В доме девушка осторожно сняла с Трента рубашку и забинтовала раны. В спальне президента послышался щелчок спускового крючка, затем другой, звук удара металлического предмета о дерево. Открывая дверь, Трент знал, что ему предстоит увидеть.
Старик сидел за столом, уставившись в бревенчатую стену. По лицу его текли слезы. Он не плакал и не всхлипывал – слезы ручьями бежали по щекам. Там, где раньше были морщины, залегли глубокие складки, припорошенные сединой. Вальтер Трента валялся на полу у кресла, на ковре лежали два патрона, из которых прошлой ночью Трент вынул порох.
Трент поднял пистолет, отсоединил магазин, вынул из него оставшиеся восемь патронов и вставил боевые патроны из коробки, лежавшей в кармане.
– Прошу прощения. – Он хотел было положить руку на плечо президента, но услышал, как вошла Марианна, и оглянулся. Глаза ее вновь горели яростью. Трент попытался заслонить старика, хотя теперь не был уверен, кого именно оберегает. Он вывел ее обратно в гостиную и закрыл дверь.
– Ты зарядил пистолет холостыми! Трент кивнул, глядя на то, как она пытается разобраться в своих чувствах. Она слегка нахмурилась, на переносице появились две вертикальные морщинки.
– Значит, я не спасла тебе жизнь. – Она только что осознала, что ее деда заставило вернуться в дом не оружие, а внезапно вырвавшееся презрение. Девушка подняла глаза. – Ты знал это прошлой ночью?
– Подозревал, – возразил Трент. – Кто бы ни возглавлял переворот, ему нужен был подставной руководитель. Ослабление "холодной войны" изменило ситуацию и здесь, и в Латинской Америке. Чтобы быть признанным, правительству необходима по крайней мере видимость легитимности. – Все это было правдой, но говорить куда легче, чем испытывать то, что выпало на долю Марианны. – Прошу прощения, – сказал Трент, понимая, что повторяется. Ему надо было выполнять свою работу, надо было пошевеливаться, а значит, ему пришлось бы снять с себя ответственность за Марианну.
Его работа требовала умения разбираться в чувствах, которые руководили человеческими поступками. Жизнь Трента зачастую зависела от точности этого анализа. Утешить ее было труднее, поскольку злость была лишь маскировкой боли. Двадцатилетние девушки так ранимы! Ей нужно было выплакаться. Трент заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. Она испытывала почти физические страдания, губы ее дрожали, мокрые волосы повисли вдоль осунувшегося лица.
Он обнял ее, рискуя быть отвергнутым. За те секунды, что они смотрели друг на друга, Трент ощутил себя более уязвимым, и Марианна почувствовала, что они поменялись ролями. Она прижалась к нему и уткнулась лицом в его грудь.
Обнимая Марианну, Трент посмотрел на закрытую дверь за ее спиной и опять вспомнил своего отца: чувство неполноценности, заставлявшее его покупать сыну и жене дорогие подарки на деньги со счетов жокей– и поло-клубов, которые следовало возвратить к концу месяца, чего никогда не получалось. Они с матерью чувствовали себя виноватыми, принимая подарки. Виноватыми за то, что отец пьет от отчаяния. И, ожидая неизбежного позора, они ничего не говорили друг другу, словно молчание могло спасти положение.
Старик в соседней комнате… Несостоятельный президент, объект насмешек в своей стране, несмотря на голос в ООН. И все-таки – президент, пытавшийся оправдать надежды своих внуков и правнуков: обучение за границей, престижная работа, квартиры, вещи, машины. Слишком легко осуждать почти неизбежную связь с коррупцией.
– Попробуй не осуждать. – Трент легонько погладил ее по волосам.
Марианна слегка отстранилась, глядя на него снизу вверх мокрыми от слез глазами и шмыгая носом. Он поцеловал ее в лоб, затем их губы слились в нежном поцелуе. Можно поцеловать, думал он, прижимая ее к себе, можно заняться сексом, но все это бессмысленно без тех слов, которые нужны Марианне и были нужны другим женщинам из его прошлого. Неужели он не произносил этих слов потому, что привык годами хранить тайны и уже не мог выйти из роли? Или он всегда был скрытным, и подобное качество или болезнь привели к тому, что он был завербован? Что было вначале – курица или яйцо?
– Я хорошо умею писать отчеты, – прошептал он в ее мягкие, влажные от дождя волосы.
– И убивать людей. – Марианна слегка улыбнулась и высвободилась из его объятий. Быстрая смена настроения – преимущество юности. – Я в порядке.
– Точно?
– Думаю, да. – Она шмыгнула носом. – У тебя нет носового платка?
Он машинально сунул руку в карман своей промокшей военной куртки: патроны, бечевка, нож.
– Извини…
– Понятно. Ну ничего. – Она вытерла нос рукавом.
– Я должен с ним поговорить. – Трент посмотрел на часы. – Минут пятнадцать…
Дед Марианны был президентом уже двадцать лет, а до этого – премьер-министром под британским колониальным правлением. Встретив твердый взгляд старика, Трент подумал, что характер у него гораздо сильнее, чем был у его отца.
– Я должен знать, как все это произошло, – без всякого вступления начал он.
А началось все с денег, что стали появляться на его банковском счете в "Чейз Манхэттен", – сначала довольно небольшие суммы. Он мог тогда успокаивать себя, что это результат недосмотра, ошибки в подсчетах.
– Возможно, мне не следовало иметь банковских счетов, – сказал президент. – Но это довольно удобно.
Он потратил эти деньги. Большие суммы.
– Пять тысяч долларов, десять тысяч.
– За какой период? – спросил Трент.
– За последний год…
Когда поступили большие суммы, президент убедил себя, что отступать уже слишком поздно и как-нибудь все образуется. От него ничего не требовали, в контакт с ним не вступали.
– Вы ведь знаете, как это бывает. Однажды, во время полуофициального визита в Лондон, после встречи с заместителем министра иностранных дел он возвратился в свой номер в отеле "Савой" и обнаружил, что с ночного столика исчезли семейные фотографии, которые он всегда возил с собой. Кто-то вынул из гардероба один из двух его черных чемоданов и поставил на гладильную доску, открыв замки. Президент заглянул в чемодан, увидел фотографии и надорванную подкладку. А под ней обнаружились пакеты с белым кристаллическим порошком. Хотя старик никогда не видел ни кокаина, ни героина, он сразу понял, что это. Один из пакетов был открыт. Президент послюнявил палец, как детективы в кино, сунул в порошок. Кристаллики оказались горькими на вкус, кончик языка онемел.
