Гарднер Эрл Стенли. Счет девять

   — Одну из отравленных стрел? — спросил я.
   — Нет-нет, — ответила она. — Такие он хранит в особом футляре, нечто вроде колчана или мешочка с секретом. Но он сделал несколько стрел из очень легкой древесины… Приделал к ним металлические наконечники и оперение и обвил их шнуром, чтобы они плотно прилегали к стволу. Удивительно, как далеко они летят.
   — А эти стрелы украдены?
   — Эти ненастоящие? — уточнила она. — Видит Бог, не знаю.
   — Где они?
   — В выдвижном ящике стола, в его логове. Пожалуйста, не расстраивайтесь из-за этого. Он легко возбуждается и выходит из себя. Уверяю вас, уже завтра он будет смотреть на все иначе. Когда человек достигает такого положения, приходится ожидать чего-нибудь подобного. В конце концов, вещи воровали и раньше. Все его редкости застрахованы.
   Она улыбнулась Берте, затем порывисто протянула мне руку:
   — Вы не расстроитесь, мистер Лэм, не правда ли?
   — Не расстроюсь, — пообещал я.
   — Открою один секрет, — сказала она. — Истинная причина того, что мой муж вышел из себя, в том, что он ненавидит потери. Видите ли, он в течение долгого времени терял ценные экземпляры и поставил себе цель поймать вора. Он нарочно выставил приманку сегодня вечером. Вот почему ему понадобилась гласность, вся эта реклама. А в результате он позволил вору сделать еще одну попытку, и небезуспешно. Вся эта шумиха вокруг проверки приглашений детективами должна была прикрыть тот факт, что он оснастил лифт рентгеновским аппаратом.
   — Рентген в лифте? — удивился я.
   — Да. Он установил его две недели назад. Возможно, и вы попали в распознающую защитную установку. Когда входили в кабинет, включалось рентгеновское излучение. Скрытый наблюдатель видит вас насквозь: что у вас в карманах, нет ли пистолета или ножа.
   — Я видел такое в тюрьмах.
   — Итак, каждый гость, покидающий квартиру нынешней ночью, просвечивался рентгеновскими лучами.
   Вещи просто не могли быть вынесены… и все же они пропали! Извините, я пойду к мужу, плесну масла на бушующие волны.
   Она повернулась и пошла к группе посередине комнаты; ее бедра соблазнительно покачивались.
   — Проклятие! — прорычала мне Берта. — Отвлекись от ее зада. Мы тут по делу.
   — Я весь в деле, — возразил я.
   — По твоему виду этого не скажешь. Но что, черт побери, нам делать?
   — Что прикажешь.
   — Не смей взваливать все на мои плечи! — вознегодовала Берта. — Это наш общий бизнес. А между тем ты, сделав кислую мину, самоустранился, и мне пришлось одной торчать здесь, наблюдая за этими проклятыми гостями.
   — Ты не просила меня прийти, — напомнил я. — Ты пожелала одна красоваться на фотографиях. Тебе понадобилась известность. Ты была красоткой вулканического темперамента, готовой перевернуть женщину вверх тормашками и трясти, пока двухметровое духовое ружье не выпадет у нее из-за пазухи, и…
   — Довольно! — рявкнула Берта.
   — Внизу, возле двери лифта, приглашенных проверяла ты?
   — Да! — огрызнулась она. — Но не спрашивай, почему я не вычеркивала их из списка гостей, не то я стукну тебя прямо здесь, при всех.
   — Я и не собирался, — сказал я. — А поставщики провизии? Как они поднимаются наверх? Есть тут боковой лифт?
   — Нет, — ответила она. — Только один лифт. На нем все поднимается и все должно опускаться.
   — Так будь добра объяснить мне, как некто вытащил вон контрабандой неразъемное полутора— или двухметровое духовое ружье из цельного куска дерева?
   Берта взглянула на меня, ее маленькие глазки сверкнули.
   — Ты можешь ошибиться и позволить непрошеным жуликам войти, — продолжил я, — но я не считаю тебя настолько глупой, чтобы позволить кому-нибудь выйти с духовым ружьем, не заметив его.
   Берта обдумала мои слова, затем медленно усмехнулась.
   — В таком случае, оно спрятано, — изрекла она, — и должно быть где-то в квартире.
   — Если кто-либо не вытащил его через крышу.
   Берта сказала:
   — Он послал за своим страховым агентом. Хочу сделать ему заявление. Буду рада, когда он придет и я смогу убраться к чертям.
