Страница:
Эрл Стенли Гарднер
«Дело заикающегося епископа»
Глава 1
Перри Мейсон внимательно посмотрел на фигуру, в нерешительности замершую на пороге его кабинета.
— Входите, епископ, прошу вас.
Облаченный в широкую черную одежду приземистый человек, слегка поклонившись, подошел к креслу. Белый отложной воротник сутаны священнослужителя подчеркивал темный загар лица и холодный блеск серых глаз.
Короткие ноги, обутые в черные, сильно поношенные башмаки, ступали твердо и уверенно, и, приглядевшись к посетителю, Мейсон подумал: походка не изменилась бы, даже если бы эти ноги несли торс своего владельца к электрическому стулу.
Епископ сел в кресло.
— Сигарету? — предложил Мейсон, придвигая посетителю коробку.
Епископ потянулся было за сигаретой, но тут же отрицательно покачал головой.
— В течение последнего часа я только и делал, что курил. Еще пара затяжек, и со мной все будет кончено. — Он проговорил эти слова, слегка запинаясь, как будто ему было трудно их произнести.
Затем епископ вообще замолчал, вероятно, для того, чтобы справиться с волнением и взять себя в руки. И действительно, после минутной паузы его голос стал таким же твердым, как пальцы пианиста, который, допустив фальшь, тут же спешит компенсировать ее дополнительной экспрессией.
— Если вы не против, я бы закурил свою трубку.
— Курите на здоровье, — сказал Мейсон.
Он отметил про себя, что трубка, появившаяся из левого кармана посетителя, очень подходит ее владельцу.
— Секретарша сказала мне, что вы епископ Вильям Меллори из Сиднея и что вы хотите проконсультироваться со мной по делу об убийстве человека, — сказал адвокат, стараясь облегчить задачу своего визитера.
Епископ кивнул, достал, из кармана кожаный кисет, набил мелким табаком инкрустированную трубку, сунул ее в рот, крепко зажал зубами и зажег спичку. Наблюдая за его действиями, Мейсон так и не понял, загородил ли он пламя спички ладонями для того, чтобы справиться с дрожью пальцев, или же сказывалась многолетняя привычка закуривать на ветру.
Когда трепещущее пламя осветило высокий лоб, плоское лицо с высокими скулами и упрямым подбородком, Мейсон слегка сдвинул брови, пытаясь разобраться в своих первых впечатлениях.
— Расскажите мне все, — сказал Мейсон.
Епископ Меллори выпустил несколько сизых облачков дыма. Он не относился к тем людям, которые при подобных обстоятельствах стали бы ерзать на стуле, но все же все его поведение говорило о крайней озабоченности.
— Боюсь, — наконец произнес он, — что мое юридическое образование весьма поверхностно. Мне хотелось бы знать, существуют ли смягчающие обстоятельства в отношении убийства человека.
Как только он запнулся вторично, его зубы крепко стиснули деревянный черенок трубки, а несколько быстро выпущенных к потолку струек голубоватого дыма сказали не только о том, что он нервничает, но также и о том, что его раздражает, что он никак не справится со своим волнением.
— По всей вероятности, — медленно заговорил Мейсон, — вы имеете в виду так называемый срок давности в отношении некоторых видов преступлений. В нашем штате любые преступления, кроме убийства, растраты общественных денег и подделки общественных документов, преследуются законом в течение трех лет после совершения преступления.
— Допустим, что полиция не нашла лицо, совершившее преступление, — проговорил Меллори, впиваясь глазами в лицо адвоката, слегка затуманенное дымом из трубки.
— Если подозреваемый жил за пределами штата, то время его отсутствия не входит в эти три года.
Епископ быстро отвел в сторону глаза, но не настолько быстро, чтобы Мейсон не заметил мелькнувшее в них разочарование. Мейсон продолжал говорить ровным тоном, совсем как доктор, старающийся успокоить больного перед предстоящей ему тяжелой операцией.
— Понимаете ли, дело в том, что по истечении трех лет и обвиняемому трудно бывает привести убедительные доказательства своей невиновности или непричастности к расследуемому преступлению, но и обвинению не менее трудно найти улики, бесспорно доказывающие его вину. Вот почему для всех преступлений, за исключением самых тяжелых, закон и установил срок давности. Это юридическое ограничение, но существует также и практическое. Поэтому, даже если прокурор по закону имеет право возбудить уголовное дело против того или иного лица, зачастую он не решается это сделать после нескольких лет, прошедших со дня совершения преступления. Кому хочется проигрывать процесс?
Он замолчал. Епископ тоже ничего не говорил — очевидно, подбирал в уме необходимые слова, чтобы четко выразить свои мысли. Мейсон заявил:
— В конце-то концов, епископ, клиент, советующийся с адвокатом, ничем не отличается от больного, пришедшего на консультацию к врачу. Так что говорите все начистоту: не надо ходить вокруг да около и задавать абстрактные вопросы.
Епископ Меллори торопливо спросил:
— Так вы считаете, что если преступление совершено даже двадцать два года тому назад, то окружной прокурор имеет право привлечь виновного к ответственности и возбудить против него судебное дело, если виновный не жил все это время в штате?
Ему так не терпелось услышать ответ Мейсона, что он не смутился от своего заикания и не слишком гладкой речи.
— Все зависит от того, посчитает окружной прокурор преступление преднамеренным убийством или же несчастным случаем, — сказал Мейсон.
— Это было непредумышленное убийство, нечаянное убийство. Но был выдан ордер на арест, и виновнику пришлось скрыться.
— При каких обстоятельствах все произошло?
— Человек ехал в автомобиле и врезался в другую машину. Было заявлено, что она… это… была пьяна.
— Двадцать два года назад? — переспросил Мейсон. Епископ кивнул.
— Двадцать два года назад таких аварий было немного, — заметил Мейсон, внимательно разглядывая Меллори.
— Верно, — согласился епископ, — но все произошло в одном из отдаленных округов, где прокурор был излишне рьяным и усердным.
— Что вы имеете в виду?
— То, что он постарался использовать все зацепки, которые предусмотрел закон.
Кивнув головой, Мейсон спросил:
— Скажите, епископ, случайно не вы этот обвиняемый? Удивление на лице епископа, вне всякого сомнения, было подлинным.
— Я в то время находился в Австралии, — ответил он.
— Двадцать два года, — произнес Мейсон.
Он прищурил глаза и задумался, размышляя вслух:
— Это очень долгий срок даже для самого придирчивого окружного прокурора. Более того, окружные прокуроры приходят и уходят, так что за эти двадцать лет в политической системе того округа наверняка произошли изменения.
