Этот спор решается не только в теории, но и прежде всего в исторически развивающейся практике овладения человеком мира. В XX в. роль науки как инструмента познания неуклонно возрастала и продолжает расти. Гигантским приращением знания о мире человечество обязано науке. Это знание расширило горизонты его видения мира и возможности его действия. Но при этом не произошло того, чего ожидали просветители прошлого: развитие науки не привело к автоматическому вытеснению религии, которое, по их понятиям, должно было бы знаменовать торжество истины над заблуждением. Все оказалось сложнее. Развитие науки было сопряжено не только с завоеваниями, но и с потерями. Решение одних проблем выдвигало другие, создавая подчас драматические ситуации и предъявляя спрос не только на научное знание, но и на моральную оценку человеческих действий в области экономики, технологии, политики. В этой ситуации религия продолжает играть видную роль в жизни общества как критическая духовная инстанция по отношению к быстро и противоречиво развивающейся материально-технической основе цивилизации. Не хлебом единым жив человек, и не только о выгоде и пользе своей он должен заботиться.
   Развитие науки постепенно формирует новый тип отношения к миру, тип культуры и понимания возможностей и призвания человека, которому свойственно такое миропонимание, которое, говоря словами Лапласа, не нуждается в гипотезе о боге. Когда-то ссылка на бога заменяла человеку объяснение тех явлений, которые он объяснить еще не мог. Вера в бога как бы восполняла незнание. Научное познание, независимое от религии, несомненно, продемонстрировало огромную эффективность в объяснении действительности на основе выявления естественных причин явлений.
   В свое время в религиозной морали был сделан важный шаг на пути духовного высвобождения человека от внешних форм регуляции его поведения: человек должен следовать не только закону, но и голосу собственной совести. Это завоевание, которое останется навсегда, как бы ни менялись представления человека о себе самом. И все же был сделан со временем еще один шаг, возник и получил развитие светский гуманизм, на новом витке истории продолжавший стремление к освобождению творческих сил человека. Но во всяком случае очевидно, что подлинный духовный прогресс не разрушает завоевания религиозной морали, он опирается на них и стремится осознать общечеловеческое содержание нравственных ценностей. Вот почему религиозная этика - этика, опирающаяся на веру в Бога, и безрелигиозная этика светского гуманизма стоят вместе в своем противодействии аморализму, бесчеловечности, нравственному распаду.
   Религия - не единственно возможная форма духовной жизни человека, но ее так же нельзя запретить, как нельзя запретить поиски научной истины или художественное творчество. Вопрос заключается в том, будет ли воспринят в масштабах общества другой по сравнению с религией способ удовлетворения духовных потребностей человека, способ, который формируется в альтернативной религии светской культуре. Продуктом и одновременно созидателем этой культуры может стать лишь человек, свободно творящий свой мир и себя самого.
   4. СОВРЕМЕННАЯ МИФОЛОГИЯ
   С чем можем мы связать сегодня наши надежды на лучшее будущее? Можем ли мы положиться на разум, научный метод мышления, чтобы найти нужную линию поведения и решить сложные проблемы, с которыми столкнулось сегодня общество? Казалось бы, вопрос этот чисто риторического характера, и другого ответа быть не может: чтобы выжить, человечество должно стать умнее, точнее рассчитывать последствия своих действий.
   Мы привыкли думать, что человеческое познание развивается от фантастического к все более верному отражению действительности, от "мифа" такого типа мышления, к которому относятся наряду с первобытными мифами алхимия, астрология и т. п., - к "логосу", т. е. к науке. Однако живший в гомеровскую эпоху грек не был с головы до ног опутан мифами, а мы в настоящее время, время бурного развития науки, не мыслим исключительно в научных категориях. Мы нередко, когда нужно принять практическое решение, прибегаем к ненаучным способам мышления. Это относится, прежде всего, к социальной сфере жизни человека, к политике, где действуют такие близкие к мифу формы сознания, как утопия и идеология. Миф ведь включает определенный опыт и стремится объяснить факты, но только принципиально отличным от научного мышления образом. Он апеллирует не к закону, причине, общему правилу, а к индивидуальному, личностному началу, образному и конкретному, которое служит не столько объяснению мира, сколько овладению им и выполняет функцию регулятора человеческого поведения.
