Эрл Стенли Гарднер
«Дело сердитой плакальщицы»

Предисловие

   Не так давно один человек, ехавший на автомобиле по скоростной дороге в Массачусетсе, увидел — или ему это показалось, — как другая машина несколько впереди него неожиданно свернула с дороги и исчезла.
   Это было одно из тех мимолетных впечатлений, которые могут оказаться иллюзией; но на водителя это так сильно подействовало, что он остановил свой автомобиль в том месте и обнаружил, что травянистый берег резко обрывался у глубокой реки.
   Он подошел к берегу и, действительно, глубоко в воде увидел красный отсвет задних фар автомобиля.
   Была вызвана полиция, и с помощью крана автомобиль подняли на поверхность. Внутри его оказалось тело мужчины, водителя.
   Доктор Ричард Форд, заведующий гарвардской школой судебной медицины и медицинский эксперт по бостонскому округу, провел вскрытие. Человек умер, захлебнувшись в воде, и внешне какие-либо другие причины отсутствовали. Не было никаких признаков сердечного приступа или чего-то другого, что могло бы вынудить водителя свернуть с дороги. Были, однако, косвенные указания на то, что водитель задумал самоубийство при обстоятельствах, которые создавали бы картину смерти «в результате несчастного случая», давая его наследникам право на двойное страховое вознаграждение.
   Доктор Форд отверг версию самоубийства, несмотря на еще одну косвенную улику, говорившую в пользу этой версии, и полное отсутствие указаний на другие причины смерти. В тормозной системе автомобиля не было обнаружено никаких неполадок, способных объяснить этот неожиданный прыжок водителя в вечность.
   Сторонники версии самоубийства раскритиковали доктора Форда за то, что ему не удалось, таким образом, установить причину смерти.
   Доктор Форд, однако, будучи настоящим ученым, совершенно равнодушен как к похвалам, так и к критике со стороны общественности. Он руководствуется лишь собственной совестью, и совсем не важно, что могут сказать или подумать люди.
   Итак, доктор Форд спокойно оставался верен себе.
   Месяцев шесть спустя, ночью, другой водитель на том же участке дороги заметил, как ехавшая впереди машина неожиданно резко вильнула вправо, упала в реку и исчезла.
   Вновь об этом было сообщено властям, вновь кран извлек на поверхность автомашину в прекрасном техническом состоянии, внутри которой был утонувший водитель без каких-либо других признаков насильственной смерти.
   Затем провели тщательное расследование и установили, что в силу стечения обстоятельств, когда ехавший в перекрестном направлении автомобилист срезал свой путь по незаметной дороге среди снопов сена, приближавшийся по главной дороге водитель, увидев яркий свет передних фар, естественно, резко сворачивал вправо, думая, что выехал на встречную полосу. Скользкий травянистый склон, круто спускавшийся к глубокой реке, довершал трагедию.
   В результате расследования доктора Форда на том месте был установлен предохранительный барьер, что позволило предупредить новые несчастные случаи.
   Думаю, этот эпизод может служить типичным примером работы доктора Форда.
   Если возможно говорить о существовании американской интеллектуальной аристократии, то доктор Форд несомненно является членом этой избранной группы.
   Его отец — один из наиболее широко эрудированных людей, каких я когда-либо встречал. В нем нет никакой чванливости. Это практичный, твердо стоящий ногами на земле, симпатичный человек, в совершенстве владеющий самыми разнообразными и глубокими знаниями, какие может вместить человеческий мозг. Его мать — леди из Новой Англии, а для тех, кто знает Новую Англию, это исчерпывающая характеристика.
   Доктор Ричард Форд — ученый, мыслитель и один из наиболее опытных патологоанатомов в стране. Собратья по профессии, которых я просил высказаться о его характере, выделяли верность этого человека — верность друзьям, верность профессии и науке.
   Для меня было честью встретиться с ним на одном из семинаров по расследованиям убийств в Гарварде под руководством капитана Франс Г. Ли, замечательной женщины, чей вклад в судебную медицину и криминальные расследования только сейчас начинает приносить плоды признания и еще долго сохранит свое значение.
   Наблюдать за доктором Фордом, проводящим вскрытие, — подлинное откровение. Его руки, столь искусные, что кажутся скорее частью мозга, чем тела, движутся с проворством, представляющим квинтэссенцию прикладного мастерства. Он знает, что искать, где искать и как оценивать то, что он находит. Это, без сомнения, один из самых ясных умов в сегодняшней судебной медицине.