Епископ рассеянно кивнул головой, словно политические перемены если и имели какое-то отношение к обсуждаемой проблеме, то весьма незначительное.
— Поэтому, — ровным голосом продолжал Мейсон, — если вы все еще озабочены этой историей, то думаю, что за ней скрывается нечто большее, чем просто излишне придирчивый окружной прокурор.
Глаза епископа Меллори широко распахнулись, он в упор посмотрел на Мейсона и пробормотал:
— Вы очень умный адвокат, мистер Мейсон.
Мейсон помолчал несколько секунд, прежде чем сказал:
— Может быть, вы мне расскажете все остальное? Епископ снова затянулся из трубки.
— Вам приходилось браться за дела, в основе которых лежит непредвиденная случайность?
— Иногда.
— Стали бы вы защищать бедняка от обвинения миллионера?
Мейсон ответил очень серьезно:
— Я стал бы отстаивать интересы моего клиента даже против самого дьявола.
Епископ продолжал дымить, внимательно разглядывая адвоката, видимо стараясь отыскать правильный метод подхода к нему. Затем он вынул изо рта трубку, спрятал ее в ладонях, кашлянул и спросил:
— Вы знаете Ренволда К. Браунли?
— Я слышал о нем.
— Вы когда-нибудь работали на него? Точнее, принадлежит он к вашим клиентам? С вами хотят проконсультироваться по делу против Ренволда Браунли. Речь идет о миллионе, если не больше. Я точно не знаю сколько. Вам предстоит драка с самого начала. Если вы выиграете, то получите гонорар — двести-триста тысяч долларов. Должен сразу предупредить, что с Браунли трудно справиться. Дело обещает быть неприятным. Вам придется защищать права женщины, которой причинили величайшее зло, причем единственным шансом выйти победителем будут мои свидетельские показания. Мейсон насторожился.
— И что же?
Епископ Меллори покачал головой.
— Поймите меня правильно. Для себя я ничего не прошу. Мне ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Но если мне предстоит быть главным свидетелем по делу, поверят ли моим показаниям, если узнают, что я проявляю особый интерес к одной стороне?
— Сейчас трудно сказать что-либо определенное. Епископ взял трубку, набил табак, сунул изогнутый черенок трубки в рот, кивнул головой и сказал:
— Думаю, что сомнения будут.
Мейсон молчал.
— Поэтому, — продолжал епископ, раскуривая трубку, — я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у вас. Естественно, я не стану отрицать, если меня спросят. Но и в том случае, если меня спросят в суде, заинтересован ли я лично в данном деле, я отвечу правду… Но для всех причастных к данной историй было бы лучше, если бы подобного вопроса мне не задали. Далее. Я позвоню вам через час и сообщу, куда вам надо приехать, чтобы встретиться со мной и с теми людьми, которые хотят выиграть процесс. Их рассказ может показаться вам неправдоподобным, но клянусь, они говорят правду от первого слова до последнего. Это непростое дело об очень богатом человеке, человеке жестоком и безжалостном. Пока я сказал все, — заключил епископ. — Сейчас я ухожу и исчезну до того дня, когда вы вызовете меня в суд как свидетеля для дачи показаний. Вам придется потрудиться, чтобы найти меня, мистер Мейсон. Но мне кажется, я могу не беспокоиться, вы обязательно разыщете меня.
Епископ тряхнул головой. Видно было, что он вполне удовлетворен положением вещей. Затем он резко вскочил с места, короткие ноги затопали к выходу. Открыв дверь в коридор, епископ повернулся, поклонился Мейсону и, с шумом захлопнув за собой дверь, вышел.
Делла Стрит в секретарской с микрофона стенографировала беседу. Она тотчас вошла к Мейсону.
— Как вам все это нравится, шеф?
Мейсон стоял посреди кабинета, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк и уставившись глазами на рисунок ковра.
— Провалиться мне на этом месте, если бы я знал, Делла, — медленно произнес Мейсон.
И
— Но какое он сам произвел на вас впечатление?
— Если он действительно епископ, то весьма светский человек. Прокуренная трубка, широкая одежда, не сковывающая движений… Да, он производит впечатление опытного, очень эрудированного человека, обладающего широким кругозором и не боящегося высказывать свое собственное мнение. Ты обратила внимание, как он подчеркнул, что не станет лгать, если противная сторона задаст определенные вопросы? Мне предстоит повести дело так, чтобы они не были заданы.
— Почему вы сказали «если он епископ»?
Мейсон покачал головой:
— Епископы не запинаются и не заикаются.
— Не поняла…
— Епископам приходится очень много выступать, это люди, обладающие исключительным красноречием, они ежедневно выступают перед народом. Если человек заикается, он вряд ли станет министром, скорее из него получится адвокат, хотя ты сама понимаешь, насколько и это неправдоподобно. Ну, допустим, что, несмотря на дефект, он все же пробился в министры, но епископом он никогда не будет.
— Понятно, — сказала Делла. — Так что же вы думаете?
— Этот человек может быть чертовски умным самозванцем, хотя я и не исключаю, что он на самом деле епископ, только переживший какой-то эмоциональный шок. В учебниках по судебной медицине описаны случаи заикания у взрослых после неожиданного эмоционального потрясения.
— Послушайте, Перри, если вы намереваетесь всерьез отнестись к заявлению этого человека и начать борьбу с мультимиллионером Ренволдом К. Браунли, вам лучше сначала выяснить, на самом ли деле ваш посетитель епископ или самозванец? Мне кажется, это весьма важно.
Мейсон кивнул головой.
— Я сам думаю об этом. Позвони-ка в Детективное агентство Дрейка и попроси Пола бросить все дела и приехать к нам.
— Входите, епископ, прошу вас.
Облаченный в широкую черную одежду приземистый человек, слегка поклонившись, подошел к креслу. Белый отложной воротник сутаны священнослужителя подчеркивал темный загар лица и холодный блеск серых глаз.
Короткие ноги, обутые в черные, сильно поношенные башмаки, ступали твердо и уверенно, и, приглядевшись к посетителю, Мейсон подумал: походка не изменилась бы, даже если бы эти ноги несли торс своего владельца к электрическому стулу.
Епископ сел в кресло.
— Сигарету? — предложил Мейсон, придвигая посетителю коробку.
Епископ потянулся было за сигаретой, но тут же отрицательно покачал головой.
— В течение последнего часа я только и делал, что курил. Еще пара затяжек, и со мной все будет кончено. — Он проговорил эти слова, слегка запинаясь, как будто ему было трудно их произнести.
