Гарднер Эрл Стенли. Дело сердитой плакальщицы

   Гараж был все еще пуст.
   На секунду это озадачило ее, поскольку она думала, что Карлотта, видимо, покинула коттедж Кашинга сразу после того, как крик ужаса распорол холодное безмолвие ночи. На месте дочери она поставила бы машину в гараж, закрыла бы дверь и отправилась спать.
   Сейчас же зияющая пустота гаража могла означать лишь одно: Карлотта решила искать спасение в бегстве. Это был самый бессмысленный, глупый поступок, какой она могла предпринять.
   Ее же бегство было уликой. Бегство неизбежно укажет перстом подозрения прямо на Карлотту. Полиция узнает, что Артур Кашинг пригласил Карлотту на ужин, захочет побеседовать с ней и, обнаружив ее отъезд, тут же посчитает ее подозреваемой номер один. После этого самый искушенный адвокат вряд ли придумает версию, которую принял бы суд.
   Миссис Эдриан задержалась ровно настолько, чтобы быстро оценить ситуацию. Бегство Карлотты можно было прикрыть, представить его как нормальный поступок, запланированный за несколько дней до этого, скажем, как поездку в город за покупками.
   Это означало, что миссис Эдриан нужно было сделать две вещи. Она должна найти Карлотту до того, как полиция начнет разыскивать гостью Артура Кашинга, а еще нужно собрать чемодан дочери. По крайней мере, сумку с вещами на одну ночь, которая сняла бы с поспешного отъезда Карлотты подозрение в бегстве.
   Миссис Эдриан влетела в спальню Карлотты, кинулась к шкафу и внезапно остановилась в удивлении, заметив какое-то движение на кровати Карлотты, освещенной лунной дорожкой, пробивающейся сквозь шторы.
   Карлотта вскрикнула.
   — Что такое, мамочка! Что случилось? — спросила она.
   — Ты! — воскликнула миссис Эдриан.
   Уже полностью проснувшись, Карлотта спокойно сказала:
   — Естественно. А ты кого ожидала увидеть?
   — Я… Ты давно уже дома?
   — Боже мой, я не знаю. Уже порядком. А что?
   — Машины нет в гараже.
   — Я проколола колесо на полпути домой, поэтому оставила машину и дошла пешком. А теперь, ради всего святого, не говори мне, что ты беспокоилась, искала повсюду и…
   — Карлотта, я никого не выслеживала.
   — Я не говорила «выслеживала», мама, я сказала «искала».
   — Ну, это ведь одно и то же. Карлотта сказала спокойно:
   — Не будь старомодной, мама, и не надо защищаться. В конце концов, думаю, нелегко для матери осознавать, что ее ребенок уже вырос.
   Миссис Эдриан включила свет.
   — У тебя… У тебя ничего не случилось, Карлотта?
   — Дорогая, прошу, не будем сейчас об этом. Миссис Эдриан подошла к стулу, на который дочь бросила свою яркую блузку. Мать взяла ее со стула, рассматривая разорванную ткань на груди. Карлотта вспыхнула:
   — Мама, теперь-то ты выслеживаешь!
   — Карлотта, я… я должна знать, что случилось.
   — Хорошо, мамочка, ты сама об этом просишь… Я выросла. У меня красивые формы, и мужчины это замечают. Они предпринимают кое-какие шаги, в этом их натура. Боюсь, нам не удастся изменить их. Разорванная блузка может сама по себе быть ответом. Твоя материнская обеспокоенность была бы более к месту, если бы блузку не порвали.
   — Я не об этом, Карлотта. Я хочу знать, что… что сделала ты.
   Девушка ответила утомленно:
   — Я сказала ему спокойно «нет» несколько раз. Я ясно дала ему понять, что действительно не желаю быть с ним. Затем, когда он стал серьезно настаивать, я показала ему хороший «свинг» и пошла домой.
   — Ты дала ему пощечину?
