Страница:
полезно, очень полезно.
- Вы хотите сказать, что вам полезно курить?
- Нет, то, что она мне не позволяет. Это большое дело, иметь жену,
способную определить то, без чего вы можете обойтись. Самому-то ведь
никогда до этого не додуматься. Она не позволяет мне даже прикоснуться к
сигарете.
Они уселись на диван, находившийся на некотором расстоянии от группы
курильщиков, и Сент-Джордж продолжал:
- А у вас есть?
- Что, сигарета?
- Да нет, жена.
- Нет. И все же я готов был бы поступиться сигаретой ради того, чтобы
иметь жену.
- Вам пришлось бы тогда отказаться и от многого другого, - заметил
Сент-Джордж. - Вместе с тем вам бы воздалось за это сторицей. Существует
множество доводов в пользу жен, - добавил он, сложив руки на груди и
скрестив вытянутые ноги. Закурить он решительно отказался и продолжал
держать в руке незажженную сигарету. Тронутый его учтивостью, Пол Оверт не
стал курить сам; клубившийся в комнате дым не достигал их, курильщики были
далеко, в противоположном углу. Сент-Джордж возобновил прерванный
разговор, сказав, что было бы, конечно, жаль, очень жаль, если бы они
расстались, так и не успев поболтать.
- Я ведь все о вас знаю, - добавил он, - знаю, что вы человек очень
незаурядный. Вы написали замечательную книгу.
- А откуда вы это знаете? - спросил Оверт.
- Ну что вы, мой дорогой, об этом же говорят, пишут в газетах, это
известно всем, - ответил Сент-Джордж с фамильярностью литературного
confrere тоном, в котором собеседнику его почудился шелест лавра. - Ваше
имя на устах у всех мужчин и, что еще того важнее, у всех женщин. К тому
же я только что читал вашу книгу.
- Только что? Утром вы ее еще не читали, - сказал Оверт.
- Откуда вы это знаете?
- Вы сами знаете откуда, - ответил молодой человек, смеясь.
- Вам, наверно, мисс Фэнкорт сказала.
- Право же, нет. Из ее слов я скорее мог понять, что вы ее читали.
- Ну да, это больше на нее похоже. Не правда ли, она все хочет видеть в
розовом свете? Но вы же ей не поверили? - спросил Сент-Джордж.
- Нет, не поверил, когда вы подошли к нам.
- Так, выходит, я тогда притворялся? И притворялся плохо? - И, не
дожидаясь ответа, Сент-Джордж продолжал: - Таким девушкам всегда надо
верить, всегда, всегда. Есть женщины, которых мы принимаем с какими-то
оговорками, со скидками, но ее вы должны принимать такой, какая она есть.
- Она очень мне нравится, - сказал Пол Оверт.
В тоне его было нечто такое, что на мгновение поразило его собеседника
своей несообразностью; может быть, это была рассудительность, с которой он
эти слова произнес.
Сент-Джордж разразился смехом и ответил:
- Лучшего вам и не придумать. Это бесподобная девушка! Говоря правду,
должен вам признаться, что когда мы с вами увиделись сегодня днем, я
действительно еще не читал вашу книгу.
- В таком случае, вы видите, как я был прав, что именно в этом не
поверил мисс Фэнкорт.
- То есть как же это вы были правы? Да разве я могу с этим согласиться,
если из-за этого я лишился вашего доверия?
- Так неужели же вам непременно хочется казаться всем таким, каким она
вас подает? Вам же нечего бояться, - сказал Пол.
- Милый юноша, не употребляйте слова "казаться" применительно к таким,
как я! Мне давно уже пора от всего _отказаться_, и от этого никуда не
уйдешь. Для ее юного воображения (такого богатого, не правда ли?) найдется
лучшее применение, чем тем или иным способом "подавать" такую усталую,
изношенную, заезженную скотину, как я! - В словах Сент-Джорджа внезапно
появилась грусть. Она вызвала в Поле протест, но, прежде чем он успел
открыть рот, чтобы возразить, собеседник его перевел разговор на только
что написанный им роман.
- Я не мог даже подумать, что вы пишете так хорошо, мало ли что
приходится слышать. Но это безусловно хорошо.
- Я буду писать, безусловно, лучше, - сказал Оверт.
- Я это вижу, и меня это привлекает в вас. Другие последовательно
становятся хуже - во всяком случае, большинство. Насколько же это легче -
становиться хуже! Видит бог, я все это испытал на себе. Знаете, меня не
так уж волнует, _что_ люди пытаются сделать и что им удается. Но _вы
должны_ быть лучше, чем они, вы должны держать голову высоко. Что там
говорить, мне это не удалось. Это очень трудно - в этом-то и вся
загвоздка; но я вижу, что вам это по силам. Будет таким позором, если вы
не сможете.
- Мне очень интересно услышать все, что вы рассказываете о себе, только
я не могу понять, на что вы намекаете, когда говорите, что сплоховали, -
заметил Пол Оверт с лицемерием, которое ему, правда, можно было простить.
Собеседник его сейчас так ему нравился, что в эту минуту он уже, кажется,
готов был больше не думать о постигавших знаменитого писателя неудачах.
- Не говорите этого, не говорите, - многозначительно ответил
Сент-Джордж; он сидел, откинув голову на спинку дивана и устремив взгляд
на потолок. - Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Я не прочел и
двадцати страниц вашей книги, как увидел, что это именно так.
- Вы очень меня этим огорчаете, - пробормотал Пол.
- Я этому только радуюсь, пусть это послужит вам своего рода
предупреждением. Конечно, это потрясающее зрелище - особенно для юноши
неискушенного, полного веры - видеть, как человека, достойного лучшей
доли, постигает в мои годы такое бесчестие.
Оставаясь все в той же созерцательной позе, Сент-Джордж говорил мягко,
но решительно и нисколько не волнуясь. В тоне его была какая-то
бесстрастная прямота, которая становилась неумолимо жестокой, жестокой по
отношению к себе самому. Пол Оверт опустил руку ему на плечо, словно в
знак протеста. Но говоривший не унимался и продолжал, в то время как глаза
его, казалось, следили за искусными изгибами лепки прекрасного потолка
работы Адамов (*5):
- Внимательно вглядитесь в мою судьбу и сделайте вывод из полученного
мною урока, ибо это действительно урок. Пусть вам пойдет на пользу хотя бы
то, что жалкий мой вид повергнет вас в содрогание; пусть это поможет вам в
будущем не сворачивать с прямого пути. Не становитесь в старости тем, чем
стал я - горьким, невольным примером того, к чему приводит поклонение
ложным богам.
- Помилуйте, о какой же это старости вы говорите? - спросил Пол Оверт.
- Именно это меня и состарило. Но мне нравится то, что вы молоды.
Оверт ничего не ответил; около минуты они провели в молчании. Слышно
было, как курильщики толковали о парламентском большинстве.
- А что же это за ложные боги? - спросил Пол Оверт.