   Миф не знает сомнения, неотделим от веры, которая не ищет проверки и доказательства. Он "работает" не понятиями, а конкретными образами, наделяя единичные события символическим значением, благодаря которому они приобретают обобщенный характер. Миф - не беспочвенная игра фантазии. Он может основываться на реальных исторических событиях или природных явлениях, но их объяснения, построенные на аналогии с человеческими действиями, представляют собой вымысел. Так, в древнегреческой мифологии порядком в природе, сменой времен года ведали богини Оры, прислужницы Зевса. Они открывали и закрывали врата неба. Со временем богини времен года и порядка в природе становятся также охранительницами порядка и законности в обществе, ведают воспитанием молодежи и приводят дела людей к благополучному окончанию. Почитание, культ этих и других богов-олимпийцев имеет целью не просто объяснение тех или иных явлений. Миф призван помочь человеку "подчинить" себе силы природы или общества, сокращать дистанцию между желаемым и действительным, преодолевая пропасть между человеком и миром, который становится предметом его страстей, эмоций, его деятельности, приобретающей магический смысл.
   Уже Платон ратовал за изгнание поэтов из совершенного государства, что символизировало попытку освобождения человеческого сознания от ложных образов первобытных племен, изгнание мифа наукой.
   Французские энциклопедисты XVIII в. вели борьбу за просвещение против невежества, безоговорочно утверждая, что научное мышление является единственно приемлемым и правомерным. Они хотели, чтобы человек полагался на свой разум и освободился от пут иррационального. В мифах они вид ели только обскурантизм и сознательный обман, жалкую перед лицом науки и рационального знания выдумку шарлатанов. Миф - это ложь; его нужно окончательно преодолеть и опираться на научное знание. Вся мировая история с их точки зрения может быть представлена как успешно развивающийся процесс освобождения человеческого сознания от мифов.
   Однако историческая действительность оказалась сложнее этой простой схемы. Во всяком случае, сегодня не приходится говорить об окончательной победе науки над мифологией. Да, действительно, миф в прошлом был главным средством объяснения мира, и в этом отношения он уступил место науке. Но оказалось, что наука не в силах вытеснить миф до конца. Миф продолжает сегодня существовать в религиозном восприятии мира. Он самым неожиданным образом обнаруживается сегодня там, где его невозможно было, казалось бы, ожидать; в самых рациональных на первый взгляд проектах переустройства мира, которые оказались утопиями, построенными на фундаменте из мифов. Таковы все современные программы построения совершенного общества, "рая на земле".
   Духовное развитие человечества ведет не просто и однозначно "от мифа к логосу". На самом деле мы видим сегодня, что на смену древнему, архаичному мифу приходит более поздняя, рационализированная его форма, которая может существовать в философии, идеологии, в обыденном сознании. Так или иначе, еще и сегодня, в век невиданного научного прогресса люди продолжают прибегать к помощи мифа. В чем тут дело?
   Конечно, не в том, что надежды с помощью разума улучшить человеческую жизнь провалились и сегодня мы обнаружили, что все наши беды - от ума, как это утверждают те идеологи, которые предлагают освободиться от оков разума и вернуться к мифу. "Высшее значение расы заключено в ее первом религиозном мифе, - утверждал идеолог фашизма А. Розенберг. - И признание этого факта есть высшая и истинная мудрость человека". Это миф о крови, о высшей расе, призванной установить господство над миром. Фатально-мифической силой может предстать не только раса или нация, но и любое общественное явление техника, социальный слой, государство, даже сама наука. В прошлом веке обрела черты мифа "вера в прогресс", в непреложность и всесилие науки, ее способность решить все без исключения проблемы человеческого бытия - и социального, и личного. Мифическое преувеличение возможностей науки превращает ее в магическое средство фанатической попытки человека добиться целей, для достижения которых на самом деле он не располагает достаточными средствами.
   Такой образ действия лежит в основе стихии слепого бунтарства, псевдореволюционного, анархического протеста против существующего порядка вещей. В нем живет ожидание чуда, мифическое преувеличение силы идет рука об руку с реальным бессилием, фанатизм - с неверием. Отказ от реальных законов ведет к мистике. Вот почему бунтарские движения нашего времени тяготеют к ирреальности. Таких бунтарей, которые поддаются соблазну произвольно сократить необходимый путь к достижению реальной цели без учета появления необходимых предпосылок и средств, К. Маркс называл "алхимиками революции". "Алхимики-революции, - писал он, - целиком разделяют превратность представлений, ограниченность навязчивых идей прежних алхимиков". Нельзя в один прекрасный момент начать все "с нуля", не считаясь с наличными обстоятельствами, с прошлым. Нельзя прервать ход истории и начать с чистой страницы. Такая попытка освобождения всегда иллюзорна и ведет к краху. Во время студенческого бунта в 1968 г. в Париже можно было увидеть призывы: "Будьте реалистами, требуйте невозможного!" И еще: "Забудьте все, чему вас учили. Прежде всего мечтайте. Мечта - это и есть действительность".