   — Черта с два, пощечину! — воскликнула Карлотта. — Я заехала ему по челюсти своей правой. Откровенно говоря, я ничего не имею против каких-то шагов со стороны мужчин. Мне это нравится. Мне нравятся также мужчины, способные оценить ответ «нет». Ладно, теперь ты достаточно осведомлена о моих личных делах, нам нужно расстаться ненадолго и постараться немного поспать, хотя я не думаю, что мне это сейчас удастся.
   Миссис Эдриан опустила руку в карман своего твидового пальто и спокойно сказала:
   — Вот разбитая пудреница, которую ты оставила. Голые ноги Карлотты мелькнули, когда она откинула одеяло и спрыгнула с кровати, дотягиваясь до халата.
   — Где ты это взяла?
   — В коттедже Артура Кашинга.
   Лицо Карлотты потеряло всякое выражение.
   — Боже, мама, ты была там? Миссис Эдриан кивнула. Карлотта, сжав губы, произнесла:
   — Извини, но все это заходит уже слишком далеко, даже для матери.
   — Так вот, — продолжала миссис Эдриан, — я обнаружила его сидящим в кресле на колесах с пулевым отверстием в груди, с твоей пудреницей на полу, с разбитым окном…
   — Пулевое отверстие!
   — Да.
   — Ты хочешь сказать, что он…
   — Да, он мертв.
   — И что ты сделала?
   — Я убрала все улики твоего присутствия там, по крайней мере я надеюсь.
   — О Господи! — воскликнула Карлотта. — Выключи этот свет, — скомандовала она. — Не будем же мы всем показывать, что мы не спим. Ложись ко мне на кровать и давай все обсудим.

Глава 4

   Холодный дневной свет поднимался серым покрывалом над озером. Первый слабый просвет на небе обозначил изломанный силуэт гор на металлическом серо-зеленом фоне.
   Звонок у двери коттеджа миссис Эдриан неожиданно прозвенел длинно и пронзительно.
   Мать и дочь при свете карманного фонарика, закрытого ладонями, испуганно поглядели друг на друга.
   — Это, наверное, полиция, Карлотта, — прошептала мать. — Я думала… Я надеялась, что мы успеем собрать тебя и отправить. Ах, почему у нас не оказалось еще немного времени!
   — Черт бы побрал этот прокол, — ответила Карлотта. — Если бы не это…
   — Теперь запомни, — перебила миссис Эдриан. — Вы поругались с Артуром почти сразу же после ухода прислуги. Ты ушла домой, оставив его сидящим в кресле. Он даже не проводил тебя до двери. Он остался в угрюмом настроении. Ты поехала на машине и проколола колесо, поэтому оставила автомобиль и пришла домой. Ты планировала поехать…
   — Но, мамочка, — перебила Карлотта, — они уже здесь. Не лучше ли вести себя так, будто я не собиралась никуда ехать?
   — Дорогая, ты забыла об упакованных чемоданах.
   — Поставим их в чулан.
   — Они могут сделать обыск.
   Звонок продолжал настойчиво звонить.
   — Только бы Харви ничего об этом не узнал, — прошептала Карлотта.
   — Но он адвокат, дорогая. Он мог бы помочь.
   — Я не хочу помощи такой ценой, мамочка. У Харви честные, но отдаленные намерения… Я люблю его. Артур Кашинг был плэйбоем. Его намерения были нечестные и неотдаленные. Кажется, мне нравилось играть с огнем. Мамочка, тебе надо раздеться. Мы не можем больше не реагировать на этот звонок.
   Белл Эдриан сняла туфли и осторожно прошла босиком.
   — Иди ложись, дорогая, — сказала она, а затем, стараясь говорить сонным голосом, спросила: — Кто там?
   Единственным ответом был настойчивый, прерывистый звонок.
   — Секунду, — утомленно произнесла Белл Эдриан. — Сейчас накину что-нибудь.
   Она постояла у кровати, лихорадочно освобождаясь от верхней одежды, затем набросила на себя халат и пошла к двери зажечь свет на крыльце.
   Она увидела Сэма Барриса терпеливо стоящим на свету с покрасневшими от холода носом и ушами.
