Страница:
— Но как я это смогу?..
Раздался телефонный звонок. От этого звука она вздрогнула, словно ее укололи булавкой. Автоматически она подалась к аппарату, но ее протянутая рука застыла в воздухе на полдороге. Она посмотрела на меня с паническим страхом в глазах.
— Наверное, он, — сказала она.
— Проверьте, он или не он.
Опять звонок.
— Надеюсь, что нет, надеюсь, не он. Мы ведь только что сменили номер, и его еще нет ни в одном справочнике. Я надеялась, что теперь уж перемена номера положит конец этим звонкам.
Телефон снова зазвонил.
Я указал ей на аппарат.
Она подняла трубку и произнесла:
— Алло! — И лицо ее тут же исказила гримаса ужаса.
Она взглянула на меня и утвердительно кивнула.
Из-за ее плеча я протянул руку, забрал у нее трубку, приложил к уху и услышал тяжелое, зловещее дыхание.
— Хэллло, гнида! Говорит Дональд Лэм. Если ты меня еще не знаешь, то скоро хорошо узнаешь. Я тот самый малый, который тебя выследит и засадит за решетку.
Я замолчал. Тяжелое дыхание в трубке продолжалось.
— А хочешь знать, почему я тебя назвал гнидой? — непринужденно сказал я в трубку.
— Да потому, что ты — трус, подлец и дважды сопливая мразь. Пугать ты мастак, сделать ничего не можешь, только звонишь по телефону и дышишь как паровоз. — Я рассмеялся. — Придумал бы что-нибудь получше. Ну, на что ты еще способен?
В ответ — ни слова, только тяжелое дыхание.
Я сказал:
— С этими дисковыми наборными аппаратами немного трудновато засечь телефонного хулигана, но это возможно. И когда мы тебя наколем, тебе не миновать довольно продолжительного отдыха в казенном доме с зарешеченными окнами. Использование почты в незаконных целях — раз, шантаж — два, попытки вымогательства — три. Ох, и устроим же мы тебе головомойку!
К тому же, — продолжал я, — ты дал маху с последним письмом. Извозил палец в клею и оставил для нас на конверте шикарный отпечаточек. Ну, как тебе это нравится?
Я замолчал, и на том конце провода положили трубку. Я сделал то же самое.
— Что случилось? — спросила она.
— Он повесил трубку.
— Он повесил?
— Не знаю, кто был на том конце провода — он или она.
— Знаете, это впервые такое случилось. Обычно они держат трубку, пока я не положу.
— А вы пытались с ними говорить в моем духе?
— Нет, конечно нет. У меня на такое смелости не хватит. Я обычно спрашиваю: «Кто? Что вам нужно?
Какого черта вы меня беспокоите, что я вам сделала?» — и тому подобное, но в таком тоне, как вы, я с ними никогда не говорила.
— И никогда никакого ответа?
— Никогда, только тяжело дышит.
— И голоса никогда не слышали?
— И голоса — никогда.
— Давно у вас этот незарегистрированный номер?
— Его дали только сутки назад, причем самым секретным образом.
— Вы сами получали номер?
— Нет, мистер Арчер через своих друзей, в телефонной компании. Были соблюдены все меры предосторожности, чтобы о новом номере знали только абсолютно свои, надежные люди — только моя мама, ее патронажная медсестра, ну и еще мамин доктор.
— Хорошо, — сказал я. — Конфиденциальность действительно соблюдена, судя по вашим словам. А пока что и по новому номеру звонят, и заказные письма на дом идут. А бывало так, что в дверь стучали, когда вы не могли подойти к двери, потому что, скажем, принимали душ или были еще чем-то заняты?
— Нет. Только звонки и письма.
Я поднял трубку и позвонил в фирму звукозаписывающей аппаратуры, с которой наше агентство поддерживало деловые отношения, и сказал:
— Мне нужен маленький портативный магнитофон с подключателем для записи телефонных разговоров. Требуется самый чувствительный, чтобы улавливать и точно записывать малейший звук в трубке. На федеральные законы мне плевать. Доставьте как можно скорее в дом Недлер-Армс, проезд Недлер-Сити, квартира номер 617, с хорошим запасом пленки. Счет на оплату выпишите фирме «Кул и Лэм».
Мне ответили, что магнитофон пришлют в течение получаса.
Я положил трубку и сел в кресло.
— Будут еще звонки, — сказала Мэрилин. — Иногда бывает два-три в течение часа или полутора.
— Хорошо, — сказал я. — Мне нравится говорить с этим малым, точнее, мне нравится, что он меня слушает.
— Для чего вам магнитофон?
— Хочу записать, как он дышит.
— Какой от этого прок?
— Каждый человек дышит по-своему, — объяснил я. — Поэтому при испытаниях на детекторе лжи записывают и дыхание. В больнице тоже интересуются пульсом и дыханием. Я хочу установить, имитирует ли ваш, так сказать, собеседник тяжелое дыхание или он так естественно дышит, как корова.
— Имитирует тяжелое дыхание.
— Я тоже так полагаю, — сказал я. — Если же это не имитация, значит, он страдает астмой или у него больное сердце и он только что торопливо поднялся по лестнице.
— Я записана на сегодня в парикмахерскую, — сказала она. — Что в таком случае обязан делать мой телохранитель?
— Буду сидеть рядом с вами в парикмахерской, — ответил я.
— Вы что же, так все время будете со мной?
— Ни на одну минуту мы не выпустим вас из виду.
— Ну, это меня тоже пугает, это уж, я бы сказала, чересчур интимно получается.
— Вас пугает интимность? А замужем вы были?
— Да, — сказала она, слегка потупившись.
— Прекрасно, в таком случае вы выдержите. Представьте себе, что я — ваш муж.
Она нервно рассмеялась.
— Мне придется зайти настолько далеко?
Наши глаза встретились.
— Не придется, — сказал я.
Через сорок минут после заказа магнитофон был доставлен.
Мы отправились в салон красоты. Я сел в кресло и наблюдал, как Мэрилин моют голову, сушат волосы, делают маникюр. Посетители салона красоты поглядывали на меня с любопытством. Большинству из них я казался немолодым любовником, «папулей», и на их физиономиях я читал соответствующую оценку.