- Идолы рынка - деньги, и роскошь, и светская жизнь, заботы о том,
чтобы устроить детей и одеть жену - все, что толкает человека на этот путь
наименьшего сопротивления. О, на какие только подлости не приходится из-за
этого идти!
- Но ведь всегда же надо бывает как-то устраивать детей.
- Незачем их вообще заводить, - бесстрастно изрек Сент-Джордж. -
Разумеется, если вы намерены создать что-то значительное.
- Но разве дети не вдохновляют вас, не толкают на творчество?
- Образно выражаясь, они толкают вниз, становятся для вас проклятием.
- Вы коснулись очень глубоких проблем, которые я хотел бы с вами
обсудить, - сказал Пол Оверт. - Мне бы хотелось, чтобы вы мне рассказали о
себе еще и еще. _Для меня_ это настоящий праздник!
- Я в этом не сомневаюсь, жестокий вы юноша. Но для того, чтобы
показать вам, что, как ни низко я пал, я все же еще способен на
самопожертвование, я привяжу ради вас тщеславие мое к столбу и сожгу его
дотла. Надо, чтобы вы пришли ко мне, надо, чтобы вы пришли к нам. Миссис
Сент-Джордж женщина обаятельная; я не знаю, представился ли вам здесь
случай поговорить с ней. Она будет счастлива с вами повидаться. Она любит
людей знаменитых, будь то знаменитости начинающие или уже утвердившиеся в
своей славе. Вы должны прийти с нами пообедать, жена вам пришлет
приглашение. Где вы живете?
- Вот мой адрес. - Оверт вытащил из кармана записную книжку и достал
оттуда визитную карточку. Но, пораздумав, тут же спрятал ее обратно и
заметил, что не хочет обременять этим своего нового друга и что лучше он
просто приедет к ним в Лондоне и тогда оставит эту карточку в случае, если
не удастся их повидать.
- Ну так скорее всего вам это и не удастся. Жена постоянно где-то в
бегах, а если приходит, то валится с ног от усталости. Вы должны приехать
как-нибудь к нам пообедать, хоть от этого, может быть, тоже толку не будет
- жена любит устраивать званые обеды. Вот что: вам надо приехать к нам за
город, это самое лучшее; у нас там очень просторно и совсем неплохо.
- Как, у вас есть загородный дом? - с завистью спросил Пол.
- Ну, не такой, как этот! Но мы там любим бывать, час езды с Юстонского
вокзала (*6). Это и есть одна из причин...
- Одна из причин чего?
- Того, что я пишу такие плохие книги.
- Вы должны рассказать мне обо всех остальных! - воскликнул Пол Оверт,
смеясь.
На это Сент-Джордж ничего не ответил; он только с какой-то резкостью
спросил:
- Нет, почему я не встретил вас раньше?
Тон, которым он это произнес, был необычайно лестен для его нового
друга, в нем сквозило убеждение, что он теперь только понял, что долгие
годы ему чего-то недоставало.
- Отчасти, может быть, потому, что у нас с вами не было случая
увидеться. Мне не доводилось бывать в свете - я имею в виду ваш круг.
Много лет меня вообще не было в Англии - я жил в разных городах за
границей.
- Ну так, пожалуйста, этого больше не делайте. Вам надо заняться
Англией - она этого стоит.
- По-вашему, я должен писать о ней? - спросил Пол Оверт, и в голосе его
слышалось покорное, почти детское простодушие.
- Конечно, должны. И не забудьте, что писать вы должны замечательно! В
моих глазах достоинство последнего вашего романа несколько умаляется тем,
что действие происходит за границей. Черт с ней, с заграницей! Оставайтесь
у себя на родине и делайте свое дело здесь. Выбирайте такие предметы, о
которых мы можем судить.
- Я последую любому вашему совету, - сказал Пол Оверт, слушая его с
напряженным вниманием, - только простите, но я все-таки не понимаю, как
это вы могли читать мою книгу, - добавил он. - Целый день вы были у меня
на глазах, сначала мы долго гуляли, потом пили на лужайке чай, пока не
пошли переодеться, а весь вечер мы провели за обедом и были здесь.
Сент-Джордж повернулся к нему с улыбкой.
- Я читал ее только какие-нибудь четверть часа.
- Четверть часа - это хорошо, но, верите ли, я никак не пойму, во что
же они вклинились? В гостиной после обеда вы же ведь не читали, вы
разговаривали с мисс Фэнкорт.
- Это, по сути дела, было то же самое, мы ведь говорили о
"Джинистрелле". Она рассказала мне содержание, а потом одолжила мне книгу.
- Одолжила вам книгу?
- Она ее возит всюду с собой.
- Просто не верится, - пробормотал Пол Оверт, краснея.
- Это очень лестно для вас, но, согласитесь, мне ведь тоже повезло.
Когда дамы расходились, она была так мила, что предложила прислать вашу
книгу. Горничная принесла ее в холл, и я взял ее к себе в комнату. Я вовсе
не собирался сюда приходить, я так редко себе это позволяю. Но рано я
никогда не засыпаю, я привык еще час или два читать. Я не стал даже
раздеваться, скинул только пиджак и сразу же принялся за ваш роман. Мне
кажется, это свидетельствует о том, что любопытство мое было сильно
возбуждено. Читал я, как вы уже знаете, какие-нибудь четверть часа, но
этого было достаточно, чтобы он успел меня поразить.
- Ну вот, а начало там как раз не очень удачное - надо непременно все
дочитать до конца, - сказал Оверт, с огромным интересом слушавший все, что
он говорил. - И что же, вы оставили книгу и отправились за мной? - спросил
он.
- Да, до такой степени она меня взволновала, я подумал: "Это явно ни на
кого не похоже, а написавший ее здесь, рядом, и вот уже вечер, а я не
перекинулся с ним даже несколькими словами". Потом мне пришло в голову,
что вы можете быть в курительной и еще не поздно будет исправить мою
ошибку. Мне хотелось оказать вам какое-то внимание, и вот я оделся и
спустился сюда. Теперь мне уже будет не оторваться от вашей книги.
Пол Оверт заерзал на диване, он был неимоверно тронут этим проявленным
к нему доброжелательством.
- Право же, вы исключительно добры. Cela s'est passe comme ca? [Вот
оно, оказывается, как было? (фр.)] А я вот сижу тут рядом с вами и даже не
предполагал этого и не поблагодарил вас!
- Благодарите мисс Фэнкорт, это она меня так настроила. После ее слов у
меня такое чувство, будто я прочел весь роман целиком.
- Это настоящий ангел! - воскликнул Пол Оверт.
- Еще бы! Такой девушки я не встречал ни разу. У нее совершенно особый
интерес к литературе, как ни у кого другого, и это трогательно. Она
относится к этому так серьезно. Она понимает искусства, и ей хочется
понимать их еще лучше. Тем, кто занимается ими, становится стыдно за себя,
так велик ее интерес, ее участие, так она верит в их творческие силы. Ну
можно ли написать что-нибудь на уровне того представления о вас, которое
она себе создала?