   Лично я считаю одной из его самых значительных заслуг собираемую им великолепную картотеку цветных слайдов. Он пользуется ими, когда его приглашают консультировать в различных концах страны.
   Если обвинитель пожелает узнать, не производит ли контактная рана определенного эффекта вследствие расширения газов, то доктор Форд может выложить великое множество слайдов, точно воспроизводящих тип контактной раны, о какой идет речь. Если человека интересует, сколько внешних и внутренних улик оставляет в разных частях тела рана от небольшого колющего предмета, например приспособления для колки льда, доктор Форд тут же покажет цветные слайды, иллюстрирующие все разновидности такого повреждения.
   Это обычные слайды, которые может оценить непрофессионал. Обвинителю же, который, быть может, хочет посмотреть на некоторые изменения в клеточной структуре почек вследствие присутствия сулемы либо установить, не вводился ли цианистый калий в виде облатки, доктор Форд продемонстрирует соответствующие слайды.
   Как правило, книги по судебной медицине не принимаются в качестве подтверждения улик, но слайды, иллюстрирующие типичные случаи, обычно принимаются. Поэтому собираемую доктором Фордом слайдотеку трудно переоценить.
   В «Деле сердитой плакальщицы» я веду речь о косвенных уликах, которые весьма непопулярны, но тем не менее представляют собой один из математически наиболее точных методов доказательства, известных человеческому разуму.
   Косвенная улика безошибочна, если она полностью действительна. А плохую репутацию косвенной улике приносит неправильное ее толкование.
   Это ошибочное толкование объясняется частично небрежностью следователей. Это также результат неумения некоторых следователей каталогизировать и сохранять все существенные элементы косвенной улики.
   Слишком часто детектив на месте преступления делает вывод и затем лишь ищет улики в подтверждение этого вывода, предавая забвению действительно значительные элементы ценной улики.
   Правосудие основывается на доказательствах, доказательства основываются на фактах. Работа, проводимая доктором Фордом, имеет такое большое значение, что я написал это предисловие как свидетельство уважения к нему как к гражданину, и я посвящаю эту книгу ему как другу.
 
   Ричарду Форду, медику, директору школы судебной медицины Гарвардского университета, главному медицинскому эксперту графства Саффолк, Массачусетс.
 
   Эрл Стэнли Гарднер

Глава 1

   Белл Эдриан проснулась с чувством, что что-то явно не в порядке.
   Свет полной луны струился через окно спальни, отбрасывая продолговатое золотое пятно на ковер, расплескиваясь у ног кровати. По положению теней миссис Эдриан догадывалась, что время далеко за полночь.
   Она повернулась, постаралась взять себя в руки и заснуть, но ее мысли возвращались к Карлотте.
   Напрасно ее разум боролся с неожиданным мрачным предчувствием. Карлотте был двадцать один год, достаточный возраст для горьких обид на любую попытку материнской опеки; к тому же Карлотта была либо дома, в постели, либо всего в четверти мили от него, в коттедже Артура Б. Кашинга.
   Миссис Эдриан боролась с желанием заглянуть в спальню Карлотты. Если Карлотта проснется, это уязвит ее гордость, по молодости ей покажется, что с ней обращаются как с ребенком. И все же вот уже более трех лет Белл Эдриан вела битву с самой собой. Ее чувство материнской защиты попросту отказывалось сдаваться.
   В семнадцать лет Карлотта была послушно внимательной, в девятнадцать — доброжелательно терпимой, в двадцать — нетерпеливой.
   Сейчас, в двадцать один год, Карлотта хотела, чтобы все понимали реальность и определенность ее независимости. Она выросла. Ее мать была другом, товарищем, но уже не воспитателем и не сопровождающей компаньонкой.
   Как ни старалась, Белл Эдриан не могла принять всем сердцем эту перемену. Она могла контролировать какие-то внешние проявления, но в глубине души оставалась, как всегда, покровительницей. Карлотта, даже совершеннолетняя, была все еще ее ребенком, нуждающимся в защите.
   Белл Эдриан захотела узнать точное время, подумала вновь о Карлотте — и вдруг ее осенило. Она могла все выяснить, просто заглянув в гараж.
   Она выскользнула из постели, накинула халат и мягкие тапочки, тихонько вышла через заднюю дверь к проезду для машины.
   Дверь пустого гаража была открыта. Он неясно просматривался изнутри подобно черной, пустой пещере.
