3. Вам кажется, что в редакции сидят люди, вцепившиеся в свой стол зубами, и что они швырнут в вас пару гранат, боясь конкуренции. И да, и нет. Никто не хочет терять работу, это правда. Но одновременно, любой сотрудник любой редакции мечтает найти молодого талантливого человека, чтобы тот стал его учеником и последователем. С какого-то момента ты понимаешь, что тебе не вечно сидеть за этим столом, и в тебе просыпается странное профессиональное отцовское чувство. Ты ищешь талант, чтобы передать ему то, что умеешь. Вы, наверное, много раз слышали фразу: «Он был моим учителем в профессии». Это не выдумка, это действительно существует. Прямое доказательство – эта книга. Я бы мог ее не писать, ведь вы можете из книги многому научиться и стать талантливей меня. Но видите, я этого не боюсь. Правда, потому, что мне за эту книгу обещали хороший гонорар. Но, если честно, я лично привел в журналистику несколько человек, которыми горжусь.
   4. Очень важная причина, на которую указывают все психологи. Она называется «боязнь отказа». Вспомните себя, как вам трудно было признаться вашей любимой, что ей пора стать вашей женой. Или как мучительно прийти к кому-то и что-то попросить. Однако, как выясняется, тут ничего странного нет. Просто человек боится, что ему скажут «нет». Услышать это слово крайне неприятно – это факт. Но мой друг – психолог, объяснил мне, что эта боязнь особенная. Вам еще не сказали «нет», вы еще никуда не ходили, но вам уже неприятно, потому что вероятность того, что вам скажут «нет», – пятьдесят процентов. И вы в этот момент не думаете, что есть еще пятьдесят процентов, в которые вмещается слово «да». Вы думаете только об отказе, концентрируетесь на нем, стараетесь избежать возможных неприятных эмоций и в результате никуда не идете. Иначе говоря, по факту вы потерпели неудачу, даже не сделав первого шага. Это много раз было в вашей и моей жизни. Но мой друг объяснил мне, как от этой боязни избавиться. Он сказал: нужно понять, что когда ты идешь к кому-то что-то просить или предлагать, то главная неприятность, которая может с тобой произойти, – это то, что тебе просто скажут слово «нет». И все! То есть тебя не будут оскорблять, звать охрану, унижать, тебя не будут позорить перед твоими родителями. Тебе просто скажут «нет». И ты уйдешь и может никогда больше не встретишь этих жалких черствых людей, не понимающих твой грандиозный талант. Например, моя дочь много раз ходила на различные актерские пробы, и ей всегда отказывали. Но она приходила домой и говорила, что все они дураки, так как не разглядели ее уникальное дарование. Лично я знаю только два таланта у моей дочери: выжимать у меня деньги на вечеринки и сбегать вечером из дома со своим мотоциклистом. Но она утверждает, что ее способности этим не ограничиваются и что скоро мир содрогнется. По факту дочь права, я не думаю, что у нее скоро появится депрессия. Так что и вам не стоит фатально относиться к отказу.
   Но представим себе, что вам скажут «да». Ведь это может повернуть вашу жизнь. Так ответьте мне, стоит ли бояться слова «нет», если вы сами множеству людей говорили это слово и от этого никто не умер.
 
   Однако вернемся от надуманных предубеждений к реальным проблемам. Конечно, не так все просто. Вы можете принести заметку в редакцию, но ее не опубликуют. Если вы помните разговор с издателем в начале книги, то смею вас уверить – он был прав.
   Он меня не публиковал, потому что моя писанина была некондиционна. Проблема была в том, что я, начитавшись великих фантастов, пытался писать про инопланетян, не понимая, что эти писатели, рассказывая про инопланетян, на самом деле пишут про нас, про людей. А про людей я писать не мог – не хватало опыта. В шестнадцать лет хорошо пишутся только стихи про разбитую любовь. Придумать «шестиногого» просто, а заставить читателя увидеть в нем человека – сложнейшая задача.
   В вашем первом журналистском шаге важна адекватность. Я знаю десятки прекрасных молодых людей, которые, зная о том, что журналистика на девяносто процентов – их личность, забыли себя спросить: а из чего состоят остальные десять процентов.
   Это вопрос принципиальный, им и займемся.
   Представим себе, что вы редактор, а я принес вам заметку про лебедей.