   — А как насчет полиции?
   — Об этом ни слова, — сказала Берта. — Он не желает слышать о полиции. Хочет сохранить это в секрете. Ну а ты, черт побери, что и кому хочешь доказать?
   — О чем ты?
   — О Филлис Крокетт, дорогой мой, — сказала Берта. — Она с тебя глаз не сводила и вела себя так вызывающе, что противно смотреть. Боже мой, я не понимаю, что ты с этого поимеешь. Ты же мальчик-с-пальчик.
   Дин Крокетт может поднять тебя одной рукой. Он сделает из тебя два пирога с потрохами.
   — Только полтора, и без начинки, — уточнил я.
   — Хорошо, полтора без потрохов, — сказала Берта. — Но… — Она вдруг замолчала и задумчиво оглядела миссис Крокетт. — У Дина Крокетта есть все для семейного благополучия, — изрекла она. — А у его жены ничего нет.
   — Ты хочешь наставить меня на путь истинный? — спросил я Берту.
   — Да. Я хочу, чтобы ты поговорил со страховым агентом, когда он придет. Лучше, если это сделает мужчина.
   Дверь лифта открылась, и в сопровождении Мелвина Отиса Одни из него вышел человек в строгом сером костюме. Он выглядел так, будто собирался лечь спать, но его подняли и велели прийти сюда. Крокетт поверх голов подозвал нас и представил. Страхового агента звали Уильям Эндрю. Он сделал какие-то записи и начал задавать вопросы.
   — Во сколько вам обошелся нефритовый Будда? — спросил он Крокетта.
   — В девять тысяч, — ответил тот не моргнув глазом.
   — Резной нефрит?
   — Нефрит очень высокого качества, — уточнил Крокетт. — Во лбу рубин.
   — У вас недавно украли такого же нефритового Будду? — спросил страховой агент.
   — Да. Это был его двойник.
   — Они похожи?
   — Да.
   — Во всех деталях?
   — Я сказал вам, это близнецы.
   — Но того вы оценили в семь тысяч пятьсот, — заметил страховой агент.
   Крокетт поморгал с минуту, но быстро нашелся:
   — Девять тысяч долларов — это общая сумма, в нее входит стоимость и нефритового Будды, и духового ружья.
   — Понятно, — согласился страховой агент. — Девять тысяч долларов за оба предмета. Значит, за духовое ружье — пятнадцать сотен.
   — И еще стрелы, — добавил Крокетт.
   — О да. Сколько стрел?
   — Шесть.
   — Вы можете определить, сколько за духовое ружье и сколько за стрелы?
   — Нет, — коротко сказал Крокетт. — Не могу. На самом деле обе вещи бесценны. Стрелы пропитаны ядом, который не полагается ввозить в нашу страну. Это полностью оснащенное духовое ружье абсолютно уникально.
   Его невозможно заменить. Это…
   — Знаю-знаю, — прервал страховой агент. — Я просто пытаюсь обосновать оценку для нашей компании.
   Все в порядке. Пятнадцать сотен за духовое ружье со стрелами и семьдесят пять — за нефритового Будду. — Он взял кожаный чемоданчик-дипломат, вынул из него бланк и начал торопливо писать, используя дипломат как письменный стол.
   — О, не обязательно делать это сейчас, ночью, — вдруг смягчившись, разрешил Крокетт. — Я, знаете ли, очень разволновался. В сущности, звонить вам особой нужды не было, но…
   — Нет-нет. — Страховой агент ненадолго оторвался от писания, чтобы взглянуть на Крокетта с приятной улыбкой. — Мы для этого и существуем, такое обслуживание мы и стараемся обеспечить… Подпишите здесь, мистер Крокетт, и мы пришлем чек по почте. Больше мы вас не побеспокоим.
   Крокетт прочел заявление и подписал его. Страховой агент открыл свой дипломат, сунул в него бумагу, поклонился каждому, произнес: «Доброй ночи… Хотя правильнее сказать, с добрым утром» — и направился к лифту.
   Берта выглядела «умирающим лебедем», поэтому я сказал Крокетту:
   — Я полагаю, нам тут больше делать нечего.
   — Какого черта нечего! — огрызнулся он. — Я хочу вернуть свое имущество.
   Я улыбнулся Берте и пояснил Крокетту:
   — Коммерческий директор фирмы — она.
   — Что вы имеете в виду? — спросил Крокетт.