   Миссис Эдриан взглянула на часы при свете луны. Как только она поняла, насколько было поздно, тревога охватила ее, а черные тени пустого гаража приобрели какое-то дополнительное значение.
   Она медленно обошла дом сзади, в сторону северного крыла. С этой удобной точки был виден через бухточку озера коттедж, в котором Артур Кашинг проводил последнюю неделю своего отпуска. Сломанная лодыжка, удерживавшая его дома, была результатом несчастного случая десятью днями ранее, когда Карлотта и богатый молодой холостяк носились сломя голову на лыжах по крутым склонам Медвежьей горы. Поэтому Карлотта чувствовала за собой определенную ответственность и была в последнее время частой посетительницей в коттедже Кашинга.
   Теперь, когда Артур Кашинг собирался возвращаться в город, было вполне естественно, что он мог пригласить Карлотту поужинать и посмотреть снятый им цветной фильм, полученный в тот вечер из города после проявки.
   Миссис Эдриан убеждала себя, что, по современным понятиям, и время-то было не столь позднее. Она пыталась посмеяться над тревогой, с которой проснулась, над отчетливым недобрым предчувствием, от которого не могла отделаться.
   Мерцающая вода озера, холодно сиявшая при лунном свете, отражала свет из окон коттеджа Кашинга. Этот свет казался теплым и ободряющим. Конечно же, все в порядке, и вот-вот фары автомобиля Карлотты пробьются через темноту по дороге к дому.
   Миссис Эдриан поежилась от холода и от нервозного состояния. Она решила, что вернется сейчас в постель и вновь заснет. В конце концов, Карлотта уже не ребенок. Белл Эдриан должна лишь научиться самодисциплине и…
   Откуда-то из-за озера вдруг раздался тонкий женский крик. Он был ослаблен расстоянием, но тем не менее нес в себе нотки отчетливого ужаса. Это был протяжный, высокий крик.
   Миссис Эдриан подождала всего секунду, не повторится ли этот крик. Затем бросилась в свою спальню, скользнула в твидовую юбку, накинула жакет и, не потрудившись даже надеть чулки, сунув ноги в первые попавшиеся туфли, выскочила из дома.
   Между ней и коттеджем Кашинга лежал рукав озера. Идя не по дороге, а по тропке вдоль озера, Белл Эдриан смогла существенно сократить путь.
   Коттеджи стояли вдоль берега озера, который в свое время использовался лишь под фермы, но теперь все более становился известен как место зимнего отдыха. Попозже, когда на озере станет лед, здесь появятся конькобежцы и костры с котелками дымящегося кофе; пока же, в начале зимы, здесь катались на лыжах.
   Здесь, на высоте более мили над уровнем моря, миссис Эдриан было трудно сохранять быстрый ритм, но она продвигалась вперед, полная решимости разобраться с этим криком, не важно, что подумает Карлотта. Кажется, он донесся со стороны коттеджа Кашинга, как раз через рукав озера. Звук был ослаблен расстоянием, но все же был тревожно отчетлив в холодной безветренной ночи.
   Мороз расстелил под луной белое покрывало. Покрытая инеем растительность хлестала по голым ногам Белл Эдриан, спешащей по узкой тропинке. Запыхавшись, она дошла до коттеджа Кашинга.
   Декстер К. Кашинг, банкир, держал этот коттедж как место для отдыха в течение всего года, хотя сын Артур пользовался им значительно чаще отца. Постройка была расположена в лучшем месте на выступающем в озеро полуострове. Док для моторной лодки, который использовался в летнее время, отбрасывал черную тень. Там же были площадка для пикника на кромке воды и обширное место для парковки машин перед гаражом в северной части.
   Белл Эдриан заметила, что на окнах фасада занавески были опущены. Только боковые окна были незашторены. Огни изнутри дома бросали золотые блики на полузамороженную почву, а тени от рождественских гирлянд показались черными овалами внутри этих пятен.
   Она взбежала по ступеням парадного крыльца и позвонила. Затем что-то внезапно ее остановило. Какую историю она придумает, когда дверь откроется? Надо ли говорить о крике? Каком крике? Откуда она знает, что крик доносился из этого коттеджа?
   Картина того, что могло произойти, возникла в ее воображении. Она представила удивленное лицо Кашинга и выглядывающее из-за его плеча лицо Карлотты со сверкающими гневом глазами. Артур Кашинг мог и не заметить ее беспорядочного гардероба, но Карлотта заметит наверняка.