   Вы читаете: «Сегодня я видел лебедей в пруду. Они прилетели на неделю раньше. Их было пять. Один черный».
   – И что? – спрашиваете вы.
   – Ничего, – говорю я. – Публикуйте и давайте деньги, только побыстрей – я еще не завтракал.
   – А что тут публиковать?
   – Я хочу быть репортером, – нервно отвечаю я. – Прилетели лебеди – я о них написал. Не хотите эту заметку – возьмите другую. «Вчера в клубе был рок-концерт. Группа играла плохо. Народ крепко выпил. Потом гитаристу разбили гитару, и была драка. Всех арестовали».
   – Ну и что, – устало говорите вы, мечтая вышвырнуть меня в окно. – Почему это должно быть в газете?
   – Потому что это – правда! – важно говорю я. – Это произошло. Я это видел, а другие нет. Я хочу, чтобы про это узнали другие. Я читал в книге о журналистике, что меня это должно распирать. Вот оно меня и распирает. Давайте быстрее деньги, а то у вас перед входом парковка дорогая.
   – Да, парень, – говорите вы, привычно доставая из-под стола бейсбольную биту, – сейчас мы решим все твои проблемы!..
   Парадокс ситуации в том, что увиденное вами – это действительно правда. Более того, в некоторых странах в 19-м и начале 20-го века репортеры именно так и писали. Просто событие – и все. Но сейчас так писать невозможно – читать неинтересно.
   Оказывается, что оставшиеся десять процентов журналистской профессии не менее важны, чем предыдущие девяносто. В них – мастерство журналиста как профессионала.
   Оказывается, что ваши мысли и то, что изложено на бумаге, – это разные вещи.
   Да, вы видели лебедей, вы видели, как они красивы, как грациозно плавают по пруду. То, что вы видели, – вы и написали.
   Но дело в том, что вы это написали так, что в человеке, который это читает, эта картина не появляется. Вы не сумели найти точных и нужных слов, чтобы читатель воссоздал картину того, что вы увидели.
   Описывая драку в клубе, вы помните, что вам особо понравился момент, когда гитариста ударили его же гитарой по голове. Вам было смешно, но описать эту сомнительную радость вы не смогли – не знаете как.
   Вы как иностранец в своем же государстве, где вас вдруг перестают понимать.
   Вы не владеете технологией профессии журналиста. Да и откуда вам ею владеть, вы ведь нигде не учились. Так вот, те молодые таланты, о которых я писал, так и не стали журналистами, потому что не поняли, что журналистика – это полноценная профессия. А любая профессия отвечает на два вопроса: «что?» и «как?»
   И если «что?» целиком зависит от вашего внутреннего таланта увидеть интересное или от заказа редакции, то «как?» – это долгие годы учебы по выработке своего собственного стиля, за который вас будут ценить и платить деньги. И возможно даже большие.
   Но вернемся к вашему первому робкому визиту в редакцию.
   Если вам вернут вашу заметку – не обижайтесь. На это есть причины. Вы, например, вдруг можете внешне напомнить редактору его школьного товарища, который лупил его в младших классах.
   Например, если представить себе, что редактором был бы я и мне что-то, пусть даже гениальное, принес мотоциклист моей дочери, я бы заставил его съесть собственную рукопись и запить маслом из его мотоцикла.
   А потом бы я его убил. Или вначале убил, а потом заставил жевать его же флешку.
   Но вы не мотоциклист моей дочери. Поэтому, чаще всего, вам откажут по простой причине – ваша заметка просто плохо написана.
   Тут важно понять – перед вами стоит редактор. Это человек, со своими вкусами и пристрастиями. Кроме того, у него болит зуб и не выплачена ипотека. И еще у него есть гора текущей работы, которую ему поручили, потому что заболел его коллега.
   И тут приходите вы с горящими глазами.
   Поверьте, ваш приход – всегда не вовремя. Тут нет ничего личного, поэтому вести себя с редактором нужно как с больным человеком.
   Для начала попробуйте исполнить план «А».
   Нужно прийти опрятно одетым.
   Сразу нужно заявить редактору, что вам очень нравится именно его издание, что вы не журналист, но хотите себя попробовать в этой профессии. Перед визитом обязательно найдите и прочитайте несколько публикаций именно этого редактора. Скажите, что вам нравится, как он пишет – вот почему вы пришли именно к нему. Назовите несколько заголовков, коснитесь нескольких тем из его статей, только ничего не перепутайте.