Некоторое время президент стоял в нерешительности, понимая, что нужно кому-нибудь позвонить, но кому? И как объяснить все остальное? Тогда откроется история с деньгами… Очевидно, тот, кто его подставил, сфотографировал чемодан с наркотиками, на которых лежат снимки его семьи. Старик представил себе завтрашние газеты…
Трент понимал президента и даже немного ему симпатизировал. Он попался в капкан. Но кто поставил ловушку? Кто прошел по покрытому ковром коридору со свертком под мышкой? Постоялец отеля, знакомый с его порядками и имеющий доступ к наркотикам или к тому, кто имеет доступ?
Хотя Трент никогда не останавливался в отеле "Савой", он знал его достаточно хорошо. Каждые школьные каникулы его водил туда полковник Смит. Повзрослев, Трент иногда обедал в Речном зале и буфете, выпивал в Американском баре. Еще одна часть головоломки встала на свое место, когда он представил себе короткий лестничный пролет из вестибюля в буфет и Американский бар. В конце лестницы – магазин подарков, а напротив – большая витрина с багажными сумками, обшитыми декоративной тканью, на которой вытканы средневековые орнаменты с изображениями животных. У американца Стива была именно такая сумка! "Теперь остается непонятной только связь", – думал Трент, сверху вниз глядя на президента.
– Вы смыли пакеты в унитаз? Президент пристыженно кивнул.
– Это было все, что я мог сделать. – Он попытался слабой улыбкой скрыть смущение.
"Поступок ребенка", – подумал Трент и почувствовал к старику отвращение, но скрыл гнев, вспомнив приятелей католиков в Северной Ирландии, которые мотивировали свой отказ доносить в ИРА таким образом:
"Они тоже католики, парень, ты ведь знаешь, каково это…" Они ссылались на католицизм, оправдывая свое малодушие и отдавая страну на растерзание жестоким головорезам.
– Что вы сделали с чемоданом? – Трент знал: президент даже самой маленькой страны находится под постоянным наблюдением охраны.
Старик рассказал, что провел час в магазине "Фойл" в поисках книг, которым обрадовалась бы Марианна. Когда выдался свободный день, он отправился на поезде в Кембридж, где Марианна слушала Летний курс, и взял с собой чемодан с книгами. Полицейскому из отдела дипломатической охраны он сказал, что весь день проведет с внучкой. Затем, сделав вид, что передумал, сел на более ранний лондонский поезд и по пути оставил чемодан в камере хранения на станции Чаринг-Кросс.
– Я убедился, что на нем не было отпечатков пальцев. – Старик улыбнулся.
"Думает, что я похвалю его за сообразительность", – подумал Трент.
Перед переворотом президент так же анонимно, как деньги и наркотики, получил инструкцию переночевать в субботу в своем доме в горах и оставаться там, пока его не заберут.
Вот и вся история. Теперь президент ждал. Трент понимал, что у старика нет шансов выпутаться. Если бы не удалось с наркотиками, они добрались бы до него каким-нибудь другим путем. Глупый, алчный старик, который в конце концов так испугался, что в отчаянии решился на последний шаг: сначала на убийство, а потом на самоубийство.
Трент не стал его осуждать.
– Я пообещал Марианне, что не причиню вам вреда, сэр. – Он слегка пожал плечами. – Если я останусь в живых и мне придется писать отчет, о вас там не будет ни строчки. Благодарить меня не за что, – быстро продолжил он. – Марианну я возьму с собой. Если вы захотите утром прогуляться, то найдете заводную ручку к одному из полицейских "лендроверов". Она привязана к дереву километрах в шестнадцати ниже по дороге.
Глава 13
Старик сидел за столом, уставившись в бревенчатую стену. По лицу его текли слезы. Он не плакал и не всхлипывал – слезы ручьями бежали по щекам. Там, где раньше были морщины, залегли глубокие складки, припорошенные сединой. Вальтер Трента валялся на полу у кресла, на ковре лежали два патрона, из которых прошлой ночью Трент вынул порох.
Трент поднял пистолет, отсоединил магазин, вынул из него оставшиеся восемь патронов и вставил боевые патроны из коробки, лежавшей в кармане.
– Прошу прощения. – Он хотел было положить руку на плечо президента, но услышал, как вошла Марианна, и оглянулся. Глаза ее вновь горели яростью. Трент попытался заслонить старика, хотя теперь не был уверен, кого именно оберегает. Он вывел ее обратно в гостиную и закрыл дверь.
– Ты зарядил пистолет холостыми! Трент кивнул, глядя на то, как она пытается разобраться в своих чувствах. Она слегка нахмурилась, на переносице появились две вертикальные морщинки.
– Значит, я не спасла тебе жизнь. – Она только что осознала, что ее деда заставило вернуться в дом не оружие, а внезапно вырвавшееся презрение. Девушка подняла глаза. – Ты знал это прошлой ночью?
– Подозревал, – возразил Трент. – Кто бы ни возглавлял переворот, ему нужен был подставной руководитель. Ослабление "холодной войны" изменило ситуацию и здесь, и в Латинской Америке. Чтобы быть признанным, правительству необходима по крайней мере видимость легитимности. – Все это было правдой, но говорить куда легче, чем испытывать то, что выпало на долю Марианны. – Прошу прощения, – сказал Трент, понимая, что повторяется. Ему надо было выполнять свою работу, надо было пошевеливаться, а значит, ему пришлось бы снять с себя ответственность за Марианну.
Его работа требовала умения разбираться в чувствах, которые руководили человеческими поступками. Жизнь Трента зачастую зависела от точности этого анализа. Утешить ее было труднее, поскольку злость была лишь маскировкой боли. Двадцатилетние девушки так ранимы! Ей нужно было выплакаться. Трент заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. Она испытывала почти физические страдания, губы ее дрожали, мокрые волосы повисли вдоль осунувшегося лица.
Он обнял ее, рискуя быть отвергнутым. За те секунды, что они смотрели друг на друга, Трент ощутил себя более уязвимым, и Марианна почувствовала, что они поменялись ролями. Она прижалась к нему и уткнулась лицом в его грудь.