Затем епископ вообще замолчал, вероятно, для того, чтобы справиться с волнением и взять себя в руки. И действительно, после минутной паузы его голос стал таким же твердым, как пальцы пианиста, который, допустив фальшь, тут же спешит компенсировать ее дополнительной экспрессией.
— Если вы не против, я бы закурил свою трубку.
— Курите на здоровье, — сказал Мейсон.
Он отметил про себя, что трубка, появившаяся из левого кармана посетителя, очень подходит ее владельцу.
— Секретарша сказала мне, что вы епископ Вильям Меллори из Сиднея и что вы хотите проконсультироваться со мной по делу об убийстве человека, — сказал адвокат, стараясь облегчить задачу своего визитера.
Епископ кивнул, достал, из кармана кожаный кисет, набил мелким табаком инкрустированную трубку, сунул ее в рот, крепко зажал зубами и зажег спичку. Наблюдая за его действиями, Мейсон так и не понял, загородил ли он пламя спички ладонями для того, чтобы справиться с дрожью пальцев, или же сказывалась многолетняя привычка закуривать на ветру.
Когда трепещущее пламя осветило высокий лоб, плоское лицо с высокими скулами и упрямым подбородком, Мейсон слегка сдвинул брови, пытаясь разобраться в своих первых впечатлениях.
— Расскажите мне все, — сказал Мейсон.
Епископ Меллори выпустил несколько сизых облачков дыма. Он не относился к тем людям, которые при подобных обстоятельствах стали бы ерзать на стуле, но все же все его поведение говорило о крайней озабоченности.
— Боюсь, — наконец произнес он, — что мое юридическое образование весьма поверхностно. Мне хотелось бы знать, существуют ли смягчающие обстоятельства в отношении убийства человека.
Как только он запнулся вторично, его зубы крепко стиснули деревянный черенок трубки, а несколько быстро выпущенных к потолку струек голубоватого дыма сказали не только о том, что он нервничает, но также и о том, что его раздражает, что он никак не справится со своим волнением.
— По всей вероятности, — медленно заговорил Мейсон, — вы имеете в виду так называемый срок давности в отношении некоторых видов преступлений. В нашем штате любые преступления, кроме убийства, растраты общественных денег и подделки общественных документов, преследуются законом в течение трех лет после совершения преступления.
— Допустим, что полиция не нашла лицо, совершившее преступление, — проговорил Меллори, впиваясь глазами в лицо адвоката, слегка затуманенное дымом из трубки.
— Если подозреваемый жил за пределами штата, то время его отсутствия не входит в эти три года.
Епископ быстро отвел в сторону глаза, но не настолько быстро, чтобы Мейсон не заметил мелькнувшее в них разочарование. Мейсон продолжал говорить ровным тоном, совсем как доктор, старающийся успокоить больного перед предстоящей ему тяжелой операцией.
— Понимаете ли, дело в том, что по истечении трех лет и обвиняемому трудно бывает привести убедительные доказательства своей невиновности или непричастности к расследуемому преступлению, но и обвинению не менее трудно найти улики, бесспорно доказывающие его вину. Вот почему для всех преступлений, за исключением самых тяжелых, закон и установил срок давности. Это юридическое ограничение, но существует также и практическое. Поэтому, даже если прокурор по закону имеет право возбудить уголовное дело против того или иного лица, зачастую он не решается это сделать после нескольких лет, прошедших со дня совершения преступления. Кому хочется проигрывать процесс?
Он замолчал. Епископ тоже ничего не говорил — очевидно, подбирал в уме необходимые слова, чтобы четко выразить свои мысли. Мейсон заявил:
— В конце-то концов, епископ, клиент, советующийся с адвокатом, ничем не отличается от больного, пришедшего на консультацию к врачу. Так что говорите все начистоту: не надо ходить вокруг да около и задавать абстрактные вопросы.
Епископ Меллори торопливо спросил:
— Так вы считаете, что если преступление совершено даже двадцать два года тому назад, то окружной прокурор имеет право привлечь виновного к ответственности и возбудить против него судебное дело, если виновный не жил все это время в штате?
Ему так не терпелось услышать ответ Мейсона, что он не смутился от своего заикания и не слишком гладкой речи.
— Все зависит от того, посчитает окружной прокурор преступление преднамеренным убийством или же несчастным случаем, — сказал Мейсон.
— Это было непредумышленное убийство, нечаянное убийство. Но был выдан ордер на арест, и виновнику пришлось скрыться.
— При каких обстоятельствах все произошло?
— Человек ехал в автомобиле и врезался в другую машину. Было заявлено, что она… это… была пьяна.
— Двадцать два года назад? — переспросил Мейсон. Епископ кивнул.
— Двадцать два года назад таких аварий было немного, — заметил Мейсон, внимательно разглядывая Меллори.
— Верно, — согласился епископ, — но все произошло в одном из отдаленных округов, где прокурор был излишне рьяным и усердным.
— Что вы имеете в виду?
— То, что он постарался использовать все зацепки, которые предусмотрел закон.
Кивнув головой, Мейсон спросил:
— Скажите, епископ, случайно не вы этот обвиняемый? Удивление на лице епископа, вне всякого сомнения, было подлинным.
— Я в то время находился в Австралии, — ответил он.
— Двадцать два года, — произнес Мейсон.
Он прищурил глаза и задумался, размышляя вслух:
— Это очень долгий срок даже для самого придирчивого окружного прокурора. Более того, окружные прокуроры приходят и уходят, так что за эти двадцать лет в политической системе того округа наверняка произошли изменения.
Епископ рассеянно кивнул головой, словно политические перемены если и имели какое-то отношение к обсуждаемой проблеме, то весьма незначительное.
— Поэтому, — ровным голосом продолжал Мейсон, — если вы все еще озабочены этой историей, то думаю, что за ней скрывается нечто большее, чем просто излишне придирчивый окружной прокурор.
Глаза епископа Меллори широко распахнулись, он в упор посмотрел на Мейсона и пробормотал:
— Вы очень умный адвокат, мистер Мейсон.
Мейсон помолчал несколько секунд, прежде чем сказал:
— Может быть, вы мне расскажете все остальное? Епископ снова затянулся из трубки.
— Вам приходилось браться за дела, в основе которых лежит непредвиденная случайность?
— Иногда.
— Стали бы вы защищать бедняка от обвинения миллионера?
Мейсон ответил очень серьезно:
— Я стал бы отстаивать интересы моего клиента даже против самого дьявола.
Епископ продолжал дымить, внимательно разглядывая адвоката, видимо стараясь отыскать правильный метод подхода к нему. Затем он вынул изо рта трубку, спрятал ее в ладонях, кашлянул и спросил:
— Вы знаете Ренволда К. Браунли?
