две недели, извинения, а также рекомендации или гарантийного письма о том,
что она не будет очернена кем-либо из ваших домашних, в случае если
кто-либо из нанимателей попросит рекомендацию. Наконец, соответствующего
награждения за испытанные моральные и физические страдания.
Бартслер обратился к Гленмору:
- Пригласи мою жену. И пусть она приведет Карла.
Гленмор вскочил на ноги и, с ловкостью неожиданной для мужчины его
веса, мягкими шагами, тихо и бесшумно, как кот, вышел из комнаты. На его
губах играла усмешка сдерживаемой радости.
- Прежде всего, - отозвался Мейсон сразу же после ухода Гленмора, - я
хотел бы попросить собрать вещи и одежду мисс Рэджис, чтобы я мог забрать
их с собой. Что касается остального, то я советовал бы вам обратиться к
своему адвокату. Я не хочу, чтобы меня подозревали в желании
воспользоваться положением.
- Мне не нужен адвокат для того, чтобы управиться с этим делом, -
ответил Бартслер. - Я вообще не хочу, чтобы Диана уходила.
- Я думаю, что вы не предполагаете, что она останется после того, что
произошло. Это исключено.
Бартслер нахмурился.
- Я не допустил бы этого ни при каких обстоятельствах, если бы знал,
что это может случиться. Я совершенно этого не понимаю. А впрочем, может
быть и понимаю. Посмотрим.
- Дело может оказаться серьезнее, чем вы предполагаете, - предупредил
Мейсон.
- Все говорит за это. Мне нравится эта девушка. Ее действительно
интересует то, что она читает. Она делает это с чувством. Потому что все
профессиональные чтицы читают так однообразно, что глаза склеиваются от
одной только монотонности, словно во время длительного полета, когда
человек старается не уснуть от однообразного шума двигателя. О, вот моя
жена с сыном.
Мейсон поднялся, чтобы поздороваться с женщиной и молодым человеком.
В миссис Бартслер была какая-то ледяная грация. Ее кожа, волосы и фигура
свидетельствовали о непрерывном уходе. Она выглядела как
тридцатипятилетняя женщина, которая хорошо знает, что может сойти за
двадцатипятивосьмилетнюю. Казалось совершенно невероятным, что молодой
человек, находившийся рядом, ее сын. Карл Фрэтч был строен, с черными
волосами и старательно ухоженными баками, которые были ниже уха на целый
дюйм, согласно новейшей голливудской моде. Несмотря на признаки некоторого
лицедейства, он мог придать себе внешнюю солидность не по годам.
Язон Бартслер представил Перри Мейсона и, как только все сели, без
всякого вступления объяснил причину, по которой позвал их:
- Перри Мейсон представляет Диану Рэджис, она утверждает, что ее
выбросили из этого дома при унизительных обстоятельствах и в неодетом
виде. Вам известно что-нибудь об этом?
- Да, все, - холодно ответила миссис Бартслер, с выражением
равнодушия на лице.
- Что вы знаете? - спросил Бартслер.
- Расскажи, Карл.
Карл сделал жест скромного презрения.
- Я предпочел бы не говорить об этом.
- Ведь ты же знаешь факты.
- Но, несмотря ни на что, она все-таки женщина, мама. Ты не думаешь,
что о женщине лучше рассказывать женщине?
- Хорошо, - сказала миссис Бартслер. - Эта девушка никогда не должна
была работать у нас. Она была, как я слышала, актрисой и жаль, что она не
ограничила свою деятельность этой областью. Она не подходит нашей семье.
- Это еще не повод, чтобы не платить ей за две недели и относиться к
ней грубо, - спокойно сказал Бартслер.
Его жена продолжала с холодным достоинством:
- Я опасалась, что девушке тяжело быть в одиночестве, поэтому
подсказала Карлу, чтобы он немного занялся ею и Карл пригласил Диану на
ужин. Но она напилась и в баре позволила фамильярничать с собой какому-то
очень вульгарному типу. Она так разошлась, что не хотела возвращаться с
Карлом домой. Вернувшись, Карл заметил, что она оставила в его машине
сумочку. Он пошел в комнату Дианы, чтобы отнести ее и обнаружил в сумочке
бриллиантовую подвеску, которую я искала весь день. Он пришел с этим ко
мне и я сама решила расследовать дело. С того времени, как эта Рэджис
стала работать в нашем доме, у меня стали пропадать различные мелочи, но я
не придавала этому большого значения, полагая, что сама куда-нибудь их
засунула. У Дианы Рэджис была нечистая совесть, поэтому она убежала, как
только мы вошли в ее комнату. Я немного беспокоилась, но так как не
намеревалась вызывать полицию, то считала, что нам не остается ничего
другого, как ждать ее возвращения. Без сомнения, у нее много знакомых
обоих полов, у которых она с успехом могла провести ночь.
Бартслер посмотрел на Мейсона.
- Это объясняет ваши сомнения?
Мейсон рискнул без особого убеждения:
- У мисс Рэджис был подбит глаз, когда она появилась сегодня утром в
моем офисе. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь об этом?
Миссис Бартслер посмотрела на Карла. Тот сказал:
- Она вернулась домой уже с синяком под глазом. Я предполагаю, что об
этом мог бы что-нибудь сказать тот тип, с которым она пила, когда я
выходил из бара.
- Наверное, у нее не впервые подбит глаз, - прокомментировала миссис
Бартслер и с презрением добавила: - Особа легкого поведения!
На минуту наступило молчание, после чего миссис Бартслер снова
обратилась к сыну:
- Ты должен был все-таки настоять на том, чтобы она вернулась с тобой
домой.
Карл Фрэтч сделал рукой жест, как будто отгонял от себя что-то
неприятное. Он сделал это с таким чувством и грацией, которые
удовлетворили бы любого режиссера.
- Она вела себя очень вульгарно, - сказал Карл, как будто это
полностью и окончательно решало дело.
Бартслер обернулся к Мейсону.
- Это вас удовлетворяет?
- Нет.
- Вы хотите спрашивать сами или это сделать мне?
- Спрашивайте вы. Впрочем, я задам несколько вопросов. - Мейсон
повернулся к Карлу Фрэтчу: - Следовательно, вы пригласили ее на ужин?
- Да.
- Куда?
- В "Коралловую Лагуну".
- Вы пили?