Обнимая Марианну, Трент посмотрел на закрытую дверь за ее спиной и опять вспомнил своего отца: чувство неполноценности, заставлявшее его покупать сыну и жене дорогие подарки на деньги со счетов жокей– и поло-клубов, которые следовало возвратить к концу месяца, чего никогда не получалось. Они с матерью чувствовали себя виноватыми, принимая подарки. Виноватыми за то, что отец пьет от отчаяния. И, ожидая неизбежного позора, они ничего не говорили друг другу, словно молчание могло спасти положение.
Старик в соседней комнате… Несостоятельный президент, объект насмешек в своей стране, несмотря на голос в ООН. И все-таки – президент, пытавшийся оправдать надежды своих внуков и правнуков: обучение за границей, престижная работа, квартиры, вещи, машины. Слишком легко осуждать почти неизбежную связь с коррупцией.
– Попробуй не осуждать. – Трент легонько погладил ее по волосам.
Марианна слегка отстранилась, глядя на него снизу вверх мокрыми от слез глазами и шмыгая носом. Он поцеловал ее в лоб, затем их губы слились в нежном поцелуе. Можно поцеловать, думал он, прижимая ее к себе, можно заняться сексом, но все это бессмысленно без тех слов, которые нужны Марианне и были нужны другим женщинам из его прошлого. Неужели он не произносил этих слов потому, что привык годами хранить тайны и уже не мог выйти из роли? Или он всегда был скрытным, и подобное качество или болезнь привели к тому, что он был завербован? Что было вначале – курица или яйцо?
– Я хорошо умею писать отчеты, – прошептал он в ее мягкие, влажные от дождя волосы.
– И убивать людей. – Марианна слегка улыбнулась и высвободилась из его объятий. Быстрая смена настроения – преимущество юности. – Я в порядке.
– Точно?
– Думаю, да. – Она шмыгнула носом. – У тебя нет носового платка?
Он машинально сунул руку в карман своей промокшей военной куртки: патроны, бечевка, нож.
– Извини…
– Понятно. Ну ничего. – Она вытерла нос рукавом.
– Я должен с ним поговорить. – Трент посмотрел на часы. – Минут пятнадцать…
Дед Марианны был президентом уже двадцать лет, а до этого – премьер-министром под британским колониальным правлением. Встретив твердый взгляд старика, Трент подумал, что характер у него гораздо сильнее, чем был у его отца.
– Я должен знать, как все это произошло, – без всякого вступления начал он.
А началось все с денег, что стали появляться на его банковском счете в "Чейз Манхэттен", – сначала довольно небольшие суммы. Он мог тогда успокаивать себя, что это результат недосмотра, ошибки в подсчетах.
– Возможно, мне не следовало иметь банковских счетов, – сказал президент. – Но это довольно удобно.
Он потратил эти деньги. Большие суммы.
– Пять тысяч долларов, десять тысяч.
– За какой период? – спросил Трент.
– За последний год…
Когда поступили большие суммы, президент убедил себя, что отступать уже слишком поздно и как-нибудь все образуется. От него ничего не требовали, в контакт с ним не вступали.
– Вы ведь знаете, как это бывает. Однажды, во время полуофициального визита в Лондон, после встречи с заместителем министра иностранных дел он возвратился в свой номер в отеле "Савой" и обнаружил, что с ночного столика исчезли семейные фотографии, которые он всегда возил с собой. Кто-то вынул из гардероба один из двух его черных чемоданов и поставил на гладильную доску, открыв замки. Президент заглянул в чемодан, увидел фотографии и надорванную подкладку. А под ней обнаружились пакеты с белым кристаллическим порошком. Хотя старик никогда не видел ни кокаина, ни героина, он сразу понял, что это. Один из пакетов был открыт. Президент послюнявил палец, как детективы в кино, сунул в порошок. Кристаллики оказались горькими на вкус, кончик языка онемел.
Некоторое время президент стоял в нерешительности, понимая, что нужно кому-нибудь позвонить, но кому? И как объяснить все остальное? Тогда откроется история с деньгами… Очевидно, тот, кто его подставил, сфотографировал чемодан с наркотиками, на которых лежат снимки его семьи. Старик представил себе завтрашние газеты…
Трент понимал президента и даже немного ему симпатизировал. Он попался в капкан. Но кто поставил ловушку? Кто прошел по покрытому ковром коридору со свертком под мышкой? Постоялец отеля, знакомый с его порядками и имеющий доступ к наркотикам или к тому, кто имеет доступ?
Хотя Трент никогда не останавливался в отеле "Савой", он знал его достаточно хорошо. Каждые школьные каникулы его водил туда полковник Смит. Повзрослев, Трент иногда обедал в Речном зале и буфете, выпивал в Американском баре. Еще одна часть головоломки встала на свое место, когда он представил себе короткий лестничный пролет из вестибюля в буфет и Американский бар. В конце лестницы – магазин подарков, а напротив – большая витрина с багажными сумками, обшитыми декоративной тканью, на которой вытканы средневековые орнаменты с изображениями животных. У американца Стива была именно такая сумка! "Теперь остается непонятной только связь", – думал Трент, сверху вниз глядя на президента.
– Вы смыли пакеты в унитаз? Президент пристыженно кивнул.
– Это было все, что я мог сделать. – Он попытался слабой улыбкой скрыть смущение.
"Поступок ребенка", – подумал Трент и почувствовал к старику отвращение, но скрыл гнев, вспомнив приятелей католиков в Северной Ирландии, которые мотивировали свой отказ доносить в ИРА таким образом:
"Они тоже католики, парень, ты ведь знаешь, каково это…" Они ссылались на католицизм, оправдывая свое малодушие и отдавая страну на растерзание жестоким головорезам.
– Что вы сделали с чемоданом? – Трент знал: президент даже самой маленькой страны находится под постоянным наблюдением охраны.
Старик рассказал, что провел час в магазине "Фойл" в поисках книг, которым обрадовалась бы Марианна. Когда выдался свободный день, он отправился на поезде в Кембридж, где Марианна слушала Летний курс, и взял с собой чемодан с книгами. Полицейскому из отдела дипломатической охраны он сказал, что весь день проведет с внучкой. Затем, сделав вид, что передумал, сел на более ранний лондонский поезд и по пути оставил чемодан в камере хранения на станции Чаринг-Кросс.
– Я убедился, что на нем не было отпечатков пальцев. – Старик улыбнулся.
"Думает, что я похвалю его за сообразительность", – подумал Трент.
Перед переворотом президент так же анонимно, как деньги и наркотики, получил инструкцию переночевать в субботу в своем доме в горах и оставаться там, пока его не заберут.