   Миссис Эдриан, зевая, открыла дверь и спросила:
   — Что… А, это вы, мистер Баррис! Что случилось?
   — Я хотел бы поговорить с вами, — сказал Сэм.
   — Как, в такой ранний час…
   — Это очень важно.
   — Ну ради Бога. У нас здесь беспорядок, но входите. Пройдите в ту комнату. Вам нужно обождать, пока я оденусь.
   Сэм, казалось, чувствовал себя виноватым, когда усаживался на указанный миссис Эдриан стул.
   — Так в чем же дело? — спросила она.
   — Не знаю, как и начать, — произнес он, уставившись в пол.
   — Видите ли, мистер Баррис, я думаю, что в такую рань у вас что-то действительно ужасно важное…
   — Да. Вы знаете, у нас домик там, где…
   — Да, я знаю, где у вас домик.
   — И окна нашей спальни так расположены, что мы можем смотреть прямо в кабинет Артура Кашинга в его коттедже.
   — Смотреть прямо в кабинет! — воскликнула она.
   — Да вы находитесь на расстоянии городского квартала. Вы…
   — Верно, мэм, где-то около ста ярдов. Но видно достаточно хорошо ночью, когда комната освещена, шторы не опущены, и слышно ночью хорошо и отчетливо.
   — К чему это вы клоните?
   — Артур Кашинг, — сказал он. — В общем, я не хотел бы, чтобы моя дочь что-то имела с Артуром Кашингом.
   — Большое спасибо, — язвительно отозвалась миссис Эдриан. — Но, во-первых, современные дочери предпочитают жить собственной жизнью. А во-вторых, мне действительно не нравится, когда меня будят от крепкого сна, чтобы предупредить насчет друзей моей дочери. Ведь вы, как вижу, к этому ведете.
   — Не только к этому, мэм. Видите ли, Артур Кашинг мертв.
   — Мертв! — воскликнула она. — Артур Кашинг мертв?
   Он утвердительно кивнул.
   Секунду она не знала, что сказать, только встревоженно смотрела на него, думая, что же ему известно, стремясь подтолкнуть его в разговоре до той точки, когда сможет вытянуть из него все сведения. Но сделать это нужно так умело, чтобы он и не представлял, что из него это вытягивают, и не замечал у нее никакого интереса.
   — Да-а, — протянула она. — Это крайне трагично. Это так неожиданно. Моя дочь, кажется, ужинала у него прошлым вечером. Они смотрели фильмы, так как из-за ноги Артура Кашинга не могли никуда выйти. Она рано вернулась домой и…
   — Вам не нужно мне это объяснять, мэм. Вот что я пытаюсь вам втолковать.
   — Может быть, вам лучше продолжать и все рассказать? Не волнуйтесь, говорите все прямо, мистер Бар-рис. В чем дело?
   — Артуру Кашингу нравилось быть богатым джентльменом, когда он мог получить таким образом то, что хотел. Но когда ему это не удавалось, он показывал ужасный нрав и… Ну, он становился грубым.
   Миссис Эдриан, сохранявшая полный самоконтроль, сидела абсолютно спокойно, ничего не говоря.
   — Моя жена и я многое там повидали, — продолжал Сэм Баррис. — Мы слышали и разозленные голоса, иногда мы слышали и женские крики и… В общем, Артур никогда не затруднялся опускать штору в своем кабинете. Он наверняка думал, что на таком расстоянии никто ничего не увидит.
   Миссис Эдриан все молчала.
   — Но, — продолжал Сэм Баррис, — видите ли, мы давно живем на озере, и у нас есть отличная подзорная труба тридцатикратного увеличения, и видно очень хорошо.
   — Подзорная труба! — отозвалась миссис Эдриан, стараясь скрыть испуг в своем голосе.
   Он кивнул и затем продолжал:
   — Пожалуйста, не думайте, что мы подглядываем, как это называют — «чрезмерно любопытствуем». Но, в конце концов, если слышишь женский крик поздно ночью и, выглянув в окно, видишь двух борющихся людей, ты должен убедиться, что все в порядке, перед тем как идти спать.