- Это редкостная натура, - вздохнул Пол Оверт.
- Такого душевного богатства я еще не встречал ни в ком, такой
удивительной чуткости к искусству. И еще в сочетании с такой красотой! -
воскликнул Сент-Джордж.
- Такую девушку хочется вывести в романе, - продолжал Оверт.
- Да, конечно, ничто, ничто не сравнится с жизнью! Когда ты уже человек
конченый, выжатый лимон, когда ты вымотан жизнью и уверился в том, что все
уже позади, с тобою все еще говорят, и тебя вдруг что-то начинает трогать,
волновать, возникает какой-то замысел, рожденный из лона окружающей тебя
действительности... убеждает тебя в том, что ты еще на что-то способен.
Только я не стану этого делать, она не для меня!
- Как это так - не для вас?
- Мое время уже прошло; если хотите, она - для вас.
- Ну что вы! - возразил Пол Оверт. - Она отнюдь не для какого-нибудь
захудалого писаки; она для мира, для яркого богатого мира, где процветают
подкупы и награды. И этот мир завладеет ею, он ее унесет.
- Он попытается это сделать, но это как раз тот случай, когда может
завязаться борьба. И за девушку эту стоило бы бороться человеку, на
стороне которого молодость и талант.
Полу Оверту трудно было отделаться от впечатления, которое произвели на
него эти слова. Какое-то время он молчал.
- Удивительно, что она остается такой, как есть, что она так щедро себя
отдает, а ей так много дано.
- Вы хотите сказать, остается такой простодушной, такой
непосредственной? Поверьте, она нисколько не заботится о себе, она отдает
от избытка. У нее есть свои чувства, свои представления о вещах; она
нисколько не думает о том, что ей надлежит быть гордой. Притом она ведь
здесь совсем недавно, ее еще не успели испортить. Какие-то наши светские
правила она переняла, но лишь те, что пришлись ей по вкусу. Она
провинциальна, но талантливо провинциальна; сами промахи ее очаровательны,
в ошибках ее есть своя прелесть. Она вернулась сюда из Азии, исполненная
неуемного любопытства, раздираемая неутоленными желаниями. Это личность
выдающаяся, но силы ее уходят на заурядное. Это сама жизнь, а меж тем она
полна интереса к имитациям жизни. Она способна все перепутать, и вместе с
тем нет ни одной вещи, к которой у нее не было бы собственного отношения.
Она видит все как бы издалека, можно подумать, что с вершины Гималаев, и
вместе с тем все, к чему она прикасается, становится как бы крупнее. Надо
сказать, что она все преувеличивает, разумеется, в собственных глазах. Она
преувеличенного мнения о вас и обо мне.
В словах этих не было ничего, что могло сколько-нибудь смягчить
возбужденное состояние, в которое привел нашего молодого друга только что
набросанный портрет этого прелестного существа. Ему казалось, что он
ощутил в каждом штрихе приводивший его в восхищение стиль Сент-Джорджа, и
он проникся им, упоенный образом девушки, который парил теперь перед его
внутренним взором, - образом, которому следовало стать-неотъемлемой
принадлежностью доведенного до совершенства романа. Минуту спустя он
увидел, что образ этот обернулся облаком дыма, а из этого дыма - последней
струи, извергнутой толстой сигарой, - послышался голос генерала Фэнкорта,
который, покинув компанию курильщиков, предстал теперь перед сидевшими на
диване.
- Ну, уж раз вы втянулись в такой разговор, вы, верно, просидите тут до
полуночи, - произнес он.
- До полуночи? Jamais de la vie! [Ни за что! (фр.)] Я соблюдаю правила
гигиены, - ответил Сент-Джордж и поднялся с места.
- Сразу видно, что вы тепличные растения, - сказал генерал со смехом. -
Так вот вы и выращиваете свои цветы.
- Мои распускаются каждое утро между десятью и часом. Цветение у меня
происходит регулярно! - подхватил Сент-Джордж.
- И еще какое роскошное! - прибавил учтивый генерал, и Пол Оверт имел
возможность заметить, как мало автора "Призрачного озера" смущало, когда к
нему обращались как к знаменитому романисту. Молодой человек был уверен,
что _сам он_ никогда бы к этому не привык - ему всякий раз становилось бы
не по себе (от одной мысли, что люди могли бы подумать, что они обязаны
это делать), и ему хотелось бы этого не допустить. По-видимому, его
знаменитый собрат по перу сделался в этом отношении более жестким и
твердым - сумел выработать в себе неуязвимость. Мужчины докурили сигары и
каждый, взяв со стола свой подсвечник, приготовился идти спать; но,
однако, прежде чем все разошлись, лорд Уотермаут пригласил Сент-Джорджа и
Пола Оверта чего-нибудь выпить. Вышло так, что оба отказались. По этому
поводу генерал Фэнкорт заметил:
- И это вы называете гигиеническим правилом? Вы не хотите полить ваши
цветы?
- О, я бы охотно их совсем затопил! - ответил Сент-Джордж, но, как
только они с Овертом вышли из комнаты, тоном капризного ребенка шепнул
ему: - Жена мне не позволяет.
- Что же, я рад, что не принадлежу к вашему лагерю! - воскликнул
генерал.
Близость Саммерсофта к Лондону явилась источником разочарования для
человека, предвкушавшего совместную поездку в вагоне после завтрака:
большинство гостей отправилось в город в собственных экипажах, поездом же
поехали только слуги, которые повезли багаж. Несколько молодых людей, и в
их числе Пол Оверт, последовали их примеру; перед этим, стоя у подъезда
дома, они проводили всех отъезжавших. Мисс Фэнкорт, прежде чем сесть
вместе с отцом в викторию (*7), пожала Полу Оверту руку и, улыбаясь,
обворожительно просто сказала ему:
- Мы с вами _должны_ еще повидаться. Миссис Сент-Джордж так мила: она
обещала пригласить нас обоих обедать.
Дама эта вместе со своим супругом уселась в отлично снаряженную карету
(она изъявила желание ехать непременно в закрытом экипаже), и, в то время
как в ответ на их кивки он помахивал им шляпой, молодому человеку
подумалось, что чета эта достойным образом воплощает в себе успех,
материальную обеспеченность и общественную репутацию литературы. Это,
конечно, было еще не все, но тем не менее он в какой-то степени был за эту
литературу горд.