   — Я имею в виду, — ответил я, — что вы наняли наше агентство, чтобы не пропускать незваных посетителей, а не для того, чтобы вернуть украденную собственность. Если хотите поручить нам отыскать ваши вещи, то это отдельная работа.
   Его лицо вспыхнуло, он шагнул было ко мне, но остановился.
   — Будь я проклят, вы правы, — сказал он. — Полагаю, я должен перед вами извиниться, Лэм. Я недооценил вас, когда встретил.
   — Оставим это, — промолвил я.
   Берта произнесла с гордостью:
   — Насчет Дональда многие ошибаются. Он невысокого роста, но крепок и умен, как черт.
   — Смени пластинку, Берта, — попросил я.
   — Я-то насчет него не ошиблась, — сказала Филлис Крокетт, подавая мне руку. — Я сразу узнаю талантливых людей. Доброй ночи, мистер Лэм. Я рада была познакомиться с вами. Уверена, что утром мой муж обсудит с миссис Кул все деловые вопросы. — Она повернулась к Берте: — Доброй ночи, миссис Кул.
   Я крикнул Мелвину Отису Олни, провожавшему страхового агента:
   — Задержите лифт, Олни, мы спустимся вместе и сэкономим один спуск.
   — Хорошо, задержу, — пообещал Олни.
   Я постарался избежать рукопожатия Крокетта, чтобы не дать ему возможности покалечить мне руку. Мы пожелали друг другу доброй ночи, вошли в лифт, и дверь закрылась. Страховой агент посмотрел на меня и улыбнулся:
   — Возьмите мою визитную карточку. Я знаю ваше агентство, но буду рад получить вашу личную визитку, если вы не против. Просто чтобы иметь точные сведения.
   Я дал ему одну из наших карточек. Мы спустились в вестибюль, и Олни повел частный лифт обратно вверх.
   — Вы с этого много имеете? — спросил я Уильяма Эндрю.
   — Слава Богу, да, — ответил он. — Перепадает все время. Возьмем хотя бы Дина Крокетта. Он набивает квартиру редкостями, которые насобирал в разных частях света. Время от времени возвращается домой и начинает просматривать свои сокровища. Думает, что они стоят миллион долларов. А мы даже не пытаемся предложить снизить цену. Это хороший бизнес. Никто не украдет это барахло целиком, но часто то одно, то другое пропадает, и мы выплачиваем завышенную страховку. Но страховые взносы у нас так велики, что выплаты окупаются с лихвой. Ко всеобщему удовольствию. Мы можем влипнуть только в случае пожара. Но дом Крокетта пожаробезопасен… Мы готовы оценить его «сокровища» в миллион долларов, но если он завтра умрет и его движимое имущество пойдет с молотка, знаете, сколько удастся выручить за все это? — Эндрю постучал по чемоданчику-дипломату, куда он спрятал заполненное Крокеттом заявление. Я ничего не ответил, и Эндрю продолжил: — За все охотничьи трофеи — не больше десяти тысяч долларов. Это духовое ружье он раздобыл в куче утиль-сырья и хлама. Заплатил только за провоз.

Глава 4

   Когда я на следующее утро вошел в контору, Элси Бранд сказала:
   — Берта рвет и мечет.
   — Чего ей надо?
   — Тебя.
   — Зачем?
   — Кража на приеме.
   — Я думал, она сама собирается заняться этим, — усмехнулся я. — Газеты намекают, что была нанята только она.
   Элси обычно старается не обсуждать наши с Бертой отношения, но на сей раз сказала сдержанно:
   — Сегодня утром она иного мнения.
   — Прекрасно. Отправляюсь к ней.
   Я подошел к кабинету Берты, выполнил церемонию стука в дверь и вошел.
   — Боже мой! Ты пришел почти вовремя! — истерически завопила Берта.
   — Что стряслось на сей раз?
   — Этот проклятый Будда и духовое ружье.
   — Ну и что с ними?
   — Мы должны их вернуть.
   — А на деле он вовсе не желает их возвращать, — сказал я. — Если Крокетт получит ружье и Будду обратно, ему придется вернуть страховой компании девять тысяч долларов.
   — Мне он сказал, что хочет их вернуть.
   — Так почему бы не вернуть ему их?
   — Не гни со мной такую линию. Как ты, черт побери, собираешься найти эти вещи? Пока ты не втерся в агентство, у меня был почтенный, заурядный бизнес. Учет векселей, подготовка счетов, проверка свидетельств.
   — И заурядные доходы, — напомнил я.