— Я слышал о нем.
— Вы когда-нибудь работали на него? Точнее, принадлежит он к вашим клиентам? С вами хотят проконсультироваться по делу против Ренволда Браунли. Речь идет о миллионе, если не больше. Я точно не знаю сколько. Вам предстоит драка с самого начала. Если вы выиграете, то получите гонорар — двести-триста тысяч долларов. Должен сразу предупредить, что с Браунли трудно справиться. Дело обещает быть неприятным. Вам придется защищать права женщины, которой причинили величайшее зло, причем единственным шансом выйти победителем будут мои свидетельские показания. Мейсон насторожился.
— И что же?
Епископ Меллори покачал головой.
— Поймите меня правильно. Для себя я ничего не прошу. Мне ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Но если мне предстоит быть главным свидетелем по делу, поверят ли моим показаниям, если узнают, что я проявляю особый интерес к одной стороне?
— Сейчас трудно сказать что-либо определенное. Епископ взял трубку, набил табак, сунул изогнутый черенок трубки в рот, кивнул головой и сказал:
— Думаю, что сомнения будут.
Мейсон молчал.
— Поэтому, — продолжал епископ, раскуривая трубку, — я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у вас. Естественно, я не стану отрицать, если меня спросят. Но и в том случае, если меня спросят в суде, заинтересован ли я лично в данном деле, я отвечу правду… Но для всех причастных к данной историй было бы лучше, если бы подобного вопроса мне не задали. Далее. Я позвоню вам через час и сообщу, куда вам надо приехать, чтобы встретиться со мной и с теми людьми, которые хотят выиграть процесс. Их рассказ может показаться вам неправдоподобным, но клянусь, они говорят правду от первого слова до последнего. Это непростое дело об очень богатом человеке, человеке жестоком и безжалостном. Пока я сказал все, — заключил епископ. — Сейчас я ухожу и исчезну до того дня, когда вы вызовете меня в суд как свидетеля для дачи показаний. Вам придется потрудиться, чтобы найти меня, мистер Мейсон. Но мне кажется, я могу не беспокоиться, вы обязательно разыщете меня.
Епископ тряхнул головой. Видно было, что он вполне удовлетворен положением вещей. Затем он резко вскочил с места, короткие ноги затопали к выходу. Открыв дверь в коридор, епископ повернулся, поклонился Мейсону и, с шумом захлопнув за собой дверь, вышел.
Делла Стрит в секретарской с микрофона стенографировала беседу. Она тотчас вошла к Мейсону.
— Как вам все это нравится, шеф?
Мейсон стоял посреди кабинета, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк и уставившись глазами на рисунок ковра.
— Провалиться мне на этом месте, если бы я знал, Делла, — медленно произнес Мейсон.
И
— Но какое он сам произвел на вас впечатление?
— Если он действительно епископ, то весьма светский человек. Прокуренная трубка, широкая одежда, не сковывающая движений… Да, он производит впечатление опытного, очень эрудированного человека, обладающего широким кругозором и не боящегося высказывать свое собственное мнение. Ты обратила внимание, как он подчеркнул, что не станет лгать, если противная сторона задаст определенные вопросы? Мне предстоит повести дело так, чтобы они не были заданы.
— Почему вы сказали «если он епископ»?
Мейсон покачал головой:
— Епископы не запинаются и не заикаются.
— Не поняла…
— Епископам приходится очень много выступать, это люди, обладающие исключительным красноречием, они ежедневно выступают перед народом. Если человек заикается, он вряд ли станет министром, скорее из него получится адвокат, хотя ты сама понимаешь, насколько и это неправдоподобно. Ну, допустим, что, несмотря на дефект, он все же пробился в министры, но епископом он никогда не будет.
— Понятно, — сказала Делла. — Так что же вы думаете?
— Этот человек может быть чертовски умным самозванцем, хотя я и не исключаю, что он на самом деле епископ, только переживший какой-то эмоциональный шок. В учебниках по судебной медицине описаны случаи заикания у взрослых после неожиданного эмоционального потрясения.
— Послушайте, Перри, если вы намереваетесь всерьез отнестись к заявлению этого человека и начать борьбу с мультимиллионером Ренволдом К. Браунли, вам лучше сначала выяснить, на самом ли деле ваш посетитель епископ или самозванец? Мне кажется, это весьма важно.
Мейсон кивнул головой.
— Я сам думаю об этом. Позвони-ка в Детективное агентство Дрейка и попроси Пола бросить все дела и приехать к нам.
Глава 2
Пол Дрейк боком скользнул в большое мягкое кресло, перекинув ноги через подлокотник, и уставился на Перри Мейсона своими слегка выпученными глазами. Глаза Пола были похожи на стеклянные глаза манекенов в универсальном магазине и придавали его цветущему лицу какое-то особое, бесстрастное выражение. Кончики губ приподнялись кверху, можно было подумать, что он над кем-то издевается. Его наружность была настолько далека от общепринятого представления о частном детективе, что Пол Дрейк часто добивался поразительных результатов в расследовании.
Перри Мейсон, засунув большие пальцы в петли отворотов пиджака и шагая взад и вперед по кабинету, бросал слова через плечо:
— Ко мне пришел на консультацию человек, назвавшийся Вильямом Меллори из Сиднея, епископом англиканской церкви. Он неразговорчив, с внешностью, и манерами светского человека, но я могу с уверенностью сказать, он не любитель закрытых помещений. Ты понимаешь, что я имею в виду: загорелое лицо, кожа, огрубевшая от ветра. Не знаю, когда он приехал. Он хотел узнать, что ждет человека, в пьяном виде задавившего кого-то черт знает где двадцать с лишним лет назад.
— Опиши, как он выглядит, — попросил детектив.
— На вид ему пятьдесят три — пятьдесят пять лет, футов шесть или семь дюймов, носит сутану, курит трубку, изредка сигареты, глаза серые, волосы темные, густые, с сединой на висках, производит впечатление человека компетентного, слегка заикается.
— Заикается? — переспросил Дрейк.
— Совершенно Верно.
— Ты хочешь сказать, что он епископ и что он заикается?
— Да.
— Епископы не заикаются, Перри.
— В том-то все и дело. Заикание, я думаю, появилось недавно в результате какого-то эмоционального шока. Я хочу докопаться, в чем тут было дело.
— Как он сам воспринимает свое заикание?
— Точно так же, как и игрок в гольф. Допускает обидные ошибки, которые вообще-то для него не характерны.
— Мне все это не нравится, Перри. Это очень подозрительно. Откуда ты знаешь, что он действительно епископ? Или ты поверил ему на слово?