Меньше чем через неделю Пол Оверт встретил мисс Фэнкорт на Бонд-стрит
на приватной выставке (*8) одного молодого художника, писавшего пером,
который оказал им любезность, пригласив их в это душное помещение. Рисунки
были очень хороши, но в этой единственной комнате собралось столько
народу, что у Пола было такое чувство, что его посадили по самые уши в
большой мешок с шерстью. Люди, составлявшие передний край толпы,
выпячиваясь вперед, вытягивая спины и создавая этим сзади еще более
выпуклую броню, чтобы противиться напору входивших, старались в то же
время сохранить известное расстояние между своими носами и застекленным
картоном с рисунками, в то время как находившиеся в середине и погруженные
в полумрак, который создавал большой горизонтальный экран, подвешенный
прямо под стеклянным потолком и пропускавший только узенькую полоску
света, стояли прямо, стиснутые толпою и принужденные поневоле созерцать
лишь чьи-то плечи и шеи. Бесплодность такого созерцания особенно отчетливо
запечатлелась в печальных глазах дам, чьи высоко посаженные головы в
причудливых шляпах с перьями выделялись над всеми другими. Пол Оверт
заметил, что одна из обладательниц этих глаз намного превосходит остальных
своей красотою и вслед за тем обнаружил, что это не кто иная, как мисс
Фэнкорт. Красота ее еще выиграла от радостной улыбки, которую она послала
ему сквозь все нагромождение человеческих тел, - улыбки, на зов которой он
тут же устремился, стараясь побыстрее преодолеть разделявшие их преграды.
Еще будучи в Саммерсофте, он разгадал, что натуре этой девушки менее всего
было свойственно притворное равнодушие. Но, даже помня об этом, он сумел и
сейчас заново и сполна насладиться тем, что в ней не было никакого
напускного спокойствия. Она улыбалась ему такой сияющею улыбкой, как будто
хотела поторопить его, а как только он протиснулся совсем близко к ней,
сказала своим радостным голосом:
- Он здесь! Он здесь! Сейчас он вернется сюда!
- Ах, ваш отец? - спросил Пол, в то время как она уже успела протянуть
ему руку.
- Да нет же, бедный папа так от всего этого далек. Я говорю о мистере
Сент-Джордже. Он только что отошел, чтобы с кем-то поговорить, да вот он
идет. Это ведь он привез меня сюда. Мило с его стороны, не правда ли?
- Вот видите, сколько у него преимуществ передо мной. Я-то ведь не мог
бы "привезти" вас сюда, не так ли?
- Если бы вы были так любезны и мне это предложили, то неужели бы я не
согласилась? - спросила девушка, и на лице ее не было никакого дешевого
кокетства, на нем была радость, оно утверждало истину.
- Ну как это, он же pere de famille [отец семейства (фр.)]. У таких
людей есть особые привилегии, - объяснил ей Пол Оверт. И тут же
стремительно спросил: - А вы бы поехали что-нибудь посмотреть _со мной_?
- Все, что вам захочется! - снова улыбнулась она. - Понятно, вы имели в
виду, что молодую девушку непременно надо приглашать еще с кем-нибудь... -
и остановилась на полуслове, чтобы тут же сказать: - Не знаю; я свободна.
Я всегда была такой, - продолжала она. - Я могу поехать куда угодно и с
кем угодно. Я так рада, что встретила вас, - добавила она с
обворожительной мягкостью, которая заставила находившихся возле нее людей
обернуться.
- Позвольте же мне отблагодарить вас за эти слова по крайней мере тем,
что я вас вытащу из этой давки, - сказал Пол Оверт. - Право же, людям тут
несладко.
- Да, они все какие-то mornes [угрюмые (фр.)], не правда ли? Но мне-то
здесь очень хорошо, и я обещала мистеру Сент-Джорджу, что останусь тут,
пока он не вернется. Он потом меня увезет. Знаете, ему все время присылают
приглашения на такие выставки, больше, чем надо. Это была большая
любезность с его стороны, что он вспомнил обо мне.
- Мне тоже присылают такие приглашения и тоже больше, чем надо. И если
дело только за тем, чтобы я вспомнил _о вас_... - продолжал Пол.
- О, это такая для меня радость - вся эта жизнь, Лондон!
- В Азии, должно быть, не устраивают таких вот выставок. Но как жаль,
что до конца года в этом благодатном городе их уже, пожалуй, не будет.
- Тогда отложим это до будущего года - вы, надеюсь, верите, что мы с
вами останемся друзьями. Вот он идет! - воскликнула мисс Фэнкорт, прежде
чем Пол успел ответить.
Он увидел в толпе Сент-Джорджа и, может быть, именно поэтому поспешил
сказать:
- Надеюсь, это все же не значит, что до будущего года мы с вами не
увидимся?
- Нет! Что вы! А разве мы не обедаем вместе двадцать пятого? - ответила
она, и чувствовалось, что она хочет этой встречи едва ли не больше, чем
он.
- Это почти что будущий год. А нам никак нельзя увидеться раньше?
Она посмотрела на него сияющими глазами.
- Вы хотите сказать, что готовы прийти ко мне?
- Без промедления, если вы будете так любезны, что меня пригласите!
- Тогда вот что: в воскресенье, в ближайшее воскресенье, хорошо?
- Что же я сделал такого, что вы вдруг усомнились? - улыбнувшись,
спросил молодой человек.
Мисс Фэнкорт мгновенно повернулась к подошедшему к ним Сент-Джорджу и
торжествующе возвестила:
- Он придет в воскресенье, в это воскресенье!
- Да это же мой день, мой день! - воскликнул знаменитый романист, глядя
на Пола Оверта и смеясь.
- Да, но не только ваш. Вы встретитесь на Манчестер-сквер, у вас будет
время поговорить, поблистать!
- Что-то редко уж очень мы с вами встречаемся, - заметил Сент-Джордж,
пожимая своему почитателю руку. - Слишком много всяких дел, да, слишком
много! Но надо, чтобы вы обязательно приехали к нам в сентябре на дачу. Не
забудьте, вы мне это обещали!
- Так ведь он же еще придет к вам двадцать пятого, вот вы и увидитесь,
- напомнила Мэриан Фэнкорт.
- Двадцать пятого? - рассеянно переспросил Сент-Джордж.
- Мы же у вас обедаем; надеюсь, вы не забыли. Он, верно, приглашен
куда-нибудь в гости, - весело добавила она, обращаясь к Полу Оверту.
- И в самом деле! Как это чудесно! И вы придете? Жена мне ничего не
говорила, - сказал Сент-Джордж. - Слишком много дел, слишком много дел! -
повторил он.
- Слишком много, людей, слишком много людей! - воскликнул Пол, отступая
перед чьим-то локтем.
- Не вам это говорить: все они вас читают.
- Меня? Хотелось бы мне посмотреть на этих читателей! Их самое большее
двое или трое, - ответил Пол Оверт.
- Слыхали вы что-нибудь подобное? Он знает себе цену! - со смехом
провозгласил Сент-Джордж, глядя на мисс Фэнкорт. - Они читают _меня_, но
от этого они не становятся в моих глазах интереснее. Давайте же уйдем от
них, уйдем! - И он стал протискиваться к выходу.
- Он сейчас повезет меня в Парк (*9), - с восторгом сообщила девушка, в
то время как они уже шли по коридору.
- Ах, он там бывает? - спросил Пол, пораженный этим обстоятельством,
которое в его глазах явилось неожиданной иллюстрацией moeurs [образа жизни
- Вы хотите сказать, что вам полезно курить?