   Весь тепло освещенный дом так и излучал привычную безопасность, как бы говорил о современных мужчине и женщине, дружески сидящих у камина. Вторжение растрепанной, встревоженной матери будет выглядеть так старомодно, так смешно.
   Белл Эдриан решила искать спасения в бегстве. Она обошла дом, старательно держась в тени, надеясь, что Артур Кашинг примет звонок в дверь за шутку какого-нибудь бродяги либо за обман слуха.
   Несколько бесконечных секунд миссис Эдриан пряталась за домом, ожидая, что послышатся шаги и на звонок откроют.
   Но никаких шагов слышно не было.
   Быстро переоценив ситуацию, она осторожно обогнула дом, выискивая глазами и не находя машину Карлотты.
   Но она обнаружила что-то такое, что немедленно воскресило все ее страхи и опасения. Из освещенного окна северного крыла коттеджа падало на землю яркое золотое пятно. Двор был покрыт инеем, придававшим земле холодный, металлический отблеск. Но поблескивал не только иней. В свете от окна блестели осколки стекла. На белой заиндевелой земле виднелись два длинных черных следа от автомобильных шин. Видимо, недавно автомобиль выехал со двора. Следы от шин начинались с темного участка почвы, где запаркованный автомобиль не дал образоваться инею.
   Миссис Эдриан осторожно прокралась вперед, чтобы разобраться, в чем дело.
   Осколки стекла, лежавшие на земле, были словно оправленные в серебро зазубренные щепки, скорее всего куски толстого зеркала, разбитого вдребезги об оконную раму.
   Само окно было также разбито, и осколки тонкого оконного стекла перемешивались с толстыми, серебряными осколками зеркала.
   Миссис Эдриан не могла заглянуть в комнату, но зияющее отверстие разбитого окна, серебряные осколки зеркала на земле говорили сами за себя, и, охваченная мгновенной паникой, миссис Эдриан громко спросила:
   — Что-нибудь случилось?
   Ее голос отозвался холодным эхом.
   Она вновь обежала дом в направлении парадной двери, лихорадочно надавила кнопку звонка, потрясла дверную ручку, заколотила в дверь, затем ударила своими слабыми кулаками по стенным панелям.
   Пружинная задвижка замка прочно держала дверь закрытой изнутри.
   Белл Эдриан вернулась к задней двери и, не переставая стучать, подергала ручку. Через секунду незапертая дверь вдруг распахнулась на хорошо смазанных петлях.
   — Карлотта! — позвала она. — Артур… Мистер Кашинг!
   Поскольку ответа не последовало, она прошла через кухню, открывая двери с панической поспешностью, которая уступила место леденящему ужасу, когда она оказалась на пороге комнаты, служившей, очевидно, кабинетом и спальней одновременно.
   Там были лыжи, призы и трофеи, висевшие на крюках ружья, сабли и пистолеты, коллекция фотографий в рамках с автографами, кровать, а в центре комнаты — кресло на колесах.
   Пол вокруг кресла был усыпан битым стеклом. Картина в рамке, превращенная в обломки, украшала оконный проем.
   В кресле, нелепо осев, лежал мертвый Артур Б. Кашинг. Красная струйка образовывала зловещее пятно на шелковой рубашке мужчины, из темного круглого отверстия на груди кровь стекала на пол. У ног мертвого человека лежала открытая пудреница с разбитым зеркальцем и рассыпанной пудрой.
   Белл Эдриан узнала эту пудреницу, даже не глядя на надпись, выгравированную на золотой поверхности. Эту пудреницу Артур Кашинг подарил Карлотте в день ее рождения.
   Казалось, вечность стояла Белл Эдриан, глядя на неподвижное, с отвисшей челюстью тело в кресле, на разбитое окно и сломанную пудреницу.
   Затем она принялась за работу.
   Тщательно и спокойно, будто убирая кухню после обеда, она начала уничтожать все улики, которые могли бы связывать Карлотту со смертью Артура Кашинга.

Глава 2

   Сэм Баррис снова и снова пытался разбудить свою жену.
   — Ты слышала? — настойчиво спрашивал он. Она тихо похрапывала. Сэм Баррис взял ее за плечи и встряхнул.
   Отличаясь крепким сном, жена что-то неразборчиво пробормотала. Сэм встряхнул вновь, и глаза ее раскрылись.
   — В чем дело? — спросила она заплетающимся языком.
   — Ты не слышала всего этого шума?
   — Нет, — ответила та и тут же закрыла глаза. Баррис встряхнул ее.