   Сжав губы, она кивнула.
   — У меня очень чуткий сон, — сказал Сэм Баррис. — А моя жена спит ужасно крепко. Нужно колотить ее, чтобы разбудить. Она похожа на многих здешних женщин. Они много болтают, поэтому я не рассказываю ей всего, что вижу. В первый раз, когда нечто подобное случилось, я разбудил ее, и она какое-то время думала, что нам надо бы вмещаться. А потом оказалось, что в этом не было никакой нужды.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Девушка вполне смогла постоять за себя, — сказал Сэм Баррис. — Поверьте, она влепила ему и вышла.
   — Это было… какое-то время тому назад?
   — Два или три месяца.
   — Д-а, — произнесла она и рассердилась сама на себя за столь заметную нотку облегчения в собственном голосе.
   — Затем, во второй раз, — продолжал Баррис, — все было иначе.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ну, девушка опять сопротивлялась. Я оделся. У нас нет телефона, и я собирался пойти позвать шерифа, а затем… в общем, кажется, ей это понравилось. Первое, что мы увидели, было то, что они целовались прямо перед окном. Мне как-то нехорошо было от мысли, что девушки могут на это клюнуть.
   — Некоторые женщины — да, — заметила миссис Эдриан. — Может быть, она только играла. Вы… вы ее узнали?
   — Я видел ее в трубу ясно, как днем, — сказал Бар-рис. — С тех пор она частенько возвращалась. Очень привлекательная девушка. Не знаю ее имени. Черные волосы и серо-голубые глаза… но… В общем, не думайте, что мы намеренно шпионим за людьми… Просто мне не нравится, что в округе есть такие люди, как Артур Кашинг.
   — Это вы пустили его сюда, не так ли? То есть, простите, я хотела сказать, это вы продали ему землю.
   — Я сам себя одурачил, — признал Баррис. — Конечно, я сделал глупость. У них был агент по недвижимости, который наврал мне с три короба. Этот парень толковал мне, что один человек хочет купить земли под сельское хозяйство; не какое-то большое хозяйство, а под ферму, в которую он хочет вложить деньжат и получить за это налоговые льготы. Ну, я и подумал, что у человека лишние деньги и что надо ему помочь. Я запросил за пару сотен акров цену, которая раза в четыре превышала настоящую стоимость, а затем уступил на будущее право купить остальную землю из такого же расчета — под сельское хозяйство.
   — А потом оказалось, что покупателем в переговорах был Декстер Кашинг?
   — Точно. И он не собирался заниматься сельским хозяйством. Он хотел строить курорт… Я думаю, это Артур навел пчелу на мед. В общем, они построили там коттедж, а затем объявили о своем плане насчет большого курорта. Поставили меня вот в такую ситуацию.
   — Но разве ваша земля не вырастет в цене?
   — Да, для налогов. От налогов мне не отделаться; они имеют теперь право купить, когда захотят. Но не будем терять времени на это. Вы говорили, что я их сюда пустил. И мне захотелось рассказать все, как было. А теперь я хочу сказать, что мы вас видели там сегодня ночью.
   Миссис Эдриан сидела на стуле совершенно прямо.
   — Видели меня? — переспросила она, как надеялась, с холодным недоверием в голосе.
   — Мэм, пожалуйста, не поймите меня неправильно. Мы… ну, в общем, мы знаем, что вы очень хорошие люди, вы и ваша дочь Карлотта, самые хорошие люди, которые здесь появлялись.
   — Спасибо, — поблагодарила она ледяным тоном.
   — И… В общем, я знал, что должно было случиться. Я знал, что Артур Кашинг попытается, и… я думал зайти к вам и кое-что рассказать. Я решил это сделать, если будет нужда.
   — Это было очень мило с вашей стороны, но я все еще не понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что видели меня в коттедже Кашинга. Да, Карлотта была там и…
   — Мы видели Карлотту, — сказал Сэм Баррис, — потом мы пошли спать… Я вновь проснулся первым, когда услышал звон стекла и выстрел, затем женский крик… Ну, мы поднялись посмотреть, в чем дело.
