
Пленяет таинство страниц,
Которые оставил гений.
Во всем таинственность, во всем -
Она в любви и в милосердье,
И мы таинственность несем
В рожденье, бытии и смерти.
Нам страсть познания сладка,
Ее подвластны интересу,
Приподнимаем лишь слегка
Таинственности мы завесу.
Но в мире следствий и причин,
Спускаясь в тайные глубины,
Не смог добраться ни один
До истины, до сердцевины.
Столетья таинства полны,
И не исчезнет жизнь, покуда
Есть ощущенье новизны,
И удивления, и чуда.
Кто писал, а кто в бумагах рылся,
Посетитель на начальство злился,
Машинистка копии снимала,
Секретарша почту принимала...
Вдруг один, сидевший у окна,
Закричал и замахал рукой:
"Посмотрите, как она стройна,
Век не видел девушки такой!.."
Все вскочили, бросили работу,
Посетителей, машинку, споры,
Опрокинул пепельницу кто-то;
Все в окошко устремили взоры
И, тесня друг друга и толкая,
Повторяли: "Красота какая!"
А бухгалтер, старый и солидный,
Встал на стул, чтоб лучше было видно.
Все в окно на улицу смотрели,
И министр, впервые за неделю
Оторвавшись от текущих дел,
Тоже на красавицу глядел.
А у засмотревшихся парней
Шеи стали вчетверо длинней.
Бросился к окну со всех я ног,
Но пробраться все-таки не смог.
Наконец я подошел поближе,
У окошка встал. Но что я вижу?
Со старушкой старичок проходит,
Министерский ЗИМ шофер заводит...
"Где она?" - я им кричу в окно,
А шофер, смеясь: "Прошла - давно!
Бедный! Ты не видел? Это ж чудо!"
- "Кто она? - спросил я.
- И откуда?!"
Цвел в окне душистый день апреля,
Долго мы на улицу смотрели.
Стало в нашей комнате светлей:
Каждый думал о любви своей...
А когда я вышел, вижу вдруг:
Ты идешь среди своих подруг,
Так светла, красива и стройна,
Что я сразу крикнул: "Вот она!"
Зря познал я усердье
И касался пера.
Зря будил милосердье
Я во имя добра.
Зря кружил по планете,
Что тревоги полна,
Все дороги на свете -
Как дорога одна.
Зря огонь мне завещан.
И влюблен допьяна
Зря был в тысячу женщин -
Все они как одна.
Зря с невеждами споры
Вел я в поте лица -
Раньше рухнут все горы,
Чем оспоришь глупца.
Зря оплакивал мертвых,
Если сам я уйду
В царство временем стертых
У живых на виду.
Зря я верил в удачу
В пору худшего дня.
Кто такой я? Что значу?
Может, нету меня?
"Нет, не зря!" -
словно дочка,
Мне из тысяч одна
Отвечает та строчка,
Что осталась верна.
"Нет, не зря!" -
произносит
Та из женщин одна,
Что сгорела, как осень,
И была мне верна.
"Нет, не зря!" -
в час заката
Шепчет красный листок,
Что воспет мной когда-то
И лежит между строк.
"Нет, не зря!" -
и терновник
Рвет ступни моих ног.
"Нет, не зря!" -
и мой кровник
Тайно взводит курок.
И над кручей отвесной
Снова в холод и в зной
То вдовой, то невестой
Жизнь встает предо мной!
Мне оправданья нет и нет спасенья,
Но, милая моя, моя сестра,
Прости меня за гнев и оскорбленье,
Которое нанес тебе вчера.
Я заклинаю, если только можешь,
Прости меня.
Случается подчас,
Что человек другой, со мной не схожий,
В мое нутро вселяется на час.
И тот, другой, - жестокий, грубый, пьяный,
Бывает неразумен и смешон.
Но он со мною борется, незваный,
И в нашей схватке побеждает он.
И я тогда все делаю иначе,
Мне самому невыносимо с ним.
В тот час я, зрячий, становлюсь незрячим,
В тот час я, чуткий, становлюсь глухим.
При нем я сам собою не бываю
И плохо понимаю, что творю,
Стихи и песни - все я забываю,
Не слышу ничего, что говорю.
Вчера свинцом в мои он влился жилы
И все застлал тяжелой пеленой.
Мне страшно вспоминать, что говорил он
И что он делал, называясь мной.
Я силой прогонять его пытался,
Но, преступая грань добра и зла,
Он злился, он бранился, он смеялся
И прочь исчез, как только ты ушла.
Я за тобой бежал, кричал. Что толку?
Ты уходила, не оборотясь,
Оставив на полу моем заколку
И на душе раскаянье и грязь.
Мне оправданья нет и нет спасенья,
Но ты прости меня, моя сестра,
За униженье и за оскорбленье,
За все, что сделал мой двойник вчера.