   — Что-то стряслось. Я слышал звон разбитого стекла и выстрел.
   Миссис Баррис, всегда такая жадная до сплетен об отдыхающих на озере, начала с трудом приводить себя в сидячее положение.
   — Откуда это доносилось?
   — Вроде бы из коттеджа Кашинга, да и свет только там горит. Я выглянул в окно, но не видел, чтобы кто-нибудь там ходил.
   Теперь миссис Баррис полностью проснулась.
   — Подай мне халат, Сэм.
   Сэм, стройный, гибкий, подвижный мужчина, подал жене тяжелый стеганый халат с кровати, а сам тут же свернулся клубком под теплым одеялом. Миссис Баррис надела халат и спустилась с кровати под скрип пружин. В этот момент послышался женский крик, протяжный и пронзительный, доносившийся, по всей видимости, из коттеджа Кашинга.
   — Эти Кашинги, — проворчал Баррис. — Век бы их не видел.
   Будучи когда-то владельцем всего берега озера, он поддался в свое время уговорам старшего Кашинга и продал тому две сотни акров.
   — Они заплатили столько, сколько ты просил, — колко заметила жена. — Твоя ошибка, что ты не запросил больше. Как ты думаешь, что там происходит?
   — Вероятно, то же, что и всегда. Откуда мне было знать, что он пожелает соорудить тут роскошный курорт? Я запросил в четыре раза больше стоимости участка. С фермера я бы столько не взял.
   — И оставил сам себя в дураках, — сказала она. — С тех пор люди над тобой смеются. Как бы там ни было, теперь он наш сосед, и мы могли бы как-то ладить.
   — У нас больше нет соседей, — проворчал Сэм, — только люди, владеющие собственностью по соседству.
   — Сам виноват… Сэм, я видела свет в том домике через озеро, где живет женщина с дочерью.
   — Миссис Эдриан? — спросил Баррис, в голосе которого на смену ворчливости появились нотки неожиданного интереса. — Подзорная труба у окна. Взгляни-ка.
   Жена достала трубу с полки над окном.
   — Интересно, миссис Эдриан слышала этот крик?
   — Может быть. Холодно. Забирайся-ка в кровать. Жена приложила подзорную трубу к глазу, не обращая внимания на его слова. Как только она почувствовала запах скандала, никакая сила на земле не смогла бы оторвать ее от окна и от трубы.
   — Да, большая суматоха на озере в эти дни, — фыркнула она. — Этот парень, Кашинг, принимает там женщин среди ночи. Ухаживания, конечно, изменились с тех пор, как ты катал меня на зеленой лодке твоего отца.
   — Сейчас это уже не называется ухаживанием, — заметил Сэм. — А та чертова лодка постоянно протекала, — усмехнулся он. — Я таскал поэтому с собой банку из-под томатов, и к тому времени, как я занялся бы ухаживанием, лодку залило бы… Ради Бога, Бетси, возвращайся в постель.
   Жена вновь проигнорировала призыв, оставшись сидеть у окна с трубой у глаза. Прошло минут пятнадцать.
   — Кажется, Сэм, там окно разбито, и кто-то только что двигался. А ты-то что слышал?
   Сэм Баррис зевнул и сонно произнес:
   — Да ничего особенного. Я от этого проснулся — вроде выстрела, может, и выхлоп автомобиля, когда он не сразу заводится.
   Миссис Баррис, большая любительница поговорить, начала беглый словесный огонь:
   — Помнишь, как мы отправились на рыбалку в той лодке и нас застала гроза? Мы укрылись на старом сеновале, и ты забыл перевернуть лодку вверх дном.
   — Я не забыл, — возразил сонно Баррис. — Просто она была чертовски тяжелая. И я не думал, что дождь будет такой сильный.
   — Да, это был дождь так дождь. Сэм, ты все это забыл?
   Ответом был тихий храп.
   — Сэм! — позвала она. — Сэм! Проснись-ка и посмотри!
   Это было сказано властным тоном, и Сэм послушно выбрался из кровати и подошел к окну.
   — Взгляни-ка туда, — скомандовала она.
   Они стояли вместе и смотрели через трехсотфутовый рукав озера, отделявший их спальню от освещенного окна в доме Кашинга.
   — Кто-то действительно двигается, — сказал Сэм. — Ну и что?
   Миссис Баррис вновь подняла трубу.