- Да.
- Оба или только она?
Карл Фрэтч секунду колебался.
- Главным образом она. Я выпил только две рюмки.
- Кто заказывал алкоголь?
- Она.
- За столиком или у бара?
- У бара.
- Но вы поужинали?
- Да.
- И что потом?
- Она снова пила.
- Где?
- У бара.
- Кто заказывал?
- Она.
- И что вы делали, когда она пила?
- Ну, я сидел за своей рюмкой. Потом присел тот тип, ободренный ее
поведением и начал заигрывать с ней.
- Игнорируя вас?
- Если разобраться, то игнорируя.
- Во сколько вы вышли из дома?
- В восемь.
- А во сколько вы вернулись?
- Не помню точно. Около десяти.
- Вы танцевали?
- Да.
- Несколько раз?
- Да.
- Потом, после того, как этот мужчина стал приударять за ней, или до
этого?
- Ну, знаете, я не вижу повода подвергаться такому допросу. Я сказал,
что знал, мама мне верит, отчим мне верит. Не понимаю, почему я должен
оправдываться перед вами.
- Следовательно, за два часа вы успели доехать отсюда до "Коралловой
Лагуны", поужинать, потанцевать пару раз, посидели у стойки бара и девушка
напилась, а вы вернулись домой?
- Вам это не нравится?
- Слишком много событий для двух часов, - заметил Мейсон. - Я просто
хотел уложить все происшедшее во времени.
- Тут нечего укладывать, - буркнул Карл с нарастающим гневом.
- Мисс Рэджис вернулась сразу же после вас?
- Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.
- Но она застала вас в своей комнате.
- Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошел туда с
мамой.
- Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?
- Да.
- А зачем вы ее открывали?
- Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобы Диана
потом говорила будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.
- Вы нашли сумочку когда ставили машину после того, как приехали
домой?
- Да.
- И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?
- Да.
- И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?
- Да.
- И вы сразу же пошли с ней к матери?
- Да.
Мейсон повернулся к миссис Бартслер.
- Сколько времени спустя после того, как сын принес вам подвеску, вы
отправились в комнату мисс Рэджис?
- Почти тотчас же.
- Уложим все это во времени, - сказал Мейсон. - Вы могли бы сказать,
что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына с
этой подвеской?
- Это наверняка заняло времени не больше, - холодно ответила миссис
Бартслер.
Карл Фрэтч слегка нахмурился.
- А вы, кажется, утверждаете, - обратился к нему Мейсон, - что пошли
к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке мисс Рэджис?
- Не могу сказать этого совершенно точно, - ответил Фрэтч
нетерпеливо. - Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь
унизительному допросу.
- Однако, вы утверждаете, - продолжал Мейсон, - что нашли сумочку,
поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу же отнесли
ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразу же в
комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнату
мисс Рэджис и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы,
что она должна была оставить "Коралловую Лагуну" _п_е_р_е_д_ вами, чтобы
успеть вернуться домой и сделать все это...
- Я могла немного ошибиться во времени, - перебила миссис Бартслер с
ледяным достоинством. - Когда я теперь над этим задумываюсь, то
припоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то
из домашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала
Карла некоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и
что он узнал о ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее
слишком похвально.
- Следовательно, это продолжалось некоторое время?
- Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.
- Это продолжалось пятнадцать минут?
- Мне трудно установить пределы времени.
- Могло продолжаться целых полчаса?
- Может быть.
Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:
- Вам достаточно?
- Сколько вы требуете, Мейсон?
- Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, я хочу
получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходное
пособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своей
клиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.
- Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебе этого до
смерти! - накинулась на мужа миссис Бартслер. - Этот человек приходит сюда
и имеет наглость сомневаться в словах Карла!
Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.
- Конечно, - вставил Мейсон, - если вы хотите конфронтацию в суде и
допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.
- А впрочем, делай как знаешь, Язон, - заявила миссис Бартслер. - В
конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться от этой
уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этого
момента, с того дня, как переступила порог нашего дома.
И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотел было
исчезнуть вслед за ней.
- Подожди, Карл, - остановил его Язон Бартслер. - Задержись еще на
минуту, хорошо?
Колебание молодого человека было заметным. Однако, поразмышляв, он
пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.
- Ты, гаденыш, - сказал Бартслер не повышая голоса, совсем так будто
разговор шел об обыденных вещах. - Номером с этой бриллиантовой подвеской
ты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та
девушка - горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя
получилось лучше, потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у
нее пропала эта подвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а
утром подвеска оказалась на своем обычном месте. Я основательно это
обдумал. Теперь я вынужден буду за тебя платить. Твоей матери не
обязательно об этом знать, но ты помни на будущее, что я раскусил тебя,
ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь - прочь отсюда!
Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен был показать, что
он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденного нежелания
возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться с
неприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о
вежливости.
Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся к Мейсону.
- Итак, сколько?
- Мне действительно трудно определить сумму. Я пришел получить вещи
своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и...
Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.
- Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, - отозвался Фрэнк
Гленмор. - Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, которая
приехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.
- Диана была пьяной? - спросил Бартслер через плечо.
- Нет.
- У нее был подбит глаз?
- Нет.
Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренние створки,
выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящих
новеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять он заколебался,
прошептал: "Диана, это хорошая девушка", - и отсчитал еще пять. Задумался
на минуту, сказал Мейсону: "Вам тоже положен гонорар", - и отложил
следующие пять в отдельную пачку.
- Две тысячи долларов, - сказал он. - Полторы для нее и пятьсот для
вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всяких претензий и
обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, что только
можно придумать.
- К сожалению, - ответил Мейсон, - сейчас я не располагаю
полномочиями для заключения договора.
- Вот телефон, - заявил Бартслер. - Поговорите со своей клиенткой. Я
хочу решить это дело положительно и окончательно.
Мейсон подумал немного о чем-то прежде, чем поднять трубку и набрать
домашний номер Деллы Стрит. Через минуту он услышал голос своей
секретарши.
- Привет, Делла. Как там пациентка?
- Значительно лучше, шеф.
- Как одежда? Подошла?
- Почти полностью. Я немного выше ее, но кроме этого все в порядке.
- Делла, я в доме Язона Бартслера. Он предлагает возмещение в сумме
двух тысяч долларов. Сюда включен и мой гонорар. Спроси мисс Рэджис, что
она об этом думает?