- Нет, то, что она мне не позволяет. Это большое дело, иметь жену,
способную определить то, без чего вы можете обойтись. Самому-то ведь
никогда до этого не додуматься. Она не позволяет мне даже прикоснуться к
сигарете.
Они уселись на диван, находившийся на некотором расстоянии от группы
курильщиков, и Сент-Джордж продолжал:
- А у вас есть?
- Что, сигарета?
- Да нет, жена.
- Нет. И все же я готов был бы поступиться сигаретой ради того, чтобы
иметь жену.
- Вам пришлось бы тогда отказаться и от многого другого, - заметил
Сент-Джордж. - Вместе с тем вам бы воздалось за это сторицей. Существует
множество доводов в пользу жен, - добавил он, сложив руки на груди и
скрестив вытянутые ноги. Закурить он решительно отказался и продолжал
держать в руке незажженную сигарету. Тронутый его учтивостью, Пол Оверт не
стал курить сам; клубившийся в комнате дым не достигал их, курильщики были
далеко, в противоположном углу. Сент-Джордж возобновил прерванный
разговор, сказав, что было бы, конечно, жаль, очень жаль, если бы они
расстались, так и не успев поболтать.
- Я ведь все о вас знаю, - добавил он, - знаю, что вы человек очень
незаурядный. Вы написали замечательную книгу.
- А откуда вы это знаете? - спросил Оверт.
- Ну что вы, мой дорогой, об этом же говорят, пишут в газетах, это
известно всем, - ответил Сент-Джордж с фамильярностью литературного
confrere тоном, в котором собеседнику его почудился шелест лавра. - Ваше
имя на устах у всех мужчин и, что еще того важнее, у всех женщин. К тому
же я только что читал вашу книгу.
- Только что? Утром вы ее еще не читали, - сказал Оверт.
- Откуда вы это знаете?
- Вы сами знаете откуда, - ответил молодой человек, смеясь.
- Вам, наверно, мисс Фэнкорт сказала.
- Право же, нет. Из ее слов я скорее мог понять, что вы ее читали.
- Ну да, это больше на нее похоже. Не правда ли, она все хочет видеть в
розовом свете? Но вы же ей не поверили? - спросил Сент-Джордж.
- Нет, не поверил, когда вы подошли к нам.
- Так, выходит, я тогда притворялся? И притворялся плохо? - И, не
дожидаясь ответа, Сент-Джордж продолжал: - Таким девушкам всегда надо
верить, всегда, всегда. Есть женщины, которых мы принимаем с какими-то
оговорками, со скидками, но ее вы должны принимать такой, какая она есть.
- Она очень мне нравится, - сказал Пол Оверт.
В тоне его было нечто такое, что на мгновение поразило его собеседника
своей несообразностью; может быть, это была рассудительность, с которой он
эти слова произнес.
Сент-Джордж разразился смехом и ответил:
- Лучшего вам и не придумать. Это бесподобная девушка! Говоря правду,
должен вам признаться, что когда мы с вами увиделись сегодня днем, я
действительно еще не читал вашу книгу.
- В таком случае, вы видите, как я был прав, что именно в этом не
поверил мисс Фэнкорт.
- То есть как же это вы были правы? Да разве я могу с этим согласиться,
если из-за этого я лишился вашего доверия?
- Так неужели же вам непременно хочется казаться всем таким, каким она
вас подает? Вам же нечего бояться, - сказал Пол.
- Милый юноша, не употребляйте слова "казаться" применительно к таким,
как я! Мне давно уже пора от всего _отказаться_, и от этого никуда не
уйдешь. Для ее юного воображения (такого богатого, не правда ли?) найдется
лучшее применение, чем тем или иным способом "подавать" такую усталую,
изношенную, заезженную скотину, как я! - В словах Сент-Джорджа внезапно
появилась грусть. Она вызвала в Поле протест, но, прежде чем он успел
открыть рот, чтобы возразить, собеседник его перевел разговор на только
что написанный им роман.
- Я не мог даже подумать, что вы пишете так хорошо, мало ли что
приходится слышать. Но это безусловно хорошо.
- Я буду писать, безусловно, лучше, - сказал Оверт.
- Я это вижу, и меня это привлекает в вас. Другие последовательно
становятся хуже - во всяком случае, большинство. Насколько же это легче -
становиться хуже! Видит бог, я все это испытал на себе. Знаете, меня не
так уж волнует, _что_ люди пытаются сделать и что им удается. Но _вы
должны_ быть лучше, чем они, вы должны держать голову высоко. Что там
говорить, мне это не удалось. Это очень трудно - в этом-то и вся
загвоздка; но я вижу, что вам это по силам. Будет таким позором, если вы
не сможете.
- Мне очень интересно услышать все, что вы рассказываете о себе, только
я не могу понять, на что вы намекаете, когда говорите, что сплоховали, -
заметил Пол Оверт с лицемерием, которое ему, правда, можно было простить.
Собеседник его сейчас так ему нравился, что в эту минуту он уже, кажется,
готов был больше не думать о постигавших знаменитого писателя неудачах.
- Не говорите этого, не говорите, - многозначительно ответил
Сент-Джордж; он сидел, откинув голову на спинку дивана и устремив взгляд
на потолок. - Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Я не прочел и
двадцати страниц вашей книги, как увидел, что это именно так.
- Вы очень меня этим огорчаете, - пробормотал Пол.
- Я этому только радуюсь, пусть это послужит вам своего рода
предупреждением. Конечно, это потрясающее зрелище - особенно для юноши
неискушенного, полного веры - видеть, как человека, достойного лучшей
доли, постигает в мои годы такое бесчестие.
Оставаясь все в той же созерцательной позе, Сент-Джордж говорил мягко,
но решительно и нисколько не волнуясь. В тоне его была какая-то
бесстрастная прямота, которая становилась неумолимо жестокой, жестокой по
отношению к себе самому. Пол Оверт опустил руку ему на плечо, словно в
знак протеста. Но говоривший не унимался и продолжал, в то время как глаза
его, казалось, следили за искусными изгибами лепки прекрасного потолка
работы Адамов (*5):
- Внимательно вглядитесь в мою судьбу и сделайте вывод из полученного
мною урока, ибо это действительно урок. Пусть вам пойдет на пользу хотя бы
то, что жалкий мой вид повергнет вас в содрогание; пусть это поможет вам в
будущем не сворачивать с прямого пути. Не становитесь в старости тем, чем
стал я - горьким, невольным примером того, к чему приводит поклонение
ложным богам.
- Помилуйте, о какой же это старости вы говорите? - спросил Пол Оверт.
- Именно это меня и состарило. Но мне нравится то, что вы молоды.
Оверт ничего не ответил; около минуты они провели в молчании. Слышно
было, как курильщики толковали о парламентском большинстве.
- А что же это за ложные боги? - спросил Пол Оверт.
