Страница:
Эрл Стенли Гарднер
«Прокурор расследует убийство»
Глава 1
В комнате витал дух еще не так давно кипевшей здесь бурной деятельности. Материально это проявлялось в том, что помещение было страшно замусорено, казалось, по нему прокатилась карнавальная толпа. На стенах красовались плакаты. Один из них взывал: «Дугласа Селби — в окружные прокуроры!» Чуть выше призыва — изображение привлекательного молодого человека с волнистой шевелюрой, властным, хорошей формы ртом и отчаянной решимостью в проницательном взоре. Рядом висел плакат с портретом человека в огромном сомбреро. Тот был лет на двадцать пять старше первого, его обветренное, морщинистое лицо светилось дружелюбной улыбкой. На плакате было написано: «Рекса Брэндона — в шерифы!»
В небольшую комнату ценой огромных усилий удалось втиснуть не менее полудюжины разнокалиберных столов, которые сейчас были завалены конвертами, яркими плакатиками для ветровых стекол автомобилей и прочей чепухой, что сопровождает избирательную кампанию.
Только что избранный окружным прокурором Дуглас Селби широко улыбался расположившемуся в противоположном углу шерифу Брэндону. Им пришлось выдержать жестокую битву, потребовавшую вынесения протеста, пересчета бюллетеней, обращения к суду высшей инстанции. Прошло несколько недель со дня выборов, они уже стали историей, однако политические сторонники Дугласа и Рекса пока сохраняли за собой номер в отеле «Мэдисон».
Селби сидел, скрестив длиннющие ноги. Пригладив ладонью копну густых кудрявых волос, он произнес:
— Итак, Рекс, через четверть часа нам предстоит выступить в суде с обвинением. Борьба закончилась. Признаться, без нее жизнь мне кажется пресноватой.
Рекс Брэндон выудил из кармана матерчатый кисет и насыпал табаку на листок коричневой папиросной бумаги. Толстые пальцы привычным движением скатали сигарету. Проведя языком по краю листка, он заклеил сигарету, придал ей цилиндрическую форму и сказал:
— Тебе еще придется как следует подраться, сынок. По большому счету борьба не кончилась.
Селби чувствовал себя спокойно, он нежился в кресле, словно кот на солнцепеке.
— Что они могут сделать после того, как мы заняли наши посты? — лениво протянул он.
Шериф Брэндон коротким движением зажег спичку.
— Послушай, Дуг. Я на четверть века старше тебя. Мне не довелось учиться по книжкам, но зато я знаю людей. Я патриот нашего графства и горжусь им. Здесь я родился и вырос. Я видел, как на смену коню и повозке пришли автомобиль и трактор. Я помню времена, когда невозможно было пройти по улице, не остановившись три-четыре раза, чтобы поболтать с друзьями. Сейчас все изменилось. Каждый куда-то торопится.
Шериф замолчал, поднеся горящую спичку к кончику сигареты.
— Какое все это имеет отношение к нам? — спросил Селби.
— Да такое, сынок, что люди в свое время хорошо знали, что происходит в графстве, и администрация должна была вести себя честно. Сейчас же все торопятся, заботятся только о себе и всем наплевать на окружающих. У людей так много своих проблем, что у них нет времени беспокоиться, насколько честны другие. Было бы не так скверно, если бы речь шла только о политике. Но в последние годы графство широко распахнуло двери для всех подонков из больших городов. Эта уголовная мелочь, которая не сколотила состояния на рэкете в период «сухого закона», разнесла по стране злобу, обман, мошенничество. Сэм Роупер, твой предшественник, пользовался этим. Впрочем, ты это знаешь не хуже меня. Теперь же нам вдвоем предстоит выгребать всю грязь.
— Чистка уже пошла, — вставил Селби. — Мошенники увидели свой смертный приговор в результатах голосования. Сейчас они убираются отсюда. Сомнительные забегаловки либо закрываются, либо меняют стиль работы.
— Некоторые меняют, а некоторые нет, — заметил Брэндон. — Однако суть дела в том, что нам надо следить буквально за каждым своим шагом, особенно вначале. Если будет совершена хотя бы одна серьезная ошибка, поднимется такой шум, что нас вышвырнут с наших постов.
Селби посмотрел на часы, поднялся и жестко сказал:
— Потребуется много шума, чтобы выставить меня вон. Время, Рекс, пошли.
Штаб выборов был расположен на последнем этаже отеля «Мэдисон». Когда шериф с прокурором вышли из номера, дальше, в середине покрытого ковром коридора, распахнулась еще одна дверь. Из нее выскользнул застенчивый человечек, облаченный в черный сюртук с белым пасторским воротничком вокруг шеи.
Казалось, он идет на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не побеспокоить кого-нибудь. Человечек торопливо подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.
Пока решетчатая кабина поднималась на последний этаж, прошло немало времени, и Селби смог хорошо рассмотреть маленького пастора. Лет, наверное, сорока пяти — пятидесяти пяти, изящный, даже хрупкий, в блестящем от старости, потертом сюртуке, он был на целую голову ниже окружного прокурора.
Когда лифтер открыл дверь, маленький пастор вошел в кабину и голосом человека, привыкшего говорить с кафедры, произнес:
Третий этаж. Пожалуйста, выпустите меня на третьем этаже.
Селби и шериф вошли в лифт. Рекс Брэндон с серьезным видом подмигнул окружному прокурору поверх головы ничего не подозревающего служителя церкви. Когда на третьем этаже пассажир вышел, шериф ухмыльнулся и сказал:
— Бьюсь об заклад, там, откуда он приехал, похорон гораздо больше, чем свадеб.
Окружной прокурор, погруженный в свои размышления, ответил, лишь когда они дошли до конца холла первого этажа:
— Я занимался дедукцией. Мне кажется, его приход находится под контролем очень богатого и крайне эгоистичного типа. Пастор привык передвигаться таким образом, чтобы не обидеть хозяина.
— А может быть, у его жены просто природный талант к спорам, — осклабился в ответ шериф. — Однако, приятель, помни, что подобные дедуктивные рассуждения для тебя не игра. Тебе не приходило в голову, что в предстоящие четыре года раскрытие всех преступлений, совершенных в графстве, станет нашей обязанностью?
Селби взял шерифа под руку и повлек его к беломраморному зданию суда.
— Это ваша обязанность, шериф, раскрывать преступления. Я только предъявляю обвинения арестованным вами преступникам.