   — Если что-то не так, то ваш долг пойти к полицейским и…
   — Я был у полицейских, — терпеливо объяснил он. — Поэтому я не мог прийти раньше.
   — А-а, — слабо сказала она.
   — А сейчас, мэм, пожалуйста, выслушайте и позвольте мне объяснить. У нас, может быть, немного времени, и я хотел бы, чтобы вы поняли.
   — Хорошо, давайте объясняйте.
   — Нелегко для мужчины вроде меня говорить с такой женщиной, как вы, и говорить то, что я должен сказать, — выпалил Баррис, — но я знаю, почему вы так против. Ваша дочь убила Артура Кашинга, и он, конечно, этого заслуживал. Вы слышали ее крик и выстрел и пошли выяснить, что происходит. Затем вы постарались прикрыть свою дочь. Теперь, конечно, я не знаю, какие улики может обнаружить шериф, но что касается моей жены и меня, мы ни слова не скажем. Карлотта хорошая девушка; Артур Кашинг был подонком. В общем, я хотел, чтобы вы знали, что мы хотим поступить по-соседски и…
   — Мистер Баррис, вы глубоко ошибаетесь. Карлотта вернулась рано вечером…
   — Вы не должны мне этого объяснять, мэм. Я просто стараюсь рассказать, что мне известно, как было дело. Газеты любят набрасываться на такое, и, если девушка попадет в подобную ситуацию, она меченая на всю жизнь. Я знаю, что действительно произошло. Я знаю, что звон разбитого стекла, и выстрел, и женский крик раздались задолго до того, как вы пошли разобраться. Моя жена не всегда хорошо держит язык за зубами, как мне хотелось бы. Но на этот раз я топнул ногой и велел ей помалкивать обо всем этом.
   — Вы… вы не разговаривали с шерифом?..
   — Конечно, я говорил с шерифом, — сказал Баррис. — Шериф задал мне массу вопросов. Он спрашивал, не видел ли я кого-либо выходящим оттуда, и я сказал, что не видел. И это была правда, потому что я действительно не видел. Потом я сказал, что услышал сначала звон стекла, затем выстрел; именно тогда было совершено убийство, предположил я; что некоторое время спустя раздался женский крик; что я поднялся немного позже, после того как услышал звон стекла и выстрел, взглянул, в чем дело, и ничего не увидел. Я позвал жену, и где-то в это время мы услышали женский крик, но ни моя жена, ни я ничего не увидели, выглянув в окно. В общем, я не сказал ему, что после мы видели вас из своего окна, потому что считаю, что его это не касается.
   Она сказала со всей решительностью:
   — Карлотта была дома в постели задолго до полуночи…
   — Вам не нужно ни в чем убеждать меня, мэм. Я лишь пытаюсь доказать, что мы хотим вести себя по-соседски…
   — Я знаю, — произнесла она с отчаянием. — Вы пытаетесь вести себя как добрый сосед, но в глубине души вы думаете, что это моя дочь убила Артура Кашинга.
   Он сказал спокойно:
   — И вы тоже так думаете.
   Это заявление было столь неожиданным, столь искренним, что Белл Эдриан не смогла поднять глаз. Сэм Баррис встал.
   — Я просто думал, что нужно вас предупредить, миссис Эдриан. Сейчас, видимо, шериф собирается прийти поговорить с вашей дочерью. Вы можете сказать ему, что ваша дочь вернулась домой до полуночи, а также, что я был здесь и сказал вам…
   — Да, но я не должна ему об этом говорить!
   — Нет, должны. Если вы попытаетесь выглядеть удивленной, то вы переиграете, как и со мной, когда я сообщил вам, что Артур Кашинг мертв. Вы чуть-чуть переиграли… С людьми, живущими в деревне, не бывает проблем, когда случается с ними разговаривать, но когда они наблюдают — это другое дело. Я не мог бы сказать вам, что вы сделали не так, да и шериф, видимо, не скажет, но вы все же что-то сделали не так. На такие вещи у нашего шерифа острый глаз. Ему нравится загонять людей в угол и усаживать в ловушку. Поэтому расскажите ему, что я зашел просто по-соседски и сообщил, что Артура Кашинга застрелили.