   Это действует бронебойно. Редактор впервые поднимет глаза и ощутит, что вы в кабинете. До этого он ощущал только боль в зубе.
   Далее вы говорите, что тоже кое-что написали. Но вы готовы изменить текст, потому что вам важна не его публикация, а желание научиться – как писать так, чтобы это было интересно читать. Вы просите почитать заметку и дать пару ценных советов, и если возможно, после переделки прочитать ее снова.
   Я клянусь вам, что редактор вначале потеряет дар речи, а потом немедленно вызовет нотариуса и усыновит вас.
   Если же план «А» не подействует и хозяин кабинета скажет, что он занят – мягко переходите к плану «В».
   Спросите, когда можно прийти в другой раз. Если он скажет, что никогда, то спросите совета – к кому можно обратиться. Помните, люди не любят прямых просьб, но обожают давать советы. Вы обязательно получите результат.
   Могу поделиться собственным опытом: часто во время переговоров я говорю собеседнику, что не могу уйти с пустыми руками – мне обязательно нужен какой-то позитивный результат. Это действует безотказно!
   Собеседник понимает, что я буду настойчив, но готов к компромиссу.
   Вы можете честно сказать редактору, что от этой заметки зависит многое в вашей жизни, и вы просите понять, что дело не в деньгах, а в вашем будущем.
   Повесив такую ответственность на несчастного редактора, отца четверых детей от трех разных браков, вы как бы повяжете его ответственностью за вашу судьбу. Вы как будто стоите на мосту и говорите: «Не прочитаешь заметку – прыгну!»
   Он не откажет. Но если только ваша просьба будет правдива и серьезна. Это всегда чувствуется.
   Если же он откажет, переходите к плану «С» – идите к другому редактору.
   Не бойтесь просить, предлагать и быть настойчивым.
   В этом нет ничего постыдного.
   Это часть журналистской профессии.
   Запомните, вы обязательно найдете газету, где вас впервые опубликуют, радио, где впервые пустят к микрофону, и телеканал, где вашу физиономию, хоть на секунду, но покажут в эфире. Правда, в том случае, если вы вашу физиономию, наконец, приведете в порядок.

БРОСИТЬ ЛИ СВОЙ ЗАХОЛУСТНЫЙ ГОРОДОК ИЛИ БЫТЬ ПАТРИОТОМ

   Как мы помним из моего любимого классического мультика, мышонок Джерри посчитал свой городок захолустьем и, бросив кота Тома, поехал в Нью-Йорк за сладкими впечатлениями. Мы также помним, чем это закончилось. Его чуть не съели коты, он прибежал по рельсам обратно, расцеловал Тома и написал: «Home, Sweet Home!»
   В чем-то мы все похожи на Джерри. Мы любим стабильность. Чаще мы довольствуемся малым, боясь при эксперименте над собственной судьбой потерять то малое, что имеем.
   Однако, если вы понемногу стали публиковаться, если вы получили свой первый гонорар и вам стали улыбаться собственные родители, перед вами встает выбор – заниматься ли дальше журналистикой или все же пойти в зубные врачи.
   И если вы решаете идти дальше сомнительным путем журналистики, то вам приходится решать главную проблему – оставаться ли дома, или двинуться в большой город. К сожалению, наши улыбающиеся, но бестолковые родители не всегда понимают, что родить нас они обязаны исключительно в столицах или как минимум в городах-миллионниках.
   Произведя нас на свет в маленьком городке, в котором одна газета, одна радиостанция и три твоих друга, которые не прочь с тобой выпить пиво, но при упоминании тобой слова «журналист» начинают громко смеяться и крутить пальцем у виска, наши родители создают нам кучу проблем.
   Конечно, все мы очень любим наш родной городок. В нем все уютно, понятно и удобно, как разношенные тапки. С возмужанием, кроме любимой девушки, появляются маленькие связи. Они крепнут, потом старики уходят на пенсию, и ты занимаешь какое-то их место.
   Но этот благостный сценарий я написал исключительно для поваров и сталеваров.
   С журналистом все сложнее.
   Я обещал говорить вам правду, а она в том, что в маленьком городке, как я сказал, одна газета, одна радиостанция и, в крайнем случае, один местный телеканал. Даже если всего этого не по одному экземпляру, а по два или три – это не решает проблем.
   А они в следующем: вас выгнали из одной газеты, из второй вы ушли, потому что она плохая.