— Шел бы ты к дьяволу, Дуг Селби, — пророкотал в ответ шериф.
В небольшую комнату ценой огромных усилий удалось втиснуть не менее полудюжины разнокалиберных столов, которые сейчас были завалены конвертами, яркими плакатиками для ветровых стекол автомобилей и прочей чепухой, что сопровождает избирательную кампанию.
Только что избранный окружным прокурором Дуглас Селби широко улыбался расположившемуся в противоположном углу шерифу Брэндону. Им пришлось выдержать жестокую битву, потребовавшую вынесения протеста, пересчета бюллетеней, обращения к суду высшей инстанции. Прошло несколько недель со дня выборов, они уже стали историей, однако политические сторонники Дугласа и Рекса пока сохраняли за собой номер в отеле «Мэдисон».
Селби сидел, скрестив длиннющие ноги. Пригладив ладонью копну густых кудрявых волос, он произнес:
— Итак, Рекс, через четверть часа нам предстоит выступить в суде с обвинением. Борьба закончилась. Признаться, без нее жизнь мне кажется пресноватой.
Рекс Брэндон выудил из кармана матерчатый кисет и насыпал табаку на листок коричневой папиросной бумаги. Толстые пальцы привычным движением скатали сигарету. Проведя языком по краю листка, он заклеил сигарету, придал ей цилиндрическую форму и сказал:
— Тебе еще придется как следует подраться, сынок. По большому счету борьба не кончилась.
Селби чувствовал себя спокойно, он нежился в кресле, словно кот на солнцепеке.
— Что они могут сделать после того, как мы заняли наши посты? — лениво протянул он.
Шериф Брэндон коротким движением зажег спичку.
— Послушай, Дуг. Я на четверть века старше тебя. Мне не довелось учиться по книжкам, но зато я знаю людей. Я патриот нашего графства и горжусь им. Здесь я родился и вырос. Я видел, как на смену коню и повозке пришли автомобиль и трактор. Я помню времена, когда невозможно было пройти по улице, не остановившись три-четыре раза, чтобы поболтать с друзьями. Сейчас все изменилось. Каждый куда-то торопится.
Шериф замолчал, поднеся горящую спичку к кончику сигареты.
— Какое все это имеет отношение к нам? — спросил Селби.
— Да такое, сынок, что люди в свое время хорошо знали, что происходит в графстве, и администрация должна была вести себя честно. Сейчас же все торопятся, заботятся только о себе и всем наплевать на окружающих. У людей так много своих проблем, что у них нет времени беспокоиться, насколько честны другие. Было бы не так скверно, если бы речь шла только о политике. Но в последние годы графство широко распахнуло двери для всех подонков из больших городов. Эта уголовная мелочь, которая не сколотила состояния на рэкете в период «сухого закона», разнесла по стране злобу, обман, мошенничество. Сэм Роупер, твой предшественник, пользовался этим. Впрочем, ты это знаешь не хуже меня. Теперь же нам вдвоем предстоит выгребать всю грязь.
— Чистка уже пошла, — вставил Селби. — Мошенники увидели свой смертный приговор в результатах голосования. Сейчас они убираются отсюда. Сомнительные забегаловки либо закрываются, либо меняют стиль работы.
— Некоторые меняют, а некоторые нет, — заметил Брэндон. — Однако суть дела в том, что нам надо следить буквально за каждым своим шагом, особенно вначале. Если будет совершена хотя бы одна серьезная ошибка, поднимется такой шум, что нас вышвырнут с наших постов.
Селби посмотрел на часы, поднялся и жестко сказал:
— Потребуется много шума, чтобы выставить меня вон. Время, Рекс, пошли.
Штаб выборов был расположен на последнем этаже отеля «Мэдисон». Когда шериф с прокурором вышли из номера, дальше, в середине покрытого ковром коридора, распахнулась еще одна дверь. Из нее выскользнул застенчивый человечек, облаченный в черный сюртук с белым пасторским воротничком вокруг шеи.
Казалось, он идет на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не побеспокоить кого-нибудь. Человечек торопливо подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.
Пока решетчатая кабина поднималась на последний этаж, прошло немало времени, и Селби смог хорошо рассмотреть маленького пастора. Лет, наверное, сорока пяти — пятидесяти пяти, изящный, даже хрупкий, в блестящем от старости, потертом сюртуке, он был на целую голову ниже окружного прокурора.
Когда лифтер открыл дверь, маленький пастор вошел в кабину и голосом человека, привыкшего говорить с кафедры, произнес:
Третий этаж. Пожалуйста, выпустите меня на третьем этаже.
Селби и шериф вошли в лифт. Рекс Брэндон с серьезным видом подмигнул окружному прокурору поверх головы ничего не подозревающего служителя церкви. Когда на третьем этаже пассажир вышел, шериф ухмыльнулся и сказал:
— Бьюсь об заклад, там, откуда он приехал, похорон гораздо больше, чем свадеб.
Окружной прокурор, погруженный в свои размышления, ответил, лишь когда они дошли до конца холла первого этажа:
— Я занимался дедукцией. Мне кажется, его приход находится под контролем очень богатого и крайне эгоистичного типа. Пастор привык передвигаться таким образом, чтобы не обидеть хозяина.
— А может быть, у его жены просто природный талант к спорам, — осклабился в ответ шериф. — Однако, приятель, помни, что подобные дедуктивные рассуждения для тебя не игра. Тебе не приходило в голову, что в предстоящие четыре года раскрытие всех преступлений, совершенных в графстве, станет нашей обязанностью?
Селби взял шерифа под руку и повлек его к беломраморному зданию суда.
— Это ваша обязанность, шериф, раскрывать преступления. Я только предъявляю обвинения арестованным вами преступникам.
— Шел бы ты к дьяволу, Дуг Селби, — пророкотал в ответ шериф.
Глава 2
Дуглас Селби пребывал на своем посту всего сутки. Он быстро просмотрел разбросанные на его письменном столе документы, принял решение и вызвал всех трех заместителей.