   — После того как ты начал работать на меня по своим методам, мы приобрели славу сумасшедшего дома.
   Я посмотрел на ее кольца с крупными бриллиантами. Берта проследила за моим взглядом и вдруг оскалилась:
   — Ладно, Дональд. Подо мной земля закачалась. Каким образом ты сумеешь провести подобное дело, не привлекая полицию?
   Она оттолкнула свое скрипучее вращающееся кресло от стола, встала и принялась ходить взад-вперед по кабинету странной походкой — крупным шагом вперевалку.
   — У него было пятьдесят два гостя, — сказал она. — Нет, еще больше. Шестьдесят два. Все с приглашениями. Я следила за каждым из них. Все они, как он сказал, «столпы порядочности»… И один из этих чертовых «столпов порядочности» украл нефритового Будду и духовое ружье. Теперь Крокетт желает их вернуть. Что ты сможешь предпринять, если нельзя обращаться к полиции? Без нее ты даже не проверишь ломбарды, а эти вещи в ломбард не попадут. Они уже в частной коллекции одного из этих гостей.
   — Если это духовое ружье не находится в квартире Крокетта, спрятанное где-нибудь под кроватью или в другом укромном месте, — предположил я.
   — Нет, — опровергла она. — Я намекнула, что один из гостей мог его спрятать, и они сегодня утром перевернули весь дом. Заглянули в каждый уголок.
   — Попробуй дать объявление в газету, — предложил я. — «Просьба к тому, кто неумышленно ушел с редкой вещью с приема, устроенного общеизвестной светской особой, сообщить через почтовый ящик 420 за вознаграждение…»
   Берта одарила меня свирепым взглядом:
   — Не шути.
   — Я и не шучу, — сказал я. Берта запыхтела. — Это неплохой, логически обоснованный совет, — продолжил я. — Ты не желаешь ему последовать, но у тебя ведь нет ничего другого.
   — Я не желаю ему последовать! — воскликнула она. — Ты тоже один их тех, кто собирается вернуть это барахло. Я свою часть работы выполнила и не собираюсь тащить на себе весь груз общего бизнеса. — Я поднял брови. — Я стояла там на больных ногах перед проклятым лифтом, была любезной с прибывающими людьми, с улыбкой просила показать приглашение… Не вешай мне лапшу на уши, Дональд Лэм! Именно тебе придется вернуть эти вещи, а я намереваюсь с этой минуты заняться другими делами. Когда этот проклятый Отис Олни говорил со мной, я намекнула ему, что за эту часть бизнеса отвечаешь ты.
   — Прелестно! — резюмировал я, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. — И как ты ладишь с Одни?
   — Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное, учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.
   — И фотограф тоже?
   — Фотограф очень мил, — не согласилась она.
   — Он был там прошлой ночью?
   — О, конечно. Снимал там повсюду.
   — Личный фотограф?
   — Смотря что ты понимаешь под словом «личный».
   Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы его каждую минуту фотографировали.
   — Под каким предлогом была устроена вечеринка? — спросил я.
   — Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привез массу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии. Убитые животные.
   Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем в руке и глупой улыбкой.
   — Ты видела эти снимки?
   — Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятого лифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так что проследила за всеми, кто пришел позже.
   — Такие были?
   — Одна пара.
   — Где он путешествовал?
   — Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще.
   Я никогда не интересовалась географией.
   — Между Африкой и Борнео огромное расстояние, — не удержался я.
   — Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тоже огромное расстояние, — съязвила Берта.
   — Какой-нибудь флаг у него был? — спросил я. — Флаг клуба приключений или что-нибудь в этом роде?
   — О, конечно, — подтвердила Берта. — Без этого не обходится. Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем — как он там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.
   — И потом забирают его?
   — Забирают.
   — Кто эти некоторые? Ты знаешь?
   — Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовский зад. Он глава одного проклятого клуба.
   Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:
   — Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе мое предложение насчет объявления в газете, не так ли?
   — Убирайся! — рявкнула она. — Не то я начну швырять в тебя чем попало.
   Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету. Мелвин Отис Олни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело. Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрирована фотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клетку великолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флага Международного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с целью содействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях, общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.
   Я вернулся в своей кабинет и спросил Элси:
   — Что ты знаешь о нашем архивариусе?
   — О Еве Эннис? Немного.
   — Она давно у нас работает?
   — Около шести недель.
   — Как реагирует на Берту?
   — Ужасается.
   — Как относится ко мне?