Когда мы вернулись в ее квартиру, я подключил магнитофон к телефону. Прошло около двадцати минут, прежде чем телефон опять зазвонил.
Мэрилин кивнула мне, я подошел и нажал на клавишу магнитофона.
— Ну, привет, привет, — сказал я. — Надеюсь, — мы не причинили тебе неудобств тем, что выходили из дому?
Ты звонил, пока нас не было?
Ответа не последовало.
Я продолжал:
— Обмозговав это дело, я решил обратиться в ФБР, чем самим с тобой заниматься. Конечно, они посоветовали не вступать с тобой в переговоры, но мне кажется, что стоит тебя все-таки предостеречь по-хорошему. Ты ведь жалкий любителишка. И фактически играешь нам на руку.
Я обождал, прислушиваясь к его дыханию.
— И вот что я тебе посоветую: включи-ка телевизор и послушай рекламу — несколько фирм предложат тебе хорошие таблетки для прочистки бронхов, чтоб ты так не хрипел и не сипел. Ты ведь чухаешь, как старый паровоз с прохудившимися клапанами. Правда, я допускаю, что это часть циркового представления, которое ты разыгрываешь. Стоишь перед зеркалом, напустив на себя зловещий вид, дышишь сквозь зубы и думаешь:
«Ох и здорово же я напугал эту бабенку!»
Я рассмеялся.
Дыхание еще секунду-другую продолжалось, затем трубку на том конце провода положили.
— Он положил трубку? — спросила Мэрилин, увидев, что я кладу трубку на рычаги аппарата.
Я утвердительно кивнул и, не выключая магнитофона, набрал УЛ 3—1212 — «Службу времени». Через несколько секунд женский голос объявил: «Время — 5 часов 17 минут 10 секунд». Затем пауза и: «Время — 5 часов 17 минут 20 секунд…»
Я положил трубку, отключил магнитофон и точно поставил часы.
— Зачем вам это? — спросила Мэрилин.
— Вы имеете в виду подключение магнитофона?
— Зачем вы фиксируете время?
— Изучаю периодичность звонков и время, когда звонят. Так можно кое-что узнать.
— Не понимаю, — сказала она.
— Обычная полицейская процедура. В случае, допустим, серии ограблений полиция втыкает в карту булавки, обозначая места преступлений. Причем используют булавки с головками разного цвета, обозначающими разное время суток, затем изучают скопление булавок по месту и времени, и таким образом проясняются кое-какие привычки преступников.
— Но я не вижу, в чем фактор времени может здесь помочь.
— Мы получили записанный на пленку хронометраж тяжелого дыхания, это тоже может пригодиться. А как насчет обеда?
— Я вас угощаю, — сказала она. — У меня есть деньги на расходы. Или вы, быть может, предпочитаете, чтобы я передала деньги вам и для вида счет будете оплачивать вы?
— Платите вы, — сказал я. — Пусть расходы пойдут на ваш счет, а не на мой. Моя партнерша весьма чувствительна ко всему, что касается денежных счетов. Она придет к девяти вечера. Мы к тому времени уже вернемся или давайте позвоним ей и предложим присоединиться к нам и пообедать вместе.
— Нет, я хочу поесть пораньше, — сказала она. — Но тут есть одно обстоятельство… Один, так сказать, щекотливый вопрос. Мне бы хотелось принять душ и переодеться.
— Там у вас спальня? — спросил я, указывая взглядом на дверь.
— Да.
— А ванная не там?
— Там.
— А другого выхода из ванной нет?
— Нет.
— Ну, идите принимайте душ, — сказал я. — Дверь оставьте открытой, я не буду смотреть, но в случае беды услышу ваш крик. Кроме того, отсюда я могу проследить, чтоб никто не взобрался по пожарной лестнице и не влез в окно.
— Таких опасных происшествий здесь никогда не бывало. Звонки и письма — больше ничего.
— Номы не можем рассчитывать, что и дальше они этим ограничатся, — сказал я. — Я ваш телохранитель.
— Понятно. Я — тело, вы — его хранитель.
— Приблизительно так оно и есть.
— Звучит весьма интимно, — сказала она. — Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы — надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.
— Благодарю.
— Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?
— Нет.
— Не симпатичная? — удивленно переспросила Мэрилин.
— Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.
— А к чему она стремится?
— К делу, к результату и наличным.
— Сколько ей лет?
— Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.
— Толстая?
— Как рулон колючей проволоки.
— Физически сильная?
— Как бык.
— Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?
— Иногда мне кажется, что-то такое есть, — сказал я. — А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.
— Почему же, Дональд?
— Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.
— У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.
— Давайте двигайте под душ, — сказал я.
Через четверть часа телефон снова зазвонил.
— Что будем делать? — громко спросил я. — Хотите, я подойду?
— Бога ради, не надо, — откликнулась она из ванной. — Если это моя мама — и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему.
Не подходите, я сама отвечу.
Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.
— Алло! — сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.
Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон. С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.
Я сказал:
— Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.
Мэрилин Чилан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.
Я продолжал:
— Одно дело — пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя — мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой Господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками? Ты из тех или из этих?
В трубке раздался мужской голос:
— Ну, ты ловкач, ну, сукин сын! Погоди, я еще с тобой расправлюсь, я тебе…
На том конце провода швырнули трубку.
Я набрал номер «Службы времени».
Девичий голос произнес: «6 часов 5 минут 40 секунд. 6 часов 5 минут 50 секунд…»
Я положил трубку и отключил магнитофон.
— Все в порядке, Мэрилин, — сказал я. — Мы теперь знаем, что он — мужчина, и знаем, что он обидчив. Не выдерживает, когда его слишком подкалывают.
Она стояла рядом, глядя на меня большими, округлившимися глазами.
— Дональд, вы — чудо! Просто чудо…
Вдруг она спохватилась, увидев, что махровая простыня на ней разошлась, подхватила ее обеими руками и, вскрикнув: «О Боже!» — унеслась обратно в ванную.
Я сверил свои часы с сигналом службы времени — разница была в пределах двух секунд.
Мы пошли обедать. Когда в 8.45 мы вернулись, нас ждало под дверью заказное письмо «с вручением адресату».