"Как живете-можете, удальцы мужчины?" -
"Коль жена плохая, так судьбу клянем!"
"Как живете-можете, удальцы мужчины?" -
"Коль жена хорошая - хорошо живем!"
"Как живете-можете, женщины-голубки?" -
"Если муж недобрый - все вокруг черно!"
"Как живете-можете, женщины-голубки?" -
"Если муж хороший - плохо все равно!"
Горной речки глупая вода,
Здесь без влаги трескаются скалы,
Почему же ты спешишь туда,
Где и без тебя воды немало?
Сердце, сердце, мне с тобой беда,
Что ты любящих любить не хочешь?
Почему ты тянешься туда,
Где с тобою мы нужны не очень?
С чем сравнить мою любовь? Бог весть!
С письмом на промокательной бумаге,
Где очень просто обнаружить знаки,
Но далеко не просто их прочесть.
С чем мне сравнить мою любовь? Бог весть!
С первоначальным шепотом ашуга,
Когда поет он, не рождая звука,
Когда еще нет слов, но песня есть.
Я думал, деревья в цвету белоснежном,
А ближе подъехал - деревья в снегу.
Я думал, ты любящей будешь и нежной,
Попал я впросак, а уйти не могу.
Помчался я тропами горного края
И бурку не взял, а в ущельях дожди.
Моя дорогая, моя ледяная,
Скажи мне, что делать, согрей, пощади!
Любовь, давай себя сравним с пандуром!
Я - дерево - пандура, ты - струна...
Не быть ему ни радостным, ни хмурым,
Он мертв, пока не зазвучит она.
Любовь, давай себя сравним с кинжалом!
Ты - лезвие, а я твои ножны.
Я легковесен без тебя и жалок,
Ножны пустые в деле не нужны!
Мой сосед, глаза прищурив карие,
Говорил, мы слушали рассказ.
Вдруг с кувшинами горянка старая
Тяжко прохромала мимо нас.
И тогда старик, рассказ свой комкая,
Взглядом ту старуху до угла
Проводил и прошептал вдогонку ей:
"До чего же хороша была!"
Если бы любовь на дно
Бросил бы я в море,
Пересохло бы оно
Рыбакам на горе.
Если б страсть мою взяла
Эта ширь без края,
То сгорела бы дотла
Вся земля родная.
И ХРАБРЫХ МУЖЧИН
Наверное, поздно близ белых вершин
Явился я в мир,
чьи распахнуты шири:
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Уже не пришлось мне застать в этом мире.
Я рано, наверно, над бездной годин
Под желтой луною седлал иноходца,
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Увидеть не мне, а другим - доведется.
А может, мой предок - вожатый дружин
Завидует мне,
что, далекий раздору,
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Я больше встречаю, чем он в свою пору.
И, может, грядущего времени сын
Тому позавидует,
что под луною
Знавал я немало друживших со мною
Пленительных женщин и храбрых мужчин.
Молодых и в замяти седин
Угнетают женщины мужчин,
А мужчины женщин угнетают,
Потому что мир в любви един.
Голову, где мыслей светел рой,
Угнетает суетность порой,
И жестоко ноги угнетает
Голова, где мыслей замер строй.
Притаясь под крышкою ларца,
Угнетает золото скупца,
Но само от угнетенья тает
Щедрого кармана удальца.
И надежду с утренним челом
Угнетает то, что дышит злом,
Но она в грядущий день стремится,
Угнетая память о былом.
Вечно кривду истина гнетет,
Справедлив и славен этот гнет,
Но случалось, ошибались люди
И бывало все наоборот.
Породнившись с ордами годин.
Угнетаю музу близ вершин,
И она в долгу не остается:
Угнетают женщины мужчин!
В горах джигиты ссорились, бывало,
Но женщина спешила к ним и вдруг
Платок мужчинам под ноги бросала,
И падало оружие из рук.
О женщины, пока в смертельней злости
Не подняли мечей материки,
Мужчинам под ноги скорее бросьте
Свои в слезах намокшие платки.
У юноши из нашего аула
Была черноволосая жена,
В тот год, когда по двадцать им минуло,
Пришла и разлучила их война.
Жена двадцатилетнего героя
Сидит седая около крыльца,
Их сын, носящий имя дорогое,
Сегодня старше своего отца.
"Где, горянка, твои наряды,
Что ты ходишь в старом платке?" -
"Я нарядам своим не рада,
Все лежат они в сундуке".
"Для чего им, горянка, мяться,
Для того ли они нужны?" -
"Тот, пред кем бы мне наряжаться,
Не вернулся ко мне с войны!"
Любви чреваты рубежи
Всем от измены до коварства,
Здесь гибли многие мужи,
Как на границе государства.