- Подожди чуть-чуть, - сказала Делла и Мейсон услышал ее приглушенный
голос, быстро пересказывающий суть дела Диане Рэджис. Вскоре она вернулась
к телефону. - Нас никто не слышит, шеф?
- Нет.
- Она говорит, что это просто чудесно.
- Хорошо, я выставлю счет и подпишу квитанцию, - ответил Мейсон. - Я
попрошу мистера Бартслера, чтобы он приказал прислуге собрать вещи нашей
клиентки и привезу их с собой. Пока все.
Он положил трубку. Бартслер обратился к Гленмору:
- Фрэнк, приготовь письмо, которое мистер Мейсон подпишет от имени
Дианы Рэджис. Ты знаешь Карла, у него гладкие манеры, но примитивные
шутки. Поэтому сформулируй письмо так, чтобы оно охватывало все, что
только можно придумать.
Гленмор усмехнулся и без слов вышел в соседнюю комнату.
- Ну, на этом с делом, по-видимому, покончено, - констатировал хозяин
дома.
Мейсон только усмехнулся.
- Еще нет? - поднял брови Бартслер.
- Не знаю.
- Чего вы не знаете, мистер Мейсон?
- Пары занимательных вещей. Почему вы вообще пригласили мисс Рэджис,
почему вы хотите, чтобы она вернулась? И предупреждаю вас, мистер
Бартслер, что когда я в своей практике наталкиваюсь на какую-нибудь
загадку, то имею привычку добираться до ее сути. Поэтому, если вы желаете,
чтобы я получил информацию из первых рук, то я жду вас завтра в своем
офисе в десять утра.
Бартслер задумчиво погладил подбородок и вдруг объявил:
- Хорошо, я буду в четверть одиннадцатого. Я готов рассказать вам
в_с_ю_ историю, если вы захотите меня выслушать.
Тяжелые тучи сонно тащились по небу, подгоняемые теплым южным ветром.
Земля, высушенная шестимесячным периодом засухи, за время которого не
упало ни единой капли дождя, лежала под нависшими тучами в молчаливом
ожидании.
Перри Мейсон остановился при входе в здание, чтобы купить газету. Он
бросил взгляд на часы в холле и заметил, что на них ровно десять. Потом он
посмотрел на тяжелые тучи и сказал мужчине за прилавком киоска:
- Дело к дождю.
- Самое время.
Мейсон, взяв газету, кивнул головой.
- Никак не могу привыкнуть к этому климату, - сказал продавец. -
Сначала шесть месяцев засуха, потом шесть месяцев дождь. Я с востока, там
трава зеленая все лето. А здесь солнце печет так, что трава похожа на
поджаристую гренку.
- А что происходит зимой на этом вашем востоке? - поинтересовался
Мейсон.
Мужчина рассмеялся:
- Именно поэтому я сижу здесь, господин адвокат.
Мейсон сел в лифт и через две минуты повернул ключ в дверях своего
личного кабинета.
- Привет, Делла. Что нового?
- Язон Бартслер.
- Припекло его.
- Похоже, его что-то беспокоит.
Мейсон бросил газету на стол, повесил шляпу и сказал:
- Проси.
Через минуту Делла ввела в кабинет Язона Бартслера.
- Здравствуйте, мистер Мейсон. Я пришел немного раньше, - сказал
Бартслер.
- Я это заметил.
- Мистер Мейсон, я всю ночь не сомкнул глаз. Откуда вы, черт возьми,
узнали, что у меня были причины нанять именно Диану Рэджис?
Мейсон усмехнулся.
- Бизнесмен с вашим положением названивает в студию неизвестной
актрисе, которой якобы никогда в глаза не видел, чтобы пригласить ее домой
в качестве чтицы... Ой, Бартслер, и вы выдаете себя за скептика?
Посетитель сделал глупую мину.
- Ну, если вы так ставите дело...
- Говорите, я адвокат и умею хранить чужие секреты, - поощрил Мейсон,
когда он замолчал.
Бартслер сел в кресле поудобнее.
- Я женат во второй раз. Моя первая жена умерла. Она оставила мне
единственного сына, Роберта, который погиб седьмого декабря тысяча
девятьсот сорок первого года, в возрасте двадцати шести лет, в Пирл-Харбор
[7 декабря 1941 года японская авиация нанесла удар по Пирл-Харбору и
вывела из строя основные силы американского Тихоокеанского флота]. Его
останков так и не удалось опознать.
Мейсон взглядом выразил сочувствие. Через минуту продолжил:
- Жизнь значительно сложнее, чем кажется. Только теперь, оглядываясь
назад, понимаешь, как все было на самом деле. Но, как обычно, понимаешь
поздно.
Он умолк на некоторое время и вновь продолжил:
- Роберт женился за год до смерти. Он женился на девушке, которая мне
не понравилась. Мне не нравилось ее происхождение, мне не нравились люди,
которые ее окружали.
- И вы не любили лично ее? - спросил Мейсон.
- Оглядываясь назад, боюсь, что у меня не было случая узнать ее на
самом деле. Я был так предубежден против нее, что никогда даже не пытался
взглянуть на нее объективно. Я до последних дней сохранил мнение, которое
вынес о ней еще до того, как вообще с ней познакомился.
- Что вы имели против нее?
- Собственно, ничего. Она была цирковой актрисой. Воспитывалась в
цирке. Специальность: акробатка на трапеции.
- Сколько ей было лет?
- Двадцать четыре. То есть, ей теперь двадцать четыре. Ей было
двадцать, когда она вышла за моего сына.
- Или же, когда он женился на ней, - поправил Мейсон с легкой
усмешкой.
- Можно и так, - признал Бартслер.
- Рассказывайте дальше. Я хотел бы услышать остальное.
- Когда Роберт с ней познакомился, она уже не выступала в цирке.
Упала с трапеции, повредила себе бедро. Это был у нее первый несчастный
случай, но он сделал невозможным для нее продолжение выступлений. У нее не
было другого источника доходов, кроме акробатики, и она осталась без
средств к существованию. Естественно, брак с Робертом казался ей выходом
из положения. Я был недоволен его женитьбой и это охладило наши отношения.
После гибели Роберта Элен, его жена, не пыталась скрывать своей горечи, а
я, со своей стороны, дал ей недвусмысленно понять, что если и существовали
между нами какие-то семейные отношения, то я считаю их оконченными.