Вот и вся история. Теперь президент ждал. Трент понимал, что у старика нет шансов выпутаться. Если бы не удалось с наркотиками, они добрались бы до него каким-нибудь другим путем. Глупый, алчный старик, который в конце концов так испугался, что в отчаянии решился на последний шаг: сначала на убийство, а потом на самоубийство.
Трент не стал его осуждать.
– Я пообещал Марианне, что не причиню вам вреда, сэр. – Он слегка пожал плечами. – Если я останусь в живых и мне придется писать отчет, о вас там не будет ни строчки. Благодарить меня не за что, – быстро продолжил он. – Марианну я возьму с собой. Если вы захотите утром прогуляться, то найдете заводную ручку к одному из полицейских "лендроверов". Она привязана к дереву километрах в шестнадцати ниже по дороге.
Глава 13
Трент сидел рядом с сиденьем водителя в полицейском "лендровере", пристегнувшись ремнем, и смотрел, как Марианна управляет машиной. Дождь превратил грунтовую дорогу в болото, через которое автомобиль продвигался на маленькой скорости. Колеса буксовали в жиже, наезжали на камни, по ветровому стеклу щелкали "дворники". Там, где ветер прошелся по лесу, вырывая с корнем деревья, остались огромные просветы, сквозь которые виднелись острые белые обломки стволов. На прогалинах и над дорогой, как воздушные змеи, носились сорванные листья. Сквозь стук дождя по алюминиевой крыше "лендровера", шум мотора и скрежет колес Трент с Марианной слышали рев вышедшей из берегов реки и грохот камней и деревьев, несущихся по ней.
Горная дорога, спускавшаяся от хижины президента, у самого подножия гор пересекалась с грунтовой. До того как было построено шоссе, грунтовая дорога была основной в Бельпане. Она шла параллельно новому шоссе и соединялась с ним проселками, спускавшимися от стоянок лесорубов, редких плодородных долин и плато, подобных тому, на котором стоял дом президента. Некоторые из таких проселков после пересечения с грунтовой дорогой и шоссе вели через болота и лагуны Бельпана к рыбацким деревням, одолеваемым комарами и спрятанным среди мангровых лесов на побережье. После постройки шоссе грунтовую дорогу забросили, стараясь избежать лишних расходов. Но участок длиной восемьдесят километров, который вел к Бельпан-Сити, заасфальтировали еще раньше. Как раз с этого асфальтированного участка и начинался поворот к Пункту Английского Полковника, который находился километрах в тридцати к северу от столицы.
Так как шоссе было по крайней мере в одном месте разрушено, Трент собирался ехать по грунтовой дороге. При нормальных обстоятельствах они преодолели бы это расстояние меньше чем за три часа. Теперь же Трент сомневался, что они вообще смогут добраться.
Люди Луиса наверняка уже заняли центральную телефонную станцию, чтобы контролировать связь с внешним миром; внутреннюю же связь разрушил тайфун. Трент собирался отправить Марианну на "лендровере" в Бельпан-Сити в надежде на то, что ей удастся добраться до Британской верховной комиссии. С помощью Марианны, хотя она и возражала, считая, что он сейчас не в состоянии вести мотоцикл, Трент засунул его в багажник "лендровера": вдруг дорога перекрыта или непроезжая?
Мигелито хвастался, что они убьют министров. "Мы собираемся сажать их в одну большую дыру" – так этот коротышка, любитель кокаина, объяснял свои намерения. Но Хосе полагал, что они живы. Если и так, то их жизни не дороги организаторам переворота, потому что существует постоянный риск, что кому-нибудь из них удастся сбежать и организовать сопротивление. А "главный гринго", по словам Мигелито, был человеком, который никогда не станет рисковать понапрасну.
Трент предполагал, что отсутствие президента сдерживает переворот. Ни президент, ни Хосе не знали, какая ему была отведена роль. Видимо, главная, поскольку тогда он не только сохранит видимость управления правительством, но и повысит свой авторитет в мире.
Трент никогда не верил в интеллект наркобаронов. Их несметные состояния были построены на запугивании, убийствах, взятках и принуждении. Все эти средства использовали организаторы и исполнители переворота. Но он не мог не заметить здесь и утонченного замысла: задолго спланированная операция; понимание необходимости легитимности, для чего и был организован подкуп президента; привлечение газет, организация ряда статей в американской прессе, вопросы в палате представителей и в сенате, принесение в жертву самолетов с пилотами. И наконец, присутствие в Бельпане самого Трента. Два месяца ему понадобилось, чтобы добраться до места, и еще семь он провел здесь. Прибавить еще два месяца переговоров, прежде чем выбор пал на него, и становится ясно, что полковник Смит знал о перевороте с самого начала.
Интересно, почему выбрали именно его? Почему ЕС действует оперативнее; чем американцы, хотя Бельпан входит в сферу интересов США? Теперь понятно, что выбор пал на него без учета того, что он работает на определенную организацию, только потому, что это именно он. Существовала тайная связь между переворотом, Стивом, полковником, Каспаром, убийством дона Роберто, фотографией, его назначением в Бельпан. Просто невероятная жестокость…
Трент застонал от боли, когда Марианна резко затормозила и "лендровер" развернуло перед высоким тополем, перегородившим дорогу. Это было четвертое дерево, которое следовало спилить. Из-за ран Трента пришлось выработать особую последовательность действий. Марианна разворачивала машину так, чтобы лебедка, находившаяся спереди, была направлена в сторону склона. Раздевшись до нижнего белья и завернувшись в пончо, они затем выходили под дождь.
Сейчас, заправив пилу бензином и маслом, Трент стал распиливать боковые ветви на куски приемлемой длины, а Марианна отнесла вниз по склону проволоку и блок. Закрепила проволоку вокруг ствола кедра и вернулась к "лендроверу" за тросом лебедки, продела его через блок и прикрепила к нижнему концу ствола, загородившего проезд. Трент оттащил в сторону еще одну ветку и обернулся.
С веревкой в руке девушка карабкалась вверх но холму, чтобы привязать машину к дереву. Она скользила по грязи, руки были изрезаны тросом и острыми как бритва листьями подлеска.
Доблесть – старомодное слово, подумал Трент, но ей подходит. Он отпилил еще шесть ветвей, выключил пилу, положил на землю и стал оттаскивать ветви в сторону. Вдруг его пронзила такая острая боль, что перехватило дыхание. Он плюхнулся в грязь, не в силах пошевелиться.