Печальной повести листы...
Открыл я книгу вековую:
Скажи мне, женщина, где ты
Была в минуту роковую?
Зачем в неведенье спала,
Задув огонь оплывшей свечки,
Когда два черные ствола
Нацелились у черной речки?
Ты перед вечностью в долгу
За то, что с белыми крылами
Тогда не встала на снегу
Пред воронеными стволами.
Не ты ли в час, когда сожгла
Письмо, чей пепел сжала в горстке
Спасти поручика могла
От глупой ссоры в Пятигорске.
И не взяла б под Машуком
Поэта ранняя могила,
Когда бы с вечера тайком
Его в объятья ты сманила.
Когда бы светом звездных глаз
С дарами к нему посылали гонцов
И в гости его приглашали.
Гонцы увозили, нахмурясь, как ночь,
Любезные строки отказа.
Писал он владыкам:
"И на день невмочь
Оставить мне женщин Шираза".
Саади бывал и в далеких краях,
Где пел он над струнами саза,
Но в жизни ни разу -
любви падишах -
Хафиз не оставил Шираза.
И к женщинам лик обращал, как привет,
Он даже во время намаза,
Покинуть боялся, наверное, свет
Хафиз в отдаленье Шираза.
Жизнь - высшее училище любви,
Чьи кафедры не каждому потрафили,
Ты в нем на факультете географии
Пред картой мира взгляд останови.
Материки, как полуострова,
Но даже там, где правит бал военщина, -
"Целуй меня!" -
мужчине шепчет женщина -
Знак вечности не эти ли слова?
В училище история должна
Былые страсти изучать и чаянья.
Встарь поклонялись женщине отчаянно,
Тому пример Троянская война.
А это - медицинский факультет,
Но здесь не знают способов лечения,
Когда наносит женщина ранение
Мужскому сердцу, излучая свет.
На кафедре астрономов сто крат
Движения небесных тел осознаны,
А мне бы знать,
двумя любуясь звездами,
О чем они на небе говорят?
Завещала любовь:
- Берегите меня
Вы не в каменных душах
бестрепетных скал,
Берегите меня, как в дороге коня,
Как для песни чунгур,
как для мести кинжал.
Завещала любовь:-
- Берегите меня
Не в мечети, где вас
разделяет аллах,
Берегите меня среди ночи и дня,
Там, где жар оставляют
уста на устах.
Завещала любовьг
- Всем наследникам вы
Накажите моих не оспаривать прав,
Чтобы думой для каждой
была голова,
Мастерам колыбелей работу задав.
Завещала любовь:
- В неоплатном долгу
Предо мной вы должны
на земле пребывать.
Как изделья свои на
гончарном кругу,
Стану вас я кружить
и в огне обжигать.
Я спросил на вершине, поросшей кизилом:
"Что мужского достоинства служит мерилом?" -
"Отношение к женщине", -
молвило небе в ответ.
"Чем измерить, - спросил я у древней былины, -
Настоящее мужество в сердце мужтаны?." -
"Отношением к женщине", -
мне отвечала она.
"Чем любовь измеряется сердца мужского?" -
"Отношением к женщине!"...
"Нету мерила такого!" -
Возразили служители мер и весов.
Эй, мужчины,
вам к лицу ли
Разжигать, друзья мои,
В древнекаменном ауле
Петушиные бои?
И безумен ваш обычай:
Шумной, спорящей гурьбой
Наблюдать, ликуя, бычий
Завсегда кровавый бой.
Эй, мужчины,
вы и сами
Рассудительно лихи,
Не должны под небесами
Бой вести, как петухи.
Стародавнею порою,
Раны чести бередя,
Дрались горцы под горою,
С черных бурок не сходя.
Эй, мужчины, вам завещан
Долг высокий, чтобы вы
Бой вели во славу женщин,
Не склоняя головы.
Эй, мужчины,
не в разладе,
А коль драться, то в бою
Защищая жизни ради
Землю отчую свою.
Я и сам, где высь крылата,
У гнездовия дождя,
Бой веду за все, что свято,
С черной бурки не сходя.
В Иран приехав вешнею порою,
Трех женщин я повсюду встретить мог.
Одна тысячелетнею чадрою
Окутана была до самых ног.
Красивых женщин пели не случайно
Поэты здесь в былые времена.
- Кто вы, Ханум, чей лик сокрыт, как тайна?
- Я - Персия, - ответила она.
Чадра другой была под стать вуали,
Приметить позволяя неспроста
Жемчужины,
которые сверкали
В полуоткрытой киновари рта.
Казалось, проплывавшая в зените,
Слегка прикрылась облаком луна.
- Кто вы, Ханум? Как вас зовут, скажите?
- Я - Персия, - ответила она.
Точеные, как будто из самшита,
У третьей были ножки.