— Ты совершенно прав, — сразу же согласился с ним Мейсон.
— Тебе лучше всего поручить мне последить за ним и выяснить, кто он такой.
— Именно для этого я тебя и вызвал, Пол. Епископ собирается через час позвонить, и мне придется сказать «да» или «нет» о деле, затрагивающем огромные деньги. Если он действительно епископ, я склонен ответить положительно. Если же это какай-то мистификация, тогда я, естественно, откажусь.
— Какое дело?
— Что-то сверхконфиденциальное. Имеет непосредственное отношение к миллионам Ренволда К. Браунли, и если верить словам епископа, то мой гонорар составит несколько сот тысяч долларов.
Дрейк присвистнул от удивления:
— Вот это да…
— Кроме того, здесь всплывает старое уголовное дело о смерти человека по вине водителя, севшего за руль в нетрезвом состоянии.
— Когда это произошло?
— Двадцать два года назад, Пол.
У детектива поднялись брови вверх.
— Я знаю, двадцать два года назад подобных дел почти не было. Более того, все это случилось в каком-то глухом месте. Мне необходимо немедленно выяснить, что это за история. Усади всех своих людей за работу. Начни с округов Ориндж, Сен-Бернардино, Риверсайд и Керн. Да, и напомни мне про Наптча. Полагаю, что обвиняемым была женщина. По моим подсчетам, это произошло в 1914 году. Дело так и не было доведено до конца. Свяжись со своим австралийским корреспондентом в Сиднее, пусть он узнает все о епископе Вильяме Меллори. Проверь корабельные записи, выясни, когда Мел-лори прибыл из Австралии в Калифорнию. Наконец, проверь все центральные отели, не остановился ли там Вильям Мел-лори, епископ. Брось на это дело столько людей, сколько сочтешь нужным, но узнай все. И, главное, побыстрее, время не терпит.
Дрейк шумно вздохнул и сказал:
— Сразу видно, что у тебя время не терпит. Как будто у тебя бывает иначе. Ты требуешь, чтобы недельная работа была выполнена за час!
Можно было подумать, что Мейсон не слышал последних слов детектива.
— Больше же всего меня интересует, с кем он поддерживает связь, — продолжал он. — Так что постарайся выйти на него как можно быстрее. Установи наблюдение за всеми людьми, с которыми он общается.
Дрейк опустился еще ниже в кресло — теперь он опирался поясницей в полированную ручку кресла. Потом повернулся, поднялся, расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.
— О’кей, Перри, я пошел.
У самой двери детектив обернулся:
— Допустим, я выясню, что этот тип не тот, за кого себя выдает, ты станешь выводить его на чистую воду?
— Я? Ни в коем случае! — ответил Мейсон, подмигивая. — Я спутаю его по рукам и ногам, но докопаюсь, кто скрывается за обличием епископа.
— Давай поспорим, что он не имеет никакого отношения к церкви.
— Лицо у него честное, Пол.
— Как и у большей Части авантюристов. Вот почему они и преуспевают в своих махинациях, — горячился Дрейк.
— Мне не кажется таким уж невероятным, чтобы у настоящего епископа было честное лицо. Катись-ка ты поживее отсюда и принимайся за работу, а то слишком уж ты разболтался, — разозлился Мейсон.
Но Дрейк не уходил.
— Так ты не хочешь заключить со мной пари, а, Перри?
Мейсон потянулся за томом свода законов, явно намереваясь запустить его в Дрейка.
Детектив все понял, хлопнул дверью и сбежал по лестнице.
Зазвонил телефон.
Мейсон поднял трубку. Говорила секретарша Делла Стрит:
— Шеф, пришел шофер такси. Мне кажется, вам стоит его принять, он сам кое-что вам расскажет.
— Шофер такси?
— Да.
— Какого черта ему от меня нужно?
— Денег.
— Ты считаешь, что мне надо его принять?
— Да.
— Не можешь ли ты коротко объяснить, в чем там дело?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, он рядом и слышит наш разговор?
— Да.
— О’кей. Пусть войдет.
Мейсон не успел положить на рычаг трубку, как дверь распахнулась и Делла Стрит впустила извиняющегося, но очень настойчивого таксиста.
— Этот водитель подвозил к нам в офис епископа Меллори, — пояснила Делла.
Шофер торопливо заговорил:
— Этот человек попросил меня подождать перед конторой, но у вас стоянка запрещена. Полицейский сразу же велел мне очистить место. Я отъехал и стал ждать пассажира, а тот как сквозь землю провалился. Счетчик в машине я не выключил. Время идет, а пассажира нет. Я пошел к лифтеру. К счастью, тот его запомнил. Он рассказал, что мой пассажир спрашивал, где помещается ваша контора, поэтому я к вам и пришел. На вид ему пятьдесят — пятьдесят пять лет, небольшого роста, коренастый, одет в черную сутану с круглым белым воротником…
Мейсон быстро спросил:
— Вы утверждаете, что он не выходил из здания?
— Я его не видел, а смотрел во все глаза, можете мне поверить. Да и лифтер сказал, что он не спускался. Но я-то его хорошо запомнил. На счетчике у меня три восемьдесят, и кто мне теперь заплатит?
— Где вы посадили этого человека?
Шофер задумался.
Мейсон вытащил из кармана несколько бумажек, отыскал пятидолларовую и, подмигнув, протянул шоферу.
— Я хочу избавить себя от непредусмотренного расхода, но и вы не оставьте меня внакладе. Я-то ведь не ездил в такси.
Тогда шофер сказал:
— Он сел возле отеля «Ригал».
— И вы повезли его сразу сюда?
— Да.
— Он спешил?
— Еще как.
Мейсон протянул шоферу деньги.
— Мне кажется, вам не стоит его ждать.
— Да у меня нет особого желания задерживаться здесь. Уж больно злой полицейский на этой улице, — весело ответил водитель, отсчитывая сдачу. — Спасибо, что заплатили мне. С вашей стороны это чертовски благородно! Мне про вас рассказывали наши ребята, мол, человек вы честный, дело свое знаете вдоль и поперек и никогда не стараетесь сделать так, чтобы победил тот, у кого карман набит потуже. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, рассчитывайте на меня. Я тоже не подведу. Меня зовут Винтере, Джек Винтере.
— Отлично, Джек. Кто знает, может, и впрямь придет такой день, когда придется вас пригласить выступить перед присяжными, а чтобы ваша память не ослабела и вы не позабыли о своих благих намерениях, оставьте сдачу себе. Идет? Купите сигарет или чего-нибудь покрепче.