Марианна соскользнула с холма и проехала оставшиеся несколько метров на спине. Пончо слетело, зацепившись за ветку. Волоча его за собой, она подошла к Тренту, с тревогой глядя на мужчину. Казалось даже, что она плачет, но нет – просто капли дождя стекали по ее щекам.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Трент попытался улыбнуться.
Не замечая грязи, она уселась рядом, взяла его руку в свои ладони и раскрыла ее, словно пытаясь угадать его судьбу.
– Ты убиваешь себя.
– Спасибо, – отозвался Трент. Он представил себе, что на него смотрит полковник Смит.., как Бог на облаках, карающий Бог Ветхого Завета, но в панаме и с зонтиком.., и в ужасных носках. Трент невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли. Интересно, засмеется ли Марианна, если ей рассказать… Она ведь не знает полковника Смита, разве что на фотографии видела, там он молодой. Она, наверное, удивится, если сказать, что он считает ее мужественной. Он успокоился и сосредоточился, чтобы выровнять дыхание и остановить боль. Порыв ветра закрутил вокруг них мокрые листья. Марианна сжала его руку:
– Я, наверное, буду юристом.., или налоговым инспектором.
– Ты станешь занудой.
– Не стану. – Она положила голову ему на плечо. – Сколько еще до дороги?
– Километров восемь, – прикинул Трент. – Сорок пять минут.
Ясно, что на их пути может быть в десять раз больше поваленных деревьев, чем они уже убрали, возможно, сорван мост. Проложенная лесорубами дорога шла по краю длинного горного хребта. Но ручьи, пересекавшие ее, невелики, а мосты построены с таким расчетом, чтобы выдерживать тяжелые трактора. Так что не стоит отчаиваться.
Трент поднес руку Марианны к губам:
– Надо ехать.
Она помогла ему подняться, и он снова включил бензопилу. Он отпилил все сучья, но в боку у него страшно закололо. Марианна оттаскивала ветки в сторону. Через полчаса все было готово для того, чтобы стащить дерево с дороги лебедкой. Дерево поехало, покачалось мгновение на краю и полетело вниз по склону, как огромное стенобитное орудие.
Они счистили с себя грязь, забрались в "лендровер", вытерлись насухо полотенцами и, слишком обессиленные, чтобы стесняться своей наготы, переоделись.
Марианна вела машину еще полтора километра, пока не пришлось остановиться, чтобы убрать с дороги камень. Затем – еще одно дерево. Вскоре стало смеркаться. Девушка хотела включить фары, но Трент остановил ее. Он вдруг осознал замысел переворота, но дошел до этого не путем анализа, а как бы поставив себя на место отрицательного героя-организатора.
Чувство знакомое Тренту. Но он всегда ощущал стыд и неудобство, как бы понемногу срастаясь с маской, которая завладевала им так, что приходилось делать усилие, чтобы отделить чужое от своего. Он иногда спохватывался, что его собственной личности уже нет, что он превратился в крикетный мяч, который полковник Смит делает и переделывает заново, переплетая волокна луба так, чтобы это отвечало его целям.
Трент велел Марианне остановиться, напомнив, что после прекращения вырубки леса этой дорогой пользовались только президент и его гости. На месте организаторов переворота он бы подстраховался и устроил засаду, не доезжая до пересечения с грунтовой дорогой. Поваленного дерева и пары человек, вооруженных автоматами Калашникова, хватит с лихвой.
Марианна слушала, не глядя на Трента. Входила в роль, которую ей предстояло сыграть.
– Зачем? – спросила она.
L – Я не смогу справиться в одиночку.
– Я не это имела в виду.
– А я это, – сказал он.
– Ты что, хочешь погубить себя? А ведь только сегодня утром он был для нее убийцей… Трудно понять подобное изменение его статуса в лучшую сторону. Девушка легла на руль подбородком.
– У тебя даже имени своего нет. Ведь мать не называла тебя Трентом. – Она вытерла нос тыльной стороной ладони и, не поднимая глаз, взяла его за руку. – Я тебя ненавижу… Если ты скажешь "извини", я завизжу, – предупредила Марианна.
– Это все из-за переделки, в которую мы попали, – произнес он. – Опасность действует на нервы.
Выйдя под дождь, Трент немного вытащил из багажника мотоцикл, чтобы задняя дверца не закрывалась, и повернул выключатель освещения салона…
"Прикинься беззащитной. – учил ее Трент. – Ты одна на горной дороге и, естественно, испугана. Не выключай фонари на крыше, освети фарами верхнюю часть преграды, прежде чем выйти из машины. Возьми с собой карманный фонарик. Если кого-нибудь увидишь, приложи руку ко рту, словно ты до смерти напугана, и визжи".
Марианна осветила фарами конец дерева, лежавший на склоне, включила фонарик и вышла из машины. Она дала им время разглядеть, что безоружна, и завернулась в пончо. Дождь ударил ей в лицо. Она шмыгнула носом, вытерла его и пошла к дереву, освещая его лучом фонарика. Трент, давая инструкции, предупреждал, что они могут использовать для засады дерево, поваленное ураганом.
Марианна прислушалась к шуму дождя и ветра в ветвях деревьев. Больше никаких звуков. Вряд ли это засада. Но даже если и так, им придется распиливать дерево и стаскивать его с дороги. А потом будет еще одно дерево, и еще одно. Если же они когда-нибудь и доберутся до главной дороги, мостов наверняка не окажется. Внутри у нее что-то оборвалось. Она ударила по стволу ногой, подпрыгнула от боли, зацепилась другой ногой за ветку и упала прямо в лужу.
Раздался мужской смех. Никакого актерства не понадобилось: Марианна, зажав рот рукой, завизжала от страха.
Он выпрыгнул из темноты бесшумно, как кошка, крадущаяся к птице. Его прорезиненное пончо блеснуло в лучах фар – полицейская форма цвета хаки, высокие ботинки.
Низенький, коренастый. Марианна взглянула ему в глаза, похожие на гладкие черные камни, и застыла от ужаса.
Мужчина поставил ботинок ей на грудь, вдавил ее в грязь и распахнул полы ее пончо стволом автомата. Губы раскрылись в насмешливой улыбке.
Марианна беспомощно лежала на земле. Капли дождя, ударявшие ее в грудь, были такие холодные, что она почувствовала, как под этим душем делаются упругими соски.
"Их будет двое, – предупреждал Трент. – Один, на холме, будет прикрывать того, кто на дороге. Сначала я уберу того, кто на холме. Говори громче. Надо, чтобы он высунулся, прислушиваясь к твоим словам".