   И все – идти некуда!
   Я знаю десятки сломанных судеб, когда из-за страха потерять место журналист превращается в чудовище, гнобимое начальством и пишущее по заказу.
   Вторая проблема – темы и гости.
   Я несколько лет, в начале карьеры, вел ток-шоу со звездами шоу-бизнеса. Потом я его закрыл. Причина простая – звезды закончились.
   Помните, такие феномены, как многолетние американские шоу, – это уникальное явление, в корне которого кроме традиции поддерживать программу столько, сколько ее любят, есть еще один нюанс, но он главный.
   В руках американского ведущего – весь англоязычный мир.
   То же и с темами. Можно, конечно, писать, что прилетели лебеди, но в остальное время вы обречены слушать и смотреть большие шоу с большими и важными темами из больших студий больших городов, задавая себе вопрос: а почему меня там нет?
   Но я хочу задать вам вопрос: действительно, а почему вы не там?
   Расскажу одну историю.
   Однажды я был в одном крохотном городке в Сибири. Это был очень маленький городок. Там была шахта, на которой когда-то работало практически все население. Нас поселили в плохой гостинице. Из окон дуло. Дороги были разбиты, и везде стояли лужи.
   Нужно сказать, что так плохо в этом городке было не всегда. Во времена СССР там все жили неплохо, потому что стране был нужен уголь. Денег у властей было много, и они даже построили огромный и красивый дворец культуры. Но СССР рухнул, шахта почти умерла, денег у людей практически не было.
   Наша небольшая группа журналистов решила вечером пойти в концертный зал, потому что там можно было посмотреть кино.
   Мы шли по улице. Мимо нас проходили ужасно одетые люди. Подслеповато светили редкие фонари, и все это напоминало последствия какой-то войны.
   И вдруг мы остановились. Честно скажу, нас просто поразил столбняк, потому что в то, что мы увидели, невозможно было поверить.
   По улице навстречу нам шла высокая стройная женщина. Она была одета в длинное элегантное темное пальто. Вокруг шеи вилась красивая красная шаль, которая почти касалась грязи и луж. Ноги женщины украшали туфли на высоких каблуках, одетые явно не по погоде и не по месту.
   Но главное, на ее голове была огромная шляпа, которую она несла с каким-то привычным достоинством.
   Она привыкла носить эту шляпу – это чувствовалось.
   Она была похожа на Айседору Дункан, которую Есенин увез в свою деревню, но там бросил.
   Мы немедленно подошли к женщине и познакомились.
   Оказалось, что она дочь бывшего директора этого зала. Ее отец был тут директором более сорока лет.
   Она выросла в этом доме, где десятки лет бурлила культурная жизнь. Сюда приезжали лучшие артисты. Тут был хор, который знал весь СССР. Когда выходил популярный фильм, то премьера его была не в Москве, а именно тут, в этом маленьком городке. И именно сюда приезжали все артисты, игравшие в этом фильме, чтобы раздать автографы.
   Однажды она, эта женщина, посмотрела спектакль Чехова «Вишневый сад», который сюда привез МХАТ, и решила, что будет одеваться, как герои этой пьесы. Она решила так ходить при любой погоде, потому что ей захотелось личным примером доказать жителям этого городка, что красивым можно быть не только на сцене. Она подумала, что жители, увидев ее в таком прекрасном виде, будут ходить не только в ватниках и сапогах.
   Ее отец одобрил ее поступок. Он сказал, что это миссия.
   Потом распался СССР.
   Потом умерла шахта.
   Потом умер ее отец.
   Начальство тут же назначило ее новым директором, потому что она знала и умела все, что умел он.
   Но произошло еще одно событие – в городке умерла культурная жизнь, потому что не стало денег. Никто больше не приезжал, и не стало никаких премьер, потому что всем и за все отныне нужно было платить.
   Но она, эта женщина, каждый день ровно в десять утра в своем невероятном и прекрасном облачении приходит на работу.
   Потому что она чтит память отца и помнит, что для нее это миссия.
   – Скажите, – спросил я ее, – за все эти годы кто-то стал одеваться, как вы?
   – Нет, – спокойно сказала она.
   – У вас есть родственники в другом городе?
   – Да. – Она назвала огромный город, столицу этого сибирского региона, город с театрами, деньгами, домами моделей и бурной культурной жизнью.