— Ребята, — начал Селби, — я взялся за дело, в котором мало смыслю, поэтому основной груз ложится на ваши плечи. Мы в одной команде и будем честно играть друг на друга. Гордон, разъясните, пожалуйста, ребятам их обязанности. Поделите между собой все рутинные дела. Видите эту гору бумаг на моем столе? Здесь все, начиная от жалобы на соседского пса, разрывшего лужайку, и кончая доносом на то, что некто торгует спиртным без соответствующей лицензии. Тащите все эти бумаженции в нашу юридическую библиотеку и рассортируйте. Не рассылайте письменных уведомлений больше, чем необходимо; вам следует лично звонить людям, приглашать их, пытаться находить с ними общий язык и решать все вопросы дипломатично. Без нужды в бой не вступайте. Но уж если драка завязалась, ни за что не отступайте. Помните, «Кларион» будет оценивать вашу работу по справедливости, зато «Блейд» станет без конца к нам цепляться. Вы будете ошибаться, однако боязнь сделать ошибку не должна мешать принимать решение. Что бы ни случилось, не позволяйте себя шантажировать. Если же… Зазвонил телефон.
— Минуточку, — сказал Селби и бросил в трубку: — Хэлло…
Голос Рекса Брэндона звучал напряженно:
— Дуг, бросай все дела и немедленно двигай в «Мэдисон». В одном из номеров нашли покойника.
— Что случилось? — спросил Селби. — Убийство, самоубийство или естественная смерть?
— Пока неизвестно. Мне сказали, что это пастор… Думаю, тот, который вчера спускался с нами в лифте.
— Где ты сейчас? — поинтересовался Селби.
— В здании городского управления, нужно прихватить шефа полиции. Мы будем в отеле чуть раньше тебя. Номер триста двадцать первый. Поднимайся сразу туда, там и встретимся.
— О’кей, Рекс, — сказал Селби, повесил трубку и повернулся к своим заместителям. — Действуйте, ребята. На вас лежит вся текущая работа нашей конторы.
Схватив шляпу, Селби промчался по отделанному мрамором коридору здания суда, перепрыгивая через две ступеньки, спустился по парадной лестнице, подбежал к автомобилю и тотчас же рванул к гостинице. Подъехав к «Мэдисону», он обратил внимание, что Брэндон уже прибыл. Машина шерифа, оборудованная мигалкой и сиреной, стояла в запрещенной для парковки зоне у самого входа в отель. Вдобавок была перекрыта и часть улицы: рабочие устанавливали ажурные осветительные столбы, на которые недавно выложила деньги городская казна. В результате Селби оказался в такой дорожной пробке, что ему пришлось потратить почти десять минут, чтобы выбраться из нее, найти место для парковки и вернуться к гостинице.
Джордж Кашинг, хозяин отеля, которому, кстати, Селби был обязан тем, что тот предоставил номер для штаба выборной кампании, подошел к прокурору с приятной улыбкой на лице. Кашингу едва перевалило за пятьдесят, он пытался держаться с утонченностью преуспевающего представителя высшего света из крупного города. На нем был тщательно отутюженный темно-синий костюм из тонкой шерстяной ткани, сшитый хорошим портным. Покрой и стиль, правда, были рассчитаны на человека лет на двадцать моложе. Под тусклыми, выцветшими глазами Кашинга заметно обозначились мешки. Кожа выглядела так, как будто ее никогда не обжигал холодный ветер и не ласкали яркие солнечные лучи. Однако взгляд этих тусклых, выцветших глаз мог быть холоден и напорист. Десять лет в гостиничном бизнесе приучили Кашинга не уступать в своих требованиях.
— Послушай, Дуг, — начал Кашинг, — он умер своей смертью. Понимаешь? Это не самоубийство. Конечно, он принял снотворное, но это абсолютно не связано с печальным концом.
— Как его зовут? — спросил окружной прокурор.
— Преподобный Чарльз Брауер. Он прибыл из Миллбэнка в Неваде. Я не хочу, чтобы это оказалось самоубийством. Такой поворот событий придаст печальную известность отелю.
Шагая к лифту, Селби еще надеялся, что у Кашинга хватит такта по крайней мере воздержаться от упоминания о своем вкладе в избирательную кампанию, однако когда открылась дверь кабинки, тот коснулся своими пухлыми пальцами с тщательно ухоженными ногтями рукава прокурора:
— Ты же знаешь, что я сделал все для вашего успеха во время выборов, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже иногда шли мне навстречу.
Селби кивнул в ответ.
— Номер триста двадцать первый, — сказал Кашинг и помахал лифтеру, разрешая закрыть дверь.
На третьем этаже Селби без труда нашел триста двадцать первый номер. Он постучал в дверь, из-за которой раздался голос Брэндона:
— Дуг, это ты?
— Да.
— Проходи через триста двадцать третий. Дверь открыта.
Селби вошел в соседний номер. Это было типичное гостиничное помещение. Дверь, ведущая в триста двадцать первый номер, была широко распахнута, длинная металлическая полоса под ручкой, прикрывающая замок, сорвана.
— Входи, Дуг, — позвал Брэндон.
Селби прошел в номер. Маленький пастор покоился на кровати, на его уже похолодевшем лице было странно задумчивое выражение. Глаза закрыты, челюсть слегка отвисла, и, как это ни удивительно, после смерти в нем было больше достоинства, чем при жизни. Дверь оказалась закрытой и припертой стулом так, что его спинка не давала ручке повернуться.
Отто Ларкин, начальник полиции и обладатель густого баса, торопливо приветствовал окружного прокурора.
— Ничего не тронуто, все в том же виде, как было тогда, когда его обнаружили, — заверил он. — Постоялец попросил разбудить его в десять. Телефонист на коммутаторе неоднократно пытался дозвониться, но ответа не получил. Коридорный безуспешно стучал в дверь. Парень попытался ее открыть, но убедился, что дверь чем-то приперта изнутри. Тогда он посмотрел через фрамугу и увидел, что гость лежит на кровати. Коридорный его окликнул два или три раза — безуспешно. Ухитрившись просунуть голову внутрь, парень заметил, что дверь подперта стулом. Был извещен Кашинг, который и распорядился проникнуть сюда через триста двадцать третий номер. На соединяющих номера дверях запоры с обеих сторон, отсюда и следы взлома.
Послушайте, что я скажу, Селби. Я друг Сэма Роупера и поддерживал его в избирательной кампании. Вам это известно. Вы не можете меня осуждать — я работал с ним бок о бок четыре года. Но теперь, когда вы, ребята, заняли контору, я хочу работать в одной упряжке с вами. Это наше первое дело, и мне бы не хотелось, чтобы злопамятность вносила дисгармонию в наши отношения. Я собирался навестить вас обоих, но пока не имел возможности. Нам есть о чем потолковать.
— Хорошо, — ответил Селби, — мы обсудим все в подходящее время и в подходящем месте. А что это за листок в пишущей машинке? Предсмертная записка?