И, смугла,
Мне улыбалась женщина открыто,
И я подумал: "Боже, как мила!"
Прекрасный лик. Точеная осанка,
И дерзко грудь почти обнажена.
- А вы, мадам, наверно, парижанка?
- Я - Персия, -
ответила она!
Я спросил в Ширазе речку малую:
- Как случилось, что не первый век,
Осенясь звездою семипалою,
Стала ты известней многих рек?
Отвечала речка светло-сизая:
- Потому завиден мой удел,
Что поила некогда Хафиза я
И меня он некогда воспел.
Я спросил в Ширазе розу красную:
- Почему не первый век подряд,
Называя самою прекрасною,
О тебе повсюду говорят?
Почему ты, как звезда вечерняя,
Выше роз других вознесена?
- Пел Хафиз, -
сказала роза чермная, -
Обо мне в былые времена.
И, на женщин бросив взгляд не издали,
Я спросил в Ширазе как-то раз:
- Почему считают в мире исстари
Первыми красавицами вас?
- Жизнь сравнивший с чашею пригубленной,
Так считал Хафиз.
И, не скупой,
Самарканд за родину возлюбленной
Отдавал он вместе с Бухарой.
Я в сотню девушек влюблен,
Они везде, повсюду,
Они и явь, они и сон,
Я век их помнить буду.
Я помню давнюю весну:
Мальчишка босоногий,
Я встретил девочку одну
С кувшином на дороге.
Казалось, девочка была,
Совсем как тот кувшин, мала.
Вода была холодной в нем -
Я знал наверняка, -
Но обожгла меня огнем
Вода из родника.
Таил насмешку быстрый взор...
Ее люблю я до сих пор.
А позже, в стужу и весной,
У сизых волн каспийских
Я брел за девушкой одной,
Не подходя к ней близко.
Ходил за ней я как во сне,
По улицам кружа,
А чтоб увидеть тень в окне
Второго этажа,
Влезал я на высокий клен...
Я до сих пор в нее влюблен.
Не позабыть, пока живу,
Мне девушки одной,
Что как-то ехала в Москву
В одном купе со мной.
Спасибо, дорогой кассир,
Что дал места нам рядом,
Что с ней в одно окно на мир -
Одним смотрели взглядом.
Так, рядом с ней, вдвоем, вез слов
Всю жизнь я ехать был готов.
Мне злая девушка одна
И до сих пор мила,
Что, раздражения полна,
Стихи мои рвала.
Люблю я взгляд веселых глаз
Одной девчонки милой,
Что в восхищенье столько раз
Стихи мои хвалила.
Я в злую девушку влюблен,
В простую девушку влюблен,
И в очень строгую влюблен,
И в недотрогу я влюблен,
И в равнодушную влюблен,
И в девушку смешливую,
И я в послушную влюблен,
Влюблен я и в строптивую.
Я в каждом городе влюблен,
На всех путях-маршрутах,
В студенток разных я влюблен
Всех курсов института.
Своей любовью окрылен,
Их всех зову я "милой", -
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой.
Но ты мрачнеешь неспроста!
Ты даже с места встала.
"Ах, значит, я одна из ста?
Спасибо, я не знала!.."
Я отвечаю: нет, постой,
Мой друг, все сто в тебе одной!
Сто разных девушек в тебе,
А ты одна в моей судьбе!..
Когда бежал я у села
Мальчишкой босоногим,
Ведь это ты с кувшином шла
По узенькой дороге.
А в городе, средь суеты,
Где Каспия прибой,
Не замечала разве ты,
Как шел я за тобой?
Потом - ты помнишь стук колес
И поезд, что в Москву нас вез?
Сто девушек - та ты сама,
Ты их вместила всех,
В гебе - и лето и зима,
В тебе - печаль и смех.
Порой ты равнодушная,
Бываешь злой - не скрою,
Порою ты послушная
И нежная порою...
Куда бы ни летела ты,
Я за тобой летел,
Чего б ни захотела ты,.
Добыть тебе хотел.
С тобою шли мы: по горам,
Где туч стада лежали,
И к самым разным городам
Мы вместе подъезжали.
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой...
Тебя, любовью окрылен,
Сто раз зову я "милой".
В тебе сто девушек любя,
В сто раз сильней люблю тебя!
С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?!
С каждым годом весна веселей,
И меньше стихов о ней с каждым годом,
С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?
Девушки с каждым годом милей,
И меньше стихов о них с каждым годом.
Хожу и думаю столько дней -
С кем обидой своей поделиться?
Стихи о самой любимой моей
Печатаются на последней странице.
Она из Чоха, из Ругуджи; он -
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти,
И, словно красный сокол на запястьй,
Вскормлен глагол, что к милой обращен.