– Там случилась авария, – выпалила Марианна. – Наверху, на дороге. Второй "лендровер"… Мой дедушка. Пожалуйста… – Она перешла на испанский язык. – Авария. – Слова застревали у нее в горле. Она попыталась сглотнуть, но во рту пересохло.
"Притворяйся беспомощной", – говорил ей Трент. Как ей хотелось закричать, позвать его на помощь.
Трент лежал с закрытыми глазами, откатившись метра на три вниз по склону. Его закрывала открытая дверца "лендровера"; свет фар должен вывести из строя прибор ночного видения у тех, кто был в засаде. Все так, как он спланировал. Только в его планы не входило ударяться сломанными ребрами о дерево. Он размазал грязь по лицу. Раздался крик Марианны. Он достал из кармана темные очки и надел их. От боли на глазах, мешая смотреть, выступили слезы. Он сморгнул и снова открыл глаза. "Авария", – донеслось до него. Затем тишина. Надо было подняться по склону и перебраться через дорогу. Он вытянул вперед руку, нащупал сломанные ветки. Пальцы впились в грязь. Он пополз на животе вверх по склону, от боли на глазах снова выступили слезы. "Только бы Марианна продолжала говорить", – молил он, снова вытягивая руку.
– Президент. Второй "лендровер". Река… – пыталась Марианна перекричать рев реки. От страха перед глазами крутились темные круги. Мужчина навис над ней, насмешливо ухмыляясь. "Как чеширский кот", – подумала она, пытаясь спрятаться хотя бы за детскими воспоминаниями. Она почувствовала прикосновение холодного ствола автомата, задравшего ей юбку.
– Маленькая шлюха, – сказал мужчина и плюнул ей в лицо.
Она завизжала.
"Не смотри!" – приказал себе Трент, переползая дорогу.
– Шлюха! – повторил мужчина. – Говори правду, или умрешь!
Он ткнул ее стволом автомата, и она взвизгнула, как побитая собака.
– Клянусь вам! Сеньор, пожалуйста, я прошу вас…
– Проси, – ухмыльнулся тот. Носком ботинка он перевернул Марианну на живот, поставил ей ногу на шею и вдавил лицом в, грязь.
И вдруг ее охватил порыв ненависти. Словно этот человек разворошил груду тлеющих углей, и искры прошли сквозь ее вены, вызывая прилив гнева и отвращения. Она напряглась и приподняла лицо, чтобы можно было дышать. Грязь прилипла к губам, забила ноздри. Ей не было нужды звать Трента. Она ощущала его присутствие здесь, в темноте, и сдержала порыв ненависти, чтобы он смог отомстить. Мужчина убрал ногу. Она встала на колени, повернувшись к нему лицом, и так и стояла перед ним с мольбой в глазах. Она схватилась за край футболки и сняла ее. Взглядом предложила себя бандиту, понимая, что тот, второй, тоже увидит это.
Распластавшись на животе, Трент осматривал склон холма, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Из кустарника за поваленным деревом вдруг поднялся человек. Трент так и думал, что их двое. Он сунул очки в карман и, встав, расставил ноги для большей опоры. Мужчина стоял на виду, как мишень в тире. Прогнав боль, Трент немного присел, напружинив мышцы ног, вальтер в вытянутых руках окаменел. Мушка поймала грудь мужчины, палец нажал на спусковой крючок один раз и второй, когда мужчина пошатнулся. Ноги Трента оставались неподвижными, а сам он повернулся. Тот, что был на дороге, прыгнул в сторону; Трент сначала выстрелил ему в руку, что держала автомат, а затем в затылок, и мужчина медленно повалился на землю. И только тогда Трент позволил себе посмотреть на Марианну. Она стояла на коленях, по пояс голая, в грязи, сжимая в руках свою футболку.
Горная дорога, спускавшаяся от хижины президента, у самого подножия гор пересекалась с грунтовой. До того как было построено шоссе, грунтовая дорога была основной в Бельпане. Она шла параллельно новому шоссе и соединялась с ним проселками, спускавшимися от стоянок лесорубов, редких плодородных долин и плато, подобных тому, на котором стоял дом президента. Некоторые из таких проселков после пересечения с грунтовой дорогой и шоссе вели через болота и лагуны Бельпана к рыбацким деревням, одолеваемым комарами и спрятанным среди мангровых лесов на побережье. После постройки шоссе грунтовую дорогу забросили, стараясь избежать лишних расходов. Но участок длиной восемьдесят километров, который вел к Бельпан-Сити, заасфальтировали еще раньше. Как раз с этого асфальтированного участка и начинался поворот к Пункту Английского Полковника, который находился километрах в тридцати к северу от столицы.
Так как шоссе было по крайней мере в одном месте разрушено, Трент собирался ехать по грунтовой дороге. При нормальных обстоятельствах они преодолели бы это расстояние меньше чем за три часа. Теперь же Трент сомневался, что они вообще смогут добраться.
Люди Луиса наверняка уже заняли центральную телефонную станцию, чтобы контролировать связь с внешним миром; внутреннюю же связь разрушил тайфун. Трент собирался отправить Марианну на "лендровере" в Бельпан-Сити в надежде на то, что ей удастся добраться до Британской верховной комиссии. С помощью Марианны, хотя она и возражала, считая, что он сейчас не в состоянии вести мотоцикл, Трент засунул его в багажник "лендровера": вдруг дорога перекрыта или непроезжая?
Мигелито хвастался, что они убьют министров. "Мы собираемся сажать их в одну большую дыру" – так этот коротышка, любитель кокаина, объяснял свои намерения. Но Хосе полагал, что они живы. Если и так, то их жизни не дороги организаторам переворота, потому что существует постоянный риск, что кому-нибудь из них удастся сбежать и организовать сопротивление. А "главный гринго", по словам Мигелито, был человеком, который никогда не станет рисковать понапрасну.
Трент предполагал, что отсутствие президента сдерживает переворот. Ни президент, ни Хосе не знали, какая ему была отведена роль. Видимо, главная, поскольку тогда он не только сохранит видимость управления правительством, но и повысит свой авторитет в мире.