   Такая открытая война против всякой рациональности провозглашается известным французским философом А. Камю, который считает, что полезным может быть только одно-единственное предприятие: попытка заново создать человека. Каждое подрастающее и вступающее в жизнь поколение должно, согласно такому образу мышления, не продолжать начатое предшествующими поколениями, а разрушать сделанное и начинать каждый раз все заново. Но ведь будущее вырастает на плечах настоящего, для создания новой действительности материального и духовного изобилия, творческого развития человеческих способностей - нет других предпосылок, кроме созданных предшествующими поколениями, предшествующим ходом истории.
   Неизбежный крах, который терпит всякая социальная алхимия, ведет к разочарованию и представлению о безнадежности всякого конкретного общественного действия; остается только искать внутреннее духовное освобождение, отключиться от действительности. В наше время главный источник мифотворчества, мистических настроений, тяги к иррациональному - такое восприятие мира, в котором между желаемым и действительностью лежит непроходимая для человека пропасть. Возросло созданное человечеством богатство, но все равно остается огромное число людей, обреченных и в сегодняшнем мире на нищету, голод, болезни. Покорение человеком природы обернулось экологической катастрофой. Техника, призванная сделать человеческую жизнь достойной человека, грозит уничтожить всякую жизнь на земле. Крушение чересчур оптимистической веры в прогресс рождает отчаяние. Такое отчаявшееся сознание рождает сегодня миф, тягу к мистическому, ожидание чуда.
   В наш век, который мы называем веком науки, многие люди в поисках решения своих жизненных проблем обращаются к астрологам, ясновидцам, колдунам, знахарям. Десятками, если не сотнями, рождаются новые религиозные движения. Люди, утратившие веру в себя и веру в бога, ищут хоть какой-то шанс найти в жизни опору. Подорвав многие "старые основы религии, разрушив веру в благого творца и разумность мира, XX в. не ликвидировал, а довел до экстаза саму религиозную потребность в утешении, разрешении жизненных конфликтов, спасения от гибели. Потрясенное, отчаявшееся сознание, разрушая былые иллюзии и старые, несбывшиеся мифы, рождает новые. Эта потребность в мифе коренится в ощущении бессмысленности человеческой жизни, абсурдности человеческого существования в мире, для него не созданном, ему чуждом и враждебном. Жизнь, таким образом понятая, становится добычей мифа об одиночестве и разочаровании человека в этом абсурдном мире, который отрицает человека. В написанной в 40-е годы работе "Миф о Сизифе" А. Камю изображает ситуацию человека, сталкивающегося с бессмысленностью мира: за грехи Сизиф был осужден после смерти вкатывать на гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, скатывался вниз, и все приходилось начинать сначала. Человек, по мнению Камю, обречен на "сизифов труд", лишенный всякого смысла.
   На космос мифическое сознание смотрит не только со страхом, но и с надеждой на Мировой Разум, на контакты с ним. На этой основе сложилась мифология о космических пришельцах, о вмешательстве сверхчеловеческих сил в мир, который оказался непригодным для человека и перед которым сам человек бессилен. Все может, однако, чудесным образом измениться в одно мгновение и притом быть "открытым" к признанию, восприятию мистических, таинственных, потусторонних сил. Вот почему процветает сегодня, на фоне невиданного научно-технического прогресса, оккультизм в многочисленных его разновидностях - попытка человека приобщиться к тайным природным силам, которые он считает возможным использовать для достижения практических целей. Нужно лишь уметь ими пользоваться, знать заклинания, которые приводят эти силы в действие. Вот откуда сегодня повышенный интерес к парапсихологии (от греч. para - при, вне), вообще к паранауке, ясновидению, астрологии, волшебству, к мистическим учениям и культам.
   В основе современного мифотворчества лежит мысль о тщете всех усилий человека обычными средствами что-либо изменить в жизни. Выбор сводится к тому, чтобы смириться, каким-то способом отрешиться от мира или положиться на чудо, которое придет в этот мир извне и все в нем изменит. Капитулировавший разум склоняется к тому, что, быть может, прав был библейский проповедник Екклезиаст, который учил: "Суета сует - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда текут реки, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, нет ничего нового под солнцем.
   Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас". И если это так, то не остается ничего другого, кроме мистического отрешения от мира или порыва к совсем другому, чего никогда не было и что не имеет отношения к тому, что было.
   Вот почему разбуженная Октябрьской революцией 1917 г. в России энергия многомиллионных масс, вдохновленных идеей полного переустройства мира ("кто был ничем, тот станет всем"), хлынула в русло культа вождя, породив секулярную форму религии - политическую религию, установив безусловную власть идеологической догмы, пробудив новый фанатизм служения идее, покорность власти и веру в скорое торжество коммунизма. Это был новый миф, который жил в общественном сознании в особом научном облачении: наша идеология - единственно научная идеология. Атеизм, ставший "научным атеизмом", сам превратился в символ веры, противостоящей религиозному "опиуму народа". Он был призван обосновать притязание власти на тотальное обладание человеком; власть выступала не просто как политическая и правовая сила, но и как средоточие законов морали и этики, как носитель единственно научного мировоззрения. Вот почему так важно понять, что выбор между самоуспокоенностью и всеотрицанием - кажущийся. Это видимость, что мир не может быть изменен и нам останется сложить руки, потому что мир таков. И это видимость, что абсурдность мира оставляет за человеком, если он все же хочет действовать, только один путь - путь "безумства храбрых", у которых нет никакой опоры, кроме решимости действовать вопреки всему и руководствоваться тем, что "невозможное возможно".
   Единственный, в сущности, путь, в рамках которого действительно решаются стоящие перед людьми проблемы, основывается на том, что деятельность человека вписывается в объективный ход вещей. Это деятельность, которая находит в научном знании прочную опору и надежный ориентир. Мы можем положиться на разум и здравый смысл. Не разум, а неразумие влечет за собой нынешние наши беды, они не от избытка, а от недостатка научного знания. Однако саму науку нельзя превращать в фетиш, к ней следует здраво относиться, видя в ней силу, но не мифическую - не магическую отмычку, не путь мистического приобщения к тайнам бытия. Наука может многое, но не все. Она - инструмент человеческого действия, но не самоцель. Научный метод постижения истины - не единственный, человек постигает реальность в искусстве, в этике, в опыте повседневной жизни, в философских исканиях. Чтобы решить свои сегодняшние проблемы, мы должны стать не только умнее, но еще и лучше, добрее, человечнее. Одной науки для этого мало, но, чтобы достичь желаемого, вовсе не надо отворачиваться от науки. Она может многое, хотя и не все. Но она на то и наука, что в отличие от мифа никогда не обещает все и сразу.
   5. СВОБОДА СОВЕСТИ
   В России вплоть до начала ХХ в. закон обязывал всех подданных Российской империи исповедовать ту или иную религию, "внеисповедное состояние" не допускалось, а критика религии как богохульство каралась каторжными работами. Православная церковь была "первенствующей и господствующей", православие было государственной религией. Оно имело большие привилегии, осуществляло контроль за народным образованием, выполняло функции по осуществлению социального обеспечения и благотворительной деятельности. Другие религиозные направления были лишь "терпимыми" или подвергались преследованиям со стороны господствующей церкви и государства. Лишь в 1905 г. был принят указ "Об укреплении начал веротерпимости", который вместе с тем не отделил церковь от государства, а школу от церкви.
   Среди первых декретов Советской республики был принят Декрет от 23 января 1918 г. об отделении церкви от государства и школы от церкви. Декрет провозглашал, что каждый гражданин имеет право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, что все религии должны быть в равном положении. Считая религию делом совести каждого отдельного человека, государство заявило декретом о том, что оно не становится на сторону ни одного из вероисповеданий, не связывает с принадлежностью к ним никаких особых прав и преимуществ, не поддерживает материально или морально ни одно из них, отказывается от религиозного воспитания детей в государственной школе, но признает, что верующие могут обучаться религии частным образом.