Но знатная у девушки родня,
И здравствует восточная манера:
Отцу невесты сваты офицера
В дар привели арабского коня.
Клыкам подобны скалы с двух сторон,
Чох расположен, словно в волчьей пасти.
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти
К возлюбленной на свадьбу приглашен.
Ответить бы отказом, но тогда
Противники сочтут за трусость это.
"Эй, виночерпий!
Чашу для поэта
Скорей наполни!" -
крикнул тамада.
"Отравлено вино - не пей вина", -
Как смерть бледна, знак подала невеста,
Но за нее,
не двинувшийся с места,
Он гордо чашу осушил до дна.
Вольны враги решить его удел,
Зато у них над словом нету власти,
Поэт Эльдарилав - глашатай страсти,
Держа кумуз, последний раз запел.
И видел он: темнеет вышина,
Горит звезда, как рана в ней сквозная..,
Пью чашу жизни я,
того не зная,
Нто, может быть, оправлена она.
АЙ ЛАЗЗАТ*
Иди в объятия ко мне,
Зачем нам ждать прихода ночи?
Знай, что у сплетниц при луне
Еще старательнее очи.
Таких здесь не было времен,
Чтоб, возвратясь, как из разведки,
Двух не склоняли бы имен
Осведомленные соседки.
Давай обнимемся мы так,
Чтоб тайно сплетницы вздыхали,
И подражанья вещий знак
Влюбленным виделся сквозь дали.
Иди в объятия мои,
Чтоб снег летел, как цвет черешни,
Великий грех не знать любви,
Ведь только любящий безгрешен.
Дороги нету нам назад,
Теперь и вправду мы едины.
И шепчут "аи лаззат" вершины,
И небо вториг: "Ай лаззат!"
Мы в недоступной вышине,
И окружают нас, не старясь,
И восхищение, и зависть,
И звезды, словно при луне.
Значимей прежнего стократ
Простое делается слово.
Ты шепчешь: "Ай лаззат!" - в снова
Тебе я вторю: "Ай лаззат".
*Ай лаззат - как чудно, как хорошо!
От общего наследия любви
Живет частица и в моей крови.
Не оттого ль рассвет любого дня
Так радостен и светел для меня?
И ночью звезды Млечного Пути
Не оттого ль горят в моей горсти?
От достоянья общего любви
Частица малая - в моей крови.
Лишь с ней одной я был бы богачом,
Когда б в другом не преуспел ни в чем.
Любовь людей - волшебная казна -
Хоть раздает себя, а все полна.
И более, чем сам я над казной,
Моя казна трясется надо мной.
- Скажи, чья радость прочих веселей?
- Того, кто прежде радости не знал.
- Скажи, чье горе прочих тяжелей?
- Того, кто никогда не горевал.
- А мы с тобой, любимая, давно
Все знаем, от веселья до потерь.
- Немудрено нам знать, немудрено,
Ведь жизнь всегда стучалась в нашу дверь...
- Что за окном: закат или восход,
Свистит ли ветер иль поет свирель?
Что за окном: черешня ли цветет
Иль кружится январская метель?
Что за окном, не все ли то равно,
Еще с тобой мы молоды, поверь.
Нальем и выпьем старое вино,
Чтоб жизнь всегда стучалась в нашу дверь.
Прильни щекою к моему плечу,
И я сквозь снег и ночи темноту
Туда с тобою вместе улечу,
Где обнялись два дерева в цвету.
Я по гористой дороге иду,
Где притаились капканы-ущелья.
Грозный поток отделяет мечту
От непростого ее воплощенья.
Мне говорили: какая награда
Стоит того, чтобы так изнывать?!
Плюнь на мечту, за которую надо
Драться и жизнью своей рисковать!
Шел я. Метели в пути завывали.
Шел я. Любовь согревала в пути.
Руку друг другу мы подавали
И помогали друг другу идти.
Впрочем, надежды бывали пустыми,
Те, что в начале кружащейся мглы
Ярко горели, да скоро остыли,
Стали обычною кучкой золы.
И, по волнам леденящим кочуя,
В вихрях, ревущих на сотни ладов,
Я сохранил, я сберег это чудо - Чувство,
которому имя - любовь!
Писал поэт стихи жене:
"Ты свет мой, и звезда, и зорька.
Когда ты рядом - сладко мне,
Когда тебя не вижу - горько!"
Но вот жена - звезда и свет -
Явилась, встала у порога.
"Опять ты здесь, - вскричал поэт, -
Дай мне работать, ради бога!"
Высокие травы родимого края
Июньское солнце сжигает дотла.
И я, как трава, увядаю, сгораю,
Хоть мне твоего не хватает тепла.
От ливня июньского никнет пшеница,
Всплывает на озере донная муть.
А мне бы напиться, а мне бы напиться,
А мне бы в бездонных глазах утонуть.