Я посмотрел его на свет и убедился, что там опять наклеены угрозы, составленные из вырезанных газетных букв.
— Распечатывать не будем, — сказал я.
— Не вскроем? Почему? — спросила Мэрилин.
— А зачем? Мы и так знаем, что в нем.
— Я знаю, но все же хочется посмотреть. А вдруг вы найдете в нем какой-нибудь ключик ко всему этому делу?
— Нет, нет нужды. Когда мы вычислим этого гада, мы привлечем его к суду за использование почты с целью рассылки угрожающих писем. Бели же мы вскроем конверт сейчас, он сможет заявить, что мы сами себе посылали пустые конверты, а потом вкладывали в них наши собственные угрожающие послания, чтобы свалить это дело на него. Поэтому одно письмо мы нарочно оставим в том виде, в каком оно прошло через почту, — запечатанное, проштемпелеванное, с погашенной маркой и штампом «заказное с вручением адресату».
И пусть окружной прокурор вручит его присяжным в таком виде, как оно есть сейчас, а один из присяжных его распечатает и прочтет. Это лучший способ доказать, что оно действительно было послано по почте.
— Дональд, ну, вы — гигант!
— Приберегите ваши комплименты, пока я не сделаю действительно что-нибудь невероятное.
Спустя несколько минут позвонили в дверь.
— Опять заказное? — спросил я.
Последовали один длинный и два коротких звонка.
— О, это мистер Арчер, — сказала она и помчалась открывать.
Едва он переступил порог, как она принялась осыпать его информацией:
— Мистер Арчер, у нас прогресс! Мы уже кое-чего добились! Дональд установил микрофон и так здорово поддел этого типа, что тот заговорил. Впервые мы услышали голос. Теперь мы знаем, что это — мужчина, а не женщина.
Арчер оглядел меня.
— Как вы это сделали, Лэм? — спросил он.
Я сказал:
— А я обливаю помоями звонившего с таким расчетом, что, будь он мужиком или сексуально озабоченной бабой, он не выдержит, раскричится и скажет все, что обо мне думает.
— Вы уверены в том, что это мужчина?
— Да, я так думаю.
— А на черта вам магнитофон?
— Чтобы записывать голос. Я записал все звонки.
— Но какая польза от записи, когда вам ничего не говорят?
— Но ведь однажды он заговорил, и я записал. И думаю, что мы проделали это не в последний раз.
— Я заскочил сюда, — сказал Арчер, — просто чтобы удовлетвориться, что у вас тут все в порядке и что ваша коллега придет вовремя. Мне бы не хотелось оставлять мисс Чилан без охраны.
— Берта придет, — сказал я. — А вот и она, — добавил я, услышав звонок в дверь.
Когда Мэрилин открыла дверь, Берта сказала:
— Я полагаю, вы и есть Мэрилин Чилан? А я — Берта Кул.
Берта прошла в комнату, взглянула на Арчера.
— Хэлло, а вы-то что тут делаете?
— Зашел удостовериться, что вы действительно заступили на вечернюю вахту, — ответил Арчер.
Берта метнула в него яростный взгляд.
— Я сказала, что приду, значит, можно не проверять меня с хронометром в руках.
— Я хотел, чтобы вы были здесь.
— А я и без вас здесь.
— Ладно, — сказал Арчер. — Во избежание недоразумений сразу уточняю — спать, миссис Кул, вы будете на двуспальной кровати, вместе с мисс Чилан. Вы должны держать ее в поле зрения до завтрашнего утра, пока не придет Дональд Лэм. А вы, мистер Лэм, позавтракайте загодя, чтобы с утра явиться сюда к условленному часу. Мисс Чилан и миссис Кул позавтракают вместе. В 9.00 начинается ваше дежурство, и вы остаетесь неотлучно с мисс Чилан до вечера.
Арчер втянул свой живот и выглядел весьма начальственно.
Я повернулся к Берте и сказал:
— Ты умеешь работать с магнитофоном, Берта. Когда бы телефон ни звонил, запиши разговор. Если там будут молчать, записывай дыхание — важен его ритм.
Как только на том конце провода положат трубку, позвони в «Службу времени», УЛ 3—1212, и запиши на пленку время.
— Зачем тебе это? — спросила Берта.
— Для доказательства, — сказал я.
— Далее, если будут заказные с вручением адресату, не вскрывай. Оставь тоже как доказательство. Проставь свои инициалы на конверте и отметь время прибытия. Но конверт пусть остается запечатанным.
— Ладно, — сказала Берта.
Мэрилин протянула мне руку.
— Я увижу вас завтра утром, Дональд?
— Обязательно, — сказал я.
Она улыбнулась мне доверчиво и несколько долгих секунд глядела мне в глаза.
— Желаю вам спокойной ночи, — сказал я и вышел.
Глава 3
Раздался телефонный звонок. От этого звука она вздрогнула, словно ее укололи булавкой. Автоматически она подалась к аппарату, но ее протянутая рука застыла в воздухе на полдороге. Она посмотрела на меня с паническим страхом в глазах.
— Наверное, он, — сказала она.
— Проверьте, он или не он.
Опять звонок.
— Надеюсь, что нет, надеюсь, не он. Мы ведь только что сменили номер, и его еще нет ни в одном справочнике. Я надеялась, что теперь уж перемена номера положит конец этим звонкам.
Телефон снова зазвонил.
Я указал ей на аппарат.
Она подняла трубку и произнесла:
— Алло! — И лицо ее тут же исказила гримаса ужаса.
Она взглянула на меня и утвердительно кивнула.
Из-за ее плеча я протянул руку, забрал у нее трубку, приложил к уху и услышал тяжелое, зловещее дыхание.
— Хэллло, гнида! Говорит Дональд Лэм. Если ты меня еще не знаешь, то скоро хорошо узнаешь. Я тот самый малый, который тебя выследит и засадит за решетку.
Я замолчал. Тяжелое дыхание в трубке продолжалось.
— А хочешь знать, почему я тебя назвал гнидой? — непринужденно сказал я в трубку.
— Да потому, что ты — трус, подлец и дважды сопливая мразь. Пугать ты мастак, сделать ничего не можешь, только звонишь по телефону и дышишь как паровоз. — Я рассмеялся. — Придумал бы что-нибудь получше. Ну, на что ты еще способен?