- Это все имеет связь с Дианой Рэджис? - спросил Мейсон.
- Конечно.
- Может, будет лучше, если вы сразу скажете какую?
- Терпение, господин адвокат, я хочу, чтобы вы имели полную картину.
Нужно сказать, что я не виделся с Элен... Ну, мы встретились снова месяц
тому назад.
- Она пришла к вам?
- Нет. Я пошел к ней.
Мейсон слегка поднял брови:
- Зачем?
Бартслер нервно заерзал в кресле.
- У меня были основания полагать, что после смерти моего сына, в
марте сорок второго года, она родила мне внука. И умышленно, - продолжал
он полным горечи голосом, - утаила от меня этот факт. Утаила факт рождения
сына Роберта, моего внука!
Голос у него ослаб и прошло некоторое время, прежде чем он смог
продолжить.
Мейсон заметил:
- Вы должны признать, мистер Бартслер, что так не ведут себя охотницы
за наследством.
- Теперь я это вижу.
- Как вы об этом узнали?
- Я получил месяц назад анонимку, советующую мне заглянуть в книги
регистрации рождений города Сан-Франциско за март сорок второго года,
заверяющую, что я найду там что-то, что меня несомненно заинтересует.
- И что вы сделали?
- Выбросил письмо в мусорную корзину. Вначале я думал, что это
вступление к какому-либо шантажу. А потом поразмышлял и решил посмотреть
эти книги. Мистер Мейсон, я нашел это черным по белому! У меня есть
официальное свидетельство рождения.
Он подал Мейсону официальный бланк, который тот внимательно изучил.
- Кажется, дело не вызывает сомнений. Ребенок мужского пола,
рожденный пятнадцатого марта тысяча девятьсот сорок второго года, отец
Роберт Бартслер и мать Элен Бартслер. Полагаю, вы нашли врача, который
принимал роды?
- Да.
- Что он вам сказал?
- Подтвердил.
- И тогда вы отправились к невестке?
- Да. Она владеет небольшой фермой по разведению птиц в долине Сан
Фернандо.
- Вы что-нибудь смогли сделать?
- Совершенно ничего.
- Что она вам сказала?
- Она меня высмеяла. Она не пожелала ни подтвердить, ни отрицать
факта рождения ребенка. Заявила, что я никогда не был настоящим отцом для
Роберта, а к ней относился, как к отбросам общества. Она сказала, что уже
давно ждала, когда сможет отплатить мне, а, впрочем, ведь я наверное не
захочу признать внука, в котором есть ее кровь.
- Кажется, что это был для нее великий день, - заметил Мейсон.
- Да.
- И что вы сделали?
- Нанял детективов.
- Они узнали что-нибудь?
- Нет. По крайней мере, не непосредственно.
- А все-таки?
- К Элен приходила молодая блондинка, которая, казалось, что-то знает
о ребенке. Одному из детективов удалось спровоцировать небольшое
столкновение и узнать ее имя по водительскому удостоверению.
- И эту девушку звали?
- Диана Рэджис.
- Ну, и?
- Это вовсе не была Диана. Но я понял это только тогда, когда она
начала у меня работать. Это была ее подруга, с которой они вместе снимают
квартиру, также молодая блондинка, некая Милдред Дэнвил.
Мейсон откинулся в кресле и наморщил лоб.
- Действительно, довольно необычная правовая ситуация, - сказал он
наконец. - Обычно мать пытается получить средства на содержание ребенка. А
здесь мы видим мать, которая совершенно спокойно утверждает, что никакого
ребенка нет. По крайней мере, она не хочет подтвердить его рождения.
- Но ведь имеется официальное свидетельство рождения.
- А вы проверяли в бюро регистрации, нет ли там свидетельства о
смерти?
- Конечно. А больше всего меня беспокоит и доводит до полного безумия
то, что Элен может отдать малыша в чужие руки, дать усыновить его. Она не
хочет, чтобы он связывал ей руки и не желает отдать ребенка мне. Подумайте
только, мистер Мейсон, моя собственная кровь! Сын Роберта! Мальчик,
который наверняка унаследовал все его очарование, его индивидуальность!
Боже мой, мистер Мейсон, это свыше мох сил! А в то же время, - горько
продолжил он, - адвокаты утверждают, что у меня нет никаких оснований для
того, чтобы предъявить свои права. Они говорят, что если отца нет в живых,
то мать имеет право отдать ребенка на усыновление и точка. При этом, все
документы, касающиеся такого ребенка, считаются секретными. Мало того,
некоторые агентства сжигают все бумаги за исключением акта отречения
матери от всех прав, чтобы иметь абсолютную уверенность в том, что след
окончательно оборван и нет никакой возможности найти ребенка.
Мейсон забарабанил длинными, сильными пальцами по краю стола.
- У вас действительно интересная и редкая юридическая проблема, -
сказал он.
- Мои адвокаты считают, что с юридической точки зрения дело
безнадежное. Если ребенок отдан для усыновления, то конец и точка. Элен
имеет полное право отказаться от каких-либо объяснений и нет ни малейших
возможностей обнаружить местопребывание ребенка.
Мейсон задумчиво надул губы и сказал:
- Когда я обнаруживаю, что одна из теорий не сулит никаких надежд, я
меняю фронт и ищу новую теорию. Очень существенно то, как подойти к
проблеме. На юридическом языке это называется найти соответствующую
процессуальную причину.
- Какое это имеет отношение к моему делу?
- Может быть, очень большое. У адвоката должна быть фантазия.
Обнаружив, что дорога, которую он избрал, никуда не ведет, он должен
отступить и поискать новую.
- В этом случае другой дороги нет. Мои адвокаты убеждены в этом.
Мейсон закурил сигарету и погрузился в раздумья.
- А если есть?
- Что есть?
- Другая дорога?
- Боюсь, что ее нет, мистер Мейсон. Наверное и вы со всей своей
изобретательностью не сможете найти выход из глухого тупика.
Мейсон терпеливо произнес:
- Я попытаюсь разъяснить вам, что может быть процессуальной причиной
в вашем случае. Официально ваш сын фигурирует как без вести пропавший, не
так ли?