"Радость, помедли, куда ты летишь?" -
"В сердце, которое любит!"
"Юность, куда ты вернуться спешишь?" -
"В сердце, которое любит!"
"Сила и смелость, куда вы, куда?" -
"В сердце, которое любит!"
"А вы куда, печаль да беда?" -
"В сердце, которое любит!"
Три страстных желанья -
одно к одному -
Душа во мне пламенно будит...
Еще одну женщину я обниму,
А после - что будет, то будет.
Еще один рог за столом осушу,
За это сам бог не осудит.
Еще один стих о любви напишу,
А после - что будет, то будет.
Я женщину обнял, но словно она
Не та, что светила надежде.
И уксусом кажутся капли вина,
И стих не искрится, как прежде.
И пущенный кем-то обидный хабар *
Над горной летит стороною
О том, что угас моей лихости жар
И конь захромал подо мною.
Себя отпевать я не дам никому,
Покуда -
пусть мир не забудет -
Еще одну женщину не обниму,
А после - что будет, то будет.
Покуда еще один рог не допью
И, каждое взвесив словечко,
Покуда стрелу не заставлю свою
Попасть в золотое колечко.
Я звезды зажгу у стиха в головах,
И время его не остудит.
И вы удивленно воскликнете: "Вах!" -
А после - что будет, то будет.
* Хабар - слухи, вести.
Три женщины в путь провожали меня.
Одна прислонилась к платану
И бросила вслед,
головы не клоня:
- Забудешь, я плакать не стану.
Вторая стояла близ отчих дверей,
Кувшин она полный держала.
И я услыхал:
- Возвращайся скорей!
- А третья, вздохнув, промолчала.
О первой забыл я за первой горой,
Белевшей под облаком алым,
И с легкой душою в пути о второй
Забыл за вторым перевалом.
Летал и кружил я по сотням дорог,
Подхлестывал время, как плетью,
Но все ж позабыть за горами не мог
Из трех, мной целованных, третью.
И первая, злая, на крыше ждала,
Когда я вернулся к вершинам.
И вышла вторая, добра и мила,
Навстречу мне с полным кувшином.
А третью,
хоть даже не стала встречать,
Забыть не сумею и впредь я.
И будет ночами мне сниться опять
Из трех, мной целованных, третья.
Друзья, извините, я к вам не приду,
И вы не звоните ко мне.
Вечер сегодняшний я проведу
С женщиной наедине.
Мы будем вдвоем: только я и она,
Часов остановится ход.
Музыкой сделается тишина
И таинство обретет.
Похожие правом своим на орду,
Дела, не врывайтесь ко мне.
Вечер сегодняшний я проведу
С женщиной наедине.
Пусть, словно за окнами поезда лес,
Закружится вновь голова.
И станут, как звезды на черни небес,
Земные мерцать слова.
Порву я билет на ночной самолет,
Торжественный зал подведу.
Сегодняшний вечер весь напролет
С женщиной я проведу.
Если ты мужчина, узаконь
И предай огласке повсеместной,
Что мужское сердце - это конь,
Скачущий в горах над самой бездной.
Женщина, а ты мне подтверди -
Это ведь не вымысел, а правда, -
Что плывет у женщины в груди
Колыбель, покачиваясь плавно.
Смеемся или хмурим брови,
Для нас в любые времена
В раздумий, в поступке, в слове
Таинственность заключена.
Не все понятно для меня,
И рад я мыслить не предвзято
О таинстве рожденья дня,
О таинстве его заката.
От века женщина полна
Таинственности,
и не скрою,
Что в силу этого она
Обожествляется порою.
Таинственность в ее глазах
И в стати, что подобна скрипке,
Таинственность в ее слезах,
Таинственность в ее улыбке.
Огонь - таинственность:
в огне
Свои черты мы наблюдаем,
И сон - таинственность:
во сне
Мы, словно ангелы, летаем.
Всегда таинственна луна,
А в дымном сумраке духана
Таится в капельке вина
Таинственность на дне стакана.
Таинственна несхожесть лиц,
И души многих поколений
Пленяет таинство страниц,
Которые оставил гений.
Во всем таинственность, во всем -
Она в любви и в милосердье,
И мы таинственность несем
В рожденье, бытии и смерти.
Нам страсть познания сладка,
Ее подвластны интересу,
Приподнимаем лишь слегка
Таинственности мы завесу.
Но в мире следствий и причин,
Спускаясь в тайные глубины,
Не смог добраться ни один
До истины, до сердцевины.
Столетья таинства полны,
И не исчезнет жизнь, покуда
Есть ощущенье новизны,
И удивления, и чуда.
Кто писал, а кто в бумагах рылся,
Посетитель на начальство злился,
Машинистка копии снимала,
Секретарша почту принимала...