В ответ — ни слова, только тяжелое дыхание.
Я сказал:
— С этими дисковыми наборными аппаратами немного трудновато засечь телефонного хулигана, но это возможно. И когда мы тебя наколем, тебе не миновать довольно продолжительного отдыха в казенном доме с зарешеченными окнами. Использование почты в незаконных целях — раз, шантаж — два, попытки вымогательства — три. Ох, и устроим же мы тебе головомойку!
К тому же, — продолжал я, — ты дал маху с последним письмом. Извозил палец в клею и оставил для нас на конверте шикарный отпечаточек. Ну, как тебе это нравится?
Я замолчал, и на том конце провода положили трубку. Я сделал то же самое.
— Что случилось? — спросила она.
— Он повесил трубку.
— Он повесил?
— Не знаю, кто был на том конце провода — он или она.
— Знаете, это впервые такое случилось. Обычно они держат трубку, пока я не положу.
— А вы пытались с ними говорить в моем духе?
— Нет, конечно нет. У меня на такое смелости не хватит. Я обычно спрашиваю: «Кто? Что вам нужно?
Какого черта вы меня беспокоите, что я вам сделала?» — и тому подобное, но в таком тоне, как вы, я с ними никогда не говорила.
— И никогда никакого ответа?
— Никогда, только тяжело дышит.
— И голоса никогда не слышали?
— И голоса — никогда.
— Давно у вас этот незарегистрированный номер?
— Его дали только сутки назад, причем самым секретным образом.
— Вы сами получали номер?
— Нет, мистер Арчер через своих друзей, в телефонной компании. Были соблюдены все меры предосторожности, чтобы о новом номере знали только абсолютно свои, надежные люди — только моя мама, ее патронажная медсестра, ну и еще мамин доктор.
— Хорошо, — сказал я. — Конфиденциальность действительно соблюдена, судя по вашим словам. А пока что и по новому номеру звонят, и заказные письма на дом идут. А бывало так, что в дверь стучали, когда вы не могли подойти к двери, потому что, скажем, принимали душ или были еще чем-то заняты?
— Нет. Только звонки и письма.
Я поднял трубку и позвонил в фирму звукозаписывающей аппаратуры, с которой наше агентство поддерживало деловые отношения, и сказал:
— Мне нужен маленький портативный магнитофон с подключателем для записи телефонных разговоров. Требуется самый чувствительный, чтобы улавливать и точно записывать малейший звук в трубке. На федеральные законы мне плевать. Доставьте как можно скорее в дом Недлер-Армс, проезд Недлер-Сити, квартира номер 617, с хорошим запасом пленки. Счет на оплату выпишите фирме «Кул и Лэм».
Мне ответили, что магнитофон пришлют в течение получаса.
Я положил трубку и сел в кресло.
— Будут еще звонки, — сказала Мэрилин. — Иногда бывает два-три в течение часа или полутора.
— Хорошо, — сказал я. — Мне нравится говорить с этим малым, точнее, мне нравится, что он меня слушает.
— Для чего вам магнитофон?
— Хочу записать, как он дышит.
— Какой от этого прок?
— Каждый человек дышит по-своему, — объяснил я. — Поэтому при испытаниях на детекторе лжи записывают и дыхание. В больнице тоже интересуются пульсом и дыханием. Я хочу установить, имитирует ли ваш, так сказать, собеседник тяжелое дыхание или он так естественно дышит, как корова.
— Имитирует тяжелое дыхание.
— Я тоже так полагаю, — сказал я. — Если же это не имитация, значит, он страдает астмой или у него больное сердце и он только что торопливо поднялся по лестнице.
— Я записана на сегодня в парикмахерскую, — сказала она. — Что в таком случае обязан делать мой телохранитель?
— Буду сидеть рядом с вами в парикмахерской, — ответил я.
— Вы что же, так все время будете со мной?
— Ни на одну минуту мы не выпустим вас из виду.
— Ну, это меня тоже пугает, это уж, я бы сказала, чересчур интимно получается.
— Вас пугает интимность? А замужем вы были?
— Да, — сказала она, слегка потупившись.
— Прекрасно, в таком случае вы выдержите. Представьте себе, что я — ваш муж.
Она нервно рассмеялась.
— Мне придется зайти настолько далеко?
Наши глаза встретились.
— Не придется, — сказал я.
Через сорок минут после заказа магнитофон был доставлен.
Мы отправились в салон красоты. Я сел в кресло и наблюдал, как Мэрилин моют голову, сушат волосы, делают маникюр. Посетители салона красоты поглядывали на меня с любопытством. Большинству из них я казался немолодым любовником, «папулей», и на их физиономиях я читал соответствующую оценку.
Когда мы вернулись в ее квартиру, я подключил магнитофон к телефону. Прошло около двадцати минут, прежде чем телефон опять зазвонил.
Мэрилин кивнула мне, я подошел и нажал на клавишу магнитофона.
— Ну, привет, привет, — сказал я. — Надеюсь, — мы не причинили тебе неудобств тем, что выходили из дому?
Ты звонил, пока нас не было?
Ответа не последовало.
Я продолжал:
— Обмозговав это дело, я решил обратиться в ФБР, чем самим с тобой заниматься. Конечно, они посоветовали не вступать с тобой в переговоры, но мне кажется, что стоит тебя все-таки предостеречь по-хорошему. Ты ведь жалкий любителишка. И фактически играешь нам на руку.
Я обождал, прислушиваясь к его дыханию.
— И вот что я тебе посоветую: включи-ка телевизор и послушай рекламу — несколько фирм предложат тебе хорошие таблетки для прочистки бронхов, чтоб ты так не хрипел и не сипел. Ты ведь чухаешь, как старый паровоз с прохудившимися клапанами. Правда, я допускаю, что это часть циркового представления, которое ты разыгрываешь. Стоишь перед зеркалом, напустив на себя зловещий вид, дышишь сквозь зубы и думаешь:
«Ох и здорово же я напугал эту бабенку!»
Я рассмеялся.
Дыхание еще секунду-другую продолжалось, затем трубку на том конце провода положили.