- Насколько мне известно, такова официальная квалификация, потому что
не было найдено его тело с личным медальоном. Но, что касается факта
что она не будет очернена кем-либо из ваших домашних, в случае если
кто-либо из нанимателей попросит рекомендацию. Наконец, соответствующего
награждения за испытанные моральные и физические страдания.
Бартслер обратился к Гленмору:
- Пригласи мою жену. И пусть она приведет Карла.
Гленмор вскочил на ноги и, с ловкостью неожиданной для мужчины его
веса, мягкими шагами, тихо и бесшумно, как кот, вышел из комнаты. На его
губах играла усмешка сдерживаемой радости.
- Прежде всего, - отозвался Мейсон сразу же после ухода Гленмора, - я
хотел бы попросить собрать вещи и одежду мисс Рэджис, чтобы я мог забрать
их с собой. Что касается остального, то я советовал бы вам обратиться к
своему адвокату. Я не хочу, чтобы меня подозревали в желании
воспользоваться положением.
- Мне не нужен адвокат для того, чтобы управиться с этим делом, -
ответил Бартслер. - Я вообще не хочу, чтобы Диана уходила.
- Я думаю, что вы не предполагаете, что она останется после того, что
произошло. Это исключено.
Бартслер нахмурился.
- Я не допустил бы этого ни при каких обстоятельствах, если бы знал,
что это может случиться. Я совершенно этого не понимаю. А впрочем, может
быть и понимаю. Посмотрим.
- Дело может оказаться серьезнее, чем вы предполагаете, - предупредил
Мейсон.
- Все говорит за это. Мне нравится эта девушка. Ее действительно
интересует то, что она читает. Она делает это с чувством. Потому что все
профессиональные чтицы читают так однообразно, что глаза склеиваются от
одной только монотонности, словно во время длительного полета, когда
человек старается не уснуть от однообразного шума двигателя. О, вот моя
жена с сыном.
Мейсон поднялся, чтобы поздороваться с женщиной и молодым человеком.
В миссис Бартслер была какая-то ледяная грация. Ее кожа, волосы и фигура
свидетельствовали о непрерывном уходе. Она выглядела как
тридцатипятилетняя женщина, которая хорошо знает, что может сойти за
двадцатипятивосьмилетнюю. Казалось совершенно невероятным, что молодой
человек, находившийся рядом, ее сын. Карл Фрэтч был строен, с черными
волосами и старательно ухоженными баками, которые были ниже уха на целый
дюйм, согласно новейшей голливудской моде. Несмотря на признаки некоторого
лицедейства, он мог придать себе внешнюю солидность не по годам.
Язон Бартслер представил Перри Мейсона и, как только все сели, без
всякого вступления объяснил причину, по которой позвал их:
- Перри Мейсон представляет Диану Рэджис, она утверждает, что ее
выбросили из этого дома при унизительных обстоятельствах и в неодетом
виде. Вам известно что-нибудь об этом?
- Да, все, - холодно ответила миссис Бартслер, с выражением
равнодушия на лице.
- Что вы знаете? - спросил Бартслер.
- Расскажи, Карл.
Карл сделал жест скромного презрения.
- Я предпочел бы не говорить об этом.
- Ведь ты же знаешь факты.
- Но, несмотря ни на что, она все-таки женщина, мама. Ты не думаешь,
что о женщине лучше рассказывать женщине?
- Хорошо, - сказала миссис Бартслер. - Эта девушка никогда не должна
была работать у нас. Она была, как я слышала, актрисой и жаль, что она не
ограничила свою деятельность этой областью. Она не подходит нашей семье.
- Это еще не повод, чтобы не платить ей за две недели и относиться к
ней грубо, - спокойно сказал Бартслер.
Его жена продолжала с холодным достоинством:
- Я опасалась, что девушке тяжело быть в одиночестве, поэтому
подсказала Карлу, чтобы он немного занялся ею и Карл пригласил Диану на
ужин. Но она напилась и в баре позволила фамильярничать с собой какому-то
очень вульгарному типу. Она так разошлась, что не хотела возвращаться с
Карлом домой. Вернувшись, Карл заметил, что она оставила в его машине
сумочку. Он пошел в комнату Дианы, чтобы отнести ее и обнаружил в сумочке
бриллиантовую подвеску, которую я искала весь день. Он пришел с этим ко
мне и я сама решила расследовать дело. С того времени, как эта Рэджис
стала работать в нашем доме, у меня стали пропадать различные мелочи, но я
не придавала этому большого значения, полагая, что сама куда-нибудь их
засунула. У Дианы Рэджис была нечистая совесть, поэтому она убежала, как
только мы вошли в ее комнату. Я немного беспокоилась, но так как не
намеревалась вызывать полицию, то считала, что нам не остается ничего
другого, как ждать ее возвращения. Без сомнения, у нее много знакомых
обоих полов, у которых она с успехом могла провести ночь.
Бартслер посмотрел на Мейсона.
- Это объясняет ваши сомнения?
Мейсон рискнул без особого убеждения:
- У мисс Рэджис был подбит глаз, когда она появилась сегодня утром в
моем офисе. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь об этом?
Миссис Бартслер посмотрела на Карла. Тот сказал:
- Она вернулась домой уже с синяком под глазом. Я предполагаю, что об
этом мог бы что-нибудь сказать тот тип, с которым она пила, когда я
выходил из бара.
- Наверное, у нее не впервые подбит глаз, - прокомментировала миссис
Бартслер и с презрением добавила: - Особа легкого поведения!
На минуту наступило молчание, после чего миссис Бартслер снова
обратилась к сыну:
- Ты должен был все-таки настоять на том, чтобы она вернулась с тобой
домой.
Карл Фрэтч сделал рукой жест, как будто отгонял от себя что-то
неприятное. Он сделал это с таким чувством и грацией, которые
удовлетворили бы любого режиссера.
- Она вела себя очень вульгарно, - сказал Карл, как будто это
полностью и окончательно решало дело.
Бартслер обернулся к Мейсону.
- Это вас удовлетворяет?
- Нет.
- Вы хотите спрашивать сами или это сделать мне?
- Спрашивайте вы. Впрочем, я задам несколько вопросов. - Мейсон
повернулся к Карлу Фрэтчу: - Следовательно, вы пригласили ее на ужин?
- Да.
- Куда?
- В "Коралловую Лагуну".
- Вы пили?
- Да.
- Оба или только она?