- Идолы рынка - деньги, и роскошь, и светская жизнь, заботы о том,
чтобы устроить детей и одеть жену - все, что толкает человека на этот путь
наименьшего сопротивления. О, на какие только подлости не приходится из-за
этого идти!
- Но ведь всегда же надо бывает как-то устраивать детей.
- Незачем их вообще заводить, - бесстрастно изрек Сент-Джордж. -
Разумеется, если вы намерены создать что-то значительное.
- Но разве дети не вдохновляют вас, не толкают на творчество?
- Образно выражаясь, они толкают вниз, становятся для вас проклятием.
- Вы коснулись очень глубоких проблем, которые я хотел бы с вами
обсудить, - сказал Пол Оверт. - Мне бы хотелось, чтобы вы мне рассказали о
себе еще и еще. _Для меня_ это настоящий праздник!
- Я в этом не сомневаюсь, жестокий вы юноша. Но для того, чтобы
показать вам, что, как ни низко я пал, я все же еще способен на
самопожертвование, я привяжу ради вас тщеславие мое к столбу и сожгу его
дотла. Надо, чтобы вы пришли ко мне, надо, чтобы вы пришли к нам. Миссис
Сент-Джордж женщина обаятельная; я не знаю, представился ли вам здесь
случай поговорить с ней. Она будет счастлива с вами повидаться. Она любит
людей знаменитых, будь то знаменитости начинающие или уже утвердившиеся в
своей славе. Вы должны прийти с нами пообедать, жена вам пришлет
приглашение. Где вы живете?
- Вот мой адрес. - Оверт вытащил из кармана записную книжку и достал
оттуда визитную карточку. Но, пораздумав, тут же спрятал ее обратно и
заметил, что не хочет обременять этим своего нового друга и что лучше он
просто приедет к ним в Лондоне и тогда оставит эту карточку в случае, если
не удастся их повидать.
- Ну так скорее всего вам это и не удастся. Жена постоянно где-то в
бегах, а если приходит, то валится с ног от усталости. Вы должны приехать
как-нибудь к нам пообедать, хоть от этого, может быть, тоже толку не будет
- жена любит устраивать званые обеды. Вот что: вам надо приехать к нам за
город, это самое лучшее; у нас там очень просторно и совсем неплохо.
- Как, у вас есть загородный дом? - с завистью спросил Пол.
- Ну, не такой, как этот! Но мы там любим бывать, час езды с Юстонского
вокзала (*6). Это и есть одна из причин...
- Одна из причин чего?
- Того, что я пишу такие плохие книги.
- Вы должны рассказать мне обо всех остальных! - воскликнул Пол Оверт,
смеясь.
На это Сент-Джордж ничего не ответил; он только с какой-то резкостью
спросил:
- Нет, почему я не встретил вас раньше?
Тон, которым он это произнес, был необычайно лестен для его нового
друга, в нем сквозило убеждение, что он теперь только понял, что долгие
годы ему чего-то недоставало.
- Отчасти, может быть, потому, что у нас с вами не было случая
увидеться. Мне не доводилось бывать в свете - я имею в виду ваш круг.
Много лет меня вообще не было в Англии - я жил в разных городах за
границей.
- Ну так, пожалуйста, этого больше не делайте. Вам надо заняться
Англией - она этого стоит.
- По-вашему, я должен писать о ней? - спросил Пол Оверт, и в голосе его
слышалось покорное, почти детское простодушие.
- Конечно, должны. И не забудьте, что писать вы должны замечательно! В
моих глазах достоинство последнего вашего романа несколько умаляется тем,
что действие происходит за границей. Черт с ней, с заграницей! Оставайтесь
у себя на родине и делайте свое дело здесь. Выбирайте такие предметы, о
которых мы можем судить.
- Я последую любому вашему совету, - сказал Пол Оверт, слушая его с
напряженным вниманием, - только простите, но я все-таки не понимаю, как
это вы могли читать мою книгу, - добавил он. - Целый день вы были у меня
на глазах, сначала мы долго гуляли, потом пили на лужайке чай, пока не
пошли переодеться, а весь вечер мы провели за обедом и были здесь.
Сент-Джордж повернулся к нему с улыбкой.
- Я читал ее только какие-нибудь четверть часа.
- Четверть часа - это хорошо, но, верите ли, я никак не пойму, во что
же они вклинились? В гостиной после обеда вы же ведь не читали, вы
разговаривали с мисс Фэнкорт.
- Это, по сути дела, было то же самое, мы ведь говорили о
"Джинистрелле". Она рассказала мне содержание, а потом одолжила мне книгу.
- Одолжила вам книгу?
- Она ее возит всюду с собой.
- Просто не верится, - пробормотал Пол Оверт, краснея.
- Это очень лестно для вас, но, согласитесь, мне ведь тоже повезло.
Когда дамы расходились, она была так мила, что предложила прислать вашу
книгу. Горничная принесла ее в холл, и я взял ее к себе в комнату. Я вовсе
не собирался сюда приходить, я так редко себе это позволяю. Но рано я
никогда не засыпаю, я привык еще час или два читать. Я не стал даже
раздеваться, скинул только пиджак и сразу же принялся за ваш роман. Мне
кажется, это свидетельствует о том, что любопытство мое было сильно
возбуждено. Читал я, как вы уже знаете, какие-нибудь четверть часа, но
этого было достаточно, чтобы он успел меня поразить.
- Ну вот, а начало там как раз не очень удачное - надо непременно все
дочитать до конца, - сказал Оверт, с огромным интересом слушавший все, что
он говорил. - И что же, вы оставили книгу и отправились за мной? - спросил
он.
- Да, до такой степени она меня взволновала, я подумал: "Это явно ни на
кого не похоже, а написавший ее здесь, рядом, и вот уже вечер, а я не
перекинулся с ним даже несколькими словами". Потом мне пришло в голову,
что вы можете быть в курительной и еще не поздно будет исправить мою
ошибку. Мне хотелось оказать вам какое-то внимание, и вот я оделся и
спустился сюда. Теперь мне уже будет не оторваться от вашей книги.
Пол Оверт заерзал на диване, он был неимоверно тронут этим проявленным
к нему доброжелательством.
- Право же, вы исключительно добры. Cela s'est passe comme ca? [Вот
оно, оказывается, как было? (фр.)] А я вот сижу тут рядом с вами и даже не
предполагал этого и не поблагодарил вас!
- Благодарите мисс Фэнкорт, это она меня так настроила. После ее слов у
меня такое чувство, будто я прочел весь роман целиком.
- Это настоящий ангел! - воскликнул Пол Оверт.
- Еще бы! Такой девушки я не встречал ни разу. У нее совершенно особый
интерес к литературе, как ни у кого другого, и это трогательно. Она
относится к этому так серьезно. Она понимает искусства, и ей хочется
понимать их еще лучше. Тем, кто занимается ими, становится стыдно за себя,
так велик ее интерес, ее участие, так она верит в их творческие силы. Ну
можно ли написать что-нибудь на уровне того представления о вас, которое
она себе создала?