   — Белл Эдриан, мать Карлотты. Ты не думаешь, что женщина в ее возрасте могла бы найти более разумное занятие, чем расхаживать в такой час по квартире холостяка? Можешь себе представить? Артур Кашинг встречался с Карлоттой, и вот теперь ее мать…
   Сэм Баррис резко потянулся за трубой.
   — Эй, да ты уверена? Жена оттолкнула его руку.
   — Конечно, уверена. Думаешь, я не могу ее узнать? Я ее вижу ясно, как днем… Да, окно там разбито… Больше я никого не вижу. Она все еще ходит…
   Он бесцеремонно выхватил трубу из рук жены.
   — Сэм Баррис! — воскликнула она, отнюдь не лишившись от этого дара слова. — Что это ты так хватаешь вещи, да еще…
   В голосе мужа появилась вдруг новая, резкая, властная нотка.
   — Замолчи. Это может быть что-то серьезное. Дай, я посмотрю.
   — Это мне нравится! Так вырывать вещи! Да кто ты такой?
   Баррис ничего на это не ответил, сообщая лишь, что он видел:
   — Ты права. Я не думал, что это возможно, и если бы ты меня не позвала…
   Это смягчило ее.
   — Конечно, я была права. Я вижу так же хорошо, как и всегда. Ну что там?
   — Миссис Эдриан ходит там кругом, как будто что-то собирает… Как ты думаешь, почему окно разбито? Артура Кашинга нет и следа… Видимо, его нет поблизости и… Слушай, лучше мне сходить туда и посмотреть, все ли в порядке… Сколько сейчас времени?
   — Откуда мне знать? Часы на кухне. Если хочешь, пойди и посмотри.
   — А ты можешь взглянуть? Я занят, наблюдаю.
   — Сходи ты, а я буду наблюдать. Сэм Баррис уступил трубу.
   — Мне кажется, нужно что-то предпринять. Видимо, там что-то случилось.
   Он начал одеваться.
   — Может быть, одна из этих девушек дала ему по заслугам, — предположила миссис Баррис.
   — Давно пора.
   — Не говори так, Сэм. Ты идешь туда?
   — Думаю, мне надо сходить.
   — Кашингу это вряд ли понравится.
   — Меня это не волнует. Это разбитое окно и этот женский крик…
   — Это Белл Эдриан кричала, Сэм.
   — Откуда ты знаешь?
   — Ну, я думаю, это именно так… Сэм, по ее поведению видно же, что она всем этим испугана.
   — Да нет. Я думаю, кричала дочь, а она хочет теперь прикрыть ее.
   — Пойди взгляни, который час. Я хочу знать.
   Он взял фонарик, прошел через столовую в кухню, вернулся и сообщил:
   — Половина третьего. Я пошел туда.
   — Да, тебе лучше сходить.
   — Никому не рассказывай, что видела миссис Эдриан там.
   — А почему бы и нет?
   — Потому что они хорошие люди. Чуть раньше ее дочь была там, и если что-то случилось… В общем, ты много болтаешь.
   — Вот тебе раз! Кто ты такой, чтобы приказывать? Мне кажется, что если эта женщина крутится там с мужчиной десятью годами моложе, значит она пытается обойти свою дочь, и я имею право высказать свое суждение после того, как видела все собственными глазами.
   — Ты только успокойся, — сказал он. — Сплетни разлетаются здесь слишком быстро.
   — Сэм Баррис, да ты понимаешь, с кем ты говоришь или что ты говоришь?
   — Эти Эдрианы — хорошие люди, — настойчиво повторил он.
   — Но, Сэм, ты говорил, что слышал выстрел.
   — Я слышал какой-то грохот. Думаешь, будь это действительно выстрел, расхаживала бы миссис Эдриан так спокойно?
   — Это не спокойствие, Сэм Баррис, и если ее дочь была с Артуром Кашингом, зная то, что мы о нем знаем…
   — Давай оставим их обеих в покое. Зная все это об Артуре Кашинге, мы понимаем, что пора было бы кому-нибудь что-нибудь сделать.
   — Пойди посмотри, что случилось, Сэм. Может быть, она застала его с его троглодитскими приставаниями к ее дочери, и тогда, действительно, случилось что-то плохое. Явно нехотя Сэм Баррис пошел в чулан, надел теплое пальто, шапку и наушники.
   — Можешь больше не топтаться на месте, Сэм, — едко сказала миссис Баррис. — Она ушла.

Глава 3

   Миссис Эдриан, сердце которой все еще возбужденно колотилось от событий последних часов, дошла до пересечения тропинки с дорогой и повернула в свой двор.