Карл Фрэтч секунду колебался.
- Главным образом она. Я выпил только две рюмки.
- Кто заказывал алкоголь?
- Она.
- За столиком или у бара?
- У бара.
- Но вы поужинали?
- Да.
- И что потом?
- Она снова пила.
- Где?
- У бара.
- Кто заказывал?
- Она.
- И что вы делали, когда она пила?
- Ну, я сидел за своей рюмкой. Потом присел тот тип, ободренный ее
поведением и начал заигрывать с ней.
- Игнорируя вас?
- Если разобраться, то игнорируя.
- Во сколько вы вышли из дома?
- В восемь.
- А во сколько вы вернулись?
- Не помню точно. Около десяти.
- Вы танцевали?
- Да.
- Несколько раз?
- Да.
- Потом, после того, как этот мужчина стал приударять за ней, или до
этого?
- Ну, знаете, я не вижу повода подвергаться такому допросу. Я сказал,
что знал, мама мне верит, отчим мне верит. Не понимаю, почему я должен
оправдываться перед вами.
- Следовательно, за два часа вы успели доехать отсюда до "Коралловой
Лагуны", поужинать, потанцевать пару раз, посидели у стойки бара и девушка
напилась, а вы вернулись домой?
- Вам это не нравится?
- Слишком много событий для двух часов, - заметил Мейсон. - Я просто
хотел уложить все происшедшее во времени.
- Тут нечего укладывать, - буркнул Карл с нарастающим гневом.
- Мисс Рэджис вернулась сразу же после вас?
- Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.
- Но она застала вас в своей комнате.
- Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошел туда с
мамой.
- Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?
- Да.
- А зачем вы ее открывали?
- Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобы Диана
потом говорила будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.
- Вы нашли сумочку когда ставили машину после того, как приехали
домой?
- Да.
- И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?
- Да.
- И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?
- Да.
- И вы сразу же пошли с ней к матери?
- Да.
Мейсон повернулся к миссис Бартслер.
- Сколько времени спустя после того, как сын принес вам подвеску, вы
отправились в комнату мисс Рэджис?
- Почти тотчас же.
- Уложим все это во времени, - сказал Мейсон. - Вы могли бы сказать,
что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына с
этой подвеской?
- Это наверняка заняло времени не больше, - холодно ответила миссис
Бартслер.
Карл Фрэтч слегка нахмурился.
- А вы, кажется, утверждаете, - обратился к нему Мейсон, - что пошли
к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке мисс Рэджис?
- Не могу сказать этого совершенно точно, - ответил Фрэтч
нетерпеливо. - Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь
унизительному допросу.
- Однако, вы утверждаете, - продолжал Мейсон, - что нашли сумочку,
поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу же отнесли
ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразу же в
комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнату
мисс Рэджис и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы,
что она должна была оставить "Коралловую Лагуну" _п_е_р_е_д_ вами, чтобы
успеть вернуться домой и сделать все это...
- Я могла немного ошибиться во времени, - перебила миссис Бартслер с
ледяным достоинством. - Когда я теперь над этим задумываюсь, то
припоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то
из домашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала
Карла некоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и
что он узнал о ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее
слишком похвально.
- Следовательно, это продолжалось некоторое время?
- Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.
- Это продолжалось пятнадцать минут?
- Мне трудно установить пределы времени.
- Могло продолжаться целых полчаса?
- Может быть.
Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:
- Вам достаточно?
- Сколько вы требуете, Мейсон?
- Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, я хочу
получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходное
пособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своей
клиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.
- Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебе этого до
смерти! - накинулась на мужа миссис Бартслер. - Этот человек приходит сюда
и имеет наглость сомневаться в словах Карла!
Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.
- Конечно, - вставил Мейсон, - если вы хотите конфронтацию в суде и
допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.
- А впрочем, делай как знаешь, Язон, - заявила миссис Бартслер. - В
конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться от этой
уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этого
момента, с того дня, как переступила порог нашего дома.
И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотел было
исчезнуть вслед за ней.
- Подожди, Карл, - остановил его Язон Бартслер. - Задержись еще на
минуту, хорошо?
Колебание молодого человека было заметным. Однако, поразмышляв, он
пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.
- Ты, гаденыш, - сказал Бартслер не повышая голоса, совсем так будто
разговор шел об обыденных вещах. - Номером с этой бриллиантовой подвеской
ты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та
девушка - горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя
получилось лучше, потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у
нее пропала эта подвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а
утром подвеска оказалась на своем обычном месте. Я основательно это
обдумал. Теперь я вынужден буду за тебя платить. Твоей матери не
обязательно об этом знать, но ты помни на будущее, что я раскусил тебя,
ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь - прочь отсюда!
Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен был показать, что
он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденного нежелания
возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться с
неприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о
вежливости.
Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся к Мейсону.
- Итак, сколько?
- Мне действительно трудно определить сумму. Я пришел получить вещи
своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и...
Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.
- Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, - отозвался Фрэнк
Гленмор. - Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, которая
приехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.
- Диана была пьяной? - спросил Бартслер через плечо.
- Нет.
- У нее был подбит глаз?
- Нет.
Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренние створки,
выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящих
новеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять он заколебался,
прошептал: "Диана, это хорошая девушка", - и отсчитал еще пять. Задумался
на минуту, сказал Мейсону: "Вам тоже положен гонорар", - и отложил
следующие пять в отдельную пачку.
- Две тысячи долларов, - сказал он. - Полторы для нее и пятьсот для
вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всяких претензий и
обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, что только
можно придумать.
- К сожалению, - ответил Мейсон, - сейчас я не располагаю
полномочиями для заключения договора.
- Вот телефон, - заявил Бартслер. - Поговорите со своей клиенткой. Я
хочу решить это дело положительно и окончательно.
Мейсон подумал немного о чем-то прежде, чем поднять трубку и набрать
домашний номер Деллы Стрит. Через минуту он услышал голос своей
секретарши.
- Привет, Делла. Как там пациентка?
- Значительно лучше, шеф.
- Как одежда? Подошла?
- Почти полностью. Я немного выше ее, но кроме этого все в порядке.
- Делла, я в доме Язона Бартслера. Он предлагает возмещение в сумме
двух тысяч долларов. Сюда включен и мой гонорар. Спроси мисс Рэджис, что
она об этом думает?