— Нет, — сказал Брэндон, — всего-навсего письмо к жене, очень трогательное. Почитай.
Селби приблизился к столу. Из каретки портативной машинки торчал листок бумаги со штампом отеля. Листок почти до конца был заполнен текстом.
Селби наклонился над пишущей машинкой и начал читать:
«Моя драгоценная супруга, вот уже несколько дней, как я нахожусь в Мэдисон-Сити, но пока не могу похвастаться успехами. Мне придется задержаться еще на неделю, а может быть, и дольше. Погода все время великолепная. Теплое, ласковое солнышко сияет с темно-голубого неба. Стоят безветренные дни и прохладные ночи. Здесь тепло, но не жарко. Утром в день прибытия был легкий туман, но вскоре он рассеялся.
У меня для тебя есть сюрприз. Если мне удастся встретить нужных людей, наши финансовые проблемы будут решены раз и навсегда. Если ты думаешь, что эти люди не захотят меня выслушать, то глубоко заблуждаешься. Они должны будут прислушаться, ведь я родился не вчера, как ты знаешь.
В поезде мне не спалось, пришлось принять снотворное, но оно не очень помогло. Сегодня я принял двойную дозу. Думаю, что сумею выспаться. По совести говоря, я и сейчас почти сплю.
Это деловой город, здесь ходит трамвай и имеется несколько первоклассных отелей.
До Голливуда меньше сотни миль, и, если у меня будет время, я постараюсь туда попасть до отъезда. Жаль, что тебя нет рядом. Я совсем сплю. Этой ночью я славно отдохну. Попрошу разбудить меня в десять утра. Завтра поищу в округе еще… Бесполезно, я сплю и уже не вижу клавиатуру».
Затем следовало слово, тщательно забитое буквой «х». На столе рядом с машинкой лежал конверт с адресом: Миссис Чарльз Брауер, 613, Сентрал-стрит, Миллбэнк, Невада.
— Похоже, он перебрал снотворного, — сказал Рекс Брэндон. — Мы проверили в книге регистрации, по прибытии пастор заполнил карточку. Зовут Чарльз Брауер, прибыл из Миллбэнка, Невада. Живет на Сентрал-стрит, 613, что соответствует адресу на конверте. Все прекрасно сходится. Бедняга очень хотел спать… Что ж, крепче уснуть невозможно.
Селби кивнул, соглашаясь, а затем спросил:
— Как ты полагаешь, почему он не только запер дверь, но и подпер ее стулом?
— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Брэндон. Начальник полиции решил предложить свою версию.
— Видите, какой это малыш, — сказал он. — К тому же служитель церкви. Такие люди часто бывают трусливы как кролики, особенно когда им приходится путешествовать. Обратите внимание, как он пишет о нашем городе — отелях, трамвае. Держу пари, что ему не довелось много странствовать, Мэдисон кажется ему огромным городом после Миллбэнка.
— Коронер[1] уже извещен? — задал вопрос Селби.
— Да, конечно. Сейчас он на похоронах, мы ждем его с минуты на минуту.
— Успели произвести осмотр личных вещей? — обратился Селби к Брэндону.
— Пока нет. Мы должны подождать коронера.
— Я провел множество дел с Гарри Перкинсом — нашим коронером, — заметил Ларкин, — он не держится буквы закона. Думаю, если мы начнем досмотр без него, Гарри не поднимет шума. По совести говоря, я вообще не очень представляю, зачем мы здесь. Скорее всего, парня подвел мотор. Двойная доза снотворного просто заглушила двигатель.
— Интересно, — сказал Селби, — есть ли среди его вещей что-то ценное, за сохранность чего он опасался. Все-таки я до сих пор не понимаю, почему он не только запер дверь, но и подпер ручку стулом.
Селби подошел к постели, осторожно приподнял угол подушки и заглянул под нее. Все это он проделал, не сдвинув труп с места. Ничего не увидев, он не успокоился и сунул руку под подушку. Пусто.
— Нам необходимо точно установить причину смерти, — бросил прокурор, приподняв одеяло. Труп был облачен в толстый фланелевый халат. Селби прикрыл тело и продолжил: — Пока ничего не вызывает подозрений. Но это обязательная процедура. Надо известить жену.
— Я попросил Джорджа Кашинга телеграфировать ей, — сказал шериф Брэндон, — пусть она решит, как поступить с телом.
Начальник полиции слегка помрачнел:
— Зря вы это сделали, шериф. Здесь как раз тот случай, когда коронер предпочитает действовать самостоятельно. Вы же знаете, что он владелец похоронного бюро и в телеграмме обычно указывает, что готов подготовить тело для похорон.
— Гарри в это время был на похоронах, — неторопливо заговорил шериф, — а мне нужно было что-нибудь предпринять. Если он захочет, то пошлет жене еще одну телеграмму.
Селби осмотрел комнату. Жилет и сюртук пастора были аккуратно развешаны в стенном шкафу. Обшлага сложенных по складке брюк зажаты верхним ящиком комода, пояс почти касался пола. Единственный чемодан был открыт и лежал на стуле.
— Что, это весь багаж? Чемодан и пишущая машинка?
— Пальто и портфель в шкафу, — сказал Брэндон.
— Что в портфеле? — поинтересовался прокурор.
— Какие-то газетные вырезки и листки с машинописным текстом — проповедь или рассказ, короче, множество слов, стоящих друг за другом.
— Успели просмотреть карманы?
— Нет.
— Давайте сделаем это сейчас. Осмотрите одежду, а я потрясу чемодан. Не могу отрешиться от мысли, что у покойника было что-то ценное, иначе зачем он забаррикадировал дверь? Да и письмо намекает на это.
Селби обратил внимание, что чемодан был упакован чрезвычайно тщательно, одежда аккуратно сложена. Он извлек две чистые сорочки, комплект тонкого белья, несколько крахмальных воротничков, Библию в потертом кожаном переплете, очки в футляре, на котором был вытеснен адрес окулиста в Сан-Франциско, и полдюжины простых черных носков. Селби нашел также продолговатую коробочку для пилюль с ярлычком, на котором было написано карандашом и чернилами: «Успокоительное». В чемодане оказался кожаный футляр с импортным миниатюрным фотоаппаратом.
— Посмотрите, — сказал Селби, — весьма дорогая штучка для пастора из крошечного городка. Камера стоит долларов полтораста.