   — Так рано? — возразила она. — Наверняка его заинтересует, почему…
   — Потому, — продолжал настойчиво Баррис, — что я знал, что Карлотта ужинала у него прошлым вечером и я сам для себя хотел выяснить, когда Карлотта вернулась домой. Думаю, это будет хорошая идея, если вы будете как бы рассержены всем этим — тем, что я так рано вас разбудил. Мы здесь немного отличаемся от горожан. Вы можете сказать ему, что меня вроде как распирало от новостей и мне надо было ими поделиться. Думаю, это будет лучший выход: вам не нужно будет изображать удивление или еще что-то, и вы не окажетесь в ловушке. — Он резко поднялся и направился к двери. — Думаю, я сказал все, — заключил он.
   Она молча протянула ему руку.
   Баррис секунду подержал ее руку в своей мозолистой ладони.
   — Вы знаете, — проговорил он, — я всегда хотел быть, что называется, джентльменом, которому на язык приходят правильные слова, чтобы выразить любую мысль. Мне пришлось бросить школу после четырех лет учебы, и с тех пор я должен был постоянно работать… Мы перевидали здесь много городских жителей и можем поэтому отличить настоящее от фальшивого. Большинство из них фальшивы, но когда иногда нам встречаются настоящие люди, мы… Ну, это как бы вдохновляет нас. Вы и ваша дочь именно такие люди. Мне хотелось бы это высказать, но я не умею.
   — Думаю, вы очень хорошо это сделали, — мягко сказала она.
   — Думаю, вам было бы хорошо обзавестись адвокатом. Не надо говорить об этом шерифу, но…
   — Перри Мейсон, — сказала она, — знаменитый адвокат, проводит здесь отпуск. Я думаю, что могла бы…
   — Я тоже было о нем подумал, — подхватил Сэм Бар-рис. — Конечно, стоит он дорого.
   — У меня есть деньги, — просто сказала она.
   — Хорошо. Думаю, что это надо обязательно сделать. Он хороший адвокат. В любом случае, я думаю, что шериф не будет задавать слишком много вопросов. Он знает, что вы за люди…
   — Я не знала, что мы так популярны, — заметила миссис Эдриан.
   — Да, вас это удивило бы. Мы, которые жили здесь и работали на земле еще до того, как было решено строить здесь курорт, можем отличить настоящих людей от фальшивых. Вас бы удивило, как много молвы ходит вокруг людей, которые здесь появляются, как местные тщательно их оценивают… Успеха вам, миссис Эдриан, и если я могу чем-нибудь помочь, что-то сделать для вас, можете на меня положиться.
   Сэм Баррис неловко двинулся к двери, затем задержался в проеме и сказал:
   — Ваша дочь убила его, и у нее была чертовски веская причина это сделать. Не задавайте ей слишком много вопросов и не давайте адвокату слишком давить на нее, чтобы он не припер Карлотту к стенке. Вы знаете то, что вы знаете, а я знаю то, что я знаю… И мы оба знаем, что ваша дочь — соль земли, хорошая, славная девушка. Это так же верно, как то, что они придут. Давайте оставим ее в покое.
   С этим Баррис вышел в холодный свет серого утра.
   Когда он ушел, миссис Эдриан постояла несколько мгновений в задумчивости в центре комнаты, затем двинулась к двери комнаты Карлотты.
   — Что он сказал, мамочка?
   — Ничего особенного. Он сказал, что Артур Кашинг мертв.
   — Откуда он узнал?
   — Он слышал выстрел и звон стекла.
   — Слышал? Когда?
   — Когда это случилось. Думаю, около двух часов ночи.
   — Мамочка, а он… Он выглядывал в окно? Видел ли он кого-нибудь?
   Миссис Эдриан засмеялась:
   — Их дом в трехстах ярдах от дома Кашингов. На лице Карлотты было явное облегчение.