   – Послушайте, бегите отсюда, – сказал я ей. – Разве вы не видите, что все, что было вам дорого, тут умерло.
   – Я знаю, – сказала она. – Но у меня дети. И муж неплохо устроен.
   И вдруг заплакала.
   Говорят, что грустные истории рассказывают в назидание.
   Я не могу осуждать эту женщину – я сам не ангел, мне много раз не хватало в жизни решительности.
   Но я твердо уверен вот в чем.
   Твоя миссия в том, чтобы быть там, где ты ее можешь реализовать.
   Если ты полон идей, но место, где ты живешь, не подходит для их исполнения, ты обязан уехать. Повторяю, обязан!
   Если ты живешь там, где нет красок, а ты мечтаешь писать картины – ты обязан поехать туда, где есть те, которые твои картины оценят. Если ты мечтаешь танцевать в балете, писать книги, снимать кино, но все, что можно в твоем маленьком городке, – это мечтать обо всем этом, ты обязан уехать!
   Потому что, возможно, в этом твое божественное предназначение, и ты это ощущаешь.
   Ты боишься, что ничего не получится? А что, ты уже попробовал?
   С журналистикой еще сложнее. Журналистика в маленьком городке невозможна. Кроме названых ранее причин – отсутствия тем и гостей, а также фатальной зависимости от начальства, маленький городок не дает очень важных профессиональных вещей – обилия собеседников, тем и постоянной собственной тренированности.
   Когда мне нужно было принять решение – остаться в Москве или уехать в свой родной город, мне помог определиться один писатель, с которым мы дружили. У меня уже был взят билет на поезд домой, но я сомневался. Я не мог принять решение.
   В маленьком городке у меня все было. Меня там любили, называли талантом, и я там легко мог решить любой вопрос. В Москве, если бы я остался, мне пришлось бы начать жизнь сначала.
   Этот писатель казался мне разумным человеком, я чувствовал к нему доверие. Поезд у меня был в одиннадцать вечера, а в десять, с чемоданом, я стоял перед его дверью. Мы разговаривали на пороге – я боялся опоздать.
   – Что мне делать, ехать или остаться? – спросил я отчаянно.
   – Решение принимать, конечно, вам, – спокойно ответил он. – Но жизнь подтверждает правило: лучше быть вторым среди многих, чем первым в одиночестве.
   Поезд ушел без меня. Билет я до сих пор храню. Наверное, для своего музея, который возведут благодарные потомки.
   Лишь потом, уже на практике, я ощутил все преимущества, которые тебе дает большой город.
   Например, сохранение себя: если твой стиль не подойдет одному изданию – подойдет другому. Фразу из кино, когда начальник вам кричит: «Вы уволены!», а вы отвечаете: «Не уволен, а сам ухожу!» – можно произнести на самом деле, потому что всегда есть куда уходить.
   Но это не все. Вы реально в конкурентном поле. Вы либо встречаетесь с лучшими, либо можете их увидеть. Это заставляет вас читать их публикации, смотреть и слушать их эфиры и, соответственно, чувствовать сегодняшний стиль.
   Именно в большом городе решается большинство проблем – политических, экономических, культурных. И вы не смотрите это по телевизору, а находитесь прямо там, в гуще событий.
   Но есть еще одно, важнейшее обстоятельство.
   Жизнь моей матери сложилась так, что она не смогла учиться в институте. Я был маленький, жили мы бедно, а отец все время разъезжал по командировкам. Так вот, сколько лет уже прошло, а мама всегда говорит: «Знаешь, вот если бы я окончила институт, то, наверное, моя жизнь сложилась бы по-другому».
   Она сама не знает, как бы все сложилось – просто ее мучает то, что она не использовала возможность, которую ей давала жизнь.
   Или другой пример. Когда мне вручали знаменитые «титановые сопли», мы после этого выпивали с космонавтами. И они сказали мне, что космонавты-дублеры всегда страдают от того, что так и не полетели в космос, а все космонавты, вместе взятые, завидуют Нилу Армстронгу, который первым побывал на Луне.
   Поверьте, это очень тяжелый комплекс. Ты мог, но не сделал. А если бы сделал, то это могло изменить твою жизнь. Разве ты хуже других?
   Но это правильный комплекс. Ваша совесть мстит вам. Она напоминает, что вы не космонавт. И то, что простительно им, непростительно вам.