   — А ты сам определить не можешь? В конце концов, — произнесла она с достоинством, — я секретарь, а не сводня.
   — Запомни, — сказал я, — это бизнес.
   — Могу вообразить! — фыркнула она презрительно.
   — Пригласи ее сюда, — велел я Элси, — и держи ушки на макушке. Можешь участвовать в беседе.
   Она посмотрела на меня с любопытством:
   — К чему все это?
   — Приведи ее сюда, и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?
   — Думаю, что нет.
   — Ну так приведи.
   Элси вышла и скоро вернулась с Евой Эннис.
   Я осмотрел ее довольно внимательно. Гибкая, с хорошей фигурой, сознающая свою сексуальную привлекательность и скрывающая это под притворно-застенчивым выражением лица. Одета в облегающий свитер с высоким воротником, жакет и юбку.
   — Вы хотели меня видеть, мистер Лэм?
   — Присядьте, Ева, — пригласил я. — Я хочу поговорить с вами.
   Она завлекательно улыбнулась, выставила бюст, затем посмотрела на Элси.
   — Присядьте и вы, Элси, — сказал я. — Я хочу узнать кое-что об интимной жизни Евы, а на такой случай нужна дуэнья.
   Ева вроде бы пыталась что-то сообразить, но не сумела и ляпнула, не подумав:
   — И представить себе не могла, что девичью любовную жизнь можно открывать без дуэньи.
   Я кивнул, будто принял это замечание за воплощение здравого смысла, и сказал:
   — Я пытаюсь связаться с фотографом, который был тут на днях. Хочу предложить ему кое-какую работу.
   — О, Лионель, — оживилась она и добавила: — Лионель Палмер.
   — Вы что-нибудь о нем знаете?
   — Разумеется, мистер Лэм. Но я познакомилась с ним только позавчера.
   — Я спросил не об этом, — пояснил я. — Я спросил, что вы о нем знаете?
   — Он милый.
   — Чем он занимается?
   — Фотографирует.
   — Он рассказывал вам о своих занятиях?
   — О, да. Он путешествовал с мистером Крокеттом, чтобы превосходными снимками вести фотолетопись путешествия. Он делал цветные слайды, чтобы их потом проецировали на экран. И использовали в фоторекламе.
   Делал также цветную киносъемку и черно-белые снимки.
   Так что имеется превосходный фоторепортаж обо всех путешествиях в трех видах: на цветных слайдах, чернобелых фотографиях и цветной кинопленке.
   — Почему понадобилось такое разнообразие?
   — На лекциях мистер Крокетт показывает цветные слайды, в газеты дает черно-белые снимки, а на приемах, вроде вчерашнего, демонстрирует цветные кинофильмы.
   — Вы были на приеме прошлым вечером?
   Она скривила гримаску и сказала:
   — Нет, — коротко и резко.
   — Почему нет? — поинтересовался я. — Как я понял, вчера вы ушли отсюда с Лионелем.
   — Кто вам это сказал?
   — Полно, полно, Ева, — успокоил я. — Не надо смущаться. Вы же знаете, я детектив. Я видел, как он, закончив фотографировать, вытащил блокнот и записал номер вашего телефона.
   — Мой адрес, — уточнила она. — Он обещал отпечатать для меня снимок.
   — А он не мог послать его почтой в агентство?
   — Я хотела, чтобы его доставили мне на дом.
   — Ну и доставили?
   — Я получила его сегодня утром.
   Я усмехнулся:
   — Почта приходит после полудня. Вы, наверное, пользуетесь специальной доставкой.
   Ее глаза сверкнули:
   — В этом есть что-нибудь плохое?
   — Ровно ничего плохого, — успокоил я. — Но мы говорили о Лионеле. Не надо стесняться. Вчера вечером вы ушли с ним и сегодня вечером тоже с ним уйдете.
   — Вчера вечером я не с ним ушла, — сказала она. — Мы собирались пойти вместе на этот прием. Он… он хотел устроить так, чтобы я смогла туда проскользнуть и увидеть снимки, а потом, прежде чем он проводит меня домой, мы бы зашли куда-нибудь поесть яичницы с ветчиной. Но они там устроили бедлам, и он не смог уйти, и я не позволила ему даже попытаться провести меня тайком, потому что… ну, вы знаете, кто дежурил у лифта.
   — Вот так-то лучше, — одобрил я. Вы не собираетесь назначить Лионелю свидание?
   — Свидание?.. — произнесла она многозначительно.