   — Да, правда, — сказала она. — Ведь ты бы никого не узнала на таком расстоянии, мамочка?
   — Конечно нет, — ответила та и затем ободряюще добавила: — Не то чтобы это что-то меняло, но я хочу повидаться с Перри Мейсоном, адвокатом.

Глава 5

   Перри Мейсон, лежавший под теплыми одеялами в нетопленой спальне домика в горах, заметил, что уже достаточно светло, он даже мог видеть пар от своего дыхания в холодном воздухе.
   Дом принадлежал одному его клиенту, и Мейсон согласился им воспользоваться для столь нужного отдыха. Только что он обнаружил, к своей досаде, что после четырех-пяти часов сна он полностью бодрствует, его мозг работает на высоких оборотах над проблемами его клиентов, которые он постарался на время позабыть.
   Днем Перри Мейсон так активно занимался физическими упражнениями, лыжами, пешей ходьбой, верховой ездой, что к наступлению ночи он настолько физически уставал, что был рад свалиться в постель уже в девять часов в расчете на длинную ночь счастливого забвения. Однако к полуночи, отдохнув, он просыпался, надевал халат и тапочки и переходил из холодной спальни в теплую уютную гостиную, где масляный нагреватель поддерживал постоянную температуру в семьдесят три градуса по Фаренгейту.
   Здесь адвокат располагался в глубоком кресле, брал стопку приговоров и решений Верховного суда и окружных апелляционных судов и начинал изучать решения, внимательно отмечая, какой судья писал заключение. Иногда он одобрительно кивал, иногда хмурился и отрицательно тряс головой, когда не соглашался с заключениями суда.
   Затем, через два-три часа, вновь почувствовав сонливость, он возвращался в холодную, нетопленую спальню, забирался под одеяла, погружался в сон и отмечал недовольно, что к рассвету сон вновь как рукой снимало.
   Адвокату слишком хорошо были известны эти симптомы. Он был настолько погружен в дела своих клиентов, что его подсознание гнало отдых, который он хотел себе дать. Делла Стрит, пользующаяся полным доверием секретарша, получила инструкцию не беспокоить шефа, за исключением чего-то экстраординарного, и вот уже в течение четырех дней она тщательно воздерживалась даже от телефонных звонков ему.
   Было воскресенье, и Делла должна была приехать утром с портфелем важных дел, требующих его личного участия.
   Лежа в этот холодный рассветный час и наблюдая, как пар от его дыхания поднимается к потолку и растворяется, Мейсон принял решение. Он вернется домой сегодня вечером вместе с Деллой Стрит. Лучше снова впрягаться в упряжку, в которой он мог напрямую решать все проблемы. Приучив свой мозг работать с молниеносной скоростью, Мейсон теперь мучался оттого, что сам так наладил мозговой механизм, который требовал постоянного стимула и который, будучи лишен работы, уже не мог расслабиться и отдыхать.
   Он потянулся и зевнул, надел халат, тапочки и уже направлялся в душ, когда услышал быстрые, почти бегущие легкие шаги, затем раздалось нервное постукивание в дверь.
   Нахмурившись, Мейсон пересек большую гостиную, покрытую индейскими ковриками, с низкими креслами и общей приятной загородной атмосферой, открыл переднюю дверь и увидел встревоженную женщину лет сорока пяти.
   Миссис Эдриан окинула взглядом высокорослого адвоката, его густые взъерошенные волосы, гранитные черты лица, прямые, изучающие глаза; увидела халат, тапочки, выглядывающие из-под халата ноги в пижамных штанах.
   — Извините, — сказала она, — мне ужасно неловко будить вас, но… я… мне просто необходима ваша помощь…
   — В чем же дело? — спросил Мейсон.
   — Я миссис Белл Эдриан, — сказала она. — Мы в каком-то смысле соседи. Я знаю о вас все, мистер Мейсон, хотя вы, вероятно, никогда о нас не слышали. У нас коттедж там, у залива, и у меня беда, ужасная беда.