   На протяжении многих лет декларации о свободе совести оставались, однако, лишь декларациями, а на деле, в жизни свобода совести всячески ущемлялась. Принимавшиеся в дополнение к конституциям правовые акты крайне ограничивали реальные возможности церкви, содержали многочисленные запреты. Церковь не могла, например, заниматься благотворительной деятельностью, не имела доступа к средствам массовой информации и т. д. "Служителям культа" практически запрещалось все, что выходило за рамки "удовлетворения религиозных потребностей верующих". Религия и церковь рассматривались как "пережиток", унаследованный от прошлого строя, который должен был быть по возможности быстро "изжит". Вопреки конституционным гарантиям*, государство вмешивалось во внутренние дела церкви, стремилось оттеснить церковь и верующих граждан на периферию общественной жизни. Еще в недалеком прошлом верующие представлялись людьми, не заслуживающими политического доверия только на том "основании", что они верующие, т. е. идеологические враги социализма, ибо религиозная вера рассматривалась как разновидность "буржуазной идеологии", и там, где были недостаточны средства убеждения, применялось подавление. Вопреки декларациям о свободе совести, совершались насилия над совестью, осуществлялось гонение на веру.
   ______________ * Да и сами эти гарантии были весьма урезанными. Принятая в 1936 г. Конституция СССР в статье 124 провозглашала: "В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви, Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами". Эта Конституция ставила, таким образом, верующих и неверующих в неравное положение. Признавая свободу антирелигиозной пропаганды, она ограничивала права верующих лишь "отправлением религиозных культов".
   В Конституции СССР 1977 г. утверждалось, что граждане СССР равны перед Законом, независимо от их отношения к религии (ст. 34). Гарантировалась свобода совести как "право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, Отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду". К этому добавлено также: "Возбуждение вражды или ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается" (ст. 52).
   Идейный спор между атеизмом и религиозной верой государство, руководимое КПСС, пыталось решить с помощью политических средств. Оно на практике делило своих граждан, вопреки конституционным свободам, по вероисповедному признаку, предоставляя им определенные права или, напротив, ограничивая их в зависимости от убеждений. Верующие не могли заниматься очень многим по сравнению с теми, кто считался атеистом, например быть главным инженером завода или директором школы, да и вообще преподавать в школе, не говоря уже о том, чтобы быть дипломатом, военачальником и т. д. Между тем принцип свободы совести требует именно равенства граждан независимо от их отношения к религии во всем, что касается приобретения информации и распространения своих взглядов, требует, чтобы граждане, имеющие различные мировоззрения, имели равные возможности в общественной жизни, в культурной, экономической, политической деятельности.
   Это значит, что подлинно демократическое государство, на деле реализующее принцип свободы совести, не может быть "атеистическим государством". Также как со свободой совести несовместима государственная религия, обеспечивающая привилегии своим последователям и ущемляющая интересы инаковерующих и атеистов, так же несовместим со свободой совести и "государственный атеизм", который не признает верующих полноценными гражданами общества. Демократическое государство - это светское государство, которое не занимается пропагандой ни религии, ни атеизма и права граждан которого действительно не зависят от их отношения к религии, от их выбора между религиозной верой и атеистическими убеждениями. Нетерпимость по отношению к церкви и верующим рождает ответную реакцию, может способствовать лишь разжиганию религиозного фанатизма, т. е. вражды и ненависти между людьми в связи с их отношением к той или иной религии. Степень реализации свободы совести является мерой достигнутой обществом свободы.
   Демократизация нашего общества привела к существенным изменениям в отношениях между государством и церковью, в отношении общества к религии, в положении верующих. Правовые аспекты этих изменений определены законами, предоставляющими каждому не только право самостоятельно определять свое отношение к религии, исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, но и право выражать и распространять свои убеждения.
   Религиозные деятели, религиозные сюжеты - теперь привычны на телевидении и радио, в периодической печати. Религиозные организации издают много печатной продукции, доступны Библия, Коран и другая религиозная литература. Сошла на нет былая атеистическая пропаганда. Однако теперь можно, к сожалению, столкнуться с проявлением религиозной нетерпимости по отношению к инакомыслию, т. е. по отношению к атеистам и людям других вероисповеданий. Свобода совести - это свобода от духовного насилия, с какой бы стороны угроза такого насилия ни исходила. Свобода исповедовать религию или придерживаться других убеждений может быть ограничена лишь условиями охраны общественной безопасности и порядка, жизни, здоровья и морали, а также правами и свободами других.
   Любое - прямое или косвенное - ограничение прав граждан, или установление каких бы то ни было привилегий и преимуществ граждан в зависимости от их отношения к религии, равно как и уклонение от исполнения установленных законом обязанностей по религиозным мотивам, не должны допускаться. Закон один для всех - и верующих, и неверующих. Принцип отделения церкви от государства означает, что все религии перед законом равны, что