   Совесть напоминает известную истину о том, что пусть лучше будет так: вы поехали, перепробовали все, старались как могли, но у вас не получилось. И вы вернулись. Но поверьте, вы вернулись победителем, потому что честны перед самим собой.
   Вы говорите: «Я проиграл, я это признаю. Но я попробовал!..»
   И между этой фразой и фразой: «Вот если бы я поехал, то стал бы…» – огромная разница.
   Ваша совесть любит вашу честность.
   Быть патриотом своего городка – это одно.
   Быть патриотом своей профессии – совсем другое.
   Поэтому вам мой искренний совет: если вы серьезно решили стать журналистом, поцелуйте родителей, возьмите денег у друзей и любимой девушки. И с криком «завтра верну» езжайте в Большой Город.
   И пусть вас не мучают комплексы, как отдать деньги. Станете Ларри Кингом – вернете.
   Change Is Good.

ПАРЕНЬ, ТЫ ТАЛАНТ, НО КТО ЭТО ЗНАЕТ, КРОМЕ ТЕБЯ?

   Те, кто считают себя гениями, могут эту главу не читать. Остальным придется, причем пару раз.
   Один из моих учителей в журналистике сказал истину, которую я запомнил на всю жизнь, хотя не всегда ей следовал.
   Он сказал: «Когда ты в эфире, помни, что тебя слушают, в том числе и люди с высшим образованием».
   Это мрачный, но правдивый юмор.
   Почему вас безумно раздражает ведущий утреннего шоу, который путает падежи и склонения, говорит дурацкие шутки и сам смеется над ними?
   Потому, что этот вполне нормальный парень, дорвавшийся до микрофона, не понимает, что он идиот в эфире.
   Эфир – это ежедневное предложение купить себя как товар.
   И этот утренний ведущий, который вчера со скандалом вернул в магазин бракованные джинсы, обвинив продавца в том, что ему подсунули брак, сегодня в своем эфире подсовывает аудитории себя – свой бракованный уровень образованности и некондиционный уровень интеллекта.
   Нужно понять, что просто красивый и обаятельный человек в жизни – это одно, а в эфире – совсем другое.
   Простой пример: представьте себе, что к вам в эфир пришел человек, который строит самый высокий дом в вашем городе.
   Я задаю вам вопрос: о чем вы будете с ним говорить 25 минут эфира?
   Конечно, вы полезете в Интернет, надергаете пару фактов из его биографии, немного информации о его компании и ринетесь в эфир.
   Логика ваша будет проста – для начала разговора у вас информация есть, а дальше посмотрим.
   Но на пятой минуте разговора вы поймете, что что-то не так: он уже ответил, как пришел в эту профессию, рассказал, что его фирма лучшая в мире.
   – И что, – игриво спросите вы, – значит, ваш дом будет самым высоким в городе?
   – Да, – честно ответит он, не поднимая глаз, – самый высокий.
   И вдруг смертельный холодок пробежит по вашей спине. Вы поймете, что все, разговор остановился. Вы надеялись, что он будет говорить, а он тупо молчит. А о чем его спрашивать, вы не знаете.
   И виноваты в этом вы, а не он. Он – строитель, а не проповедник. Он в обычной жизни человек скучный и нелюдимый, собирающий кактусы на подоконнике. Он знает, как построить самый высокий дом, но ждет ваших вопросов, чтобы адекватно об этом рассказать.
   А вопросов нет, потому что вы в строительстве высотных домов ничего не понимаете и, кроме того, справедливо считаете, что говорить о толщине балок и тоннах бетона в утреннем шоу как-то не полагается.
   Самое интересное, что вы и правы, и не правы одновременно.
   Конечно, хорошо быть инопланетянкой Лилу из моего очередного любимого фильма «Пятый элемент» (The Fifth Element). Как вы помните, она за пять минут просмотрела электронную энциклопедию и усвоила все знания и достижения человечества. Но, как мы помним, у нее были другие гены.
   У человека ситуация другая: по утверждению ученых, нас от обезьяны отличает только три процента в генах. Поэтому по генам мы все же ближе к бананам и вычесыванию блох, чем к прекрасной девушке Лилу.
   Так вот, самая главная ваша задача, перед тем как вырвать у кого-нибудь микрофон и начать в него что-то болтать, трезво спросить себя: а что ты, собственно, можешь сказать той огромной и во многом образованной аудитории, которая тебя сейчас будет слушать?