- Подожди чуть-чуть, - сказала Делла и Мейсон услышал ее приглушенный
голос, быстро пересказывающий суть дела Диане Рэджис. Вскоре она вернулась
к телефону. - Нас никто не слышит, шеф?
- Нет.
- Она говорит, что это просто чудесно.
- Хорошо, я выставлю счет и подпишу квитанцию, - ответил Мейсон. - Я
попрошу мистера Бартслера, чтобы он приказал прислуге собрать вещи нашей
клиентки и привезу их с собой. Пока все.
Он положил трубку. Бартслер обратился к Гленмору:
- Фрэнк, приготовь письмо, которое мистер Мейсон подпишет от имени
Дианы Рэджис. Ты знаешь Карла, у него гладкие манеры, но примитивные
шутки. Поэтому сформулируй письмо так, чтобы оно охватывало все, что
только можно придумать.
Гленмор усмехнулся и без слов вышел в соседнюю комнату.
- Ну, на этом с делом, по-видимому, покончено, - констатировал хозяин
дома.
Мейсон только усмехнулся.
- Еще нет? - поднял брови Бартслер.
- Не знаю.
- Чего вы не знаете, мистер Мейсон?
- Пары занимательных вещей. Почему вы вообще пригласили мисс Рэджис,
почему вы хотите, чтобы она вернулась? И предупреждаю вас, мистер
Бартслер, что когда я в своей практике наталкиваюсь на какую-нибудь
загадку, то имею привычку добираться до ее сути. Поэтому, если вы желаете,
чтобы я получил информацию из первых рук, то я жду вас завтра в своем
офисе в десять утра.
Бартслер задумчиво погладил подбородок и вдруг объявил:
- Хорошо, я буду в четверть одиннадцатого. Я готов рассказать вам
в_с_ю_ историю, если вы захотите меня выслушать.
Тяжелые тучи сонно тащились по небу, подгоняемые теплым южным ветром.
Земля, высушенная шестимесячным периодом засухи, за время которого не
упало ни единой капли дождя, лежала под нависшими тучами в молчаливом
ожидании.
Перри Мейсон остановился при входе в здание, чтобы купить газету. Он
бросил взгляд на часы в холле и заметил, что на них ровно десять. Потом он
посмотрел на тяжелые тучи и сказал мужчине за прилавком киоска:
- Дело к дождю.
- Самое время.
Мейсон, взяв газету, кивнул головой.
- Никак не могу привыкнуть к этому климату, - сказал продавец. -
Сначала шесть месяцев засуха, потом шесть месяцев дождь. Я с востока, там
трава зеленая все лето. А здесь солнце печет так, что трава похожа на
поджаристую гренку.
- А что происходит зимой на этом вашем востоке? - поинтересовался
Мейсон.
Мужчина рассмеялся:
- Именно поэтому я сижу здесь, господин адвокат.
Мейсон сел в лифт и через две минуты повернул ключ в дверях своего
личного кабинета.
- Привет, Делла. Что нового?
- Язон Бартслер.
- Припекло его.
- Похоже, его что-то беспокоит.
Мейсон бросил газету на стол, повесил шляпу и сказал:
- Проси.
Через минуту Делла ввела в кабинет Язона Бартслера.
- Здравствуйте, мистер Мейсон. Я пришел немного раньше, - сказал
Бартслер.
- Я это заметил.
- Мистер Мейсон, я всю ночь не сомкнул глаз. Откуда вы, черт возьми,
узнали, что у меня были причины нанять именно Диану Рэджис?
Мейсон усмехнулся.
- Бизнесмен с вашим положением названивает в студию неизвестной
актрисе, которой якобы никогда в глаза не видел, чтобы пригласить ее домой
в качестве чтицы... Ой, Бартслер, и вы выдаете себя за скептика?
Посетитель сделал глупую мину.
- Ну, если вы так ставите дело...
- Говорите, я адвокат и умею хранить чужие секреты, - поощрил Мейсон,
когда он замолчал.
Бартслер сел в кресле поудобнее.
- Я женат во второй раз. Моя первая жена умерла. Она оставила мне
единственного сына, Роберта, который погиб седьмого декабря тысяча
девятьсот сорок первого года, в возрасте двадцати шести лет, в Пирл-Харбор
[7 декабря 1941 года японская авиация нанесла удар по Пирл-Харбору и
вывела из строя основные силы американского Тихоокеанского флота]. Его
останков так и не удалось опознать.
Мейсон взглядом выразил сочувствие. Через минуту продолжил:
- Жизнь значительно сложнее, чем кажется. Только теперь, оглядываясь
назад, понимаешь, как все было на самом деле. Но, как обычно, понимаешь
поздно.
Он умолк на некоторое время и вновь продолжил:
- Роберт женился за год до смерти. Он женился на девушке, которая мне
не понравилась. Мне не нравилось ее происхождение, мне не нравились люди,
которые ее окружали.
- И вы не любили лично ее? - спросил Мейсон.
- Оглядываясь назад, боюсь, что у меня не было случая узнать ее на
самом деле. Я был так предубежден против нее, что никогда даже не пытался
взглянуть на нее объективно. Я до последних дней сохранил мнение, которое
вынес о ней еще до того, как вообще с ней познакомился.
- Что вы имели против нее?
- Собственно, ничего. Она была цирковой актрисой. Воспитывалась в
цирке. Специальность: акробатка на трапеции.
- Сколько ей было лет?
- Двадцать четыре. То есть, ей теперь двадцать четыре. Ей было
двадцать, когда она вышла за моего сына.
- Или же, когда он женился на ней, - поправил Мейсон с легкой
усмешкой.
- Можно и так, - признал Бартслер.
- Рассказывайте дальше. Я хотел бы услышать остальное.
- Когда Роберт с ней познакомился, она уже не выступала в цирке.
Упала с трапеции, повредила себе бедро. Это был у нее первый несчастный
случай, но он сделал невозможным для нее продолжение выступлений. У нее не
было другого источника доходов, кроме акробатики, и она осталась без
средств к существованию. Естественно, брак с Робертом казался ей выходом
из положения. Я был недоволен его женитьбой и это охладило наши отношения.
После гибели Роберта Элен, его жена, не пыталась скрывать своей горечи, а
я, со своей стороны, дал ей недвусмысленно понять, что если и существовали
между нами какие-то семейные отношения, то я считаю их оконченными.