— Он положил трубку? — спросила Мэрилин, увидев, что я кладу трубку на рычаги аппарата.
Я утвердительно кивнул и, не выключая магнитофона, набрал УЛ 3—1212 — «Службу времени». Через несколько секунд женский голос объявил: «Время — 5 часов 17 минут 10 секунд». Затем пауза и: «Время — 5 часов 17 минут 20 секунд…»
Я положил трубку, отключил магнитофон и точно поставил часы.
— Зачем вам это? — спросила Мэрилин.
— Вы имеете в виду подключение магнитофона?
— Зачем вы фиксируете время?
— Изучаю периодичность звонков и время, когда звонят. Так можно кое-что узнать.
— Не понимаю, — сказала она.
— Обычная полицейская процедура. В случае, допустим, серии ограблений полиция втыкает в карту булавки, обозначая места преступлений. Причем используют булавки с головками разного цвета, обозначающими разное время суток, затем изучают скопление булавок по месту и времени, и таким образом проясняются кое-какие привычки преступников.
— Но я не вижу, в чем фактор времени может здесь помочь.
— Мы получили записанный на пленку хронометраж тяжелого дыхания, это тоже может пригодиться. А как насчет обеда?
— Я вас угощаю, — сказала она. — У меня есть деньги на расходы. Или вы, быть может, предпочитаете, чтобы я передала деньги вам и для вида счет будете оплачивать вы?
— Платите вы, — сказал я. — Пусть расходы пойдут на ваш счет, а не на мой. Моя партнерша весьма чувствительна ко всему, что касается денежных счетов. Она придет к девяти вечера. Мы к тому времени уже вернемся или давайте позвоним ей и предложим присоединиться к нам и пообедать вместе.
— Нет, я хочу поесть пораньше, — сказала она. — Но тут есть одно обстоятельство… Один, так сказать, щекотливый вопрос. Мне бы хотелось принять душ и переодеться.
— Там у вас спальня? — спросил я, указывая взглядом на дверь.
— Да.
— А ванная не там?
— Там.
— А другого выхода из ванной нет?
— Нет.
— Ну, идите принимайте душ, — сказал я. — Дверь оставьте открытой, я не буду смотреть, но в случае беды услышу ваш крик. Кроме того, отсюда я могу проследить, чтоб никто не взобрался по пожарной лестнице и не влез в окно.
— Таких опасных происшествий здесь никогда не бывало. Звонки и письма — больше ничего.
— Номы не можем рассчитывать, что и дальше они этим ограничатся, — сказал я. — Я ваш телохранитель.
— Понятно. Я — тело, вы — его хранитель.
— Приблизительно так оно и есть.
— Звучит весьма интимно, — сказала она. — Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы — надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.
— Благодарю.
— Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?
— Нет.
— Не симпатичная? — удивленно переспросила Мэрилин.
— Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.
— А к чему она стремится?
— К делу, к результату и наличным.
— Сколько ей лет?
— Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.
— Толстая?
— Как рулон колючей проволоки.
— Физически сильная?
— Как бык.
— Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?
— Иногда мне кажется, что-то такое есть, — сказал я. — А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.
— Почему же, Дональд?
— Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.
— У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.
— Давайте двигайте под душ, — сказал я.
Через четверть часа телефон снова зазвонил.
— Что будем делать? — громко спросил я. — Хотите, я подойду?
— Бога ради, не надо, — откликнулась она из ванной. — Если это моя мама — и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему.
Не подходите, я сама отвечу.
Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.
— Алло! — сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.
Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон. С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.
Я сказал:
— Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.
Мэрилин Чилан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.
Я продолжал:
— Одно дело — пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя — мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой Господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками? Ты из тех или из этих?
В трубке раздался мужской голос:
— Ну, ты ловкач, ну, сукин сын! Погоди, я еще с тобой расправлюсь, я тебе…
На том конце провода швырнули трубку.
Я набрал номер «Службы времени».
Девичий голос произнес: «6 часов 5 минут 40 секунд. 6 часов 5 минут 50 секунд…»
Я положил трубку и отключил магнитофон.
— Все в порядке, Мэрилин, — сказал я. — Мы теперь знаем, что он — мужчина, и знаем, что он обидчив. Не выдерживает, когда его слишком подкалывают.
Она стояла рядом, глядя на меня большими, округлившимися глазами.
— Дональд, вы — чудо! Просто чудо…
Вдруг она спохватилась, увидев, что махровая простыня на ней разошлась, подхватила ее обеими руками и, вскрикнув: «О Боже!» — унеслась обратно в ванную.
Я сверил свои часы с сигналом службы времени — разница была в пределах двух секунд.
Мы пошли обедать. Когда в 8.45 мы вернулись, нас ждало под дверью заказное письмо «с вручением адресату».
Я посмотрел его на свет и убедился, что там опять наклеены угрозы, составленные из вырезанных газетных букв.
— Распечатывать не будем, — сказал я.
— Не вскроем? Почему? — спросила Мэрилин.
— А зачем? Мы и так знаем, что в нем.
— Я знаю, но все же хочется посмотреть. А вдруг вы найдете в нем какой-нибудь ключик ко всему этому делу?
— Нет, нет нужды. Когда мы вычислим этого гада, мы привлечем его к суду за использование почты с целью рассылки угрожающих писем. Бели же мы вскроем конверт сейчас, он сможет заявить, что мы сами себе посылали пустые конверты, а потом вкладывали в них наши собственные угрожающие послания, чтобы свалить это дело на него. Поэтому одно письмо мы нарочно оставим в том виде, в каком оно прошло через почту, — запечатанное, проштемпелеванное, с погашенной маркой и штампом «заказное с вручением адресату».
И пусть окружной прокурор вручит его присяжным в таком виде, как оно есть сейчас, а один из присяжных его распечатает и прочтет. Это лучший способ доказать, что оно действительно было послано по почте.
— Дональд, ну, вы — гигант!
— Приберегите ваши комплименты, пока я не сделаю действительно что-нибудь невероятное.
Спустя несколько минут позвонили в дверь.
— Опять заказное? — спросил я.
Последовали один длинный и два коротких звонка.
— О, это мистер Арчер, — сказала она и помчалась открывать.