— Многие люди его типа — страстные энтузиасты, — заявил начальник полиции. — У человека обязательно должно быть хобби, несмотря на то что брюки блестят, а локти пальто протерты чуть ли не до дыр.
— Где был его бумажник? — поинтересовался Селби.
— В кармане сюртука.
— Визитные карточки, еще что-нибудь?
— Да, несколько штук, на них напечатано: «Чарльз Брауер, Миллбэнк, Невада». Еще девяносто шесть долларов бумажками и около двух мелочью. Водительское удостоверение, конечно.
Селби еще раз бросил взгляд на неподвижную фигуру в постели. Вдруг он ощутил во всем происходящем какую-то чудовищную несправедливость. Селби показалось, что он подглядывает в щелку за жизнью человеческого существа, у которого были свои надежды, страхи, разочарования, устремления. Его оправдывало лишь то, что он должен выполнять свои обязанности. Он понял, что чувствуют медики, осматривая больных, когда им приходится становиться поверенными абсолютно чужих для них людей и узнавать о самых интимных сторонах их жизни.
Неожиданно для самого себя Селби решил, что на сегодня с него достаточно.
— Ладно, — сказал он. — Кажется, проблем нет. Пусть немного поработает коронер. Возможно, он захочет провести расследование. Кстати, Джордж Кашинг будет благодарен, если вокруг этого события не поднимется газетный шум и особенно если не будет поднята версия о самоубийстве. По-моему, мы имеем дело с естественной смертью.
Прокурор повернулся к двери, ведущей в триста двадцать третий номер, еще раз осмотрел сломанный замок и спросил небрежно:
— Рекс, а что в номере с другой стороны?
— Думаю, то же, что и здесь, — ответил шериф.
— Скорее всего, за дверью ванная, — высказал идею начальник полиции. — Отель спроектирован так, что ванная комната расположена между номерами. Можно взять номер с ванной или без нее. Поскольку с этой стороны ванной нет, вероятно, она за другой дверью. В этом номере только умывальник. Кстати, там его бритвенный прибор.
Селби осмотрел умывальник и стеклянную полочку над ним. На полочке лежал помазок, щетина которого истерлась от интенсивного употребления. Кроме помазка там находились безопасная бритва, тюбик крема, зубная щетка и коробка с зубным порошком. Селби без всякого интереса проинспектировал ручку двери, ведущей в закрытую ванную комнату. Он повернул ее со словами:
— Посмотрим, открывается ли дверь с этой стороны? — и тут же резко бросил: — Постойте, ведь эта дверь не заперта. Кто-нибудь уже пробовал ее открывать?
— Не думаю, — ответил Ларкин. — Коридорный сообщил Кашингу, и тот распорядился, чтобы никто ничего в номере не трогал.
— Почему же Кашинг не прошел через триста девятнадцатый? Ему не надо было бы ломать замок, следовало лишь открыть дверь.
— Думаю, потому что номер был занят, — сказал Ларкин. — Кашинг мне сказал, что триста двадцать третий свободен, а в триста девятнадцатом кто-то живет.
Селби кивнул в ответ.
— Хорошо, я отправляюсь в офис. Кажется, здесь мне делать больше нечего.
Раздался стук в дверь триста двадцать первого номера.
— Кто там? — поинтересовался Брэндон.
— Гарри Перкинс, коронер.
— Проходи через триста двадцать третий, Гарри. Через несколько секунд в дверях возникла долговязая фигура коронера.
— Мы слегка осмотрелись здесь, Гарри, — начал объяснять Ларкин. — Ты был на похоронах, а нам хотелось разобраться, что же произошло. Похоже, снотворное подействовало на уже барахливший насос. Особых ценностей у покойного нет. Имеется примерно сотня, что покроет твои расходы на подготовку тела к отправке. Шериф уже телеграфировал жене. Может быть, ты тоже пошлешь телеграмму и спросишь, не желает ли она воспользоваться твоими услугами?
— Прости меня, Гарри, — сказал шериф, — я не знал, что ты хотел бы телеграфировать сам.
— Никаких проблем, — ответил коронер.
Он подошел к постели, с видом профессионала посмотрел на труп и спросил:
— Когда я смогу его забрать?
— В любое время, — ответил Ларкин. — Шериф согласен?
Брэндон вопросительно взглянул на Селби, тот кивнул и сказал:
— Я отправляюсь в офис.
— На машине? — поинтересовался шериф.
— Да. Увидимся позже.
— Ребята, — начал Селби, — я взялся за дело, в котором мало смыслю, поэтому основной груз ложится на ваши плечи. Мы в одной команде и будем честно играть друг на друга. Гордон, разъясните, пожалуйста, ребятам их обязанности. Поделите между собой все рутинные дела. Видите эту гору бумаг на моем столе? Здесь все, начиная от жалобы на соседского пса, разрывшего лужайку, и кончая доносом на то, что некто торгует спиртным без соответствующей лицензии. Тащите все эти бумаженции в нашу юридическую библиотеку и рассортируйте. Не рассылайте письменных уведомлений больше, чем необходимо; вам следует лично звонить людям, приглашать их, пытаться находить с ними общий язык и решать все вопросы дипломатично. Без нужды в бой не вступайте. Но уж если драка завязалась, ни за что не отступайте. Помните, «Кларион» будет оценивать вашу работу по справедливости, зато «Блейд» станет без конца к нам цепляться. Вы будете ошибаться, однако боязнь сделать ошибку не должна мешать принимать решение. Что бы ни случилось, не позволяйте себя шантажировать. Если же… Зазвонил телефон.
— Минуточку, — сказал Селби и бросил в трубку: — Хэлло…
Голос Рекса Брэндона звучал напряженно:
— Дуг, бросай все дела и немедленно двигай в «Мэдисон». В одном из номеров нашли покойника.
— Что случилось? — спросил Селби. — Убийство, самоубийство или естественная смерть?
— Пока неизвестно. Мне сказали, что это пастор… Думаю, тот, который вчера спускался с нами в лифте.
— Где ты сейчас? — поинтересовался Селби.
— В здании городского управления, нужно прихватить шефа полиции. Мы будем в отеле чуть раньше тебя. Номер триста двадцать первый. Поднимайся сразу туда, там и встретимся.
— О’кей, Рекс, — сказал Селби, повесил трубку и повернулся к своим заместителям. — Действуйте, ребята. На вас лежит вся текущая работа нашей конторы.