— Идет! — широко улыбаясь, ответил шофер, поклонился и, насвистывая, сбежал по лестнице.
Мейсон поднял телефонную трубку и вызвал Пола Дрейка:
— Пол, проверь отель «Ригал». Наш клиент мог там зарегистрироваться как Вильям Меллори. Позвони сразу же, если его обнаружишь, обязательно установи наблюдение за теми, с кем он общается.
Делла Стрит, одетая в серый приталенный костюм и ярко-красную блузку, выглядела не многоопытным деловым секретарем, а весьма привлекательной, легкомысленной молодой женщиной. Она кокетливо просунула голову к нему в кабинет:
— Шеф, Джексон желает с вами поговорить по делу. Можете ли вы уделить ему несколько минут?
Мейсон кивнул:
— Пусть войдет.
Он сразу же заперся вместе с клерком и стал отрабатывать текст апелляции против приговора жюри в иске о нанесении телесных повреждений. Делла Стрит несколько раз старалась подписать какую-нибудь бумагу или подчистить те огрехи, которые всегда встречаются в текущей работе. Она знала своего шефа и чувствовала, что в скором времени адвокат с головой окунется в настоящее серьезное дело, которое потребует от него всю энергию и душевные силы. Значит, все второстепенное будет отложено на неопределенный срок. Во всяком случае, раньше всегда так было.
Перри Мейсон как раз указывал клерку на те слабые места в позиции противника, которые можно использовать в апелляции, когда Делла Стрит постучалась в кабинет со словами:
— Звонит Пол Дрейк, шеф. Говорит, что это очень важно.
Мейсон кивнул, снял телефонную трубку и услышал торопливый голос Дрейка, который выпалил:
— Перри, звоню из отеля «Ригал», если ты еще не потерял интерес к епископу, то давай-ка приезжай сюда.
— Еду!
Мейсон положил трубку, взял шляпу.
— Делла, можешь идти домой. Он посмотрел на часы.
— Если мне что-нибудь понадобится, позвоню тебе домой. Джексон, продолжайте работать в том направлении, которое мы только что наметили. Когда закончите апелляцию, покажите мне.
Он вскочил в лифт, выбежал на улицу и увидел пустое такси как раз напротив конторы. В отеле «Ригал» он уже был через пятнадцать минут. Дрейк ждал его в вестибюле вместе с каким-то лысым типом, у которого меж толстых губ торчала короткая черная сигара.
— Познакомьтесь, это Джим Поли, местный детектив, — сказал Дрейк.
Поли протянул руку:
— Как поживаете, Мейсон?
Глаза его откровенно, с живейшим интересом разглядывали адвоката.
— Поли мой старый приятель, — сказал Дрейк. Он незаметно подмигнул Мейсону. — Искуснейший детектив, вряд ли найдется второй такой в нашем городе. Я пытался нанять его, но всегда не хватало денег. У него трезвая голова на плечах. Он дал пару раз мне советы, которые оправдали себя. Этого человека, Перри, нельзя упустить. Когда-нибудь в одном из твоих дел он тебе, здорово поможет!
Поли передвинул сигару в самый угол рта и скромно сказал: — Я вовсе не гений, просто шевелю мозгами когда положено. Ничего не принимаю на веру. Руководствуюсь соображениями здравого смысла.
Пол Дрейк хлопнул по плечу местного детектива:
— Вот он весь в этом. Скромность. Ты ни за что не поверишь, но это он поймал Изопов, шайку изобретательных воров, орудовавших в отелях с отмычками. Конечно, лавры достались полиции, но выследил их Джим. Так вот, Перри, мы кое-что обнаружили, то есть Джим обнаружил. Джим, расскажи все сам.
Местный детектив толстыми коротенькими пальцами не спеша вытащил изо рта помятую сигару и заговорил тихо и многозначительно, будто больше всего его беспокоило, что их разговор кто-нибудь может подслушать:
— Вильям Меллори действительно остановился в отеле. Весьма странный тип. Отсюда он уехал на такси, торопился, но кто-то на другом такси поехал следом. Никто, кроме меня, не обратил на это внимания. Это моя обязанность. Я дока в этих штучках, меня не проведешь. Я заметил этого типа в то самое мгновение, когда он отъехал с тротуара. Видел, как он что-то сказал шоферу, кивнув головой в сторону отъехавшего Меллори. Мне не нужно было слышать, что он сказал. Даже если бы его слова были предъявлены в письменной форме, их смысл не стал бы мне яснее. Поэтому я решил повнимательнее присмотреться к этому Меллори. За ним наблюдать мог кто угодно, от частного детектива до сотрудника Федерального бюро расследований. Отель «Ригал» тихий, спокойный, в высшей степени респектабельный, и нам не хотелось бы иметь среди своих постояльцев людей, за которыми ведется слежка. Поэтому я решил поговорить с епископом, как только он возвратится назад, и сообщить ему, что нам срочно понадобилась его комната. Когда он пришел, в вестибюле находилась рыжеволосая девушка. Увидев его, она вскочила со стула и почтительно поздоровалась. Он слегка поклонился ей и поспешил к лифту. Походка у него удивительно забавная, ножки коротенькие, он ступает, не сгибая их, а переваливаясь с боку на бок, как утка. Естественно, джентльмены, я решил, что девушка в вестибюле ожидает его, и подумал, что он не задержится в номере дольше пяти минут и сразу же спустится к ней. Он же не пригласил ее с собой. Вы понимаете, это непросто — сразу же заявить клиенту, чтобы он освободил помещение. Некоторые выходят из себя, грозят подать в суд за оскорбление личности. Конечно, их слова по большей части пустая болтовня, но все равно это крайне неприятно. Вот я и решил, что будет гораздо проще, если эта рыжая поднимется к нему в номер и я в ее присутствии передам ему требование администрации. Он наверняка шуметь не станет.
Перри Мейсон, засунув большие пальцы в петли отворотов пиджака и шагая взад и вперед по кабинету, бросал слова через плечо:
— Ко мне пришел на консультацию человек, назвавшийся Вильямом Меллори из Сиднея, епископом англиканской церкви. Он неразговорчив, с внешностью, и манерами светского человека, но я могу с уверенностью сказать, он не любитель закрытых помещений. Ты понимаешь, что я имею в виду: загорелое лицо, кожа, огрубевшая от ветра. Не знаю, когда он приехал. Он хотел узнать, что ждет человека, в пьяном виде задавившего кого-то черт знает где двадцать с лишним лет назад.
— Опиши, как он выглядит, — попросил детектив.