Вдруг один, сидевший у окна,
Закричал и замахал рукой:
"Посмотрите, как она стройна,
Век не видел девушки такой!.."
Все вскочили, бросили работу,
Посетителей, машинку, споры,
Опрокинул пепельницу кто-то;
Все в окошко устремили взоры
И, тесня друг друга и толкая,
Повторяли: "Красота какая!"
А бухгалтер, старый и солидный,
Встал на стул, чтоб лучше было видно.
Все в окно на улицу смотрели,
И министр, впервые за неделю
Оторвавшись от текущих дел,
Тоже на красавицу глядел.
А у засмотревшихся парней
Шеи стали вчетверо длинней.
Бросился к окну со всех я ног,
Но пробраться все-таки не смог.
Наконец я подошел поближе,
У окошка встал. Но что я вижу?
Со старушкой старичок проходит,
Министерский ЗИМ шофер заводит...
"Где она?" - я им кричу в окно,
А шофер, смеясь: "Прошла - давно!
Бедный! Ты не видел? Это ж чудо!"
- "Кто она? - спросил я.
- И откуда?!"
Цвел в окне душистый день апреля,
Долго мы на улицу смотрели.
Стало в нашей комнате светлей:
Каждый думал о любви своей...
А когда я вышел, вижу вдруг:
Ты идешь среди своих подруг,
Так светла, красива и стройна,
Что я сразу крикнул: "Вот она!"
Зря познал я усердье
И касался пера.
Зря будил милосердье
Я во имя добра.
Зря кружил по планете,
Что тревоги полна,
Все дороги на свете -
Как дорога одна.
Зря огонь мне завещан.
И влюблен допьяна
Зря был в тысячу женщин -
Все они как одна.
Зря с невеждами споры
Вел я в поте лица -
Раньше рухнут все горы,
Чем оспоришь глупца.
Зря оплакивал мертвых,
Если сам я уйду
В царство временем стертых
У живых на виду.
Зря я верил в удачу
В пору худшего дня.
Кто такой я? Что значу?
Может, нету меня?
"Нет, не зря!" -
словно дочка,
Мне из тысяч одна
Отвечает та строчка,
Что осталась верна.
"Нет, не зря!" -
произносит
Та из женщин одна,
Что сгорела, как осень,
И была мне верна.
"Нет, не зря!" -
в час заката
Шепчет красный листок,
Что воспет мной когда-то
И лежит между строк.
"Нет, не зря!" -
и терновник
Рвет ступни моих ног.
"Нет, не зря!" -
и мой кровник
Тайно взводит курок.
И над кручей отвесной
Снова в холод и в зной
То вдовой, то невестой
Жизнь встает предо мной!
Мне оправданья нет и нет спасенья,
Но, милая моя, моя сестра,
Прости меня за гнев и оскорбленье,
Которое нанес тебе вчера.
Я заклинаю, если только можешь,
Прости меня.
Случается подчас,
Что человек другой, со мной не схожий,
В мое нутро вселяется на час.
И тот, другой, - жестокий, грубый, пьяный,
Бывает неразумен и смешон.
Но он со мною борется, незваный,
И в нашей схватке побеждает он.
И я тогда все делаю иначе,
Мне самому невыносимо с ним.
В тот час я, зрячий, становлюсь незрячим,
В тот час я, чуткий, становлюсь глухим.
При нем я сам собою не бываю
И плохо понимаю, что творю,
Стихи и песни - все я забываю,
Не слышу ничего, что говорю.
Вчера свинцом в мои он влился жилы
И все застлал тяжелой пеленой.
Мне страшно вспоминать, что говорил он
И что он делал, называясь мной.
Я силой прогонять его пытался,
Но, преступая грань добра и зла,
Он злился, он бранился, он смеялся
И прочь исчез, как только ты ушла.
Я за тобой бежал, кричал. Что толку?
Ты уходила, не оборотясь,
Оставив на полу моем заколку
И на душе раскаянье и грязь.
Мне оправданья нет и нет спасенья,
Но ты прости меня, моя сестра,
За униженье и за оскорбленье,
За все, что сделал мой двойник вчера.
"Как живете-можете, удальцы мужчины?" -
"Коль жена плохая, так судьбу клянем!"
"Как живете-можете, удальцы мужчины?" -
"Коль жена хорошая - хорошо живем!"
"Как живете-можете, женщины-голубки?" -
"Если муж недобрый - все вокруг черно!"
"Как живете-можете, женщины-голубки?" -
"Если муж хороший - плохо все равно!"
Горной речки глупая вода,
Здесь без влаги трескаются скалы,
Почему же ты спешишь туда,
Где и без тебя воды немало?
Сердце, сердце, мне с тобой беда,
Что ты любящих любить не хочешь?