   Мейсон поднял брови, запустил пальцы левой руки в свою шевелюру.
   — Что за беда? — спросил он. Миссис Эдриан начала лихорадочно:
   — Я знаю, что у вас очень высокие гонорары, мистер Мейсон, но я отнюдь не бедна. Я знаю также, что вы приехали сюда, чтобы отдохнуть, что ужасно переутомлены, что вы стараетесь держаться особняком и не общаться здесь ни с кем, что вы можете отказаться даже выслушать это дело, и все же я… я должна поговорить с вами… Счастье моей дочери… Все зависит от вас.
   — Что это за дело? — спросил Мейсон.
   — Убийство.
   Лицо адвоката смягчилось.
   — Вот теперь мы начинаем приближаться. Входите.
   — О, мне так неудобно, мистер Мейсон.
   — Входите, входите, — гостеприимно сказал Мейсон. — Садитесь. Вы пока располагайтесь здесь, а я тем временем приму душ, побреюсь, оденусь и смогу, по крайней мере, выслушать вас…
   — Боюсь, на это не будет времени, — сказала она. — У меня сейчас каждая минута на счету. Я… я бежала сюда всю дорогу.
   Мейсон указал на стул.
   — Садитесь. Хотите сигарету?
   Она отрицательно покачала головой.
   Мейсон достал себе сигарету, убедился, что ей удобно сидеть, и сам расположился в кресле, натянув на себя халат, глубоко затягиваясь и поглядывая на нее сквозь облачка дыма поблескивающими глазами.
   — Продолжайте, — сказал он. — Рассказывайте.
   — Я вдова, мистер Мейсон. Я живу со своей дочерью, Карлоттой. Мы живем здесь, у озера, в коттедже. Это наша собственность. Моей дочери двадцать один год. Ее отец умер, когда ей было шестнадцать. Я старалась быть ей хорошей матерью. Я…
   — Вы хотели рассказать мне об убийстве, — резко перебил Мейсон, — и вы сказали, что времени мало.
   — Да, да, я знаю. Я хочу, чтобы вы поняли все о Карлотте. Она хорошая девушка.
   Мейсон отозвался на это сообщение простым отрывистым кивком.
   — У нее есть приятель в городе, который очень ею увлечен. Он молодой адвокат в начале своей карьеры. Он был бы то, что надо… Я думаю, он очень ее любит.
   — А убийство? — поторопил Мейсон. — Кого убили?
   — Артура Кашинга.
   Мейсон поднял брови:
   — Вы имеете в виду сына банкира, который собирается строить курорт?
   — Да, это он.
   — И что же случилось?
   — Моя дочь обычно каталась с Артуром Кашингом на лыжах. Ничего серьезного. Это была для нее просто мужская компания. Но я думаю, что он-то был очень увлечен Карлоттой, но… но не в том смысле, как тот, другой мужчина.
   — В каком смысле? — спросил Мейсон. Она взглянула ему в глаза и сказала:
   — Ну, можете назвать это биологической потребностью, если хотите. Артур Кашинг был из таких людей.
   О нем здесь ходит много слухов, которые нельзя оставлять без внимания. Это профессиональный волк, использующий свое положение, деньги, власть, чтобы добиться того, чего он хочет. Если он может заполучить свое, он берет без всяких угрызений совести, или… Мейсон заметил:
   — Вы смотрите на животное под названием «мужчина» с точки зрения матери, у которой дочь на выданье. Ведь все мужчины более или менее…
   — Нет, пожалуйста, мистер Мейсон, поймите меня правильно. Я широко смотрю на вещи. Я не ханжа. Я знаю, что реальная жизнь не всегда совпадает с теорией, но Артур Кашинг был… животным.
   — И все же вы позволяли Карлотте общаться с ним?
   — Да нет, мистер Мейсон… О, вы делаете все это ужасно трудным для меня.
   — Вы сами все усложняете, — заметил Мейсон.
   — Вам никогда не понять, мистер Мейсон, чувства матери, видящей, как ее ребенок вдруг становится взрослым.