Едва он переступил порог, как она принялась осыпать его информацией:
— Мистер Арчер, у нас прогресс! Мы уже кое-чего добились! Дональд установил микрофон и так здорово поддел этого типа, что тот заговорил. Впервые мы услышали голос. Теперь мы знаем, что это — мужчина, а не женщина.
Арчер оглядел меня.
— Как вы это сделали, Лэм? — спросил он.
Я сказал:
— А я обливаю помоями звонившего с таким расчетом, что, будь он мужиком или сексуально озабоченной бабой, он не выдержит, раскричится и скажет все, что обо мне думает.
— Вы уверены в том, что это мужчина?
— Да, я так думаю.
— А на черта вам магнитофон?
— Чтобы записывать голос. Я записал все звонки.
— Но какая польза от записи, когда вам ничего не говорят?
— Но ведь однажды он заговорил, и я записал. И думаю, что мы проделали это не в последний раз.
— Я заскочил сюда, — сказал Арчер, — просто чтобы удовлетвориться, что у вас тут все в порядке и что ваша коллега придет вовремя. Мне бы не хотелось оставлять мисс Чилан без охраны.
— Берта придет, — сказал я. — А вот и она, — добавил я, услышав звонок в дверь.
Когда Мэрилин открыла дверь, Берта сказала:
— Я полагаю, вы и есть Мэрилин Чилан? А я — Берта Кул.
Берта прошла в комнату, взглянула на Арчера.
— Хэлло, а вы-то что тут делаете?
— Зашел удостовериться, что вы действительно заступили на вечернюю вахту, — ответил Арчер.
Берта метнула в него яростный взгляд.
— Я сказала, что приду, значит, можно не проверять меня с хронометром в руках.
— Я хотел, чтобы вы были здесь.
— А я и без вас здесь.
— Ладно, — сказал Арчер. — Во избежание недоразумений сразу уточняю — спать, миссис Кул, вы будете на двуспальной кровати, вместе с мисс Чилан. Вы должны держать ее в поле зрения до завтрашнего утра, пока не придет Дональд Лэм. А вы, мистер Лэм, позавтракайте загодя, чтобы с утра явиться сюда к условленному часу. Мисс Чилан и миссис Кул позавтракают вместе. В 9.00 начинается ваше дежурство, и вы остаетесь неотлучно с мисс Чилан до вечера.
Арчер втянул свой живот и выглядел весьма начальственно.
Я повернулся к Берте и сказал:
— Ты умеешь работать с магнитофоном, Берта. Когда бы телефон ни звонил, запиши разговор. Если там будут молчать, записывай дыхание — важен его ритм.
Как только на том конце провода положат трубку, позвони в «Службу времени», УЛ 3—1212, и запиши на пленку время.
— Зачем тебе это? — спросила Берта.
— Для доказательства, — сказал я.
— Далее, если будут заказные с вручением адресату, не вскрывай. Оставь тоже как доказательство. Проставь свои инициалы на конверте и отметь время прибытия. Но конверт пусть остается запечатанным.
— Ладно, — сказала Берта.
Мэрилин протянула мне руку.
— Я увижу вас завтра утром, Дональд?
— Обязательно, — сказал я.
Она улыбнулась мне доверчиво и несколько долгих секунд глядела мне в глаза.
— Желаю вам спокойной ночи, — сказал я и вышел.
Глава 3
Я вышел от Мэрилин Чилан, сел в машину, затем окинул взглядом Недлеровский проезд в поисках другого, лучшего места для парковки, откуда хорошо бы просматривался вход в дом.
Нашел местечко, подал; туда нашу агентскую колымагу, чуть въехав на обочину тротуара, и стал ждать.
Арчер вышел из подъезда через полчаса. Он быстро прошагал полквартала до места, где стояла его машина.
Он был настолько погружен в собственные мысли, что совершенно не обращал внимания на окружающее. Он ни разу не оглянулся, но дважды посмотрел на наручные часы, словно мог опоздать на условленную встречу и боялся, что кто-то уйдет, не дождавшись его. Он включил мотор и поехал, я следовал за ним примерно с полтора квартала, не включая фар. Я знал, что рискую быть оштрафованным, но мне важнее было не спугнуть добычу. Возможно, это была напрасная предосторожность, но тем не менее я пошел на это.
Арчер подъехал к маленькому коктейль-бару к востоку от Ла-Бри, к северу от Голливудского бульвара, припарковал машину на стоянке, зарезервированной для посетителей бара, вошел в бар и провел там двадцать минут.
Вышел он не один, а в компании широкоплечего мужчины чуть старше сорока. Мужик был, судя по виду, в отличной физической форме — динамичный тип, и жесты у него были энергичные, когда он говорил. Они остановились у машины Арчера и минуту-другую поговорили. Собственно, говорил только он, ибо время от времени он тыкал пальцем в грудь Арчеру, а тот, внимательно слушая, утвердительно кивал.
Затем они обменялись рукопожатиями, после чего Арчер сел в машину и поехал.
Мне не хотелось сразу рвануть за ним следом, ибо я опасался, что этот неизвестный мне малый засечет меня и догадается, что я повис на хвосте у Арчера. Но я не хотел упускать Арчера, поэтому, когда он проехал с полквартала, я поднажал и поехал за ним, не отставая. На всякий случай я время от времени вертел головой, поглядывая налево и направо, словно ищу на улице какой-то нужный мне дом и ничуть не интересуюсь передней машиной.
Мужчина, который разговаривал с Арчером у входа в коктейль-бар, тоже собирался ехать — еще когда я только трогался с места, он влез в свой «олдсмобиль».
Арчер набавил скорость — он куда-то торопился.
Когда я свернул за ним за угол, он опережал меня на целый квартал, а тут еще две машины встряли между нами. Номер машины Арчера я знал и потому не беспокоился, тем более что он не сворачивал с улицы.
Но вот он свернул налево, на Франклина, и мы покатили в западную сторону, к Ла-Бри. На пересечении с бульваром он остановился, но шансы на то, что сразу после перекрестка он свернет вправо, в тупиковую улицу, были ничтожны, поэтому я не стал прибавлять газу и, отстав на перекрестке, свернул налево и поехал по Ла-Бри к югу. Затем я поднажал, лихо маневрируя в потоке машин, и догнал Арчера, когда он сворачивал направо по Сансет.