- Это редкостная натура, - вздохнул Пол Оверт.
- Такого душевного богатства я еще не встречал ни в ком, такой
удивительной чуткости к искусству. И еще в сочетании с такой красотой! -
воскликнул Сент-Джордж.
- Такую девушку хочется вывести в романе, - продолжал Оверт.
- Да, конечно, ничто, ничто не сравнится с жизнью! Когда ты уже человек
конченый, выжатый лимон, когда ты вымотан жизнью и уверился в том, что все
уже позади, с тобою все еще говорят, и тебя вдруг что-то начинает трогать,
волновать, возникает какой-то замысел, рожденный из лона окружающей тебя
действительности... убеждает тебя в том, что ты еще на что-то способен.
Только я не стану этого делать, она не для меня!
- Как это так - не для вас?
- Мое время уже прошло; если хотите, она - для вас.
- Ну что вы! - возразил Пол Оверт. - Она отнюдь не для какого-нибудь
захудалого писаки; она для мира, для яркого богатого мира, где процветают
подкупы и награды. И этот мир завладеет ею, он ее унесет.
- Он попытается это сделать, но это как раз тот случай, когда может
завязаться борьба. И за девушку эту стоило бы бороться человеку, на
стороне которого молодость и талант.
Полу Оверту трудно было отделаться от впечатления, которое произвели на
него эти слова. Какое-то время он молчал.
- Удивительно, что она остается такой, как есть, что она так щедро себя
отдает, а ей так много дано.
- Вы хотите сказать, остается такой простодушной, такой
непосредственной? Поверьте, она нисколько не заботится о себе, она отдает
от избытка. У нее есть свои чувства, свои представления о вещах; она
нисколько не думает о том, что ей надлежит быть гордой. Притом она ведь
здесь совсем недавно, ее еще не успели испортить. Какие-то наши светские
правила она переняла, но лишь те, что пришлись ей по вкусу. Она
провинциальна, но талантливо провинциальна; сами промахи ее очаровательны,
в ошибках ее есть своя прелесть. Она вернулась сюда из Азии, исполненная
неуемного любопытства, раздираемая неутоленными желаниями. Это личность
выдающаяся, но силы ее уходят на заурядное. Это сама жизнь, а меж тем она
полна интереса к имитациям жизни. Она способна все перепутать, и вместе с
тем нет ни одной вещи, к которой у нее не было бы собственного отношения.
Она видит все как бы издалека, можно подумать, что с вершины Гималаев, и
вместе с тем все, к чему она прикасается, становится как бы крупнее. Надо
сказать, что она все преувеличивает, разумеется, в собственных глазах. Она
преувеличенного мнения о вас и обо мне.
В словах этих не было ничего, что могло сколько-нибудь смягчить
возбужденное состояние, в которое привел нашего молодого друга только что
набросанный портрет этого прелестного существа. Ему казалось, что он
ощутил в каждом штрихе приводивший его в восхищение стиль Сент-Джорджа, и
он проникся им, упоенный образом девушки, который парил теперь перед его
внутренним взором, - образом, которому следовало стать-неотъемлемой
принадлежностью доведенного до совершенства романа. Минуту спустя он
увидел, что образ этот обернулся облаком дыма, а из этого дыма - последней
струи, извергнутой толстой сигарой, - послышался голос генерала Фэнкорта,
который, покинув компанию курильщиков, предстал теперь перед сидевшими на
диване.
- Ну, уж раз вы втянулись в такой разговор, вы, верно, просидите тут до
полуночи, - произнес он.
- До полуночи? Jamais de la vie! [Ни за что! (фр.)] Я соблюдаю правила
гигиены, - ответил Сент-Джордж и поднялся с места.
- Сразу видно, что вы тепличные растения, - сказал генерал со смехом. -
Так вот вы и выращиваете свои цветы.
- Мои распускаются каждое утро между десятью и часом. Цветение у меня
происходит регулярно! - подхватил Сент-Джордж.
- И еще какое роскошное! - прибавил учтивый генерал, и Пол Оверт имел
возможность заметить, как мало автора "Призрачного озера" смущало, когда к
нему обращались как к знаменитому романисту. Молодой человек был уверен,
что _сам он_ никогда бы к этому не привык - ему всякий раз становилось бы
не по себе (от одной мысли, что люди могли бы подумать, что они обязаны
это делать), и ему хотелось бы этого не допустить. По-видимому, его
знаменитый собрат по перу сделался в этом отношении более жестким и
твердым - сумел выработать в себе неуязвимость. Мужчины докурили сигары и
каждый, взяв со стола свой подсвечник, приготовился идти спать; но,
однако, прежде чем все разошлись, лорд Уотермаут пригласил Сент-Джорджа и
Пола Оверта чего-нибудь выпить. Вышло так, что оба отказались. По этому
поводу генерал Фэнкорт заметил:
- И это вы называете гигиеническим правилом? Вы не хотите полить ваши
цветы?
- О, я бы охотно их совсем затопил! - ответил Сент-Джордж, но, как
только они с Овертом вышли из комнаты, тоном капризного ребенка шепнул
ему: - Жена мне не позволяет.
- Что же, я рад, что не принадлежу к вашему лагерю! - воскликнул
генерал.
Близость Саммерсофта к Лондону явилась источником разочарования для
человека, предвкушавшего совместную поездку в вагоне после завтрака:
большинство гостей отправилось в город в собственных экипажах, поездом же
поехали только слуги, которые повезли багаж. Несколько молодых людей, и в
их числе Пол Оверт, последовали их примеру; перед этим, стоя у подъезда
дома, они проводили всех отъезжавших. Мисс Фэнкорт, прежде чем сесть
вместе с отцом в викторию (*7), пожала Полу Оверту руку и, улыбаясь,
обворожительно просто сказала ему:
- Мы с вами _должны_ еще повидаться. Миссис Сент-Джордж так мила: она
обещала пригласить нас обоих обедать.
Дама эта вместе со своим супругом уселась в отлично снаряженную карету
(она изъявила желание ехать непременно в закрытом экипаже), и, в то время
как в ответ на их кивки он помахивал им шляпой, молодому человеку
подумалось, что чета эта достойным образом воплощает в себе успех,
материальную обеспеченность и общественную репутацию литературы. Это,
конечно, было еще не все, но тем не менее он в какой-то степени был за эту
литературу горд.