— На вид ему пятьдесят три — пятьдесят пять лет, футов шесть или семь дюймов, носит сутану, курит трубку, изредка сигареты, глаза серые, волосы темные, густые, с сединой на висках, производит впечатление человека компетентного, слегка заикается.
— Заикается? — переспросил Дрейк.
— Совершенно Верно.
— Ты хочешь сказать, что он епископ и что он заикается?
— Да.
— Епископы не заикаются, Перри.
— В том-то все и дело. Заикание, я думаю, появилось недавно в результате какого-то эмоционального шока. Я хочу докопаться, в чем тут было дело.
— Как он сам воспринимает свое заикание?
— Точно так же, как и игрок в гольф. Допускает обидные ошибки, которые вообще-то для него не характерны.
— Мне все это не нравится, Перри. Это очень подозрительно. Откуда ты знаешь, что он действительно епископ? Или ты поверил ему на слово?
— Ты совершенно прав, — сразу же согласился с ним Мейсон.
— Тебе лучше всего поручить мне последить за ним и выяснить, кто он такой.
— Именно для этого я тебя и вызвал, Пол. Епископ собирается через час позвонить, и мне придется сказать «да» или «нет» о деле, затрагивающем огромные деньги. Если он действительно епископ, я склонен ответить положительно. Если же это какай-то мистификация, тогда я, естественно, откажусь.
— Какое дело?
— Что-то сверхконфиденциальное. Имеет непосредственное отношение к миллионам Ренволда К. Браунли, и если верить словам епископа, то мой гонорар составит несколько сот тысяч долларов.
Дрейк присвистнул от удивления:
— Вот это да…
— Кроме того, здесь всплывает старое уголовное дело о смерти человека по вине водителя, севшего за руль в нетрезвом состоянии.
— Когда это произошло?
— Двадцать два года назад, Пол.
У детектива поднялись брови вверх.
— Я знаю, двадцать два года назад подобных дел почти не было. Более того, все это случилось в каком-то глухом месте. Мне необходимо немедленно выяснить, что это за история. Усади всех своих людей за работу. Начни с округов Ориндж, Сен-Бернардино, Риверсайд и Керн. Да, и напомни мне про Наптча. Полагаю, что обвиняемым была женщина. По моим подсчетам, это произошло в 1914 году. Дело так и не было доведено до конца. Свяжись со своим австралийским корреспондентом в Сиднее, пусть он узнает все о епископе Вильяме Меллори. Проверь корабельные записи, выясни, когда Мел-лори прибыл из Австралии в Калифорнию. Наконец, проверь все центральные отели, не остановился ли там Вильям Мел-лори, епископ. Брось на это дело столько людей, сколько сочтешь нужным, но узнай все. И, главное, побыстрее, время не терпит.
Дрейк шумно вздохнул и сказал:
— Сразу видно, что у тебя время не терпит. Как будто у тебя бывает иначе. Ты требуешь, чтобы недельная работа была выполнена за час!
Можно было подумать, что Мейсон не слышал последних слов детектива.
— Больше же всего меня интересует, с кем он поддерживает связь, — продолжал он. — Так что постарайся выйти на него как можно быстрее. Установи наблюдение за всеми людьми, с которыми он общается.
Дрейк опустился еще ниже в кресло — теперь он опирался поясницей в полированную ручку кресла. Потом повернулся, поднялся, расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.
— О’кей, Перри, я пошел.
У самой двери детектив обернулся:
— Допустим, я выясню, что этот тип не тот, за кого себя выдает, ты станешь выводить его на чистую воду?
— Я? Ни в коем случае! — ответил Мейсон, подмигивая. — Я спутаю его по рукам и ногам, но докопаюсь, кто скрывается за обличием епископа.
— Давай поспорим, что он не имеет никакого отношения к церкви.
— Лицо у него честное, Пол.
— Как и у большей Части авантюристов. Вот почему они и преуспевают в своих махинациях, — горячился Дрейк.
— Мне не кажется таким уж невероятным, чтобы у настоящего епископа было честное лицо. Катись-ка ты поживее отсюда и принимайся за работу, а то слишком уж ты разболтался, — разозлился Мейсон.
Но Дрейк не уходил.
— Так ты не хочешь заключить со мной пари, а, Перри?
Мейсон потянулся за томом свода законов, явно намереваясь запустить его в Дрейка.
Детектив все понял, хлопнул дверью и сбежал по лестнице.
Зазвонил телефон.
Мейсон поднял трубку. Говорила секретарша Делла Стрит:
— Шеф, пришел шофер такси. Мне кажется, вам стоит его принять, он сам кое-что вам расскажет.
— Шофер такси?
— Да.
— Какого черта ему от меня нужно?
— Денег.
— Ты считаешь, что мне надо его принять?
— Да.
— Не можешь ли ты коротко объяснить, в чем там дело?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, он рядом и слышит наш разговор?
— Да.
— О’кей. Пусть войдет.
Мейсон не успел положить на рычаг трубку, как дверь распахнулась и Делла Стрит впустила извиняющегося, но очень настойчивого таксиста.
— Этот водитель подвозил к нам в офис епископа Меллори, — пояснила Делла.
Шофер торопливо заговорил:
— Этот человек попросил меня подождать перед конторой, но у вас стоянка запрещена. Полицейский сразу же велел мне очистить место. Я отъехал и стал ждать пассажира, а тот как сквозь землю провалился. Счетчик в машине я не выключил. Время идет, а пассажира нет. Я пошел к лифтеру. К счастью, тот его запомнил. Он рассказал, что мой пассажир спрашивал, где помещается ваша контора, поэтому я к вам и пришел. На вид ему пятьдесят — пятьдесят пять лет, небольшого роста, коренастый, одет в черную сутану с круглым белым воротником…
Мейсон быстро спросил:
— Вы утверждаете, что он не выходил из здания?
— Я его не видел, а смотрел во все глаза, можете мне поверить. Да и лифтер сказал, что он не спускался. Но я-то его хорошо запомнил. На счетчике у меня три восемьдесят, и кто мне теперь заплатит?
— Где вы посадили этого человека?
Шофер задумался.
Мейсон вытащил из кармана несколько бумажек, отыскал пятидолларовую и, подмигнув, протянул шоферу.
— Я хочу избавить себя от непредусмотренного расхода, но и вы не оставьте меня внакладе. Я-то ведь не ездил в такси.
Тогда шофер сказал:
— Он сел возле отеля «Ригал».
— И вы повезли его сразу сюда?
— Да.
— Он спешил?
— Еще как.
Мейсон протянул шоферу деньги.
— Мне кажется, вам не стоит его ждать.