Какая-то машина обогнала меня, потом Арчера. Я держался сзади. Мы мчались в общем потоке.
Арчер подъехал к станции обслуживания, где была телефонная будка. Я тащился позади, делая вид, будто подыскиваю место для стоянки у обочины. Он вышел из машины и вошел в будку.
Я обогнул квартал.
Когда я снова появился у станции, Арчер как раз кончал набирать номер.
Я взглянул на часы и записал время: 10 часов 7 минут.
Я проехал квартал, выключил фары, припарковался и стал ждать.
Арчер вышел из телефонной будки, сел в машину, проехал шесть кварталов до другой станции техобслуживания, где тоже был телефон, опять вошел в телефонную будку.
Я сверился с часами. Было 10 часов 16 минут и 20 секунд, когда он повесил трубку.
Выйдя из будки, он заторопился. Поехал в сторону Рода-авеню и, свернув влево, выехал на нее.
Я остановился, не спуская глаз с его хвостовых огней.
Он проехал по улице примерна с три квартала, и тогда я с погашенными фарами потянулся за ним.
Неожиданно на машине Арчера вспыхнули тормозные сигналы. Он словно заколебался, решая, куда ехать.
Затем стоп-сигналы погасли, и загорелся указатель правого поворота. Я включил фары, у первого же перекрестка свернул вправо и остановился близ улицы, параллельной Рода-авеню.
Через несколько секунд проехала машина Арчера. Он мчался в обратном направлении, словно заметая следы.
Промелькнул его силуэт на фоне уличного освещения.
Вздернув подбородок, он смотрел в зеркало заднего обзора.
Покрышки завизжали, когда он сворачивал вправо.
Очевидно, что-то его встревожило.
Я рассчитал, что до этого момента он проехал по Рода-авеню квартала четыре, поэтому я повернул обратно на Рода и двигался по ней, приглядываясь и прикидывая, что тут могло его напугать. Ехал я медленно, но ничего особенного не заметил. И вдруг увидел!
У въезда к одному из домов стояла полицейская машина, в ней сидели, покуривая, двое в штатском, но я-то сразу понял, кто они. Они сидели в засаде, дожидаясь развития каких-то событий. Я проехал мимо них и свернул вправо, в точности так, как это сделал до меня Арчер. Вдруг позади, в квартале от меня, какая-то машина включила полный передний свет, я дал газу, свернул направо, проехал квартал и снова — направо. Люди в задней машине, поколебавшись на углу, заметили меня и выключили фары. Полицейские пытались незаметно сесть мне на хвост. Я подыграл им, делая вид, что ничего не замечаю.
Затем я блефанул, будто собирался свернуть налево, но передумал. Повернув вместо этого вправо, я прибавил скорость и неожиданно сделал полный U-образный разворот. Проехав мимо полицейской машины, я проворно свернул влево, въехал во двор чьего-то особняка и замер, выключив фары и зажигание.
Мимо по улице, завывая, пронеслась полицейская машина.
В окнах дома зажегся свет, открылась входная дверь, и человек в купальном халате спросил:
— Что вам нужно?
Я начал вылезать из машины.
— Билл? — спросил я самым дружеским тоном.
— Какой еще Билл?
— Эддисон, конечно, — сказал я.
— Не знаю никакого Билла Эддисона.
— Разве он тут не живет?
— Нет.
— Вот те раз! — сказал я. — А мне, черт возьми, дали этот адрес.
Я снова сел за руль, запустил мотор и задом выехал на улицу.
Проехав полквартала, припарковался. Полицейские, надо думать, записали номер моей машины, так что к завтрашнему дню придется приготовить прочную легенду, если они мною заинтересовались. Я вряд ли сумел бы сейчас, экспромтом, дать им правдоподобный ответ, поэтому теперь было желательно вообще избежать любых вопросов. К тому же проезжающий мимо Арчер мог увидеть, как меня «трясет» полицейский патруль, а мне это тоже не улыбалось.
Со своего поста я наблюдал за Рода-авеню.
Проковылял большой «олдсмобиль» с вмятиной на левом борту, проехало такси. Машина с полицейскими не показывалась, хотя, по моим расчетам, они должны были возвращаться на свой пост.
Машин проехало мало — «форд», затем «шеви-универсал», потом еще одна машина — она промчалась так быстро, что я не определил ее марки.
Затем проследовала полицейская машина. Полицейские или не заметили мою машину, или махнули на нее рукой. Прошла машина той же марки и модели, что и мой агентский драндулет. Она едва ползла. Снова помятый «олдсмобиль» — на сей раз он двигался довольно резво.
Я взглянул на часы: три четверти часа, как я уже стою на месте. Решив, что горизонт чист, я включил мотор, выехал в правый ряд и дал по газам.
Нашел местечко, подал; туда нашу агентскую колымагу, чуть въехав на обочину тротуара, и стал ждать.
Арчер вышел из подъезда через полчаса. Он быстро прошагал полквартала до места, где стояла его машина.
Он был настолько погружен в собственные мысли, что совершенно не обращал внимания на окружающее. Он ни разу не оглянулся, но дважды посмотрел на наручные часы, словно мог опоздать на условленную встречу и боялся, что кто-то уйдет, не дождавшись его. Он включил мотор и поехал, я следовал за ним примерно с полтора квартала, не включая фар. Я знал, что рискую быть оштрафованным, но мне важнее было не спугнуть добычу. Возможно, это была напрасная предосторожность, но тем не менее я пошел на это.
Арчер подъехал к маленькому коктейль-бару к востоку от Ла-Бри, к северу от Голливудского бульвара, припарковал машину на стоянке, зарезервированной для посетителей бара, вошел в бар и провел там двадцать минут.
Вышел он не один, а в компании широкоплечего мужчины чуть старше сорока. Мужик был, судя по виду, в отличной физической форме — динамичный тип, и жесты у него были энергичные, когда он говорил. Они остановились у машины Арчера и минуту-другую поговорили. Собственно, говорил только он, ибо время от времени он тыкал пальцем в грудь Арчеру, а тот, внимательно слушая, утвердительно кивал.