Почему ты тянешься туда,
Где с тобою мы нужны не очень?
С чем сравнить мою любовь? Бог весть!
С письмом на промокательной бумаге,
Где очень просто обнаружить знаки,
Но далеко не просто их прочесть.
С чем мне сравнить мою любовь? Бог весть!
С первоначальным шепотом ашуга,
Когда поет он, не рождая звука,
Когда еще нет слов, но песня есть.
Я думал, деревья в цвету белоснежном,
А ближе подъехал - деревья в снегу.
Я думал, ты любящей будешь и нежной,
Попал я впросак, а уйти не могу.
Помчался я тропами горного края
И бурку не взял, а в ущельях дожди.
Моя дорогая, моя ледяная,
Скажи мне, что делать, согрей, пощади!
Любовь, давай себя сравним с пандуром!
Я - дерево - пандура, ты - струна...
Не быть ему ни радостным, ни хмурым,
Он мертв, пока не зазвучит она.
Любовь, давай себя сравним с кинжалом!
Ты - лезвие, а я твои ножны.
Я легковесен без тебя и жалок,
Ножны пустые в деле не нужны!
Мой сосед, глаза прищурив карие,
Говорил, мы слушали рассказ.
Вдруг с кувшинами горянка старая
Тяжко прохромала мимо нас.
И тогда старик, рассказ свой комкая,
Взглядом ту старуху до угла
Проводил и прошептал вдогонку ей:
"До чего же хороша была!"
Если бы любовь на дно
Бросил бы я в море,
Пересохло бы оно
Рыбакам на горе.
Если б страсть мою взяла
Эта ширь без края,
То сгорела бы дотла
Вся земля родная.
И ХРАБРЫХ МУЖЧИН
Наверное, поздно близ белых вершин
Явился я в мир,
чьи распахнуты шири:
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Уже не пришлось мне застать в этом мире.
Я рано, наверно, над бездной годин
Под желтой луною седлал иноходца,
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Увидеть не мне, а другим - доведется.
А может, мой предок - вожатый дружин
Завидует мне,
что, далекий раздору,
Пленительных женщин и храбрых мужчин
Я больше встречаю, чем он в свою пору.
И, может, грядущего времени сын
Тому позавидует,
что под луною
Знавал я немало друживших со мною
Пленительных женщин и храбрых мужчин.
Молодых и в замяти седин
Угнетают женщины мужчин,
А мужчины женщин угнетают,
Потому что мир в любви един.
Голову, где мыслей светел рой,
Угнетает суетность порой,
И жестоко ноги угнетает
Голова, где мыслей замер строй.
Притаясь под крышкою ларца,
Угнетает золото скупца,
Но само от угнетенья тает
Щедрого кармана удальца.
И надежду с утренним челом
Угнетает то, что дышит злом,
Но она в грядущий день стремится,
Угнетая память о былом.
Вечно кривду истина гнетет,
Справедлив и славен этот гнет,
Но случалось, ошибались люди
И бывало все наоборот.
Породнившись с ордами годин.
Угнетаю музу близ вершин,
И она в долгу не остается:
Угнетают женщины мужчин!
В горах джигиты ссорились, бывало,
Но женщина спешила к ним и вдруг
Платок мужчинам под ноги бросала,
И падало оружие из рук.
О женщины, пока в смертельней злости
Не подняли мечей материки,
Мужчинам под ноги скорее бросьте
Свои в слезах намокшие платки.
У юноши из нашего аула
Была черноволосая жена,
В тот год, когда по двадцать им минуло,
Пришла и разлучила их война.
Жена двадцатилетнего героя
Сидит седая около крыльца,
Их сын, носящий имя дорогое,
Сегодня старше своего отца.
"Где, горянка, твои наряды,
Что ты ходишь в старом платке?" -
"Я нарядам своим не рада,
Все лежат они в сундуке".
"Для чего им, горянка, мяться,
Для того ли они нужны?" -
"Тот, пред кем бы мне наряжаться,
Не вернулся ко мне с войны!"
Любви чреваты рубежи
Всем от измены до коварства,
Здесь гибли многие мужи,
Как на границе государства.
Печальной повести листы...
Открыл я книгу вековую:
Скажи мне, женщина, где ты
Была в минуту роковую?
Зачем в неведенье спала,
Задув огонь оплывшей свечки,
Когда два черные ствола
Нацелились у черной речки?
Ты перед вечностью в долгу
За то, что с белыми крылами
Тогда не встала на снегу
Пред воронеными стволами.
Не ты ли в час, когда сожгла
Письмо, чей пепел сжала в горстке
Спасти поручика могла
От глупой ссоры в Пятигорске.
И не взяла б под Машуком
Поэта ранняя могила,
Когда бы с вечера тайком
Его в объятья ты сманила.
Когда бы светом звездных глаз