   — Не будет ли слишком бесцеремонной просьба кое-что разузнать и завтра утром рассказать мне об этом?
   — А что вам нужно узнать?
   — Кое-что о вашем приятеле. Чем он вообще занимается и много ли снимков сделал прошлой ночью на этой развеселой вечеринке с танцами. Мне понадобятся отпечатки всех снятых там фотографий.
   — Зачем?
   — Мы работаем на мистера Крокетта. Я могу получить их у него самого, но предпочитаю иметь дело с фотографом. Не люблю обсуждать с клиентами свои методы розыска. Все, чего я хочу, — это провернуть дело, предъявить клиенту результаты и получить чек.
   Она немного поколебалась, почертила кончиком указательного пальчика какой-то узор на юбке, туго обтянувшей скрещенные ноги.
   — Ну как? — спросил я.
   — Ладно, — согласилась она.
   — Превосходно, — одобрил я.
   — Что-нибудь еще?
   — Ничего.
   Она поднялась с кресла и направилась к двери, но остановилась:
   — Поймите, мистер Лэм, я не хочу быть подсадной уткой. Я готова помочь во всем, если дело честное, но я никогда не вставала поперек дороги другу и не собираюсь этого делать.
   — Никто и не предлагает вам этого, — заверил я.
   — Благодарю вас, — произнесла она и удалилась.
   Элси Бранд посмотрела на меня:
   — Я полагаю, ты знаешь, что делаешь?
   — Нет еще, — признался я. — Тыкаюсь вокруг, пытаясь отыскать правильное направление.
   Хорошо, посмотрим на эту красотку. Я не знаю ничего, кроме конторских сплетен, но, говорят, на последнем месте работы с ней, правда давно, произошла какая-то некрасивая история.
   — Спасибо за частную информацию, — поблагодарил я.
   Ее глаза сверкнули:
   — Это не частная информация. Это предупреждение.

Глава 5

   Отыскав в телефонной книге координаты Международного клуба доброй воли, я выписал адрес и взял такси. Я ожидал найти нечто вроде окошечка в стене, где секретарь с неполным рабочим днем получает почту, и был весьма удивлен, обнаружив роскошную контору, позади которой находились клубная комната и библиотека. Администратор вышел ко мне, радостно протянув руку.
   — Лэм, — отрекомендовался я, пожимая ее. — Нельзя ли побольше узнать о вашем клубе? Я писатель. Хочу состряпать о нем статью.
   — Карл Экс Бедфорд, — представился приятный джентльмен, — секретарь и директор клуба. Буду рад сделать для вас, мистер Лэм, все, что смогу. Видите ли, мы немного идеалисты и полагаем, что наши намерения очень и очень важны.
   — У вас отличное помещение.
   — Только маленькое, — посетовал он. — В нашей библиотеке собраны весьма редкие книги о приключениях, географические журналы и прочее в этом роде.
   Имеется бар самообслуживания, то есть члены клуба могут сами приносить напитки, а у нас есть холодильник и достаточно кубиков льда. Клуб пока невелик, но мы надеемся расшириться.
   Я кивнул, вытащил из кармана блокнот, вошел в помещение и начал осматриваться.
   — Хотелось бы уточнить, какое периодическое издание вы представляете, — осведомился Бедфорд.
   — Я независимый солдат прессы, — ответил я. — Люблю самостоятельно добывать материалы для очерков, а затем продаю их тем, кто лучше платит.
   — Понимаю… — протянул он чуть менее сердечно.
   Я обошел комнату и просмотрел книги. Ни одной новой. Выглядели так, словно достались от других библиотек. Я вытащил наугад книгу об Африке, раскрыл и нашел имя Дина Крокетта-второго, написанное на отдельном листе.
   — Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я. — Это тот самый Дин Крокетт, путешественник?
   — О да. У нас много его книг.
   — Неужели?
   — Да. Жилищные проблемы, знаете ли. Квартиры становятся все меньше и меньше, и там не так много места для книг, как… как двадцать лет назад, когда, говорят, важные персоны жили в больших домах, или как пятьдесят лет назад, когда в каждом благоустроенном доме имелась большая библиотека.
   — Итак, Крокетт пожертвовал клубу свои книги о путешествиях и приключениях?
   — Некоторые из них.
   — А другие жертвовали?
   — Да. Наши члены очень щедры.
   — И много их?
   — Список невелик. Наш клуб, он… ладно. Честно говоря, мистер Лэм, мы стремимся скорее к качеству, чем к количеству.