Меньше чем через неделю Пол Оверт встретил мисс Фэнкорт на Бонд-стрит
на приватной выставке (*8) одного молодого художника, писавшего пером,
который оказал им любезность, пригласив их в это душное помещение. Рисунки
были очень хороши, но в этой единственной комнате собралось столько
народу, что у Пола было такое чувство, что его посадили по самые уши в
большой мешок с шерстью. Люди, составлявшие передний край толпы,
выпячиваясь вперед, вытягивая спины и создавая этим сзади еще более
выпуклую броню, чтобы противиться напору входивших, старались в то же
время сохранить известное расстояние между своими носами и застекленным
картоном с рисунками, в то время как находившиеся в середине и погруженные
в полумрак, который создавал большой горизонтальный экран, подвешенный
прямо под стеклянным потолком и пропускавший только узенькую полоску
света, стояли прямо, стиснутые толпою и принужденные поневоле созерцать
лишь чьи-то плечи и шеи. Бесплодность такого созерцания особенно отчетливо
запечатлелась в печальных глазах дам, чьи высоко посаженные головы в
причудливых шляпах с перьями выделялись над всеми другими. Пол Оверт
заметил, что одна из обладательниц этих глаз намного превосходит остальных
своей красотою и вслед за тем обнаружил, что это не кто иная, как мисс
Фэнкорт. Красота ее еще выиграла от радостной улыбки, которую она послала
ему сквозь все нагромождение человеческих тел, - улыбки, на зов которой он
тут же устремился, стараясь побыстрее преодолеть разделявшие их преграды.
Еще будучи в Саммерсофте, он разгадал, что натуре этой девушки менее всего
было свойственно притворное равнодушие. Но, даже помня об этом, он сумел и
сейчас заново и сполна насладиться тем, что в ней не было никакого
напускного спокойствия. Она улыбалась ему такой сияющею улыбкой, как будто
хотела поторопить его, а как только он протиснулся совсем близко к ней,
сказала своим радостным голосом:
- Он здесь! Он здесь! Сейчас он вернется сюда!
- Ах, ваш отец? - спросил Пол, в то время как она уже успела протянуть
ему руку.
- Да нет же, бедный папа так от всего этого далек. Я говорю о мистере
Сент-Джордже. Он только что отошел, чтобы с кем-то поговорить, да вот он
идет. Это ведь он привез меня сюда. Мило с его стороны, не правда ли?
- Вот видите, сколько у него преимуществ передо мной. Я-то ведь не мог
бы "привезти" вас сюда, не так ли?
- Если бы вы были так любезны и мне это предложили, то неужели бы я не
согласилась? - спросила девушка, и на лице ее не было никакого дешевого
кокетства, на нем была радость, оно утверждало истину.
- Ну как это, он же pere de famille [отец семейства (фр.)]. У таких
людей есть особые привилегии, - объяснил ей Пол Оверт. И тут же
стремительно спросил: - А вы бы поехали что-нибудь посмотреть _со мной_?
- Все, что вам захочется! - снова улыбнулась она. - Понятно, вы имели в
виду, что молодую девушку непременно надо приглашать еще с кем-нибудь... -
и остановилась на полуслове, чтобы тут же сказать: - Не знаю; я свободна.
Я всегда была такой, - продолжала она. - Я могу поехать куда угодно и с
кем угодно. Я так рада, что встретила вас, - добавила она с
обворожительной мягкостью, которая заставила находившихся возле нее людей
обернуться.
- Позвольте же мне отблагодарить вас за эти слова по крайней мере тем,
что я вас вытащу из этой давки, - сказал Пол Оверт. - Право же, людям тут
несладко.
- Да, они все какие-то mornes [угрюмые (фр.)], не правда ли? Но мне-то
здесь очень хорошо, и я обещала мистеру Сент-Джорджу, что останусь тут,
пока он не вернется. Он потом меня увезет. Знаете, ему все время присылают
приглашения на такие выставки, больше, чем надо. Это была большая
любезность с его стороны, что он вспомнил обо мне.
- Мне тоже присылают такие приглашения и тоже больше, чем надо. И если
дело только за тем, чтобы я вспомнил _о вас_... - продолжал Пол.
- О, это такая для меня радость - вся эта жизнь, Лондон!
- В Азии, должно быть, не устраивают таких вот выставок. Но как жаль,
что до конца года в этом благодатном городе их уже, пожалуй, не будет.
- Тогда отложим это до будущего года - вы, надеюсь, верите, что мы с
вами останемся друзьями. Вот он идет! - воскликнула мисс Фэнкорт, прежде
чем Пол успел ответить.
Он увидел в толпе Сент-Джорджа и, может быть, именно поэтому поспешил
сказать:
- Надеюсь, это все же не значит, что до будущего года мы с вами не
увидимся?
- Нет! Что вы! А разве мы не обедаем вместе двадцать пятого? - ответила
она, и чувствовалось, что она хочет этой встречи едва ли не больше, чем
он.
- Это почти что будущий год. А нам никак нельзя увидеться раньше?
Она посмотрела на него сияющими глазами.
- Вы хотите сказать, что готовы прийти ко мне?
- Без промедления, если вы будете так любезны, что меня пригласите!
- Тогда вот что: в воскресенье, в ближайшее воскресенье, хорошо?
- Что же я сделал такого, что вы вдруг усомнились? - улыбнувшись,
спросил молодой человек.
Мисс Фэнкорт мгновенно повернулась к подошедшему к ним Сент-Джорджу и
торжествующе возвестила:
- Он придет в воскресенье, в это воскресенье!
- Да это же мой день, мой день! - воскликнул знаменитый романист, глядя
на Пола Оверта и смеясь.
- Да, но не только ваш. Вы встретитесь на Манчестер-сквер, у вас будет
время поговорить, поблистать!
- Что-то редко уж очень мы с вами встречаемся, - заметил Сент-Джордж,
пожимая своему почитателю руку. - Слишком много всяких дел, да, слишком
много! Но надо, чтобы вы обязательно приехали к нам в сентябре на дачу. Не
забудьте, вы мне это обещали!
- Так ведь он же еще придет к вам двадцать пятого, вот вы и увидитесь,
- напомнила Мэриан Фэнкорт.
- Двадцать пятого? - рассеянно переспросил Сент-Джордж.
- Мы же у вас обедаем; надеюсь, вы не забыли. Он, верно, приглашен
куда-нибудь в гости, - весело добавила она, обращаясь к Полу Оверту.
- И в самом деле! Как это чудесно! И вы придете? Жена мне ничего не
говорила, - сказал Сент-Джордж. - Слишком много дел, слишком много дел! -
повторил он.
- Слишком много, людей, слишком много людей! - воскликнул Пол, отступая
перед чьим-то локтем.
- Не вам это говорить: все они вас читают.
- Меня? Хотелось бы мне посмотреть на этих читателей! Их самое большее
двое или трое, - ответил Пол Оверт.
- Слыхали вы что-нибудь подобное? Он знает себе цену! - со смехом
провозгласил Сент-Джордж, глядя на мисс Фэнкорт. - Они читают _меня_, но
от этого они не становятся в моих глазах интереснее. Давайте же уйдем от
них, уйдем! - И он стал протискиваться к выходу.
- Он сейчас повезет меня в Парк (*9), - с восторгом сообщила девушка, в
то время как они уже шли по коридору.
- Ах, он там бывает? - спросил Пол, пораженный этим обстоятельством,
которое в его глазах явилось неожиданной иллюстрацией moeurs [образа жизни