Схватив шляпу, Селби промчался по отделанному мрамором коридору здания суда, перепрыгивая через две ступеньки, спустился по парадной лестнице, подбежал к автомобилю и тотчас же рванул к гостинице. Подъехав к «Мэдисону», он обратил внимание, что Брэндон уже прибыл. Машина шерифа, оборудованная мигалкой и сиреной, стояла в запрещенной для парковки зоне у самого входа в отель. Вдобавок была перекрыта и часть улицы: рабочие устанавливали ажурные осветительные столбы, на которые недавно выложила деньги городская казна. В результате Селби оказался в такой дорожной пробке, что ему пришлось потратить почти десять минут, чтобы выбраться из нее, найти место для парковки и вернуться к гостинице.
Джордж Кашинг, хозяин отеля, которому, кстати, Селби был обязан тем, что тот предоставил номер для штаба выборной кампании, подошел к прокурору с приятной улыбкой на лице. Кашингу едва перевалило за пятьдесят, он пытался держаться с утонченностью преуспевающего представителя высшего света из крупного города. На нем был тщательно отутюженный темно-синий костюм из тонкой шерстяной ткани, сшитый хорошим портным. Покрой и стиль, правда, были рассчитаны на человека лет на двадцать моложе. Под тусклыми, выцветшими глазами Кашинга заметно обозначились мешки. Кожа выглядела так, как будто ее никогда не обжигал холодный ветер и не ласкали яркие солнечные лучи. Однако взгляд этих тусклых, выцветших глаз мог быть холоден и напорист. Десять лет в гостиничном бизнесе приучили Кашинга не уступать в своих требованиях.
— Послушай, Дуг, — начал Кашинг, — он умер своей смертью. Понимаешь? Это не самоубийство. Конечно, он принял снотворное, но это абсолютно не связано с печальным концом.
— Как его зовут? — спросил окружной прокурор.
— Преподобный Чарльз Брауер. Он прибыл из Миллбэнка в Неваде. Я не хочу, чтобы это оказалось самоубийством. Такой поворот событий придаст печальную известность отелю.
Шагая к лифту, Селби еще надеялся, что у Кашинга хватит такта по крайней мере воздержаться от упоминания о своем вкладе в избирательную кампанию, однако когда открылась дверь кабинки, тот коснулся своими пухлыми пальцами с тщательно ухоженными ногтями рукава прокурора:
— Ты же знаешь, что я сделал все для вашего успеха во время выборов, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже иногда шли мне навстречу.
Селби кивнул в ответ.
— Номер триста двадцать первый, — сказал Кашинг и помахал лифтеру, разрешая закрыть дверь.
На третьем этаже Селби без труда нашел триста двадцать первый номер. Он постучал в дверь, из-за которой раздался голос Брэндона:
— Дуг, это ты?
— Да.
— Проходи через триста двадцать третий. Дверь открыта.
Селби вошел в соседний номер. Это было типичное гостиничное помещение. Дверь, ведущая в триста двадцать первый номер, была широко распахнута, длинная металлическая полоса под ручкой, прикрывающая замок, сорвана.
— Входи, Дуг, — позвал Брэндон.
Селби прошел в номер. Маленький пастор покоился на кровати, на его уже похолодевшем лице было странно задумчивое выражение. Глаза закрыты, челюсть слегка отвисла, и, как это ни удивительно, после смерти в нем было больше достоинства, чем при жизни. Дверь оказалась закрытой и припертой стулом так, что его спинка не давала ручке повернуться.
Отто Ларкин, начальник полиции и обладатель густого баса, торопливо приветствовал окружного прокурора.
— Ничего не тронуто, все в том же виде, как было тогда, когда его обнаружили, — заверил он. — Постоялец попросил разбудить его в десять. Телефонист на коммутаторе неоднократно пытался дозвониться, но ответа не получил. Коридорный безуспешно стучал в дверь. Парень попытался ее открыть, но убедился, что дверь чем-то приперта изнутри. Тогда он посмотрел через фрамугу и увидел, что гость лежит на кровати. Коридорный его окликнул два или три раза — безуспешно. Ухитрившись просунуть голову внутрь, парень заметил, что дверь подперта стулом. Был извещен Кашинг, который и распорядился проникнуть сюда через триста двадцать третий номер. На соединяющих номера дверях запоры с обеих сторон, отсюда и следы взлома.
Послушайте, что я скажу, Селби. Я друг Сэма Роупера и поддерживал его в избирательной кампании. Вам это известно. Вы не можете меня осуждать — я работал с ним бок о бок четыре года. Но теперь, когда вы, ребята, заняли контору, я хочу работать в одной упряжке с вами. Это наше первое дело, и мне бы не хотелось, чтобы злопамятность вносила дисгармонию в наши отношения. Я собирался навестить вас обоих, но пока не имел возможности. Нам есть о чем потолковать.
— Хорошо, — ответил Селби, — мы обсудим все в подходящее время и в подходящем месте. А что это за листок в пишущей машинке? Предсмертная записка?
— Нет, — сказал Брэндон, — всего-навсего письмо к жене, очень трогательное. Почитай.
Селби приблизился к столу. Из каретки портативной машинки торчал листок бумаги со штампом отеля. Листок почти до конца был заполнен текстом.
Селби наклонился над пишущей машинкой и начал читать:
«Моя драгоценная супруга, вот уже несколько дней, как я нахожусь в Мэдисон-Сити, но пока не могу похвастаться успехами. Мне придется задержаться еще на неделю, а может быть, и дольше. Погода все время великолепная. Теплое, ласковое солнышко сияет с темно-голубого неба. Стоят безветренные дни и прохладные ночи. Здесь тепло, но не жарко. Утром в день прибытия был легкий туман, но вскоре он рассеялся.
У меня для тебя есть сюрприз. Если мне удастся встретить нужных людей, наши финансовые проблемы будут решены раз и навсегда. Если ты думаешь, что эти люди не захотят меня выслушать, то глубоко заблуждаешься. Они должны будут прислушаться, ведь я родился не вчера, как ты знаешь.
В поезде мне не спалось, пришлось принять снотворное, но оно не очень помогло. Сегодня я принял двойную дозу. Думаю, что сумею выспаться. По совести говоря, я и сейчас почти сплю.
Это деловой город, здесь ходит трамвай и имеется несколько первоклассных отелей.
До Голливуда меньше сотни миль, и, если у меня будет время, я постараюсь туда попасть до отъезда. Жаль, что тебя нет рядом. Я совсем сплю. Этой ночью я славно отдохну. Попрошу разбудить меня в десять утра. Завтра поищу в округе еще… Бесполезно, я сплю и уже не вижу клавиатуру».