- Это все имеет связь с Дианой Рэджис? - спросил Мейсон.
- Конечно.
- Может, будет лучше, если вы сразу скажете какую?
- Терпение, господин адвокат, я хочу, чтобы вы имели полную картину.
Нужно сказать, что я не виделся с Элен... Ну, мы встретились снова месяц
тому назад.
- Она пришла к вам?
- Нет. Я пошел к ней.
Мейсон слегка поднял брови:
- Зачем?
Бартслер нервно заерзал в кресле.
- У меня были основания полагать, что после смерти моего сына, в
марте сорок второго года, она родила мне внука. И умышленно, - продолжал
он полным горечи голосом, - утаила от меня этот факт. Утаила факт рождения
сына Роберта, моего внука!
Голос у него ослаб и прошло некоторое время, прежде чем он смог
продолжить.
Мейсон заметил:
- Вы должны признать, мистер Бартслер, что так не ведут себя охотницы
за наследством.
- Теперь я это вижу.
- Как вы об этом узнали?
- Я получил месяц назад анонимку, советующую мне заглянуть в книги
регистрации рождений города Сан-Франциско за март сорок второго года,
заверяющую, что я найду там что-то, что меня несомненно заинтересует.
- И что вы сделали?
- Выбросил письмо в мусорную корзину. Вначале я думал, что это
вступление к какому-либо шантажу. А потом поразмышлял и решил посмотреть
эти книги. Мистер Мейсон, я нашел это черным по белому! У меня есть
официальное свидетельство рождения.
Он подал Мейсону официальный бланк, который тот внимательно изучил.
- Кажется, дело не вызывает сомнений. Ребенок мужского пола,
рожденный пятнадцатого марта тысяча девятьсот сорок второго года, отец
Роберт Бартслер и мать Элен Бартслер. Полагаю, вы нашли врача, который
принимал роды?
- Да.
- Что он вам сказал?
- Подтвердил.
- И тогда вы отправились к невестке?
- Да. Она владеет небольшой фермой по разведению птиц в долине Сан
Фернандо.
- Вы что-нибудь смогли сделать?
- Совершенно ничего.
- Что она вам сказала?
- Она меня высмеяла. Она не пожелала ни подтвердить, ни отрицать
факта рождения ребенка. Заявила, что я никогда не был настоящим отцом для
Роберта, а к ней относился, как к отбросам общества. Она сказала, что уже
давно ждала, когда сможет отплатить мне, а, впрочем, ведь я наверное не
захочу признать внука, в котором есть ее кровь.
- Кажется, что это был для нее великий день, - заметил Мейсон.
- Да.
- И что вы сделали?
- Нанял детективов.
- Они узнали что-нибудь?
- Нет. По крайней мере, не непосредственно.
- А все-таки?
- К Элен приходила молодая блондинка, которая, казалось, что-то знает
о ребенке. Одному из детективов удалось спровоцировать небольшое
столкновение и узнать ее имя по водительскому удостоверению.
- И эту девушку звали?
- Диана Рэджис.
- Ну, и?
- Это вовсе не была Диана. Но я понял это только тогда, когда она
начала у меня работать. Это была ее подруга, с которой они вместе снимают
квартиру, также молодая блондинка, некая Милдред Дэнвил.
Мейсон откинулся в кресле и наморщил лоб.
- Действительно, довольно необычная правовая ситуация, - сказал он
наконец. - Обычно мать пытается получить средства на содержание ребенка. А
здесь мы видим мать, которая совершенно спокойно утверждает, что никакого
ребенка нет. По крайней мере, она не хочет подтвердить его рождения.
- Но ведь имеется официальное свидетельство рождения.
- А вы проверяли в бюро регистрации, нет ли там свидетельства о
смерти?
- Конечно. А больше всего меня беспокоит и доводит до полного безумия
то, что Элен может отдать малыша в чужие руки, дать усыновить его. Она не
хочет, чтобы он связывал ей руки и не желает отдать ребенка мне. Подумайте
только, мистер Мейсон, моя собственная кровь! Сын Роберта! Мальчик,
который наверняка унаследовал все его очарование, его индивидуальность!
Боже мой, мистер Мейсон, это свыше мох сил! А в то же время, - горько
продолжил он, - адвокаты утверждают, что у меня нет никаких оснований для
того, чтобы предъявить свои права. Они говорят, что если отца нет в живых,
то мать имеет право отдать ребенка на усыновление и точка. При этом, все
документы, касающиеся такого ребенка, считаются секретными. Мало того,
некоторые агентства сжигают все бумаги за исключением акта отречения
матери от всех прав, чтобы иметь абсолютную уверенность в том, что след
окончательно оборван и нет никакой возможности найти ребенка.
Мейсон забарабанил длинными, сильными пальцами по краю стола.
- У вас действительно интересная и редкая юридическая проблема, -
сказал он.
- Мои адвокаты считают, что с юридической точки зрения дело
безнадежное. Если ребенок отдан для усыновления, то конец и точка. Элен
имеет полное право отказаться от каких-либо объяснений и нет ни малейших
возможностей обнаружить местопребывание ребенка.
Мейсон задумчиво надул губы и сказал:
- Когда я обнаруживаю, что одна из теорий не сулит никаких надежд, я
меняю фронт и ищу новую теорию. Очень существенно то, как подойти к
проблеме. На юридическом языке это называется найти соответствующую
процессуальную причину.
- Какое это имеет отношение к моему делу?
- Может быть, очень большое. У адвоката должна быть фантазия.
Обнаружив, что дорога, которую он избрал, никуда не ведет, он должен
отступить и поискать новую.
- В этом случае другой дороги нет. Мои адвокаты убеждены в этом.
Мейсон закурил сигарету и погрузился в раздумья.
- А если есть?
- Что есть?
- Другая дорога?
- Боюсь, что ее нет, мистер Мейсон. Наверное и вы со всей своей
изобретательностью не сможете найти выход из глухого тупика.
Мейсон терпеливо произнес:
- Я попытаюсь разъяснить вам, что может быть процессуальной причиной
в вашем случае. Официально ваш сын фигурирует как без вести пропавший, не
так ли?
- Насколько мне известно, такова официальная квалификация, потому что
не было найдено его тело с личным медальоном. Но, что касается факта