Затем они обменялись рукопожатиями, после чего Арчер сел в машину и поехал.
Мне не хотелось сразу рвануть за ним следом, ибо я опасался, что этот неизвестный мне малый засечет меня и догадается, что я повис на хвосте у Арчера. Но я не хотел упускать Арчера, поэтому, когда он проехал с полквартала, я поднажал и поехал за ним, не отставая. На всякий случай я время от времени вертел головой, поглядывая налево и направо, словно ищу на улице какой-то нужный мне дом и ничуть не интересуюсь передней машиной.
Мужчина, который разговаривал с Арчером у входа в коктейль-бар, тоже собирался ехать — еще когда я только трогался с места, он влез в свой «олдсмобиль».
Арчер набавил скорость — он куда-то торопился.
Когда я свернул за ним за угол, он опережал меня на целый квартал, а тут еще две машины встряли между нами. Номер машины Арчера я знал и потому не беспокоился, тем более что он не сворачивал с улицы.
Но вот он свернул налево, на Франклина, и мы покатили в западную сторону, к Ла-Бри. На пересечении с бульваром он остановился, но шансы на то, что сразу после перекрестка он свернет вправо, в тупиковую улицу, были ничтожны, поэтому я не стал прибавлять газу и, отстав на перекрестке, свернул налево и поехал по Ла-Бри к югу. Затем я поднажал, лихо маневрируя в потоке машин, и догнал Арчера, когда он сворачивал направо по Сансет.
Какая-то машина обогнала меня, потом Арчера. Я держался сзади. Мы мчались в общем потоке.
Арчер подъехал к станции обслуживания, где была телефонная будка. Я тащился позади, делая вид, будто подыскиваю место для стоянки у обочины. Он вышел из машины и вошел в будку.
Я обогнул квартал.
Когда я снова появился у станции, Арчер как раз кончал набирать номер.
Я взглянул на часы и записал время: 10 часов 7 минут.
Я проехал квартал, выключил фары, припарковался и стал ждать.
Арчер вышел из телефонной будки, сел в машину, проехал шесть кварталов до другой станции техобслуживания, где тоже был телефон, опять вошел в телефонную будку.
Я сверился с часами. Было 10 часов 16 минут и 20 секунд, когда он повесил трубку.
Выйдя из будки, он заторопился. Поехал в сторону Рода-авеню и, свернув влево, выехал на нее.
Я остановился, не спуская глаз с его хвостовых огней.
Он проехал по улице примерна с три квартала, и тогда я с погашенными фарами потянулся за ним.
Неожиданно на машине Арчера вспыхнули тормозные сигналы. Он словно заколебался, решая, куда ехать.
Затем стоп-сигналы погасли, и загорелся указатель правого поворота. Я включил фары, у первого же перекрестка свернул вправо и остановился близ улицы, параллельной Рода-авеню.
Через несколько секунд проехала машина Арчера. Он мчался в обратном направлении, словно заметая следы.
Промелькнул его силуэт на фоне уличного освещения.
Вздернув подбородок, он смотрел в зеркало заднего обзора.
Покрышки завизжали, когда он сворачивал вправо.
Очевидно, что-то его встревожило.
Я рассчитал, что до этого момента он проехал по Рода-авеню квартала четыре, поэтому я повернул обратно на Рода и двигался по ней, приглядываясь и прикидывая, что тут могло его напугать. Ехал я медленно, но ничего особенного не заметил. И вдруг увидел!
У въезда к одному из домов стояла полицейская машина, в ней сидели, покуривая, двое в штатском, но я-то сразу понял, кто они. Они сидели в засаде, дожидаясь развития каких-то событий. Я проехал мимо них и свернул вправо, в точности так, как это сделал до меня Арчер. Вдруг позади, в квартале от меня, какая-то машина включила полный передний свет, я дал газу, свернул направо, проехал квартал и снова — направо. Люди в задней машине, поколебавшись на углу, заметили меня и выключили фары. Полицейские пытались незаметно сесть мне на хвост. Я подыграл им, делая вид, что ничего не замечаю.
Затем я блефанул, будто собирался свернуть налево, но передумал. Повернув вместо этого вправо, я прибавил скорость и неожиданно сделал полный U-образный разворот. Проехав мимо полицейской машины, я проворно свернул влево, въехал во двор чьего-то особняка и замер, выключив фары и зажигание.
Мимо по улице, завывая, пронеслась полицейская машина.
В окнах дома зажегся свет, открылась входная дверь, и человек в купальном халате спросил:
— Что вам нужно?
Я начал вылезать из машины.
— Билл? — спросил я самым дружеским тоном.
— Какой еще Билл?
— Эддисон, конечно, — сказал я.
— Не знаю никакого Билла Эддисона.
— Разве он тут не живет?
— Нет.
— Вот те раз! — сказал я. — А мне, черт возьми, дали этот адрес.
Я снова сел за руль, запустил мотор и задом выехал на улицу.
Проехав полквартала, припарковался. Полицейские, надо думать, записали номер моей машины, так что к завтрашнему дню придется приготовить прочную легенду, если они мною заинтересовались. Я вряд ли сумел бы сейчас, экспромтом, дать им правдоподобный ответ, поэтому теперь было желательно вообще избежать любых вопросов. К тому же проезжающий мимо Арчер мог увидеть, как меня «трясет» полицейский патруль, а мне это тоже не улыбалось.
Со своего поста я наблюдал за Рода-авеню.
Проковылял большой «олдсмобиль» с вмятиной на левом борту, проехало такси. Машина с полицейскими не показывалась, хотя, по моим расчетам, они должны были возвращаться на свой пост.
Машин проехало мало — «форд», затем «шеви-универсал», потом еще одна машина — она промчалась так быстро, что я не определил ее марки.
Затем проследовала полицейская машина. Полицейские или не заметили мою машину, или махнули на нее рукой. Прошла машина той же марки и модели, что и мой агентский драндулет. Она едва ползла. Снова помятый «олдсмобиль» — на сей раз он двигался довольно резво.
Я взглянул на часы: три четверти часа, как я уже стою на месте. Решив, что горизонт чист, я включил мотор, выехал в правый ряд и дал по газам.