Затем следовало слово, тщательно забитое буквой «х». На столе рядом с машинкой лежал конверт с адресом: Миссис Чарльз Брауер, 613, Сентрал-стрит, Миллбэнк, Невада.
— Похоже, он перебрал снотворного, — сказал Рекс Брэндон. — Мы проверили в книге регистрации, по прибытии пастор заполнил карточку. Зовут Чарльз Брауер, прибыл из Миллбэнка, Невада. Живет на Сентрал-стрит, 613, что соответствует адресу на конверте. Все прекрасно сходится. Бедняга очень хотел спать… Что ж, крепче уснуть невозможно.
Селби кивнул, соглашаясь, а затем спросил:
— Как ты полагаешь, почему он не только запер дверь, но и подпер ее стулом?
— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Брэндон. Начальник полиции решил предложить свою версию.
— Видите, какой это малыш, — сказал он. — К тому же служитель церкви. Такие люди часто бывают трусливы как кролики, особенно когда им приходится путешествовать. Обратите внимание, как он пишет о нашем городе — отелях, трамвае. Держу пари, что ему не довелось много странствовать, Мэдисон кажется ему огромным городом после Миллбэнка.
— Коронер[1] уже извещен? — задал вопрос Селби.
— Да, конечно. Сейчас он на похоронах, мы ждем его с минуты на минуту.
— Успели произвести осмотр личных вещей? — обратился Селби к Брэндону.
— Пока нет. Мы должны подождать коронера.
— Я провел множество дел с Гарри Перкинсом — нашим коронером, — заметил Ларкин, — он не держится буквы закона. Думаю, если мы начнем досмотр без него, Гарри не поднимет шума. По совести говоря, я вообще не очень представляю, зачем мы здесь. Скорее всего, парня подвел мотор. Двойная доза снотворного просто заглушила двигатель.
— Интересно, — сказал Селби, — есть ли среди его вещей что-то ценное, за сохранность чего он опасался. Все-таки я до сих пор не понимаю, почему он не только запер дверь, но и подпер ручку стулом.
Селби подошел к постели, осторожно приподнял угол подушки и заглянул под нее. Все это он проделал, не сдвинув труп с места. Ничего не увидев, он не успокоился и сунул руку под подушку. Пусто.
— Нам необходимо точно установить причину смерти, — бросил прокурор, приподняв одеяло. Труп был облачен в толстый фланелевый халат. Селби прикрыл тело и продолжил: — Пока ничего не вызывает подозрений. Но это обязательная процедура. Надо известить жену.
— Я попросил Джорджа Кашинга телеграфировать ей, — сказал шериф Брэндон, — пусть она решит, как поступить с телом.
Начальник полиции слегка помрачнел:
— Зря вы это сделали, шериф. Здесь как раз тот случай, когда коронер предпочитает действовать самостоятельно. Вы же знаете, что он владелец похоронного бюро и в телеграмме обычно указывает, что готов подготовить тело для похорон.
— Гарри в это время был на похоронах, — неторопливо заговорил шериф, — а мне нужно было что-нибудь предпринять. Если он захочет, то пошлет жене еще одну телеграмму.
Селби осмотрел комнату. Жилет и сюртук пастора были аккуратно развешаны в стенном шкафу. Обшлага сложенных по складке брюк зажаты верхним ящиком комода, пояс почти касался пола. Единственный чемодан был открыт и лежал на стуле.
— Что, это весь багаж? Чемодан и пишущая машинка?
— Пальто и портфель в шкафу, — сказал Брэндон.
— Что в портфеле? — поинтересовался прокурор.
— Какие-то газетные вырезки и листки с машинописным текстом — проповедь или рассказ, короче, множество слов, стоящих друг за другом.
— Успели просмотреть карманы?
— Нет.
— Давайте сделаем это сейчас. Осмотрите одежду, а я потрясу чемодан. Не могу отрешиться от мысли, что у покойника было что-то ценное, иначе зачем он забаррикадировал дверь? Да и письмо намекает на это.
Селби обратил внимание, что чемодан был упакован чрезвычайно тщательно, одежда аккуратно сложена. Он извлек две чистые сорочки, комплект тонкого белья, несколько крахмальных воротничков, Библию в потертом кожаном переплете, очки в футляре, на котором был вытеснен адрес окулиста в Сан-Франциско, и полдюжины простых черных носков. Селби нашел также продолговатую коробочку для пилюль с ярлычком, на котором было написано карандашом и чернилами: «Успокоительное». В чемодане оказался кожаный футляр с импортным миниатюрным фотоаппаратом.
— Посмотрите, — сказал Селби, — весьма дорогая штучка для пастора из крошечного городка. Камера стоит долларов полтораста.
— Многие люди его типа — страстные энтузиасты, — заявил начальник полиции. — У человека обязательно должно быть хобби, несмотря на то что брюки блестят, а локти пальто протерты чуть ли не до дыр.
— Где был его бумажник? — поинтересовался Селби.
— В кармане сюртука.
— Визитные карточки, еще что-нибудь?
— Да, несколько штук, на них напечатано: «Чарльз Брауер, Миллбэнк, Невада». Еще девяносто шесть долларов бумажками и около двух мелочью. Водительское удостоверение, конечно.
Селби еще раз бросил взгляд на неподвижную фигуру в постели. Вдруг он ощутил во всем происходящем какую-то чудовищную несправедливость. Селби показалось, что он подглядывает в щелку за жизнью человеческого существа, у которого были свои надежды, страхи, разочарования, устремления. Его оправдывало лишь то, что он должен выполнять свои обязанности. Он понял, что чувствуют медики, осматривая больных, когда им приходится становиться поверенными абсолютно чужих для них людей и узнавать о самых интимных сторонах их жизни.
Неожиданно для самого себя Селби решил, что на сегодня с него достаточно.
— Ладно, — сказал он. — Кажется, проблем нет. Пусть немного поработает коронер. Возможно, он захочет провести расследование. Кстати, Джордж Кашинг будет благодарен, если вокруг этого события не поднимется газетный шум и особенно если не будет поднята версия о самоубийстве. По-моему, мы имеем дело с естественной смертью.
Прокурор повернулся к двери, ведущей в триста двадцать третий номер, еще раз осмотрел сломанный замок и спросил небрежно:
— Рекс, а что в номере с другой стороны?