Трент никогда не верил в интеллект наркобаронов. Их несметные состояния были построены на запугивании, убийствах, взятках и принуждении. Все эти средства использовали организаторы и исполнители переворота. Но он не мог не заметить здесь и утонченного замысла: задолго спланированная операция; понимание необходимости легитимности, для чего и был организован подкуп президента; привлечение газет, организация ряда статей в американской прессе, вопросы в палате представителей и в сенате, принесение в жертву самолетов с пилотами. И наконец, присутствие в Бельпане самого Трента. Два месяца ему понадобилось, чтобы добраться до места, и еще семь он провел здесь. Прибавить еще два месяца переговоров, прежде чем выбор пал на него, и становится ясно, что полковник Смит знал о перевороте с самого начала.
Интересно, почему выбрали именно его? Почему ЕС действует оперативнее; чем американцы, хотя Бельпан входит в сферу интересов США? Теперь понятно, что выбор пал на него без учета того, что он работает на определенную организацию, только потому, что это именно он. Существовала тайная связь между переворотом, Стивом, полковником, Каспаром, убийством дона Роберто, фотографией, его назначением в Бельпан. Просто невероятная жестокость…
Трент застонал от боли, когда Марианна резко затормозила и "лендровер" развернуло перед высоким тополем, перегородившим дорогу. Это было четвертое дерево, которое следовало спилить. Из-за ран Трента пришлось выработать особую последовательность действий. Марианна разворачивала машину так, чтобы лебедка, находившаяся спереди, была направлена в сторону склона. Раздевшись до нижнего белья и завернувшись в пончо, они затем выходили под дождь.
Сейчас, заправив пилу бензином и маслом, Трент стал распиливать боковые ветви на куски приемлемой длины, а Марианна отнесла вниз по склону проволоку и блок. Закрепила проволоку вокруг ствола кедра и вернулась к "лендроверу" за тросом лебедки, продела его через блок и прикрепила к нижнему концу ствола, загородившего проезд. Трент оттащил в сторону еще одну ветку и обернулся.
С веревкой в руке девушка карабкалась вверх но холму, чтобы привязать машину к дереву. Она скользила по грязи, руки были изрезаны тросом и острыми как бритва листьями подлеска.
Доблесть – старомодное слово, подумал Трент, но ей подходит. Он отпилил еще шесть ветвей, выключил пилу, положил на землю и стал оттаскивать ветви в сторону. Вдруг его пронзила такая острая боль, что перехватило дыхание. Он плюхнулся в грязь, не в силах пошевелиться.
Марианна соскользнула с холма и проехала оставшиеся несколько метров на спине. Пончо слетело, зацепившись за ветку. Волоча его за собой, она подошла к Тренту, с тревогой глядя на мужчину. Казалось даже, что она плачет, но нет – просто капли дождя стекали по ее щекам.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Трент попытался улыбнуться.
Не замечая грязи, она уселась рядом, взяла его руку в свои ладони и раскрыла ее, словно пытаясь угадать его судьбу.
– Ты убиваешь себя.
– Спасибо, – отозвался Трент. Он представил себе, что на него смотрит полковник Смит.., как Бог на облаках, карающий Бог Ветхого Завета, но в панаме и с зонтиком.., и в ужасных носках. Трент невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли. Интересно, засмеется ли Марианна, если ей рассказать… Она ведь не знает полковника Смита, разве что на фотографии видела, там он молодой. Она, наверное, удивится, если сказать, что он считает ее мужественной. Он успокоился и сосредоточился, чтобы выровнять дыхание и остановить боль. Порыв ветра закрутил вокруг них мокрые листья. Марианна сжала его руку:
– Я, наверное, буду юристом.., или налоговым инспектором.
– Ты станешь занудой.
– Не стану. – Она положила голову ему на плечо. – Сколько еще до дороги?
– Километров восемь, – прикинул Трент. – Сорок пять минут.
Ясно, что на их пути может быть в десять раз больше поваленных деревьев, чем они уже убрали, возможно, сорван мост. Проложенная лесорубами дорога шла по краю длинного горного хребта. Но ручьи, пересекавшие ее, невелики, а мосты построены с таким расчетом, чтобы выдерживать тяжелые трактора. Так что не стоит отчаиваться.
Трент поднес руку Марианны к губам:
– Надо ехать.
Она помогла ему подняться, и он снова включил бензопилу. Он отпилил все сучья, но в боку у него страшно закололо. Марианна оттаскивала ветки в сторону. Через полчаса все было готово для того, чтобы стащить дерево с дороги лебедкой. Дерево поехало, покачалось мгновение на краю и полетело вниз по склону, как огромное стенобитное орудие.
Они счистили с себя грязь, забрались в "лендровер", вытерлись насухо полотенцами и, слишком обессиленные, чтобы стесняться своей наготы, переоделись.
Марианна вела машину еще полтора километра, пока не пришлось остановиться, чтобы убрать с дороги камень. Затем – еще одно дерево. Вскоре стало смеркаться. Девушка хотела включить фары, но Трент остановил ее. Он вдруг осознал замысел переворота, но дошел до этого не путем анализа, а как бы поставив себя на место отрицательного героя-организатора.
Чувство знакомое Тренту. Но он всегда ощущал стыд и неудобство, как бы понемногу срастаясь с маской, которая завладевала им так, что приходилось делать усилие, чтобы отделить чужое от своего. Он иногда спохватывался, что его собственной личности уже нет, что он превратился в крикетный мяч, который полковник Смит делает и переделывает заново, переплетая волокна луба так, чтобы это отвечало его целям.
Трент велел Марианне остановиться, напомнив, что после прекращения вырубки леса этой дорогой пользовались только президент и его гости. На месте организаторов переворота он бы подстраховался и устроил засаду, не доезжая до пересечения с грунтовой дорогой. Поваленного дерева и пары человек, вооруженных автоматами Калашникова, хватит с лихвой.
Марианна слушала, не глядя на Трента. Входила в роль, которую ей предстояло сыграть.
– Зачем? – спросила она.
L – Я не смогу справиться в одиночку.
– Я не это имела в виду.
– А я это, – сказал он.
– Ты что, хочешь погубить себя? А ведь только сегодня утром он был для нее убийцей… Трудно понять подобное изменение его статуса в лучшую сторону. Девушка легла на руль подбородком.
– У тебя даже имени своего нет. Ведь мать не называла тебя Трентом. – Она вытерла нос тыльной стороной ладони и, не поднимая глаз, взяла его за руку. – Я тебя ненавижу… Если ты скажешь "извини", я завизжу, – предупредила Марианна.
– Это все из-за переделки, в которую мы попали, – произнес он. – Опасность действует на нервы.