— Да у меня нет особого желания задерживаться здесь. Уж больно злой полицейский на этой улице, — весело ответил водитель, отсчитывая сдачу. — Спасибо, что заплатили мне. С вашей стороны это чертовски благородно! Мне про вас рассказывали наши ребята, мол, человек вы честный, дело свое знаете вдоль и поперек и никогда не стараетесь сделать так, чтобы победил тот, у кого карман набит потуже. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, рассчитывайте на меня. Я тоже не подведу. Меня зовут Винтере, Джек Винтере.
— Отлично, Джек. Кто знает, может, и впрямь придет такой день, когда придется вас пригласить выступить перед присяжными, а чтобы ваша память не ослабела и вы не позабыли о своих благих намерениях, оставьте сдачу себе. Идет? Купите сигарет или чего-нибудь покрепче.
— Идет! — широко улыбаясь, ответил шофер, поклонился и, насвистывая, сбежал по лестнице.
Мейсон поднял телефонную трубку и вызвал Пола Дрейка:
— Пол, проверь отель «Ригал». Наш клиент мог там зарегистрироваться как Вильям Меллори. Позвони сразу же, если его обнаружишь, обязательно установи наблюдение за теми, с кем он общается.
Делла Стрит, одетая в серый приталенный костюм и ярко-красную блузку, выглядела не многоопытным деловым секретарем, а весьма привлекательной, легкомысленной молодой женщиной. Она кокетливо просунула голову к нему в кабинет:
— Шеф, Джексон желает с вами поговорить по делу. Можете ли вы уделить ему несколько минут?
Мейсон кивнул:
— Пусть войдет.
Он сразу же заперся вместе с клерком и стал отрабатывать текст апелляции против приговора жюри в иске о нанесении телесных повреждений. Делла Стрит несколько раз старалась подписать какую-нибудь бумагу или подчистить те огрехи, которые всегда встречаются в текущей работе. Она знала своего шефа и чувствовала, что в скором времени адвокат с головой окунется в настоящее серьезное дело, которое потребует от него всю энергию и душевные силы. Значит, все второстепенное будет отложено на неопределенный срок. Во всяком случае, раньше всегда так было.
Перри Мейсон как раз указывал клерку на те слабые места в позиции противника, которые можно использовать в апелляции, когда Делла Стрит постучалась в кабинет со словами:
— Звонит Пол Дрейк, шеф. Говорит, что это очень важно.
Мейсон кивнул, снял телефонную трубку и услышал торопливый голос Дрейка, который выпалил:
— Перри, звоню из отеля «Ригал», если ты еще не потерял интерес к епископу, то давай-ка приезжай сюда.
— Еду!
Мейсон положил трубку, взял шляпу.
— Делла, можешь идти домой. Он посмотрел на часы.
— Если мне что-нибудь понадобится, позвоню тебе домой. Джексон, продолжайте работать в том направлении, которое мы только что наметили. Когда закончите апелляцию, покажите мне.
Он вскочил в лифт, выбежал на улицу и увидел пустое такси как раз напротив конторы. В отеле «Ригал» он уже был через пятнадцать минут. Дрейк ждал его в вестибюле вместе с каким-то лысым типом, у которого меж толстых губ торчала короткая черная сигара.
— Познакомьтесь, это Джим Поли, местный детектив, — сказал Дрейк.
Поли протянул руку:
— Как поживаете, Мейсон?
Глаза его откровенно, с живейшим интересом разглядывали адвоката.
— Поли мой старый приятель, — сказал Дрейк. Он незаметно подмигнул Мейсону. — Искуснейший детектив, вряд ли найдется второй такой в нашем городе. Я пытался нанять его, но всегда не хватало денег. У него трезвая голова на плечах. Он дал пару раз мне советы, которые оправдали себя. Этого человека, Перри, нельзя упустить. Когда-нибудь в одном из твоих дел он тебе, здорово поможет!
Поли передвинул сигару в самый угол рта и скромно сказал: — Я вовсе не гений, просто шевелю мозгами когда положено. Ничего не принимаю на веру. Руководствуюсь соображениями здравого смысла.
Пол Дрейк хлопнул по плечу местного детектива:
— Вот он весь в этом. Скромность. Ты ни за что не поверишь, но это он поймал Изопов, шайку изобретательных воров, орудовавших в отелях с отмычками. Конечно, лавры достались полиции, но выследил их Джим. Так вот, Перри, мы кое-что обнаружили, то есть Джим обнаружил. Джим, расскажи все сам.
Местный детектив толстыми коротенькими пальцами не спеша вытащил изо рта помятую сигару и заговорил тихо и многозначительно, будто больше всего его беспокоило, что их разговор кто-нибудь может подслушать:
— Вильям Меллори действительно остановился в отеле. Весьма странный тип. Отсюда он уехал на такси, торопился, но кто-то на другом такси поехал следом. Никто, кроме меня, не обратил на это внимания. Это моя обязанность. Я дока в этих штучках, меня не проведешь. Я заметил этого типа в то самое мгновение, когда он отъехал с тротуара. Видел, как он что-то сказал шоферу, кивнув головой в сторону отъехавшего Меллори. Мне не нужно было слышать, что он сказал. Даже если бы его слова были предъявлены в письменной форме, их смысл не стал бы мне яснее. Поэтому я решил повнимательнее присмотреться к этому Меллори. За ним наблюдать мог кто угодно, от частного детектива до сотрудника Федерального бюро расследований. Отель «Ригал» тихий, спокойный, в высшей степени респектабельный, и нам не хотелось бы иметь среди своих постояльцев людей, за которыми ведется слежка. Поэтому я решил поговорить с епископом, как только он возвратится назад, и сообщить ему, что нам срочно понадобилась его комната. Когда он пришел, в вестибюле находилась рыжеволосая девушка. Увидев его, она вскочила со стула и почтительно поздоровалась. Он слегка поклонился ей и поспешил к лифту. Походка у него удивительно забавная, ножки коротенькие, он ступает, не сгибая их, а переваливаясь с боку на бок, как утка. Естественно, джентльмены, я решил, что девушка в вестибюле ожидает его, и подумал, что он не задержится в номере дольше пяти минут и сразу же спустится к ней. Он же не пригласил ее с собой. Вы понимаете, это непросто — сразу же заявить клиенту, чтобы он освободил помещение. Некоторые выходят из себя, грозят подать в суд за оскорбление личности. Конечно, их слова по большей части пустая болтовня, но все равно это крайне неприятно. Вот я и решил, что будет гораздо проще, если эта рыжая поднимется к нему в номер и я в ее присутствии передам ему требование администрации. Он наверняка шуметь не станет.