— Думаю, то же, что и здесь, — ответил шериф.
— Скорее всего, за дверью ванная, — высказал идею начальник полиции. — Отель спроектирован так, что ванная комната расположена между номерами. Можно взять номер с ванной или без нее. Поскольку с этой стороны ванной нет, вероятно, она за другой дверью. В этом номере только умывальник. Кстати, там его бритвенный прибор.
Селби осмотрел умывальник и стеклянную полочку над ним. На полочке лежал помазок, щетина которого истерлась от интенсивного употребления. Кроме помазка там находились безопасная бритва, тюбик крема, зубная щетка и коробка с зубным порошком. Селби без всякого интереса проинспектировал ручку двери, ведущей в закрытую ванную комнату. Он повернул ее со словами:
— Посмотрим, открывается ли дверь с этой стороны? — и тут же резко бросил: — Постойте, ведь эта дверь не заперта. Кто-нибудь уже пробовал ее открывать?
— Не думаю, — ответил Ларкин. — Коридорный сообщил Кашингу, и тот распорядился, чтобы никто ничего в номере не трогал.
— Почему же Кашинг не прошел через триста девятнадцатый? Ему не надо было бы ломать замок, следовало лишь открыть дверь.
— Думаю, потому что номер был занят, — сказал Ларкин. — Кашинг мне сказал, что триста двадцать третий свободен, а в триста девятнадцатом кто-то живет.
Селби кивнул в ответ.
— Хорошо, я отправляюсь в офис. Кажется, здесь мне делать больше нечего.
Раздался стук в дверь триста двадцать первого номера.
— Кто там? — поинтересовался Брэндон.
— Гарри Перкинс, коронер.
— Проходи через триста двадцать третий, Гарри. Через несколько секунд в дверях возникла долговязая фигура коронера.
— Мы слегка осмотрелись здесь, Гарри, — начал объяснять Ларкин. — Ты был на похоронах, а нам хотелось разобраться, что же произошло. Похоже, снотворное подействовало на уже барахливший насос. Особых ценностей у покойного нет. Имеется примерно сотня, что покроет твои расходы на подготовку тела к отправке. Шериф уже телеграфировал жене. Может быть, ты тоже пошлешь телеграмму и спросишь, не желает ли она воспользоваться твоими услугами?
— Прости меня, Гарри, — сказал шериф, — я не знал, что ты хотел бы телеграфировать сам.
— Никаких проблем, — ответил коронер.
Он подошел к постели, с видом профессионала посмотрел на труп и спросил:
— Когда я смогу его забрать?
— В любое время, — ответил Ларкин. — Шериф согласен?
Брэндон вопросительно взглянул на Селби, тот кивнул и сказал:
— Я отправляюсь в офис.
— На машине? — поинтересовался шериф.
— Да. Увидимся позже.
Глава 3
Дуглас Селби разделался с письмами, не терпящими отлагательства, которые накопились на его рабочем столе, сходил в кино и улегся в постель с детективным романом в руках. Читая таинственную историю, Селби вдруг понял, что она имеет к нему самое прямое отношение. Убийство перестало быть для него отвлеченным техническим приемом, когда автор использует труп как стержень, на который нанизываются тайны. Почему-то его мысли вернулись к застенчивому маленькому пастору, который так тихо лежал на койке в гостиничном номере. Селби с шумом захлопнул книгу. Какого дьявола, подумал он, этот скромный человечек после смерти стал таким настырным? При жизни пастор с его устоявшимися привычками, стремлением держаться в тени с таким видом, как будто он в чем-то виноват, никогда не заставил бы Селби задуматься о нем. В лучшем случае он мог вызвать насмешливое любопытство.
Селби гордился собой, гордился тем, что любит жизнь, что его считают бойцом с горячей кровью. Он знал, что вступил в битву за место окружного прокурора главным образом из-за азарта самой борьбы, а вовсе не потому, что жаждал заполучить пост и уж тем более связанное с ним жалованье. Безусловно, ему не были чужды и гражданские устремления, он замечал, что городские власти заражены микробами коррупции. Он чувствовал, что налогоплательщик жаждет перемен. Конкретно против Сэма Роупера не было никаких доказательств, однако существовала масса подозрений и догадок. Ходили неприятные слухи, постепенно они доросли до такой степени, что стало ясно — время требует нового лидера. Вождя, который бы сумел возглавить борьбу. И то, что лидером оказался Селби, было результатом его желания бороться, а вовсе не стремления усовершенствовать администрацию графства.
Селби выключил свет и попытался уснуть. Но мысли о том, что он видел сегодня в номере гостиницы, упорно не оставляли его. Вопреки его желанию перед ним проплывали находившиеся в номере предметы, как будто в них содержался ключ к каким-то неприятным выводам. Он припомнил дедуктивные методы героя детективного романа, и в результате тревожные мысли полностью захватили его. Селби взглянул на часы. Время приближалось к полуночи. Он сделал еще одну безуспешную попытку заснуть, но и в легкой дремоте память воскрешала застенчивого маленького человечка, который заманивал к себе сон с помощью лекарств.
Селби гордился собой, гордился тем, что любит жизнь, что его считают бойцом с горячей кровью. Он знал, что вступил в битву за место окружного прокурора главным образом из-за азарта самой борьбы, а вовсе не потому, что жаждал заполучить пост и уж тем более связанное с ним жалованье. Безусловно, ему не были чужды и гражданские устремления, он замечал, что городские власти заражены микробами коррупции. Он чувствовал, что налогоплательщик жаждет перемен. Конкретно против Сэма Роупера не было никаких доказательств, однако существовала масса подозрений и догадок. Ходили неприятные слухи, постепенно они доросли до такой степени, что стало ясно — время требует нового лидера. Вождя, который бы сумел возглавить борьбу. И то, что лидером оказался Селби, было результатом его желания бороться, а вовсе не стремления усовершенствовать администрацию графства.
Селби выключил свет и попытался уснуть. Но мысли о том, что он видел сегодня в номере гостиницы, упорно не оставляли его. Вопреки его желанию перед ним проплывали находившиеся в номере предметы, как будто в них содержался ключ к каким-то неприятным выводам. Он припомнил дедуктивные методы героя детективного романа, и в результате тревожные мысли полностью захватили его. Селби взглянул на часы. Время приближалось к полуночи. Он сделал еще одну безуспешную попытку заснуть, но и в легкой дремоте память воскрешала застенчивого маленького человечка, который заманивал к себе сон с помощью лекарств.