Выйдя под дождь, Трент немного вытащил из багажника мотоцикл, чтобы задняя дверца не закрывалась, и повернул выключатель освещения салона…
***
Марианна ехала с включенными фарами и фонарями на крыше. Задняя дверца хлопала и скрежетала на каждом ухабе. За поворотом она увидела дерево, съехав вниз, дала задний ход и резко нажала на тормоза. Машину развернуло боком к преграде, задние колеса остановились у самого края дороги, дверь широко распахнулась. Девушка тут же включила свет в салоне. Если за ней наблюдают, сразу видно, что она – одна."Прикинься беззащитной. – учил ее Трент. – Ты одна на горной дороге и, естественно, испугана. Не выключай фонари на крыше, освети фарами верхнюю часть преграды, прежде чем выйти из машины. Возьми с собой карманный фонарик. Если кого-нибудь увидишь, приложи руку ко рту, словно ты до смерти напугана, и визжи".
Марианна осветила фарами конец дерева, лежавший на склоне, включила фонарик и вышла из машины. Она дала им время разглядеть, что безоружна, и завернулась в пончо. Дождь ударил ей в лицо. Она шмыгнула носом, вытерла его и пошла к дереву, освещая его лучом фонарика. Трент, давая инструкции, предупреждал, что они могут использовать для засады дерево, поваленное ураганом.
Марианна прислушалась к шуму дождя и ветра в ветвях деревьев. Больше никаких звуков. Вряд ли это засада. Но даже если и так, им придется распиливать дерево и стаскивать его с дороги. А потом будет еще одно дерево, и еще одно. Если же они когда-нибудь и доберутся до главной дороги, мостов наверняка не окажется. Внутри у нее что-то оборвалось. Она ударила по стволу ногой, подпрыгнула от боли, зацепилась другой ногой за ветку и упала прямо в лужу.
Раздался мужской смех. Никакого актерства не понадобилось: Марианна, зажав рот рукой, завизжала от страха.
Он выпрыгнул из темноты бесшумно, как кошка, крадущаяся к птице. Его прорезиненное пончо блеснуло в лучах фар – полицейская форма цвета хаки, высокие ботинки.
Низенький, коренастый. Марианна взглянула ему в глаза, похожие на гладкие черные камни, и застыла от ужаса.
Мужчина поставил ботинок ей на грудь, вдавил ее в грязь и распахнул полы ее пончо стволом автомата. Губы раскрылись в насмешливой улыбке.
Марианна беспомощно лежала на земле. Капли дождя, ударявшие ее в грудь, были такие холодные, что она почувствовала, как под этим душем делаются упругими соски.
"Их будет двое, – предупреждал Трент. – Один, на холме, будет прикрывать того, кто на дороге. Сначала я уберу того, кто на холме. Говори громче. Надо, чтобы он высунулся, прислушиваясь к твоим словам".
– Там случилась авария, – выпалила Марианна. – Наверху, на дороге. Второй "лендровер"… Мой дедушка. Пожалуйста… – Она перешла на испанский язык. – Авария. – Слова застревали у нее в горле. Она попыталась сглотнуть, но во рту пересохло.
"Притворяйся беспомощной", – говорил ей Трент. Как ей хотелось закричать, позвать его на помощь.
Трент лежал с закрытыми глазами, откатившись метра на три вниз по склону. Его закрывала открытая дверца "лендровера"; свет фар должен вывести из строя прибор ночного видения у тех, кто был в засаде. Все так, как он спланировал. Только в его планы не входило ударяться сломанными ребрами о дерево. Он размазал грязь по лицу. Раздался крик Марианны. Он достал из кармана темные очки и надел их. От боли на глазах, мешая смотреть, выступили слезы. Он сморгнул и снова открыл глаза. "Авария", – донеслось до него. Затем тишина. Надо было подняться по склону и перебраться через дорогу. Он вытянул вперед руку, нащупал сломанные ветки. Пальцы впились в грязь. Он пополз на животе вверх по склону, от боли на глазах снова выступили слезы. "Только бы Марианна продолжала говорить", – молил он, снова вытягивая руку.
– Президент. Второй "лендровер". Река… – пыталась Марианна перекричать рев реки. От страха перед глазами крутились темные круги. Мужчина навис над ней, насмешливо ухмыляясь. "Как чеширский кот", – подумала она, пытаясь спрятаться хотя бы за детскими воспоминаниями. Она почувствовала прикосновение холодного ствола автомата, задравшего ей юбку.
– Маленькая шлюха, – сказал мужчина и плюнул ей в лицо.
Она завизжала.
"Не смотри!" – приказал себе Трент, переползая дорогу.
– Шлюха! – повторил мужчина. – Говори правду, или умрешь!
Он ткнул ее стволом автомата, и она взвизгнула, как побитая собака.
– Клянусь вам! Сеньор, пожалуйста, я прошу вас…
– Проси, – ухмыльнулся тот. Носком ботинка он перевернул Марианну на живот, поставил ей ногу на шею и вдавил лицом в, грязь.
И вдруг ее охватил порыв ненависти. Словно этот человек разворошил груду тлеющих углей, и искры прошли сквозь ее вены, вызывая прилив гнева и отвращения. Она напряглась и приподняла лицо, чтобы можно было дышать. Грязь прилипла к губам, забила ноздри. Ей не было нужды звать Трента. Она ощущала его присутствие здесь, в темноте, и сдержала порыв ненависти, чтобы он смог отомстить. Мужчина убрал ногу. Она встала на колени, повернувшись к нему лицом, и так и стояла перед ним с мольбой в глазах. Она схватилась за край футболки и сняла ее. Взглядом предложила себя бандиту, понимая, что тот, второй, тоже увидит это.
Распластавшись на животе, Трент осматривал склон холма, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Из кустарника за поваленным деревом вдруг поднялся человек. Трент так и думал, что их двое. Он сунул очки в карман и, встав, расставил ноги для большей опоры. Мужчина стоял на виду, как мишень в тире. Прогнав боль, Трент немного присел, напружинив мышцы ног, вальтер в вытянутых руках окаменел. Мушка поймала грудь мужчины, палец нажал на спусковой крючок один раз и второй, когда мужчина пошатнулся. Ноги Трента оставались неподвижными, а сам он повернулся. Тот, что был на дороге, прыгнул в сторону; Трент сначала выстрелил ему в руку, что держала автомат, а затем в затылок, и мужчина медленно повалился на землю. И только тогда Трент позволил себе посмотреть на Марианну. Она стояла на коленях, по пояс голая, в грязи, сжимая в руках свою футболку.